Текст книги "Погружение (СИ)"

Автор книги: Евгений Аверин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Пошли ужинать, – тащу его за руку.

– Не могу, внученька. Уезжаю. Зашел сказать, что тебе надо не позднее чем через два дня уехать отсюда.

– Ты же говорил, вместе поедем?

– Вместе и поедем, только не отсюда. Из Гомеля. Там тебя ждать буду. Железяку эту я забрал, повезу ее. Вместе рисково.

– Очень хорошо. А я как поеду? – Начинает пробиваться возмущение.

– Хотела летних приключений? Вот тебе задание – уехать так, будто от слежки отрываешься.

– Я не чувствую впрямую ничего, только косвенно и слабо.

– Зато я чувствую. Рик с тобой будет, он опасность хорошо чует.

– Так и не расскажешь про него?

– Сама скоро все увидишь.

– И где я в этом Гомеле обитать буду?

– Выезжаешь на окраину по западному направлению и ищешь жилье в частном секторе. Я тебя там найду. Держи, – дед протягивает круглую колобашку, – это деньги. Не артачься. Не потратишь, отдашь.

Я не упрямлюсь. В трудной дороге и жук – мясо. К тому же собакена кормить надо. Мы обнялись на прощание. Я чмокнула его в бородатую щеку. Мысли уже о том, как за два дня собраться и придумать незаметный выезд из города.

Дома объясняю Рику:

– Если дед говорит – тренировка, значит, не хочет расстраивать. Будем все делать серьезно. Сейчас тебе суп с фрикадельками сварю, и начнем.

Собак внимательно слушает.

– Вот смотри: времени у нас мало. С работой надо разобраться. И желательно так, чтобы без подозрений. Завтра пойду. Потом, как из города выехать? Представь, нас в скрытый розыск объявили. Менты на вокзалах срисуют. Можно на попутках, но у нас мужику хорошо ездить, а мне может боком выйти. Да еще с тобой – не каждый посадит. Речной транспорт? До Рыбинска доберемся, а дальше?

Я ем макароны с килькой. Рик хлебает суп.

Посмотрела расписание поездов в газете. Паспорт там не спрашивают. Можно на пригородных до Подмосковья, но пересадок много и все равно в Москве на поезд до Гомеля надо. Самое слабое место. Москву надо обойти. Тогда рабочий вариант: до Углича, там до Калинина, который бывшая Тверь, а дальше как получится. Денег дед дал, экономить не буду, в сумку положу только самое необходимое.

На следующий день занялась делами. Сначала договорилась на работе. Отпустили на две недели. Потом съездила к маме. Уговорила не провожать и пообещала позвонить, как доберусь. У нее Глеб приболел и капризил, поэтому в подробности она не вдавалась.

Вечером красуюсь перед собакеном, примеряю вещи в дорогу. Он лежит, как сфинкс, чуть дремлет. Обновок не много, но кое-что прикупила. Решила остановиться на практичном стиле. Серые летние брюки, кроссовки, белая майка, серая ветровка. В спортивную сумку положила черную спортивную форму, смену белья, носки, следки. Сформировала походную аптечку. Пара банок консервов, ложка, ножик, соль. В боковое отделение сунула альбом с хорошей бумагой, карандаши, три кисти и маленькую коробочку с акварелью. Остальное завтра.

– А завтра мы пойдем гулять, – сообщаю Рику, – со всеми попрощаемся. Заедем на вокзал, спросим, как на счет тебя. Что-то не получается у меня придумать оригинальный способ. Не будем выделываться, поедем на поезде.

Рик не возражает. Только иногда поднимает морду к верху и чуть тянет воздух, словно пытается распознать далекий аромат.

Утром решила заниматься дома. Но сначала выведу Рика. Собак выскочил и сел, нюхая воздух. Отбежал до куста, сделал дела и снова поднял морду у подъезда в сторону улицы.

– Ну что там?

В ответ он издал утробный звук, отражающий беспокойство и опасность. Я бы не обратила сразу внимание, но у самой на потенциальные неприятности стал возникать горький запах в носу. Я его называю «запах дьявола». Это мне, наверное, как особо непонятливой послано. И с утра я ощутила именно его. Так что собачьи маневры добавили уверенности.

Я аккуратно выглянула за угол дома. На перекрестке. Метрах в ста пятидесяти стоял человек. С другой стороны, на другом пересечении улиц еще один. Равильевич рассказывал немного про наружное наблюдение. Так держат квартал. Никакого желания проверять свое предчувствие у меня нет.

Мы вернулись домой. Я быстро переоделась и взяла сумку. Теперь не погуляем, не помоюсь, да и не известно, когда поедим. Квартиру на ключ. Мы проходим двором в следующий. И еще один.

Тропинка к Волге идет через гаражи. Там маленький грязный пляж и настил на больших баках для речного трамвая. Другого направления нет. Можно потом уйти по воде в сторону за город. Охранник будет орать, но куда деваться?

На песке загорали несколько компаний. Еще с десяток одетых: женщины, дети, старики. Значит, ждут кораблик. И осталось недолго.

Через пять минут подвалил трамвайчик. Мы зашли последними. На Рика никто не посмотрел. На середине реки я поняла, что плыву в сторону Костромы, на восток. И ладно. Стала присматриваться к пассажирам. Тут с нижней палубы поднялись двое военных в летних рубашках с лейтенантскими погонами. Один высокий, светлый повернул голову ко мне. Влад! Мы на Варегове пересекались в качалке. Он узнал меня, разулыбался и двинулся к нам.

– Привет, Маша! Сколько лет, сколько зим. Вот уж не ожидал тебя увидеть.

– Привет, Влад. А я тут случайно. Смотрю, ты закончил военное. И кто теперь?

– Считай, инженер. Служба связана с авиацией. А больше сказать не могу. Твоя собака?

– Моя. Из школы видел кого?

– Никого, сейчас все разъехались. К родителям отпустили на побывку и все. Я в командировке здесь. А ты отучилась?

– Одно закончила, в другое поступила.

– А на кого?

– Так художник. Сейчас в наш театральный на декоратора, продолжаю образование.

– Художник?! Маш, а ты сейчас чего делаешь?

– Так то я в Белоруссию собралась, но, как видишь, не совсем прямым путем, – я вижу, как его мысли лихорадочно бегают, – ты говори, чего надо.

– Погоди, я сейчас.

Влад вернулся к ждущему товарищу. Они оживленно что-то обсудили. Причем, унылый коллега просветлел. И уже оба двинули ко мне.

– Мария знакомься, это Костя.

– Очень приятно, – протянула я руку, к которой офицер приложился губами.

– Маша, такое дело. Нельзя распространяться, но мы тут по делу. Готовим к проверке воинскую часть. И комиссия уже завтра. А у нас там караул. Нужен художник-оформитель. Раньше у них был, уволился в запас. Другие не дают, самим надо. Краски, кисти там есть. Выручай!

– Что я смогу сделать за неполный день?

– Хоть что-нибудь. Или ничего не будет. Нас прислали, мы не справились. С таким напутствием назад и отправят.

– А мы тебя с собой в Белоруссию заберем, – вставил Костя.

– Да, мы там на базе под Бобруйском. Лучше, чем на поезде трястись. На транспорте пара часов и там. А?

– Вы очень убедительны, господа офицеры, – внутренне я ликую и готова работать и ночь, – но со мной собака, которую надо кормить.

– Про это не беспокойся, – разом заговорили они, – на кухне договоримся. И тебя будут кормит и его, койкой обеспечим и спецовку найдем.

– Договорились. А сами откуда плывете?

– Да думали, покатаемся, все равно завтра драть будут. А выясняется, что не зря.

– А меня к вам пустят?

– Я начальник подготовительной команды, по приказу, – важно заявил Костя, – командир приказал привлекать любые силы, но сделать. Вопрос решим.

Через час кораблик причалил к нужной пристани. Мы сошли. Километра два шли пешком. Ребята рассказывали про курсантские годы. Влад расспрашивал про общих знакомых, про мою учебу, планы, личную жизнь. Услыхав, что я рассталась с парнем, оба приосанились.

У КПП возле часового пришлось сидеть часа полтора, пока решат вопросы. Два раза прибегал Костя проверить, не сбежала ли, и ободрить, что вот-вот они всех построят.

Появился Влад с усатым прапорщиком. «Где она ночевать будет? Сами охраняйте».

– Товарищ прапорщик беспокоится, что солдатики из взвода охранения приставать будут, – пояснил Влад.

Меня провели через КПП. Представили толстому майору, тот тоже повеселел. И повели на склад. Усатый прапорщик выдал мне новенькую афганку и зеленую майку под нее. Я переоделась. Волосы спрятала под кепи. Кроссовки оставила свои. Но прапорщик все равно подобрал мне офицерские берцы. На всякий случай.

Койку мне поставили третьей к ребятам в какой-то дежурке. Сумку оставила, Рик тоже разлегся в тени. А я пошла получать инструмент. Красок оказалось много, и в пачках и в банках. Кисти старые, засохшие. Две бутылки олифы. Я сразу налила ее в банку и замочила кисти.

Фронт работ оказался велик. Вся наружная наглядная агитация побита временем и погодой. Начнем с ворот, далее путь следования, плац, потом остальное. Пара солдатиков притащили лестницу.

И началось. С воротами справилась быстро. Даже пририсовала пару веточек под звездой. Позвали на обед. Ребята накрыли в той же дежурке. Рис с мясом, гороховый суп, компот. Рику дали солдатской перловой каши с кусками вареного сала, зато много.

Работала я быстро, часть за мной преображалась. Майор уже три раза бегал смотреть. Провели развод на плацу.

На ужин пюре картофельное с куском минтая. Чай с тремя кусками сахара, две середки белого хлеба с кружочком масла. Солдатская пайка, как я поняла. Рику опять досталась перловка. Уже темнеет, а впереди еще работы треть. Попросила свет. Вытащили какой-то прожектор. Рисую при нем.

Всходит солнце. Значит, уже три, четвертый. Заканчивала уже ближе к подъему.

Майор, как хомячок, обежал каждый уголок. Все везде блестит, все ярко и красиво. «От лица командира части объявляю вам благодарность». Спасибо большое. Мне теперь спать. Ребята тоже все посмотрели. Довольные, но уставшие. Им спать не придется. А я пью чай и заваливаюсь.

Просыпаюсь от взгляда. Откидываю с головы одеяло. Стоит Влад.

– Сколько время?

– Шестнадцать ноль пять.

– Как проверка?

– Уехала только что. Наш борт в семнадцать ноль ноль. Мы договорились, чтоб тебя взяли.

– Все, встаю. Собаку кормили?

– Кормят, не беспокойся.

Влад деликатно вышел. Я вскочила, умылась в туалете, оделась в афганку. На улице уже переминаются ребята. По пути к КПП зашли в штаб доложиться. Майор вышел из гомона и звона посуды поддавший, с красным лицом и запахом тушенки. Мне сказал отдельное спасибо, пригласил заезжать и ушел. А мы бегом бросились к УАЗику.

До Туношны недалеко. Добрались во время. Нам уже машут издалека, чтобы быстро загружались. Мы разместились на жестких скамейках. Двигатели взревели. Корпус дрогнул. Рик прижался к моим ногам.

Глава 14

Самолет приземлился через два часа. Грохот моторов с завыванием утих. «Добро пожаловать в международный аэропорт Бобруйск!» – донеслось от Влада.

Мы вышли за КПП. На меня в афганке не обратили никакого внимания. Костя убежал звонить – докладываться.

– Тебе куда? – спрашивает Влад.

– В Гомель.

– Сейчас Костик придет, решим.

Тот вернулся радостный:

– Командир похвалил! Комиссия все признала удовлетворительным, а наглядную агитацию – образцовой. Все, разрешил завтра отдыхать. Свобода!

– Отлично! Нам надо Машу в Гомель отправить.

– Так туда наш инженер Валентиныч едет на выходные. Сейчас найду его.

Через пятнадцать минут Костя вернулся с сухим седеющим мужичком, уже переодевшимся в гражданку. Тот кивнул: «Та возьму. Только песик шоб седушку не запачкал, мяшок постэлим». И прошел к белой четверке. Мы попрощались с ребятами, обменялись телефонами. Они приглашали с собой, обещали в общаге устроить, но я сослалась на дела. Вместе с Риком мы разместились на заднем сиденье, он занял почти все место, а голову положил мне на колени. Мужичка звали Сергей Валентинович. Молча ездить он не может – болтал всю дорогу. Я только поддакивала, да рассказывала, как случайно оказалась помощницей ребятам.

Уже стемнело, когда мы увидели огни Гомеля.

– Тебе куда? – спросил он.

– Пока не куда. Жилье буду искать.

– Давай, к родителям жены заедем. Скажу, что ты знакомая сослуживца. На пару дней точно пустят. А там определишься.

– Замечательно. Я заплачу, сколько скажут.

Через двадцать минут мы у частного дома на улице Камышовой. Недалеко речицкое шоссе. Место, вполне подходящее под требования деда Егора. Я разминаюсь, пока Сергей Валентинович объяснял хозяевам, кто мы и зачем. В калитку выглянула пожилая женщина: «Проходите». Меня провели в комнату, собак остался на крыльце. Сергей Валентинович еще бросил пару фраз и уехал. Хозяйка предложила чаю, и за столом я рассказала, что должна встретится со знакомыми, но путешествие получилось не по плану, поэтому придется подождать пару дней. К чаю были бутерброды с маслом и сыром. Рику налили простокваши и накрошили хлеба. Он лизнул хозяйку, Наталью Дмитриевну в руку, чем очень растрогал. Потом меня уложили в соседней комнате. Я попыталсь заговорит насчет оплаты, но хозяйка только отмахнулась.

Утром я проснулась в девятом часу. Солнце ярко освещало комнату. Доносились восхитительные запахи. Встала, оделась в свою одежду. Афганку свернула трубочкой и убрала в сумку.

– Проходи, доча. Умываться там, – махнула рукой хозяйка в сторону умывальника, – во время встала. Сейчас драники будем есть.

Горячие белорусские драники со свежим домашним молоком – яство богов. Я жмурюсь, хрустя поджарочкой. Рассказываю о себе, об учебе.

У дедов своя корова. Недалеко Днепр, но рыбалку Василь Петрович не жалует. Сейчас оба на пенсии, работали учителями, квартиру оставили сыну, который живет там с женой и двумя детками.

– Мы их в лагерь отправили, – поясняет хозяин, – подальше от радиации. У нас еще нормально, а южнее есть пятна заражения, не меньше, чем в Чернобыле.

Я пытаюсь договориться об оплате, но меня и слушать не желают. Тогда говорю, что нарисую портреты обоих, если успею.

Чтобы переварить быстро меняющиеся обстоятельства, после завтрака напрашиваюсь помогать. Берусь пропалывать грядки с луком и чесноком. Надела штаны от афганки, очень удобные, и белую майку. На голове кепи. Солнце печет. Рик лежит в теньке. Монотонная работа оставляет наедине с мыслями и ощущениями. Откинула голову вверх.

Поняла, что изменилась – четко, как государственная граница. Напряжение ушло. Из людей, из природы. Никто не рвется из жил, никакого пролетарского надрыва, когда сломанными ногтями цепляются за грязный камень в непонятной борьбе. Тут спокойно все.

В обед отправилась вместе с хозяйкой в магазин. Окраина города. Гомель размером с Ярославль. В магазине свободно лежит молоко, кефир, какая-то ряженка под желтой крышечкой. Надо будет попробовать. И колбаса! Вареная и рядом же полукопченая. Я ее не ем. Но такое разнообразие продуктов удивило.

И народ, что встречался по пути – мягкий, болтливый, без всякой озлобленности и обреченности. Это стало открытием. Сразу захотелось здесь жить.

Ближе к вечеру ждали в гости Сергея Валентиновича с супругой. Я помогала с готовкой и столом. Уже заканчивали, когда знакомая белая четверка припарковалась у калитки, а по дорожке тесть катил уже коляску. Валентиныч вышел из машины и вдвоем онипересадили женщину с заднего на коляску. Она в белом платье в мелкий горошек. Красивое, но измученное лицо. Около тридцати пяти лет.

– Лиза знакомься, – сказала хозяйка, – это Маша, подружка Сережиного сослуживца Влада, молодой такой, лейтенант, был на юбилее.

– Мы в одной школе учились, – уточняю я, – здравствуйте, Лиза.

Лизу провозят к столу. Она поглядывает на меня с любопытством. Видно, что ей хочется пообщаться с новым человеком. И я не отказываюсь. Пока мужики обсуждают что-то по ремонту техники, мы болтаем. Но скорбная искра проскальзывает в ее взгляде время от времени.

– Лиза, извини за бестактность. Можешь рассказать, что с тобой случилось?

– История простая. Авария. Все целы, кроме меня. А у меня хлыстовая травма шейного отдела. Три года уже так. Обещали, что будет лучше. Примеры всякие приводили. В больнице лежу каждый год. Ничего не лучше. Руку вот еще начинает сводить. Муж нанимает массажистку время от времени, чтобы контрактуры не образовывались. Если честно, то когда про тебя услышала, то подумала, что Сережа нашел кого-то. Но тогда бы он к своим отвез. И все понятно. А сейчас смотрю на тебя, разговариваю и так хорошо рядом, что думаю – пусть бы такая была. Он же мужчина, ему так тяжело со мной.

– Так, Елизавета. Давай упаднические настроения на потом. Со мной хорошо, потому что энергия прет. Никому не отдавала, никого не лечила последнее время.

– А ты лечишь кого-то? Ты, вроде, художник?

– Одно другому не мешает. Разрешишь тебя посмотреть?

– Смотри, если хочешь, – вздохнула она.

Я отвожу ее от стола другую комнату. В полумраке хорошо видно ее свечение. Вот блок на уровне шеи. Разрыва спинного мозга нет. Если бы был, то все сложнее. И полное уныние. Потеря всякой воли к борьбе. Жду информацию по увиденному. Получаю разрешение и знания, что можно сделать. Беру в ладони ее голову. Череп невидимо подрагивает, я чувствую его неправильный дерганный ритм. Выравниваю под свой.

– Ой, как хорошо! Что ты там делаешь? – шепчет она.

– Немножко лечимся. Ты можешь попросить у мамы новогодний дождик и лейкопластырь лентой, если есть? А то если я спрошу, будет ненужное внимание. А нам сейчас лишние глаза не нужны.

– Давай спрошу.

Требуемое нашлось. Наталья Дмитриевна решила, что мы увлеклись чем-то своим и обрадовалась, что дочь отвлечется.

Я расстегнула ей платье сзади. Опустила с плеч. Волосы подняты в прическу. Ножницами отрезала кусок сантиметров десять от пластыря и наклеила продольно дождик с шагом через полсантиметра. Это мостик для поверхностного тока энергии в обход блока. Лучше серебро, но где его взять? В Китае использовали медные пластины, временно заменяя пораженный канал. Я наклеиваю над нужным сегментом пластырь.

Теперь нужно собраться. В животе завибрировало. Я пускаю силу в руки. Не мягким плавным свечением, а острым жалом. В ладонях жар, пальцы гудят. Соединяю большой и безымянный пальцы правой руки, а указательный и средний подношу к ямке под седьмым шейным позвонком, в простонародье именуемым холкой. Средний палец левой руки накладываю на ямку под затылком.

Чувствую, как энергия идет до середины шеи и упирается в темную пробку. Маленькие завихрения клубятся, оплавляя ее.

– Жарко, как от печки, – шепчет Лиза.

Я молчу. Внутренним взором вижу маленькую ниточку, которой удается пробиться выше. Надо еще. Напрягаюсь и плавлю темноту. Поверхностная защитная ци проходит по мостикам и помогает тянуть мою силу вверх. Пробка поддается. Темные рваные части раздвигаются в стороны. Энергия устремляется выше и соединяется с пальцем моей левой руки. Еще несколько минут я направляю ее так.

Постепенно возвращаюсь в себя. Начинаю слышать лизины ахи на вздохе, будто корку с болячки отрывают. Убираю руки. Вся мокрая. Волосы налипли на лоб.

Лиза часто дышит.

– Ты как? – спрашиваю ее.

– Будто в кипяток вошла. Ноги щиплет.

– Давай пошевели, – я нагнулась и сняла с нее тапки.

Пальцы шевельнулись. Отлично! Я сжала точку на стопе. Лииза дернула ногой к себе. Повторила тоже и со второй. Она заглядывает мне в лицо:

– Они шевелятся, Маша, – слезы по ее щекам.

– Ногу к себе, теперь от себя. Молодец. Нужно в сознании закрепить движение. Будем вставать.

Это удается с трудом. Но она стоит радостно-напряженно, шатается. Я отпустила ее, готовая подхватить в любой миг. Мышцы ослабли, но ей необходимо почувствовать себя, чтоб это стало реальностью. И не только для нее. Поэтому я сажаю ее в коляску и говорю:

– Сейчас подъедем к двери, встанешь и пойдешь. Надо закрепить осознание прямо сейчас. Ни о чем не думай, просто делай. Все эмоции потом.

В дверях слышим: «Девушки, сейчас чай пить будем». Я беру ее за руки: «Давай». И она, сжав зубы, встает. Делает шаг, другой. Все замерев, смотрят на нее.

– Забудь про коляску, Сергей Валентинович, подержи ее. Пока хватит нагрузки, – говорю из-за спины, – а мне надо полежать. Не будить, при пробуждении напоить сладким крепким чаем с шоколадкой.

В комнате движение и шум, но я его уже не разделяю на составляющие. Он теперь, как шум леса или водопада. Мне надо успеть дойти до кровати, а то пространство сузилось и потемнело. Дошла, больше ничего не помню.

Из ямы вынырнула уже затемно. В гостиной оживленный шепот. Я открыла глаза. Заглядывает Наталья Дмитриевна. Увидела меня и сразу через плечо кому-то: «Проснулась, ставь чайник», и приземистой тенью ко мне:

– Машенька, доченька, как ты? Свет включить или не надо? – трогает мне лоб и гладит по щеке.

– Включайте, Наталья Дмитриевна, я встаю. Если можно, чего-нибудь попить, а то силы как-то взяли и кончились, – я виновато улыбаюсь.

– Да, конечно, – она дергается пойти, но бросается ко мне на шею, обнимает и плачет, – Маша, Машенька.

Я глажу ее плечи и спину. В комнату заглядывают: «Все готово». Она поднимается, вытирая слезы. Встаю и я. Смотрюсь в зеркало, под глазами темные тени. Ничего, отъемся. За все надо платить. А силы восстановятся. Думала, на том уровне уже не вернутся после Олега, ан, ничего – еще больше стало.

У стола качнуло. Стул громыхнул. «Извините». Мне помогают сесть и ставят бокал с чаем, вазы с шоколадными конфетами и плитки шоколада нескольких видов. Ломаю кусочки от той, какая открытая. Мир светлеет. Можно перевести дух. Оглядываюсь. Все сморят на меня. Нахожу Лизу. Сидит на стуле у стены и счастливо улыбается.

– Лиза, как ты?

– Хожу. Слабая еще и ноги все время как иголками колет. Говорят, они отходят так.

– Умница. Надо еще ванны со скипидаром. Я расскажу потом, как делать.

– Пластырь еще купить? – вставляет Валентиныч, – сколько его носить и как менять?

– Не принципиально, но желательно неделю еще походить. А покушать есть что-нибудь?

Хозяйка поставила творог с изюмом, обильно сдобренный сметаной, и горку оладий. Съедаю все, что дали.

– А это как вот ты? – спрашивает хозяин под шиканье Натальи Дмитриевны.

– Считайте, специальный массаж.

– И ты дома тоже так?

– Иногда и так. Нужный человек в нужное время и в нужном месте.

– Вот, правильно, – поднял голову Сергей Валентинович, – это я ее привез ночевать.

– Можно, я опять спать пойду, – виновато говорю я, – надо восстанавливаться, а завтра все обговорим.

* * *

Анатолий Иванович не верил в совпадения. У любой магии есть скрытый, но вполне логичный механизм. Даже если его нельзя увидеть. Невидимые силы есть, это да. Но и магнитное поле есть, его тоже не видно. То есть, никакой магии нет, есть неизвестные резервы оперативных возможностей. И эти резервы безграничны. Кто первый воспользуется, тот и выиграл.

Он неоднократно был свидетелем, когда экстрасенс указывал с точностью до подъезда местонахождение скрывающихся людей. Правда, не всегда работает. Зависит от изначально предоставленных материалов. Лучше всего свежая фотография. Правда, не всегда такие поиски хорошо заканчивались. Для экстрасенсов. Приходилось ликвидировать, когда информация гарантированно не должна уйти. Ничего не поделать, такие правила.

Бывало, отмечали удачное окончание операции, а Анатолий Иванович знал, что тот, кто с ним сейчас в обнимку поет за столом, через три часа будет на речном дне или исчезнет в печи крематория. И они знали, но многие до конца не верили. На что надеялись? На такие условности, как разум, благодарность, преданность?

Оказалось, не все экстрасенсы одинаковы. Есть Мастера, которые ловят таких же или выполняют особо важные задания. Их не убирают. Они и сами не дадут это сделать. Их уровень просчета ситуации выше, чем у нападающих. И есть специфические умения, которые простому оперативнику не освоить, даже самому талантливому. Но Рон обещает, что с помощью науки и это покорится. Приборы заменят многие годы тренировок и особых условий жизни, когда нельзя бухать, обманывать, стремиться к выгоде.

Аппаратура Рона показала, что объект переместился за сутки с костромского направления на юг Белоруссии. Значит, действует хорошо организованная команда. Возьмем объект, размотаем все связи. Мастер со своей группой уже выехал туда. Наружка их ведет. Сейчас нужные документы подпишет руководство, и он тоже присоединится. Изделие вполне реальное – лучшее доказательство его правоты, если захватить. Тогда никто не отмажется.

Вот только Максим Иванович непонятно с чего забеспокоился. Что там такое, в этой Белоруссии, что все силы надо активизировать? Это дело не быстрое и не простое. Пока встречи с агентурой пройдут, пока ориентировки получат. Да и что искать? Неизвестная молодая женщина, возможно, с собакой, возможно, со стариком. Со своей стороны он не много сможет сделать.

Максим Иванович тоже оперативный резерв. Да, очень мощные связи, непонятные движения и дела. Но это пока. Со временем он вникнет и научиться так же. Есть невидимые хозяева, непонятные сущности? Ну и что. В Москве генералы, которые шлют руководящие шифровки и требуют отчетность, тоже, считай невидимые. Только подпись на бумаге от них и есть. Разберемся и с невидимыми. Всему можно научится. И он уже учится.

* * *

Гарик счастлив. Группа уехала. Никто больше его не беспокоит. Теперь можно заняться делами. Латыш выплатил десять тысяч премиальных. Нужно пустить в дело. Рыба приносит стабильный доход. Менты на водном транспорте прикрывают за долю надежно. Какая-то рыбинская братва сунулась, но на погоны не полезла. Дом с баней достроились. Гарик устроил торжественное открытие. Даже из Ярославля нужные люди приехали, оценили, рекомендовали расширяться. Девочки рыбинские, конечно, не те, что в Москве, но все равно получилось очень достойно.

Латыш предложил прощупать почву для привлечения сотрудников милиции к операциям. Намного надежней, если груз или человека будут сопровождать люди в форме. Как раз есть такие на примете. Гарик обещал подумать.

А сегодня состоялся откровенный разговор. Ветер сильный на берегу. Волны глушат слова в пяти шагах. Интересно, далеко уплыли Хопарь с подельником или их уже сомы съели?

– Нужно готовиться к большим делам. Тебе дадут ключ к богатству и могуществу. Насколько ты сможешь им воспользоваться, зависит от тебя, – Латыш смотрит испытующе.

– Э, я уже сколько сделал! Опять проверять будете?

– Проверять все время будут.

– Давай свой ключ.

– Тебе предстоит обеспечивать доставку грузов. Героин, в первую очередь. Часть будешь фасовать и отдавать в мелкий опт. Что думаешь?

Гарик знал, что такое героин. Страшная вещь. После нескольких доз люди отказывались от всего человеческого, от детей, родителей, любимых, лишь бы еще раз получить кайф. Правда, это доходный бизнес.

– А у меня есть выбор? – Спросил он.

– Есть. Точнее, ты его уже сделал. Я жду, когда деталями поинтересуешься.

– Насколько я знаю, белый тащат большие люди. В Казахстане бадяжат на бензине. Зачем туда лезть?

– Направление мысли правильное. Туда не надо. Ты же в школе учился. Куда впадает Волга?

– В Каспийское море.

– Смотри, как символично. Те волны, которые сейчас плещутся у твоих ног, вольются в воду, омывающие порты Дагестана и Азербайджана. Ты же в Азербайджане родился? Связь с родиной чувствуешь? С другой стороны Казахстан и Туркмения, а дальше Иран. Цепляешь фал с затопленной бочкой к борту на баржу, и плывет она хоть до Питера. Твоя задача – подбор людей и крыши.

– Не оторвет бочку?

– Продумаешь крепление сам. Там прицепят, здесь снимешь. Не торопись с подбором, сделай все хорошо. Сроку у тебя год, может, полтора – успеешь.

* * *

В такой ситуации главное – не погружаться в нее, а двигаться дальше. Иначе зазнайство, вера в свое могущество и многие другие иллюзии. Чтобы преодолеть, берусь помогать, где только можно. Лиза отказалась уезжать в квартиру. Я провела с ней еще три сеанса. Ноги держат слабо, но она молодец. Почувствовала, что можно вернуть прежнюю жизнь. Старается вовсю. Сегодня даже пол подмела. Мы гуляем с ней по улице недалеко.

– Как раньше, не будет уже никогда. Даже если начнешь кроссы бегать и карате заниматься.

– Почему? – удивляется она, – было же все хорошо. Муж – военный, зарабатывает прилично. Я в школе с младшими классами работала в удовольствие. Дочки погодки учатся без троек.

– Не знаю. Так чувствую. Ты должна выйти где-то или в чем-то на другой уровень. Если останешься на месте, то смысла в твоих бедах не было. И все рискует повториться, только в другом виде.

– Ты считаешь, в беде должен быть смысл?

– Он там есть. У любого испытания, которое нас постигает, есть свое назначение. Не хочешь, чтобы возникло продолжение, делай выводы из этого.

– Я постараюсь. Ты не уедешь, не бросишь меня?

– Моя помощь больше не нужна. Блоки пробили, процесс восстановления запустили, теперь дело только за тобой.

Иду в магазин, здороваюсь по пути со всеми, кто на меня посмотрит. С торца на ящике для бутылок сидит дед Егор. Подхожу с улыбкой:

– Надеюсь, твое путешествие до Гомеля было более прозаичным.

Он виновато смущается. Мы обнимаемся.

– Где остановился? А то поговорю с хозяевами, пустят.

– Я найду, где переночевать. Времени у нас мало. Завтра уходим. Утром зайду.

Я иду вместе с ним на почту звонить маме. Докладываюсь, что сыта и в тепле. С дедом от одних знакомых отправляемся завтра к другим.

Дома я сообщила, что созвонилась с родственниками, и завтра за мной дедушка заедет. Наталья Дмитриевна разохалась, не хочет расставаться. Лиза загрустила. Я обняла ее:

– У меня дорога дальше. У тебя все хорошо получается, телефоны, адреса есть. Спишемся. Приедешь ко мне в гости. Съездим на Волгу, на катере покатаемся.

– Я понимаю. Все равно за неделю так с тобой сроднилась, что словно кусок отрывают.

– Портреты хотела нарисовать, да не успела, – обращаюсь к Наталье Дмитриевне, – на память возьмите набросок.

Небольшая акварелька с берегом Днепра. И фигурка в белом платье. Это мы вчера туда с Лизой дошли.

Утром в семь часов Наталья Дмитриевна стучит в дверь: «Там твой дедушка пришел». Мигом вскакиваю. Умываюсь и причесываюсь. Деда уже усадили за стол. Хозяйка печет оладьи. Тот степенно прихлебывает из блюдца чай и нахваливает вкусности. Я присоединяюсь. Дед Василь велит непременно приезжать в любой время, я ему теперь, как родная дочь.

После завтрака мне вручают сетку с деревенской снедью в дорогу. Я благодарю. В дороге все сгодится. Со всеми обнимаюсь и целуюсь. Лиза плачет. Вытираю ей слезы. И чтобы самой не реветь, быстро выхожу на улицу. Там уже дед с Риком ждут.

Мы идем мимо остановки на шоссе. Сворачиваем в лес. Он тут другой. Сосны без подлеска. По такому что не ходить? По дороге дед рассказывает, что нам нужно в Речицу, тут недалеко. На автобус сядем не в городе. Пешком пару остановок пройдем. Пока идем, у нас импровизированное совещание. Дед говорит, что в Речице нам надо найти одного человека, который выведет в нужное место. А там уже сориентируемся. И тянуть нам нельзя, чует он, по следу идут. Силенок у меня маловато, все время держать защиту не умею. Да и на лечение вытряхнулась. Но и не помочь было нельзя. Это даже важнее для меня, чем артефакт поставить.