Текст книги "На все цвета радуги (сборник) (с илл.)"

Автор книги: Евгений Пермяк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Волшебная правда

То, что я расскажу, кому-то из вас может показаться сказкой. А это правда. Самая настоящая правда, и она так прекрасна и так, я бы сказал, волшебна, что и мне самому кажется сказкой. Но это ничего не изменяет… Вы уж сами решите, что это… Да и не всё ли равно что… Разве роза перестанет пахнуть, если её назовут просто цветком…

В одной средней школе, которая называлась народной гимназией, потому что она находилась не в очень буржуазной стране, хотя и не в такой, которую можно было назвать вполне демократической, училась девочка по имени Лиззи. Её многие считали самой доброй. Самой внимательной. И это подтверждалось всем, всеми поступками девочки. Она была очень приветлива и щедра. Всегда угощала всех, чем только могла. Очень часто она дарила приятные вещички… Пустяки, но всё же приятные.

Разве не заманчиво получить незатейливый карандашик, редкий значок, даже просто яркую ленточку… А иногда она делала и более дорогие подарки. Например, одной девочке Лиззи подарила почти новые туфли. Подарила, потому что они стали ей малы. Другой она подарила тоже почти новое платье. Оно тоже оказалось мало Лиззи.

Так она поступала очень часто. Некоторые от неё получали билеты в театр, в цирк… А иногда она помогала деньгами… Потому что в этой стране ещё были очень нуждающиеся дети.

Среди них особенно нуждалась Мери. Она была сиротой и воспитывалась у тётки, которая так трудно зарабатывала на самое необходимое.

Мери тоже называли доброй. Но только называли, ничем не подтверждая это. Да и трудно было подтвердить её доброту. Мери не могла даже поделиться завтраком, потому что он бывал так скуден, что ей едва хватало его. Дарить она могла только свои приветливые улыбки. Могла принять участие в беде. Помочь чьей-то больной матери. Могла только то, что могла… А могла она не так много и не так заметно.

Как-то за что-то, кажется за участие в празднике или торжестве, гимназией были получены пять приглашений в Артек.

Приглашения были розданы пяти классам, которые должны были сами назвать того, кто поедет в Артек.

В классе, о котором я рассказываю, решили присудить пригласительный билет самой доброй девочке. Так решили, и всё. И когда решили, то стало ясно, что в Москву поедет Лиззи. Но для того чтобы она поехала, необходимо было голосование класса. И не простое, а тайное.

В классе нашлись пять или шесть школьников, которые настаивали: в Артек должна поехать только Мери.

Споры отложили до общего собрания класса, до дня тайного голосования. В этот день вспыхнули жаркие схватки, и когда страсти разгорелись, кто-то предложил прочитать свою поэму очень скромному юному сочинителю по прозвищу Мурлыка. Так прозвали его потому, что он как-то слишком нараспев, будто мурлыкая, читал свои стихи.

И вот он выступил. Выступил, на этот раз вовсе не мурлыкая. Он как-то особенно чеканно читал свою маленькую поэму.

Поэма называлась «Щедрая принцесса». Уже само её название заставило насторожиться класс. Когда же поэма зазвучала, все замерли. Замерли, потому что в ней рассказывалось очень неожиданное и очень правдивое о щедротах некой принцессы. И хотя её щедроты были весьма завидными и приятными, всё же они, да и она сама, производили какое-то мало украшающее принцессу впечатление. И в её добрых делах, в каждом благодеянии чувствовалось, что принцесса поступает так не потому, что она добра, а потому, что ей хотелось выглядеть доброй. А потом оказалось, что ей не просто хотелось, а необходимо было выглядеть доброй. К тому же она была очень богата, и ей ничего не стоило кому-то подарить колечко, кому-то нарядные башмачки, а кому-то и золотую монету.

Юный поэт ни полусловом не обмолвился о Лиззи.

Мурлыка, читая, даже не взглянул на Лиззи. Напротив, он ей очень низко поклонился, когда она благодарила его за прекрасную поэму.

Председатель классного собрания предложил голосовать. Были розданы по числу школьников класса тридцать девять листочков для голосования. И тут же голосование началось. Когда листочки были опущены в урну, их предложили прочитать вслух Мери.

Мери подошла к столу и громко прочитала первый листочек. На нём крупно было написано имя: «Лиззи». На втором листке Мери замешкалась и отложила его. Зато третий – громко и радостно был прочитан: «Лиззи!» Четвёртый, за ним пятый и шестой листочки Мери отложила.

– Мери, ты не оправдываешь нашего доверия, – сказал председательствующий и принялся читать и, читая, показывать листки.

С каждым новым листком нарастало ликование. Оно перешло в крики восторга. Началось вскакивание с мест.

Когда же дочитывался последний, тридцать девятый, листок, на котором, как и на тридцати семи, было написано имя Мери, началось невообразимое.

Побледневшую Мери бросились обнимать, целовать. Обнимала её и поздравляла Лиззи, она громко сказала:

– Но всё же нашлись из тридцати девяти двое, которые не оценили тебя, самая добрая из всех нас… Я представляю, – не умолкала Лиззи, – какой была бы ты, если б у тебя были другие возможности… Как стыдно должно быть тем двум, кто не написал на своём листке твоё имя…

Вот тут-то юный стихотворец по прозвищу Мурлыка, предпочитавший правду всему остальному, сказал:

– Нет, Лиззи, стыдно должно быть не двум, а одному. Первому… извини, – первой не нужно стыдиться за то, что она написала твоё имя… Так могла поступить только Мери. Вторая же… Да, я думаю, не второй, а вторая написала на своём листке имя Лиззи, потому что она, как и моя принцесса, больше всего заботилась о себе…

Услышав это, Мери тут же постаралась смягчить сказанное Мурлыкой.

– Мне очень стыдно, – начала она, раскрасневшись, – что вы так ошибаетесь во мне. И вовсе я никакая не добрая. Я бедная. А бедные вынуждены быть услужливыми и казаться добрыми…

– Это неправда… Ты наговариваешь на себя…

– Нет, – сказала Мери, кладя вручённое приглашение в Артек на стол. – Я не поеду. Я не должна ехать… И если даже должна, то у моей тётки маленький сынок. Его некому нянчить… И очень больна соседка… Без меня она не выживет…

Класс снова зашумел. И все снова бросились обнимать Мери:

– Ты поедешь! Ты поедешь! И маленький мальчик, и очень больная соседка не останутся без присмотра… Класс обещает тебе это, наша самая добрая Мери.

И Мери поехала. И класс сдержал своё обещание. Маленькому сыну тётки Мери жилось, как никогда, хорошо, как и выздоровевшей соседке, в дни, когда Мери была в Артеке.

Пусть всё это произошло не в очень демократической стране, такой она становилась всё более и более. Становилась потому, что в народе всегда побеждают и будут побеждать такие, как Мери, как юный стихотворец и похожие, хотя бы чем-то похожие на них.

И это правда! Самая счастливая неопровержимая волшебная правда!

О волшебном ошейнике и семи драконах

В одном большом доме жил чёрный мальчик и жил белый мальчик. Они очень любили друг друга.

Белый мальчик любил чёрного мальчика за верность и дружбу, за ум и храбрость. Он любил его и за оливковый цвет лоснящейся кожи, за белизну зубов и кудрявые волосы. Ему было всё мило и дорого в чёрном мальчике.

Чёрный мальчик любил белого мальчика за прямоту и доброе сердце, за смелость суждений и отвагу. Он любил золото его волос и синеву глаз. Глядя в них, чёрный мальчик видел себя полноправным мальчиком среди всех сверстников этого города, где равенство между людьми разного цвета кожи не признавалось. Поэтому белый отец запретил своему сыну видеться с чёрным мальчиком.

Отец лишил его этой радости. А собаке белого мальчика было разрешено всё. Она могла когда ей вздумается встречаться с чёрным мальчиком и с лаем бросаться в его объятия. Она даже могла лизнуть его щёку.

Белый мальчик очень завидовал своей собаке. Он с грустью глядел из окна большого дома, когда та резвилась с его чёрным другом. Это было так мучительно и так несправедливо, что белый мальчик заболел. Его щеки осунулись. Он стал задумчив. Его мучила бессонница.

Созвали всех белых докторов города, но ни один из них не нашёл причину болезни. Они прописывали больному порошки и капли. Предписывали уколы и ванны, но мальчику не становилось лучше. Он не спал.

Тогда сказали, что нужно позвать чёрного доктора. Это был лучший доктор города. Ему удавалось вылечивать даже тех, кто терял рассудок.

И белый отец послал за чёрным доктором.

– Хорошо, – сказал чёрный доктор, – я, может быть, сумею вылечить вашего мальчика, если вы не будете мешать моему лечению.

– Нет, – ответил отец белого мальчика, – мы не будем мешать. Мы готовы на всё, чтобы его спасти.

Чёрный доктор лечил по-своему. Он не прописывал порошков и капель. Он не предписывал уколов и ванн. Доктор разговаривал и шутил с мальчиком, стараясь выяснить причину тяжёлой болезни. Разговаривая так о том, о другом и как будто ни о чём, доктор спросил однажды:

– А чего бы тебе хотелось больше всего на свете?

Мальчик испуганно окинул помутившимся взором комнату и, убедившись, что его никто не подслушивает, очень тихо, почти шёпотом, сказал:

– Доктор, мне хочется стать собакой!

Плохой доктор стал бы расспрашивать у больного, зачем и почему ему захотелось стать собакой. А это был хороший доктор: он знал, что лучшее лекарство для такого больного – исполнить его желание. Поэтому он так же тихо, чтобы никто не слышал, сказал:

– Очень хорошо! Я помогу тебе стать собакой, только умеешь ли ты лаять?

– Не очень хорошо, – ответил мальчик. – Но я учусь… И у меня уже получается. Послушайте… – И мальчик принялся лаять.

– Превосходно, – сказал доктор. – У тебя чудесный лай. Теперь тебе остаётся немного.

– А что? – спросил испуганно мальчик. – Научиться бегать на четвереньках? Извольте. Я могу!

И он стал изображать бегающую собаку, а потом, задумавшись, сказал:

– Но у меня не хватает хвоста…

– Это необязательно, – мягко утешил доктор. – Бывают и бесхвостые собаки. Тебе нужен волшебный ошейник. И как только я надену его на твою шею, всем будет казаться, что ты та самая собака, какой тебе хочется стать.

Мальчик улыбнулся. Тут доктор погладил своей иссиня-чёрной рукой белый потный лоб мальчика и таинственно сообщил:

– Сегодня ночью я отправлюсь в ущелье семи драконов и отберу запертый под семью замками волшебный ошейник. Но, но…

– Что, доктор?

– Но чтобы я мог победить драконов, ты должен заставить себя спать. Спи же! – приказал доктор. – Спи!

– Я сейчас, – сказал мальчик, засыпая.

– Ему, кажется, лучше? Он спит? – спросила мать белого мальчика.

– Да! Ему, кажется, лучше! Будем надеяться, что я завтра сумею продолжить счастливо начатую сказку, а она нам подскажет, как правильнее продолжать волшебный курс лечения.

Так сказал доктор и направился в охотничий магазин.

Мальчик впервые спокойно спал. Дыхание его было ровным. Он улыбался кому-то во сне, изредка подскуливая по-щенячьи.

Доктор пришёл рано утром. В таком виде он никогда не появлялся. Рукав его пиджака был наполовину оторван, бровь забинтована, на щеке была пластырная нашлёпка. Он вошёл, опираясь на костыль.

– Что с вами, доктор? – спросила мать белого мальчика.

– Мама! Доктор сражался с драконами, – сказал больной мальчик. – Оставь нас, мама, вдвоём.

Доктор подал знак, и мать покорно ушла.

– Они изувечили вас? – участливо спросил мальчик.

– Сущие пустяки, – ответил доктор. – Когда я свалил трёх драконов, то остальные четыре бросились на меня. Двое из них покусали мне ногу, третий хватил хвостом по лицу, а четвёртый – самый глупый – принялся мне отгрызать рукав. Тут я рассвирепел и принялся избивать их тростью с тяжёлым серебряным набалдашником. И когда трое из четверых полегли, то последнего я решил добить калошей.

Мальчик ликовал. Его глаза стали яснее.

– Что же дальше, доктор?

– Дальше открылись семь замков, и я схватил волшебный ошейник. Вот он. Сейчас я надену его тебе на шею, и ты начнёшь превращаться в собаку.

На бледном лице мальчика проступил яркий румянец. Он был вне себя от радости, превращаясь в собаку. И когда пряжка ошейника была застёгнута, мальчик взвизгнул и пролаял:

– Гав! Гав!

А потом, спохватившись, спросил:

– А если папа узнает, что я его сын?

– Никогда! – твёрдо заявил чёрный доктор. – Даже я теперь в тебе не могу узнать мальчика. Беги и лай!

Тут белый мальчик спрыгнул с постели и на четвереньках побежал через малую гостиную и приёмную отца. Громко лая, он спустился по широкой лестнице и выбежал во двор.

– Гав-гав-гав! Вау-вау! – заливался он, подбегая к чёрному мальчику, бросаясь в его объятия.

Белый мальчик, оглядываясь на окна, боялся, что в нём обнаружат человека и снова вернут в дом. Поэтому он не поцеловал своего товарища, а лизнул в щёку и, подскуливая, сказал:

– Джони! Уведи меня на поводке в сад и не узнавай меня, пока на нас смотрят.

Джони так и сделал.

А в это время из окна смотрели трое: белый отец, белая мать и чёрный доктор.

Они молчали. Первым нарушил молчание отец:

– Доктор, скажите, сколько дней он должен оставаться собакой, чтобы окончательно вылечиться от этой душевной болезни?

– Я думаю, господин губернатор, – ответил доктор, – не более недели.

– Благодарю вас, – сказал губернатор, целуя иссиня-чёрную руку доктора. – Волшебная и целительная сила ошейника неоспорима. Только я не верю, доктор, что вами окончательно умерщвлены те семь драконов, с которыми вы сражались. Они, кажется, всё ещё шевелятся во мне. Нужна иная целительная сила, чтобы такие, как я, могли истребить их в своём сознании…

Тут белый губернатор припал к плечу чёрного доктора. Он рыдал на его плече счастливыми слезами раскаяния, но драконы от этого не переставали жалить его мозг.

Это были очень живучие и ядовитые драконы. Они жалят и поныне тысячи светлых голов и добрых сердец…

Волшебные истории

Иголкины братья

Это случилось в давние-предавние времена, в далёкие-предалёкие годы. Тогда для людей многое было тайной. Даже то, что теперь известно и детям, которые ещё не научились читать.

Но всё же и в те давние-предавние времена, далёкие-предалёкие годы древние-предревние люди уже кое-что знали и кое-что могли делать своими руками. Например, каменные топоры, копья с каменными наконечниками. Они уже научились приручать диких животных, сушить и вялить плоды, ловить рыбу. Они подчинили себе огонь, который обогревал жилище и варил пищу. Они научились обжигать горшки и одеваться в шкуры животных.

Конечно, их жизни теперь не позавидовал бы никто. Однако и тогда были пытливые, думающие, побеждающие люди. Например, люди племени Не-До-Со.

Название племени Не-До-Со в переводе с недосокского языка на наш язык означает – недовольные собою люди. Неуспокоенность, стремление к поискам, открытиям люди племени Не-До-Со считали самым главным и самым дорогим в человеке.

Название племени Не-До-Со тогда заменяло множество понятий – смелость, мысль, находчивость, борьба, победа и многое другое, что в те бедные словами времена также объединялось тремя слогами – Не-До-Со.

За это люди племени Не-До-Со были уважаемы другими племенами, и многие старались походить на них. Потому что не кто-то, а настойчивые люди племени Не-До-Со придумали каменный топор, лук и стрелу для охоты, ямы для ловли опасных хищников и многое другое, что переняли потом все остальные.

Но племенем Не-До-Со восхищались не все. Некоторые находили законы Не-До-Со слишком беспокойными. Например, люди другого, довольно большого племени Ле-До-Со. Люди племени Ле-До-Со предпочитали как можно меньше двигаться, меньше работать, меньше думать. Лень, сладкий сон и жирная пища были для них самым прекрасным из самого прекрасного в жизни. Поэтому-то племя и называлось Ле-До-Со, что, как ты уже догадываешься, в переводе на наш язык означает – ленивые, довольные собою люди.

Люди племени Ле-До-Со прославляли довольство собой, довольство тем, что есть.

Сонливых и ленивых увальней из племени Ле-До-Со не уважали стремительные, всегда ищущие, вечно занятые труженики Не-До-Со, но жили с ними мирными соседями, хотя и никогда не роднились. Да и не могло быть между ними родства. Кто бы из молодых людей племени Не-До-Со, будь то юноша или девушка, захотел соединить свою кипучую жизнь с вялой жизнью ленивца или засони из Ле-До-Со. Это было бы похоже на разжигание огня водой, на ускорение работы безделием, на обучение камня искусству плавания… Это было бы похоже на самое невозможное, что даже не мог представить себе самый мудрейший из всех мудрейших мудрецов Не-До-Со или увидеть во сне самый сонливейший из всех сонливейших засонь Ле-До-Со. Однако же…

Однако же в жизни, а тем более в сказке, случается всякое.

В племени Не-До-Со подрастала девушка, удивлявшая своей пытливостью и настойчивостью всех от мала до велика. Будучи кровной дочерью племени Не-До-Со, она была недовольна одеждой из грубых шкур животных и, обеспокоенная своим недовольством, прославила родное племя Не-До-Со новым великим открытием. Даже двумя.

Первое из них состояло в том, что из шерсти некоторых животных девушка научилась скручивать нити. Тонкие крепкие нити. На это в племени вначале никто не обратил внимания. Потому что нити скручивали и раньше из волокон растений и жил зверей. Правда, это были не нити, а скорее жгуты, получившие впоследствии название верёвок и канатов. Но вскоре тонкие нити обратили внимание людей не одного лишь племени Не-До-Со, но и других.

Тонкие нити обратили на себя внимание тотчас же, как искусные пальцы девушек научились их переплетать между собой так, что получалась ткань.

И когда на свете появился первый кусок ткани, то старейшие из старейших старейшин племени Не-До-Со увидели в этом куске будущую одежду. И ловкие из самых ловких рук, настойчивые из самых настойчивых умов, пытливые из самых пытливых людей племени стали искать помощников умелым пальцам девушки, чтобы скорее и лучше превращать тонкие нитки в плотную ткань.

И вот многое было сделано, и появилось ткани столько, что из неё уже можно было сшить первое платье. И, конечно, это первое в мире платье должна была надеть девушка, открывшая людям величайшее искусство превращения ниток в ткань. И она, как решило племя, наденет новый, невиданный до этого наряд в день своей свадьбы.

Теперь очень многие старались понравиться девушке. Понравиться не только потому, что её мудрейшие из мудрейших мудрецы увенчали почётным венком племени Не-До-Со. Нет, не только поэтому. Девушка была красива. Красива настолько, что самый сонливейший из всех сонливых засонь и ленивейший из самых ленивых лентяев племени Ле-До-Со не мог теперь спать даже ночью.

И это бы ещё ничего. Мало ли кто и благодаря чему не спит. Нельзя же обращать внимание на всякую бессонницу, особенно людям из племени Не-До-Со. Однако же…

Однако же девушка, научившая людей превращать нити в ткани, вдруг ни с того ни с сего стала спать гораздо больше, чем кто-либо в её племени Не-До-Со. И это повергло всех в отчаяние. И все принялись искать причину презренной сонливости, чуждой беспокойным людям.

А отгадка оказалась очень простой. Девушке было приятно спать потому, что она видела во сне потерявшего сон юношу из племени Ле-До-Со. Когда же она стала видеться с ним и наяву, то содрогнулись даже камни. А после того как юноша из племени Ле-До-Со, набравшись смелости, преподнёс девушке свадебный подарок – большую иголку из рыбьей кости, люди племени Не-До-Со чуть было не взялись за копья и стрелы. Потому что трудно было представить что-либо более оскорбительное, нежели сватовство сонливейшего из всех засонь и ленивейшего из самых ленивых племени Ле-До-Со. Однако же…

Однако же хитрейший из всех хитрейших хитрецов Не-До-Со нашёл уловку для того, чтобы, избегнув кровавой расправы, отвадить непрошеного жениха. Он сказал, что ничтожной иглой из рыбьей кости оскорбительно шить свадебный наряд знатной невесте.

Хитрейший из всех хитрейших хитрецов напомнил, что такие иглы годны для сшивания шкур жилами животных, но не прекраснейшей ткани из тонких нитей.

Жениху посоветовали подарить невесте более достойную иглу. И юноша, поклонившись, ушёл. Ушёл, надеясь вернуться с новой иглой.

Решив так, он долго искал материал, из которого можно сделать тонкую, достойную платья невесты иглу. Он переловил множество рыб, вступал в единоборство с сильнейшими из зверей в поисках такой кости, из которой бы можно было сделать невиданно тонкую иглу.

Племя Ле-До-Со обжиралось рыбой и мясом животных, добытых сыном своего племени, а кость не находилась. И, наконец, он подстерёг огромнейшего из самых огромных мамонтов и добыл крепчайшую из всех крепчайших костей, а затем сделал из неё иглу. Сделал и принёс невесте.

Это была очень хорошая, тонкая и острая игла. Люди племени Не-До-Со куда ласковее приняли настойчивого жениха. Они по заслугам оценили его упорство и поиски. Девушка наградила добрым взглядом возлюбленного. Но всё же хитрейший из всех хитрейших хитрецов племени недовольных сказал, что хотя игла достаточно тонка и остра, но она слишком ломка.

И юноша снова отправился на поиски. Он перебрал твердейшие из камней, гибчайшие из корней и сделал из них несколько пригоршней превосходных игл, каких не знавали в племени Не-До-Со. Однако же…

Однако же хитрейший из хитрейших хитрецов каждый раз находил изъяны в иглах, хотя и всё больше восторгался упорством юноши из племени Ле-До-Со, считая его более достойным женихом среди множества других. Но старик не мог победить в себе прирождённое недовольство и снова посоветовал искать лучший материал для иглы, которая будет достойна сшить свадебный наряд.

И тогда юноша отправился в дальнюю страну таинственных гор. В эту страну не отваживались ходить даже самые бесстрашные и самые пытливые сыны племени Не-До-Со.

Среди этих гор одни дышали огнём. Из них извергалось пламя и выбрасывались раскалённые камни, текли горящие реки. В другие горы небеса метали огненные стрелы, и стрелы были так горячи, что расплавляли камень.

Поселившись в стране таинственных гор, юноша заметил, что текущие из них огненные реки, остывая, отвердевают каким-то новым, незнакомым материалом, который ни на что не пригоден. Но всё же находились такие камни, которые не были похожи на своих собратьев. Их можно было плющить, вытягивать из них полосы.

Особенно хороши были эти незнакомые камни на тех горах, куда небеса метали свои огненные стрелы.

Это было очень страшно. Но любовь сильнее страха. И влюблённый решил подползти к вершине горы, когда свирепствовали громовые небеса и огненные стрелы били в торчащие пики горы. И юноша увидел, как огненные стрелы, целясь в неизвестные ему бурые камни, заставляли слезиться их светящимися каплями. И эти раскалённые капли можно было плющить, мять, вытягивать, как капли смолы.

Но смола оставалась смолой. А этот неизвестный материал, остынув, становился твёрже и тяжелее камня. Из него можно было сделать иголку. И она была сделана. Иголка оказалась тонка, крепка, остра и гибка. Теперь юноша уже мог вернуться и удивить людей племени Не-До-Со чудесной иголкой.

Но разве дело в одной игле? Влюблённый хотел большего. Влюблённый хотел назваться не только мужем дочери племени Не-До-Со, но сыном и братом настойчивых, неуспокоенных, недовольных людей, открывающих новое, лучшее, счастливое. Юноша почувствовал в себе недовольство малой иглой.

Прошло много дней и много ночей. Были грозы и бури. И каждый раз небо выбалтывало тайну рождения нового материала, равного которому ещё не знал ни один человек на земле.

И настал день, пришёл час, когда юноша, исхудавший, усталый и очень счастливый, вернулся родным сыном племени Не-До-Со.

Он подал иголку хитрейшему из хитрецов и посоветовал не прибегать больше к хитрости, потому что даже мудрейший из всех мудрейших мудрецов не назовёт материала, из которого сделана новая игла.

И пока шился свадебный наряд невесты, жених рассказал о таинственных горах и показал людям, как можно из бурого камня выплавлять огнём чудеснейший из всех самых чудесных материалов и делать из него не одни лишь тончайшие иголки, но и острейшие топоры, зубастые пилы, крепчайшие свёрла и многое, очень многое другое, что нельзя сделать из дерева, камня и кости.

И всё племя мудрых, пытливых, ищущих, настойчивых, трудолюбивых людей, увенчивая чело жениха венком признания, назвало его своим прославленным сыном. А мудрейший из мудрейших мудрецов племени Не-До-Со сказал:

– Как бы ни называлось то многое, что будет делаться из материала, ещё не получившего названия, все эти вещи, изделия, инструменты навсегда сохранят имя иголкиных братьев.

И он не ошибся.

Прошли годы, века, тысячелетия. Новый материал, из которого была сделана счастливая иголка, каждый народ назвал по-своему. Наш народ дал этому материалу звонкое имя – металл.

Теперь этого важнейшего материала выплавляется столько, что самый недовольнейший из всех недовольных племени Не-До-Со не поверил бы своим собственным глазам, увидев клокочущие озёра чугуна в плавильных печах, искрящиеся стальные реки сваренной стали. И даже самый настойчивый из всех настойчивых людей Не-До-Со не сумел бы пересчитать сестёр и братьев первой иголки.

Да сумеешь ли пересчитать и ты её металлическую родню? Разве это только топоры, пилы, ножи, ножницы, вилки, коньки, скобки дверей, гвозди, шурупы, писчие перья?… Разве её родня только то, что первое приходит нам в голову?

А не бегут ли иголкины братья и сестры могучими локомотивами по железным дорогам; не разрезают ли глади морей, став огромными судами; не подымаются ли ввысь быстрокрылыми самолётами; не вырабатывают ли нам электрический свет; не помогают ли они нам ткать, копать, шить, пахать, убирать урожай? И делать всё, что делали некогда только руками. Разве заменившие теперь руки машины и станки не кровные иголкины братья и сёстры?

Едва ли найдётся такая книга, такой художник, который сумеет нарисовать хотя бы десятую долю иголкиных родственников. Какой же счастливой оказалась игла, порождённая любовью, и как прекрасна любовь, породившая настойчивость, неуспокоенность, пытливость людей, открывших новый материал!

И об этом прекрасном материале написано сказок едва ли не больше, чем у иголки братьев.

Вот ещё одна…