Текст книги "Черный лебедь"

Автор книги: Ева Модиньяни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

1939 год
ЭСТЕР

Страсть к Себастьяно вспыхнула в ней внезапно, словно пожар.

Когда Эдисон отправился в Соединенные Штаты, до начала учебного года оставалась еще пара недель. Вместо того чтобы вернуться в Милан, Эстер с детьми прямо из Генуи уехала в Кастильончелло, где у Монтальдо была вилла.

По сути дела, именно Эстер настояла на ее покупке. Муж предпочел бы романское побережье, и в особенности Риччоне, где дуче и многие из его сподвижников проводили свои отпуска, но Эстер настояла на своем.

– Я не хочу жить среди приспешников твоего Муссолини, – упорствовала она. – Я их не переношу. Я терпеть не могу их вульгарных женщин, жен или любовниц, кем бы они ни были. Я не хочу, чтобы наши дети общались с их детьми.

Она была неумолима, и мужу пришлось уступить. Их выбор пал на дом в Кастильончелло, расположенный на мысу. Прямо по крутой извилистой лестнице, высеченной в скале, можно было спуститься на небольшой песчаный пляж, купленный вместе с домом.

Пока Монтальдо плыл в Соединенные Штаты, его жена наслаждалась вместе с детьми теплом первых сентябрьских дней. К ужину она часто приглашала близких друзей: писателей, художников, театральных критиков и актеров. Все эти люди в той или иной степени были недовольны режимом, хотя и не выступали против него открыто.

Эстер вставала рано и спускалась на пляж, где ее уже ждали шезлонги, зонтики и ивовая корзина с чистыми полотенцами.

В одно великолепное солнечное утро, которое большие бегущие облака делали еще более ярким и красочным, Эстер в красном ситцевом платье с белыми маргаритками спустилась вдоль мыса к пляжу. Держась за скалу, она дотянулась одной ногой до воды и попробовала температуру. Вода приятно освежала. Эстер сняла платье, бросила его в шезлонг и в трикотажном купальном костюме ослепительно красного цвета, который выгодно подчеркивал ее стройную фигуру, вошла в воду. Она отплыла метров на сто и, понежившись в морской воде и понаблюдав за блестящими резвящимися рыбками, которые плыли ей навстречу, нисколько не опасаясь ее присутствия, вернулась назад к берегу. Солнце ласкало ее влажную кожу, капли воды блестели на стройном теле, хорошо сохранившемся, несмотря на три беременности. Схватив из корзины полотенце, Эстер энергично принялась растираться: свежий утренний воздух еще не прогрелся как следует, и по телу побежали мурашки. Купание немного утомило ее. Удобно устроившись в шезлонге, Эстер испытывала приятную усталость и умиротворение.

Горькое чувство неудовлетворенности омрачало ее жизнь, и такое безмятежное и счастливое состояние души у нее бывало нечасто. Эстер закрыла глаза и позволила убаюкать себя монотонному плеску волн, разбивающихся о скалу.

Объективно оценивая свое супружество, она понимала, что Эдисон Монтальдо был не худшим из мужей. Он вел себя так же, как большинство мужчин его круга: за внешней благопристойностью, формальным уважением к святости семейного очага стояли постоянные интриги и связи на стороне, более или менее длительные. Все это она безропотно терпела, хотя деньги, которые она принесла ему в приданое, давали ей материальную независимость.

Эдисон до женитьбы на Эстер Фаббри был мелким типографским служащим. Отец Эстер, человек очень состоятельный, решил отдать ему в жены свою дочь, чтобы покрыть браком бесчестье, нависшее над семьей вследствие ее связи с Витторио Донегани Тестой, молодым и распущенным отпрыском одной знатной моденской семьи. Юная Эстер познакомилась в его компании с азами плотской любви и с вошедшим тогда в моду кокаином. Но семья Донегани Тесты оказалась весьма снисходительной к своему сыну. Мальчика пожурили за легкомыслие и срочно отправили за море, а Эстер осталась в Модене со своим «бесчестьем», о котором тут же затрещали все злые языки. Скорый и решительный в поступках отец тут же выдал ее за Эдисона Монтальдо, и пересуды прекратились.

Эстер пошла на этот брак сознательно. От Монтальдо у нее родилось трое детей, но зачаты они были скорее по долгу, чем по любви.

Супружеская верность, которую ей не стоило большого труда соблюдать, все эти годы была полезна ей, поскольку, кроме спасения души, гарантировала еще и здоровье. По крайней мере, таково было мнение врачей, которые обнаружили у нее болезнь сердца. Заводить новых детей они категорически запрещали.

– Не шевелитесь! Оставайтесь неподвижной, – услышала она вдруг рядом взволнованный мужской голос, который вывел ее из дремоты. – Ваша хрупкая и драгоценная красота – еще одно верное доказательство существования бога.

С удивлением Эстер открыла глаза и, приложив к ним руку козырьком, защищаясь от солнца, взглянула на стоявшего перед ней мужчину.

Сверкающие отблески солнца на воде ослепили ее, и она скорее почувствовала, чем увидела контуры его сильного мускулистого тела. Когда же очертания фигуры, поначалу размытые и нечеткие, сделались резче, Эстер восхитилась красотой этого незнакомца, словно материализовавшегося из ничего. У него был мощный торс, длинные ноги, крепкие, как колонны, и открытое сердечное лицо.

– Добрый день, – поздоровался мужчина, с улыбкой глядя на нее.

И она почувствовала себя в плену обаяния, которое эта улыбка производила на нее. Она хотела что-то сказать, строго спросить, почему он находится в частном владении, но вместо этого ответила на приветствие слабой улыбкой и томным взглядом.

В этот момент она жила вне реального мира: в ее памяти, в ее сознании не было и мысли ни о семье, ни о детях, ни о муже. Оказавшись вдвоем с этим незнакомцем на пустынном пляже сентябрьским утром, она точно снова стала девушкой, ничем не связанной и жаждущей любви. Эстер ощущала мощный ток чувственности, исходящий от этого мужчины, и была готова ответить на него.

Она грациозно поднялась с шезлонга и встала напротив мужчины, который по-прежнему улыбался ей. Эстер хотела заговорить с ним, но не нашла слов и, чтобы разрядить ситуацию, в смущении бросилась в воду и быстро поплыла от берега.

Бодрящая прохладная вода успокоила ее. Но когда через несколько минут она вышла на берег, то не увидела незнакомца на пляже: мужчина исчез также внезапно, как и появился.

Вместо него Эстер увидела свою золовку Полиссену и двух старших детей, Эмилиано и Валли, которые спускались от виллы на пляж. Полиссена заметила, что Эстер бросает по сторонам тревожные взгляды.

– Ждешь пиратов? – пошутила золовка, снимая сарафан.

У нее было сухое тело несколько мужского склада, и только груди, чрезвычайно развитые, опровергали это первое впечатление.

Эстер ничего не ответила. Она стояла с отсутствующим видом, устремив узор на сверкающую морскую ширь. Уж не магическое ли очарование моря нарисовало ей образ таинственного мужчины, который так ее взволновал? Но воспоминание о нем было так живо и вызывало в ней такую трепещущую радость, что просто видением это быть не могло.

В тот вечер Эстер ужинала в ресторане «Пескаторе» с Этторе и Эмануэлой. Детей она оставила под надзором Полиссены и чувствовала себя свободной и счастливой.

Этторе и Эмануэла Франци были парой спокойной и очень счастливой. Этторе, преуспевающий сорокалетний антиквар, был склонен к полноте и чрезвычайно любил хорошо поесть. Его добрые улыбающиеся глаза выражали симпатию и сердечность, Эмануэла с чувственным лицом, обрамленным густой копной золотистых волос, как на картинах Тициана, была убеждена, что вызывает восхищение у мужчин.

Разговор зашел об Эдисоне и его поездке в Соединенные Штаты.

– А у тебя не было желания поехать с ним? – спросил Этторе у Эстер, одновременно отдавая, должное изысканной рыбной закуске.

Нью-Йорк и вообще Америка уже несколько лет занимали его мысли. Они могли расширить сферу его деятельности как антиквара. Он постоянно переписывался с одним коллегой из Манхэттена, которому с большой выгодой продал несколько старинных вещичек. Богатые американцы сходили с ума от итальянского антиквариата. В Америке Этторе Франци мог бы найти немало денежных клиентов. Жить он предпочитал в своей родной Пизе, где он родился и вырос, но короткое пребывание в Нью-Йорке представляло бы для него большой интерес.

– Я бы не прочь была отправиться туда с мужем, – кивнула Эстер, – но я ужасная трусиха. Оказаться посреди огромного океана, бесконечно далеко от берегов – эта мысль приводит меня почему-то в ужас, – призналась она.

– Что же тебя так пугает? – вмешалась Эмануэла.

Эстер положила вилку и улыбнулась.

– У нас с Эдисоном трое детей. Если мы поедем вместе, и корабль потонет, с кем они останутся?

– Надеюсь, ты шутишь, – укоризненно сказала Эмануэла.

– Естественно, – солгала Эстер, согласившись с подругой, которая не имела детей и не могла ее понять.

Один официант появился у их столика с блюдом, на котором лежала рыба, жаренная на углях, и начал раскладывать порции по тарелкам, в то время как другой налил в хрустальные бокалы легкое белое вино.

В этот момент Эстер подняла глаза и увидела мужчину, которого встретила сегодня на своем пляже. Он сидел один за столиком в углу и пил из стакана молодое кьянти. На нем была голубая тенниска, которая оттеняла его загорелую кожу. Незнакомец с восхищением неотрывно смотрел на нее.

Их взгляды встретились. Он улыбнулся и слегка наклонил голову, приветствуя ее. Эстер вспыхнула и тут же почувствовала, как у нее закружилась голова.

Этторе, сосредоточенно наблюдавший, как официант раскладывает рыбу, ничего не заметил, но Эмануэла тут же уловила этот необычный обмен взглядами, улыбку и румянец на щеках Эстер.

– Ты с ним знакома? – с любопытством спросила она.

Эстер отрицательно покачала головой. Потом призналась:

– Я его встретила сегодня утром на пляже.

Этторе, забыв на мгновение о рыбе, вступил в разговор, сообщив известные ему сведения.

– Он живет на вилле Памфили, – объяснил антиквар. – А приехал вчера вечером на синей «Ланче». Если не ошибаюсь, он из Рима. Какой-то друг или дальний родственник старого князя Памфили.

– Вряд ли! – покачала головой Эстер. – Мне показалось, что у него не романский выговор. – И тут же прикусила язык, сообразив, что проговорилась.

– Так вы уже и разговаривали? – ехидно осведомилась подруга.

У мужа и жены Франци был небольшой летний домик за мысом, который ограничивал владения Монтальдо. С террасы их дома виднелась въездная аллея виллы Памфили, принадлежащая Асканио Памфили, восьмидесятилетнему старику, очень богатому и не имеющему наследников. Обычно гостеприимный хозяин принимал на ней своих римских друзей, но в это лето князь Асканио не приехал. Возможно, он стал уже слишком стар для путешествия в Кастильончелло. Однако в начале сентября виллу снова открыли, вероятно, чтобы принять того одинокого гостя, который сидел сейчас неподалеку от Эстер и ее друзей.

– Так ты говорила с ним или нет? – настаивала Эмануэла, которую снедало любопытство.

Эстер опустила глаза и в замешательстве ковыряла вилкой рыбу на своей тарелке.

– Мы встретились на пляже и поздоровались. Вот и все, – наконец объяснила она.

– А он видный мужчина, – заметила Эмануэла, и глаза ее заблестели.

Уязвленный этим утверждением, Этторе укоряюще посмотрел на жену своими добродушно-круглыми глазками.

– Даже пошутить нельзя, – засмеялась она, обращая все в шутку.

– У него вид человека очень одинокого, – заметил Этторе.

«Лучше быть одному, чем вместе с кем попало», – пришло на ум Эмануэле, очарованной незнакомцем.

Эстер молчала, стараясь скрыть свое беспокойство. Но стоило лишь ей поднять голову, как она снова встретилась глазами с этим мужчиной.

– А ты произвела на него впечатление! – с оттенком зависти воскликнула Эмануэла.

Когда мужчина покинул зал ресторана, их беседа продолжилась, но для Эстер было мучением участвовать в этом обмене банальностями. Она хотела лишь одного: лелеять в одиночестве воспоминание о чудесной, хотя и кратковременной встрече. Незнакомец словно околдовал ее, и желание снова встретиться с ним вытесняло все другие чувства. Кровь бурлила в жилах, сердце лихорадочно билось.

– Тебе нехорошо, – забеспокоилась Эмануэла, видя, что на лбу подруги выступила испарина, и она то краснеет, то бледнеет.

Она была в курсе, что у Эстер больное сердце.

– Я чувствую себя неплохо. Спасибо, – успокоила Эстер встревоженных друзей. – . Возможно, немного устала. Не беспокойтесь.

Они вместе дошли до калитки сада и расстались. Эмануэла и Этторе проводили взглядами ее стройную фигуру, удаляющуюся по аллее, сели в машину и уехали. Тихо шагая по белому гравию дорожки, на который падала тень от цветущих кустов, Эстер слушала ничем не нарушаемую ночную тишину. Из больших окон гостиной первого этажа на живую изгородь из бугенвиллей струился мягкий свет. Свет зажгли для нее, зная, что она вернется поздно. Тихо журчащий фонтан посреди овальной цветочной клумбы дополнял таинственное очарование ночи.

Эстер опустилась на каменную скамью у входа в дом и вдохнула легкий ароматный воздух. Слабый ветерок, дующий с моря, развеял ее беспокойство. Она ощущала себя восхитительно свободной и одинокой, и это чувство нравилось ей. А мысли все время возвращались к тому незнакомцу, который в один миг перевернул всю ее жизнь.

Поднявшись, она почти бессознательно двинулась к пляжу, желая остудить пылающее лицо свежим морским бризом. Но не успела дойти до нижних ступеней каменной лестницы, как увидела темную мужскую фигуру, которая медленно двигалась вдоль берега. Эстер не испугалась и не удивилась, точно ждала этого. Немного поколебавшись, она ступила на мокрый песок.

Мужчина обернулся. Увидев ее, он застыл на мгновение, потом приблизился к ней. Его освещенное луной лицо было еще красивее, чем днем. Было что-то магическое в этом ночном свидании, подсказанном инстинктом и случаем. Безмолвные и неподвижные, они стояли друг перед другом в этой ясной и тихой ноли.

Сильная и нежная рука мужчины погладила ее лицо.

– Почему? – нарушила она молчание.

– Почему поднимается ветер? Почему луна вызывает приливы? Почему вертится Земля? – ответил он ей вопросами.

– Я твоя, – прошептала Эстер. – Со мной никогда еще этого не было.

– Но утром ты убежала, – напомнил он с мягким укором.

– Я думала, что ты последуешь за мной, – ответила она, поднимая к нему лицо.

– Я не осмелился, – сказал он, приближая свое лицо к лицу Эстер.

Это был робкий поцелуй, напомнивший о временах ранней юности, но буря чувств захлестнула ее. Она уткнулась лицом в плечо мужчины, и его сильные руки нежно обняли ее.

– Я даже не знаю твоего имени, – прошептала Эстер.

Он взял ее за руку и подвел к лестнице. Они сели на нижней ступеньке, погрузив ноги в песок.

– Меня зовут Себастьяно. Но имена ничего не значат, если любовь кончается прежде, чем начаться, – печально сказал он, потом взял руки Эстер в свои ладони.

– Я понимаю, – прошептала она. – Ты уже знаешь, что я замужем.

– За Эдисоном Монтальдо, – подтвердил он.

– Ты его знаешь? – спросила Эстер, растерявшись от такой осведомленности.

– Кто не знает короля книжного мира? – ответил Себастьяно уклончиво.

И тут же добавил:

– Но это не единственная проблема.

– Ты тоже женат, – едва слышно прошептала Эстер.

Мужчина посмотрел на серебряную лунную дорожку на поверхности моря и вздохнул.

– Я связан клятвой, – проговорил он.

Эстер представила женщину, которой принадлежал Себастьяно, и болезненный спазм сжал ей сердце.

– Зачем же ты пришел искать меня? – грустно взглянула она ему в лицо.

– Потому что искушение сильнее, чем здравый смысл, – с горечью произнес он.

– Я думала, ты знаешь, чего хочешь, – заметила Эстер, чтобы уязвить его.

В ответ Себастьяно с силой привлек ее к себе и поцеловал. Она ответила на его поцелуй, который увлек ее в такие выси, где уже не было места сомнениям.

– Пойдем со мной, – приняла решение она, встала со ступенек и направилась к вилле.

С уверенностью и смелостью, которые еще несколькими минутами раньше показались бы ей самой безумием, она вошла с ним в дом и провела в свою спальню. Слов больше не было – они были не нужны. Счастье и слезы, вздохи и стоны, страстные порывы и любовь, любовь без конца, наполнили все ее существо.

Когда Эстер проснулась, солнце заливало комнату. Она сладко потянулась, испытывая восхитительное чувство блаженства, но, повернув голову, увидела, что в спальне она одна. Себастьяно ушел.

Она слышала птичьи голоса в саду, легкий шум волн на пляже, солнце продолжало ярко светить, но блаженное ощущение счастья покинуло ее. Вчера вечером она была согласна на счастье одной только ночи, чтобы навсегда вернуться потом к молчанию и смирению, но теперь, когда познала любовь, была готова на все, чтобы удержать ее. Она хотела этого мужчину, с которым узнала настоящую страсть. Она хотела не расставаться с ним никогда.

Себастьяно укладывал чемоданы в багажник машины на площадке перед виллой Памфили. Он поднял глаза и увидел Эстер.

– Ты уезжаешь? – тихо спросила она.

– Это единственное, что мне остается сделать, – ответил он.

– Почему? – Глаза ее наполнились слезами.

– Чтобы попытаться спасти наши души, – лаконично сказал Себастьяно.

– Бегством? – Она тщетно старалась удержать слезы.

– Ты знаешь другой способ? – спросил он, захлопывая багажник своей «Ланчи».

Да, Эстер знала другой способ: она готова была оставить Эдисона и начать новую жизнь. Пусть еще вчера Себастьяно был для нее незнакомцем, пусть подобное решение перевернуло бы всю ее жизнь, она готова была на все, лишь бы не расставаться с ним. Еще вчера подобные мысли привели бы ее в ужас, но сегодня она ни в чем не чувствовала себя виноватой.

Если ее муж мог считать себя свободным, чтобы пускаться в любые интрижки и авантюры, то почему же она должна отказываться от настоящей любви?

– Если ты меня любишь, – сказала Эстер, – есть другой способ разрешить эту ситуацию.

– Какой? – грустно спросил Себастьяно.

– Продолжать любить друг друга, – закончила она.

Он покачал головой и открыл дверцу машины.

– Я должен ехать, Эстер. – Голос Себастьяно прерывался от волнения.

– Значит, я была просто одним из твоих многочисленных приключений, – в отчаянии сказала она, – и теперь ты хочешь все продолжить в другом месте.

– Ты – единственная женщина в моей жизни, – тихо ответил он с выражением неизмеримой печали.

Эстер показалось, что она ослышалась, что она сходит с ума.

– Но в таком случае почему? – взмолилась она.

Себастьяно захлопнул дверцу, с силой схватил Эстер за плечи и начал целовать ее губы, волосы, глаза.

– Что с тобой? – сказала Эстер, отстраняясь от него. – Ты словно хочешь убежать от себя самого, словно боишься какого-то проклятия. Почему ты не хочешь сказать мне правду?

– Я священник, Эстер. Я слуга божий, – вымолвил он наконец безжизненным голосом.

Эстер отшатнулась, не в силах произнести ни слова. Себастьяно взял ее руки в свои, стал говорить о церкви, о своем призвании и невозможности связать свою жизнь с ее, но она уже ничего не слышала. Оглушенная признанием Себастьяно, она высвободилась из его рук и словно автомат зашагала по аллее, удаляясь от виллы.

А с террасы своего дома, невидимые отсюда, с жадным любопытством наблюдали за всеми подробностями этого странного свидания супруги Франци.

Себастьяно уехал, и Эстер больше ничего не слышала о нем. Она была уже на четвертом месяце беременности, но даже не думала, что когда-нибудь они снова увидятся. Судьба свела их на презентации нового филиала издательства «Монтальдо», расположившегося в особняке на виа Меравильи. Эдисон привез из Соединенных Штатов новую ротационную машину, и производственные мощности типографии резко возросли. В числе прочих гостей был приглашен и архиепископ, который явился в сопровождении нескольких высокопоставленных прелатов. Несмотря на церковное одеяние, Эстер сразу узнала среди них Себастьяно, своего нежного и страстного любовника, отца ее будущего ребенка. И взгляды, которыми они обменялись, сказали им о том, что они по-прежнему испытывают любовь друг к другу.

Эстер встала с кровати, вышла из спальни и прошла по длинному коридору до комнаты няни. Бесшумно открыв дверь, она подошла к колыбели дочери, нежно взяла спящего ребенка на руки и вышла.

Вернувшись в свою спальню, она положила девочку на кровать, сама легла рядом и долго шептала малышке ласковые слова, словно стремилась передать часть своей любви к дочери кому-то еще.

1940 год
СЕМЬЯ

Глава 1

Маленький пруд в глубине парка, защищенный обрывистой стеной искусственных скал, казался зеркалом в зеленой раме. Среди белых и желтых кувшинок по воде скользили лебеди: три белых и один черный. Этот идиллический уголок Эдисон Монтальдо устроил в память о том красивом пруде, который он видел в детстве. Однажды, бродя в окрестностях Модены, Эдисон остановился у ворот одного богатого поместья, завороженный красивыми птицами, которые горделиво прогуливались в парке.

Старый садовник, пропалывавший клумбу с розами, заметил удивление мальчика и восторг, с которым тот разглядывал птиц.

– Ты никогда не видел раньше павлинов? – спросил он, подходя к калитке.

– Только на картинках в школьном учебнике. Эдисону было восемь лет, и школа для него была источником всех знаний о мире.

– Нравятся они тебе? – улыбнулся старик.

– Очень нравятся, – воскликнул мальчик. – Они еще красивее, чем на картинках.

– Красивые, но глупые, – сказал садовник. – Как и лебеди. Вон там, за деревьями, – он махнул рукой в сторону парка, – есть небольшой пруд с лебедями. Ты их видел когда-нибудь?

Мальчик отрицательно покачал головой.

– И лебедей не видел? Ну, пойдем.

Старик толкнул калитку, и она со скрипом отворилась.

– Входи. Я покажу их тебе. Не бойся, хозяев нет дома, – успокоил он мальчика, подбадривая его улыбкой.

Много лет назад у этого человека от дифтерита умер маленький сын, и с тех пор он тосковал о нем и искал его черты в лицах всех детей такого же возраста, которых встречал.

Чудесный парк так поразил маленького Эдисона, что многие годы он мечтал о павлинах и лебедях; особенно о лебедях, плавающих в неподвижной воде пруда, усеянного белыми и желтыми кувшинками. Прошло больше тридцати лет, и вот теперь трое его детей сидели на берегу озера и наблюдали за неторопливыми движениями великолепных птиц. Их младшая сестренка, завернутая в белоснежное кружевное покрывало, спала на руках у матери.

– Мама, а для чего нужны лебеди? – спросил Джанни.

– Не знаю, – ответила Эстер.

Она не слишком любила этих больших молчаливых птиц, которые издавали слабые жалобные крики лишь перед смертью.

– Зачем они нужны? – продолжал приставать к ней малыш. – У павлинов красивый хвост, куры несут яйца, а что делают лебеди?

– Лебеди означают богатство, – вмешался Эмилиано. – Они бывают лишь у богатых людей. Папа родился бедным, – объяснил он, – а мама богатой. Без маминых денег папа никогда не стал бы крупным издателем и не смог бы купить лебедей.

– Значит, без маминых денег у нас не было бы этих птиц с длинной шеей? – вмешалась Валли, заинтересовавшись разговором о деньгах.

– Валли! Эмилиано! – возмущенно прикрикнула Эстер. – Кто вам внушил такие мысли?

По сути дела, дети говорили правду, но, высказанная с наивной детской прямотой, она задевала главу семьи.

– Тетя Полиссена, – ответила Валли, подходя к матери. – Она говорит, что все Монтальдо – гадкие утята, а ты – лебедь по благородству и красоте.

– Ваша тетя говорит много глупостей, – отрезала Эстер. – Не следует повторять ее нелепую болтовню.

– Мама, если бы ты превратилась в лебедя, то какого цвета ты бы была? – спросил Джанни, чтобы привлечь к себе внимание.

– Сначала надо стать лебедем, – рассеянно ответила мать.

– Нет, правда, мама, – капризно протянул Джанни.

– Не кричи, – укорила его мать, – разбудишь сестренку.

Маленькая Лола уже морщила лобик и кривила губки, готовясь проснуться.

– Мы решили, что мы были бы белыми, – изрек Джанни.

– Хорошо, будьте белыми. Только тише, – сказала Эстер.

– А черный лебедь – это Эмилиано. Он самый большой и к тому же странный, – добавила Валли.

Эстер взглянула на величественную черную птицу с огненно-красным клювом, неизвестно как оказавшуюся в пруду. Черный лебедь действительно был гордым и диким. Почти всегда он держался в стороне. Белые лебеди принимали его, если он решал к ним приблизиться, но не осмеливались беспокоить его, когда он удалялся в свой угол. И никто бы не удивился, если бы в один прекрасный день он взмыл в небо и улетел к новым горизонтам.

– Да, – согласилась Эстер, – мне кажется, Эмилиано и вправду похож на черного лебедя. А ты что на это скажешь? – обратилась она к сыну, вызывая его на разговор.

Мальчик хмуро улыбнулся и переменил тему.

– Это правда, что мы вступили в войну? – спросил он серьезным тоном.

О вступлении Италии в войну на стороне союзной Германии говорилось утром за завтраком. Это была тяжелая новость, смысла которой не поняли ни Джанни, ни Валли, и только Эмилиано воспринял ее уже как взрослый, понимая, что она связана со смертью и кровью.

Эстер кивнула, инстинктивно прижав к себе маленькую Лолу.

– Против англичан и французов? – уточнил Эмилиано.

– Да, – подтвердила Эстер.

– Если бы мадемуазель Ювет была еще здесь, она что, считалась бы нашим врагом? – в недоумении настаивал он.

– Да, как это ни странно, – кивнула мать.

Пока они разговаривали между собой, Джанни и Валли, не поделив какую-то игрушку, уже затеяли ссору.

– Мама, а ты знаешь; что такое война? – стал расспрашивать ее Эмилиано.

– Нет. Но боюсь, мы скоро все это узнаем.

Из Польши приходили известия о массовых расстрелах. Немцы тысячами отправляли евреев в концлагеря. Она слышала это от мужа, который получал информацию «окольными путями». И всем этим ужасам не видно было конца.

– Мама, но ведь Муссолини сначала был за мир?..

На это трудно было что-либо ответить.

– Не всегда тот, кто решает судьбу нации, подходит для этой роли, – бросила она.

– Но наш папа же фашист, – заявил Эмилиано, противопоставляя отцовским убеждениям антифашистские взгляды матери.

– Он на стороне порядка. Муссолини, по его мнению, – гарантия порядка. – Эстер попыталась защитить отца в глазах сына.

– А ты, мама, что об этом думаешь?

– Ты в самом деле хочешь это знать?

– Да. Я никому не скажу, – серьезно пообещал Эмилиано.

– Я думаю, что дуче для нас, итальянцев, не лучший вождь. Он встал на сторону немцев не из принципиальных убеждений, а лишь надеясь, что победа будет на их стороне.

В эту минуту к ним подошел шофер, и его появление прервало разговор, который становился уже слишком сложным.

– Приехал монсеньор, – объяснил он, снимая шляпу. – Все ждут вас.

– Спасибо, Микеле. Мы сейчас придем, – сказала Эстер, вставая.

Она знала, что обряд крещения будет совершать Себастьяно Бригенти, и для нее это было труднейшим испытанием. Надо было держать себя в руках. Она позвала Валли и Джанни, решив сослаться на недомогание, если ей будет трудно владеть собой. Рядом с Эмилиано она двинулась по направлению к капелле, которая сообщалась с внутренним двориком виллы. Сияя улыбкой, приберегаемой им лишь для особенно важных случаев, Эдисон Монтальдо уже шел ей навстречу. На публику он всегда производил впечатление любящего мужа, примерного семьянина и честнейшего человека.

Крестины пришлись на 11 июня 1940 года. Уже два дня Италия находилась в состоянии войны. Близкие родственники и слуги в ожидании родителей тесно заполнили маленькую домашнюю капеллу Монтальдо.

Когда Эстер вошла, держа на руках дочь, Полиссена заиграла на фисгармонии «Аве Мария» Гуно.

А перед крестильной купелью, торжественный и строгий в своем священном облачении, Эстер уже ждал Себастьяно. Слезы застилали женщине глаза, но она мужественно двинулась навстречу ему.