Текст книги "Записки от скуки"

Автор книги: Ёсида Кэнко-Хоси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

CXCIX

Когда стали копать землю для закладки дворца Камэяма, то обнаружили бесчисленное количество огромных сплетенных в клубок змей. Признав их за божества сих мест, обратились за благоволением августейшего, и он вопросил:

– Как надлежит нам поступить?

На это все отвечали так:

– Ежели существа эти издревле правили здешними землями, то, пожалуй, и не следовало бы просто так откапывать и выбрасывать их вон без особой нужды.

Лишь один только этот министр почтительно молвил:

– Могут ли гады, что населяют подвластное августейшему царство, навлечь какое-либо бедствие при возведении императорских покоев? Боги же не ведают зла. Они не должны укорять нас. Их нужно всех откопать и повыбрасывать.

Тогда змей бросили в поток реки Оои. И беды опять не случилось.

СС

Когда хотят тесемкой перевязать свиток сутры, обычно делают так: обвязывают свиток крест-накрест, а конец продергивают под скрещением, поперек свитка. Если свиток в таком виде попадал на глаза Косюн-содзё из храма Кэгон, он расшнуровывал его и перевязывал заново.

– Это сделано на новый лад,– говорил при этом старец,– очень плохо! Чтобы было красиво, надобно просто обмотать свиток, а конец тесьмы просунуть под завязку сверху вниз.

Он был древним старцем и хорошо в подобных делах разбирался.

CCI

Некий господин, оспаривавший право на чужое поле, проиграл тяжбу и с досады послал туда работников, повелев сжать его, а рис забрать. Жнецы, однако, начали убирать другое поле, лежавшее при дороге. Увидев это, кто-то им заметил:

– Но ведь это не то поле, из-за которого разгорелась тяжба. Почему же вы жнете здесь?

И работники ответили:

– Это верно: у нас нет основания жать здесь, но раз уж мы пришли вершить неправедное дело, так не все ли равно, где мы жнем?

Обоснование изумительнейшее!

ССII

Обычно только и говорят, что ёбуко-дори – птица весенняя, но нигде в точности не сказано, что это за птица. В одной из книг секты Сингон расписано таинство вызова душ умерших, когда запевает птица ёбуко. Но там имеется в виду нуэ. В одной нагаута ъм из «Собрания мириад листьев» говорится о нуэ, поющей «долгим днем весенним, когда поднимается мгла…»… Образ нуэ похож здесь, мне кажется, на образ птицы ёбуко.

CCIII

Нельзя требовать всего. Глупцы негодуют и сердятся оттого, что чрезмерно полагаются на что-то. Нельзя полагаться на свое могущество – сильные гибнут прежде других. Нельзя полагаться на то, что обладаешь многими сокровищами,– проходит время, и их легко теряют. Нельзя полагаться на свои таланты – и Конфуций не устоял против времени. Нельзя полагаться на свои добродетели – и Янь Хуай не был счастлив. Нельзя добиваться и благосклонности государя – к казни приговорить недолго. Нельзя полагаться на повиновение слуг – ослушаются и сбегут. Нельзя добиваться и благорасположения человека – оно, безусловно, измен-чиво. Нельзя полагаться на обещания – в них мало правды. Если ты не требуешь ничего ни от себя, ни от других – то, когда хорошо, радуешься, когда плохо, не ропщешь.

Если пределы широки направо и налево, ничто тебе не мешает. Если пределы далеки вперед и назад, ничто тебя не ограничивает. Когда же тесно, тебя сдавливают и разрушают. Когда душа твоя ограничена узкими и строгими рамками, ты вступаешь в борьбу с другими людьми и бываешь разбит. Когда же душа свободна и гармонична, ты не теряешь ни волоска.

Человек – душа вселенной. Вселенная же не имеет пределов. Тогда почему должны быть отличны от нее свойства человека? Когда ты великодушен и не стеснен, тебе не мешают ни радость, ни печаль и люди тебе не причиняют вреда.

CCIV

Осенний месяц беспредельно прекрасен. Человек, который не видит разницы и считает, что месяц всегда таков, вызывает жалость.

CCV

Когда добавляют огня в императорскую жаровню, угли щипцами не берут. Их положено руками перекладывать прямо из глиняного горшка. И делать это следует осторожно, чтобы угли не рассыпались.

Во время одного из высочайших выездов в Яхата кто-то из свиты, облаченный в белые одежды для молений, взял раскаленные угли руками. Тут случился один знающий человек, который заметил:

– В тот день, когда ты облачен в белые одеяния, пользоваться щипцами не возбраняется.

CCVI

Название музыкальной мелодии софурэн, записываемое иерог-лифами «думать о мужской любви», вовсе не означает «женщина любит мужчину». Первоначально название записывалось другими знаками и читалось: «лотос из резиденции Первого министра». Это та самая мелодия, которую наигрывали, когда цзиньский Ван Цзянь (он был в те времена министром) занимался любимым делом – сажал у своего дома лотосы. Отсюда и самого министра стали называть Лотосовой резиденцией.

А мелодия кайкоцу – «внезапно крркиться» обозначалась ' теми же знаками, что и страна Кайкоцу. Страна Кайкоцу – это могущественное варварское государство. Тех варваров когда-то покорили ханьцы, потом жители Кайкоцу сами пришли в Китай и исполняли там эту свою национальную мелодию.

CCVII

Придворный Тайра-но Нобутоки, после того как уже состарился, рассказывал, вспоминая старину:

«Однажды вечером монах, в миру Саймёдзи"', пригласил меня в гости.

– Сейчас,– ответил я посыльному, но, как нарочно, никак не мог отыскать свой халат хитатарэ. Пока я копался, он снова пришел.

– Может быть, у вашей милости нет хитатарэ или еще чего? – спросил он.– Так сейчас ночь, и велено передать, чтобы вы одевались как придется. Только поскорее!

В своем поношенном хитатарэ, который носил постоян-но, я отправился в гости. Хозяин вышел ко мне с бутылкой сакэ и глиняными плошками в руках.

– Пить сакэ одному,– сказал он,– тоскливо и неинте-ресно, поэтому я и послал за вами. Только у меня нет закуски. В доме, наверное, все уже спят. Поищите, пожалуйста, сами на кухне: ведь должно найтись что-нибудь подходящее.

Я засветил бумажный фонарик и принялся обшаривать все закоулки, пока на одной из кухонных полок не нашел маленький горшок, в котором было немного мисо.

– Мне удалось найти вот что! – воскликнул я.

– О, этого вполне достаточно,– обрадованно ответил Саймёдзи, после чего протянул мне вино, и мы с удоволь-ствием выпили.

– В те времена это делалось так»,– добавил при этом старик.

CCVIII

Однажды, возвращаясь после поклонения из святилища Цуругаока, монах, в миру Саймёдзи, заехал по пути к ушедшему в веру управляющему монаршими конюшнями Асика-га, выслав предварительно к нему гонца с предупреждением. Угощая гостей, хозяин предложил им на закуску: во-первых, сушеные ломтики морского ушка, во-вторых, омаров и, в-третьих, лепешки – и на том угощение закончил. За обедом присутствовали хозяин с супругой и приглашенный к ним в гости Рюбэн-содзё. И вот Саймёдзи сказал:

– Я беспокоюсь о тех крашеных вещах из Асикага, что вы изволите присылать ко мне ежегодно.

– Все уже приготовлено! – ответил хозяин и в его же присутствии велел служанке сшить из тридцати кусков материи всевозможных расцветок халаты, а потом отпра-вил их в резиденцию Саймёдзи.

Мне рассказывал об этом человек, который видел это своими глазами. Да он и сам до последнего времени был жив.

CCIX

Один очень богатый человек говорил так: «Человек должен в первую очередь добиваться одного лишь богатства. В бедности и жить ни к чему. Человеком можно считать лишь богатого. Если ты хочешь стать богачом, то прежде всего должен развивать в себе соответствующие настроения. Только эти настроения и ничего другого. Живи с мыслью о вечности человеческой жизни и даже временно не смей задумываться о ее быстротечности. Это первая заповедь.

Вторая заповедь: нельзя гнаться за всем на свете. Пока жив человек в этом мире, у него возникает несметное количество желаний и для себя, и для других. Если ты намерен отдаться во власть желаний и подавить волю, то, будь у тебя хоть миллион монет, тебе не прожить с ними и минуты. Желания никогда не истощаются; сокровищам положен предел. Невозможно, обладая имеющими предел сокровищами, подчиняться беспредельным желаниям. Коль скоро желаниям случится пустить ростки в твоем сердце, то придут и дурные стремления, которые могут погубить тебя самого. Лишь неусыпно остерегаясь этого, ты никогда не совершишь проступка, даже самого незначительного.

Заповедь третья: когда ты уподобляешь деньги рабам своим, когда считаешь, что можешь использовать их как угодно, то тебе долго не избавиться от нищеты. Боясь и почитая деньги, как государя, как божество, нельзя использовать их по своей прихоти.

Четвертая заповедь: не впадай во гнев и не ропщи, даже когда тебе стыдно из-за денег.

Пятая заповедь: будь честен и строго держись своих обещаний.

Если все эти принципы будет строго блюсти тот, кто добивается богатства, оно воспоследует с такой же неиз-бежностью, с какою пламя охватывает все сухое, а вода устремляется вниз. Когда у тебя накопится много денег, душа твоя вечно будет пребывать в умиротворении и ра-дости, даже и при том условии, что тебя не увлекут пи-рушки, развлечения и сладострастие, что не станешь ты разукрашивать своего жилища и не отдашься во власть желаний».

Вообще говоря, человек добивается богатства для того, чтобы исполнить свои желания. Деньги считают богатством потому, что с их помощью удовлетворяют желания. Но тот, кто не удовлетворяет желания, хотя они и есть у него, ничем не отличается от бедняка. Так в чем же здесь радость? Эти заповеди богача можно истолковать так: отвергая простые человеческие желания, не нужно огорчаться бедности.

Чем радоваться, исполняя свои желания, лучше не иметь богатства. Для того, кто покрыт нарывами и язвами, лучше не болеть совсем, чем радоваться, омывая их водою.

Таким образом, нет никакой разницы между бедностью и богатством. «Постигнувший суть вещей» не отличается от «знакомого с принципами». Необъятность желаний по-добна отсутствию желаний.

CCX

Лиса – животное, которое может укусить человека.

Однажды – это было во дворце Хорикава – лиса укуси-ла за ногу спящего слугу. В храме Ниннадзи однажды ночью к служителю низшего ранга, что проходил мимо центрального храма, подскочили три лисы и вцепились в него зубами. Тогда он выхватил меч и, защищаясь, ударил им лис. Одну ударом меча убил, а две другие убежали.

Монах был весь покусан, однако последствий никаких не было.

CCXI

Однажды Сидзё-но-комон удостоил меня такой речью:

– Тацуаки – непревзойденный в своем деле мастер. Приходит он на днях ко мне и говорит: «Хотя я глуп и неуч-тив, но осмелюсь полагать, что пятое отверстие во флейте расположено, может быть, самую малость не на том месте. Щитовому отверстию должна соответствовать нота хё, пятому отверстию – нота симому. Между ними располагается нота сёдзэцу. Верхнему отверстию соответствует нота со, далее сле-дует нота фусё, за которой идет вечернее отверстие, дающее ноту осики. После этого следует нота ранкэй. Среднему от-верстию соответствует нота бансики, а между средним и ше-стым отверстиями находится нота синсэн.

Если мы внимательно просмотрим весь ряд, то убедимся, что промежуточной ноты нет только между пятым и верх-ним отверстиями. Однако промежуток между ними остав-ляют обычный, из-за чего в этом месте часто фальшивят. По этой причине, в то время когда нужно дуть в это отверстие, флейту обязательно отнимают от губ. Когда же это сделать не умеют, не попадают в тон. Редкий человек может хоро-шо сыграть на флейте!»

– Превосходная мысль! – продолжал Сидзё.– Именноо таком человеке сказано, что предшественник должен опа-саться позже родившегося.

В другой раз я разговаривал с Кагэмоти, и он сказал мне:

– Поскольку у сё все тона расположены равномерно,в него просто дуют – и все. А что касается флейты, то при игре на ней характер тона зависит от того, как в нее дуть, поэтому помимо устных наставлений, которые ты получил относительно каждого отверстия, для игры на ней требуется внимание в сочетании с талантом, и это касается не только пятого отверстия. Значит, нельзя ограничиться только тем, чтобы

отнимать мундштук от губ. Если играть неумело, то из любого отверстия звук выйдет фальшивым. У большого мастера любой тон вливается в мелодию. Если мелодия не получается, виноват музыкант. Недостатки инструмента здесь ни при чем.

CCXII

.

Однажды я сказал музыкантам из храма Небесных Королей

– Что бы мы ни взяли, в провинции все грубо и неоте-санно, и только музыку, исполняемую в храме НебесныхКоролей во время ритуальных танцев, не стыдно сравнить со столичной.

– Мелодии в том храме,– ответили они,– хорошо сыг-рываются по нотам, так что в смысле стройности и красоты звучания инструментов у нас даже лучше, чем у всех прочих. Секрет же заключается в том, что за образец мы берем сохра-нившуюся по сию пору ноту времен принца. Ее воспроизво-дит колокол, что находится перед пагодой Шести времен. Он звучит как раз в тоне осики. От похолодания или потеп-ления воздуха тон его может понижаться или повышаться, поэтому за образец мы принимаем тот тон, что бывает во вторую луну в промежутке от собрания в честь нирваны до собрания в память принца Сётоку. В этом весь секрет. При помощи одного этого тона мы можем подобрать любой звук.

Колокола вообще положено настраивать на тон осики. Тон этот символизирует быстротечность. Это – звук колокола из Уголка Быстротечности в Обители Чистоты Священного Сада. Говорят, что колокол для храма Сайондзи тоже дол-жны были отлить в расчете на тон осики, но, сколько его ни переплавляли, никак не могли добиться чистого тона, так что колокол пришлось завозить из дальних стран. Колокол в храме Чистого Алмаза звучит также в тоне осики.

CCXIII

Старые толкователи законов и теперь еще говорят меж-ду собой:

– В годы Кэндзи-Коан во время праздника для укра-шения хобэну из четырех-пяти кусков необычной темно-синей материи делали коня с фитилями от фонарика вместо хвоста и гривы, набрасывали на коня одежды с нарисованной на них паутиной, и хобэн шествовал так, толкуя людям смысл старинной песни. Мы всегда смотрели на него и думали: «Как это интересно!»

В наше время в украшениях год от года стремятся все к большей роскоши: на хобэна цепляют уйму тяжеловесных предметов, так что он с трудом переводит дыхание и идет, поддерживаемый с обеих сторон под руки, не в состоянии сам даже копье держать,– очень неприятное зрелище.

CCXIV

Когда Дзёган – бонза из Такэдани – удостоился однажды чести навестить в монастыре экс-императрицу Тонидзё, она соблаговолила обратиться к нему с вопро-сом:

– Что более всего способствует упокоению души умершего?

– Коме сингон, Хокёин дхарани,– почтительно ответил тот.

После этого ученики Дзёгана спросили у него:

– Отчего вы изволили отвечать так? Почему же не сказали, что ничего более важного, нежели Нэмбуцу,нет?

– Таково учение моей секты,– ответил им наставник,– и поэтому я хотел было ответить именно так, но вдруг мне пришло в голову: а что я стану отвечать, если императрица изволит задать еще один вопрос: «Где об этом написано?» – ведь я никогда не встречал сутры, где было бы подробно растолковано, что наибольшее упокоение достигается чтением имени Учителя? Тогда я и решил назвать Сингон и Дхарани, как наиболее авторитетные из сутр.

CCXV

Тадзугими – Журавлик – детское имя светлейшего министра Тадзу, Говорят, будто его прозвали так потому, что он съел журавля. Так это неправда.

CCXVI

Монах, в миру Аримунэ, из Ведомства светлого и тем-ного начал по пути из Камакура в столицу попросил позволения зайти ко мне. Не успев войти в хижину, он посоветовал мне:

– Сей дворик не в меру велик, и это нехорошо, так быть не должно. Сажать и взращивать – это долг тех, кто познал Путь. Оставьте здесь лишь узенькую тропку, а все остальное разделайте под садик.

Действительно, оставлять втуне даже крохотный участок земли бессмысленно. Следует всюду посадить съедобные или лекарственные растения.

CCXVII

Преподобный Митинори, по свидетельству О-но Хи-сасукэ, выбрав из танцевальных приемов самые интересные, обучил им женщину по имени Исо-дзэндзи. Танец был назван Отокомаи – «мужской танец», потому что танцовщица поверх белого суйкана подпоясывалась коротким мечом сомаки, а на голову надевала шапку эбоси. Дочь Дзэн-дзи – Сидзука переняла ее искусство. Отсюда и пошли «танцовщицы в белом». Во время танца они распевали истории из жизни Будды и богов.

Впоследствии Минамото Мицуюки сложил много та-ких песенок. Некоторые складывал и экс-император Готоба. Говорят, что он изволил обучить им Камэгику

CCXVIII

В правление экс-императора Готоба своей ученостью славился Юкинага, бывший губернатор провинции Си-нано. Однажды он в числе других знатоков был приглашен ко двору на диспут об юэфу. В разгар спора Юкинага забыл название двух добродетелей из «Танца семи добродетелей», за что его прозвали Молокососом Пяти Добродетелей. Это было очень обидно, и Юкинага, забросив науки, ушел от мира.

Наставник Дзитин приглашал к себе всех, кто обладал каким-нибудь талантом, даже простолюдинов, и когда Юкинага попал в неловкое положение, он предложил ему свое покровительство.

Монах Юкинага создал «Повесть о доме Тайра» и обучил слепца по имени Сёбуцу рассказывать ее. Поэтому особенно красочно описан в том сочинении монастырь Энрякудзи. Близко зная Куро Хогана, Юкинага описал его жизнь. С Каба-но Кандзя он, по-видимому, не был так хорошо знаком и многие из его деяний в своем описании упустил.

Сёбуцу был родом из восточных провинций и, в разговорах с воинами узнав многое и о самих ратниках, и о воинском искусстве, помог Юкинага описать все это.

Теперешние бива-хоси учатся подражать природному голосу Сёбуцу.

CCXIX

Книга «Славословие Шести времен» создана радением ученика высокомудрого Хонэна, бонзы по имени Анраку, который выбрал для нее соответствующие места из сутр. После него бонза из Удзумаса по имени Дзэнкан разместил текст по частям и переложил его на речитатив. Это было самым началом однократного Нэмбуцу. Подобный обычай был введен во времена правления императора Госага. С Дзэнкана же началось и исполнение «Славословий в поминальной службе».

CCXX

Нэмбуцу в Сэмбонском храме начал высокомудрый Нёрин в годы Бунъэй.

CCXXI

Говорят, что настоящий резчик всегда работает слегка туповатым резцом. Резец Мёкана, например, был не очень острым.

CCXXII

В императорском дворце Годзё водились оборотни. Как рассказывал вельможный То-дайнагон, однажды, когда в зале Черных дверей несколько высокопоставленных особ собрались поиграть в го, кто-то вдруг приподнял бамбуковую штору и посмотрел на них.

– Кто там? – оглянулись придворные.

Из-за шторы выглядывала лиса в облике человека.

– Ах! Это же лиса! – зашумели все, и лиса в замешательстве пустилась наутек. Должно быть, это была неопытная лиса, и перевоплощение ей не удалось как следует.

CCXXIII

Монах Соно-но-бэтто в поварском деле не знал себе равных. Как-то в одном доме подали к столу замечательного карпа, и всем захотелось узнать: а как приготовил бы его преподобный Бэтто? Однако сказать об этом открыто никто не решался из опасения быть нетактичным. Монах, в миру Бэтто, как человек проницательный, понял это и сказал:

– Вот уже сто дней, как я занимаюсь приготовлением карпа, но как раз сегодня у меня не было рыбы. Мне очень хочется приготовить ее.

С теми словами он и разделал карпа. Этот поступок показался присутствующим весьма подходящим случаю и чрезвычайно любопытным. Когда же кто-то рассказал о нем господину Китаяма – Первому министру, монаху в миру,– его светлость заметил:

– Меня лично такие вещи в крайней степени раздражают. Гораздо лучше было бы сказать так: «Так как у вас это блюдо приготовить некому, извольте, я приготовлю». Вряд ли он тогда сто дней занимался приготовлением карпа.

– Его слова,– говорил мне один знакомый, передавший этот разговор,– показались мне занимательными.

Они действительно очень занимательны.

Вообще, чем вызывать интерес, всячески изощряясь, лучше не быть интересным, но жить спокойно.

Слов нет, хорошо, когда удачно выбирают случай созвать гостей на угощение, однако лучше всего, когда это делается просто так, без особого предлога. То же самое, когда делают подарок: если не выбирают особого случая, но просто говорят: «Это вам», значит, от чистого сердца.

Неприятно, когда человек ломается и ждет, что его станут упрашивать, или проиграет в споре – и из этого хочет извлечь выгоду.

CCXXIV

Вообще говоря, лучше, когда человек неумен и бездарен. Сын одного уважаемого человека и собою был недурен, и в разговоре – на глазах у папаши – исторические сочинения не преминет, бывало, процитировать, и выглядел весьма толковым, и тем не менее, мне кажется, в присутствии почтенных людей ему не следовало бы так вести себя.

Однажды к дому одного человека послушать сказания монахов-слепцов собрался народ. Кто-то из гостей взял в руки бива, но тут из инструмента выпал колок.

– Эй, приладьте его! – распорядился хозяин.

В числе присутствующих находился и один молодой мужчина привлекательной внешности.

– Нет ли здесь ручки от старого ковша? – спросил он,

и все оглянулись на его голос.

У говорившего на пальцы были надеты длинные когти, свидетельствующие об увлечении игрой на бива. Но в такие вещи, как бива слепых музыкантов, ему лучше было бы не вмешиваться. Со стороны неприятно было смотреть, как он стремился показать, что хорошо в этом деле разбирается. Кто-то заметил ему:

– Ручки от ковшей как будто кипарисовые, а кипарис сюда не годится.

Во всяком поступке молодого человека – пусть самом незначительном – видят хорошее, но замечают в нем и дурное.

CCXXV

Если вы стремитесь не совершать никаких ошибок, то недолжны отступать от правила: во всем быть правдивым, ко всем без исключения относиться с почтением и быть немногословным.

Хорошо, когда любой человек – и мужчина, и женщина, и стар, и млад – следует этому правилу, но особо неизгладимое впечатление производят молодые, приятной наружности люди, если они продумывают каждое слово.

Всякие ошибки проистекают оттого, что люди мнят себя мастерами, для которых все – дело привычное, принимают высокомерный вид и ни во что не ставят других.

CCXXVI

Когда вас о чем-либо спрашивают, нехорошо своим ответом вводить собеседника в заблуждение из-за одного только опасения, что он и сам прекрасно все знает, а ежели ему-де сказать правду, то можно показаться глупым. Бывает, видимо, и так, что, желая лишний раз убедиться в справедливости своего мнения, люди спрашивают о том, что знают. И наконец, разве нет таких, кто знает то, о чем спрашивает, но не наверняка! Если вы расскажете им без обиняков, вас выслушают спокойно.

Если ваш знакомый слыхом не слыхал о деле, которое вам хорошо известно, а вы пишете ему: «Да, плохи дела такого-то» – вам станет неудобно, если в ответ он спросит: «А в чем, собственно, дело?»

Бывает, что человек как-то само собой упускает случай узнать то, что для всех давным-давно устарело. И тогда разве плохо, если ему объяснят все так, что для сомнений не останется места?

Боится дать ясный ответ тот, кому недостает житейского опыта.