Текст книги "Квадро"

Автор книги: Евгений Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Евгений Алексеевич Нечаев
Квадро

____________________

Шаг первый

И навсегда остался рядом

Вдоль стеклобетонных небес бродили изрядно запыленные ангелы, наполняя облака прогорклым ароматом старого нафталина. Маэстро вдавил окурок в пепельницу. На кровати свернулась под одеялом девушка. Хорошенькая, не более того. С ней было приятно в начале, но сейчас стало скучно. Маэстро умел быть благодарным, не пройдет месяца, как он подберет ей пару, наметки уже есть. Растолковать парню, как подойти, что дарить и говорить, намекнуть, как и что любят девушки подобного типа.

– Доброе утро.

Девушка сладко потянулась.

– Ты чудо, – выдохнула она.

– А ты неподражаема, – вернул комплимент Маэстро.

На лице искренняя улыбка из учебника по психологии. Губы чуть касаются друг друга, уголки подняты, глаза смотрят точно в глаза собеседника. Девушка упорхнула в ванну, забрав с собой улыбку. На лицо Маэстро вползло равнодушие. Пора было уходить. В ветхом небе бесцельно бродили ангелы.

Маэстро шел вдоль домов, возведенных во времена правления царицы кукурузы. Первые этажи домов били глаза яркостью магазинов и баров. Броская косметика на лице потрепанной проститутки. Дворник-ветер собирал в кучи сигаретные пачки, обрывки упаковок, паке ты и сиротливые желтые листья, столь неуместные в технократической компании человеческого мусора. Автобусная остановка со щербатой улыбкой скамейки, объявление дружно лезут друг на друга, им и осень сезон спаривания. На остановке стоял одинокий ангел. Порядком запыленный, худой, в нелепом балахоне позади которого свисала пара крыльев.

– Ты человек?

– Нет.

– Я не шучу. Я не вижу тебя. Другие боятся, а мне интересно.

– А ты ангел?

– Да.

– Вот и поговорили, – резюмировал Маэстро.

Автобусы, непохожие друг на друга больше чем иные люди ползли бесконечным конвоем. В мире царило полное подчинение закону Мерфи – нужный автобус так и не подходил.

– Ты Мастер, – заявил ангел.

– Не люблю этого слова, – Маэстро достал из пачки сигарету, памятуя, что стоит закурить, как подойдет нужный автобус. Закон Мерфи в действии. – Меня называют Маэстро.

– Мастер… Маэстро. В чем ты, э, Маэстро?

Сточившийся кремень с упорством Прометея добывал огонь для человека.

– Помогаю людям осознать их ошибки, – промычал Маэстро.

Подошел автобус и Маэстро поднялся, ангел остался сидеть.

Ангелам не место в общественном транспорте.

Зато бесов и чертей имелось целых пять. Один дрых в конце салона, отравляя воздух на метр вперед гнуснейшим перегаром. Мелкий бес, наряженный ребенком, плакал. Кондуктор и пассажирка, чьи мятые физиономии украшал кривой макияж а-ля "сорок пять, как выгляжу, наплевать", ругались за пятиминутное опоздание. Самый опытный представитель нечисти оккупировал место за баранкой, мастерски собирая дорожные колдобины, искусно запирал двери перед носом опаздывающих и творчески зажимал в оных дверях руки, ноги, полы плащей и сумки. В отличие от ангелов, бесы оказались на Земле весьма востребованы. Очередной кусок жизни бесполезно потонул в бурлящем нужнике "общественного транспорта". Маэстро добрался до своей остановки, почитал от скуки пару объявлений, да обругал приблудного бомжа, жалостливо просящего к`пейч`ку. Существование продолжалось, без особого смысла и цели. В подъезде творчески сочетались рэперские "Yo! Negros!" и демоническое "Ya! Shab-Niggurath!". За последние годы незаметно обязательные настенные три буквы кириллицы заменились четырьмя латиницы. Благодаря чему заборы стали хуже.

У дверей сидел ангел.

– Заходи, – вздохнул Маэстро.

Ангел благовоспитанно прошел в гостиную, присев на краешек кресла.

– Жрать будешь? – крикнул из кухни Маэстро.

– Не откажусь.

Не утруждаясь, Маэстро сваял в сковороде яичницу с помидорами, достал пакет молока и булочки.

– Ешь. Вам ангелам, несладко. С голоду умереть нельзя, а работы практически нет. И с чего ваша братия меня боится?

– Ты Мастер и тебя не видно, – яичница исчезала со скоростью "Конкорда". – Других Мастеров мы видим. Политики лишаются совести, налоговики – сочувствия, артисты – личной жизни. А ты невидим, и при этом не человек, а Мастер. Маэстро.

– Я не получал Мастерства. Сам. Все сам, – уточнил Маэстро.

– Не имеет значения, – исчезла четвертая булочка. – Сам или купил у нижних. Мы даже не понимаем, в чем на самом деле твое Мастерство.

– Я тем паче не знаю. Помогаю людям. Осознать ошибки.

Хотя Ангел и не просил, Маэстро разогрел ему вчерашние макароны и налил кофе.

– Так все-таки, что Вам во мне и моем Мастерстве?

– Мне интересно, – повторился ангел.

Они проговорили далеко за полночь. Тема быстро сошла на нет, сменившись десятками других. Маэстро раньше общался с ангелами, но все они оказывались напыщенными, самовлюбленными индюками. Присутствующий экземпляр на редкость выделялся из общества себе подобных в лучшую сторону. Когда уставшая кукушка отмерила три утра, Маэстро вспомнил о необходимости сна.

– Тебе есть, где ночевать?

– Нет, конечно.

– Оставайся у меня, – решил Маэстро.

– И не боишься?

– Ангела? – иронично осведомился Маэстро.

Утром крылатый гость никуда не делся. Вместе с Маэстро он шагал по городу. Ангел был интересным собеседником, грех жаловаться. Маэстро откровенно наслаждался, общаясь с небожителем, довольно начитанным и остроумным.

– Подожди здесь, – Маэстро нырнул в дверь под вывеской: "Прием грехов и добродетелей. Оплата по факту приема".

– Что-то желаете сдать? – осведомился Приемщик. – А, Маэстро, привет. Погоди минутку, клиентку отпущу.

Маэстро без слов зашел за стойку. Из-за ширмы выбралась сияющая девушка. Приемщик с дежурной улыбкой и благопожеланиями вручил ей кредитку. Уставший дверной колокольчик проводил посетительницу.

– Ого! – присвистнул Маэстро, глядя на итоговую сумму. – Никак девичью добродетель продала.

– Ее, родимую, – буркнул Приемщик. – Она оказывается, еще в пятнадцать договор заключила, что будет добродетельна до двадцати пяти, а потом продаст ее. Вот и получила подарок на день рождения с пятью нулями после цифры. Девичья добродетель, как хорошее вино, с годами становиться лучше и пьянит голову сильнее.

– Главное не упустить момент, а то вино превратиться в непригодный уксус.

– Жила была девочка. Семьдесят лет. Сама виновата, – продекламировал Приемщик.

Маэстро вежливо посмеялся над древней шуткой.

– Многие девушки для того и берегут добродетель, чтобы потом продать ее подороже, – философски заметил Приемщик.

– И чем же они отличаются от шлюх?

– Ничем, пожалуй.

Маэстро протянул диск.

– Развлечешься. И передай сестре, что она может подавать документы на восстановление. Лучше через министерскую комиссию, прибывающую завтра.

– А восстановят?

Маэстро чуть приподнял уголки губ, не в первый раз сталкиваясь с недоверием.

– До ушей декана уже долетел слух, что произошло и почему… Не думаю, что возникнут проблемы. Оплата по факту восстановления.

Ангел уже успел прикормить стаю бродячих собак.

– Ты ведь ничего не продал? – удивился ангел.

– Отчитывался о работе.

– Расскажешь? Мне действительно интересно, как можно заставить человека осознать свои ошибки. Это не удавалось даже нам, хотя мы и спалили Содом и Гоморру.

Маэстро захлопал по карманам. Ангел вздохнул и протянул ему пачку "Беломора", иного небожители позволить себе не могли, в отличие от подземных коллег дымящих "Житаном".

– А ты чего ждал? – окрысился ангел. – Гаванских сигар? Мы здесь, знаешь ли, никому не нужны. Даже Ватикан предпочитает демонов покрупнее. Впечатление больше производят.

– Успокойся. – Маэстро размял папиросу. – Слушай лучше.

История была банальна до неприличия. Институт, студентки и излишне резвый старый пердун-профессор, "гидравлический тормоз науки". Дедку хватало помацэ, но находились девушки, не желающие платить телом, пусть даже в такой форме. Дедок таких изводил, вплоть до исключения. На его беду, брат одной из жертв слышал о Маэстро. Дальнее было элементарно. Старикашка с радостным удивлением обнаружил среди заочниц студентку-прогульщицу, готовую на все ради зачета. Повторив пару раз подвиг Билли Клинтона, старик замахнулся на большее, и на большой перемене уединился с девушкой в кабинете. Случайная компания, поголовно с фотоаппаратами и дубликатом ключа вошла в кабинет в самый пикантный момент. "Обслуживаемый" профессор с удивлением обнаружил у своей пассии пенис. Спустя полторы недели озверевшее от помоев и грязи в прессе министерство образования выслало в институт комиссию с недвусмысленным приказом: "Поувольнять всех извращенцев на хрен!" Вся операция обошлась Маэстро в пять тысяч. По полтысячи за дубликат ключа и лишнюю запись в зачетной ведомости, остальные – оплата проституту. Когда девушку восстановят, он получит пятнадцать.

– Мерзко, – вынес вердикт ангел.

– Зато эффективно, – не согласился Маэстро. – Ваша ошибка в грубой силе. Она устрашит человека, но не более того. Чтобы человек осознал свою ошибку его надо унизить, или ударить по тому, что ему дорого.

– А как бы ты поступил с жителями Содома?

– Обладая вашей прежней силой? – уточнил Маэстро. Ангел кивнул. – Скосил бы извращенцам срок жизни. Хочешь забавляться? Пожалуйста. Но лет через пять станешь полной развалиной. Или… У людей, которые попробовали "нетрадиционные" удовольствия, в обязательном порядке дети рождались уродами. Как клеймо – "Смотрите, люди, мой отец мужеложец."

Ангел содрогнулся.

– Ты точно не человек, – буркнул ангел, и надолго замолчал.

Желая сгладить неприязнь, Маэстро устроил роскошный ужин, немало порадовав вечно голодного ангела.

А спустя несколько дней они прогуливались по Мосту. На сей раз рассказывал ангел. Вернее, жаловался.

– Мы проиграли за одно поколение. Так быстро, что нижние с трудом поверили в свой выигрыш. Скажи, неужели наши заповеди так плохи?

– Они рассчитаны на людей, – заметил Маэстро.

Шагать по Мосту можно было до бесконечности. Он был всегда той длины, которая требовалась идущему. Торопясь, Маэстро проскакивал его, бывало за пару шагов. Сейчас же они больше часа шли над неспешной Рекой.

– Человек. Человек способен находит настоящее удовольствие в том, лучшем. Верность, честность, доверие. Какое удовольствие в том чтобы вечно ждать ножа в спину? Предательства? Следить за близким человеком, боясь его измены?

– Тогда человечество поголовно мазохисты.

– Ну… боль штука хитрая, она бывает и полезной. Как тебе объяснить? – Маэстро запрыгнул на узкий парапет. – Большинство задает себе вопрос: Зачем? Зачем верность если твой близкий ее тебе не дает? Зачем держать слово, если все лгут? Поступай как все и получай удовольствие. Простое, обыденное, как у всех. К сожалению, это мимолетно…

Раскинув руки Маэстро шагал бок о бок с бездной.

– Я не такой. Мне нравиться осознавать, что лучше. Выше. Я верен себе и другим. Ты не представляешь насколько это приятно, чувствовать себя выше других. Это сильнее любого наркотика или секса. Общаешься с человеком, и знаешь, что лучше него. Он рассказывает, как полаялся с подругой, поскольку изменил ей, а ты понимаешь, что никогда не пройдешь через это, поскольку – человек. Это… непередаваемо.

– Но другие не такие, – заметил ангел. – Тебя часто предавали?

– Достаточно, – нахмурился Маэстро. – Но, давно.

– А сейчас?

– Сейчас, нет.

– Значит, ты одинок?

– Больше, чем можешь себе представить.

– Закрой глаза, – попросил ангел. – И сделай шаг вперед.

Маэстро лицом ощутил, как осенняя промозглость сменилась теплом молодого лета.

– Это Рай, – выдохнул ангел. – Последний кусочек, который мы сумели спасти.

– Рай, – выдохнул Маэстро, завороженный красотой.

Окрашенные солнцем в багрянец, ангельские крылья заслонили небосвод. Хлопнули крылья, ангел затанцевал в небесах. Танец, поэзия, музыка, все сливалось в едином ритме. Маэстро просто сидел, наблюдая за пируэтами ангела в бездонном океане синевы, подкрашенном золотом солнца.

Последний пируэт, и ангел опустился на ложе травы, раскинув руки и крылья. Маэстро молчал, продолжая смотреть в небо, где по-прежнему танцевал ангел. Только для него и только с ним.

– В Рай приходят только те, кому мы дороги, – прошептал ангел.

Каждую неделю Маэстро ждал слов ангела: "Закрой глаза." И вновь наслаждался танцем ангела в небесах. В квартире Маэстро они часто засиживались до полуночи, просто разговаривая. И каждое утро Маэстро ждал мертвенящего прихода скуки. Но ее не было. И тогда он открыл ангелу все тайники своей души, и получил в ответ самый дорогой дар в мире – понимание. Ангел танцевал в небесах для него. А Маэстро улыбался небесам, вспоминая самого себя. Но в один из дней ангел застал Маэстро в компании бутылки водки. Пара ее товарок сиротливо жалась к ножке стола, ожидая путешествия до помойки в грязные руки бомжа и вновь на завод под новую порцию разбавленного спирта. Круговорот бутылок в природе. Жалкая человеческая пародия на законы мироздания.

– Проблемы?

– Будешь? – вместо ответа подвинул стакан Маэстро.

– На нас не действует, – предупредил ангел, но без разговоров употребил порцию. – Что случилось?

– Четыре провала подряд.

После этих слов Маэстро разыграл с бутылкой мизансцену: Голодный Дракула и наивная девушка.

– Самый паршивый последний. Не люблю через стариков работать. Идиот! Это я о себе. Девчонка слишком суетилась вокруг бабушки, а значит, хрен ее любила.

Маэстро замолчал.

– И что? – холодея, спросил ангел.

– Подкинули бабушке пару интересных фотографий, – нехотя процедил Маэстро. – А та возьми и помри от них. А стерва-внучка рада-радешенька двухкомнатной квартире в центре. Даром, что ли, бабушку обихаживала? И как я только пролетел? Не понимаю?!!

– Много денег потерял? – осторожно спросил ангел.

– Не в деньгах дело. Мастерство. Я теряю его, чувствую, как уходит.

– За любое мастерство нужно платить. Мастер Игры.

– Что ты сказал? – встрепенулся Маэстро.

– Мастер Игры, – грустно повторил ангел. – Я понял, почему так тебя боятся мои собратья и сторонятся нижние. Ты не помогаешь людям осознать ошибки, ты играешь ими. Заставляешь поступать, как тебе необходимо. Мастер. Маэстро.

– Плевать, – ручеек водки прожурчал в котловину стакана. – Понимаешь, ангел. Мастерство для меня – все! Больше, чем жизнь!! Я сам его пестовал, и теперь все рушится.

– Больше жизни?

– Больше. Больше у меня ничего нет. Если хочешь, можешь купить мою душу, только бы… вернулось.

– Душа не потребуется, – ангел неспешно поднялся. – Мастер Игры должен быть одинок. Одиночеством он платит за Мастерство.

За вышедшим ангелом дверь захлопнулась крышкой домовины. Маэстро налил себе еще.

– Утром хуже будет, – насмешливо прошептало сознание до боли знакомым голосом.

Маэстро вздрогнул. Незримо, но ангел все же оставался с ним.

– Ничего, – еще порция алкоголя сверкнула в стакане. – Месяца два, три, и я тебя забуду. И все вернется.

В городе под бетонным небом вечная осень шуршала платьями из опадающих листьев. Теплый сентябрь, дождливый октябрь и первый снег ноября. Городу не нужно лето, весна или зима. Осень самодостаточна.

Ангел сидел на бетонном парапете Моста.

– Простудишься, – автоматически предупредил Маэстро.

– Ты пришел.

– Я не справился, – прошептал Маэстро. – Я не справился. Ты оставался со мной, каждую минуту, каждый день и миг. Каждый мой шаг ты шел рядом, на каждый вопрос у тебя был ответ. Ты стал частью меня.

– Ты сам этого хотел.

– Нет! Я Мастер. Я добивался Мастерства годы. Сам! Я хочу вернуть его. Я Мастер Игры, – прошептал Маэстро. – Я играю с людьми, и плата – одиночество. Любой ценой.

Мертворожденный пистолет хищно зыркнул зрачком ствола.

– В лицо, – кивнул ангел. – Чтобы вспоминалась лишь кровавая маска с вывернутыми костями. Не упускаешь ни одной мелочи. Маэстро.

Пистолет оказался слишком тяжелым, состоящим сплошь из ребер и углов.

Выстрел негромкий, не громче хлопушечного.

Ангел отправился в последний полет.

И навсегда остался рядом…

Шаг второй

Будь проще

Он никогда не дарил ей цветы. Он выращивал их для нее. На балконе пятого этажа цвели привычные гвоздики, возле которых так и чудился гортанный акцент Армена Вахтанговича; удостоились отдельного ящика невзрачные колокольчики; высокомерничала орхидея; даже лилиям нашелся аквариум в самом уголке балкона. По ночам они раскрывали робкие лепестки навстречу лунному свету. А в полнолуние, время сумасшедших оборотней и не менее сумасшедших влюбленных распахивалась алая лилия. Серебряный свет ночного солнца насыщал розовые лепестки тягучим пурпуром. Он шутил, что так раскрывается его сердце для Нее. Она улыбалась, и гладила бархат лепестков кончиками пальцев.

– У меня есть мечта, – прошептал Он. – Подняться на крышу.

– Зачем? Там же заперто.

– Я хочу посмотреть на небо чуть поближе.

Подруга позвонила на следующее утро.

– Слушай Серега с четвертого этажа день рождения отмечает. Пойдешь?

– С Ним?

– Да че ты с ним всюду таскаешься? Своей жизни нет? Будь проще!

День рождения разливал вино и водку. На лоджиях курили, в зале танцевали. Она, притихшая, сидела за столом. Как происходящее отличалось от праздников, на которые они ходили с Ним. На пятом этаже все было куда спокойней, без мата, криков, с хорошим вином и негромкими разговорами.

– Утащите именинника проблеваться! – крикнул кто-то.

– Ванна занята, – ответили ему.

Подруга – Маковым цветом пылая, – от танцев, но больше от вина, плюхнулась рядом.

– Че сидим?

Она слабо улыбнулась. Подруга подвинула рюмку с водкой. И зашептала:

– Расслабься. Вон смотри, Костик из соседней квартиры все глаза на тебя проглядел. Будь проще. И все путем!

Давясь и кашляя, Она проглотила разбавленный спирт.

– Вперед! – скомандовала подруга, и заорала через полквартиры. – Включите медляк!

Мир не без «добрых» людей. Он узнал все. И негромко обронил:

– Это ее выбор. Я его уважаю.

– Я дрянь, – плакала Она. – Какая же я дрянь.

– Успокойся, – утешала Подруга. – Он тоже не лучше. Он тебе звонил? Нет? Значит, ты ему не нужна.

– Я виновата.

– Ну, с кем не бывает. Если Он тебя любит, то простил бы, а раз молчит, значит наплевать. Забудь. Пошли лучше. Погуляем. Я пива купила.

Чмокнули крышки.

– Будь проще. Он не центр мира. Вон и парни на горизонте. Привет.

– Привет девчонки. Я Штырь. Это Григ.

…

– А пойдемте к нам. Мы недалеко живем, на третьем этаже.

Он сидел на балконе в окружении завядших цветов. Разбитые в кровь костяшки – бил кулаками в стену. Невыплаканные слезы тяжелым комом посреди горла. Двадцать раз он поднимал телефонную трубку, и двадцать раз она возвращалась на рычажки.

– Я тебя слишком люблю, – шептал Он давным-давно.

– А значит, никому не отдашь, и никуда не пустишь?

– Наоборот. Если пожелаешь уйти, я не стану догонять.

– Я не уйду.

Больно. Боже всемогущий, как больно отпускать часть себя! Но Он дал слово и сдержит его. Пусть даже придется выть одинокими ночами в подушку, развивать в кровь кулаки и калечить свою душу. Он пообещал ей свободу и дал.

Все!!!

Он поднимался наверх, мимо третьего этажа, на лестничной площадке которого расположилась изрядно выпившая компания.

– О, гляди, франт поднимается. В костюмчике, да при зонтике.

Компания захохотала.

– Это мой, бывший, – небрежно бросила Она.

Штырь глумливо улыбнулся.

– Да какой он мужик, если такую бабу проворонил, – и звучно хлопнул ее пониже спины.

– Он, поди, руки моет не только после туалета, но и до него!

– Гы-гы-гы!

Он ничего не ответил. Шел вверх. Вслед издевательски засвистели. Рядом разлетелась бриллиантовым каскадом пустая бутылка.

– Тля! Какой он мужик, если за свою бабу даже драться не стал?! – проорали снизу. – Сопля! Клоун пиджачный!

Он развернулся.

– За бл… – Он не договорил слово, скривил губы, – бабу не дерутся.

– Че? – взвился Штырь. – Она подзаборка?

– Это ты сказал.

Его били долго. Умело. Вымещая тупую злость, собственное бессилие и слабость. Дурели от крови и безнаказанности и вновь били.

Ногами.

Лежачего.

В лицо.

Смеялись. Отдыхали. Издевательски поднимали, мол "по справедливости", и снова били. Потом прошарились по карманам. И пошли до киоска отметить "победу".

Первым был Штырь. Пьяный Григ поймал ее в ванной. Потом были еще сразу трое вместе со Штырем.

– Че напрягаешься? – буркнул Штырь, сунул ей в рот сигарету. Сладкий запах марихуаны… – Не напрягайся. Будь проще.

Она судорожно бежала по коридору второго этажа. Обшарпанные двери, заплеванные бычками углы, пустые упаковки от шприцов и сплющенные «Моментом» пакеты. Квартира. Пальцы судорожно давят кнопку звонка.

Долго, слишком долго.

Щелкнули несколько замков, на пороге воздвиглась немаленькая туша хозяина.

– Чего тебе?

– Надо, – прохрипела Она. – Чуть-чуть.

– Деньги есть?

Она замотала головой.

– Ну и у меня ничего нет, – амбал попытался закрыть дверь.

Она завыла и рухнула на пол, обнимая колени дилера, целуя грязные тапки.

– Пожалуйста! Я все сделаю, что хочешь. Дай!

Амбал брезгливо отпихнул ее. Достал "болик".

– Хочешь?

Она бессвязно заныла, сглатывая кислую слюну.

– У меня есть клиент. Хочет вживую эксклюзив посмотреть. Особый. Сделаешь, получишь. Согласна?

Она закивала.

Коммуналки на первом этаже, битком набитые жильцами, давно провоняли потом, фекалиями, тухлятиной. Относительно чистым поддерживали лишь небольшой участок возле лестницы, где постоянно дежурил проштрафившийся полицейский наряд. Вглубь трущоб забирались лишь санитары, подобрать умерших, да и то нечасто.

Куча тряпья прошмыгнула в черный ход, прижимая к груди ворованную банку тушенки. Бесшабашная крыса судорожно дернулась в сторону, не выдерживая "амбрэ" пришельца. В темной глубине коридора кто-то судорожно блевал. Она шмыгнула за фанерную дверь. Обломанный нож вспорол латунный бок консервы. Дрожащий жир стекал по грязным пальцам. Под кучей тряпья заплакал ребенок.

– Заткнись. Замолчи!

Голодный ребенок не унимался.

– Заткнись!!! – заорала Она.

Плач становился громче, мешая есть.

– Замолчи, замолчи, замолчи! – ритмичные удары перекликались с бессвязной руганью. Ребенок замолчал, можно было и поесть.

Грязные тряпки с трудом впитывали детскую кровь из пробитых сломанными ребрами легких.

– Добрый день Сергей Федорович.

– Добрый, добрый, – помахал верхонкой смотритель.

– Подвал чистили?

– Ага. Опять всякая пакость завелась, – смотритель дернул ловчую палку, выволакивая добычу на свет. – На людей похожи, страсть. Профессор наш говорит – мирмикрируют, притворяются в общем.

Пакость зашипела от непривычно яркого света.

– Действительно похожи, – согласился Он.

Добыча смотрителя учуяла новое действующее лицо и рванулась вперед. Он отшатнулся. Подвальная жительница зашипела. Сквозь копну шерсти опускающейся на лицо смотрели блеклые глаза непонятного цвета. Разглядев мужчину, Она замычала, приподнимая лапами молочные железы. Смотритель дернул палкой.

– Животные. Только знают, что жрать и размножаться. Эта теплоизоляцию раскурочивала, мышей ловила.

– Сергеич, ну ты долго там? – крикнул лаборант.

– Тащу. Слышь, у тебя фильмов, каких нет? Про спецназ там, бандитов.

– Найдем.

Смотритель поволок добычу в утилизатор.

– Голову ей держи, – лаборант стравил воздух из шприца.

Игла плавно влилась в изуродованные вены. Медленно пошел вперед поршень продавливая в кровь "золотую" дозу морфия. Она задергалась. На пороге за которым для нее разлилась чернильная мгла Она вспомнила… И прошептала Его имя.

– Ишь че, – смотритель запустил печь крематория. – Болтать они, что ли, научились?

– У Марфы Петровны попугай матюгается, тебе и не снилось, – фыркнул лаборант, убирая инструменты.

На белом кафеле пола черный замок лежал мертвым пятном. Он посмотрел наверх. Шагнул, осторожно коснулся лестницы. Старый замок проржавел окончательно, и дряблые дужки не удержали его тяжести. Ласково, чувствуя себя обязанным ветхим кусочкам металла, Он вытащил остатки замка. Люк заскрипел, проламывая корку ржавчины и пыли. С глухим стуком стальной квадрат завалился на битум крыши. Он поднялся наверх, под шорох зарождающейся грозы.

Небесный океан гнал валы туч, нагромождая грозовые горы. Сабельные росчерки молний тянулись друг к другу.

Прохладный ветер нес очищение. Перерождение. Обновление.

Он вскинул руку к небесам.

И взлетел.