Текст книги "Алая нить"
Автор книги: Эвелин Энтони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Пойду еще поплаваю, – сказал он и нырнул, не дожидаясь ее.
* * *
Ночью Клара позвонила отцу в Нью-Йорк. На линии стоял сплошной треск.
– Как поживает моя девочка? – все спрашивал отец.
Она плакала в трубку.
– Что случилось, доченька? Что с тобой? Тебе плохо? Расскажи папе.
– Я расскажу, – пообещала она. – Ох, папа, как я скучаю по тебе и по маме. Я была так счастлива, но что-то случилось. Здесь женщина. Она вяжется к Стивену. Папа, что мне делать?
Минуту трубка молчала. Она подумала было, что их прервали. Потом она снова услышала голос отца.
– Предоставь это мне, cara mia. Только скажи, как зовут эту дамочку и где она живет.
Клара так и сделала.
– Спасибо, папа. Спасибо, – повторила она и снова заплакала. Потом повесила трубку.
* * *
Сначала они полетели в Лондон. Стояло типичное английское лето, прохладное и запоздалое. Кларе было холодно и скучно. Даже картинные галереи и музеи казались скучны по сравнению с красотами Парижа. Она не рассказала Стивену о парижской квартире, выжидая, пока подвернется удобный случай. Она совершила паломничество в итальянскую церковь в Клеркенуэлле, где молилась о ребенке.
– Не беспокойся об этом, – говорил Стивен. – Он родится. Всему свое время, как говорит моя мать.
– Мне она этого не скажет, – возразила Клара. – Я хочу дитя медового месяца. Такие дети всегда бывают счастливыми. – Она уткнулась в его плечо и прошептала: – Скорей бы домой. Я хочу поселиться в собственном доме.
Да, сказал Стивен, ему тоже этого хочется, а сам продолжал думать о семействе Муссо, которое мертвой хваткой держало игорный бизнес в Неваде. Медовый месяц кончился. Пора Кларе становиться настоящей женой, а вскоре и матерью. А ему – вернуться к работе и к миру мужчин.
* * *
Он следил за Полиной Дювалье уже три дня. Сначала в баре, потом в ресторане гостиницы; теперь ее багаж сносили по лестнице вниз, а у дверей ждал автомобиль. Он ни разу даже не встретился с ней взглядом, а она не замечала его, потому что он был немолод и лыс. Она сама вела довоенную «лагонду». Он позавидовал, что у нее такая машина, но без труда следовал за ней по вьющейся дороге Муайенн-Корниш, высеченной на склоне горы высоко над берегом. Он увидел, как она повернула в ворота одной из вилл.
Большой дорогой дом; должно быть, виды отсюда бесподобные. Все должно выглядеть как ограбление. Он проехал мимо затем исхитрился подняться выше и снова спуститься. У самых ворот он снизил скорость. Высокие сосны давали тень и укрытие от посторонних глаз. Из-под них он не видел дома, а значит, и его никто не видел. Поскольку дом так высоко, все должно произойти днем. Ночью ворота будут закрыты, а свет от фар будет виден за милю. Он вышел из машины и сунул руку в карман брюк. Он был коренаст и силен, хотя и толст. Его лучшие годы миновали лет пятнадцать назад, но сил у него пока хватало. Он вполне годился для женщин и пожилых мужчин.
Наверное, там есть слуги. Часы показывали половину двенадцатого. Для второго завтрака еще рано. Держась в тени, он пополз вперед.
Вилла была действительно большой, с открытой террасой, откуда двери вели в комнаты. Уже подобравшись к самой стене, он увидел ее. Она курила, успев переодеться в джинсы и блузку. Ограбление с насилием. Несколько минут она стояла там. О чем-то думала, хмурилась.
В былые времена он собирал дань с владельцев борделей в Марселе. Когда он был молод, ему вместе с деньгами предоставлялся выбор девиц. Затем перебрался в Ниццу – это было после небольшой неприятности, когда один из его клиентов умер от побоев. Жадный тип, не желал раскошеливаться. В Ницце оказалось полно работы. Магазины, рестораны, бордели – все платили дань, и он стал одним из сборщиков. У него была жена и трое детей. Жили в квартире на морском побережье. Ему хорошо платили. В свободные вечера он подрабатывал в казино вышибалой.
Женщина по-прежнему стояла неподвижно. Потом, едва он подумал, что придется подойти к ней сзади прямо на террасе, – а это ему не очень-то улыбалось, – как она резко повернулась и пошла в дом. Он натянул на голову чулок. Оружия у него не было. Он двинулся за ней следом. Она ничего не видела и не слышала. Он мгновенно отправил ее в нокаут, и она свалилась без единого звука. Он запер дверь, поднял ее с пола и бросил на кровать. Она ничего не почувствовала, потому что так и не пришла в сознание. Закончив, он перевернул ящики, выкинул на пол какие-то вещи и сунул в карман золотое колье, два кольца и золотую зажигалку. Затем выскользнул из дома и вернулся к своей машине. Он уже стоял у какого-то светофора в Болье, когда горничная Полины Дювалье пришла звать хозяйку ко второму завтраку.
Врачи американской клиники в Ницце сообщили репортерам, что сомневаются, выживет ли несчастная женщина после столь тяжелых повреждений. Все кости лица разбиты, и, вероятно, она ослепнет на левый глаз. Местные газеты запестрели заголовками.
Глава 3
– Это очень мило с вашей стороны, Джим, – мягко сказала Анжела. – Но я не хочу снова выходить замуж.
Они сидели у камина, он держал ее за руку и уже третий раз за прошедший год просил хорошенько подумать.
– Я не хочу торопить вас, – говорил он. – Но вам следует подумать о будущем мальчика, ведь ему нужен отец. Я очень привязан к нему, да и он ко мне тоже. Я хочу одного: чтобы вы были счастливы, Анжела.
Это был честный человек, доброй души. Отец ее уже оставил практику из-за больного сердца, и Джим Халберт работал теперь с младшим партнером, у которого была жена и ребенок. Мужчина он хоть куда, несмотря на возраст. Многие женщины были бы с ним очень счастливы.
А ведь я могла бы обосноваться здесь, думала Анжела, стать хорошей женой врача, провела бы всю жизнь в поселке, где родилась, воспитывала бы детей так же, как была воспитана сама. Если бы не повстречала Стивена Фалькони. Если бы он не смотрел на меня глазами моего сына.
– Я знаю, Джим, – сказала она. – Но зачем притворяться, будто я передумаю? Я не передумаю. Я знаю все аргументы против этого, но знаю и то, что смогу воспитать Чарли и сама. Собственно, я вас позвала сегодня, потому что хочу кое-что вам сказать.
У него был несчастный вид. Ей не хотелось обижать его отказом, разрушать надежды. Но продолжать в том же духе и позволить ему надеяться было бы нечестно.
– Вы уезжаете, – сказал он.
– Да. Откуда вы знаете?
– Ваша мать говорила что-то такое.
Миссис Драммонд, бестактная, как обычно, была слишком взволнована, чтобы говорить обиняками.
– Вам бы лучше предпринять что-нибудь, Джим, прежде чем она уедет и найдет себе работу, к которой так рвется. Пойдите, предложите ей еще раз, хорошо? Заставьте ее передумать.
Родители желали этого брака. Благодаря ему можно будет не беспокоиться за практику, Анжела получит свой дом и мужа, которого они любили и которому доверяли. И прежде всего, это заполнило бы пробел в биографии мальчика.
Они по-своему любили Чарли, хотя их огорчало, что он не похож на англичанина. «В нем нет ни капли крови Драммондов, – жаловался жене отец Анжелы, а потом виноватым тоном добавлял: – Но он все равно чудесный мальчишка».
– Я устроилась на работу в лондонскую фирму, – сказала Анжела. – Им нужен инспектор по кадрам. Звучит внушительно, и платят там неплохо. Я прошла собеседование, и меня приняли. Помогла профессия медсестры.
Не только это, подумал он. Неужели непонятно, что им нужна именно такая привлекательная, умная женщина? Вслух он сказал:
– А как же Чарли?
– Ему восемь лет, – ответила Анжела. – Пора отправляться в школу. До сих пор годилась и сельская, но теперь надо учиться всерьез. Папа оплатил полис на все время обучения в государственной школе. Очень щедро с его стороны. Так что через две недели я переезжаю в Лондон.
Минуту он молчал. Достал трубку, набил ее, примял табак, закурил, затянулся. На это ушло время.
– Ну хорошо, дорогая, – сказал он. – Наверное, вам виднее. Я люблю вас и всегда буду любить. Если вы передумаете и Лондон вам надоест – я буду здесь. Нам порой бывало очень хорошо вместе. Поцелуйте меня на прощание, ладно?
– Ну конечно, – ответила она. – Не знаю, что бы я делала без вас, Джим. Вы были так добры к нам обоим. Спасибо за все. – Они обнялись и поцеловались.
– Ну, желаю удачи, – сказал он. – Сейчас я ухожу. Но перед вашим отъездом мы могли бы вместе пообедать.
– С удовольствием, – сказала Анжела.
Когда он ушел, она поворошила кочергой дрова в камине, налила стакан вина перед сном. Грустно, но в то же время гора с плеч. Она не хочет замуж ни за него, ни за кого-то другого. Ей нужно изменить свою жизнь, оторваться от сына, прежде чем он слишком привяжется к ней, и надеяться, что когда-нибудь она обретет личное счастье. Мысль о работе все больше и больше занимала ее, тем более что сын подрос и уже не нуждался в постоянном надзоре.
У меня полно сил, решила она. И они во мне пропадают, а ведь их можно применить с пользой. Честно говоря, мне еще и скучно. Я не готова к жизни, ограниченной рамками поселка и поселковой деятельности. Если бы у меня был любимый человек, если бы что-то получилось с Джимом, – тогда другое дело, но лишь тогда. Пока еще не стало слишком поздно, я должна узнать, что может предложить мне внешний мир.
Она поставила экран перед пламенем камина и заперла дверь. Родители давно легли. Она открыла дверь в комнату сына и заглянула туда. Он спал, разметавшись почти поперек кровати, подсунув под себя скомканную подушку. Анжела осторожно вытянула ее и уложила сына как следует.
Он что-то пробормотал; она нагнулась и поцеловала его. На миг его руки обхватили ее шею.
– Мама? – послышался сонный шепот.
– Да, милый. Спи. Спокойной ночи.
– Спокойной... – повторил он и мгновенно заснул.
Из полуоткрытой двери на кровать падал свет, и несколько минут она смотрела на сына. Хотела бы я знать, где твой отец, думала она. Интересно, как бы ты понравился ему. Он, наверное, о нас позабыл. Мужчины долго не страдают. Не то что дуры женщины вроде меня.
Она крепко закрыла дверь и пошла в свою комнату.
* * *
Она сняла маленькую квартиру в Челси. На последнем этаже в доме без лифта, кое-как обставленную, но это было все, что она могла себе позволить. Чарли остался с дедом и бабкой, и каждые выходные она ездила домой повидаться с ним. С осени он начнет ходить в приготовительную школу. Анжела старалась не думать о разлуке. В первый же месяц она чуть было не сдалась и не вернулась домой.
Она работала в большой фирме медицинского оборудования на Уигмор-стрит. Работа была интересная. Ей нравились люди и ее все любили. Но Лондон показался вновь прибывшей холодным и негостеприимным. Соседи по дому бормотали «доброе утро» и спешили мимо. Каждый вечер она возвращалась в пустую квартиру; от отчаяния она начала одна ходить в ближайший кинотеатр и совершать долгие прогулки по набережной.
Выходные омрачались необходимостью уезжать в воскресенье вечером и болью расставания с Чарли. У него были глубокие черные глаза его отца, и они наполнялись слезами, когда она целовала его на прощание. Мать никак не облегчала положения.
– Ты похудела! – заявила она, рассматривая Анжелу в ее второй приезд домой. – И у тебя такой усталый вид. Я уверена, что ты питаешься кое-как!
– Мама, я прекрасно себя чувствую. Я очень хорошо обедаю, а по вечерам готовлю себе.
Джой не обратила внимания на намек прекратить этот разговор и продолжала:
– Готовишь себе? Боже мой, неужели ты не завела друзей? Только не говори мне, что ты все вечера сидишь одна! – Она вздохнула и проговорила: – Не понимаю, зачем тебе это надо, душенька. Ей-богу, не понимаю. Мы все скучаем по тебе, особенно Чарли, правда, малыш? Почему бы тебе не бросить все это и не вернуться домой?
Анжела сдержалась. Мать желала ей добра, вот в чем беда. Конечно, думала Анжела, я не могу разозлиться и сказать, чтобы она заткнулась, но ведь Чарли вот-вот заплачет.
И она слишком громко произнесла:
– Я люблю свою работу и очень счастлива. А теперь мы с Чарли погуляем перед вторым завтраком. Пойдем, сынок.
Джой посмотрела им вслед и снова вздохнула. У нее была привычка разговаривать вслух, когда рядом никого не было.
– Вот ведь дурочка, – сказала она. – Отвергнуть такого человека, как Джим, который любит ее... отправиться в Лондон, поселиться одной... Кто поверит, что ей это нравится? Вид у нее совершенно несчастный.
Так, разговаривая сама с собой, она вошла в дом, чтобы узнать, не нужно ли чего мужу. После инфаркта он вел очень размеренную жизнь. Стал мягче, скучал о дочери и беспокоился за нее, но, в отличие от жены, почти никогда не выражал своих чувств.
– Анжела дома? – спросил он.
– Да. Пошла погулять с Чарли. Такое погожее утро. После лондонского воздуха прогулка пойдет ей на пользу. Я там и дышать-то не могу.
– Ты не была там три года, – заметил он.
– И тогда там нечем было дышать, – стояла она на своем. – Жаль, что Анжела не хочет одуматься. Такая упрямица, вот в чем беда.
– В точности как я, – вставил Хью. – По-моему, она делает то, что надо. Если она не хочет замуж за Джима, ей нужно начать новую жизнь. Мы ведь не будем жить вечно. Оставь ее в покое, Джой. Пусть поступает, как знает.
– Ну ладно, ладно. Я же просто говорю, вот и все. Когда Чарли пойдет в школу, будет хуже.
– Будет лучше, – возразил муж. – Ну, как там с едой?
* * *
День был долгим и утомительным. Анжела устала. Голова начинала противно болеть. Скоро возвращаться домой. В этом было мало привлекательного – безликая квартира и долгий одинокий вечер впереди. Она велела себе не дурить и стала складывать бумаги на столе. Ничего, ляжет спать пораньше. Жаль только, что слишком часто приходится ложиться пораньше. Дверь в ее кабинет открылась. Анжела подняла голову. Это была девушка по имени Джуди из бухгалтерии. Несколько раз они вместе пили кофе. Джуди была ветрена и пользовалась успехом У мужчин, да и у женщин тоже. В ней чувствовалась бесшабашность, внезапно напомнившая Анжеле Кристину.
– Ты готова, Анжела?
– Да, почти. Вот только уберу эту кипу.
– Мы идем в бар через дорогу, почему бы тебе не заглянуть туда с нами?
Анжела колебалась. Все они моложе ее.
– Пошли, – уговаривала Джуди. – Мы идем целой компанией.
– С удовольствием, – сказала Анжела. – Подожди минутку.
Она и не заметила, как прошла голова. В баре на углу Уигмор-стрит было накурено, шумно и людно. Обстановка веселая.
Она заказала себе джин с тоником и через минуту говорила о том, как трудно найти друзей в Лондоне.
Джуди, приканчивая вторую порцию джина с апельсиновым соком, от души согласилась.
– Да в Лондоне можно свалиться мертвой, никто и не заметит. Я сама из маленького городка на южном берегу, и в первые месяцы я тут чуть не померла. Но нужно собраться и действовать самой. Вот что я поняла. Нечего ждать, пока соседи постучатся к тебе, потому что этого не будет. Постучись к ним сама и скажи: «Привет, это я, заходите в гости, выпьем или поболтаем». Вот что надо делать.
Анжела была очень довольна. Люди входили и выходили; казалось, все знакомы между собой. Она заметила, что здесь постоянно встречались младшие сотрудники ее конторы.
– Мы себя называем ППБ, – сообщил ей некий молодой человек, балансируя пинтой пива в одной руке и размахивая сигаретой в другой. Он был изрядно под мухой; Анжела поняла, что и она тоже.
– ППБ? А что это такое?
– Профессиональные ползуны по барам! Мы переползаем из бара в бар, до тех пор пока уже и ползти не сможем.
Ей показалось, что ничего смешнее она не слышала уже много лет.
В баре встречались самые разные люди, тут царила обстановка легкого товарищества, которой она никогда не встречала в деревне. Здесь заводились дружбы, которые продолжались и за пределами заведения, известного как «Рука эскулапа». Никто даже не знал толком, как оно называется. Здесь не было классовых или возрастных барьеров. Специалисты с Харли-стрит[11]11
Харли-стрит – улица в Лондоне, где практикуют самые дорогие врачи.
[Закрыть]стояли бок о бок с торговцами антиквариатом, продавцами из магазинов и поддатым приятелем Анжелы, который работал у них в отделе хирургических инструментов. Ее приглашали на обед, в театр. Она последовала совету Джуди и стала устраивать вечеринки в своей тесной квартирке.
Серьезный молодой рентгенолог, имеющий практику на Уэлбек-стрит, начал ухаживать за ней. Узнав, что она дочь врача, он стал подумывать о женитьбе.
Были и другие, менее веселые воспоминания об этих первых годах в Лондоне. Например, о том, как Чарли, приехав на каникулы после первого семестра в интернате, спросил: «Мама, ты мне не дашь фотографию, где ты с папой? У всех ребят есть фотографии».
И она печально солгала ему: «Мою – пожалуйста, сынок. А папиных у меня нет. Он слишком рано погиб».
Ее мать внезапно умерла от рака. Так быстро и так неожиданно, что она едва могла в это поверить. Отец, сразу постаревший после похорон, не позволил ей оставить работу, чтобы ухаживать за ним.
– Не будь дурой, Анжела. У тебя все в порядке. Ты там счастлива. У меня хорошее жилье, и я чувствую себя отменно. За мной приглядит старая миссис П., ну и ты будешь заезжать, когда сможешь. Но мне будет не хватать твоей матери. – К ужасу Анжелы, он расплакался.
Воспоминания веселые и грустные, радость, доставляемая сыном, которая возмещала ей то, чего у нее не было. Ему было тринадцать, пора поступать в среднюю школу. Очень высокий мальчик, красивее отца, но что-то в нем было и от Драммондов. Для деда он стал настоящим светом в окошке. У нее было много фотографий: Чарли играет в школьной футбольной команде, Чарли – боковой в игре в регби и даже в фехтовальном костюме и маске, вместе с другим мальчиком позирует для школьного журнала.
Отец Анжелы появлялся в школе на всех спортивных состязаниях, раздачах призов и школьных концертах, и она думала: как же много он дал Чарли. И как много Чарли дал ему. В конце концов, у моего сына есть отец, а у папы есть сын, который заменил ему погибшего на войне.
После Уигмор-стрит она нашла себе работу получше. Она стала личной секретаршей заведующего медицинской частью большой частной фирмы по страхованию здоровья. Она окончила специальные курсы и получила диплом.
Об этой вакансии она узнала от приятельницы. Теперь у нее было много подруг. Если она и проводила вечер одна, то только потому, что ей так хотелось. Чердак в Челси сменился хорошенькой служебной квартирой на Слоун-авеню с едой и уборкой. И возможностью полного уединения для одинокой женщины, если она того желала. Иногда она желала. У нее было много друзей среди мужчин, но за все время, что она прожила в Лондоне, всего два любовника. Ни в одного из них она не была влюблена. Не было никаких чувств, кроме взаимной симпатии и совместимости. Когда речь заходила о браке, Анжела была непреклонна. Ее это не интересует. Чарли не нужен отчим, особенно теперь, когда у него начинается подростковый возраст. Это звучало правдоподобно. Скажи она правду, ей бы все равно никто не поверил. С этой правдой она оставалась один на один в самые отчаянные ночные часы, когда стрелки у кровати показывали четыре утра и она знала, что не заснет. Это случалось нечасто. Но когда случалось, она признавалась себе, что ее любовь к Стивену Фалькони не умерла. Она когда-нибудь умрет: иначе быть не может. Но пока она жива. А может, и будет жить: ведь есть его сын.
С деньгами сложностей не было. Она много зарабатывала, и, как ни странно, мать завещала все, что у нее было, ей. Это не было богатством, но обеспечило ей доход и небольшой капитал, когда она в этом нуждалась. «Моей любимой дочери, Анжеле Фрэнсис Лоуренс», – гласило завещание.
Хью Драммонд объяснил это, по своему обыкновению, очень трезво:
– Ясно, что она оставила все тебе. Мне-то ничего не надо. Мне и так хорошо. Мы с ней говорили об этом, и она сказала, что все получишь ты. И, конечно, мальчик. Так что все правильно.
Она носила на пальце обручальное кольцо матери, сапфир с двумя маленькими брильянтами по бокам, и сицилийское обручальное кольцо, то, что всегда было у нее на шее там, в госпитале в Тремоли. Кольцо Фалькони. Пока она с этим кольцом, она жена Фалькони. А у Чарли есть отец – погибший герой.
Сыну исполнилось пятнадцать лет, когда она решила сменить работу и съездить с ним в отпуск. Ее отношения с боссом вошли с трудную стадию. Они перестали быть деловыми. Ей не хотелось заводить с ним роман, и единственным выходом было уйти. В конце августа они все собрались в доме в Хэйвардс-Хит: был и ее отец, и дряхлая миссис П., сорок лет как заведенная выполнявшая одну и ту же работу.
– Когда ты приступаешь к новой работе? – спросил отец.
Они сидели в саду. То лето было жарким, а старый доктор не любил солнца. Он устроился под большим разноцветным садовым зонтом, им пользовались так редко, что он даже не успел выцвести. Чарли лежал на спине и держал на весу книгу.
– В конце сентября. Чарли, так нельзя читать. Почему ты не сядешь на стул?
– Не нуди, мама, – был ответ. – Мне нравится читать лежа. Правда, деда?
– Мне и самому нравилось, – поддержал его Хью Драммонд. – Жаль, что пришлось оставить старую фирму, – сказал он Анжеле. – Хотя, наверное, лучше не застаиваться на месте.
– Да, – согласилась она. Ей и в голову бы не пришло объяснять ему истинную причину. – Работа мне кажется интересной, и я буду много ездить. Это мне больше всего понравилось, хотя там и платят меньше.
– Вот уж не думал, что ты станешь деловой женщиной, – сказал отец.
– Ничего подобного, – возразила она. – Я только помогаю деловым мужчинам. У меня организаторские способности, и мне это нравится.
Новая работа не имела ничего общего с прежней. Секретарша и личная помощница главы маленькой, но динамичной рекламной компании. И вряд ли здесь возникнут личные проблемы. Ее будущий босс не интересовался женщинами. Он жил со своим партнером. У него была деловая хватка, а у старшего компаньона – деньги. Анжела сочла, что оба они воспитанные, приятны и занятны. «Работать у нас нелегко, миссис Лоуренс, – сказал ей младший, – но гарантирую, что вы не соскучитесь».
Она взглянула на сына, который упрямо читал, держа книгу высоко над лицом, и улыбнулась. В этом возрасте он такой неуклюжий, как будто вырос из самого себя. В следующем семестре его ожидали первые серьезные экзамены.
– Чарли, – вдруг сказала она, – я вот что подумала. Мы могли бы съездить в отпуск. Куда-нибудь за границу. Что скажешь? Поедем?
Он перевернулся и сел, сияя от нетерпения.
– Потрясная идея! А куда?
– Ну, скажем, во Францию – там так солнечно. – Увидев выражение его лица, она спросила: – Не хочешь во Францию? Мы бы взяли с собой твоего приятеля, чтобы тебе не было скучно.
– Да мне не будет скучно, мама. Поедем во Францию, если хочешь. Я же ездил к Лео в Бельгию в прошлом году, а ты оставалась дома.
– Не в этом дело, – сказала Анжела. – Послушай, сынок это отпуск для нас обоих. И я спрашиваю тебя – куда ты хочешь поехать? Скажи.
Минуту он колебался.
– Вообще-то я бы хотел в Америку. Я понимаю, что это жутко дорого, но Джордан ездил туда, когда его сестра выходила замуж. Они были в Нью-Йорке, и он говорит, что это потрясное место. Он только об этом и болтает. Может, мы сможем туда поехать? Хотя бы на недельку?
– Нью-Йорк, – услышала она голос отца. – И что тебе там понадобилось? Эти жуткие дурацкие небоскребы? Чем плоха Франция? Там можно и купаться, и играть в теннис.
– А мне интересно посмотреть небоскребы, – возразил внук. – «Эмпайр Стейт Билдинг», Рокфеллеровский центр. Джордан побывал в голове у статуи Свободы!
– Чарли, голубчик, – сказала Анжела. – Тебе правда туда хочется?
– Ох, мама, неужели можно? Правда? Хорошо бы на недельку, если получится.
– Думаю, мы можем позволить себе и больше, – сказала она. – Но при условии...
– Что угодно, – пообещал он. – Только скажи!
– Что не будешь читать французский перевод вверх ногами по чужой тетрадке. И когда мы вернемся, начнешь как следует готовиться к экзаменам.
– Не волнуйся. Стану первым по всем наукам! Нью-Йорк. Прямо не верится. Ну-ка позвоню Джордану и скажу ему!
– Только не по моему телефону! – крикнул Хью Драммонд вслед Чарли, когда внук кинулся в дом. – Они болтают часами, эти юнцы. Представления не имеют, сколько это стоит. А у тебя хватит денег, Анжела? Я могу немного помочь, если надо. Всегда считал, что Америка – это жуткая дороговизна. Он так и подпрыгивал, верно? Очень разволновался.
– Верно, – согласилась Анжела. – Не беспокойся, папа. У меня есть свободные деньги. Мамины дивиденды в последнее время очень большие. А Чарли заслуживает награды. О нем всегда так хорошо отзываются в школе. Он будет в восторге. Мы едем.
Перед отъездом она отправилась в Лондон к своему новому боссу. Контора была в Холборне, занимала три этажа классического старинного здания; внутри чистота, современные картины, у нее хороший кабинет. Босса звали Дэвид Уикхем. Он показал ей помещение и повел наверх.
– Если хотите что-нибудь поменять, миссис Лоуренс, так и скажите. Я убежден, что окружение влияет на качество работы. Если меня тошнит от уродливых обоев, то почему на других они не могут влиять?
– Я не хочу ничего переделывать, – сказала Анжела. – Все сделано с таким вкусом. Не то что там, где я работала раньше.
Он рассмеялся.
– Магазин белья – воображаю! Надеюсь, вы возьмете каникулы, прежде чем приступите к работе. Я же предупреждал, что загоняю вас до потери сознания. – Он со вкусом произносил американизмы – «каникулы» вместо «отпуск».
– Я еду в Нью-Йорк с сыном, – сказала она. – На десять дней.
– Как интересно! Это ваша первая поездка? Вы будете в восторге. Самое живое место на свете. Когда я попадаю туда, мне кажется, будто я заново родился. Где вы остановитесь?
Анжела назвала скромную маленькую гостиницу в Вест-Сайде. Уикхем тут же оценил обстановку. Симпатичная, привлекательная особа, она прекрасно впишется в Нью-Йорк. Но только не эта халупа, именуемая отелем. Он знал ее биографию. Вдова, муж погиб на войне, один сын, воспитывает его сама.
– Чепуха, – заявил он. – Там нельзя жить. Давайте я вам кое-что предложу? Бесплатно. У меня там куча друзей. Предоставьте это мне. Я вам звякну через несколько дней. – Он говорил «звякну» вместо «позвоню».
– Но мне неудобно, – возразила она. – Я ведь еще и к работе не приступила, мистер Уикхем.
– Давайте называть друг друга Анжела и Дэвид, – перебил он. – И не беспокойтесь. Я своего не упущу – я бы хотел, чтобы вы там встретились с несколькими клиентами. Чтобы вас совесть не мучила!
– Замечательно, – сказала она. – Так будет гораздо лучше.
– Я с вами свяжусь, – пообещал он. Глаза у него были проницательные и добрые.
– Спасибо, – сказала она. – Большое спасибо. Мой сын прямо рвется в путь.
– Вы прекрасно проведете время, – ответил он.
Они летели на сверхзвуковом лайнере. Наградой ей был восторг Чарли. Одноклассник Джордан, которым он так восхищался, плыл на занудном старом корабле. А лететь на этом потрясном самолете – просто чудо. Полет был все-таки долгим, и в конце концов оба они заснули. Самолет приземлился рано утром в Айдлуайлде, и прохладный, чистый воздух Нью-Йорка подействовал на них как шампанское. Именно это старое, заезженное клише пришло им на память, но оно было самым подходящим: когда они подъезжали к Манхэттену, кровь бросилась им в голову. Анжела была потрясена не меньше, чем мальчик. Знаменитый небоскреб оказался куда красивее, чем на любой фотографии. Солнце ярко сверкало, отражаясь в реке. Деревья в Центральном парке меняли цвет. Внезапно весь мир наполнился мощью и волшебством. Она обняла сына и прижала к себе.
– Чудесно, правда, милый? Мы замечательно проведем время.
Благодаря заботе Дэвида Уикхема им предоставили маленькую квартирку на Восточной Семидесятой улице: две спальни, гостиная, две ванных комнаты. И даже такая роскошь, как телевизор. Уикхем снабдил их списком хороших недорогих ресторанов, а также достопримечательностей, которые стоит посмотреть. Конторы двух клиентов, с кем она должна была встретиться, находились на Парк-авеню. Она может позвонить им через несколько дней.
Чарли восхищался всем. Он был в восторге от американской еды, американских прохладительных напитков, гамбургеров и кафе-мороженых. Они ходили в музей Фрик, и даже там Чарли восторгался, чтобы сделать приятное Анжеле; к статуе Свободы они подплыли на лодке, поднялись на головокружительную высоту ее огромной головы, откуда открывался вид на Гудзон. Они бродили по Центральному парку, катались на тележке, запряженной настоящей, живой лошадкой. Они гуляли по вечернему Бродвею, любуясь огнями, ходили в кино на самый последний боевик. Они ели китайскую еду и итальянскую, и дни бежали один за другим, пока однажды утром Анжела не решила, что пора отплатить Дэвиду Уикхему за его доброту.
Первый клиент назначил встречу в конторе в одиннадцать часов, а потом пригласил ее на обед. Он был очень крупным производителем предметов роскоши из кожи; его магазины имелись в семи крупнейших городах Соединенных Штатов. Кроме того, он оказался очень симпатичным и, как типичный американец, захотел показать ей лучший ресторан в городе. Она приняла приглашение, оставив Чарли в квартире с запасом кока-колы и гамбургеров и с телевизором.
* * *
– У меня болит голова, – заявила Клара Фалькони. – У меня уже три дня мигрень. Тебе, конечно, нет дела.
Стивен даже не обернулся. Он знал, что у Клары за мигрени. Однажды он сказал ей, потеряв самообладание от ее жалоб на здоровье, на его родственников, на их совместную жизнь: «У тебя мигрени, а у меня ты. И, видит Бог, это похуже всякой мигрени!»
Это кончилось одной из их худших ссор. Он неделю не появлялся дома, а она тем временем успокоилась и отправилась на прием к очередному специалисту. Девять лет у них не было детей, и объяснения этому тоже не было. Она не беременела, и Стивен нарушил все мужские табу – сам пошел на осмотр, хотя и знал, что все это комедия. Одна женщина уже делала от него аборт. Анализы показали у него высокий уровень плодовитости. По крайней мере, это спасало его от нападок Клары. А то она вечно обвиняла Анжелу, что та обманула его. Больше всего ему хотелось, чтобы жена перестала изводить его этим.
Мысль об усыновлении она презрительно отбросила. Он не настаивал. Ему тоже не хотелось иметь чужих детей.
– С самого воскресенья, – продолжала Клара, – у меня эта чертова головная боль. Ты знаешь, я на дух не перевариваю эти обеды с твоими родителями и с твоим братцем и его стервозой женой, вечно она хихикает надо мной. Они все время суют мне под нос своих детей. Больше я к ним не пойду. Я так решила.
Он обернулся и сказал:
– Отец любит, чтобы по воскресеньям собиралась вся семья. И когда он зовет нас, Клара, мы идем. Так же как идем к твоим родным. И нечего ворчать по этому поводу.
