Текст книги "Вакансия на жизнь (СИ)"

Автор книги: Евгений Беляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Нагира. Среди аотингерских пацанов не принято было стучать друг на друга. У

каждого из мальчишек есть свои маленькие грешки, и если товарищи по классу

станут доносить друг на друга учителю, баллы в итоге снимут со всех, и кому

тогда станет лучше? Ведь только не между собой они конкурируют, а со

сверстниками по всей планете, где пацаны не станут по глупости строить козни

своим товарищам. Поведение Нагира попирало все законы мальчишеской чести, и

разъяренный Огинки совсем потерял голову. Едва за воспитателем закрылась дверь

палаты, мальчик накинулся на своего обидчика с кулаками, чего ни разу не

позволил себе со времен учебы в первом классе. Оказалось, что воспитатель отошел

совсем недалеко, и с Огинки немедленно сняли еще 10 баллов, теперь уже за драку.

Это была катастрофа. Он приехал в лагерь уверенным в себе молодым человеком, чья

суммарная оценка легко гарантировала ему получение вакансии на жизнь и даже

обеспечивала некий запас прочности, уезжал же отсюда жалким неудачником,

которому еще где-то надо будет добирать недостающие баллы. Не стоит и говорить,

что весь дальнейший летний отдых был безнадежно испорчен.

Когда ребята приступили к учебе в шестом классе, до Дня Истины оставался один

месяц. В первую же неделю весь класс погнали на диспансеризацию. Огинки и раньше

приходилось участвовать в таких мероприятиях, но тогда ребят осматривали всего

лишь по семь-восемь врачей, сейчас же их, кажется, решили показать всем

специалистам, какие только имелись в городской поликлинике. У ребят осматривали

каждый орган, просвечивали их по-всячески, брали анализы, явно старались

отыскать самые незначительные отклонения в здоровье. Особенно противно было в

кабинете у проктолога, где каждому сперва ставили клизму, а затем засовывали в

задницу какую-то резиновую кишку для внутреннего осмотра. К счастью, никаких

болячек у Огинки не обнаружили, но так повезло далеко не всем...

У кабинета глазного врача Огинки увидел грустного Тайвиса, одного из тех

немногих мальчишек, кто еще претендовал на получение вакансии на жизнь. Мальчик

этот оставался приятелем Огинки, он был неплохо начитан, и с ним, по крайней

мере, было о чем поговорить. Свое слабое здоровье Тайвис старался

скомпенсировать отличной учебой и примерным поведением. На экзаменах за пятый

класс он заработал 37 баллов, всего на три балла меньше максимально возможной

оценки, да и то только потому, что среди десяти предметов, по которым

определялась школьная успеваемость, почему-то значилась физкультура... Тайвис

честно занимался общественной работой с первого класса на должности классного

библиотекаря, за что получил свои дополнительные три балла. За последний год он

заработал всего два замечания, да и то исключительно по причине собственной

недотепистости. Но вот на здоровье он терял много. Тайвис частенько простужался

(10 баллов долой!), у него было несколько кариесных зубов (еще минус пять

баллов), к тому же имелась какая-то хроническая болезнь дыхательных путей,

стоившая ему еще десяти баллов. Спортом он не занимался, так что по критерию

физического совершенства набирал только 55 баллов. В сумме выходило 233, но он с

уверенностью рассчитывал получить еще хотя бы два балла на конкурсе красоты (ну,

не урод же он какой в самом деле!). Можно было надеяться и на большее, но Тайвис

страдал неуверенностью в своей внешности, впрочем, 235 баллов ему бы вполне

хватило, за всю историю планеты проходной балл на получение вакансий на жизнь не

поднимался выше этой суммы.

– Что с тобой? – спросил Огинки.

– У меня зрение упало... – прошептал Тайвис.

– И намного?

– Пока нет, но один балл сняли... Говорят, чтобы меньше читал, а как тогда

учиться?

Вот еще беда. Конечно, Тайвис скорее всего сможет пройти и с 234 баллами, но он

из тех, кто не может жить без стопроцентной уверенности в своих перспективах,

еще разнервничается, и тогда будет только хуже. Тайвис тем временем поднял на

Огинки свои большущие темные глаза и спросил:

– А ты на конкурс красоты пойдешь?

– Конечно, пойду, а куда деваться!

– Ты красивый, ты, может, и на национальный конкурс попадешь, а мне вряд ли

больше двух баллов дадут...

– Да успокойся ты, Тай, ты нормальный мальчишка, три балла ты наверняка

получишь, и перестань нервничать, тебе же еще к психиатру на прием идти, вот

поставит он тебе диагноз «невроз», так потеряешь сразу десять баллов! – произнес

Огинки и, бросив еще один взгляд на вмиг испугавшегося Тайвиса, пошел прочь по

коридору.

Городской конкурс красоты состоялся на следующей неделе. На него записались

всем классом, поскольку баллов не хватало никому, а тут можно было прлучить хотя

бы три-четыре дополнительных. Конкурсы для мальчиков и девочек проводились

раздельно. Первым делом всех конкурсантов заставили раздеться догола и в таком

виде предстать перед городской комиссией. Мальчишки жутко смущались (половину

комиссии составляли женщины), но выполняли все указания. Интересно, девочек

осматривают в таком же виде? Там ведь в комиссии есть мужчины... Тайвис все же

получил свои законные три балла, так что теперь за него можно было не

беспокоиться: при своем примерном поведении он за оставшееся время никаких ляпов

не допустит. Огинки комиссия уделила особое внимание и назвала в числе

победителей: пять баллов за победу на городском конкурсе плюс путевка на

провинциальный, где можно было заработать еще три дополнительных.

Провинциальный конкурс красоты оказался еще хуже: мало того, что опять раздели,

так еще заставляли принимать самые различные позы, меряли, ощупывали в разных

местах, кожу по всему телу разглядывали чуть ли не через лупу – искали дефекты и

подсчитывали родинки... Видимо, что-то нашли и у Огинки, поскольку в числе

победителей его не назвали, но два балла все же добавили, так что теперь у него

было семь баллов за красоту и 234 в общей сумме. У Огинки полегчало на сердце:

перед самым конкурсом обнародовали заявление экспертов, что по предварительным

данным проходной балл в этом году не поднимется выше двухсот тридцати четырех.

До Дня Истины оставалось чуть больше недели...

Увы, судьба была к нему немилосердна. Через два дня на уроке генетики едва он

разложил на парте учебные пособия, как услыхал вопрос учительницы Веакло:

– А где твой гведжхор?

Гведжхором назывался прибор для одновременного разглядывания и операций над

отдельной клеткой, довольно дорогой, но незаменимый при практических занятиях

генетикой.

– У меня дома лежит. А что?

– Я же говорила на прошлом уроке, чтобы все принесли эти приборы, будет

практическая работа.

– Но я тогда ездил на провинциальный конкурс красоты!

– Это мне известно, но тебе должны были передать.

– Но мне ничего не передали! А кому вы поручали мне это передать?

Веакло на мгновение осеклась. Она действительно тогда сказала всему классу,

чтобы принесли на следующий урок свои гведжхоры, и просила передать это всем

отсутствующим, но как-то замоталась под конец урока и не назначила никого

ответственным за выполнение этого поручения.

– В любом случае, ты должен был позвонить и справиться у товарищей, что задано

на следующий урок! А так ты не готов к уроку. Придется объявить тебе замечание!

– Но это же несправедливо!!!

– Не смей кричать на учителя! За пререкания объявляю тебе еще одно замечание!

«Это конец. Теперь мне уже ничто не поможет...» – думал Огинки, усаживаясь на

свое место.

Последнюю неделю перед Днем Истины Огинки прожил как на автопилоте. Он

механически что-то читал, не вдумываясь в прочитанное, механически отвечал на

уроках, ничем абсолютно не интересовался, даже транслировавшийся по всем каналам

финал планетарного конкурса красоты прошел мимо его внимания. Каждый год в День

Истины в Аотингере подростков, претендующих на получение вакансий на жизнь,

вместе с их родителями собирали для подведения итогов в огромном зале на 10

тысяч мест, в котором в остальные дни проводились концерты заезжих знаменитостей

и спотривные соревнования. Огинки поплелся на это собрание, как на казнь.

Представитель городских властей огласил окончательное число вакансий на жизнь на

этот год по всей планете, назвал проходные баллы для мальчиков и для девочек, а

также количество тех и других, набравших полупроходной балл, и количество

подлежащих распределению среди них вакансий. Последняя информация сразила Огинки

наповал. Полупроходной для мальчиков оказалась сумма в 233 балла, причем из

числа набравших ее вакансии на жизнь получали почти все! У Огинки не было ни

наследственных болезней, ни душевных заболеваний, он не совершал умышленных

преступлений, у него была высокая сумма баллов по критерию физического

совершенства. Если бы он неделю назад смиренно принял замечание и не влез в

пререкания с учительницей, он обязательно получил бы вакансию! А так из всех

мальчишек его класса она досталась только Тайвису...

Дальше на сцене поздравляли подростков, доказавших свое право на жизнь, и

вручали им документы, удостоверявшие, что обладатели оных являются отныне

полноправными гражданами Дениды. Во время этого торжественного акта большая

часть зала угрюмо молчала, кое-где раздавались приглушенные всхлипывания...

Глава 4. В камере смертников.

Церемония вручения удостоверений граждан Дениды растянулась надолго, ведь в этом

году вакансию на жизнь в Аотингере получило 479 подростков обоего пола. По

окончании собрания счастливые обладатели вакансий вместе с родителями разошлись

по домам праздновать свой успех, их неудачливым сверстникам предстоял теперь

путь в детскую тюрьму Аотингера, где они неделю будут дожидаться рассмотрения

поданных апелляций, а также не пожертвует ли кто ради них своей собственной

жизнью. Про прошествии этого срока там же их и должны были усыпить.

Перед отправкой в тюрьму подросткам дали возможность попрощаться с родителями.

Огинки пожалел, что те не привели с собой на собрание его младшего братишку

Фарека, теперь он больше никогда его не увидит. Видимо, папа с мамой решили, что

такому малышу пока рано знать о несправедливостях и превратностях жизни.

Интересно, как они объяснят Фареку, куда подевался его старший брат, и скоро ли

Фарек его забудет. Говорят, такие маленькие быстро забывают всех тех, кого не

видят рядом...

Скорбная колонна под охраной вооруженных конвоиров вышла из здания городских

собраний и потянулась к массивному зданию Аотингерской детской городской тюрьмы.

Детская тюрьма в Аотингере большую часть года почти пустовала: там пребывало

лишь несколько десятков подростков, которые после получения полных гражданских

прав решили оторваться после нескольких лет вынужденного воздержания и

самоконтроля и серьезно нарушили законы Дениды. Отвечать им теперь приходилось,

как и взрослым – перед судом, но смерть им больше не грозила, а перекантоваться

несколько лет в заключении, имея впереди такую долгую жизнь, не считалось в их

среде слишком уж ужасной судьбой. И только раз в год дней на десять все

пустующие камеры тюрьмы забивались под завязку юными неудачниками, проигравшими

в борьбе за право жить своим более преуспевающим сверстникам.

Камера, в которую водворили Огинки, была здоровенной – на сорок коек. Кроме этих

самых коек здесь не было никакой мебели, стены камеры были недавно покрашены, на

одной из них прямо над входом висел огромный экран. Охранники, разводившие ребят

по камером, были корректны, но по их скучающим лицам Огинки понял, что в их

глазах он и его товарищи по несчастью уже вычеркнуты из жизни. Дальнейший ход

событий подтвердил эти его мысли. Ребят регулярно кормили, выводили на оправку,

но на другие их просьбы никак не реагировали, никаких вещей из дома не

передавали и свиданий ни с кем не разрешали. Единственное, всем желающим дали

возможность подать апелляции, многие этим воспользовались, хотя по итогам

прошлых лет прекрасно осознавали, что шансы на положительное решение у них

минимальны. Впрочем, надежда умирает последней... Огинки никуда апеллировать не

стал, он понимал, что учительница никогда не признает своей ошибки, его никто не

станет слушать, ведь мнение взрослого на Дениде всегда ставят выше мнения

бесправного подростка.

На экране, что висел над дверью в камеру, стали показывать мультфильмы. Таким

образом тюремное начальство стремилось отвлечь внимание подопечных от тяжких

мыслей и предотвратить возможные акты неповиновения. Впрочем, с теми, кто

выходил из-под контроля, здесь не церемонились. Один из мальчиков в камере

Огинки, выйдя из состояния прострации, в котором он пребывал со времен собрания

в День Истины, впал в истерику: рвал на себе одежду, грязно ругал тюремщиков,

швырялся в стены различными предметами и даже бился головой о койку. Испуганные

его буйством товарищи по камере позвали охранников, те долго ждать себя не

заставили: ввались вчетвером в камеру, прижали дебошира к полу, а один из них

сделал ему укол в руку. По-видимому, введен был какой-то сильный яд, потому что

уже через несколько минут несчастный мальчик корчился на полу в предсмертной

агонии. Товарищи с ужасом наблюдали за его мучениями: все это мало походило на

обещанную всем им легкую смерть после погружения в нирвану...

Бывало и хуже. В числе прочих мальчиков в камере Огинки оказался известный всему

городу юный хулиган Резбим. Этот мальчик с самого первого класса стал

отвратительно учиться, дрался со всеми напропалую, воровал у одноклассников,

потом был замечен в проникновение с той же целью в чужое жилище. Количество

снятых с него баллов было так велико, а созданная им себе репутация так

отвратительна, что он еще задолго до своего Дня Истины потерял всякие шансы

получить путевку на жизнь. Видимо, Резбим и сам это понял, потому что в 11 лет

окончательно бросил школу и повел уличную жизнь, сталкиваясь по ходу дела только

со служащими полиции, у которых не было никаких средств приструнить юного

люмпена, не заботящегося о набирании баллов. На собрание в День Истины он,

конечно, не пришел, но его все равно оперативно отловили и в тот же день

доставили в тюрьму. На второй день пребывания мальчика в детской тюрьме на него

принесли ориентировку из полиции. В тот же день в камеру, где сидели Огинки и

Резбим, вошли двое охранников и незнакомый Огинки полицейский. Охранники

подхватили Резбима под руки и поволокли к выходу.

– Отпустите! Куда вы меня тащите! – отбивался тот.

– Ты что ж это, приятель, уже не узнаешь меня? – произнес полицейский, глядя

Резбиму прямо в лицо. – Позабыл, сколько ты мне крови попортил своими кражами?!

Все, братец, теперь настала пора за все расплатиться! Розги для тебя уже

приготовлены.

– Не имеете права! – вопил Резбим. – Неделя еще не прошла, может, за меня

родители заступятся!

– Да кому ты нужен! – сказал полицейский. – О тебе в семье уже все забыли! Даже

труп твой никто не собирается забирать.

Из Резбима словно разом выпустили воздух. Он обмяк, повис на руках у охранников

и без сопротивления позволил вывести себя за дверь. Обратно в камеру он уже не

вернулся. Прошел слух, что его засекли до смерти...

Глава 5. Встреча в тюрьме.

Начальство детской тюрьмы весьма удивилось визиту инопланетного журналиста:

обычно гости с других планет неохотно вступали в контакт с жителями Дениды и уж

тем паче не старались вникнуть в столь потаенные стороны ее общественной жизни.

Но у странного гостя с доселе не известной денидцам планеты было с собой письмо

важного столичного чиновника с предписанием содействовать подателю сего письма

во всех его просьбах. Полицейские офицеры решили, что здесь явно замешана

какая-то высокая политика, так что лучше не задавать лишних вопросов – целее

будешь. У Артемова вежливо осведомились, что он здесь хочет осмотреть. Первым

делом Николай попросил показать ему какую-нибудь камеру, где сидят обреченные на

смерть подростки. Ему выделили в сопровождение троих охранников и отвели в

ближайший тюремный коридор, где отомкнули дверь той камеры, на которую он сам

указал.

Артемов вместе с охранниками зашел внутрь. Камера была заполнена несколькими

десятками мальчишек младшего подросткового возраста. Часть из них пялила глаза

на экран, где показывали очередной мультик, другие бесцельно слонялись по

камере, большинство же просто безучастно сидело или лежало на своих койках.

Появление новых людей, впрочем, вызвало немалый интерес. Глаза обитателей камеры

обратились на Николая. Мальчишки пытались понять, кто этот странный посетитель в

непривычной для Дениды одежде. Инопланетянин? Но что делать здесь

инопланетянину? Вслух, впрочем, никто спросить не решился.

Среди всех юных заключенных Артемов сразу выделил белокурого кудрявого паренька

со странным взором: каким-то недоуменным и никуда не направленным, словно

мальчик только что перенес тяжелейшее потрясение и не может ни осмыслить, ни

смириться с ним. Мальчик этот к тому же выделялся своей красотой и держался с

каким-то внутренним достоинством, отличавшим его от большинства его товарищей,

которые либо уже смирились со своей скорой гибелью и старались ухватить

последние в своей короткой жизни наслаждения, либо впали в ступор и существовали

уже чисто машинально.

– Нельзя ли мне поговорить наедине вот с тем светловолосым мальчиком? – спросил

Артемов отвечавшего за камеру надзирателя.

– Пожалуйста, как вам будет угодно. Помещение мы вам сейчас обеспечим, -

подобострастно отозвался тот. – Мальчик этот очень приличный, явно из хорошей

семьи, и на конкурсе красоты, говорят, получил целых семь баллов.

Артемова вместе с выбранным им мальчиком отвели в небольшую изолированную

комнату, использовавшуюся, вероятно, для допросов, и прикрыли дверь. Мальчик,

удивленный, что странный посетитель почему-то заинтересовался его персоной,

робко взирал на Николая и молчал. Артемов понял, что надо брать инициативу в

свои руки.

– Извини, что сразу не представился. Меня зовут Николай Артемов. Я журналист с

планеты Земля, ты ее, конечно, не знаешь, мы только недавно установили контакт с

вашей планетой. А как твое имя, юный незнакомец?

– Огинки, – тихо вымолвил мальчик, чуть шевельнув губами.

– Ты наверно хочешь знать, почему я именно тебя выбрал для беседы? Просто у тебя

было такое печальное и потрясенное выражение на лице, словно ты до сих пор не

можешь поверить, что попал сюда. Огинки, с тобой случилось что-то

экстраординарное? Расскажи, не стесняйся!

Мальчик нервно сглотнул, опустил глаза и заговорил:

– В общем, да... Мне не хватило всего одного балла... и потерял я его лишь за

неделю до Дня Истины... А еще раньше у меня вообще было 247 баллов, это был

лучший результат среди мальчиков нашей школы, не только в моем классе, но и в

параллельных. И так было чуть ли не с первого класса. Я и дисциплины не нарушал,

и учился неплохо, и здоровье у меня всегда было отличное. Никто в школе и

подумать не мог, что я не получу вакансии... Ребята из моего класса всегда мне

завидовали, понимаете? Но раньше они не пытались пакостить, а в последний год...

ох... Все началось, когда я поехал в летний лагерь. И вот там однажды ночью под

одеялом я, как бы это вам сказать... – при этих словах Огинки весь зарделся, -

ну, в общем, делал себе хорошо... Понимаете, да?..

– Понимаю, – сказал Николай, – сам таким был. Продолжай.

– А один гад это подсмотрел и настучал воспитателю! А тот снял с меня 10 баллов

за дурную привычку! Ну, тут я не выдержал и полез на этого гада-доносчика с

кулаками! И с меня сняли еще 10 баллов за драку...

Огинки глубоко вздохнул. От воспоминаний в глазах у него проступили слезы.

– Успокойся, – произнес Артемов. – Я понимаю, что тебе тяжело это вспоминать, но

все-таки давай продолжим. Ты не мог как-нибудь пополнить запас баллов, например,

за счет общественной работы?

– За месяц до Дня Истины? – слабо улыбнулся Огинки и вытер слезинки. – Не дали

бы ни одного балла! Сказали бы: «А где ты, мальчик, раньше был?» У нас те, кто

хотел общественной работой заниматься, еще в первый же год все должности в

классе расхватали. А мне не хотелось к учителям подлизываться, да и без блата

там все равно много не заработаешь... Если все годы учебы на разные классные

мероприятия ходишь, добавят пару баллов, если несколько лет какую-нибудь рядовую

должность занимаешь, то три, если ты староста класса, то четыре, а чтобы больше

получить, надо уже в городских мероприятиях участвовать, в провинциальных, а уж

десять баллов дают только тем, кто принимал участие во всяких мероприятиях

планетарного уровня, но туда нормальных ребят никто не пустит, там только

детишки начальников ошиваются!

– То есть ваше местное начальство натягивает своим детям лишние баллы? -

заинтересовался Николай.

– Ага. И не только по общественной работе, бывает, они еще своих пацанов в те

спортивные команды запихивают, что хорошо на соревнованиях выступают. Если там

только один игрок блатной, он же не помешает им победить, а баллы за победу

добавят всем одинаково. Говорят, что и на конкурсах красоты им лишние баллы

добавляют, только немного, чтобы они на планетарный конкурс не попали, его на

всю планету показывают, там люди сразу увидят, кто блатной, и скандал будет...

– Ну, хорошо, – сказал Артемов, – успехи по общественной линии тебе не светили,

а как же ты тогда выкручивался из положения?

– Ну, мне пришлось пойти на конкурс красоты. Они у нас проводятся среди ребят и

девчонок прямо перед Днем Истины. Я победил на городском конкурсе и попал на

провинциальный... – Огинки скривился.

– Что, тяжело там было?

– Не тяжело, но противно. Особенно на провинциальном... Там мало того, что надо

было догола раздеваться, так заставляли еще принимать всякие позы неприличные...

и все тело осматривали, нет ли где лишних родинок... И похоже, чего-то у меня

нашли, потому что на планетарный конкурс не пропустили... Но семь баллов за

красоту мне все же дали! – с гордостью закончил Огинки и взглянул на Николая.

– Значит, после этого конкурса у тебя стало 234 балла, – подсчитал Артемов. – И

что случилось потом?

– Потом, – снова повесил голову Огинки, – был урок генетики... Дело в том, что

пока я выступал на провинциальном конкурсе, наша учительница генетики сказала

всем принести на следующий урок один прибор, и сказала еще, чтобы это передали

всем отсутствовавшим. А мне никто не передал! В результате я пришел на урок без

этого прибора, она сказала, что я не готов к уроку, и вынесла мне замечание. Я

стал спорить, и она сделала мне еще одно замечание, за пререкания... Ну, правда

ведь, несправедливо?!!! – Огинки поднял на Николая свои огромные карие глаза.

Артемов не смог выдержать этого взгляда. Он неоднократно бывал на Земле в

горячих точках, ему частенько приходилось видеть детей, страдавших от войны,

болезней, даже искалеченных, но у них всех все же были в жизни какие-то

перспективы. У этого мальчика впереди была только одна перспектива – быть

усыпленным в этой тюрьме...

– А апелляцию ты не пробовал подать? – спросил он мальчика.

– Нет, – покачал головой тот. – Это все равно бесполезно. Их удовлетворяют

только в исключительных случаях, когда уже всем ясно, что совершена ошибка, а

здесь ничего не докажешь... Меня теперь может спасти только папа ценой

собственной жизни, но я не знаю, настолько ли он меня любит...

Одинки замолчал и уставился в пол. Говорить больше было не о чем. Николай

смущенно поблагодарил мальчика за беседу, попросил не падать духом, и

отказавшись от посещения других камер, спешно покинул тюрьму. В голове у него

зрел план, но для его осуществления надо было спешно встретиться с Шаехсом.

Глава 6. Как спасти мальчика.

Разыскав Шаехса, Артемов обнаружил, что тот чем-то сильно раздражен. Приступать

к выполнению намеченного плана в этой ситуации было бессмысленно, и Николай

решил выяснить сперва причину раздражения своего кносультанта.

– У вас какие-то неприятности? – спросил он.

– Да, извините... Тут у нас случилось чрезвычайное происшествие, один выродок

решил заняться вооруженным грабежом и перестрелял целую семью из трех человек!

Можете мне поверить, здесь такого не бывало целое десятилетие! Уж не знаю, как

его не выявили... Надо бы здешним психиатрам втык сделать за такую халтурную

работу!

– Приношу вам свои соболезнования... Не откажите журналисту в удовлетворении его

любопытства, но что вы собираетесь сделать с этим убийцей?

– Не стану брать на себя функции суда, но за такое исключительное преступление

его, скорее всего, приговорят к смертной казни. Такие приговоры у нас единичны,

но в данном случае это будет самое справедливое решение. Пусть лучше какой

хороший мальчик останется жить, чем этот ублюдок...

– А часто ваши граждане совершают преступления? – поинтересовался Артемов.

– Достаточно редко. Бывает, конечно, что получившие вакансии на жизнь подростки

начинают бузить, но это все несерьезно. Если в двенадцатилетнем возрасте они

могли себя сдерживать, то и дальше их можно будет призвать к порядку. А вот если

они даже под угрозой смерти не в состоянии обуздать свои антиобщественные

наклонности, тогда в более старшем возрасте с ними уж точно не справиться...

Видя, что Шаехс пребывает в некотором смущении из-за того, что расхваленная им

система селекции дала столь явный сбой, Николай решил перейти к своему делу:

– Я тут в вашей тюрьме повстречал интересного мальчика. Его зовут Огинки, ему не

хватило всего одного балла, да и тот с него сняли несправедливо. Он может

рассчитывать на пересмотр своего дела?

– Вряд ли, – сказал Шаехс. – Апелляции удовлетворяются очень редко, в конце

концов, в этом ли году, в следующем ли, а на каждую вакансию обязательно

найдется достойный претендент. Сохранишь жизнь этому мальчику – погибнет другой,

возможно, ничуть не худший.

– В таком случае, нельзя ли выяснить, не собирается ли кто из его родственников

пожертвовать ради него своей жизнью? Если нет, я хотел бы усыновить этого

мальчика и забрать его с собой.

– Хорошо, я наведу справки, – промолвил Шаехс.

Когда на следующий день Николай вновь встретился с Шаехсом, у того на руках была

уже вся информация.

– Действительно интересный мальчик вам попался! – сказал он Артемову. – Получить

семь баллов на конкурсе красоты – такое редко с кем случается!

– Он мне описывал этот конкурс, – произнес Николай. – Нельзя сказать, чтобы у

него остались от этого мероприятия приятные впечатления. К тому же он не понял,

почему его не пропустили на планетарный конкурс!

– Красивых детей у нас много, – меланхолично ответил Шаехс, – а планетарный

конкурс же не резиновый. Судите сами: каждый год у нас появляется на свет

примерно 36 миллионов детей. Почти все они в двенадцатилетнем возрасте станут

пробовать свои силы на местных конкурсах красоты, хотя бы для того, чтобы

заработать лишние баллы. Ни одного балла не дают только уж совсем отвратительным

уродам. Умеренное телесное уродство оценивается в один балл. Если видимых

уродств нет, но внешность у ребенка такая, что, как говорится, взглянуть не на

что, то ему дают два балла. Основная масса ребят получает три балла, а те,

которых можно назвать симпатичными, – четыре. Пять баллов могут получить только

те мальчики и девочки, которые проходят на провинциальный конкурс, а вот здесь

уже есть квота – один человек из ста. Из этих 360 тысяч на провинциальных

конкурсах надо отобрать по пятьсот мальчиков и девочек, которые попадут на

планетарный конкурс. Понятно, что отбор на этой стадии очень жесткий. Если у

тебя очень красивое личико, но недостаточно пропорциональное телосложение, тебе

дадут шесть баллов, если и с телосложением все нормально, но есть хоть малейшие

дефекты кожи (а они есть почти у всех), то должны дать семь баллов, и только

прошедшие на планетарный конкурс получат восемь. Планетарный конкурс у нас

транслируют по телевидению, жаль, что вы немного запоздали, чтобы его увидеть, -

зрелище незабываемое! Те дети, которые претендуют на девять баллов, должны в

дополнение к ангельской внешности показать еще и превосходную пластику движений,

а победители, которым поставят по десять баллов, должны быть еще и исключительно

обаятельными. Таких каждый год набирается примерно по сто мальчиков и девочек,

это наш золотой фонд, все они получают вакансии на жизнь по особому списку. Если

вернуться к вашему Огинки, то каждый год семью баллами оценивается примерно пять

тысяч мальчиков из 18 миллионов первоначальных конкурсантов.

– Увы, ему это не помогло, – сказал Артемов. – Так все-таки может ли он

рассчитывать на жертву со стороны кого-либо из своих родственников?

– Нет, – вымолвил Шаехс. – Он не единственный ребенок в семье. У его родителей

есть уже взрослая дочь, к тому же не так давно они родили Огинки младшего брата.

Семья эта – вполне приличная, детей они воспитывать умеют. Они вполне могут

рассчитывать, что их младший сын окажется удачливее своего старшего брата и

получит вакансию на жизнь. А если нет, то они вполне могут родить еще одного...

– В таком случае я повторяю свою просьбу об усыновлении Огинки, – сказал

Николай. – Что мне для этого надо сделать?

– У нас пока не было таких прецедентов, – произнес Шаехс. – Другие цивилизации

категорически не желают видеть у себя наших детей. И в чем-то их можно понять.

Представьте себе: вы умрете, а усыновленный вами ребенок будет жить, и жить, и

жить... пока через неопределенный период времени не погибнет, наконец, от

какого-нибудь несчастного случая. А если он не один такой на вашей планете? Ведь

он и его собратья принадлежат к отличному от вас биологическому виду, неизвестно

еще, смогут ли они породниться с вашими людьми, а вот между собой они вполне

смогут вступать в брачные отношения и рожать детей, которые опять же окажутся

бессмертными... Понятно, что все опасаются, не вытеснит ли эта новая популяция

коренных обитателей планеты. Так что вы сперва хорошенько подумайте, стоит ли

забирать с собой этого мальчика. И как посмотрят на это ваши власти, вы ведь

наверняка не согласовывали с ними такой поступок?

– Мы, земляне, ксенофобией не страдаем, – сказал Артемов. – Думаю, никто у нас

не станет преследовать этого мальчика, в любом случае, здесь ему все равно

ничего не светит, а там я готов нести за него ответственность.

– Хорошо, я вас предупреждал, – промолвил Шаехс. – Вопрос с усыновлением

денидского ребенка инопланетянином, я думаю, сможет разрешить наше

правительство, я сегодня же отправлю соответствующее предложение. В принципе,

еще требуется согласие родителей Огинки, но тут, полагаю, проблем не возникнет,

если у них еще остались хоть какие-либо чувства к своему сыну, ведь сейчас они

могут претендовать только на получение его трупа на предмет захоронения.