Текст книги "Александр. Великий поход - 3 (СИ)"

Автор книги: Евгений Белогорский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

К царю cразу кинулись стихийные выборные от войска люди, с ужасом потрясая окровавленным хлебом. Александр и сам был сильно напуган случившимся и поэтому приказал немедленно позвать жреца Арисандра, чтобы тот растолковал волю богов.

Верховный жрец македонского войска со вниманием оглядел испачканные чем-то красным куски хлеба и задумался. Арисандр прекрасно понимал, что хотел услышать от него царь, но ему нужно было время для составления достойного ответа. Терпение напуганной толпы достигло критической отметки, когда жрец заговорил.

– Царь! – торжественно провозгласил Арисандр. – Боги шлют тебя благоприятный знак. Этот хлеб предвещает тебе победу. Гоплит разломил его с трудом, а это значит, что осада будет трудной, но так как кровь была внутри хлеба, а не снаружи, означает, что погибнут тирийцы.

Услышав эти слова, все собравшиеся у царского шатра облегченно вздохнули и в первую очередь сам Александр. Не желая терять инициативу, он вскочил со своего кресла и властно произнес.

– Друзья, боги благоволят нам, так сделаем все, так как хотят олимпийцы. Смерть тирийцам!

– Смерть, смерть, смерть! – разнеслось из воинских рядов, которое было очень обрадовано столь неожиданной поддержкой со стороны небожителей.

Молодость стратегов Пердикки и Кратера, помноженная на здоровые амбиции, сделало чудо. За короткий срок дамба вновь приняла свой прежние размеры, а затем приблизилась к Тиру на расстояние пролета стрелы. Для большей крепости её теперь сооружали из камней и деревьев с ветками, чтобы таким образом противостоять ударам волн.

Сам Александр не остался сторонним наблюдателем за строительством, а вместе с щитоносцами отправился в Сидон, где потребовал немедленно собрать нужное ему количество судов. Столь рьяные действия полководца возымели успех и вскоре в Сидоне, стоял флот в составе ста двадцати союзных кораблей из различных городов Финикии и близь лежащих островов.

Одновременно пришло другое радостное событие. К Тиру пришла флотилия Неарха, которая насчитывала семьдесят кораблей. Теперь Александр мог не бояться восьмидесяти тирийских триер закрывавших входы в городские гавани и начать свое полномасштабное наступление на море.

На острове имелось две основных гавани. Большая открытая Египетская и малая закрытая Сидонская. К ним то и направил македонский царь свой флот, разделив его на две части, под командованием Неарха и киприота Пентагора. Подойдя к городу, критянин смело атаковал южный заслон Египетской бухты, состоявший из трех триер, сбил его и заставил отойти финикийские корабли к самым стенам крепости.

Пентагор был не столь удачным. Он также атаковал вражеские корабли и потопил некоторые из них. Охваченный азартом боя, киприот предпринял попытку прорваться внутрь гавани, но попал под мощный обстрел метательных машин из сторожевых башен и, потеряв два корабля, был вынужден отойти.

Одна из триер, пытаясь спастись от смертоносного града стрел, камней и копий, налетело на подводные камни. Второе затонуло от удачно пущенного в него остро затесанного бревна основательно разворотившего борт корабля.

После этой атаки, македонские корабли встали на якорь вблизи дамбы, готовые выйти в море в любой момент.

Достигнув преимущества на море, македонцы принялись достраивать последний участок дамбы и встретили здесь бешеное сопротивление со стороны тирийцев. Пользуясь близостью расстояния, они постоянно метали в строителей стрелы и дротики, камни и раскаленные угли стремясь нанести им максимальный урон.

В свою очередь, Александр для защиты своих строителей, придвинул все имеющиеся в его распоряжении баллисты и катапульты, выставил огромные щиты обтянутые шкурами, увеличил число лучников и стрелков на сторожевых башнях.

Камни и копья градом падали на голову тирийцам, но они не сдавались. Неутомимые на выдумку, они установили по краям стен вращающиеся колеса, которые успешно ломали вражеские стрелы или отбрасывали их в сторону. От ударов камней они закрывались кожаными мешками, набитыми водорослями.

Загнанные в угол тирийцы были готовы биться с врагом днем и ночью, их положение постепенно ухудшалось. Дамба неумолимо приближалась к внешним обводам стен, которые во многих местах дали трещину или в них появились проломы, в результате попадания в них камней из осадных машин.

На военном совете все дружно проголосовали за неожиданное нападение на противника как единственный выход в этой ситуации. После недолгого раздумья, Агенор решил атаковать противника из северной бухты, выход из которой был закрыт полотнищами парусины. Этот хитрый ход со стороны финикийцев, не позволял македонцам наблюдать за приготовлениями их флота.

Выбрав время полуденного отдыха, когда команды македонских кораблей разбредались кто куда, финикийцы вывели из бухты пятнадцать ударных кораблей с наиболее опытными экипажами.

При первой же атаке тирийцы потопили пентеру Пентагора вместе с ее командиром и еще две триеры. Другие корабли, на которых была половина команды, они сильно повредили и заставили выброситься на берег. Успех был полный и, наведя ужас на киприотов, мореходы набросились на дамбу.

Видя столь плачевное положение своей северной части флота, Александр, не теряя времени, приказал Неарху сторожить запертых в Египетской гавани суда осажденных и, взяв шесть самых больших кораблей, двинулся в обход острова к северной бухте.

Осажденные финикийцы, со стен вскоре заметили опасный маневр противника и стали подавать своим знаками сигнал к отступлению. Однако слишком увлеченные сражением с гарнизоном дамбы, они поздно появление Александра и как не налегали на весла корабельные гребцы, им пришлось вступить в бой в невыгодном для себя положении.

Первым в бой вступила пентера Неарха, атакованная сразу двумя тирийскими триерами. Умелым маневром пентера пропорола носом одну из них, а на другую наскочила триера под командованием Александра, буквально опрокинув судно сильным ударом тарана в бок.

Следуя за царем, в бой вступали и остальные корабли македонского флота, уверенно громя финикийские суда. Лишь немногие тирийцы смогли укрыться в гавани, куда Александр не смог проникнуть из-за града стрел пущенных с городских стен.

В этом бою, флоту тирийцев был нанесен непоправимый ущерб. Часть кораблей затонуло, а оставшиеся получили многочисленные повреждения.

Что касается самих финикийцев, то их погибло мало. После гибели своих кораблей, многие члены экипаже смогли вплавь добрались до гавани.

Воодушевленный успехом, Александр дал войску два дня отдыха, а затем начал общий штурм города, благо дамба уже достигла стен Тира. Пододвинутые вплотную к стенам крепости, осадные башни принялись сокрушать их своими таранами, а установленные на кораблях метательные машины прикрывали их, буквально сметая воинов с верхушки крепостных стен.

Порядком, поврежденные предыдущими обстрелами, южные стены Тира не смогли долго сопротивляться ударам таранов и к исходу дня рухнули. С громким криком, гоплиты ринулись в открывшийся проем в надежде на быструю победу и посчитались.

Предвидя главное направление вражеского удара, тирийцы успели, заблаговременно возвести внутреннюю стену невидимую для македонцев с моря, и ставшую для них непреодолимым препятствием. Едва штурмовики ворвались на городскую площадь, как на них со всех сторон полетели копья и стрелы заранее установленных здесь метательных машин. Зажатые с трех сторон, гоплиты ничего не смогли противопоставить хозяевам, и вынуждены были спешно отступить обратно.

Неудача раздосадовала Александра, через три дня полководец повторил наступление. Теперь он изменил направление своего удара, избрав на этот раз северную часть укреплений Тира.

Воспользовавшись тихой погодой, македонский царь подвел свои корабли буквально к самым стенам города и начал штурм. Под прикрытием катапульт и баллист, солдаты во главе с Кратером перекинули с бортов кораблей специально сделанные мостки и по ним смогли ворваться в Тир.

Одновременно с этим, Пердикка вновь атаковал пролом, сознательно притягивая на себя часть сил осажденных. Молодой воин смело бросался на противника, увлекая за собой в атаку своих солдат.

Амбициозный македонец был неистов в той кровавой бойне, что завязалась на площади. Его меч исполнял пляску смерти, принося руками стратега обильную кровавую жертву богу Аресу, поражая одного за другим защитников города.

Этот завораживающий танец сумела прервать только стрела, выпущенная тирийцами из скорпиона, которая насквозь пробила красивый щит стратега и застряла в его холщеном панцире пропитанного солью.

В пылу сражения Пердикка не обратил внимания на полученное ранение и продолжил бой и вскоре в рукопашной схватке сразил самого Адмед, командира нал всеми тирскими наемниками. Но затем от напряжения и потери крови голова стратега закружилась, и его спешно унесли в тыл.

Александр был на одном из кораблей и вместе с гетайрами ворвался в город вслед за воинами Кратера. Царь так бесстрашно сражался, что защищающие стену тирийцы в панике бежали от него, стыдливо оставляя место битвы.

После захвата стен, прекрасно зная расположение города со слов перебежчиков, Александр выдвинул вперед щитоносцев и принялся прорываться к царскому дворцу, где находился Агенор. На площади Пигмалиона в борьбе за Сидонскую гавань, в решающем сражении встретились два войска.

Солдаты обеих сторон мужественно бились за обладанием Тира, но выучка и умение македонцев взяли вверх над яростью и упорством тирийцев. Щитоносцы царя перебили многих защитников города и стали теснить их от гавани.

В это время на южной окраине Тира, оставшимся без предводителя солдатам Пердикки, на помощь прорвался полк под командованием Кена. Он объединил оба отряда под своим командованием и двинулся на соединение с Кратером и Александром.

Обойдя выстроенную стену, македонцы Кена подверглись атаке тирийцев засевших на крышах домов. На голову прорвавшихся гоплитов обрушились камни и все, что только попадалось под руку. И тогда стратег, желая защитить своих солдат, отдал приказ перебить всех сопротивляющихся и поджечь постройки.

Началась жестокое избиение мирного населения. Македонцы не щадили никого, кто стоял у них на пути, систематически вырезая людей, они упрямо продвигались к центральной площади, где кипел яростный бой.

Воспользовавшись перенесением боев внутрь города, мореходы дружно атаковали своими кораблями обе гавани и всюду имели успех. Неарх атаковал суда стоящие в Египетской гавани и многие из них потопил, чем сорвал намечающееся бегство из города Агенора. Тирийский правитель уже прибыл в гавань и готовился отплыть в Карфаген, когда борт его триеры пробил огромный камень, выпущенный с борта македонского корабля. Сопутствовала удача и киприотам. Их корабли прорвались в северную гавань и высадив десант, полностью овладевший частью острова.

Подход воинов Кена окончательно перевесил расстановку сил в пользу македонцев, и зажатые с двух сторон тирийцы были обращены в бегство. Преследуя отступающего врага, македонцы вышли к царскому дворцу, последнему организованному очагу сопротивления Тира.

Разгоряченные боем солдаты, невзирая на камни и стрелы, летящие в их сторону из дворца, сорвали с пьедестала большую медную статую бога Ваала и принялись выбивать ее дверь. После восьмого удара дерево затрещало, а после пятнадцатого дверь рухнула, внутрь придавив собой защитников дворца.

Ворвавшиеся внутрь воины были беспощадны. Строго выполняя приказ царя никого не щадить, они перебили всех защитников дворца, а затем подожгли его.

Спасаясь бегством, верховный судья Тира Аземилк укрылся в храме Геракла, точно зная, что македонцы не будут его штурмовать. Там же укрылось несколько десятков жителей Тира, которые впоследствии были пощажены Александром.

Сам Агенор и остальные правители города не сумевшие бежать из Тира, погибли в уличных боях. Их тела были опознаны по богатой одежде и принесены македонскому царю как победный трофей.

Так закончилась семимесячная осада Тира, посмевшего бросить вызов Александру и жестоко поплатившемуся за эту дерзость.

Всего во время штурма погибло более семи тысяч человек. Все взятые в плен юноши, а их было не менее восьми тысяч, были казнены по приказу царя, а часть особенно знатных македонцы повесили и распяли на крестах вдоль всего морского побережья тирской лагуны. Остальных, тринадцать тысяч женщин и детей победители продали в рабство.

Сами македонцы потеряли при штурме более четырехсот человек, а всего за время осады больше шестисот. Некоторые из воинов выказывали озабоченность по поводу стольких потерь, которые превышали потери войска при Гранике и Иссе, но широкий жест Александра, полностью отдавший город на разграбление солдат и, демонстративно отказавшись от своей доли добычи, успокоил их сердца.

Македонцы громкими криками славили своего кумира приведшего их в богатые страны и ничем не ущемлявшего их права. Пердикка наравне с Кеном и Кратером был удостоен золотого венка победителя, что послужило лучшим бальзамом на его рану. Эвмену опять прибавилось работы по учету и распределению добычи и управлением всех покоренных Александром земель.

Именно в это момент, из Дамаска прибыл Пармерион с важнейшим известием, которое могло полностью изменить весь ход войны. Усталый от длительной скачки и весь покрытый потом, старый полководец сразу же направился к царю и сообщил, что Дарий прислал посольство для заключения мира между двумя государствами.

Перс ничего не требовал для себя, а только предлагал поделить пополам, всю его огромную империю. При этом македонцам полностью отходила Малая Азия вплоть до Евфрата, вся прибрежная часть Передней Азии и Египет. В знак добрососедских отношений Дарий предлагал в жены Александру свою дочь Статиру и сто талантов золота в придачу. Кроме этого предполагалось заключение союзнического договора о помощи каждой из двух держав в случае нападения на них третьей страны.

С горящими глазами смотрел на своего молодого повелителя Пармерион, ожидая радости и восторга на его лице от столь потрясающих известий. Но к своему огромному разочарованию прочел только гнев и пренебрежение.

– Что мы ответим Дарию? – испуганно произнес Пармерион, боясь даже помыслить о продолжении войны после таких комфортных условиях мира.

– Негоже мне торговаться с тем, кого я полностью разбил, и кто был вдохновителем убийства моего отца. Надеюсь, ты не забыл этого Пармерион.

Кровь отхлынула от лица полководца от столь оскорбительного упрека, что-то пискнуло в груди, но македонец гордо промолчал, не отвечая на сказанное.

– Дарий щедрой рукой отдает нам все то, что мы и так заняли, заплатив за это жизнями и кровью своих солдат. Как благородно с его стороны предлагать мне руку Статиры находящейся у меня в плену. Что мы имеем в чистом доходе? Сто талантов, тогда как сокровища Суз, Вавилона и Экботан во стократ больше этой жалкой подачки.

Пармерион озадачено молчал, с удивлением открывая для себя эти новые планы царя, о существовании которых он даже не догадывался.

– Так неужели мы должны довольствоваться милостивым предложением уже не раз битого нами противника, у которого полностью сломлен боевой дух, о чем наглядно говорят его жалкие попытки заключить с нами мирный договор. Подобно своему предку Дарию Гистаспу, которого сами персы называли менялой, он ловчит и пытается выторговать для себя то, что не может защитить с оружием в руках, как это делали великие цари Кир и Камбиз.

Царский взор сиял праведным гневом и Пармерион с огромным сожалением в душе начинал осознавать, что его надежды на скорый мир канули в Лето. Никогда еще за все время похода царь не был так возбужден и агрессивен как сейчас. Единственный раз в таком состоянии старый полководец наблюдал Александра в день гибели Филиппа, когда сын проявил не дюжие способности организатора захвата верховной власти в стране.

Видя столь явную растерянность Пармериона, царь обрадовался, радуясь появившейся возможности показать себя перед тем, кто по-прежнему считал себя мудрым наставником при молодом царе.

– Как не бывает на свете двух солнц, так и не может быть в таком большом царстве как персидском двух царей, даже породненных друг с другом. Я не желаю дать возможность своему врагу длительной передышки, за которую он сможет создать совершенно новую армию и разложить мою денежными подачками. Что ты скажешь на это?

Все собравшиеся на военный совет стратеги и таксиархи затаили дыхание, сумеет ли мудреный жизнью человек найти весомые аргументы против пылкой речи Александра. Пармерион степенно развернул свою богатырскую грудь и с максимальной значимостью и одновременно с подкупающей простотой сказал.

– Если бы я был Александром, я бы согласился на предложение Дария. Оно разумно и выгодно нам, ибо дает гораздо больше, чем мы хотели получить, начиная свой поход в борьбе за Ионию и Малую Азию.

Все сидевшие моментально перевели свой взгляд на Александра в ожидании его ответа. Ученик Аристотеля не подкачал. Снисходительно улыбнувшись, он произнес.

– Если бы я был Пармерионом, то тоже, наверно бы согласился на это предложение. Но я Александр, царь македонский, у которого персы убили отца Филиппа и эта пролитая кровь никогда не позволит мне заключить мир с Дарием.

Вздох понимания пронесся по рядам македонцев, и они как один подняли вверх свои руки, в знак поддержки своему кумиру. Обрадованный решением своих командиров, Александр быстро покинул шатер и вышел к стоявшему возле него войску.

– Солдаты! – звонко начал он. – Персидский царь предлагает нам сто талантов золотом в обмен на то, что мы закончим поход. Сто талантов из той огромной золотой кучи, что находится в царских подвалах Вавилона и Суз в каждом из этих городов. Эта куча полностью позволит каждому из вас вернуться домой богатым человеком, купить дом, рабов, выгодно жениться и уже никогда в жизни не нуждаться ни в чем.

Эту жалкую подачку нам предлагает человек, который подобно испуганному зайцу бежал с поля боя, бросив на произвол судьбы свою жену и близких, походную казну и даже свое оружие. Он пытается прельстить нас этими ста талантами в надежде, что мы возьмем её и повернем обратно в свои горы радостные оттого, что её получили.

Неужели он прав и вы те, кто без страха громили персов при Гранике и Иссе повернете обратно тогда, как есть прекрасная возможность отомстить персам разоривших в старину дома и земли ваших предков. Неужели они не дождутся на берегах Ахерона радостной вести, что их славное дело наконец-то завершено и жестокий враг наказан ответным разорением его земель и разрушением городов, которые, никогда, прежде не тревожил иноземный солдат.

Я призываю вас отомстить нашему заклятому врагу за разорение Эллады и Македонии и навсегда перенести их счастье в наши земли вместе с золотом и богатством ожидающее нас в Персии.

Громогласный гул одобрения и радостных возгласов был ответом на пламенную царскую речь перед воинами.

– Пармерион, – громко возвестил царь своему полководцу. – Сообщи ответ моего войска персидским послам и передай Дарию, что бы ждал нас в гости.

Воины с хохотом поддержали ответ своего царя, и старый полководец был вынужден покинуть лагерь.

С горестным чувством разочарования и непонимания возвращался Пармерион в Дамаск, откуда, совсем недавно он летел на крыльях радости. Впервые в жизни он потерпел поражение там, где предполагал найти твердую поддержку.

– Видно я чего-то перестал понимать в этой жизни – скорбно пожаловался он своему сыну Филоте, повествуя тому, как принял его известие о возможности заключить мир молодой царь перед руинами Тира.

Глава IV. Смерть и рождение надежд.

Благополучно спасшись от резни в горах под Иссой, Нефтех сумел добраться до ведущей на Газу дороги, и заночевал на постоялом дворе. Хитрый жрец остался доволен положением своих дел в этом крайне непростом моменте своей жизни.

В том, что Эвмен не простой писарь в македонском войске, египтянин ни минуты не сомневался. У него был хорошо наметанный глаз способный сразу отличить обличенного властью человека, от пытающегося казаться таким пройдохи и авантюриста.

Теперь, при встрече с македонцами Нефтех мог смело афишировать своей, пусть даже скромной, но помощью в разгроме персидского войска. Оставалось лишь достойно завершить начатое дело и для этого, жрец тряхнул своим не очень увесистым кошельком. Дав хозяину постоялого двора денег, он обязал его в случаи прихода македонцев найти Эвмена и потребовать с него выигрыш ценой в лепту.

Ход был сильный и со временем, египтянин собирался получить с него свои дивиденды, а пока, ему предстояло заняться куда более трудной и опасной задачей, чем предсказывать судьбу и громить армию персидского царя.

У каждого живого человека имеются свои сильные и слабые стороны. Была слабость и у Нефтеха, которая не позволила ему сразу, после разгрома Дария явиться в лагерь победителей и потребовать свой выигрыш. И звалась эта проблема Анхенсенамон.

Конечно, Нефтех прекрасно понимал, что разбитую мечту уже невозможно склеить, но вопреки всем доводам разума, он направил свои стопы в Египет, не в силах противостоять притяжению магниту любви.

Сколько раз молодые люди совершали под воздействием любовных чар поступки, о которых потом страшно жалели, трудно назвать. Скорее всего, каждый молодой индивидуум мужского пола, достигший возраста в двадцать лет.

Посланный на верную смерть, при всем своем уме и незаурядных способностях, Нефтех продолжал любить коварную дочь верховного жреца Бога Ра.

Матерью прекрасной Анхенсенамон была дочерь спартанского царя Леонтикса, похищенная киликийскими пиратами и проданная за большие деньги на невольничьем рынке в Мемфисе.

Очарованный красотой белокурой рабыни, сорокалетний жрец купил ее для своих тайных утех и ни разу не пожалел об этом. Лаиса полностью покорила сердце своего повелителя. Полтора года проведенные вместе со своей наложницей, были лучшими годами его жизни. Каждый раз, покидая ложе любви, он благодарил богов за этот подарок, но счастье его оказалось скоротечным.

В конце второго года совместной жизни Лаиса забеременела. Роды у спартанки были трудными и, несмотря на все усилия жрецов бога Пта принимавших роды, она скончалась, оставив вместо себя красавицу дочь.

Многие из окружения Имхотепа предполагали, что он отдаст дочь на воспитание в приемную семью. Такой обычай был весьма распространен среди жрецов, но этого не случилось. Жрец оставил ребенка рядом с собой и это, было его ошибкой.

С каждым годом своей жизни он все больше и больше влюблялся в свою дочь, которая стала для него символом дальнейшей жизни. Всю свою дальнейшую карьеру, он делал ради Анхенсенамон, видя в ней будущую великую жрицу бога Ра.

Едва девочке минуло четырнадцать лет, как она расцвела подобно прекрасному цветку, поражая всех своей дивной красотой. Взяв от матери всю обольстительную внешность, малышка унаследовала от отца лишь миндалевидные черные глаза и черные волосы, которые густой копной падали на ее хрупкие плечи.

Анхенсенамон слишком рано поняла свое особое положение в мемфиском обществе и силу своей красоты. С юных лет девочка научилась использовать эти дары жизни ради достижения своих целей.

Играя роль послушной девочки, она умела расположить к себе своего отца готового выполнить ее любое желание, а с помощью своей красоты уверенно разбивала сердца каждому юноше по наивности рискнувшего открыть его ей.

Так продолжалось несколько лет, но к большому удивлению недоброжелателей жреца, девочка не превратилась в типичную ветреную красавицу, которая обычно быстро пресыщается прелестями жизни и стремиться найти новых острых ощущений.

Нет, Анхенсенамон была истинной дочерью своего отца и, как и он видела себя на вершине власти, с помощью которой ей предстояло управлять судьбами многих людей. Единственным развлечением, которое она могла себе позволить была ее роковая любовь к молодым людям. Молодой девушке нравилось обольщать их, давать надежду на ответные чувства, а затем насытясь их мучениями и страданиями со спокойным сердцем избавлялась от них с помощью отца, который стал её первым мужчиной, в пятнадцать лет.

Одним из её последних увлечений был младший жрец храма Тота Нефтех. Выросший без семьи и женской ласки, он посчитал внимание к себе со стороны красавицы Анхен, как прекрасный дар богов, чем возможность подняться к самым верхам власти.

С каждым общением с девушкой, он все больше и больше попадал под очарование её ума, умение вести интересную и красивую беседу, ту доверчивость, с которой она общалась с ним. Сильная влюбленность сыграла злую шутку с Нефтехом, убедив его в том, что он нужен дочери верховного жреца бога Ра.

Видя, как вскипает его душа от страстных мечтаний, богини судьбы Мойры послали ему холодное противоядие в лице старого волхва Валтасара. За какие-то свои прегрешения, он был изгнан жрецами халдеями из Вавилона и после долгих скитаний, нашел приют у младшего жреца храма Тота, заведовавшего его тайными архивами.

Подобно двум частям магнита, соединились эти два столь непохожих и разных человека. Обладая обширной информацией, Валтасар был рад отдать её в достойные руки, а молодой и пытливый ум Нефтеха, с жадностью её поглощал. Но находя дивное соединение ума в познании тайн бытия в беседах с волхвом, Нефтех категорически был не согласен с тем, что говорил он о предмете его любви и воздыхания.

Напрасно Валтасар предостерегал своего юного друга об опасности подобных увлечений. Красота и обаяние Анхенсенамон вершили свое черное дело даже с таким умным и практичным человеком как Нефтех.

Финалом их отношений послужил приказ персидского сатрапа Артована отправить вместе с вспомогательным отрядом в войска царя Дария жреца храма Тота в качестве лекаря. Нефтех правильно догадался, что его высылка из Мемфиса дело рук, завистливого Хабенхнета, но ему было совершенно невдомек, что к этому приложила руку и его любовь. Что он предан и продан ею за прекрасное ожерелье, в котором она пришла к нему на последнее свидание.

Мастерски разыграв скорбь от разлуки с близким человеком, она пообещала ждать его с войны. При этом, находясь в полной уверенности в том, что видит Нефтеха в последний раз в своей жизни.

Прощальный поцелуй, подаренный коварной Анхен сильно отравил сознание молодого человека. Только долгая беседа с Валтасаром несколько его образумило, но не смогло полностью излечить его сердечную рану. Увидев в Александре македонском отличный шанс достичь того, в чем ему было отказано жрецами Мемфиса, он сделал неожиданный ход, открывший ему дорогу к неизвестному.

Столкнувшись с Эвменом, он отлично услышал зов Судьбы, но пораженный любовью не смог полностью пойти ей навстречу.

Благодаря своему жреческому символу Нефтех смог быстро достигнуть пограничной крепости Пелузии и беспрепятственно вступить на родную землю. Последние события в его жизни сильно изменили Нефтеха. Теперь это был совершенно другой человек, чем тот, что покидал Египет, отправляясь на войну.

По этой причине Нефтех не стал афишировать свое возвращение в Мемфис, решив извлечь из этого определенную выгоду. В свой дом на окраине города, он пришел поздно ночью, вызвав искреннюю радость со стороны Валтасара.

– Рад видеть тебя целым и невредимым Нефтех, – воскликнул старик, радостно обнимая его. – Весь Мемфис оплакивает свое воинство, погибшее при Иссе или попавшее в плен к македонцам. В город смогли вернуться всего двадцать человек, и все в один голос твердят о непобедимой македонской фаланге и коннице вырезавших все персидское воинство. Хвала великим богам, избавившим тебя от встречи с ними.

– Слухи как всегда бывают сильно преувеличенными Вальтасар. Больше всего погибло не от мечей и копий македонцев, а в той давке, которую устроили храбрые воины Дария, спасая свои шкуры – возразил Нефтех, с радостью осматривая свое жилище.

– Так это или нет, но я счастлив от возможности снова видеть тебя мой дорогой Нефтех, – говорил волхв, собирая на стол, – но почему ты так поздно вернулся в город, были проблемы?

– Нет, все нормально Валтасар, просто я не хочу сильно распространяться о своем спасении.

– Ты сильно изменился Нефтех. Стал осторожен, и с твоих глаз явно упала пелена влюбленности.

– Ты не угадал старик. Я по-прежнему люблю Анхенсенамон, и ради этого чувства отказался от выгодного предложения македонского писца вступить в свиту Александра.

Честно говоря, я тебя не понимаю. Отказаться от такого шанса вскочить на колесо Судьбы, чтобы высоко взлететь, нет, не понимаю!

– Что сделано, то сделано, хотя у меня ещё есть шанс воспользоваться этим предложением. А пока, думаю правильнее, будет затаиться на время и подождать прихода сюда Александра. В том, что македонцы придут в Мемфис, я не сомневаюсь.

– Правильнее было прийти сюда с Александром. Тогда прелести твоей распрекрасной Анхенсенамон стал бы тебе доступнее, и она позволила бы потрогать свою упругую попу, не говоря обо всем прочем.

– В твоих словах много горечи Валтасар и это не самый лучший бальзам для раненого сердца.

– Не всегда лечебный эликсир бывает, сладок Нефтех, но он быстро врачует пораженный недугом организм. По молодости лет ты путаешь причину со следствием, убеждая себя, что дочь верховного жреца любит тебя. Пойми, даже если бы это и было так, Имхотеп никогда не согласиться иметь такого незнатного зятя, который подобен темному пятну на его белоснежном хитоне.

Волхв с жалостью смотрел на египтянина, видя как, больно ранили молодую душу столь циничные слова повидавшего жизнь человека.

– Подняться в высший круг жрецов можно только с помощью интриг, обязательно имея за своей спиной влиятельного повелителя, а отнюдь не на прелестях дочери верховного жреца. Женитьба на Анхенсенамон это приятный приз, который тебе предложат или позволят забрать в случае твоего самостоятельного роста, что честно говоря, маловероятно.

Твой же блестящий ум оценен постом хранителя архивов и могут пройти долгие годы, прежде чем сложатся благоприятные условия для твоего следующего шага вверх. А может не случиться и ты, так и просидишь в архиве всю свою жизнь. Жизнь жрецов расписана на года вперед и сломать эту систему невозможно.

Молодая душа Нефтеха была не согласна с речью Валтасара, но возразить мешал жизненный опыт, полученный за последний месяц.

Молчание повисло в комнате, и старик счел это благим знаком, зная большую любовь своего собеседника отстаивать правоту своего мнения.

– Мне горестно слышать твои слова, но еще горестней осознавать бессилие от своего нынешнего положения в жизни. Разбирая храмовые архивы, я узнал так много важных сведений, опубликование которых принесло бы большую выгоду многим людям, но они скрыты за стенами тайных хранилищ. Верховный жрец Тота пользуется лишь малой толикой всего собранного и не позволяет свободно ознакомиться даже другим жрецам. Эти знания подобно острому мечу, что лежит в паутине кладовой, тогда как вокруг орудуют воры или убийцы.