Текст книги "Аферистъ"

Автор книги: Евгений Аверин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава 4

Мы с Домной идем на встречу со связным. Аленку оставили на хозяйстве. Дошли до болота. Это километров пятнадцать. Дед уже ждет. Осмотрелись. Тишина и благолепие. Подошли. Обнялись.

– Ну, дедушка, рассказывай.

Дед важно уселся на упавший березовый ствол.

– А скажу я вам, милые мои, что такого переполоху я не упомню, хотя живу, считай, седьмой десяток. Так, Барвиха? Когда там именины?

– Старый, не тяни, – Домна не настроена на воспоминания.

– Ну, слухайте. По первой, как младший Тростянский пришел весь в слезах и соплях, так барин все порывался в погоню. Трое вызвались посмотреть, куда вы пошли, да только лошадь с телегою привели. Тут же барин послал нарочного в город к полицмейстеру да к губернатору. Что уж он им отписал, не знаю, а только на следующий день приехал чиновник с нижними чинами да полсотни казаков с есаулом. На постой пока в усадьбе определились.

– Каких еще казаков? Они же на Дону должны быть, – не понял я.

– Эх, болезный. Там у них вотчина. А службу несут, где прикажут. И в нашей губернии полк стоит и в соседних. Как какое волнение, так первым делом казачки идут. Ох, и ненавидим же мы их! Коли ничего не помнишь, так скажу – хуже их иродов и нет. Не щадят никого. За любую провинность плеть, а то и сабля. Сказывали, деревню целиковую пожгли. Вроде вашего хутора на отшибе была. Не барская, а своя собственная. Не пошли в крепость, бунтовали. Их и порешили.

– Ничего себе новости. Вот тебе и причина, чего их власти голубят. Так еще и в росгвардию включат. Народ разгонять, – бормочу я, но дед услыхал.

– Гвардии тут нет, а пехоты полроты придет разбойников искоренять. Это уж для полного принятия мер.

– А что про нас слышно?

– Кто во что горазд. Чего только не придумали. Одни говорят, французы пленные полк тайный создали, другие – чуть ли не сам Бонопартий сбежал и теперь силу собирает, чтоб изнутри Россию завоевать.

– Это они лишку хватили, – улыбаюсь я.

– Известно, дурни. Ходят еще слухи о капитане Корейкине с деревянной ногой, который французов не простил, и теперь, кто по-ихнему заговорит, сейчас с живого кожу снимет.

– Так, ближе к теме.

– А полиция все про бунтовщиков выспрашивает. Всех на уши поставила. Про испанцев, красный фронт и тайное общество Меча и Орала.

– А что барин?

– Всю дворню вооружил, никто не спит, ходят с пиками да фузеями. Младшего хотел в воронежское имение отослать, да он нужен будет для полицейских допросов. Тот сначала все пужался, носа не казал. А как казаки приехали, так форсу набрался. Говорит, что пятеро на него кинулись, оттого и не справился.

– А свидетели что-же?

– Так один сразу и помер. Похрипел и затих. А у второго глаз побелел. Теперь кривым кличут. Сейчас под арестом сидит.

– А его то за что?

– Так ты ж в него рублем кинул. Он, хоть и окривел, а деньгу схоронил. Чиновник прознал про то и говорит, что за рубль он тебе и помогал. Деньги ты, мол, ему кинул? Кинул. Он их взял? Взял. Злодейству не препятствовал? Не препятствовал. Все сходится. А что пострадал, так то уловка такая. Быть ему под судом. Губернатору никак нельзя отписывать пустое. Вот его и предъявят.

– Да, заварилась каша.

– А еще, – дед подсел ближе и воровато оглянулся, – некоторые к тебе в лес собираются. Ты теперича для них человек еройский. Всю обратную дорогу я думал. Домна поняла и не обижалась на мои ответы невпопад. А подумать было над чем. Партизанское движение создать не штука, но это тупиковый путь. Государство сильнее и задавит в любом случае.

Надо внедряться в общество. И желательно, в статусе, дающем максимальные права. Мещанин – хорошо. Насколько я помню историю, даже Пушкин считал себя мещанином. Статус купца еще подтверждать надо. А торговать и крестьянину никто не запрещает.

Но поместье может купить только дворянин. Конечно, есть ходы и для священников, и для промышленников – рабы на уральских заводах не сами туда приехали. Но легально иметь свою подконтрольную территорию и людей можно только дворянам.

А зачем мне поместья? А чтоб не лез никто. Давно мечтал. Этакая гипертрофированная идея домика в деревне. А что бы и нет?

– Домна, а давай из Аленки дворянку сделаем.

– Чем выше заберешься, тем больнее падать, – вздохнула она.

– Жизнь нам дается один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.

– Дерзайте. А случись чего, за Унжу уйдем. Там никто не достанет.

– Надо в Сулич сходить. Мед будем продавать.

– Какой мед?

– Волшебный лечебный, самый помогающий.

– Да где ж его взять?

– В лесу. Диких пчел тут много. Приметим дупла, да и возьмем.

– На себе много не утащишь.

– А мы около Сулича наберем.

– Там своих набиральщиков хватает, – смеется знахарка.

– Одно точно знаю, по эту сторону леса нам пока появляться нельзя.

Пчел в лесу много. В основном это земляные виды. В их гнездышках меду мало. И несколько раз мне встречались разоренные медведем. Поначалу были планы на охоту. Кабана в петлю поймать или даже лося я сумею. Тросика металлического нет, ну уж обошлись бы и веревкой. На маленького хватит. Но хранить мясо пока негде. Да и на птицах прекрасно живем. Алена сама плетет силки и расставляет в кустах и на бровках. Попадаются, в основном, рябчики. Очень вкусная птица, но маленькая. В приварок идет перловая или гречневая крупа, небольшой запас которой есть на лесном хуторе. Бывает, что и только зелень. Все равно вкусно.

В кошельке, добытом с Тростянского-младшего оказалось двенадцать рублей серебром и тридцать два ассигнациями. У них разный курс. Один рубль серебряный стоит больше пяти с полтиной бумажных. А золотой так и все шесть.

Все же уговорил я идти на торговлю в Сулич. Знахарка собрала мешочки с травами. Я прихватил пару деревянных ведер. Раз деньги есть, нужно купить припасов. Только на себе много не дотащишь.

Вышли в пятницу рано утром. Лес не везде одинаковый. Где-то идем кабаньими тропами, где-то краем болота. В обед перекусили хлебом и тетеркой. Вечером возле лесной поляны нашли остатки деревянного дома. Домна говорит, что какие-то древлеправославные прятались, да потом дальше ушли. Здесь и расположились на ночевку. Я наломал сухостоя. Хотел шалаш сделать – топор прихватил с собой, но тетка сказала, что погода хорошая, комаров мало. Переночуем и так.

Костер я разложил таежный, по всем правилам. И экран из веток все же поставил. Нарезал большую кучу молодых березовых веток, на которых мы и разместились. Домна уснула быстро. Под ее ровное дыхание я смотрел на блеклые звезды, загорающуюся утреннюю зарю и радовался всему новому. Уснул незаметно.

Солнце уже поднялось на ладонь, когда тетка меня разбудила. И мы двинулись дальше. Вскоре началась лесная дорога. Потом лес кончился и пошли поля. К обеду показались главы церквей. Пчелиных дупел я так и не нашел.

Сулич маленький город, но улицы вымощены булыжником. На торгу с телег продают деревенскую всячину. Встали и мы. «Травы от разных хворей» – стала зазывать Домна. Но никто не обращал внимания.

Я взял двенадцать рублей серебром и пошел по рядам. Приобрел картуз новый, сапоги до середины голени. Не самые новые, но приличные. Говорят, что татарские. Голенище широкое. Зато по размеру. Мне дали две портянки в подарок. Штаны синие в тонкую красную полоску, тоже новые. Рубаха темно-синяя с прямым воротом стойкой. Осталось три рубля сорок копеек. Зато теперь не стыдно присоединится к таинству маркетинга.

Правда, торговец из меня не очень. Одно дело книжки читать, другое – лицом к лицу с людьми. Я стеснялся, но делать было нечего: «Наилучшие препараты для восстановления мужской силы, если не поможет, вернем деньги».

Пока я надрывался прибитым голосом, Домна пошла на закупку припасов. Вскоре рядом со мной образовался ряд мешочков и кульков. И как мы это все потащим? Но все нужное. От меня Алене она купила платок с бахромой.

– Мил человек, – окликнул меня бородатый дядька с изможденным лицом, в коричневом сюртуке, – а от живота есть травка какая?

– Конечно, есть, – начал я, но память услужливо вытолкнула на свет алгоритм, вбитый сначала преподавателями, потом практикой, – а что у вас с животом?

– Да это не у меня, у барина моего. Приехал в гости к брату да занедужил. Уж лекарь городской день и ночь при нем. Клистир прописал, диету. Ничего не помогло. Отходит барин. Уж так мучается, сил смотреть нет. Супруга его говорит: «Поди, Никифор, на воздух, а то сам упадешь, лица на тебе нет, третью ночь не спишь». Вот я и пошел. И вот что мне делать? Сказать, что нет ничего? И все кончится. Нет уж. Я уже осторожничал и потом жалел. Были случаи. А жизнь и состоит из таких маленьких случаев. Теперь буду делать все набело и сразу.

– Чтобы подобрать лекарство, надо поставить диагноз. И по вашему описанию я ничего не решу. Этими травами можно улучшить пищеварение, наладить стул, но, по вашим словам, у барина серьезное заболевание. Травы тут радикально не помогут. Пусть хотя бы доктор зайдет, поделится данными осмотра.

– Ух. Ты только не уходи. Я сейчас.

Мужичок очень резво для седых волос полубегом удалился по улице и скрылся за поворотом. Ну все, сейчас заложит. Придет урядник. Про документы легенда старая – ограбили разбойники, отшибло память. Домна подтвердит. А если проверить пожелают? Или уже в курсе, что у соседей кипеж? Тут и получу. Как говорится, не делай добра, не получишь зла. Но без добра жизнь никчемная. Пусть будет риск.

– Вот он, – раздалось вдалеке.

Рядом с коричневым сюртуком широко шагал темно-синий мундир, пышные усы дыбились, на боку бряцала шпага. У нижних чинов вроде шашки? Какая разница, сейчас загребут. Домна точно одна покупки не дотащит. Ломануться сейчас? А вот и она. Подошла с боку, настороженная и собранная.

– Вот он, ваше высокоблагородие.

– Голубчик, Никифор говорит, понимаешь в медицине. Не откажи. Брата мне спасти надо. Умрет родная кровь прямо у меня в доме. На именины приехал, а тут такое. Может, подскажешь что.

– Здравствуйте. Неожиданно все так. Но больного, насколько мне известно, курирует местный врач. Наша оценка ситуации может расходиться весьма сильно.

– Его оценка уже не помогает. Понимаю, ваше сомнение объясняется молодостью. Но и за соломинку хватаюсь. Не откажите. По разговору слышу ученого человека. Прошу простить великодушно, я не представился. Гурский Дмитрий Семенович, полицмейстер нашего города.

– Андрей Казаков, моя история требует более обстоятельного изложения. А сейчас пройдемте к вам. Время против нас.

Я подхватил несколько мешков, мне помогал Никифор. И даже полицмейстер прихватил какой-то сверток. Всей процессией мы очень споро оставили позади торговые ряды. Остановились перед двухэтажным каменным домом.

– Уснули там, черти! – прогремел хозяйский голос.

Дверь в воротах открылась. Кто-то, кланяясь, отлетел в сторону, а мы помчались внутрь. Лишь у комнаты больного я оглянулся.

– Тетя, вы меня здесь обождите.

Внутри на высокой кровати тяжело дышал человек. Ухо уловило – это еще не патологическое дыхание. Просто ему больно. Рядом в очках и черном сюртучке доктор считал пульс. Всколыхнулись прежние стереотипы поведения в таких ситуациях.

Я уверенно подошел.

– Здравствуйте, что у него?

Доктор медленно поднял лицо. Умные глаза за круглыми линзами смотрели несколько секунд.

– Иванов Сергей Павлович, коллежский асессор, врач, – кратко отрекомендовался он, – вы молодой человек, студент-медик? Вот кто я? Фельдшер с практикой в сельской местности. Переломы лечил, гипс накладывал. Травматологи потом хвалили. Раны ушивал. Но острый живот всегда направляли в хирургию.

– Сергей Павлович, при всем уважении, сейчас не до выяснений положения в стае. Меня позвали к больному. Я его осмотрю. Если поделитесь наблюдениями, буду благодарен. Да, зовут меня Андрей.

– Что ж, Андрей. Боли начались три дня назад, приступообразные, живот болезненный. Предложенное лечение не помогло.

– Иногда легче, – вступил в разговор больной, – но боли жуткие. Меня не представили. Иннокентий Семенович Гурский.

Он не договорил, поморщился от приступа боли. Смотрю на него – осунулся.

– Еще два дня помучается. К сожалению, мы бессильны. Вам для практики наблюдение будет полезным. А вы уж простите, все знаете. Обманывать тщетной надеждой не буду.

– Знаю, – просипел больной, – завещание составил сегодня. Жаль, брату праздник испорчу. Он так этот день и запомнит. И жену с детьми жаль, ну да братец и позаботится.

– Позвольте, – оттесняю врача, – так больно?

Я нажимаю плавно на живот. Реакции особой нет. Потом резко отпускаю руку. Иннокентий Семенович вскрикнул. Я поднял сорочку с живота, шаркнул ладонью по коже. И так больно. – Симптом Щеткина-Блюмберга, симтом рубашки, – бормочу себе под нос, – а началось как?

– Около пупка заболело, а потом в правый бок сместилось.

– Аппендицит. Классическая картина.

– Позвольте, какая картина и чего? И что за симптомы? Ранее слышать не доводилось.

Вы учитесь в Германии?

– Мы потом обсудим частности. Могу сказать, что, необходимо удалить червеобразный отросток. Без операции не обойтись. Расклад такой, вырежем – шанс есть, не будем трогать, погибнет.

– Любой шанс, любой, – от двери раздался крик брата, – что хотите делайте. И так– не жить, и так.

– Как? Какой отросток? Французская школа указывает на ведущую роль слепой кишки при этом заболевании. Никто не удаляет ее, – доктор сверлил меня глазами, – у нас это верная смерть.

Я повернулся к Дмитрию Семеновичу:

– К сожалению, возможности помочь нет. Простите.

Я встал и прошел к двери. Преподаватели говорили, что фельдшер, хоть и не обязан в современных условиях, но должен уметь сделать простейшую операцию. Много раз я присутствовал и ассистировал друзьям на операциях, но сам аппендицит удалял один раз в жизни. Когда остался самый трезвый на вечеринке в районной больнице на Новый Год. И то, под присмотром хирурга и его плотным руководством. Потом за это выпили еще. И давно дело было.

– Андрей, если есть хоть малейшая надежда, – из-за спины полицмейстера выглянула красивая темноволосая женщина, – умоляю вас, не откажите. У нас трое детей.

Я повернулся назад:

– Я не мастер операций, да и условий нет никаких. Но и другой возможности тоже нет. Если вы дадите согласие и ваши родственники, то я попробую.

– Юноша, вы можете попасть в очень плохую историю, и ваша карьера закончится, не начавшись, – тихо сказал доктор.

– Согласен, Сергей Павлович. Можно так все оставить. Но я буду делать. Поможете?

– Помогу, – кивнул он.

– Иннокентий Семенович?

– Умаляю, не тяните. Уж лучше сразу, чем два дня еще.

– Тогда слушай мою команду, – набычился я в дверь, – нужен скальпель, острый, зажимы, какие есть. Игла и нити шелковые. Очень много кипяченой воды. Ставьте кипятиться воду и в ней прокипятите инструменты и нити. Около часа. Чистые простыни штук десять и пеленок штук пятнадцать проглаживаем раскаленным утюгом. Сожжете, ничего страшного.

– Зачем? – подал голос доктор.

– Надо так, – буркнул я в его сторону, – затем готовим место для операции. Нужен стол и хорошее освещение. Также нужен спирт. Много.

Был случай, врач сам себе вырезал аппендикс. Но то же наш человек. Мне нужен наркоз. Хлороформа еще нет. Эфир есть.

– Сергей Павлович, есть эфир этиловый? Он же серный.

– Здесь вряд ли вы его найдете. Я знаю о его свойствах уменьшать боль и применил бы, если бы имел.

Тогда только спирт. С точки зрения медицины он является истинным наркотиком. Потому что вызывает наркозный сон. Очень короткий период такого сна, плохо управляется, плохой выход, но все же это сон. Поэтому и наркотик. В отличии от конопли или амфетаминов, которые никакие не наркотики, а просто их внесли в перечень наркотических средств для контроля.

Я вышел в коридор. По комнатам и этажам громыхал голос Дмитрия Семеновича, человек пятнадцать носились в разных направлениях с ведрами, бочками, дровами, простынями. А я вспоминал, как это все делается. Если все упростить, то нужно разрезать живот в районе слепой кишки, то есть чуть выше гребня подвздошной кости, вытащить собственно кишку с аппендиксом, перевязать его ниткой, отрезать, зашить. Или зашивать не надо? Так вправить? Ааа! Ладно, потом надо зашить разрез послойно. Брюшину, мышцы и кожу. Дренаж вставлять? И если вставлять, то что? Резины еще нет. Значит, не вставлять. Не лапаротомия. И ушью наглухо. А там будь что будет. А помрет? И так помрет. Спокойно Маша, я Дубровский.

Домна сидит внизу, обложившись мешками. И ей, похоже, весело.

– Тетя Домна, нет ли с собой чего против боли? Может, заварим травки?

– Есть, как не быть. Не для продажи только.

Она достала маленький мешочек. В нем серые катышки и комочки.

– Вот, очень помогает. Маковая роса застывшая.

– Опий сырец? Неожиданно. Хотя, как раз пригодится. Сделаем опийную настойку.

Я взял мешочек и пошел к доктору.

– Сможете организовать приготовление опийной настойки? Надо прокипятить в спирту на водяной бане часик и остудить. Его и будем использовать для обезболивания.

– Не беспокойтесь. С этим мы знакомы.

Через полтора часа в комнату вошел Дмитрий Семенович:

– Все готово. Спирт винный в бочке. Прикажете разлить?

– Да, по-мельче посуду возьмите. Сергей Павлович видит мое состояние. Его рука легла на мое плечо.

– Не волнуйтесь. В любом случае вы желаете спасения жизни человека.

– Спасибо, доктор. Вы умеете зашивать раны?

– Умею. И я буду с вами в любой ситуации.

– Прекрасно. Трубки есть у вас? Тонкие из латекса или резины.

– Что такое резина?

– Блин.

– Прикажите испечь?

– Мне нужна тонкая трубка длинной пятнадцать сантиметров, – как можно спокойнее говорю я, – пять дюймов можно. Или около того.

– Есть стеклянные, но они длиннее. О, есть из бараньих кишок.

– Давайте из бараньих. Несколько трубочек нарежьте и в спирт сразу. Пусть стерилизуются.

– Что, простите, делают?

– Обеззараживаются.

– Вы верите в заразу, в народные воззрения?

– Давайте про это после. Мы расположились в самой светлой комнате. Просторная гостиная с дубовым столом посреди. Я велел протереть спиртом все поверхности.

– Очень надеюсь на объяснение сих таинств, – хмыкнул Сергей Павлович.

– Пренепременно. А сейчас скажу, что от нашего вмешательства больной не умрет. А вот от послеоперационных осложнений вполне может. Их профилактикой мы и занимаемся.

Стонущего Иннокентия Семеновича уложили на стол. Я перекрестился на иконы и начал. Сначала обложили всего пеленками. Оставил только маленький участок живота. Две простыни использовали как халаты. Руки вымыли с мылом и потом спиртом. Больному дали разведенной водой настойки стакан. Через пять минут еще один. Глазки поплыли.

Я сделал разрез. Небольшой, десять сантиметров. Расширить можно, если надо. Под кожей желтая жировая ткань. Потом мышцы. Наконец брюшина. Вот будет сейчас нетипичное расположение. И конец. Но мне повезло. Я вытащил наружу слепую кишку с набухшим от гноя аппендиксом. Уложил на пеленку.

И он лопнул с конца. Гной потек на ткань.

– Сергей Павлович, внутрь не должно попасть ни капли.

Помощник хищно бросился с пеленкой и закрыл рану, как смог.

– Нам повезло. Если бы лопнул там, ничего бы не сделали. С перитонитом в этих условиях не справиться.

Я достал нитку, перевязал. Отрезал коротко отросток. Теперь кисетный шов. Утягиваем и вправляем в кишку. Сергей Павлович смотрит широко открытыми глазами. Шьем брюшину, мышцы, кожу. Вставляем трубку и подшиваем к коже. Пациент молодец, только иногда кряхтел да настойки требовал, какую и получал по полстакана.

Все. Закрываем рану повязкой. Велю вымыть и проветрить комнату, в которой будет лежать Иннокентий Семенович. Его переносят прямо на одеяле. Надо еще на счет диеты рассказать.

От психического напряжения дрожат колени, поворачиваюсь к выходу и вижу картину – все стоят и смотрят на меня, а я один посреди залы. Дмитрий Семенович в середине, рядом его супруга, супруга больного, еще какое-то воздушное прелестное существо, слуги, Никифор и Домна сбоку выглядывает. И только у ее одной хитрые глаза.

– Что? Сейчас его не кормить, только поить. Завтра протертая каша. За трубкой смотреть, чтоб не выдернул.

– Андрей, голубчик, – не слушая шагнул ко мне полицмейстер, – как все прошло?

– Да, вроде, нормально прошло. Еле успели. Еще час и не спасли бы. А так живет. Если осложнений не будет, то через неделю ходить можно.

– Прошу на молебен, – Дмитрий Семенович размашисто перекрестился.

Внизу уже ожидали батюшка с дьяком. Судя по следам, один молебен уже служили, пока мы делали операцию. Представили, их как отца Петра и отца Василия. Куда тут денешься. Полчаса усердно крестился, а сам вспоминал, где и какие косяки в лечении могут быть.

После молебна предложили обед. Меня посадили рядом с хозяином. С другой стороны разместился доктор. Домна с краю стола. Я хотел было перебраться к ней, но она сделала знак, что все нормально, сиди, где сидишь.

– Ну, дрожайший незнакомец Андрей, – начал доктор, – Дмитрий Семенович затрудняется выспрашивать, но все мы в нетерпении желаем услышать вашу историю.

– Не может столь чудесное спасение обойтись без промысла Божия, – поддакнул лысый священник с окладистой бородой, который Петр.

Пора легализоваться.

– История моя проста. Я ничего не помню. Очнулся я совершенно голый в соседней с вами Мереславской губернии. Спасла меня тетя Домна со своим родственником. Очевидно, я ехал или шел в ваши края, раз здесь оказался. Но достоверно ничего сказать не могу. С трудом я вспомнил имя и то не уверен, что свое.

– Как загадочно! – воскликнула девушка лет семнадцати. Ее тонкую точеную фигурку я приметил сразу. Очень милое личико, завитые пряди спускаются на щеки. И глазками стреляет прямо наповал.

– И самое загадочное, это сегодняшняя операция, – кивнул доктор, – не знаю, где вы учились. Но вы хоть понимаете, что сделали? Если Иннокентий Семенович поправится, то это прорыв в медицинском искусстве. Сколько больных похоронили с подобными симптомами!

Все перекрестились.

– Понимаю. Очевидно, здесь это еще не знакомо. Да и я не мастер, но выбора не было.

– Тем не менее, вы знали, что делали, а значит, как минимум, видели неоднократно и сами исполняли.

– Наверное, видел и исполнял. Не помню.

– Необходимо написать статью. Непременно. Утаить такие знания – преступление, – поднял указательный палец доктор.

– Позвольте, – завладел инициативой полицмейстер, – не те ли жуткие разбойники вас побили, что напали на усадьбу господ Тростянских? Если те, то вам очень повезло остаться в живых. Говорят, они снимают с жертв кожу и посылают в подарок родственникам.

– ПапА, что ты такое говоришь! – возмутилась девица.

– ЛизИ, я очень взволнован. Прошу простить за излишне натуральные картины. Я приложу все усилия, чтобы эта дрянь не перешла к нам.

– А что, может? – осторожно интересуюсь я.

– Насколько я знаю тамошнее полицейское начальство, всех им не словить. Но шороху навели. По последнему донесению разбойничья деревня Елизарова сожжена. А вот сами лихие люди разбежались. И кто знает, куда направятся. Непроходимые леса и болота между нами, но вы же прошли?

– Да, в лесу, как раз мы и таились от них. Сами понимаете, обжогшись на молоке, на воду дуют.

– Здесь вы в безопасности. В моем доме свободных комнат в достатке, но доктор очень жаждет вас заполучить к себе на постой. Надеюсь, вы не собираетесь сегодня в обратный путь?

– Нужно понаблюдать за больным. Через два или три дня вытащим трубку и уйдем.

– Андрей, я очень прошу остановится у меня, – взял меня за руку Сергей Павлович, – нельзя упускать такой момент. Мы подготовим статью в Вестник.

– А вдруг дяде станет хуже ночью? – вмешалась ЛизИ, – Андрей непременно должен жить у нас.

– Право, Сергей Павлович, так неудобно получится. Вы похитите у нас гостя, – сказал Дмитрий Семенович.

– Понимаю, но уступить не могу. Медицина превыше амбиций. Решите же, Андрей!

– Отдадимся в руки идеалистов. Я буду осматривать больного вместе с доктором два раза в день.

– И обедать у нас, – пискнула Лиза.

– Это уж обязательно, и отказов не приму, – басил Дмитрий Семенович.

После всех инструкций и согласований мы откланялись. Нам дали экипаж в двумя лошадьми, ехать недалеко. Выдохнул я только у доктора.

Он жил в длинном одноэтажном доме, разделенном на две половины. В одной был прием, в другой проживал сам и прислуга. Комнат всего семь. Нас поселили в отдельных покоях.

Я зашел в комнату к Домне.

– Ну, ты дал огня! – она смотрит в упор, хитринки в глазах, как искры, – стало быть, по лекарской части был?

– Когда-то и по лекарской.

– А я вот чего узнала. Пока ты там бок резал, с Никифором поговорила. Иннокентий этот большой человек в самом Петербурге. Действительный статский советник. Самому царю советы, вишь, дает. А братец у него непутевый. Прочили его в Мереславле полицмейстером, а не вышло. Попал в скверную историю. Да не сам, а нынешний начальник его подвел. Пришлось в соседнюю губернию уезжать, да в маленький городок определили. Брат приехал с Костромским губернатором поговорить да с градоначальником. Иннокентий ждал его как манну небесную. От него дальнейшая жизнь зависит.

– То-то он так переживает.

– Конечно. Не будет руки в верхах, далеко не пройдешь.

– Да, тетя, их тебя хороший опер бы получился. Продолжай в том же духе. Аленка нас там не потеряет?

– Так она с понятием. Обождет.

Нас позвали пить кофий. Домна отказалась: «Вам о своем поговорить надобно, а я с прислугой поем».

К кофе были булочки.

– Мне сегодня предстоит бессонная ночь, – заявил, улыбаясь, доктор, – и виной тому будете Вы, если не расскажите все подробности того, что мы сегодня делали.

– Расскажу, извольте. Только давайте так. Я буду говорить, а вы слушать. Чует мое сердце, много будет в разрез с вашими представлениями. А переубеждать я никого не собираюсь. Нужны горы трупов для подтверждения правоты? Пусть они будут на совести сомневающихся.

– Я вполне убежден делом.

– Тогда слушайте.

Я рассказал, что знал о простейших, микробах и вирусах. О первых двух доктор был прекрасно осведомлен. Даже имел микроскоп. Привел ему примеры болезней. И рассказал о смысле антисептики и асептики.

Потом затронул симптомы аппендицита. Какие вспомнил. И этапы операции.

– А трубочку зачем воткнули? – безучастно спросил врач.

– Чтоб был отток воспалительного экссудата. Если наглухо зашить, сам может не рассосаться. Тогда возникнет перитонит.

Доктор смотрел в одну точку. Если бы мне случайный прохожий рассказал об устройстве вселенной, и я чувствовал, что это правда, я бы также сидел. Особенно, если бы еще и продемонстрировал.

– Это невероятно, – выдохнул он, – этому вы не могли научиться в Европе. Их взгляды противоположны.

– Да, поэтому мы не будем кричать на всех поворотах. И биться лбом о стены тоже. Практика – критерий истины.

– Я должен признаться Вам. Полицмейстер поручил отметить особенности Вашего поведения, для того, чтобы определиться с поиском родственников. Вы не думайте плохого. Он человек практичный, но порядочный и благодарный, хотя и наивный в некоторых вопросах. В любом случае можете рассчитывать на его расположение.

– И какие же первые выводы?

– Вы решительно образованный человек. Воспитания не подлого, но и не местного. Держитесь, как много повидавший и привыкший командовать. Что, простите, никак не вяжется с вашим возрастом.

Командовать приходилось. Два раза был начальником отдела. Там без дисциплины никак. Ну и проведение специальных операций. Пока все состыкуешь, прежде чем дашь команду «Захват», все горло сорвешь.

– Признаюсь и я Вам честно. И рассчитываю на секретность. У меня нет родственников. Или я их никогда не вспомню. Так что устраиваться мне надо с чистого листа. А что до Дмитрия Семеновича, то думаю, он видит во мне возможного разбойника.

– Возможно. Говорят, там были образованные люди. Но сказанное мной в силе.