Текст книги "Блудный брат"

Автор книги: Еугениуш (Евгений) Дембский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Стоявший рядом со мной Будда шагнул вперед и, обеспокоенный моим поведением, обернулся: я быстро протянул Даркшилду через стол папку, а затем сам, чуть согнувшись и изображая готовность дать необходимые пояснения, обошел стол, и прежде чем полковник успел удивиться, закинул ему на шею петлю из рук – «шей-ло-киу». Прекрасный пример отличного использования физических законов, хотя рычаг этот настолько эффективен, что как будто если и подчиняется законам, то не нашей физики. Даркшилд лишь один раз квакнул и сразу же понял, что минимальное напряжение его собственных мышц приведет к тому, что его шея сломается с легким треском. Я повернул голову и обвел взглядом помещение. Кашель стоял со слегка ошеломленным видом, впрочем, ему было уже под шестьдесят, и он имел право растеряться. Я показал ему бровями на дверь, и он обрадовался, получив конкретную задачу. Будда уже отодвигал один за другим ящики стола, удивительно ловко выхватил из одного из них пистолет и мягким, плавным движением сунул его за пояс под полой кителя. Однако поиски он не прекратил и добился очередного успеха – под крышкой стола некто неизвестный прикрепил пластырем игрушку работы знаменитой фирмы «Смит-Вес-сон», под названием «скайхоул-XX ». Я два раза держал ее в руках и каждый раз испытывал гордость, что принадлежу к расе, способной создавать такие девят-надцатизарядные пистолеты, стреляющие одиночными или двойными выстрелами, чертовски меткие, не отказывающие даже после купания в смоле, с резервуаром для неиспользованных газов, благодаря чему начиная с пятого выстрела можно увеличивать дальность стрельбы, до тех пор пока рука сможет удержать оружие. Естественно, безгильзовые патроны и прочие усовершенствования, в том числе нестандартный калибр, а потому и малое количество этих пистолетов на рынке, именно затем, чтобы они не стали основным оружием всяческих отбросов общества. Будда посмотрел на меня, и мне показалось, что он жалеет о том, что сунул за пояс первую пушку, – момент для замены оружия сейчас был не слишком подходящий.

– За пояс, сзади. – Я показал взглядом на свою спину. Будда обошел нашу парочку, напоминавшую часть скульптурной группы Лаокоона, и я почувствовал, как он засовывает пистолет мне за пояс. Ствол был длинным, холод дула я чувствовал где-то на середине ягодицы. Я посмотрел в глаза Даркшилду. – Сейчас я тебя отпущу, но помни – самоубийц не пускают в рай! – Я переместил руки, нашел нервное сплетение и положил на него пальцы, нажимая не слишком сильно, но он должен был чувствовать и понимать, что малейшее движение может вызвать жестокую боль. – Помнишь?

Он два раза моргнул. Я отпустил его шею и посмотрел на окно. Будда заметил мой взгляд, подскочил и прикрыл жалюзи. Кашель встал так, чтобы видеть дверь и краем глаза – нас с пленником. Левой рукой я вытащил «скайхоул», передернул затвор и прижал дуло к виску Даркшилда, не убирая с нервного сплетения пальцы правой руки.

– Теперь поговорим. Коротко. Или дольше. Будет видно. Зачем тебе наемники?

– Для… – прошептал он и откашлялся. – Для сражений в космосе…

– Что ты несешь? Ведь никаких сражений нет! Ни единого следа ни в одном докладе…

– Это не обычная война! – Он в первый раз дернулся. Я тотчас же вонзил в его плечо пальцы и надавил. Он протяжно застонал. Я убрал пальцы из его тела. – Я говорю правду…

– Неправда… – начал я, но меня прервал Будда:

– Слушай, у нас нет времени обсуждать тактику их эскадр. Здесь нас может обнаружить любой ординарец…

Я хотел рявкнуть на него, но неожиданно в диспут включился Кашель:

– Верно, это неподходящее место, он специально вызывает тебя на пустые разговоры.

Я потянул за собой полковника; он отъехал от стола в кресле, но никакой ловушки не обнаружилось, что, впрочем, не означало, что Будда и Кашель неправы. Я немного подумал.

– Поехали к нему домой, – поторопил меня Будда. – Там его допросим с пристрастием, спокойно и без спешки.

Пленник дернулся, словно хотел через плечо посмотреть на своего мучителя. Я придержал его, и он зашипел от боли.

– Кто сейчас у тебя дома?

– Никого, – сразу же ответил он. Я взглядом поздравил Будду – интуиция его не подвела. – Но я не собираюсь… – смело начал полковник.

– Послушай, кто тут спрашивает твое мнение?! – начал я достаточно хорошо мне знакомую процедуру подавления воли допрашиваемого. – Я скажу «раз», и можешь потом, после смерти, сколько угодно хихикать над тем, что обвел меня вокруг пальца. Ясно? Значит, так – мы выходим, а я несу твою фуражку. Под фуражкой у меня вот это. – Я показал ему мушку «скайхо-ула». – Даже если тебе удастся поднять тревогу, то наши люди снаружи устроят здесь такой кавардак, что, даже если уцелеешь, предстанешь перед судом за действия, приведшие к резкому скачку смертности среди военнослужащих. Ясно? – Он никак не реагировал. Некоторое время я его не торопил, но через четверть минуты ткнул дулом в висок. Еще через несколько секунд он кивнул. – Потом все четыре машины… Не беспокойся, ты организуешь только одну, остальные три у нас есть, – порадовал я его. – Так вот, все машины выезжают отсюда и следуют к твоему дому, понятно? А там мы побеседуем в тишине и комфорте, хорошо?

На этот раз он кивнул быстрее. Я облегченно вздохнул – так, чтобы он этого не видел. Кашель внезапно повернулся и что-то пробормотал в свой нагрудный карман. Я окаменел от страха и пребывал в этом состоянии до тех пор, пока он не посмотрел на меня и не сказал:

– Порядок, можно идти. У них все готово. Мысленно поблагодарив его за поддержку моего блефа, я потянул полковника за собой. Тот послушно встал и машинально поправил китель. Взглядом я назначил Кашлю и Будде места в строю – Кашель должен был идти первым, Будда – замыкать процессию. У меня не было особых, да и вообще каких-либо иллюзий насчет того, что нам удастся выбраться из части. Однако я рассчитывал на везение, дисциплину и разделение полномочий, а также на секретность, которая должна была замаскировать неожиданное оставление части офицером с тремя солдатами, и множество других благоприятных обстоятельств. Будда схватил папку Даркшилда. Я ткнул ее владельца пальцем в затылок:

– Теперь скажи секретарю, что начался твой отпуск. Ну?

Почти не наклоняясь, он дотронулся до кнопки интеркома и, не ожидая доклада, ровным голосом произнес:

– Кларенс, меня тут больше нет, ясно?

– Так точно!

– Подайте мою машину… – Я молниеносно передвинул пистолет, так, чтобы, глядя перед собой, он мог отчетливо видеть темноту внутри ствола. Его самообладанию можно было лишь позавидовать, он даже не дрогнул. Кое-что сообразив, я щелкнул выключателем звука. Даркшилд посмотрел на меня.

– Не твою машину, а тот микроавтобус, который всегда катается на ту сторону, – прошипел я. Он кивнул и снова нажал кнопку.

– Кларенс, приказ отменяется, дай мне не лимузин, а микроавтобус, ну, тот самый, «АргонАвто», 16-8.

– Есть!

Полковник сам прервал связь. Он начал меня раздражать своей готовностью к сотрудничеству, своим спокойствием и самообладанием. Если пленник спокоен – значит, должны беспокоиться те, кто его охраняет. Он вполне мог и блефовать, если, конечно, вообще знал, что это такое.

Черт побери! Я почувствовал, что у меня начинает стучать в висках, мне не нравилось подобное состояние, но приходилось с этим мириться. Я слегка отодвинулся от полковника.

– Вы идете первым, это, наверное, понятно? И прошу помнить о тех двух стволах, которые постоянно будут нацелены на вас. Наверняка хотя бы один из нас не промахнется. – Я не мог отказать себе в удовольствии слегка пригрозить ему напоследок.

– Не сомневаюсь, – спокойно ответил Даркшилд. – Мне уже идти, или вы скажете когда?

Будда подскочил к окну и на секунду приподнял жалюзи, затем кивнул. Я отошел от пленника и показал ему направление невооруженной рукой. Дернув головой, словно стряхивая с носа приставшую паутину, он автоматическим движением поправил воротничок рубашки и китель под ремнем. Почти одновременно мы убрали пистолеты. Даркшилд направился к двери. Мне казалось, что если он собирается выкинуть какой-нибудь номер, то именно тогда, когда перешагнет порог своего кабинета и на полсекунды окажется один на один с секретарем, и потому мое дыхание жгло ему спину, но я не заметил в глазах секретаря ничего такого, что могло бы свидетельствовать хотя бы об обмене взглядами. Капрал уже стоял по стойке смирно, никаких: «Желаю приятного отпуска!», видимо, шеф не слишком баловал подчиненных. Мы прошли через приемную, часть коридора, вторую часть, поворот, еще один поворот… часовой, лестница. Уфф! Увидев знакомый фургон, я показал Будде на место рядом с полковником, сам же прыгнул за руль, заблокировал двери и окна и, уже несколько успокоившись, повернулся к Даркшилду:

– Куда, господин полковник?

– Издеваетесь? – рявкнул он.

Я понял, что он считает нас подготовленными несравненно лучше, чем это было на самом деле. Может, потому он и не пытался сопротивляться? Я вздохнул и посмотрел на своих товарищей с таким видом, словно хотел сказать: «Ну и как тут может хватить терпения?», но на самом деле хотел лишь проверить, не кивнет ли Кашель, давая понять, что знает, где живет полковник. Кашель не кивнул. Я посмотрел на пленника.

– Господи-ин полко-овник… – простонал я. – Будем спорить из-за каждой ерунды? Так мы никогда ни о чем не договоримся, – с сожалением закончил я.

– А что, должны?

– Наверняка – если бы вы не были нужны нам в комплекте, и тело и душа, то первое давно бы уже лежало на полу, а второе продиралось бы через коридоры преисподней. – Даркшилд неожиданно рассмеялся, и мне не удалось скрыть своего удивления иначе, как резко сказав: – Веселиться будем у вас дома. Повторяю вопрос…

– Холм Ольховая Роща, четыре, – ответил он.

Я снова повернулся к рулю, едва сдерживая ярость – необходимость действовать на ощупь всегда выводит меня из равновесия. Включив коми, я нашел нужную улицу и тронулся с места. Все ворота, включая внешние, открывались сразу же, стоило лишь нам к ним подъехать. Полковник хорошо оборудовал свой микроавтобус, и это придавало нам бодрости. Мы действительно шли по следу. Выехав за территорию части, я включился в общий поток машин. Я чувствовал, что мы близки к финалу, и потому усилил бдительность. И именно потому я вел себя словно чересчур усердный новичок – то и дело бросал взгляд на оба монитора, внешний и внутренний, проверял дорогу на экране ком-па, контролировал расход топлива и состояние тормозных колодок. Все было просто отлично, все словно сговорилось, чтобы усыпить мою бдительность, и я все больше нервничал, чувствуя себя все ближе к тому, чтобы совершить ошибку. Я прекрасно это осознавал, но не сделал ничего, чтобы этому помешать, то есть сделал бы, если бы мне хоть что-то пришло в голову. Но – не пришло, даже не знаю почему.

Я въехал на подъездную дорогу, невероятно узкую и извилистую, словно тюрбан страдающего болезнью Паркинсона турка; под конец мне пришлось дать задний ход, чтобы сделать последний поворот, и снизить скорость. Когда я уже почти остановился, полковник сказал:

– А вот и дом мой!

Я подумал, что его фраза звучит несколько странно и что вообще никто его об этом не спрашивал. Мгновение спустя я почувствовал, как напрягаются мои мышцы и – почти сразу же – расслабляются. Включенный по кодовой фразе автомат распылил порцию лишенного запаха газа, который валит человека с ног лучше любой дубины. На этот раз у меня не было времени на гипервентиляцию легких. Очень отчетливо, словно на экране компьютерного тренажера, я увидел, как на меня летит рулевое колесо, я даже не в состоянии был закрыть глаза. Я ударился лбом о ступицу руля, картина размазалась, размылась – и исчезла.

21

Почему этот сукин сын еще спит, подумал я, а потом еще подумал: кто? То есть – кто еще спит и кто думает? Как это кто? Я. Я? Почему я называю себя в мыслях сукиным сыном? Потому что это не я о себе думаю, только… Нет, что-то не так. О, опять думаю: просыпайся же, сукин сын! Сейчас, что-то опять не сходится, почему… Нет, об этом я уже думал. Ох, у меня голова треснет от этих мыслей! Может быть…

– Оуэн! Оуэн, черт бы тебя побрал…

«Нет, не может быть, чтобы я звал сам себя, – подумал я. – В молодости – да, порой мне случалось настолько забыть об окружающем мире, что приходилось самого себя призывать вернуться, но сейчас? Что-то не то, только что? Надо бы…»

– Оуэн…

Я определил положение собственных век и попытался их поднять; как ни странно, мне это удалось. Что-то чавкнуло, и в зрачки ударил свет, который я тут же проклял, но закрыть глаза я был уже не в силах. А когда я наконец обрел власть над веками, свет уже не столь жестоко бил в глаза, а увиденное требовало определенного анализа. Я долго вглядывался в два неподвижных силуэта, но ни они сами, ни их позы, ни вообще что бы то ни было не стоили той боли, которой сопровождались мои усилия. Короче говоря – у противоположной стены лежали Будда и сержант Теодор Л. Лонгфелло. Глупые имена и претенциозное «Л», на черта мне было их знать? Закрыв глаза, я переждал приступ боли, а потом почувствовал себя просто прекрасно, во всяком случае, я не ощущал пут на запястьях и лодыжках. Но они наверняка были, ведь иначе я не лежал бы как баран, а действовал, верно? Оуэн Йитс – мастер действия. Даже некоторые критики это признают: язык у него убогий, в сокровищницу человеческих знаний он ничего не вносит, но что касается действия – он изворотлив как змея. Я снова открыл глаза.

– Сейчас перестанет болеть, – сочувственно сказал Кашель.

– У тебя то же самое было? – пробормотал я.

– Да, что-то на основе картенопила…

– Дерьмо, – согласился я. – За применение этой дряни нужно бить цепями по… У-у-хх.. – Волна боли прокатилась под черепом, словно карательный батальон.

– Три приступа, у нас было именно столько, – услышал я голос Будды. Теперь я уже знал, что это он назвал меня сукиным сыном. – Потом будет легче…

– Наверняка, – сказал я лишь затем, чтобы продемонстрировать свою невосприимчивость к боли.

– Плохо переносишь?

– Плохо, если принять во внимание, что со стороны водителя окно было открыто и почти вся порция угодила ко мне в легкие. – Я стиснул зубы, дернулся и сел. Особо болезненных ощущений не наблюдалось. Ну и хорошо. Кашель сидел на полу ближе к двери, выпрямив ноги и положив руки на колени. Будду бросили на покрытый искусственным паркетом пол, возле закрытого ставнями окна, с наручниками на лодыжках и запястьях. Как и у меня.

Кашель язвительно усмехнулся:

– О вашей шкуре они не заботятся так, как о моей. Вряд ли его следовало понимать буквально.

– Думаешь, у нас мало времени? – спросил я. Он кивнул. Будда беспокойно пошевелился.

– Я тоже знаю, что времени у нас немного… – Он застонал и дернулся, пытаясь изменить позу. – Но вы еще кое-что знаете. – Он явно заволновался.

– Они заботятся о состоянии кожи сержанта на случай возможного вскрытия, поэтому его не сковали, лишь опрыскали каким-то обездвиживающим аэрозолем. Для нас вскрытия не предполагается, так что скрывать им нечего. – Я проанализировал содержание своей речи и не нашел в ней ни единого изъяна. – Если мы можем что-то сделать, то нужно делать это сейчас, подобного рода смеси, – я. показал подбородком на Кашля, – действуют недолго.

Я перехватил обеспокоенный взгляд сержанта, но сделал вид, что этого не заметил, Будда же среагировал так, как я и предполагал, – рванулся и, довольно ловко извиваясь на полу, в конце концов сел на корточки.

– Сделай так же, – потребовал он.

– У нас тут что, соревнования по гимнастике? – спросил я. – Хочешь перегрызть мои наручники? Слюной изойдешь.

Он посмотрел на меня, и взгляд его действительно был полон ненависти, не так, как обычно бывает в книгах или фильмах, но настоящей кровавой ненависти.

Нечеловеческим усилием воли он удержался от немедленного комментария, но я видел, что он размышляет над тем, что и как сказать, чтобы его слова попали точно в цель. Впрочем, его намерениям не суждено было сбыться. Дверь бесшумно открылась, и на пороге появился полковник Даркшилд. Спокойно окинув взглядом всех троих, он отошел в сторону, уступая дорогу шедшим следом. Вошли двое могучих детин, еще один нормального телосложения и женщина.

– Полный комплект, – немедленно выдал я. – Как там говорится: один читает, другой пишет, а двое их охраняют.

Кто бы мне дал под зад, подумал я сразу же после того, как стены приняли на себя эхо моей эпохальной шутки. Почему я всегда начинаю столь грубо? Почему… Заткнись, рявкнул кто-то другой в моей голове. Начинаешь грубо, потому что до сих пор это всегда давало явный и долговременный эффект, так что почему бы и нет. Ладно, согласился первый, будем играть дальше.

Даркшилд и его команда явно не имели прежде дела с такими идиотами. Все пятеро переглянулись и зашевелились. Полковника моя болтовня тронула меньше всего, он лишь поднял руку, чтобы кто-то из охраны не выстрелил без нужды, а стрелять им было из чего, и задумчиво сказал:

– Если бы у меня не было определенных сомнений, вы даже не проснулись бы от заслуженного сна. Никто… – Он подошел ближе ко мне, я инстинктивно напрягся, и не ошибся. – … и никогда не делал из меня такого посмешища, как ты. – Он пнул меня в ногу, едва не переломав кости плюсны. Я чуть не застонал от пронзительной боли. Я ожидал удара ногой, это было наиболее вероятно, но настраивался на удар в живот, печень, пах, ступня же была предоставлена сама себе, и в итоге я поплатился за собственное легкомыслие. Боль была адской, к ней прибавилось еще несколько стандартных пинков по почкам, от которых я сумел защититься, одновременно не лишая противника удовольствия. На этот раз я позволил себе застонать – почти непритворно. Даркшилд с безразличным видом шагнул к Будде, но, видя, что тот весь ощетинился, лишь негромко фыркнул и переместился к сержанту.

– К тебе у меня больше всего претензий, приятель, – с грустью в голосе сказал он. – В твоем мире из тебя делали половую тряпку, я тебя вытащил со свалки, а ты меня так благодаришь?

Я перевернулся на спину; ступня болела так, словно ее поверхность составляла два акра. Я лег так, чтобы хоть как-то защитить ее от повторных ударов.

– Он вынужден был так поступать, – простонал я. – Вообще, мне на него наплевать, но если уж требуется что-то уточнить, то пусть…

– Перестань, Оуэн, – прошипел Кашель. – Слишком долго я болтался в этом болоте, чтобы теперь притворяться, что ничего не произошло.

Даркшилд повернулся и с интересом посмотрел на меня:

– Оуэн?

Если бы я мог, я бы пнул сержанта даже больной ногой.

– А что, нельзя? – улыбнулся я.

– Здесь ты оказался под другим именем, – сказал полковник.

– Не может быть, разве что кто-то у вас что-то напутал. – Внезапно я встретил напряженный взгляд Лонгфелло, и меня осенило – чтобы выиграть время, сержант вводит в головоломку, которую собирается разгадать противник, новые элементы, которые подходят к ней с трудом или не подходят вообще. Даркшилд слегка прищурился. – А может, я сам ошибся, когда представлялся, или…

– Заткните ему пасть, разве вы не видите, что он несет черт знает что! – прошипела женщина.

Я повернулся к ней, делая вид, будто внимательно ее разглядываю. Она не была ни красивой, ни стройной, может, будь она в молодости богата, то сделала бы что-нибудь со своим телом, но богатства ей тогда явно не хватило, а теперь это была просто самая обычная некрасивая баба, цель жизни которой заключалась в том, чтобы служить кому угодно и чему угодно. И жить надеждой, что эти что-то или кто-то станут настолько важными, что смогут поделиться своим богатством с верной прислужницей.

– Спокойно, сестричка, – небрежно сказал я. – Когда придет время сводить счеты, ты окажешься в первых рядах, а на черта тебе это? Займись чем-нибудь женским, чем-нибудь важным, плетением кружев, например, это тебя облагородит, обогатит внутренне…

– Не твое дело, что у меня внутри!

– Слабое возражение, – сказал я Даркшилду. Он стоял посреди комнаты, явно не зная, что делать – боялся заткнуть мне пасть и потерять шанс получить какую-нибудь невольно выданную информацию и вместе с тем жаждал моей крови. – Как-то раз я подобным же образом задел другую энергичную бабенку, так она мне сказала, что у себя внутри позволяет копаться только любовникам, и при том не словесно и не пальцами. Вот это ответ!..

Женщина подпрыгнула и вскочила на мою избитую ступню, попав не совсем точно, но тут же молниеносно повторила попытку. Боль оказалась даже меньшей, чем я думал. Самое большее восемь баллов по одиннадцатибалльной шкале Йитса, ну, пусть будет – порывами до девяти. Я рассмеялся.

– Если бы ты хотела, чтобы я почувствовал настоящую боль, следовало бы обречь меня на выслушивание твоих доверительных бесед в постели, – сообщил я, уклоняясь от яростных, но любительских пинков, некоторые из которых я даже принимал на себя, но так чтобы она оказывалась все ближе – у нее на ремне висел пистолет. Я уже был близок к тому, чтобы его выдернуть, когда шеф схватил ее за плечо и оттащил от меня. – Хватит, Венди… Я сплюнул на пол.

– Если бы я знал, что эту дамочку зовут Венди, я вообще бы даже с ней не разговаривал.

Полковник толкнул Венди в сторону двери, неподвижно стоявшие гориллы расступились и снова сомкнули ряды, как только она прошла; при желании они могли бы перекрыть своими телами железнодорожный тоннель. Даркшилд поскреб подбородок.

– У тебя какая-то своя игра, приятель, – сказал он. – И как я вижу, ты ведешь ее и сейчас. Вот только – какая?

Я убрал с лица улыбку и натянул серьезную маску, делая вид, что размышляю. Ему пришлось бы быть телепатом, чтобы выражение моего лица не смогло его обмануть – сейчас я владел им в совершенстве. Кроме того, я действительно размышлял, что-то ведь нужно было делать, а мне казалось, что я и сам не знаю, что за игра тут ведется. И вдруг…

– Ладно, – сказал я. – Тебе говорит что-нибудь фамилия Притч? Должна говорить, раз ты ковыряешься в той дыре между мирами. – Даркшилд нахмурился. – Камендор Притч, не ищи его среди интендантов, – вдохновенно продолжал я, спокойно глядя на присутствующих; лишь во взгляде Будды я заметил искорку понимания, хотя, скорее всего, он просто вспомнил, что так звали человека, который с той стороны ликвидировал первый проход между нашими мирами. – За тобой следят, Даркшилд, и притом не со вчерашнего дня. Наше… ха-ха… «похищение» должно было дать тебе шанс изящно выкрутиться из всей этой аферы. Множество серьезных людей полагают, что ты сам себя подставляешь – все эти делишки Ласкацио, кегельбан, люди с той стороны… – Я отвернулся и с отвращением сплюнул. – Все это давно уже никому не нужно, полковник. Ты проиграл…

Даркшилд выглядел так, словно, сев в любимое кресло, угодил в барсучий капкан. Он несколько раз открыл и закрыл рот, сперва не отрывая взгляда от меня, а затем со столь же ошеломленным видом уставившись на своих спутников. Наступила столь глубокая тишина, что ее можно было бы измерить чем угодно – термометром, штангенциркулем и даже шагами. Если бы не серьезность момента, я бы расхохотался.

– Погоди… – заикаясь, сказал Даркшилд. Он был ошеломлен и подавлен, его можно было брать голыми руками. Крупнейшая жертва моего актерского таланта. Где, черт побери, те, кто присуждает Оскара? Всегда не там, где действительно что-то происходит… – Я не совсем понимаю: откуда ты все это знаешь? – пробормотал он.

– А как ты думаешь? – Я пошевелился на полу, пытаясь принять более удобную позу. – Если бы водитель хоть что-нибудь помнил, то сказал бы тебе, что в составе транспорта наемников кое-что изменилось на трассе между воротами и частью, в связи с чем предлагаю тебе самому немного подумать и не спрашивать, в чем заключалось это изменение, поскольку часть его ты видишь перед собой. – Я грустно покачал головой, чтобы Даркшилд понял, что я ему немного сочувствую. – А теперь, прежде чем вы нас освободите, я попрошу чего-нибудь обезболивающего для ноги, вам действительно удался пинок, полковник.

Он состроил такую гримасу, словно обнаружил под языком оставшуюся от обеда перчинку и даже зная, что ничего приятного его не ждет, не может удержаться от того, чтобы ее разгрызть; затем посмотрел на четвертого из мужчин, который, как и гориллы, не произнес ни слова с тех пор, как появился в комнате, а поскольку внешность его была не слишком впечатляющей, он, видимо, обладал иными достоинствами; я опасался, что в данной компании он играет роль мозга. Полковник наконец разгрыз свою перчинку.

– Дай ему тот препарат. – Он еще пытался сохранить лицо, небрежно бросая слова, все эти «ему», «тот», что должно было свидетельствовать о том, что он владеет ситуацией. Мозг обошел невозмутимых, словно Геркулесовы столбы, горилл и скрылся. – Сейчас мы все проверим, – пригрозил Даркшилд.

Я сочувственно кивнул и хотел кое-что сказать, но сказал совсем другое. Снова ко мне пришло вдохновение.

– Проверь заодно, что за взрыв был у нас в казарме!

– Это мы знаем – случайный снаряд с полигона.

– Как же! Ты куда более наивен, чем я полагал.

Я позволил себе усмехнуться, глядя ему в глаза. Вид у него теперь был действительно жалкий. Осторожно помассировав избитую ступню, я посмотрел на него снизу, но при этом как бы несколько «свысока». Он судорожно сглотнул слюну. Мне не хотелось, чтобы он передо мной извинялся, но я не мог отказать себе в коротком взгляде на Кашля и Будду. Оба были в нокауте. Я даже начал им слегка завидовать, что они наблюдали мой бенефис со стороны, с лучших мест. Вернулся Мозг и из-за спин столпов Гибралтара бросил мне упаковку арксестила. Я с удовольствием стащил ботинок и опрыскал ступню через носок, затем отставил в сторону баллончик и сел поудобнее, воздерживаясь от торжествующих взглядов на Будду и Кашля, а тем более в сторону Даркшилда. Полковник явно не знал, что ему делать – сдаться, освободить нас и рассчитывать на шанс объясниться перед начальством – или же по-быстрому нас прикончить, переработать тела на технический жир и забыть о случившемся. Я не торопил его, но предпочел бы, чтобы он побыстрее нас освободил и позволил уехать, он же, однако, топтался на месте, поглядывая то на меня, то на своих горилл, то на Будду, избегая лишь Кашля. Прошла третья минута, на лестнице послышались шаги, гориллы дрогнули и разошлись в стороны, когда кто-то сзади толкнул их в спины. Мозг. Он посмотрел на шефа. Даркшилд нетерпеливо махнул рукой.

– Насчет камендора Притча все сходится, командир подразделения, принимавшего активное участие в ликвидации первого официально обнаруженного прохода, получил повышение и так далее. Зато нигде нет ни слова…

– Ну конечно! – прервал я его. – Секретную внутреннюю операцию мы засунем в комп, чтобы любой достаточно дотошный мог проверить наши личные данные. Не будьте смешным, полковник. – Быстро поразмыслив, я пришел к выводу, что он все же должен сам прийти к оправдывающему нас заключению. – Не хочу вас торопить, но когда нас освободят наши, не будет и речи о смягчающих обстоятельствах. К тому же…

Невозмутимые гориллы дрогнули и сделали по полшага вперед, между их тушами протиснулась Венди. Мне хватило четверти взгляда на нее, чтобы понять: мгновение спустя она изрубит нас на куски и сожрет сырыми. Ничего придумать я не успел.

– Я получила анализ голоса этих… – Ей не хватило слов, и она показала на нас рукой. – Этот у нас есть! – Она направила палец на Будду.

Даркшилд подскочил на месте, развернулся в воздухе и – по крайней мере, так я догадывался, поскольку не видел его лица – уставился на Будду. Стало невесело. Все мои аргументы оказались сметены одним махом. Я уже не… Стоп! Что она сказала? Что у них есть запись характеристик голоса Будды? Откуда? Если бы такую запись делали нам всем, то у них была бы и моя, однако она сказала только про Будду. Мою она наверняка проверила бы в первую очередь. Мысли сорвались с привязи и помчались галопом во все стороны, не оставляя мне шансов обуздать хотя бы одну из них.

– Ну?! – поторопил полковник.

– Сейчас, давайте выйдем, – прервал их Мозг. – Не волнуйтесь. Никуда они от нас не сбегут.

И как только некоторые могут одной точной фразой подытожить все сказанное ранее! Все трое вышли, причем парочку Даркшилд-Венди прямо-таки распирали чувства, его – любопытство и злость, ее – торжество. Гориллы остались. Дверь бесшумно закрылась. Я посмотрел на Будду:

– Может, я и поступаю неправильно, может быть, пленники всех стран мира должны объединяться, но на том свете ты от меня схлопочешь по морде, и не только. Ты что, тут в какие-то свои игры играл, сукин ты сын? Вскочил мне на хребет и знай пришпоривал, сволочь-Будда не удостоил меня взглядом, задумчиво уставившись в пол возле своих ног. «Заткнись, Оуэн, – подумал я, – он все равно тебя не слышит, у него в башке дела поважнее. Его раскрыли, кем бы он ни был. Черт побери, его должны тут знать, то есть он уже давно водит меня за нос. То есть – он мной ворочал как хотел, аккуратно направляя именно туда, куда ему было нужно. Я почувствовал, как у меня застучало в висках».

– Я, кажется, к тебе обращаюсь! – рявкнул я.

Он на мгновение оторвал взгляд от узора на паркете и презрительно посмотрел на меня:

– Заткнись. Облажался, так заткнись.

Один из горилл вдруг захихикал. Второй глянул на коллегу и тоже рассмеялся, затем через плечо посмотрел назад, на дверь.

– У вас что, проблемы? – спросил он.

Вопрос прозвучал столь неожиданно, что это помогло мне остыть. Я вытаращил глаза, уставившись на гиганта. Тот подмигнул мне. Что за дебильный юмор?

– Шеф так мало платит, а? Может, попробуете нас перекупить? – Детина толкнул локтем коллегу. – Я больше зарабатывал, когда делал парики для змей…

– Сколько? – последовал заученный вопрос.

– Ни шиша…

Оба загоготали. Придурки. Увидев мою физиономию, они посмотрели на выражения лиц остальных и расхохотались еще громче.

– А я… – начал второй, но его тут же скрутило со смеху, и он смог продолжить лишь через несколько секунд: – Я зарабатываю здесь меньше, чем сценарист в порнофильмах! Ха-ха-ха…

– Гы-гы-гы!!!

Троглодиты смеялись до слез, показывая на нас пальцами. Дебилы. Чувство нереальности происходящего, постоянно ощущавшееся со времени перехода на ту сторону, перешло все возможные границы, я ощутил нарастающий приступ тошноты. Во рту стало кисло и неприятно, хуже чем с похмелья. Я решил, что, если от шуточек троглодитов я начну блевать, я сделаю все, чтобы перепачкать их с ног до головы. Впрочем, до этого не дошло – дверь открылась, и в ней появились три силуэта. Когда они вошли в помещение и я посмотрел на их лица, я начал искать подходящее слово, чтобы описать их выражение, – слова «торжествующее» было бы недостаточно. Они могли ничего не уже говорить. Даркшилд посмотрел сначала на Будду, потом окинул взглядом Кашля, меня и вернулся к Будде. Он столь откровенно переживал миг своего торжества, что я начал ему завидовать.