Текст книги "Кулинарный дневник Марты Май. Увлекательное путешествие по страницам вкусной жизни"

Автор книги: Эсмира Исмаилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

грабли, н.7 – модный или стильный человек беспутных или распутных привычек.

В рамках этой истории я позволил себе творческую вольность в отношении того, как в британской монархии обстоит дело с собственностью и владениями.

Следует отметить, что Уайтхолл и Бутчарт не являются нынешними дворянскими титулами.

«Некоторые из самых прекрасных вещей, которые стоит иметь в своей жизни, завернуты в терновый венец».

–Шеннон Л. Олдер

Самая печально известная роковая женщина Бостона встречает свою пару в лице опасно мягкого англичанина, который поклялся никогда не жениться.

Эммабель Пенроуз прожила жизнь, никогда не нуждаясь в мужчине, и этот план работал потрясающе хорошо до тех пор, пока около пяти минут назад она не решила, что у нее должен быть ребенок.

Девон Уайтхолл – это 6 футов 2 дюйма первоклассного ДНК, финансовая безопасность и британские королевские титулы. А самое главное, он боится того, чего она боится больше всего: жениться.

Эммабель считает, что это не имеет смысла, когда Девон предлагает свои услуги – сперму и участие в жизни ее будущего ребенка.

То, что начинается как невинное соглашение современной семьи, быстро превращается в паутину лжи, темного прошлого и нераскрытых секретов.

В этом хаосе Эммабель и Девон вынуждены столкнуться с ужасной правдой – они способны любить.

И что еще хуже, они могут испытывать ее друг к другу.

Предупреждение о триггере: эта история содержит темы, которые некоторые могут счесть триггерными, включая насилие над детьми и груминг.

Эта книга не предназначена для того, чтобы заставить вас чувствовать себя комфортно и уютно внутри.

Пожалуйста, примите это во внимание, прежде чем начать чтение.

Пролог

Девон

Я был обручен незадолго до зачатия.

Мое будущее было написано, запечатано и согласовано еще до того, как моя мама сделала первое УЗИ.

До того, как у меня появились сердце, пульс, легкие и позвоночник. Идеи, желания и предпочтения. Когда я была не более чем абстрактной идеей.

Планом на будущее.

Галочка, которую нужно поставить.

Ее звали Луиза Бутчарт.

Лу, правда, для тех, кто ее знал.

Хотя я не знал об этом, пока мне не исполнилось четырнадцать лет. Рассказали прямо перед традиционной предрождественской охотой, которую Уайтхоллы устраивали с Бутчартами.

В Луизе Бутчарт не было ничего плохого. Во всяком случае, ничего такого, что я мог бы найти.

Она была милой, воспитанной, с отличной родословной.

В ней не было ничего плохого, кроме одного – она не была моим выбором.

Полагаю, так все и началось.

Как я стал тем, кто я есть сегодня.

Любящий веселье, пьющий виски, фехтующий, катающийся на лыжах гедонист, который ни перед кем не отчитывается и ложится в постель со всеми подряд.

Все цифры и переменные были на месте, чтобы создать идеальное уравнение.

Большие ожидания.

Умноженные на сокрушительные требования.

Морально разделенные большим количеством денег, чем я когда-либо смогу сжечь.

Я была благословлена правильным телосложением, правильным банковским счетом, правильной ухмылкой и нужным количеством обаяния. Не хватало только одной невидимой вещи – души.

А отсутствие души заключалось в том, что я даже не подозревал о ней.

Нужен был кто-то особенный, чтобы показать мне, чего мне не хватало.

Кто-то вроде Эммабель Пенроуз.

Она вскрыла меня, и смола вылилась наружу.

Липкая, темная и бесконечная.

Это секрет настоящего королевского грабителя.

Моя кровь никогда не была голубой.

Она была, как мое сердце, чисто черной.

Четырнадцать лет.

Мы ехали на закате.

Гончие вели нас за собой. Мой отец и его товарищ, Байрон Бутчарт-старший, следовали вплотную. Их лошади галопировали в идеальном ритме. Байрон-младший, Бенедикт и я ехали позади.

Молодым парням дали кобыл. Они были непокорными, и их было труднее укротить. Укрощение молодых, пылких самок было упражнением, которое мужчины моего класса проходили с раннего возраста. В конце концов, мы были рождены для жизни, которая требовала хорошо обученной жены, пузатых детей, крокета и соблазнительных любовниц.

Подбородок и пятки вниз, спина прямая, я был изображением королевского всадника. Не то чтобы это помогло мне избежать того, чтобы меня бросили в потницу, свернувшись в клубок, как улитка.

Папа любил бросать меня туда ради того, чтобы посмотреть, как я корчусь, независимо от того, как сильно, как старательно, как отчаянно я пыталась ему угодить.

Потница, также известная как изолятор, была тупицей семнадцатого века. По форме он напоминал гроб и обеспечивал тот же опыт. Поскольку у меня была известная клаустрофобия, это было основным наказанием моего отца, когда я плохо себя вел.

Однако я не часто или даже совсем не часто плохо себя вел. Это было печально. Я очень хотел, чтобы меня приняли. Я был круглым отличником и одаренным фехтовальщиком. Я даже попал на молодежный чемпионат Англии по фехтованию на саблях, но все равно был выброшен в думбовый шкаф, когда проиграл Джорджу Стэнфилду.

Возможно, мой отец всегда знал то, что я старался скрыть от посторонних глаз.

Внешне я был идеален.

Однако внутри я был прогнившим до мозга костей.

В четырнадцать лет я уже переспал с двумя дочерьми слуг, умудрился довести до безвременной кончины любимую лошадь отца, флиртовал с кокаином и Special K (не хлопья).

Теперь мы собирались на охоту на лис.

Я очень не любил охоту на лис. И говоря "совсем", я имел в виду чертовски много. Я ненавидел ее как спорт, как концепцию и как хобби. Я не получал никакого удовольствия от убийства беспомощных животных.

Отец говорил, что кровавый спорт – это великая английская традиция, такая же, как катание сыра и танцы Морриса. Лично я считал, что некоторые традиции на самом деле не так долговечны, как другие. Сожжение еретиков на костре было одним из примеров, охота на лис – другим.

Следует отметить, что охота на лис в Соединенном Королевстве была – или, лучше сказать, есть – незаконной. Но у людей, облеченных властью, как я узнал, были сложные и часто бурные отношения с законом. Они применяли и устанавливали его, но при этом почти полностью им пренебрегали. Мой отец и Байрон-старший наслаждались охотой на лис тем больше, что она была запрещена для низших классов. Это придавало спорту дополнительный блеск. Вечное напоминание о том, что они родились другими. Лучше.

Мы направлялись в лес, минуя мощеную дорожку к величественным железным воротам замка Уайтхолл-Корт, поместья моей семьи в Кенте. У меня заурчало в животе, когда я подумала о том, что мне предстоит сделать. Убивать невинных животных, чтобы задобрить отца.

Позади нас раздался мягкий стук Мэри Джейнс, ударившейся о гальку.

"Девви, подожди!"

Голос был бездыханным, нуждающимся.

Я откинулся назад на Дюшес, толкаясь ногами вперед и натягивая поводья. Кобыла попятилась назад. Луиза появилась рядом со мной, сжимая в руках что-то бессистемно завернутое. Она была в своей розовой пижаме. Ее зубы были украшены разноцветными ужасными брекетами.

"Я принесла тебе кое-что". Она отбросила клочья каштановых волос, прилипших ко лбу. Лу была на два года младше меня. Я находился на той злополучной стадии подросткового возраста, когда все, включая острые предметы и некоторые фрукты, казалось мне сексуально привлекательным. Но Лу все еще была ребенком. Неповоротливым и карманным. Ее глаза были большими и пытливыми, она впитывала мир глотками. Она была не совсем привлекательной, с ее средними чертами лица и мальчишеской фигурой. А из-за брекетов у нее был дефект речи, которого она стеснялась.

"Лу", – сказал я, вскинув бровь. "У твоей мамы будет припадок, если она узнает, что ты улизнула".

"Мне все равно". Она поднялась на ноги, протягивая мне что-то, завернутое в один из ее разумных свитеров с кардиганом. Я бросил ей джемпер, с удовольствием обнаружив внутри фляжку с гравировкой моего отца, наполненную бурбоном.

"Я знаю, что ты не любишь охоту на лис, поэтому я принесла тебе кое-что, чтобы... как там папа говорит? Сбросить напряжение".

Остальные двинулись дальше, войдя в густой, поросший мхом лес, окружающий замок Уайтхолл-Корт, либо не зная, либо не интересуясь моим отсутствием.

"Ты маленький псих". Я сделал глоток из фляги, чувствуя резкое жжение жидкости в горле. "Как тебе удалось заполучить это в свои руки?"

Лу сияла от гордости, закрыв рот рукой, чтобы скрыть весь металл. "Я пробралась в кабинет твоего папы. Меня никто никогда не замечает, поэтому я могу пронести много чего!" Уныние в ее голосе заставило меня огорчиться за нее. Лу мечтала уехать в Австралию и стать спасателем диких животных, окруженным кенгуру и коалами. Ради нее я надеялась, что так и будет. Дикие животные, какими бы агрессивными они ни были, все равно превосходили людей.

"Я замечаю тебя".

"Правда?" Ее глаза стали еще больше, карие.

"Перекрестись". Я почесал за ухом Герцогини. Женщинам, как я понял, до смешного легко угодить. "Ты никогда не избавишься от меня".

"Я не хочу от тебя избавляться!" – горячо сказала она. "Я сделаю для тебя все, что угодно".

"О, все, что угодно?" усмехнулся я. У нас с Лу были отношения старшего брата и младшей сестры. Она делала все, чтобы завоевать мое расположение, а я, в свою очередь, уверял ее, что она милая и заботливая.

Она охотно кивала. "Я всегда буду тебя прикрывать".

"Хорошо." Я был готов двигаться дальше.

"Как ты думаешь, ты когда-нибудь скажешь родителям, что ты вегетарианец?" – спросила она. Откуда она это узнала?

"Я заметила, что ты сторонишься мяса и даже рыбы, когда мы обедаем". Она зарыла одну из своих "Мэри Джейнс" в гальку, оттопырив пальцы ног, и смущенно посмотрела вниз.

"Нет". Я покачала головой, мой тон был холодным. "Есть вещи, которые моим родителям знать не нужно".

А потом, потому что нам больше нечего было сказать, а может быть, потому что я боялась, что папа бросит меня в дуршлаг, если увидит, что я мешкаю, я сказала: "Что ж, выпьем за выпивку".

Я поднял флягу в знак приветствия, сжал живот Герцогини своими сапогами для верховой езды и присоединился к остальным.

"О, смотрите, если это не Пош Спайс". Бенедикт, средний брат Лу, ткнул пальцем, чтобы ослабить ремешок своего шлема. "Что это была за задержка?"

"Лу подарил нам талисман на удачу, Бэби Спайс". Я опрокинул фляжку в его сторону. В отличие от Луизы, которая была немного вспыльчивой, но в целом покладистой, ее братья – за неимением лучшего описания – были полными и абсолютными придурками. Сверхкрупные задиры, которые любили ущипнуть горничных за задницу и устроить ненужный беспорядок только для того, чтобы посмотреть, как другие убирают за ними.

"Черт возьми", – фыркнул Байрон. "Она жалкая".

"Ты имеешь в виду внимательность. Проведение времени с моим отцом требует определенного уровня опьянения", – язвительно проговорила я.

"Дело не в этом. Она помешана на твоей жалкой заднице", – добавил Бенедикт.

"Не будь смешным", – прорычал я.

"Не будь слепым", – рявкнул на меня Байрон.

"Эх. Она это переживет. Они все это делают". Я сделал еще глоток, благодарный за то, что мой отец и Байрон-старший были настолько поглощены обсуждением вопросов, связанных с парламентом, что не сочли нужным повернуть голову и проверить нас.

"Надеюсь, она этого не сделает", – усмехнулся Бенедикт. "Если ей суждено выйти замуж за твое дерьмо вместо мозгов, она должна, по крайней мере, наслаждаться этим".

"Ты сказал "выйти замуж"? Я опустил флягу. С таким же успехом он мог сказать "похоронить". "Не в обиду твоей сестре, но если она ждет предложения, ей лучше устроиться поудобнее, потому что его не будет".

Байрон и Бенедикт обменялись взглядами, заговорщически ухмыляясь. У них был тот же цвет кожи, что и у Луизы. Прекрасный, как свежевыпавший снег. Только выглядели они так, словно я нарисовала их левой рукой.

"Только не говори мне, что ты не знаешь". Байрон наклонил голову, жестокая улыбка расползлась по его лицу. Я никогда не любил его. Но в этот момент он мне особенно не нравился.

"Что знаешь?" процедила я, ненавидя, что мне приходится подыгрывать, чтобы узнать, о чем они говорят.

"Вы с Лу собираетесь связать себя узелком. Все уже решено. Есть даже кольцо".

Я металлически рассмеялся, ударив правым боком Герцогиню, чтобы она столкнулась с кобылой Бенедикта, выведя его из равновесия. Что за ерунда. Продолжая смеяться, я заметил, что их улыбки исчезли. Они больше не смотрели на меня с игривым озорством.

"Ты просто издеваешься". Моя улыбка исчезла. Мое горло словно наполнилось песком.

"Нет", – категорично ответил Байрон.

"Спроси своего отца", – возразил Бенедикт. "Это было решено в нашей семье в течение многих лет. Ты – старший сын маркиза Фицгровия. Луиза – дочь герцога Солсбери. Леди. Однажды ты сам станешь маркизом, и наши родители хотят, чтобы королевская кровь оставалась в семье. Сохранить поместья в целости и сохранности. Женитьба на простолюдинке ослабит цепь".

Уайтхоллы были одной из последних семей в пэрстве, на которую людям было наплевать. Моя пра-пра-прабабушка, Вильгельмина Уайтхолл, была дочерью короля.

"Я не хочу ни за кого выходить замуж", – сказала я сквозь стиснутые зубы. Герцогиня начала набирать скорость, въезжая в лес.

"Ну, это очевидно", – Бенедикт сделал нелестное лицо. "Тебе четырнадцать. Все, чего ты хочешь, это играть в видеоигры и ласкать свое мясо под плакаты Кристи Бринкли. Тем не менее, ты женишься на нашей сестре. Слишком много дел между нашими отцами, чтобы упустить такую возможность".

"И не забудьте о поместьях, которые они оба оставят себе", – с готовностью добавил Байрон, подгоняя свою кобылу злобным пинком, чтобы она пошла быстрее. "Я бы сказал, удачи ей в рождении детей. Она похожа на "Чужого" Ридли Скотта".

"Дети...?" Единственное, что мешало мне выблевать свои внутренности, это то, что я не хотел тратить впустую отличный бренди, который сейчас плескался в моем желудке.

"Лу говорит, что хочет пятерых, когда вырастет", – гоготнул Байрон, наслаждаясь собой. "Думаю, она не даст тебе скучать в постели, приятель".

"Не говоря уже об изнеможении", – промурлыкал Бенедикт.

"Только через мой труп".

Мое горло сжалось, руки стали липкими. Я чувствовал себя так, словно стал жертвой ужасной шутки. Конечно, я не могла поговорить об этом с отцом. Я не могла противостоять ему. Не тогда, когда я знал, что меня всегда отделяет от тупика одно неверное слово.

Все, что я мог делать, это стрелять в беспомощных животных и быть именно тем, кем он хотел, чтобы я был.

Его маленькой отлаженной машиной. Готовой убить, трахнуть или выйти замуж по приказу.

Позже той ночью Байрон, Бенедикт и я сидели перед одной из мертвых лисиц в сарае. Павловский запах смерти витал по комнате. Мой отец и Байрон-старший отвезли всех своих ценных мертвых лис к таксидермисту и оставили одну для нас.

"Сожги его, играй с ним, оставь на съедение крысам, мне все равно", – прошипел отец, прежде чем отвернуться от трупа.

Это была самка. Маленькая, недоедающая, с тусклой шерстью.

У нее были детеныши. Это было видно по соскам, пробивающимся сквозь шерсть на животе. Я подумал о них. Как они были одни, голодные и застрявшие в темном, огромном лесу. Я думал о том, как я выстрелил в нее, когда папа приказал мне это сделать. Как я всадил пулю ей прямо между глаз. Она смотрела на меня со смесью изумления и ужаса.

И как я отвернулся, потому что стрелять я хотел именно в папу.

Бенедикт, Байрон и я передавали бутылку шампанского туда-сюда, обсуждая события вечера, а Франкенфокс обвиняюще смотрел на меня с другого конца сарая. Бенедикт также раздобыл у одного из слуг свернутые сигареты. Мы с удовольствием попыхивали ими.

"Да ладно, приятель, жениться на нашей сестре – это еще не конец света". Байрон рассмеялся как злодей Бонд, стоя над лисой и прижимая один из своих сапог к ее спине.

"Она ребенок", – прошипел я. Сидя на деревянном табурете, я чувствовала себя так, будто моим костям сто лет.

"Она не будет ребенком вечно". Бенедикт ткнул краем сапога в брюхо лисы.

"Для меня она будет им".

"Она сделает тебя еще богаче", – добавил Байрон.

"Никакие деньги не смогут купить мою свободу".

"Никто из нас не родился свободным!" прогремел Бенедикт, топая ногами. "Какой стимул оставаться в живых, если не получить больше власти?"

"Я не знаю, в чем смысл жизни, но я точно не собираюсь брать пример с пузатого богатенького паренька, которому нужно платить горничным, чтобы получить удовольствие", – прорычал я, оскалив зубы. "Я сам выберу себе невесту, и это будет не твоя сестра".

Честно говоря, я вообще не хотел жениться. Во-первых, я был уверен, что буду ужасным мужем. Ленивым, неверным и, по всей вероятности, тупым. Но я хотел, чтобы мои возможности были открыты. Что, если бы я встретил Кристи Бринкли? Я бы женился на ней до смерти, если бы это означало залезть в ее трусики.

Байрон и Бенедикт обменялись озадаченными взглядами. Я знал, что они не испытывают лояльности к своей младшей сестре. В конце концов, она была девушкой. А в обществе пэров девочки были не столь знатны, не столь важны, как мальчики. Они не могли продолжать фамилию семьи, и поэтому к ним относились не более чем к украшению, которое нужно было не забыть включить в фотографии на рождественской открытке.

То же самое было и с моей младшей сестрой Сесилией. Мой отец практически игнорировал ее существование. Я всегда ухаживала за ней после того, как он отправлял ее в ее комнату или убирал подальше за то, что она слишком круглая или слишком "скучная", чтобы расхаживать по высшему обществу. Я таскал ей печенье, рассказывал сказки на ночь, водил в лес, где мы играли.

"Слезь со своей чертовой лошади, Уайтхолл. Ты не слишком хорош для нашей сестры", – стонал Байрон.

"Может, и так, но я не собираюсь с ней спать".

"Почему?" потребовал Байрон. "Что с ней не так?"

"Ничего. Все." Я ткнул в сено кончиком сапога. К этому времени я был уже изрядно пьян.

"Ты бы предпочел поцеловать рот этой лисы или Лу?" Бенедикт надавил, его глаза блуждали по сараю, за моим плечом и дальше.

Я бросила на него язвительный взгляд. "Я бы предпочла не целовать ни того, ни другого, ты, мингер класса А".

"Ну, ты должен выбрать одну".

"Должна ли я?" Я икнула, подобрала шальную подкову и бросила ее в него. Я промахнулся примерно на милю. "Почему, черт возьми, это так?"

"Потому что, – медленно произнес Байрон, – если ты поцелуешь лису, я скажу отцу, что ты гей. Это все исправит. Ты будешь вне подозрений".

"Гей", – повторил я оцепенело. "Я могу быть геем".

Не технически, нет. Я слишком сильно любил женщин. В любой форме, виде, цвете и прическе.

Байрон засмеялся. "Ты, конечно, достаточно красив".

"Это стереотип", – сказал я и тут же пожалел об этом. Я был не в том состоянии, чтобы объяснять слово "стереотип" этим двум болванам.

"Либерал с кровоточащим сердцем", – гоготнул Байрон, толкнув брата локтем.

"Может, он гей", – размышлял Бенедикт.

"Нет". Байрон покачал головой. "Он уже переспал с парой птиц, которых я знаю".

"Ну? Ты собираешься это делать или нет?" потребовал Бенедикт.

Я обдумал предложение. Бенедикт и Байрон были известны подобными возмутительными уловками. Они обманывали людей, а другие просто покупались на это. Я знал, потому что учился с ними в одной школе. Что значил один глупый поцелуй в рот мертвой лисицы в великой схеме вещей?

Это была моя единственная надежда. Если я поссорюсь с отцом, один из нас умрет. В данный момент этим кем-то должен был быть я.

"Хорошо." Я поднялся с табурета и зигзагом направился к Франкенфоксу.

Я наклонился и прижался губами ко рту лиса. Она была липкой, холодной и пахла использованной зубной нитью. Желчь застряла у меня в горле.

"Приятель, о боже. Он действительно это делает". Бенедикт фыркнул у меня за спиной.

"Почему у меня нет камеры?" Байрон застонал. Он уже лежал на полу, держась за живот, так сильно он смеялся.

Я отпрянула назад. В ушах звенело. Мое зрение стало молочным. Я видела все в желтой дымке. Кто-то позади меня закричал. Я быстро обернулась и упала на колени. Лу была там. У открытых двойных дверей сарая, все еще в розовой пижаме. Ее рука была прижата ко рту, она дрожала как лист.

"Ты... ты... ты... извращенец!" – прорычала она.

"Лу", – прохрипел я. "Мне жаль".

И я сожалел, но не за то, что не хотел жениться на ней. Только за то, что она узнала об этом.

Бенедикт и Байрон валялись на сене, били друг друга, смеялись, смеялись и смеялись.

Они подставили меня. Они знали, что она была там, у двери, и все это время наблюдала. Мне никогда не выбраться из этой ситуации.

Лу крутанулась на месте и убежала. Ее слезы, как крошечные бриллианты, разлетелись по плечам.

Крик, вырвавшийся из ее рта, был диким. Как тот, который издал Франкенфокс, прежде чем я убил ее.

Я упал на пол, меня вырвало, и я рухнул на остатки своего ужина.

Тьма кружилась вокруг меня.

И я, в свою очередь, поддался ей.

Наутро отец передал мне виски. Мы были в его большом дубовом кабинете с золотой барной тележкой и бордовыми портьерами. За несколько минут до этого один из слуг притащил меня в его кабинет. Никаких объяснений не потребовалось. Он просто протащил меня по коврам и бросил к ногам папы.

"Вот. Для твоего похмелья".

Папа указал на кресло с кожаной обивкой, стоящее перед его столом. Я сел, принимая напиток.

"Ты даешь мне виски?" Я понюхал его, мои губы скривились от отвращения.

"Собачья шерсть". Он растянулся в своем кресле, разглаживая пальцами усы. "Принятие шерсти собаки, которая вас укусила, облегчает ломку".

Я сделал глоток яда, морщась от того, как он обжигает мне нутро. У меня была бессонная ночь на сене в сарае. Я просыпался в холодном поту, и мне снились крошечные малыши, похожие на Луизу, бегущие за мной. Вкус поцелуя мертвой лисы тоже не очень-то смягчил удар.

Аромат черного чая и свежих булочек разносился по коридорам замка Уайтхолл-Корт. Завтрак еще не закончился. Мой желудок бурлил, напоминая мне, что аппетит – это роскошь для мужчин, которые не были недавно и невольно обручены.

Я осушил свой виски. "Ты хотел меня видеть?"

"Я никогда не хочу тебя видеть. К сожалению, это необходимость, связанная с твоим рождением". Папа не сбавлял оборотов. "Сегодня утром до меня дошло нечто весьма тревожное. Леди Луиза рассказала своим родителям о том, что произошло вчера, а ее отец пересказал мне ситуацию". Мой отец – высокий, худощавый и привлекательный, со светло-русыми волосами и в аккуратно отглаженном костюме – говорил с обвинением в голосе, приглашая меня объясниться.

Мы оба знали, что он недолюбливает меня на личном уровне. Что он породил бы новых преемников, если бы не тот факт, что я оставался старшим и, следовательно, наследником его титула. Я был слишком изящен, слишком книжный червь, слишком похож на свою маму. Я позволяла другим мальчикам доминировать надо мной, заставлять меня осквернять животное.

"Я не хочу на ней жениться".

Я ожидала пощечины или порки. Ни то, ни другое не стало бы для меня сюрпризом. Но в ответ я получил легкую усмешку и покачивание головой.

"Я понимаю", – сказал он.

"А я не должен?" Я вздрогнула.

"О, ты женишься на девушке. Твои желания не имеют никакого значения. Как и твои мысли, если уж на то пошло. Браки по любви – это для огромных немытых масс. Людей, рожденных для того, чтобы следовать неблагодарным правилам общества. Ты не должен желать свою жену, Девон. Ее предназначение – служить тебе, рожать детей и прекрасно выглядеть. Слово мудрости – держи свои желания для тех, от кого ты можешь избавиться. Это умнее и чище. Правила простолюдинов не распространяются на высший класс".

Желание разбить его голову о стену было настолько сильным, что мои пальцы судорожно сжались на коленях. Когда я молчала несколько минут, он закатил глаза, глядя в небо, как будто это я была неразумной.

"Ты думаешь, я хотел жениться на твоей матери?"

"Что с мамой?" Она была красивой и довольно милой.

"Что не так?" Он достал сигару из коробки и зажег ее. "Если бы она бегала столько же, сколько ее рот, она была бы в хорошей форме. Но она была пакетной сделкой. У нее были деньги. У меня был титул. У нас все получилось".

Я уставился на дно своего пустого стакана из-под виски. Это звучало как слоган для самой депрессивной романтической комедии в мире. "Нам не нужно больше денег, и у меня уже будет титул".

"Дело не только в деньгах, придурок". Он хлопнул ладонью по столу между нами и прорычал: "Все, что стоит между нами и простолюдинами, которые нам служат, – это родословная и власть!"

"Власть развращает", – отрывисто сказал я.

"Мир развращен". Его губы скривились в отвращении. Я чертовски хорошо знал, что был близок к тому, чтобы меня бросили в тупик. "Я пытаюсь объяснить вам простым английским языком, что вопрос о вашем бракосочетании с мисс Бутчарт не обсуждается. Во всяком случае, вряд ли это произойдет завтра".

"Нет. Не завтра и вообще не завтра", – услышал я свои слова. "Я не женюсь на ней. Мама этого не потерпит".

"Твоя мама не имеет права голоса".

Его лазурные глаза потемнели, превратившись в мраморное зеркало. Я увидела себя в их отражении. Я выглядела маленькой и осунувшейся. Не в себе. Не тот мальчик, который скакал на лошадях с ветром, танцующим у его лица. Который просовывал руку под платье служанки и заставлял ее хихикать. Мальчик со взрывной скоростью и ослепительной работой ног, заставлявший рыдать лучших фехтовальщиков Европы. Этот мальчик мог пронзить острым мечом черное сердце своего отца и съесть его сердце, пока оно еще билось. Этот мальчик не мог.

"Ты женишься на ней и подаришь мне внука мужского пола, желательно превосходящего тебя самого". Мой отец докурил сигару и бросил ее в стоящую рядом пепельницу. "Этот вопрос решен. Теперь иди и извинись перед Луизой. Ты женишься на ней после окончания Оксфордского университета – и ни секундой позже, иначе ты потеряешь все свое наследство, фамилию и родственников, которые по неизвестной мне причине все еще терпят тебя. Потому что не ошибись, Девон, когда я скажу твоей матери, что она должна отречься от тебя, она не будет думать дважды, прежде чем отвернуться от своего ребенка. Я правильно понял?"

В этот момент моя хитрость взяла верх надо мной, как это обычно бывает, омывая мою кожу, словно кислота. Заставляя меня вывернуться наизнанку и стать кем-то другим. Не было смысла бороться с ним. У меня не было рычагов. Меня могли избивать, запирать, издеваться и пытать... или я мог разыграть свои карты правильно.

Сделать то, что он и мистер Бутчарт делали так часто. Обыграть систему.

"Да, сэр".

Мой отец подозрительно сузил глаза. "Я говорю тебе жениться на Луизе".

"Да, сэр".

"И извинись перед ней сейчас же".

"Конечно, сэр". Я склонил голову еще ниже, призрак улыбки завис на моих губах.

"И поцелуй ее. Покажи ей, что она тебе нравится. Без языка и шуток. Достаточно, чтобы доказать, что ты верен своему слову".

Желчь подкатила к моему горлу. "Я поцелую ее".

Удивительно, но он выглядел еще менее довольным, кончик его верхней губы искривился, когда он зарычал. "Что заставило тебя передумать?"

Мой отец был одновременно злым и идиотом – ужасное сочетание. У него было больше характера, чем мозгов, из-за чего он совершал много деловых ошибок. Дома он правил железным кулаком, который чаще всего попадал мне в лицо. С ошибками в бизнесе было легче справиться – моя мать вела бухгалтерию без его ведома, а он почти всегда был слишком пьян, чтобы понять это. Что касается моего насилия... она прекрасно знала, что если попытается защитить меня, то он и до нее доберется с ремнем".

"Наверное, ты права". Я откинулась на спинку кресла, небрежно скрестив ноги. "Какая разница, на ком я женюсь, если только я смогу проспать свой путь в книги рекордов истории?"

Он усмехнулся, темнота в его глазах растаяла. Это было больше в его духе. Иметь языческого грешника сына с дефицитом угрызений совести и еще меньшим количеством положительных черт.

"Уже трахался с кем-нибудь?"

"Да, сэр. В тринадцать лет".

Он провел большим пальцем по подбородку. "Я впервые переспал с женщиной в двенадцать".

"Блестяще", – сказал я. Хотя мысль о том, что мой отец входил в женщину сзади в двенадцать лет, вызвала у меня желание свернуться калачиком на диване у психотерапевта и не выходить оттуда десятилетие.

"Ну что ж." Он хлопнул себя по бедру. "Вперед и вверх, молодой парень. Английская аристократия стоит недешево. Ее нужно беречь, чтобы сохранить".

"Тогда я внесу свою лепту, папа". Я встал, хитро ухмыляясь.

Это был день, когда я действительно стал граблями.

В тот день я превратился в хитрого, бездушного человека, которого теперь видел, глядя в зеркало.

В тот день я действительно извинился перед Луизой, даже поцеловал ее в щеку и сказал, чтобы она не волновалась. Что я был пьян, что это была ошибка. Что мы обязательно поженимся и что это будет прекрасное событие. С цветочницами, архиепископами и тортом выше небоскреба.

Следующее десятилетие я правильно разыгрывал свои карты.

Я посылал ей подарки на день рождения, засыпал ее открытками и часто встречался с ней во время летних каникул. Я укладывал цветы в ее волосы и говорил ей, что все другие девушки, с которыми я переспал, ничего не значат. Я позволил ей ждать, тосковать и придумывать в своей голове будущее для нас обоих.

Я даже убедил родителей профинансировать мое обучение в Гарварде на юридическом факультете за океаном и отложить брак на пару лет, объяснив, что вернусь, как только закончу учебу, и возьму Луизу в жены.

Но правда заключалась в том, что день, когда я закончил среднее образование и был отправлен в Бостон, стал последним, когда я ступил на британскую землю.

В последний раз меня видел мой отец.

Это было идеальное предательство.

Я пользовался его богатством и связями, пока они мне больше не понадобились.

Высшее юридическое образование в школе Лиги плюща стало достаточным капиталом, чтобы получить 400 тысяч в год в одной из крупнейших юридических фирм Бостона. К третьему году работы я утроил эту сумму, включая бонусы.

И что теперь? Теперь я был самодельным миллионером.

Моя жизнь была моей. Руководить, править и пакостить.

А единственное тупиковое окно, в котором я застрял, находилось глубоко в моей голове.

Голоса из моего прошлого все еще отдавались в ней эхом, напоминая мне, что любовь – это всего лишь болезнь среднего класса.

1

Белль

День сегодняшний.

«Порок развития матки», – оцепенело повторила я, глядя на доктора Бьорна.

Я чувствовала себя нелепо. В обтягивающей красной кожаной юбке-карандаше и обрезанной белой рубашке, одна нога закинута на другую, босоножки Prada на высоком каблуке болтаются на ногах. Все во мне кричало о женщине. Все, кроме того факта, что, очевидно, я не могла иметь детей.

"Это то, что показало УЗИ". Мой акушер-гинеколог бросил на меня сочувственный взгляд, где-то между вздрагиванием и гримасой. "Мы заказали МРТ, чтобы подтвердить диагноз".