Текст книги "По законам Дикого поля"

Автор книги: Евгений Бажанов

15

Три всадника выехали из прибрежного леса и направились в крепость. На востоке над горизонтом поднималось красное солнце. День обещал быть жарким. Уже неделю установилась сухая ветреная погода. Каких-нибудь двести верст южнее открытая степь под палящими лучами солнца выгорела. Одни травы поникли, другие засохли, стали желтыми и даже белесыми. Жаркое заволжское солнце и сухой знойный ветер из пустынь Азии соединились в усилии иссушить землю.

Однако в более влажных долинах Сока, Кондурчи и Кинеля травы по-прежнему благоухали цветами всевозможных оттенков. Пришло время цветения более жестких трав, которые не боялись ни жары, ни мороза и должны цвести до глубокой осени. На открытом пространстве преобладали желтые цветы пижмы, белые тысячелистника, голубые цикория.

Зато по опушкам леса нежно голубели колокольчики и другие растения, что в долах цвели только весной и в первой половине лета.

Путники завернули в ближайшую рощицу полакомиться диким персиком. Самые большие рощи персика произрастали южнее, в бассейне реки Большой Иргиз. Но и здесь встречалось несколько сортов. Местные жители узнали разные сорта вкусного плода. Самые распространенные: бобовик и жердила. В бобовнике больше косточки, в действительности это миндаль. У жердилы ягода намного крупнее и очень вкусная, сладкая. Ягодами лакомились, сушили впрок, из ядер били масло.

Жители Поля наслаждались дарами дикой природы. Персики и дикую вишню собирали возами. В сезон к крупным волжским пристаням ежедневно шли десятки возов, груженных спелой ягодой.

Татары делали из вишни пастилу, русичи изготовляли морс, который на судах со льдом отправляли в Москву и другие города. Морс, как и дичь Поля, поставляли даже к царскому двору.

Лед для охлаждения запасали в больших грудах, засыпанных опилками. Такие ледяные горы медленно таяли, подтекали ручейками, но сохранялись до новых холодов или пока лед не выберут заготовители морса.

Помимо изобилия дичи, волжской рыбы, орехов и разных ягод: от земляники до вишни, Поле давало жителям много способов для прокормления. Прямо за избой на лужайке, не утруждаясь долгой ходьбой, набирали луговых опят и шампиньонов. В лесу масса белых грибов. Их тоже солили, сушили, но больше для себя; грибного богатства не меньше, чем на лесном севере. Даже в крошечных ручьях водилась форель, которую за пестрый цвет пастухи прозвали пеструшкой. Жирная, нежного вкуса. Руками ловили.

Только нежиться переселенцам Дикого поля некогда. Зима длинна, снежна, холодна. Чтобы пережить ее, короткое жаркое лето работали в поте лица, на сон оставалось два-три часа в сутки.

Рядом с рощицей жердилы оказалось небольшое озерцо и родничок, где путники испили холодной вкусной воды. Над озерцом с криками носились озорные чайки. Одна из них пролетела рядом с Вожей раз, другой и уселась ему на плечо.

– Вожа, у тебя везде друзья, – заключил Васек. – И звери и птицы тебя знают.

– Главное, что я их знаю и понимаю. Эту лечил. Не забыла, – зверолов подержал, погладил и стряхнул чайку с плеча.

– С любой тварью можешь разговаривать? – удивился Мамон.

– Понимаю всех, кто живет в Диком поле, – Вожа прошел несколько шагов, нагнулся и ловко подхватил у головы ядовитую гадюку, придавленную сапогом. Он легонько встряхнул змею, и гадюка в оцепенении повисла как шнурок. Зверолов опустил ее за пазуху и поднял руки, потом достал змею и предложил каждому из спутников: – Попробуй. Попробуй. Не укусит.

– Нет, – в один голос отказались Мамон и Васек.

– Укус гадюки смертелен, – неодобрительно покачал головой Мамон.

Путники не отъехали и двух верст от кордона. По левую руку еще только заканчивались поля пашенных солдат с поспевающей желтеющей пшеницей, как Вожа всерьез насторожился. Он молча поглядывал в степной дол, где на горизонте поднималось маленькое темное облачко. Его попутчики заметили тревогу проводника и зверолова и тоже поглядывали в степь.

– Сайгаки, – сказал Вожа. – Очень большое стадо. Будто пожар их гонит. На гон волков не похоже… Прямо на нас идут.

– Пшеницу побьют, – забеспокоился Мамон. – Без хлеба останемся.

Вожа посмотрел на Васька:

– Скачи, Васек, на кордон. Кликай служивых. Пусть вилы прихватят. Мамон, оставь свое ружье. Хлопушкой такую массу на остановишь. Раскидывай сено из старого омета. Стели дорожкой.

Васек поскакал на кордон, а Вожа и Мамон принялись руками выдергивать и растаскивать плотное слежавшееся сено…

Долины рек Самара и Сок знавали ежегодные миграции сайгаков, маленьких степных оленей. В летние жары, когда пересыхали многие реки, горели степи, сайгаки откочевывали на север Дикого поля, в лесостепь, на сочные пастбища, а зимой уходили на юг, где меньше снега.

В междуречье Сока и Самары водился еще и особый род сайгаков. Их отличие – обручики на рогах, как у серны. Они обитали в междуречье круглый год и паслись небольшими стадами на склонах холмов и среди зарослей кустарника в степи.

Звероловы встретили огромное стадо обычных мигрирующих сайгаков. Они приближались. Всадникам видны прямые с загибом на вершинах рога самцов и море спин. Сайгаки, то приостанавливались и двигались шагом, пощипывая траву, а то переходили на бег. Десятки тысяч, возможно и сотни тысяч сайгаков сплошной живой массой перетекали через лощины и бугры.

– Как сделаю выстрел, зажигай сено, – сказал Вожа Мамону. Зверолов выехал навстречу стаду сайгаков. Когда животные приблизились на пятьдесят саженей, Вожа пустил коня рысью поперек их движения, стреляя из пистолета.

Сзади Мамон запалил длинную полоску сена. Огонь побежал быстрой волной. Из кордона солдату спешила подмога…

Стадо начало разворачиваться. Но неожиданно Вожа оказался в бедственном положении. Кроткие животные с трогательными мордочками, самые стремительные и пугливые существа в Диком поле, собравшись в чрезвычайно большое стадо, оказались очень опасными.

Передние сайгаки резали угол, уходя от огня, дыма и стреляющего всадника, и он оказался среди несущегося потока. Вожа попытался грудью коня пробиться к краю ошалевшего стада, но вовремя понял всю опасность такого маневра. Сайгаки могли опрокинуть коня, а это конец… Вожа приник к шее Тополя, подстегивал его и просил:

– Выноси, Тополек. Не споткнись. А то от нас даже шкуры не останется.

Версты две всадник пролетел среди неутомимых сайгаков. Казалось, смертельно опасной скачке не будет конца. Но вот сайгаки успокоились, замедлили бег и всадник очутился с краю приостановившегося стада.

Вожа перевел дух. Было от чего, пожалуй, впервые жизнь зверолова мало зависела от его находчивости и приходилось полагаться только на скакуна и на случай. В этот раз смерть подразнила его и отпустила, позабавившись. Вожа потрепал рукой Тополя по крутой шее.

– Выручил. Будет тебе морковка.

Когда Вожа подъехал к полю, где остались его спутники и служивые с кордона, то увидел, что поле спасено. Только малая часть его вбита в землю острыми копытами.

Бобыли грузили на лошадей подстреленных сайгаков. И пешие вязали копыта степных оленей к шестам и по двое тащили добычу на кордон. Они приветливо махали зверолову, скорее всего не догадываясь о всем драматизме встречи с обезумевшим стадом. А в глазах зверолова еще горело затаенное возбуждение, как во время грозы; казалось он устал, но доволен, то ли сохраненным полем, то ли пережитой опасностью.

Ближе к вечеру на кордоне на металлических спицах будет дымиться свежее мясо. На другой день солдаты и поселенцы разговеются. Впрочем желанность сайгачатины гораздо выше зимой, когда масса перелетной и гнездующей птицы улетела на юг, труднее давалась в руки рыба, а зимняя стужа требовала насыщения желудков. Мясом и шкурами выручали людей сайгаки, тарпаны, лоси и кабаны, пока домашних животных не стало больше, чем диких. Сайгаки помогали отважным переселенцам выжить в Диком поле.

Не случайно среди образованного офицерства крепостей и исследователей края, среди благодарных поселенцев высказывалось предположение поставить сайгака на гербе одного из городов, лучше в Самаре – первом городе-крепости в Диком поле.

Если у народов, пришедших на Волгу из глубин Азии вместе с монголами, символом стал барс, как память о их прародине горном Алтае, где большие кошки водились во множестве, то русские переселенцы увидели настоящий характерный символ Дикого поля. Грациозные сайгаки надолго вошли в жизнь переселенцев.

16

Три путника переправились через лесной ручей, въехали в открытый дол и оказались перед крепостью Красный Яр. Они остановились, рассматривая выросший на луговом приволье город-крепость. Частью он находился на опушке, частью занял прибрежный лес, из которого и строился. От крепостной стены до Сока около версты густого леса.

Крепости на Старой Закамской черте разбирались и перевозились на новое место, на строящуюся Вторую Закамскую черту или, как говорили, на Новую Закамскую черту. Однако часть леса рубилась в здешних лесах. Особенно ценился дубовый лес. Древесина тяжелая, твердая, долго не гниющая даже вкопанная в землю.

На восток и на юг от крепости шла сама черта, которая представляла из себя глубокий ров шириной в две-три сажени и более и крутой вал, отсыпанный землей, вынутой изо рва. Чтобы конному перебраться, перевести коня через преграду, надо хорошенько поработать лопатой, потратить время и оставить следы набега…

По левому берегу Сока, где и стояла крепость, по лесу шла засека. Она примыкала к крепости и уходила от нее на несколько сотен саженей. Дальше земляной вал.

Лес клиньями входил в степь, и засеки местами тянулись вместо вала.

Оборонительное сооружение засеку придумали древние русичи. Особенно активно засеки использовали в борьбе с татаро-монгольскими набегами.

Раздробленные русские княжества знали силу монгольской орды, вобравшей в себя многие покоренные ими народы. Потому предпочитали откупаться от жестокой орды, но и создавали грандиозные оборонительные сооружения. В шестнадцатом веке засечная черта вдоль Оки тянулась среди дремучих лесов на шестьсот верст.

Засеки использовались, хотя и гораздо меньше, и в Диком поле. Они рубились в приречных лесах. Чаще зимой строили. Деревья подсекали на высоте двух-трех аршин и валили вершинами в сторону противника. При этом стволы до конца не перерубали и от пня не отделяли. Часть деревьев валили наискосок. Ветки деревьев переплетали между собой сучьями, вичью[47]47
  Вичь – корни деревьев, распаренные и закрученные кольцами на человеке, после охлаждения они крепче любой веревки и годятся для связывания деревьев в засеках и бревен в плотах.


[Закрыть] и веревками. За лето подсеченные деревья высыхали и становились колючими, упругими, так что даже топор их не брал, не рубил на весу, в гущине. Засечная черта шириной от пятидесяти до ста сажаней становились непроходимой не только для всадника, но трудно преодолимым препятствием для пешего. Хотя пешими в набег не ходили. Орда страшна только конная.

Чтобы просечь засеку, требовалось много времени. Ночью пройти засеку и вовсе невозможно. Оттого терялась внезапность набега.

К тому же на засеках устраивались подъезды и станы для сторожевых разъездов, караулов, а на возвышенных местах сторожи – наблюдательные пункты. Если засеку прикрывал отряд стрелков, то на преодоление засеки требовались многократно превосходящие силы и еще большее время.

Со временем организация сторожевой службы и названия менялись, но основа оставалась прежней.

Создание засек и рвов с валами отвлекало от полевых работ, стоило большого труда. Зато защитные линии спасли множество народа от гибели и чужеземного рабства.

Для отражения больших набегов ставили крепости. На севере Руси издревле крепости каменные, даже белокаменные и назывались они кремлями. В Диком поле все крепости возводили деревянные. Леса достаточно, но главное – из дерева строить быстро. Все остальное компенсировалось возрастающей огневой мощью стрелкового оружия.

Крепости в Поле по площади строили достаточно большие. Одни шириной в сто саженей и шириной в двести. Другие шириной в двести саженей и длиной в девятьсот.

В этот день Красноярская крепость освещалась солнцем, и звероловы хорошо ее рассмотрели. Давно ли здесь было чистое поле и норы сурков. И вдруг как из сказки явился город.

Крепость Красный Яр предстала в виде огороженного квадрата. Правильный квадрат с длиной каждой стороны саженей этак в семьдесят-восемьдесят. Крепость по-своему ладная и красивая.

Перед крепостью глубокий ров шириной пятнадцать-двадцать саженей. Во рву блестела вода от весеннего таяния и дождей… Дно вязкое. На дне колья и старые бороны кверху зубьями. За рвом вал высотой сажени полторы над уровнем поля. По валу поставлен сплошной острог из вкопанных в землю бревен с заостренными вершинами. Отсюда палили пешие стрелки, встречали копьями… Перед острогом из жердей, бревен и толстых досок ставили тарасы, похожие на огромные ящики, в рост человека. Двойные стены тараса засыпали землей или песком. Здесь тоже стрелки. Прежде чем добраться до острога, нападавшим предстояло нейтрализовать тарасы…

По углам острога высились четыре угловые башни и одна, пятая, в середине стены с проезжими воротами. В башне бойницы для стрелков-ружейников и пушек. Чугунные пушки, поднятые над поверхностью земли, могли бить далеко и грохотом содрогали окрестности. Высокие круглые башни крыты тесом. Они украшают крепость. Передней своей окружностью башни выдвинуты вперед и дают возможность с высоты палить в бок штурмующим приземистые стены острога. Перекрестный огонь облегчал защиту крепости.

В крепостях Старой Закамской черты, в Ерыклинске и Тиинске, перед крепостями выводы – редуты, представляющие отдельные миникрепости с рвом, валом и острогом, которые предстояло взять нападающим до штурма крепости, чтобы не подставлять спины стрелкам.

На новой черте выводов у крепостей не ставили. Солдаты, усиленные служивыми казаками, чувствовали себя более уверенно. Да и набеги разбитой орды потеряли былой размах, когда десятки и даже сотни тысяч всадников всепожирающей лавиной вторгались в русские пределы. Вместо редутов укрепленные кордоны, но на значительном удалении от крепости.

Вместо выводов у ворот и на валу со степной стороны еще ставили туры – большие корзины, плетеные из ивы. Туры плели без дна, засыпали землей. Они служили прикрытием для ружейных стрелков.

В самой крепости казенные здания для командиров и солдат, конюшни, оружейный склад, погреба – подземные хранилища продуктов, сверху надстроенные погребицами, колодец, торговая лавка. На оставшейся свободной земле разрешалось селиться вольным поселенцам. Но площадь крепости невелика и, как правило, неслуживые поселенцы образовывали слободы возле крепости. В сущности, то обычные деревни, жители которых во время опасности могли укрыться за крепостными стенами.

Большинство жителей слобод тяглые крестьяне, уплачивающие государственный налог за землю и пользующиеся многими свободами. Вышли они из вольных крестьян и частью беглых, не помнящих родства. Гарнизонное начальство в большинстве случаев беглых привечало; они помогали кормить гарнизон. Офицеры и священники давали прибылым, как государственным крестьянам, новые фамилии от сказанных ими прозвищ; Кострома, Тулуп, Телега, Орел… – становились Костромиными, Тулуповыми, Телегиными, Орловыми…

Посему вернуть, отыскать здесь беглых помещикам-крепостникам не удавалось. Случалось хозяева крепостных крестьян поднимали шум при большом оттоке рабочей силы, и дело выходило на высокий уровень. Но и Москва, и позднее Санкт-Петербург, видя расположение местной власти, закрывали глаза на беглых, и шум гасился неведением.

Народно-правительственная колонизация или, правильнее сказать освоение Дикого поля, прибывала. Сразу же, с возведением Красноярской крепости в тылу, севернее защитной черты, заложены села Большая Каменка и Большая Чесноковка, где вместе с русскими поселилась белобрысая, скуластая мордва. На первобытные черноземы потянулись белорусы, чуваши, казанские татары, вотяки… А малороссы присматривались к Дикому полю в числе первых.

Издавна малоросские казаки, в Поднепровье звавшиеся черкасами, а ближе к Дунаю гайдуками, приходили в гости к волжским казакам-повольникам; иные из них называли себя на русский манер казаками. Бывали малороссы и на Волге, и на Яике.

Еще в 1614 году с Медвежьего острова охотники Васька Резвой и Томилко Гайдук с товарищами приходили промышлять на Большой Иргиз. Волжские и днепровские казаки промышляли зверя.

Позднее пришли заднепровские малороссы, принимавшие участие в разбитом крестьянском восстании Стеньки Разина. В 1670 году партия казаков в пятьдесят человек во главе с гайдуком Фуркайло пришла в Дикое поле искать уединения и спасения.

Они переправились через реку Кинель. По огромному поваленному дубу перевели лошадей над потоком воды и возле стрелки рек Кинель и Самара в дремучем лесу основали потайную станицу Кинель-Черкасскую.

Вольные земли, щедрые дичью и рыбой, так понравились черкасам, что они переманили сюда родню с Яика. Ими основана одна из крупнейших станиц.

Но еще опасливо ехали переселенцы в неизведанное. Много риска и труда. Подняться с нуля, на пустом месте всегда трудно. Зато налоги спокойные. Только каждую десятую десятину земли пахали крестьяне для государства или частного владельца земли. Каждый десятый сноп отдавали. Остальное себе. Большинство переселенцев два века вообще никакого тягла не несли…

Дозорные на башне Красного Яра заметили звероловов. По платью определили своих гостей, а по малому числу посчитали не опасными и тревоги не подняли. Ворота остались открытыми.

Крепость жила будничной жизнью. На плацу шли занятия солдат, где-то на башне стучали топоры плотников, дымилась кузница, кто-то чистил оружие, другие отдыхали после караула… Несколько солдат кололи штыками чучела. Два десятка пеших драгун маршировали в строю и распевали песню, сочиненную крестьянами-переселенцами:

 
«Мы избавим от неволи
Своих братьев-земляков,
Расколотим в иху долю
Всех хивинцев-подлецов…»
 

Среди азиатских караванщиков приходили обычные торговцы, но встречались и такие, что ехали за живым товаром. И в людной Азии спрос на дармовые руки невольников велик. Возвращаясь из российской стороны, караванщики в степи прикупали у воровских ордынцев полонников, в том числе и русских. Ехали с российскими товарами и с российскими невольниками.

Шила в мешке не утаишь. Хивинцев крепко подозревали… Солдаты на Закамской черте чувствовали себя освободителями, бойцами справедливости.

В крепости у Вожи оказалось много знакомых.

– Славно ли поохотился? – спросил молодой щеголеватый унтер-офицер. – Сколько медведей добыл?

– В лето четырех. До зимы погожу. Молодь подрастет.

– Есть еще топтыгины?

– В двух верстах от крепости видел свежие следы у муравейника. Весной прямо в зимовье ломятся. Чуют мед. Больше всего косолапых по Кондурче и особенно по Кинелю. Там дремучие леса.

– Видел ли дикого буйвола в лесу? – поинтересовался кто-то из группки драгун.

– Сходите в лавку и меновой двор проведайте, – сказал Вожа Мамону и Ваську, потом повернулся к драгунам. – Диких буйволов последний раз видел два года назад на Большом Иргизе. Они больше степные долы любят, опушки леса. Между Соком и Самарой не встречал.

– Знать, мало их осталось.

– Прежние охотники повыбили. Степенная животина, сильная. Особо не побежит. У буйволов в степи больших врагов нет. От человека буйвол пострадал. Зато сайгач прет пуще прежнего. Без мяса не останетесь. Лишь бы гололедица зимой их не поморила.

Больше времени на расспросы не осталось. Пришел статный драгун и пригласил Вожу к командиру крепости:

– Капитан[48]48
  Капитан – командир драгунской или пехотной роты, здесь командир крепости.


[Закрыть] зовет…

В светлой горнице навстречу Воже шагнул подтянутый плотно сбитый офицер с такими же пышными усами, как у его солдат и драгун. На загорелом лице легкая улыбка. Сдержанные жесты и крепкое рукопожатие. Сухой здоровый степной воздух бодрил опытного вояку со шрамом на шее.

– Рад видеть знаменитого зверолова и проводника, – сказал начальник крепости. – О котором сам генерал Наумов лестно отзывался. Он передал благодаренье за прежнюю работу и просил оказать содействие в отыскании удобных мест для крепостей новой линии.

– Южнее?

– По реке Самаре. Пора раздвинуть пределы границы, прикрыть район восточнее Алексеевска[49]49
  Алексеевск – селение, основанное в 1700 году, в 1706 году стольник Семен Дмитриев на его месте построил крепость для прикрытия Самары.


[Закрыть]. Без новой черты верховья Яика и Самары нельзя контролировать. Река Самара и торговая дорога к казачьим станицам на Яик должна стать безопасной. Указа пока нет, но решение зреет. Года через два-три жизнь подтолкнет нас туда. Присматриваться что к чему надо сейчас.

– С ордой не договориться, – понял Вожа. – Большая война будет?

Капитан улыбнулся:

– Большой не получится, надеюсь. Мы уже настолько сильны, что орда не может вести с нами большую драку. На ордынцев у нас есть влияние. Только ханы не имеют достаточного контроля над своими аймаками[50]50
  Аймак – составная единица одного рода.


[Закрыть]. В 1708 году калмыцкий хан Аюка помогал нам усмирять воинственных башкир. В то же время неподвластные ему шайки грабили наши селения. О нашей безопасности мы должны сами позаботиться. Присматривай места для новых крепостей по левому берегу Самары. Слышал, провожаешь торговцев по Самаре и Большому Кинелю до самого Яика. Места знаешь.

– Не могу обещать. Собираюсь на Кубань. Казаки справятся.

– Расстроил ты меня, – капитан вздохнул. – Чтобы отыскать нужное верное место, божий дар нужен. Чтобы место возвышенное над округой, чтобы колодцы рыть не глубоко, чтобы вода в них была не соленая и не горькая, чтобы лес строевой и дровяной хоть на начало имелся, а еще чтобы подъезд для своих был удобный, а для ворогов труднопроходимый, чтобы броды удобно взять под наблюдение и чтобы само место было светлое, для жизни легкое и удачливое. Тут определиться не всякий годен. Редкое призвание. Постарайся, и мы тебя не забудем. В долгу не останемся. Государственному делу помочь можешь. Бродяг, беглых и раскольников на порожние земли водишь…

– На них ни клейма, ни тавра нету, – Вожа насторожился, края бровей медленно опускались, от глаз повеяло холодком. – Мы люди свободные. Господь Бог над нами, а других господ не знаем. Сиротам помогаю.

– Этим не укоряю, – капитан примирительно положил руку на плечо зверолову, стараясь выполнить наказ генерала Наумова и установить контакт с известным проводником. – На беглых сквозь пальцы смотрим. Они укрепляют наше присутствие в Поле. Продовольствие в крепость везут, об опасностях предупреждают, о вторжениях. Отчего и тебе нам, государственным людям, не помочь? По старой дружбе. Мы тебе пороху и свинца дадим.

– Спасибо. Если на Кубань-реку не уйду, чем смогу пособлю. В горницу зашел уже знакомый драгун и доложил:

– Приехал торговец с возом дыней и арбузов. Изволите сами смотреть?

Капитан жестом отпустил драгуна и пригласил Вожу:

– Пойдем.

В бассейне реки Сок, пожалуй, один из первых районов России, где на часто встречающихся песчаных почвах под жарким небом изобильно росли азиатские плоды – арбузы двух сортов и разнообразнейшие дыни. Переселенцы быстро оценили способность местной земли из крошечного семечка рожать большущие, в полпуда, круглые арбузы и приятно пахнущие продолговатые дыни.

В ответ на вопрос капитана поселянин у телеги, с горой нагруженной арбузами и дынями, назвал свою вполне сносную цену. Капитан убавил предложенную плату вдвое. Поселянин начал было торг. Однако служивый его разом прервал:

– Торгуются на базаре. Соглашайся, пока не отказался.

Крестьянин, которому некуда было везти прорву народившихся плодов, был и тем доволен.

– Поглядим-ка, не бросовый ли товар! – громко сказал капитан.

Сотни глаз наблюдали за этой сценой. Едва нож тронул пузатый арбуз, как он треснул, обнажив алую сочную мякоть. Возглас восхищения вырвался у сдержанных на выражение чувств усачей.

– Подать к обеду, – распорядился капитан и отрезал ломоть арбуза. – Хорош…

В это время торговец склонился к Воже и полушепотом сказал:

– Многоуважаемый Вожа, для вас у меня есть особый товар, попробуйте, – торговец протянул сухую полоску чего-то темного и непонятного. – Пробуйте.

Вожа осторожно откусил мякоть, потом еще и еще… Почерневшая волокнистая нежная мякоть оказалась сладкой и необыкновенно питательной.

– М, что это?

– Сушеная дыня. Режу на дольки и сушу под навесом. Холстиной прикрываю тонкой. За несколько дней жара и ветерок влагу иссушат.

– Сушеная дыня и в дорогу годится, – оценил зверолов. – Вяленое мясо и сушеная дыня то, что нужно путнику, особенно зимой.

– Берите, – оживился бахчевод. – Я сходец из Белой Руси. У нас грибы сушат, а большую волглую овощ сушить без пользы. Сыро, да и не растет там. Тут получилось.

– Сколько просите за продукт? – спросил зверолов.

– Товар почти даровой, много не запрошу. Угощенье бесплатное. Примите вот. А чуть-чуть купи. Всем скажу, что сам Вожа у меня покупал.

Зверолов засмеялся. Новый продукт ему понравился. Он оделил Васька и Мамона, проверяя, всем ли годится сушеная дыня.

С легкой руки зверолова новый продукт среди переселенцев прижился и распространился, особенно по всему Заволжью.

Возле казармы накрывали длинный деревянный стол. Однако с солдатским обедом пришлось повременить. На сигнальных шестах замечен дым. Вскоре в открытые ворота на полном скаку влетел вестовой казак. Кряжистый, примятая казачья шапка, борода до пояса, распаренное красное от быстрой езды лицо. Он одним махом спешился на плацу.

– Корсаки перешли вал. В пятнадцати верстах. Всадников шестьсот-семьсот будет.

– Драгуны – в поход, – приказал капитан. – Через четверть часа выступаем из крепости.

Взыграли медные боевые трубы. В крепости все пришло в движение.

Из крепости эскадрон вышел в поход в составе двух рот, основной и приданной. Серьезная сила.

Драгуны, конная пехота, рекрутировались из мелкопоместных дворян, белопашенных крестьян, отчасти из мещан и еще разных вольных людей, включая казаков и священнических детей. Они отличались меньшей подвижностью по сравнению с казачьими отрядами, но зато большей дисциплиной и тактической выучкой.

По сравнению с отрядами ордынцев драгуны еще выгоднее отличались железной дисциплиной и продуманными тактическими построениями. Если казаки хороши в перехвате и схватках с подвижными ордынскими шайками, то драгуны сильны в лобовом полевом столкновении.

Российская армия в азиатских степях и в Диком поле применяла незнаемые здесь тактические новинки. Драгуны производили на казачий манер залп из огнестрельного оружия и, выигрывая во времени, сразу шли в кавалерийскую атаку. Стреляющая кавалерия была в новинку и в Европе. Бесфитильные замковые карабины и ружья и опыт казачьих отрядов способствовали появлению новой тактики. В то же время тактические построения драгун могли удивить тактическим разнообразием.

Эскадрон драгун на марше выглядел красочно и впечатляюще. Всадники двигались в боевом порядке в три шеренги. На голове шляпы с железной тульей, украшенные перьями птиц, закреплены подбородочными ремнями. Синие мундиры, белые воротнички и обшлага. Кожаные сапоги. Руки в замшевых перчатках. У офицеров особенно красивы витые эполеты на плечах. Приклады карабинов и рукоятки пистолетов украшены металлической искусной оправой. Сбоку изящные сабли и шпаги, у некоторых тяжелые палаши. Несколько барабанов покачивалось на плечевых ремнях барабанщиков.

Две пушчонки везли на вьючных лошадях на мортирных седлах. Зарядный ящик с ядрами катили на двух колесах.

Впереди на ветру полоскались два сотенных квадратных знамени.

На четырех лошадях на деревянном щите везли огромный барабан-набат. Командир крепости должен вернуть набат в Самару в полк после завершения строительства крепости вместе с прикрывающей строительство ротой драгун. Он был рад, что отсрочил возвращение приданных ему сил. Он подумывал о том, чтобы испросить разрешение на дальнейшее хранение набата. Здесь барабан нужнее, чем в сильно укрепленной Самаре.

Солдаты пели походную строевую песню. Она особенно хороша в пешем строю, попадала в ритм пешего похода. По такому случаю двое запевал и десяток пушкарей и драгун спешились и широким шагом двинулись впереди колонны. Песня полетела вперед, подхваченная всем эскадроном:

 
«Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши отцы?
Наши отцы – славны полководцы, вот где наши отцы.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши мати?
Наши мати – белые палати, вот где наши мати.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши жены?
Наши жены – ружья заряжены, вот где наши жены.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши детки?
Наши детки – на плечах палетки, вот где наши детки.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши тетки?
Наши тетки – две бутылки водки, вот и наши тетки.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши сестры?
Наши сестры – сабли остры, вот и наши сестры.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши братья?
Наши братья в рати, вот и наши братья».
 

У этой песни в разные времена имелись свои отличия. Сочиняли и другие песни. Но эта, как никакая другая, отражала саму жизнь и быт ратников, оторванных от семьи для служения Отечеству.

По русскому крестьянскому обычаю на работу в поле шли с песней и с поля шли с песней. Так же и на бранное поле.

Драгуны столкнулись с ордынцами в просторном Малиновом поле, с двух сторон окруженном лесом.

Обменялись несколькими одиночными выстрелами. Драгуны меж тем развернули боевой порядок. Они как двигались в три шеренги, так и выстроились в три ряда, развернув фронт в сторону противника. Снимали с лошадей мортиры.

Ордынцы сбились в большую гомонящую кучу, вокруг которой скакали самые нетерпеливые. По команде они разделились на две части. Самая большая лавиной пошла на цепочку драгун. Другая часть, около сотни всадников, пошла в обход к флангу.

В боевых порядках драгун призывно запела труба, забили боевые барабаны. Затем все разом стихло. Удачно ударили пушки-мортиры. Последовал ружейный залп – стреляла первая шеренга. Ударил второй залп, третий.

Залповая стрельба оказалась успешной в тактическом плане. Перезарядить карабин и выстрелить по быстро приближающемуся противнику драгуны не успевали. Три залпа, подобно трем тяжелым ударам, смешали конную лавину. До сотни всадников оказалось опрокинуто. Часть повернули вспять. Часть ордынцев замешкалась. Но для перезарядки карабинов требовалось время, и образовалась пауза.

И тут в степном доле произошло что-то непонятное и страшное. Многое повидало Дикое поле, в том числе большие сражения, где участвовали в сражении десятки тысяч воинов и кровь лилась рекой, но такого на его просторах еще не было. Оглушительный грохот накрыл необъятное пространство. Его слышали чуть не за сотню верст.

В действие вступил самый большой барабан в мире – набат, на котором барабанщики большими колотушками выбивали гнетущую дробь. Не стало слышно ни криков, ни лошадиного ржания, ни выстрелов, показавшихся легкими хлопушками. Уши заложило напрочь.