Текст книги "Загадка Фишера"
Автор книги: Евгений Мансуров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
ВОПРОС: С момента Вашего отречения от шахмат прошли годы. Но до сих пор причины этого шага, как и обстоятельства «ухода», вызывают различные, иногда диаметрально противоположные оценки. Многое интригует и настораживает. Эксперты выдвигают несколько версий:
1) Вы желали играть матч 1975 года до десяти побед, без лимита партий, с почетной ничьей при счете 9:9, и отказались от игры в знак протеста против иного решения ФИДЕ;
2) начав борьбу за права шахматистов, Вы бросили вызов общественному мнению, не поддержавшему Вас ни в столнковениях с Международной шахматной федерацией, ни в судебных тяжбах с Честером Фоксом и Брэдом Даррахом;
3) после нескольких лет затворничества Вы уже не могли восстановить свою былую мощь, стали бояться поражений, а может быть, усомнились в справедливости спортивного, соревновате„1ыюго нринципа самой игры, заставляющей в каждой новой партии безжалостно подавлять «эго» соперника;
4) под влиянием религиозного мистицизма Вы в смятении ожидали предсказанного евангелистами в год матча пришествия Христа;
5) Вы стали жертвой неких политизированных сил, желавших с Вами делового сотрудничества, но помешавших Вам подготовиться к матчу 1975 года;
6) находясь на грани нервного и физического истощения, Вы уже не могли выдержать напряжения спортивной борьбы.
Как видите, версий много, в том числе самых неожиданных. Какую же предпочесть?
Р. ФИШЕР: Никаких комментариев!
2. «Война» с ФИДЕВОПРОС: Гроссмейстер! Во всем мире Вы известны как самый непримиримый, хотя не всегда дипломатичный, критик Международной шахматной федерации. Многие даже полагают, что эта конфронтация нередко переходила в «военные действия». Если это так, то в чем причина конфликта и каковы средства борьбы?
Р. ФИШЕР: ФИДЕ не раз пыталась дискредитировать меня – засчитать поражение без игры, исключить из престижного турнира, отклонить предложение, ставшее позднее основой нового регламента. Условия же многих турниров, проводимых ФИДЕ, чрезвычайно плохи. Поэтому я в них в виде протеста не участвую. И, мало того, ФИДЕ вмешивается в дела шахматистов, диктует им условия, на которых они должны играть, даже на каком ходу следует соглашаться на ничью! На Олимпиаде в Варне (1962) судьи запрещали ничьи до 30-го хода. Помню, в финале я сделал с Падевским ничью на 20-м ходу. Тогда Флор, главный арбитр, остановил меня в дверях и сказал: «Надо играть до 30-го хода!» Почему? С какой стати? Я ответил ему, что знаю лучше, чем вся их ФИДЕ, какая позиция ничейная, а какая нет…
ВОПРОС: Но, вероятно, были и другие, более важные причины для разногласий?
Р. ФИШЕР: Разумеется. Прежде всего я критиковал систему розыгрыша мирового первенства и финансовую политику ФИДЕ.
ВОПРОС: Расскажите об этом подробнее.
Р. ФИШЕР: Я полагаю, что качество отборочных соревнований ФИДЕ низкое, так как сильнейшие претенденты играют между собой вничью, стремясь обыграть заведомо слабых. К тому же эта система слишком медлительна. Поединки за титул чемпиона должны проводиться ежегодно или каждые два года. Хотя сама система матчей претендентов не вызывает у меня нареканий.
ВОПРОС: Нет ли здесь противоречия?
Р. ФИШЕР: Несовершенство нынешней системы заключается не в структуре, а в частностях. Матчи претендентов слишком коротки и дают большое преимущество тому, кто удачно стартовал. Матчи должны быть более продолжительными, до определенного числа побед.
ВОПРОС: Какая же система розыгрыша мирового первенства представляется Вам наиболее рациональной?
Р. ФИШЕР: Прежде всего необходимо добиваться изменения регламента матчей кандидатов. Я предложил бы, чтобы матчи игрались до 6 или более выигранных партий. Ничьи не должны считаться. Сейчас матчи коротки. Шахматист случайно может выиграть одну партию, и это приобретает решающее значение. Я предложил бы также, чтобы матчи за звание чемпиона мира игрались бы до определенного числа побед, без учета ничьих. Межзональные турниры стоит, по-моему, сохранить.
ВОПРОС: Вы критиковали также финансовую систему ФИДЕ. Вы недовольны размерами призов?
Р. ФИШЕР: Несомненно! Руководство ФИДЕ отлично понимает, что мы согласимся играть на любых условиях. Но я не желаю довольствоваться подачками! Я работаю целый месяц, играю с сильнейшими, опытными и продувными мастерами, и ФИДЕ платит за это каких-то 750 долларов! Гроссмейстерам нужно платить больше. А такие деньги взять да и выбросить. Я много в своей жизни мучился и хочу кое-что значить.
ВОПРОС: Но разве за последние годы не наметился прогресс?
Р. ФИШЕР: Об этом спросите у Мохаммеда Али или Пеле! В то время как в шахматах речь идет о тысячах, в крайнем случае десятках тысяч долларов, дельцы от бокса, тенниса, футбола ворочают миллионами!
ВОПРОС: Гроссмейстер, уже много писалось о Ваших конфликтах с организаторами турниров. Яблоком раздора были Ваши требования приемлемых условий игры. Что это за условия?
Р. ФИШЕР: Играть только при лампах неонового освещения без бликов и теней; запретить фото и телесъемки во время игры; не допускать зрителей и журналистов к столикам играющих; сделать нейтральную зону для поглощения шума между сценой и зрительным залом; не впускать в зал людей с карманными шахматами; предоставить участникам стандартные комплекты шахмат, а также право пользования своими фигурами; считаться с религиозными верованиями и разрешить перенос игры на другие часы; до завершения партии запретить чью-либо помощь в анализе; обязать участников сначала сделать ход, а потом его записать. Это основные требования, не считая специальных. В Рейкьявике, например, я выдвинул предложения устранить семь первых рядов зрительного зала, установить шумовые ловушки на входах, не заменять штатскую одежду работников сцены на униформу швейцаров, при низкой эффективности всех предложенных мер играть в отдельной комнате. А как иначе, если шахматный матч скорее похож на окружной стадион в Милуоки?!
ВОПРОС: Не слишком ли много «основных» и «специальных» требований?
Р. ФИШЕР: Когда я сажусь за доску, то хочу работать «на все сто» и не желаю зависеть от случайностей, будь то шум зрителей или невежливое поведение соперника.
ВОПРОС: Какие шаги предпринимались Вами для того, чтобы улучшить деятельность ФИДЕ?
Р. ФИШЕР: Я много раз обращался в Шахматную федерацию США и ФИДЕ с предложениями изменить финансовую и организационную структуры. В 1962-м я предложил заменить турниры претендентов матчами кандидатов, в 1966-м – играть за трехлетний цикл не один, а несколько матчей за мировое первенство, в 1970-м – проводить претендентские матчи до определенного числа побед. Теперь по финансовым вопросам. В середине 60-х годов я выступил с предложением увеличить призы межзонального турнира до 5 тысяч долларов, матчей претендентов – до 2,5 тысяч долларов, призовой фонд матча за мировое первенство – до 10 тысяч долларов. После 1972-го года эти требования, конечно, возросли, но все равно это очень мало, если сравнивать с финансовым обеспечением других видов спорта.
ВОПРОС: Как к Вашим предложениям отнеслись руководители ФИДЕ? Соперники по турнирам и матчам?
Р. ФИШЕР: Какие-то требования находили целесообразными и признавали необходимость изменений. В 1962-м Конгресс ФИДЕ проголосовал за матчи претендентов. На конгрессе в Скопле в 1972-м было решено играть претендентские матчи до определенного числа побед, но с лимитом общего числа партий. Наконец, дело дошло до безлимитных матчей за мировое первенство. Но после первого матча Карпов – Каспаров (1984 – 1985) ФИДЕ вернулось к старой системе – на большинство очков из 24 партий, когда можно дотянуть до финиша, делая одни ничьи.
ВОПРОС: Почему, на Ваш взгляд, большинство экспериментов ФИДЕ не так эффективны, как ожидалось?
Р. ФИШЕР: Все дело в половинчатости принимаемых решений, в готовности удовлетвориться компромиссом. В начале 80-х годов я объявил, что, возможно, вернусь к шахматам. Но только в том случае, если ФИДЕ проведет серьезную организационную перестройку.
ВОПРОС: Что конкретно Вы имеете в виду?
Р. ФИШЕР: Мне не нравится, что в турнирах последних лет произошла девальвация гроссмейстерского звания. Я призывал отказаться от помощи секундантов, увеличить контроль времени с 5 до 6 часов, чтобы заканчивать большинство партий в один присест, без доигрывания и анализа отложенной позиции. Только тогда можно избежать вмешательства третьих лиц – всех этих доброхотов и советчиков. Мое последнее предложение еще не получило широкого распространения, но я читал, что шестичасовой контроль уже применяется на некоторых турнирах.
ВОПРОС: Послужила ли доступность гроссмейстерского звания популяризации шахмат или затруднила ее?
Р. ФИШЕР: Думаю, что затруднила… На мой взгляд, шахматное искусство в последние годы деградировало, и вину за это несет ФИДЕ. Слишком много стало турниров с гроссмейстерской нормой. Каждый стремится как можно скорее стать гроссмейстером, и многие становятся, не имея на то ни малейших оснований. Видимо, их мало заботит, что этим они не столько возвышают себя, сколько обесценивают звание. Я до сих пор получаю предложения сыграть матч с такого рода «гроссмейстерами». Если бы речь шла о том, чтобы дать им сеанс одновременной игры, я бы, может быть, и согласился, а так – слуга покорный!
ВОПРОС: Но почему Вы полагаете, что существует прямая зависимость между популяризацией шахмат и увеличением призового фонда? Не слишком ли примитивная философия успеха?
Р. ФИШЕР: Добиваясь увеличения призового фонда, а значит, престижа, можно повысить и интерес к шахматам. Не говоря уже о том, что тем самым поощряются молодые таланты. В Рейкьявике приз составил 250 000 долларов, в 1975 году – 5 000 000 долларов. Не так уж и мало, если вспомнить, что за финальный матч претендентов с Т. Петросяном я получил 7500 долларов! Не могу, однако, похвастаться, что эта борьба увенчалась полным успехом. Большинство моих требований, и в первую очередь по финансовым вопросам, ФИДЕ отклоняла, прибегнув к машине голосования.
ВОПРОС: В чем был главный пункт разногласий?
Р. ФИШЕР: Меня обвиняли в коммерциализации шахмат, в желании урвать куш, как можно больше заработать. Представитель СССР на Конгрессе ФИДЕ как-то сказал, что я хочу вернуть шахматный мир к тому хаосу, который существовал до разработки существующей ныне системы борьбы за первенство мира. И тогда я понял, что найти с ФИДЕ общий язык невозможно. Отныне я имел дело только с теми претендентами на матч со мной, которые заявили о своем выходе из ФИДЕ. А после конгресса в Ницце (1974), где мне пришлось отказаться от звания чемпиона мира ФИДЕ, я пришел к убеждению, что шахматистам необходим свой профессиональный союз. Ведь играть в супертурнирах можно и без ФИДЕ. Тогда и призы, и условия игры будут что надо. Труднее договориться с русскими. Но с ними можно иметь дело через контрактную систему… Я предлагал это, а меня обвиняли в расколе. И что же?! Как я, сейчас думают очень многие.
ВОПРОС: Но почему, чтобы осознать эту необходимость, потребовалось так много времени?
Р. ФИШЕР: Это вина самих шахматистов. Я не знаю, какими они были раньше, но сейчас они мало похожи на джентльменов. Когда в шахматы играли в основном аристократы, шахматы были в большом уважении. А теперь…
ВОПРОС: А что Вы делаете для развития шахмат в Вашей стране?
Р. ФИШЕР: Я старался больше играть в шахматы и вкладывать в свои выступления максимум сил. Это единственное, что я мог делать для шахмат, не считая предложений, внесенных через ФИДЕ. Правда, я еще написал несколько книг и думаю, что они оказались полезными…
ВОПРОС: Поговаривали, что у Вас был соавтор…
Р. ФИШЕР: Я хотел бы выразить благодарность Ларри Эвансу, моему другу и коллеге, за неоценимую помощь в литературной обработке текста и составление тонких и умных предисловий к партиям.
ВОПРОС: Нашли ли Ваши труды читательский отклик?
Р. ФИШЕР: Да, и, судя по всему, большой. Моя книга для новичков излагает довольно быстрый, эффективный и очень увлекательный способ обучения игре в шахматы. Я не хотел ограничиться просто написанием обычного учебника шахматной игры и использовал новый метод, который называется программированным обучением. Ранее он уже применялся с отличными результатами на производстве и в учебных заведениях. Программа состоит из ряда малых ступеней подачи информации, называемых уроками, и активно обучает содержащемуся в ней материалу. Когда вы закончите изучать эту книгу, то увидите, что можете выиграть у соперника, проводя такие комбинации, какие ранее вы и не заметили бы. А сборник партий из турниров 1957 – 1967 годов выдержал десятки изданий в разных странах мира. Но вот что любопытно – за книгу «Фишер учит шахматам» я получил 10 тысяч долларов, а за первое издание сборника «Мои 60 памятных партий» почти в два раза меньше! Что делать – в примечаниях к одной из партий я как-то писал, что за технику эндшпиля медалей не дают…
ВОПРОС: Вероятно, можно сказать, что сборник избранных партий – Ваша авторская исповедь?
Р. ФИШЕР: Все 60 рассмотренных партий, включая три поражения, содержат для меня что-то памятное и волнующее. Я попытался быть откровенным и точным в моих комментариях, надеясь, что они помогут заглянуть в лабораторию шахматиста и приведут к более глубокому пониманию шахмат и процесса игры.
3. О шахматах и шахматистахВОПРОС: Гроссмейстер! Человечество знакомо с шахматами вот уже три тысячелетия. В чем, по-Вашему, секрет их притягательной силы?
Р. ФИШЕР: Об этом хорошо сказал второй чемпион мира Эмануил Ласкер: «На шахматной доске лжи и лицемерию нет места. Красота шахматной комбинации в том, что она всегда правдива. Беспощадная правда, выраженная в шахматах, ест глаза лицемеру».
ВОПРОС: Какова природа шахмат?
Р. ФИШЕР: Шахматы, как и жизнь, это тотальная война!
ВОПРОС: А каковы средства к достижению цели?
Р. ФИШЕР: Свою главную цель я вижу в том, чтобы подавить «эго» соперника.
ВОПРОС: Но ведь на этом пути возможны неудачи?
Р. ФИШЕР: Разумеется. Однако никто не любит вспоминать о них.
ВОПРОС: Что Вы все-таки чувствуете после поражения?
Р. ФИШЕР: Очень злюсь, когда проигрываю без борьбы. Впрочем, с надеждой жду следующей партии.
ВОПРОС: И, несмотря на поражение, в следующей партии играете «на все сто»?!
Р. ФИШЕР: Русские писали, что раньше я плакал, когда проигрывал. Ерунда! Теперь я холоден, как айсберг! Когда я проиграл Спасскому в Зигене (1970), то сдался, как Капабланка. Если я сейчас проигрываю, то чувствую себя королем, подающим милостыню нищему. (1971)
ВОПРОС: Вы говорите, что, проиграв партию, холодны, как айсберг. Кое-кто с этим не согласен…
Р. ФИШЕР: А русские вообще, когда проигрывают, заболевают и берут тайм-аут! Они берегут своего чемпиона и позволяют ему играть, только когда этого требует ФИДЕ! (1971)
ВОПРОС: Почему Вы такой оптимист?
Р. ФИШЕР: Этого требуют шахматы.
ВОПРОС: Чем являются для Вас шахматы?
Р. ФИШЕР: Интересной и очень волнующей игрой. Хочу верить, что в шахматы будут играть повсюду: на скамейках и столиках парков, в шахматных клубах, в школах, колледжах, армии, тюрьмах…
ВОПРОС: Как бы Вы охарактеризовали свой внутренний мир?
Р. ФИШЕР: Мой мир – черно-белая доска. В моих ходах динамика и искусство – спасибо, если Вы можете это понять. А кто не может понять, того мне жаль.
ВОПРОС: Что Вас больше всего привлекает в шахматах?
Р. ФИШЕР: Возможность путешествовать, деньги, шахматная атмосфера. Я очень люблю шахматы… Все же шахматные профессионалы теперь могут жить. Продолжительное время я не играл в турнирах, но шахматы давали мне средства на жизнь. Еще у меня есть ежемесячный доход в размере 300 долларов за ведение шахматной рубрики в одном молодежном журнале. Я не делаю все за деньги, но живу шахматными заработками. (1970)
ВОПРОС: Дают ли Вам шахматы больше, чем Вы им, или наоборот?
Р. ФИШЕР: Это соотношение примерно равно.
ВОПРОС: Если Вы живете только на шахматные доходы, то как преуспеваете в этом?
Р. ФИШЕР: Только на шахматные и вполне хорошо. (1968)
ВОПРОС: Многие спорят, что есть шахматы: спорт, наука или искусство. Если признать эстетическое начало, то каков критерий красоты?
Р. ФИШЕР: Шахматы, несомненно, искусство, но над этим я не задумывался. Красивой же может быть только точная, сильная игра… Точность, пожалуй, прежде всего. В конце концов все решает класс игры. И тогда получается красивая игра. Но, чтобы играть красиво и точно, надо многое знать и уметь…
ВОПРОС: Можно ли сравнить шахматы с другими видами спорта?
Р. ФИШЕР: Шахматы в чем-то сродни баскетболу. Иногда приходится долго вертеться возле корзинки, прежде чем удастся выйти на удобную позицию для броска…
ВОПРОС: Составные успеха?
Р. ФИШЕР: Талант, знания, тренированность, хорошее психофизическое состояние.
ВОПРОС: Какое значение Вы придаете психологическим факторам, роли характера например?
Р. ФИШЕР: Очень важное! В 1970 году в Герцег-Нови я принял участие в международном блицтурнире. В партии с Петросяном мы то и дело обменивались шахами, причем он произносил это слово по-русски, а я – по-английски. В момент, когда у обоих уже начал зависать флажок, я вдруг возьми и скажи по-русски: «Вам шах, гроссмейстер!» Он был настолько поражен, что на какой-то миг забыл о флажке и тут же просрочил время.
ВОПРОС: Бытует мнение, что худой мир лучше доброй ссоры. Согласны ли Вы с этим утверждением применительно к шахматам?
Р. ФИШЕР: Нет и еще раз нет! Я ненавижу ничьи. Ничья в шахматах – это глупость, ненормальность. Только победа делает шахматы игрой!
ВОПРОС: Что, на Ваш взгляд, престижнее – победа в матче или турнире?
Р. ФИШЕР: Могу сказать только о себе. Меня гораздо больше интересует игра в матчах, так как турниры – соревнования не очень серьезные, это – показательная выставка. Поэтому результат каждой отдельно взятой партии для меня важнее, чем общая победа в турнире.
ВОПРОС: Следуете ли Вы какому-либо стилю, направлению?
Р. ФИШЕР: Я не пытаюсь следовать определенному стилю, а только ищу хорошие идеи, точные ходы.
ВОПРОС: Ваше кредо спортсмена?
Р. ФИШЕР: Я люблю забирать материал, пожертвованный соперником из общих соображений, и дальнейшей игрой доказывать некорректность этой жертвы, крах всего замысла…
ВОПРОС: Другими словами, нечто большее, чем столкновение деревянных фигурок. И, значит, конфликт личностей. Уже на склоне лет Вильгельм Стейниц говорил: «Шахматы – не для людей слабых духом. Шахматы требуют всего человека, полностью. Они трудны, и всю их глубину и смысл видишь лишь после тщательного анализа». Он же, кстати, призывал и к самоконтролю. Вспомним его знаменитое: «Только безжалостная критика ведет к цели…» Неужели для того, чтобы хорошо играть, необходим какой-то «комплекс преодоления»? И если так, то адекватны ли, на Ваш взгляд, эти жертвы общественному статусу шахмат?
Р. ФИШЕР: Конечно нет! Сколько бы я не работал над шахматами, до сих пор встречаются люди, которые толком не знают американец я или эскимос! Неслыханно, но от произвола не защищен ни один маэстро. Мы все страдаем от непорядочности организаторов и зрителей. Им все равно что организовывать и на что смотреть. В этом мне приходилось убеждаться не раз…
ВОПРОС: Например?..
Р. ФИШЕР: Матч с Решевским (1961) игрался в «Беверли Хилтон Отеле» в Лос-Анджелесе, и мне никогда не забыть бурной реакции зрителей, думавших, что мы оба по очереди «зеваем». В зале попеременно слышалось: «Фишер выигрывает!», «Решевский выигрывает!» А в одной из партий с Талем на турнире претендентов 1959 года каждый ход вызывал в зале шум и свист. Позднее я узнал, что среди зрителей было много спортивных болельщиков. Видимо, не состоялся какой-нибудь футбольный матч, и шахматы в тот день оказались в центре внимания в Белграде.
ВОПРОС: Не из-за подобных ли «проклятых» противоречий, слишком сложных для «просто» игры, Борис Спасский однажды в сердцах сказал, что чемпион мира должен иметь душу убийцы?! Это, кстати, чем-то созвучно Вашему признанию о необходимости подавлять «эго» соперника…
Р. ФИШЕР: Но это самая справделивая и демократичная игра из всех, данных человечеству. Ведь чемпион мира может родиться в любой стране…
ВОПРОС: Тогда опять «вечный» вопрос: какими средствами и какой ценой? Ваш частный пример, когда шахматный Олимп штурмовал гений-одиночка, только укрепил общее правило готовиться к штурму заоблачных шахматных высот целыми «штабами», противодействовать командами – с многочисленным штатом советников и экспертов, походными шахматными библиотеками, а в последнее время и сверхмощными компьютерами. В этой связи уместен вопрос: что ждет шахматы в будущем? По милости божьей (а вернее, тех, кто, по словам В. Стейница, «умеет не держаться рабски за пройденное, а самостоятельно пытается исследовать глубины шахмат») они не раз спасались от «ничейной смерти», но вот смогут ли пережить нарушение «экологии духа»?
Р. ФИШЕР: Шахматная игра должна быть точным отражением индивидуальных способностей игрока, а не отражением силы и способностей команды его консультантов, справочных пособий и компьютеров. «Командные» шахматы приведут к катастрофе. Быть может, кто-то и поинтересуется результатом такой игры, но уже никто не скажет: «Если бы зрители видели, как интересно я мыслю за шахматной доской!»
ВОПРОС: Значит ли это, что образ «Бобби-компьютера», созданный досужими журналистами, далек от правды оригинала и Вам больше по душе роль Гамлета шахматной доски, сомневающегося, а потому творящего, а значит, существующего?
Р. ФИШЕР: Об этом судить не мне…
ВОПРОС: Однако Ботвинник полагает, что природа Вашего таланта – быстрый расчет элементарных функций. Именно поэтому Вы быстро и точно разбираетесь в тактических осложнениях, где есть форсированные варианты, но заметно слабее в иррациональных позициях, где в первую очередь необходима интуитивная оценка положения. Вы согласны с этим утверждением?
Р. ФИШЕР: Ботвинник действительно писал, что я считаю варианты лучше, чем другие. Он говорит, что я – вычислительная машина. Я, мол, необыкновенный человек. Но ничего необыкновенного во мне нет. Я просто профессионал – целый день играю в шахматы, учусь и стремлюсь знать больше. Еще я учусь с помощью магнитофона и стремлюсь улучшить старых мастеров. Я знаю сейчас больше, чем они. Но Роберт Джеймс Фишер – не вычислительная машина, как кое-кто хочет. Я всего лишь человек. Я родился под знаком Рыбы. Большая рыба жрет маленькую. Я большая рыба. Я «проглатываю» гроссмейстеров. И только в этом смысле – человек необыкновенный.
ВОПРОС: Будущее шахмат? Неужели оно все-таки за сверхмощными ЭВМ?..
Р. ФИШЕР: Ботвинник прав. Шахматные машины поднимутся на такой уровень, что побеждать их станет трудно.
ВОПРОС: Профессионалам, значит, придется искать другую работу?
Р. ФИШЕР: Почему же, я по-прежнему верю, что шахматы для них всегда будут хорошим источником доходов. Ни в одной области жизни я, например, не достиг бы того, чего достиг в шахматах…
ВОПРОС: Верить ли молве, что Вы играете, как машина, не делая ошибок?
Р. ФИШЕР: Нет, иногда я делаю ошибки, а так как машина не может ошибаться, значит, я не машина.
ВОПРОС: Но как Вы научились так хорошо играть?
Р. ФИШЕР: Я прочитал, наверное, тысячу шахматных книг и взял из них все самое лучшее.
ВОПРОС: Ваша самая памятная партия?
Р. ФИШЕР: Мне было 13 лет. Я играл в турнире на Кубок Розенвальда (1956) партию с Дональдом Бирном. Она долгое время была моей самой красивой партией. (1965)
ВОПРОС: Позднее Ваше мнение изменилось?
Р. ФИШЕР: Нет. Самую лучшую партию я сыграл против Дональда Бирна в 1956 году. (1970)
ВОПРОС: А какое шахматное событие произвело на Вас наиболее сильное впечатление?
Р. ФИШЕР: Считаю, что ни один турнир без моего участия не будет особенно интересным…
ВОПРОС: Ваше отношение к блицу?
Р. ФИШЕР: Вообще-то, я люблю «пятиминутки» за азарт борьбы. Но блицы, как и сеансы одновременной игры, вредны для творчества. Блиц убивает идею!
ВОПРОС: Молодые шахматные «звезды»?
Р. ФИШЕР: Думаю, что выделяется Мекинг. Импонирует мне и пуэрториканец Каплан. (1970)
ВОПРОС: О чем Вы хотели бы напомнить молодым шахматистам, от чего предостеречь?
Р. ФИШЕР: Недостаточно, как заметил Тарраш, быть хорошим игроком, нужно еще хорошо играть.
ВОПРОС: Лучшие шахматные страны?
Р. ФИШЕР: СССР, потом США, Югославия, Аргентина и Венгрия. (1970)
ВОПРОС: Что Вы можете сказать о развитии шахмат в СССР?
Р. ФИШЕР: Советский Союз – первая шахматная держава мира и, наверное, еще долго будет ею. (1970)
ВОПРОС: Чем объясняется превосходство советских шахматистов?
Р. ФИШЕР: Они были и остаются сильнейшими, так как имеют исключительно хорошую профессиональную подготовку: теоретическую, физическую, психологическую. Они очень много времени посвящают шахматам и всегда в пике спортивной формы. Государство оказывает им большую поддержку. Это именно то, чего до недавних пор не имели их противники. Сейчас, правда, положение меняется. Шахматы начинают пользоваться все большей популярностью в США и других странах, растет число международных турниров, увеличиваются призы… (1970)
ВОПРОС: Когда, по Вашему мнению, шахматисты Запада будут иметь реальные шансы в борьбе за титул чемпиона мира?
Р. ФИШЕР: О сроках говорить трудно. С советскими гроссмейстерами сражаться нелегко, так как их мастерство все время совершенствуется. Еще труднее играть с ними в командных соревнованиях. Но русские уже не всегда первые, так как условия более или менее выравнялись. (1970)
