Текст книги "Меткий (СИ)"

Автор книги: Евгений Беляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава 8.

Телохранитель при юном гении.

Метков в душе был уверен, что инцидент со стамбульскими полицейскими ему с рук не сойдет, и потому нисколько не удивился, когда вскоре после возвращения на родину ему позвонили и пригласили на беседу в известное здание на Лубянке. Принимал Меткова неизвестный ему полковник, назвавшийся Игорем Филипповичем Афонькиным.

– Ну, герой! – иронично произнес Афонькин, выслушав рассказ Всеволода об обстоятельствах стамбульского дела. – Ты хоть понимаешь, что теперь фактически невыездным стал?! Турки в ярости, иностранным звездам они, в принципе, готовы многое спустить, но полиция для них – это святое! В Интерпол ими уже направлен запрос на твое задержание. Неужто никак нельзя было по мирному разойтись?

– Можно, наверное, просто я с детства не выношу хамов, – пробормотал Всеволод, – а уж когда мне всякие шпаки обыском угрожают!..

– Понятно, душа супермена не стерпела такого надругательства. Только вот с блестящей спортивной карьерой теперь придется заканчивать.

– Да я, в принципе, и так уже собирался. Скучно выигрывать одни и те же турниры по восьмому разу...

– Ага, значит, новых впечатлений захотелось... Понимаю. А если мы тебя сейчас на службу Родине призовем? Двадцати семи тебе вроде как еще не исполнилось.

– Снайпером в войска? – ухмыльнулся Метков.

– Ну зачем же так примитивно использовать столь ценный биологический материал...

Всеволод насторожился: от слов полковника повеяло чем-то очень давним и неприятным, доронинским.

– Да не удивляйтесь вы, нам все про вас известно, – продолжил Афонькин. – Не знаю уж, насколько вас это порадует, но ваш способ появления на свет был повторен еще несколько раз, разумеется, в чисто научных целях и с различными изменениями генотипа эмбрионов. Уже сейчас налицо неплохие результаты, так что исследования можно было бы и продолжать, но... есть проблемы.

– Неуправляемые детишки получились? – догадался Всеволод.

– Да, вы правы, к сожалению, не слишком управляемые. Скажу больше, куда более неуправляемые, чем вы в их возрасте. С таким поведением они могут однажды капитально влипнуть, чего, прямо скажу, не хотелось бы... К тому же есть среди них один очень ценный для государства кадр... Вот если с ним вдруг что стрясется, у нас тут со многих тогда погоны полетят... Беда в том, что такой поворот событий вряд ли удастся предотвратить, не войдя к нему в доверие, а с этим – полный швах! Умен, чертенок, любого психолога с первой же фразы раскусывает, и не верит, вообще никому не верит.

– А мне, полагаете, поверит?

– Ну, вы для него в каком-то смысле родная душа, такой же искусственно сотворенный человек, только уже взрослый, опытный, без всяких там подростковых комплексов. Может, сумеете удержать его от рокового шага, если что. Короче, пойдете к нему телохранителем? Мы тогда примем вас в штат и все оформим, как полагается, в том числе и допуск к секретам.

– Так этот ребенок еще и засекречен?!

– Да, и о характере выполняемой им работы нельзя никому сообщать. Разумеется, все секретоносители ограничены в выездах за рубеж. Раньше бы я даже не рискнул обратиться к вам с подобным предложением, но сейчас, когда вы по собственной глупости и так лишили себя этой возможности...

– Хорошо, я согласен, – подумав, кивнул Метков, – только как зовут это уникальное дитя?

– Юлиан Дионисиевич Спектор, и не такое уж он уже дитя, как никак, двенадцать лет недавно исполнилось. Пока был младше, с ним еще как-то удавалось справляться, а теперь, видать, в дополнение ко всем прочим проблемам, у него еще и гормоны забурлили. Переходный возраст, черт бы его побрал!

– И чем же так ценен для государства юный Юлиан, что с ним так носятся?

– Тем, что он феноменально точный предсказатель. Некоторые даже за глаза называют его пророком. Случись что с ним, и вся наша аналитика понесет невосполнимую потерю. Короче, познакомитесь поближе – сами все поймете. Еще вопросы есть?

– Оружие у меня будет?

– А как же, и оружие, и вообще вас обеспечат всем, что только ни пожелаете.

– Ну, при моих-то капиталах я и сам себя могу обеспечить...

– Не сомневаюсь, просто я имею в виду разные технические средства, которые отсутствуют в гражданском обороте.

– И когда я должен приступить к исполнению своих служебных обязанностей?

– Желательно сразу, как только закончим со всеми формальностями.

Поступление на службу много времени не заняло, и через пару дней Меткова привезли в подмосковный особняк, обнесенный капитальным забором. В будке у ворот сидел вооруженный охранник, забор был оборудован системой сигнализации и уставлен видеокамерами. Сопровождающий Всеволода показал на входе пропуск, провел Меткова в дом и представил его начальнику охраны особняка:

– Это ваш новый сослуживец, Метков Всеволод Юрьевич, лучший в мире стрелок и по воле случая первый из ТЕХ. Прошу, как говорится, любить и жаловать. У него полный допуск и приказ не отходить от Юлиана ни на шаг. Кстати, как там мальчик, все еще бесится?

– Бог миловал, – перекрестился начальник охраны, – с утра еще посудой швырялся, а сейчас притих и звука не подает.

– Ну, может тогда и оклемается к следующему сеансу... Что врачи говорят?

– Что приступы у него раз от раза становятся все продолжительнее. И у них создается впечатление, что он сам их провоцирует. Говорят еще, что не мешало бы его капитально обследовать, но вы же знаете, он добровольно с ними сотрудничать не станет, а в психбольницу его отправить вы не позволите.

– О психбольнице пусть даже не заикаются! Знали бы вы, каких мне трудов стоило убедить Дионисия Валентиновича продолжить эти сеансы! Если он решит, что сын из-за них окончательно спятил, то может затеять скандал в самых верхах. Вы же знаете, что он вхож даже к президенту... Тогда вместо вас здесь будет стоять частная охрана, к Юлиану нас и на пушечный выстрел не подпустят, а ведь интересы службы требуют... Короче, Всеволод Юрьевич – наша последняя надежда. Если он не сумеет наладить в мальчиком контакт, мы все скоро окажемся в самой глубокой... ну, вы поняли.

Криво усмехнувшись, начальник охраны отвел Меткова в отведенную ему комнату, вкратце ознакомил с местным распорядком дня, после чего повел знакомиться с подопечным.

– Парень вот тут живет, – кивнул на роскошные дубовые двери, выходящие в коридор первого этажа в правом крыле особняка. – Вход сюда разрешен только его родителям, горничной, врачам, ну, и начальству, когда оно приезжает с вопросами государственной важности. Ты – первый человек при оружии, которого сюда допускают. Надеются, что договоришься с ним, как мутант с мутантом. Обстановочка тут странная, конечно, но ты уж не удивляйся. Парень – эпилептик, все за него боятся, как бы ни поранился во время припадка. Ну, ни пуха!...

Всеволод отворил дверь и осторожно зашел в комнату. Обстановка здесь действительно поражала воображение: всюду мягкая мебель, на полу уложены гимнастические маты, прикрытые сверху роскошным персидским ковром, такими же коврами задрапированы все стены до самого потолка. Письменный стол у окна – и тот обтянут кожей, все углы на нем скруглены и явно защищены поролоном. На диване скромно примостилась субтильная фигурка в сером костюмчике.

– Ну, здравствуй, Юлиан. Я – Всеволод Юрьевич Метков, ты про меня наверняка слышал.

– И вам того же, – мальчик на диване приподнял бледное личико. – Если мне не соврали, вы ведь тоже искусственно созданный?...

– Ага, а потом рожденный в результате нелепого случая, – усмехнулся Всеволод.

– Да-а-а, а меня папаша уже специально заказывал... – со вздохом протянул Юлиан.

– Надеюсь, ты будешь не против, если я тебя немного поохраняю? – деликатно спросил Метков.

– Да что уж там, охраняйте... Меня и так тут целый взвод охраняет, непонятно только от кого. Наверное, боятся, как бы я не сбежал...

– Ну, ты ж у нас государственное достояние! Если тебя это утешит, то меня в твоем возрасте тоже жестко контролировали, разве только за забором не держали.

– Повезло вам. А меня вон даже гулять не выпускают, – обреченно вымолвил мальчик.

– А чего так?

– Боятся, что прямо во дворе в припадке свалюсь и сам себя травмирую. Вон видите, – Юлиан с отвращением на лице махнул рукой по сторонам, – во всей комнате ни одного острого угла, одни ковры да подушки! В девятнадцатом веке в королевских семьях так гемофиликов содержали, ну, чтобы не ушиблись обо что случайно. Но я то!.. У меня же со свертываемостью крови все в порядке, мне эти синяки – тьфу! Я уж сколько раз им всем говорил, а они все равно...

– Наверное, боятся, что ты как малолетний царевич Димитрий на ножичек напорешься, вот и дуют на воду, – хмыкнул Всеволод.

– Ага, будто я прям дитя неразумное!

– Нет, разумное, конечно, но... ты вроде как эпилептиком считаешься?

– Считаюсь... – вздохнул Юлиан. – Эпилептики чем от нормальных людей отличаются? Тем, что у них в головном мозге на порядок больше связей между нейронами. Ну, и у меня тоже. Вот почему, думаете, многие гениальные полководцы эпилептиками были? Юлий Цезарь, Наполеон тот же. Потому что для того, чтобы хорошо войсками управлять, надо в уме сразу много мелких деталей держать. А для этого надо работу мозговых структур распараллелить. Недаром тот же Цезарь мог одновременно несколькими делами заниматься! У тех, у кого межнейронных связей больше, это лучше получается. Зато и возбуждение мозговых структур у них больше, очень легко перейти границу, за которой следует срыв, и весь процесс тогда идет вразнос, отсюда и припадки...

– Погоди, но это же вроде как лечится?

– Лечится, конечно, но только путем подавления мозговой активности, а этого-то мне и нельзя. Кому я буду нужен такой заторможенный...

Охваченный грустными мыслями Юлиан затих и уставился куда-то в пол. Всеволод осторожно присел рядом на диван и положил мальчику руку на плечи. Почувствовав поддержку, паренек немного оттаял.

– Ну, ты то пока не полководец, чего же нашим доблестным спецслужбам от тебя надо-то, а?

– Прогнозов всяких, – Юлиан завозился и потеснее прижался боком к Меткову. – Вон видите, там материалы всякие лежат, – мальчик показал рукой на стол, где действительно высились две приличные стопки бумаг: в правой были газеты, в левой – сброшюрованные листы и какие-то папки. – Все это мне изучать приходится, а потом анализировать. Этим, конечно, и без меня есть кому заниматься, но у меня гораздо лучше выходит.

Всеволод поднялся, подошел к столу и перебрал правую стопку. Практически все газеты были на иностранных языках.

– А кто для тебя их переводит?

– А зачем? Я на восемнадцати языках читать умею, ну, если попадется что экзотическое, тогда, конечно, переведут.

– На восемнадцати?! – присвистнул Метков. Сам он вполне обходился разговорным английским, из языков тех стран, куда заносила его спортивная судьба, помнил лишь несколько обиходных выражений, хотя не способным к языкам себя не считал. – Это ж сколько времени надо на их изучение?

– Да не так уж и много, – промолвил Юлиан, – я бы и куда больше, наверное, выучил, если бы надобность возникла. А что еще делать-то, коли чтение – это мое единственное занятие? Вот говорить на них даже не знаю, смогу ли, я фонетикой не заморочиваюсь, да и нужды в том никакой нет. И я не только эту современную макулатуру читаю, папаша мне еще всякие исторические документы подсовывает на мертвых языках, надеется, что я и в качестве дешифратора себя проявлю. Вон, крито-минойская письменность до сих пор не расшифрована!

– А польза-то от всего этого какая есть?

– Ну, от расшифровки древних рукописей – только престиж, наверное. Денег-то у папаши и так куры не клюют, и все на биржевых спекуляциях заработано.

– С твоей помощью?

– А как же! Не, он и до моего рождения весьма крутым дельцом был, собственной брокерской компанией даже владел. Мамаша все никак забеременеть не могла, он ей оплатил процедуру искусственного оплодотворения, ну, ему и подсказали тогда, что есть возможность получить улучшенное потомство. Как говорится, сочетать приятное с полезным. Я ж в год заговорил, в полтора уже буквы читать научился, а когда мне пять исполнилось, он мне уже всякие финансовые газеты давать начал, графики биржевые показывал и ненавязчиво так интересовался, что я обо всем этом думаю. Думал я тогда, конечно, еще фигню всякую, но постепенно научился предугадывать, вверх завтра курс пойдет или вниз. В десять лет я уже лучших биржевых аналитиков за пояс затыкал, папаша принялся следовать моим рекомендациям и стал богатеть, как на дрожжах. Разбогатеть-то разбогател, но и власти наши быстро просекли, что он не собственным умом до всего этого допер, трясти его начали, про мои успехи дознались, ну и, разумеется, заставили мной поделиться. Только их не биржевые индексы интересуют, а вероятность наступления тех или иных событий. Я и это неплохо могу высчитывать. С тех пор работаю и на семью, и на родное государство. Папаша на те деньги вот этот домище отгрохал, целую свору прислуги нанял, и даже медиков персональных. Государство тоже не поскупилось, вон какую систему безопасности наладило, что в твоей тюрьме, одних только охранников сколько... Вас ведь тоже по этой линии припахали?

– Угу, по этой... Только ты меня, пожалуйста, своим тюремщиком не считай.

– Да я и не считаю...

– Когда у тебя следующий сеанс пророчеств-то?

– Да завтра уже... Слушай, мне до ночи вот всю эту фигню прочитать надо.

– Не смею мешать.

– Ага.

Юлиан перебрался с дивана за стол и взялся за газеты. Читал он очень быстро, словно не читал даже, а фотографировал глазами страницы. Поняв, что он тут сейчас лишний, Всеволод вышел из комнаты подопечного и отправился обустраиваться.

Вновь они встретились на следующее утро после завтрака. Юлиан был молчалив, угрюм и совсем не расположен к продолжению общения. Посетители должны были явиться уже через час, и хорошего настроения это мальчику явно не добавляло.

Когда гости в штатском вошли в дом, встречать их вышел высокий представительный мужчина в дорогом костюме. Как понял Метков, это и был отец Юлиана и владелец данного особняка. Остановившись в коридоре перед дверями комнаты мальчика, гости заспорили с хозяином. Речь шла об очередности поставленных перед Юлианом вопросов.

– Но, Дионисий Артурович, – молитвенно сложил руки старший из гостей, – как вы не можете понять, это вопрос особой государственной важности! Сам президент интересуется!..

– Да у вас, по-моему, все вопросы «особой государственной важности»! – басил Спектор-старший. – Мы же договорились, два ваших, третий обязательно мой. Он же в прошлый раз и половины отработать не успел, как в припадок свалился. Вы черте чем интересуетесь, а у меня бизнес страдает!

– Да ладно вам, Дионисий Артурович, ну, уступите в последний раз!...

Все же сойдясь на чем-то, гости с хозяином всей толпой ввалились в двери. Всеволод просочился вслед за ними. Одарив посетителей затравленным взглядом, Юлиан вздохнул и промолвил, что он готов.

Вопросы, что задавали мальчику, оказались для Меткова темным лесом. Это были либо какие-то нюансы политической кухни, понятные лишь профессиональным аналитикам, либо нечто, связанное с рыночной конъюнктурой и, увы, не просчитываемое математическими методами. Как ни удивительно, двенадцатилетний Юлиан во всем этом прекрасно разбирался. Работа шла в режиме диалога, помимо той информации, что мальчик прочитал загодя, на него прямо тут вываливали лавину новой информации, то ли особо свежей, то ли настолько секретной, что ее нельзя было оставлять парню в печатном виде. Юлиан поглощал все это, тут же анализировал и оглашал свое мнение. Но достаточно было взглянуть на мальчика, чтобы понять, как тяжело ему все это дается. Паренек то и дело впадал в транс, заметно бледнел, откидывал голову, сжимал кулаки от напряжения, потом, решив очередную задачу, выпаливал ответ и облегченно выдыхал, вытирая пот со лба, к лицу его вновь приливала кровь. Чуть расслабившись, он ждал следующего вопроса. Гости и отец мальчика, узнав желаемое, удовлетворенно кивали, и тут же вновь начинали судорожно перелистывать свои бумаги.

Сколько все это заняло времени, Всеволод не понял, лично ему показалось, что никак не меньше часа. Закончился сеанс, увы, вполне прогнозируемо: во время решения какого-то особо сложного вопроса на губах Юлиана выступила пена, он попытался что-то сказать, но только захрипел и вдруг рухнул в корчах на мягкий пол. Дионисий Спектор тут же поспешил овладеть ситуацией и стал раздавать отрывистые команды:

– Врачей сюда немедленно! Откройте ему рот! Следите, чтобы язык не запал!

Прибежавшая через считанные секунды врачебная бригада уложила Юлиана на диван. Пожилой врач показал Спектору-старшему какую-то ампулу и предложил сделать мальчику укол, но Дионисий отрицательно замотал головой и даже рыкнул на доктора.

– Ничего, оклемается, не в первый же раз... – с этими словами отец Юлиана покинул комнату, гости поспешили убраться вместе с ним.

Через некоторое время мальчик перестал дергаться, задышал ровнее, потом вообще затих.

– Спит, – пояснил Меткову облегченно вздохнувший врач. – Когда проснется, вы уж, голубчик, будьте с ним рядом, а то нас он видеть не хочет, а с психикой у него что-то скверное, бывает, что и в повторный припадок впадает.

Всеволод кивком подтвердил, что никуда не уйдет.

Проспал Юлиан недолго, но проснулся в самом ужасном настроении. Мальчик отупело бродил по комнате, скрежетал зубами и даже порывался удариться лбом о стол, издавая при этом какие-то бессвязные звуки.

– Да успокойся же ты! – Метков, наконец, перехватил мальчика и почти насильно усадил его рядом с собой на диван. – Все кончилось, все тобой очень довольны!

– Ты не понимаешь... – жалобно выдохнул Юлиан, – и никто не понимает... Они ж из корысти все эти вопросы задают... Папаша конкурентов-биржевиков перехитрить хочет, те, из спецслужб, какие-то свои нечистые политические комбинации проворачивают. Грех это...

– Так и их конкуренты и противники тем же самым заняты, – резонно возразил Всеволод. – В бизнесе и большой политике, знаешь ли, святых не водится!

– Может быть, и заняты, – пробормотал Юлиан, – только ведь у них возможностей таких нет! Я один могу предугадать, как события будут развиваться. И папаша мой со спецслужбистами от меня это знают, а все остальные могут только гадать. В бизнесе это инсайдерской информацией называется, и те, кто ей пользуются, считаются преступниками! В политике это вроде как законно, но все равно ведь грех. Грех, понимаешь!

– Но ведь не твой же!

– И мой тоже! Они же не насильно эти сведения у меня вырывают! Просто слабохарактерный я... трусливый... Боюсь, что если работать с ними откажусь, они меня в психушку засунут, а там какую-нибудь сыворотку правды вколют, чтоб совсем волю подавить. Боюсь, что книг лишат, и останется только эту муть читать, – мальчик мотнул головой в сторону свежей стопки газет, доставленной ему в комнату. – Всего боюсь... а в результате работаю на них и сам с того всякие блага имею... ну, всякие деликатесы жру, любые книги по первому желанию мне приносят, целая бригада медиков, вон, одного меня обслуживает. А грехи-то все копятся... на душе моей тяжким грузом виснут... Я это знаю... чувствую... И искупить их мне не даю-у-ут! – Юлиан расплакался и закрыл лицо руками. Попытки Всеволода как-то успокоить его ни к чему не приводили: мальчик рыдал все горше, плечи его судорожно вздрагивали, казалось, дело идет к еще одному припадку.

– Да как ты искупать-то эти свои грехи собираешься? – попробовал воззвать к его разуму Метков. – Конкурентов оповещать поздно, как говорится, дорого яичко к Христову дню, а сейчас им эта устаревшая информация уже никак не поможет.

– Да я понимаю, – сквозь всхлипы вымолвил мальчик, – сказанное слово назад не воротишь, но можно ж за него расплатиться, ну, болью там, кровью... Так не дадут же! Вон, все вокруг мягким обили, а стоит мне только заикнуться о таком, так точно в психушку отпра-а-вят!...

Глядеть на истерично рыдающего паренька Всеволоду было неловко, страшно хотелось ему помочь, но вот как? Тут память услужливо выдала картинку из его собственного детства: озеро в Жигулях, Борька Синькин, лежащий голышом на траве, и Поярков, охаживающий Борьку по заднице ивовыми прутьями. В этом доме такое и представить было дико, но... как еще он мог снять тяжесть с души Юлиана?

– Кончай реветь, я тебе помогу, – покровительственно похлопав мальчишку по плечу, Метков отправился на кухню, вооружился там ножом и вышел во двор.

При особняке был небольшой сад, ивы там, правда, не росло, зато изобильно разросся окультуренный орешник. Всеволод срезал пяток длинных гибких прутьев, зачистил их от листьев и боковых побегов и понес в дом. Попавшийся по пути охранник выпучил на него глаза, но промолчал. В конце концов, именно Меткову поручили наводить с мальчиком контакты и к тому же обязали обеспечивать его всем, чего он только ни пожелает.

Когда Всеволод вернулся в комнату, Юлиан лежал на диване, уткнувшись лицом в подушку. Из взвинченного состояния он перешел в глубоко депрессивное, но при появлении Меткова все же соизволил поднять голову и, увидев прутья в руках старшего товарища, бросил на него вопросительный взгляд.

– А это... зачем?

– Будем тебя от грехов освобождать. Раздевайся. Ну, можно не полностью, но попу обнажи.

Глаза мальчика округлились, он медленно встал с дивана.

– А нам... разрешат?..

– А мы и спрашивать ни у кого не будем. Ну, снимай штаны. Или ты уже не хочешь?

– Х-хочу. К-конечно, х-хочу... – заикаясь от волнения, промолвил Юлиан и принялся судорожно стягивать с себя брючки и трусы.

– Ложись на живот, руками держись за подушку, – продолжал командовать Всеволод.

Мальчик немедленно повиновался. Тощенькая белая попка, по которой явно не то что прутьями не проходились, но даже ладонью, наверное, ни разу крепко не шлепнули, сжалась и покрылась гусиной кожицей, все тело паренька содрогалось от нервной дрожи.

У Меткова не было ни малейшего опыта в этом деле, но уж раз вызвался, то будь добр соответствовать. Выбрав прут получше, он размахнулся и с силой опустил его поперек обеих детских ягодиц. Юлиан дернулся и громко взвизгнул.

– Что, очень больно? Мне перестать?...

– П-продолжай! – дрожащим голосом выкрикнул мальчик. – Б-бей с-сильнее! Еще с-сильнее!

Ужасаясь себе самому, Всеволод нещадно полосовал несчастную попку. Не привычный к боли Юлиан вопил во весь рот, извивался на диване, но ни разу не попытался прикрыться, так крепко вцепившись пальцами в диванную подушку, что даже чуть ее не порвал. Да и вместо обычных для мальчишки в его положении воплей «Нет!» и «Хватит!», он орал «Да!» и «Сильнее!». К концу экзекуции белая прежде мальчишеская задница являла собой сетку вздувшихся багровых полос на ярко-красном фоне, кое-где на их пересечениях проступила кровь. Метков понимал, что с такой попой Юлиану еще долго будет больно сидеть даже на его мягком диване, но, странное дело, едва прекратили свистеть розги, мальчишка расслабился и разлегся с блаженным выражением на зареванной мордашке. Всеволод осторожно погладил его по макушке. Юлиан повернулся к нему лицом, и Метков с удивлением обнаружил, что впервые за время их знакомства на лице этом сияет улыбка.

Глава 9.

Мальчик-павлин.

– Да ты просто гений педагогики! – полковник Афонькин, развалившись в кресле, чуть ли не с любовью взирал на Меткова. – Вот никогда бы не подумал, что этого истеричного мальчишку можно утихомирить розгой!

– Он истеричный, потому что несчастный, – вздохнул Всеволод и осторожно добавил, – был.

– Именно что был! Сейчас, говорят, он такой спокойный стал, умиротворенный, с медиками больше не цапается, даже припадки у него стали реже происходить. Дионисий Артурович заявил даже, что хотя всегда был противником подобных методов воспитания, но ради интересов дела готов перебороть себя и лично взяться за розгу.

– Это вы к чему? – осторожно осведомился Метков. – Юлиан мне как-то больше доверяет.

– Доверяет, я разве спорю. Но поскольку у него в общем все наладилось, сможет же, наверное, прожить месяц и без твоего присутствия. Я тебя сюда зачем вызвал-то? Не один он у нас такой искусственно сконструированный. Он, конечно, для страны наиболее ценен, но и других на произвол судьбы бросать не следует, особенно, когда с ними проблемы... В общем, боюсь, придется тебе немного поработать телохранителем еще одного юного субъекта, да еще за рубежом.

– Так я ж невыездной теперь! – усмехнулся Всеволод.

– Ради такого дела мы тебе дипломатический паспорт выпишем, МИД готов всячески содействовать, тем паче, что проблема-то как раз у них.

– У дипломатов? Очень интересно.

– Видишь ли, у жены одного весьма перспективного сотрудника МИДа были те же проблемы, что и у твоей матери... Он оказался достаточно влиятелен, чтобы продавить повторение опыта сразу после того, как стали известны результаты твоего обследования. Собственно, именно его сын Геннадий стал вторым генетически измененным ребенком, Юлиан родился уже позже. Никаких особых требований при его конструировании заказчики не предъявляли, лишь бы здоровым оказался, ну и, желательно, красивым. Эксперимент прошел успешно, по крайней мере, со здоровьем у парня проблем нет никаких.

– А с чем есть?

– С чрезмерной раскованностью. Мальчик оказался совсем без комплексов. Обычно в таких случаях все пеняют на воспитание, не знаю, может родители действительно слишком многое ему позволяли, все же единственный ребенок, да еще так трудно доставшийся, но у меня подозрение, что без генетики тут тоже не обошлось. Нормальным, психически здоровым детям все же свойственно усваивать нормы поведения, установленные в обществе, этот же... Его из нескольких школ исключить успели!

– Хулиганил много?

– Да как тебе сказать... С точки зрения педагогов, наверное, хулиганил. Но ты не думай, он совсем не агрессивный, в драки первым не лез и школьное имущество намеренно не портил, просто вел себя... эээ... излишне вольно. Последний раз его выгнали с формулировкой «за разложение школьного коллектива». Ладно, родители его – люди не бедные, могли и частных учителей ему нанять, и те его хоть как-то контролировали, но сейчас мальчик вошел в подростковый возраст и пустился, что называется, во все тяжкие...

– И родители с ним уже не справляются.

– Увы. А тут ко всем прочим проблемам отца Геннадия назначили консулом в США. Очень важное назначение, от такого не откажешься, да и в МИДе очень рассчитывают на его продуктивную деятельность. Без супруги на несколько лет в другую страну не отправишься, а та взбунтовалась: не позволила отдать Геннадия в интернат, дескать, там его с таким нестандартным поведением начнут бить и вообще ломать по-всякому. Пришлось брать шалопая с собой, а он и в Америке ничуть не изменился! Короче, в консульстве от его поведения уже волком воют, всерьез опасаются дипломатических осложнений и умоляют прислать кого-нибудь, кто найдет с мальчиком общий язык или, на худой конец, сумеет уберечь его от конфликтов с местным населением. Как понимаешь, лучше твоей кандидатуры нам не найти. Ну, попробуй, поработай маленько с ним, может, хоть тебя он послушается! А то вдруг его ненароком там прибьют!

– Ну, если так вопрос ставится, придется ехать... – вздохнул Всеволод.

Пока Метков оформлял документы и переезжал на место новой службы, его будущий подопечный времени зря не терял и умудрился таки попасть в один из полицейских участков Чикаго.

– И что, обязательно было задерживать сына российского консула и создавать на пустом месте международные осложнения?! – Дэвид Макинтайр нервно мерил шагами кабинет шерифа. – Вам невдомек, что русские такого не прощают? Что теперь надо ждать провокаций против детей наших дипломатов в Москве или Санкт-Петербурге?

Шериф Уильямс Брэдли в изнеможении закатил глаза:

– Я понимаю проблемы Госдепартамента, но поймите и вы наши. На этого мальчишку подали уже с дюжину заявлений, а сколько их станет после последнего инцидента, мне даже представить страшно. Может быть, где-нибудь в Калифорнии к такому давно привыкли, но здесь все же Иллинойс! У нас не принято разгуливать по улицам в столь непотребном виде!

– Он что, голым ходил?

– Да лучше бы голым! К натуристам люди в принципе уже привыкли, да те и не ведут себя никогда столь вызывающе! Нет, формально этот русский парень был одет, но во что?! В какие-то голубенькие штанишки, сзади едва прикрывающие ягодицы, а спереди разве что пах. На ногах при этом у него были какие-то странные сандалетки с петушиными шпорами, на запястьях – дурацкого вида браслеты с торчащими во все стороны перьями, а на башке – пышный головной убор неописуемой формы с султаном из перьев. Нет, на индейцев совершенно не похоже, вот на какого-нибудь декоративного петуха – очень может быть. Но это еще полбеды. За ним волочился хвост из павлиньих перьев! Да ладно бы просто волочился, он же еще этот хвост распускал!!!

– Каким это, интересно, образом?

– Да в эти его штанишки весьма забавный механизм был вмонтирован. Перья сзади были вставлены в особый держатель, который в штатном состоянии держал их собранными в пучок и опущенными, а при получении определенного сигнала разводил их веером на манер павлиньего хвоста и задирал почти вертикально вверх. Каким образом подавался сигнал, мы так и не разобрались, мальчишка пояснять отказывается, но у меня есть весьма нехорошие подозрения. Короче, этот русский тинейджер прямо на улице отплясывал нечто, напоминающее бразильскую самбу, и при появлении симпатичных сверстниц противоположного пола распускал свой павлиний хвост. Вы представляете их реакцию?!