Текст книги "Матрица жизни на Земле. Том 4"

Автор книги: Эрнст Мулдашев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Об этом мы, дорогой читатель, поговорим дальше в этой книге.

Я уже тепло взглянул на свою неказистую желтую авторучку, и в голове снова зазвучала старая русская песня:

 
Ямщик, не гони лошадей,
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить…
 

Я снова откинулся на стуле и снова, конечно же, закурил. И пусть эта сигарета была американской, мне было приятно, что я думаю по-русски. А слово «ямщик» мне показалось таким родным и хорошим, таким ласкающим слух, таким русским, таким… что я не удержался, и тихонько запел:

 
Ямщик не гони лошадей
Мне некуда больше спешить
Мне некого больше любить…
 

Я понял,что меня больше всего берут за душу слова «Мне некого больше любить», потому что я чувствовал, что без Любви нет жизни.

– Почему? – нелепо задал я себе вопрос вслух. – Почему так? Почему так важна Любовь?

– Да потому, – ответил я сам себе шепотом, – что без Любви наступает пустота, смердящая пустота оторванности от Настоящего Бога, который создал весь Мир и… тебя тоже вместе с ним… за счет энергии Любви.

Любовь – это Созидание, – вдруг проговорил я. – А это щемящее чувство Любви в душе есть не просто отголосок, а есть натуральная энергия Любви создавшая весь этот мир и… тебя тоже.

– А кого любить-то в этом мире? – возник вдруг тревожный вопрос. – Ведь страшно звучит – «Мне некого больше любить…!».

Я поднял глаза кверху и вдруг как-то легко понял, что тогда, когда некого любить, надо любить… людей вообще.

От этой мысли мне стало легко-легко. Хорошо на душе стало. Я встал и, почти во весь голос, запел:

 
Ямщик, не гони лошадей,
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить…
 

Извините… сантехнический этюд № 7

– Поешь, шеф?! – неожиданно раздался голос завхоза. – А нам не до песен… Мы все в жизни возимся!

– Ну и как там, в подвале-то? – смутившись, спросил я и сел на стул.

– Понимаешь, шеф, пока я к тебе ходил, Олежка, сволочь, опять в другой конец подвала покурить поперся… – туда, где жижа помельче.

– Он там хоть в сапогах бродит, Олег-то?

– В сапогах, шеф, в сапогах. В болотных…

– А зачем ему тогда мель среди жижи искать? Какая разница? В сапогах же…

– Да этот гурман подвальный, не любит, видите ли, в жиже по колено курить! Стоял бы, курил, да и… пояс Любкин за пряжку держал бы. Так нет, ведь…Так что? Пояс Любкин утонул, что-ли?

– Пряжка уж очень тяжелой оказалась, шеф! Ну не оказалось под ней твердого куска…

– Так нашли вы эту пряжку среди?..

– Нашли, шеф, нашли. На самом дне была! Олег-сантехник нащупал… Молодец, какой, а?! Правда, она без пояса была. – Что? Пряжка?!

– Отцепилась она, шеф, от Любкиного пояса-то… Но Олег – какой молодец, а? Нащупал ее все же… в жиже-то! Противно, сам понимаешь, в… этом шарить. А подвал-то не маленький… и весь в жиже этой… Тьфу! Олег даже на колени вставал… чуть не черпанул… в сапоги свои… болотные…

– А зачем пряжку-то искать было?! Ведь вы же дыру в трубе поясом отметили?!.:

– Но кто знал, шеф, кто знал… что пряжка от Любкиного пояса отцепится?! Потеряли, короче, мы Любкин пояс, а вместе с ним и дыру.

– Ну нашли его, Любкин пояс-то? С дырой…

– Шеф! Олег проявил героизм! С пряжкой в руке искал в жиже Любкин пояс. Весь в… сейчас.

– Ну и как, нашел?!

– Нашел, шеф, нашел. Сейчас стоит и руками держит… обеими…

– А обеими-то зачем?

– Да в одной руке пояс Любкин держит, к дыре привязанный, а в другой – пряжку. Я так распорядился…

– А пряжку-то зачем держит? – удивился я.

– Брезгует, он, шеф, брезгует ее в карман положить! – ответил завхоз. – Сам понимаешь, вся в… она, пряжка эта. Ведь сколько он ее искал, в жиже-то! Обидно обратно бросать-то… Утонет ведь. Да и Любка-раздатчица, вдруг пояс обратно затребует… вместе с пряжкой. Она, Любка-то, наверное уже поняла, что пояс вместе с пряжкой потеряла, когда в слизи около лужайки расписалась. Но тут еще проблема одна появилась, шеф.

– Какая?

– Олег говорит, что курить очень хочет, а… третьей руки-то у него и нет! В одной руке – пояс Любкин, в другой – пряжка! Ее же…

– А что он, Олег-то, с пряжкой в руке курить не может?

– Воняет, говорит, сильно, когда руку с пряжкой к носу подносишь. Брезгливым он что-то больно стал!

– Так что, так и стоит до сих пор Олег?

– Так и стоит, шеф. Курить очень хочет. Я запретил ему двигаться. Он, обычно, «Приму» курит, шеф, от которой запах хуже, чем от жижи этой… где даже твердого… не встречается. И понятно почему!

– Почему? – заинтересованно спросил я.

– Олег-сантехник говорит, что «синенький» во всем виноват.

– Негр что ли… фиолетовый?

– Ну да, тот самый… который из Негритянии приехал и у нас в подвале… побывал.

– И что? – не понял я.

– Да то, что это после «синенького»-то у нас, в подвале, все… и расплавилось… И чо они в этой Негритянии жрут?

– Ты хочешь сказать, что он… химикалиями… что ли?

– Олег так думает, шеф! Поэтому и брезгует пряжку Любкину в карман положить. Расплавится, говорит, как…

– Что расплавится?

– Карман, шеф! Пряжка-то не расплавилась в жиже, хотя синенький туда… Она же железная…. Не верю я, шеф, что «синенький» химическим реактивом…

– А чем?

– Обычным… шеф! Оно и сейчас там плавает и синеву придает.

– Неужели один негр смог?..

– Смог, шеф, смог! Олег так говорит.

– Короче, найдите длинную веревку, привяжите ее к дыре, то есть к трубе рядом с дырой, а второй конец привяжите, в конце концов, к ноге Олега, чтобы он, когда курить пойдет, туда… где жижа помельче, дыру не потерял, а освободившейся рукой курить мог! По веревке он всегда дыру найдет, – начал уже откровенно издеваться я.

– Правильно, шеф! А то жалко парня-то… Стоит в жиже, как вкопанный… в одной руке пояс Любкин держит, в другой – пряжку от пояса. А так свободным будет Олег, хоть и к дыре привязанный

– Пусть курит свою «Приму» на здоровье. Там, где захочет, – заботливо сказал завхоз.

– Давайте, так и делайте.

– Кстати, шеф. Мы ведь только половину труб… в жиже обследовали, пока дыру не нашли.

– Ну и что?

– А вдруг в другой половине еще одна дыра есть?!

– Ну… так и там ищите! – раздраженно сказал я.

– Шеф! Пожалей! Противно ведь, искать-то!

– А куда деваться?! Если и там дыра есть, то, сам понимаешь, бесполезно все остальное.

– Да уж… – грустно вздохнул завхоз. – Но это только Олег сможет сделать. А ведь он, шеф, к дыре будет привязан! Как же?..

– Сам подвяжись к дыре. А Олег пусть ищет.

– А как же я тогда, шеф, к тебе буду бегать?

– М-да… Тогда… Олега на более длинную веревку привяжите, чтобы по всему подвалу мог курсировать.

– Хорошая идея, шеф! Снабженница Дамира Касимовна, которая сейчас у себя в кабинете за потоп переживает, уже и веревку нашла. Хорошую – бельевую. Ею-то я Олега и привяжу!

– А выдержит она, веревка-то?

– Должна, шеф. Дамира плохих веревок не держит.

– М-да…

– Кстати, скажу тебе, шеф, что Дамира Касимовна к Олегу с большим уважением относится. Спасателем нашего Центра его считает. На свою зарплату ему иногда «Приму» покупает. Говорит, человек в подвале работать без курева не может. Вообще-то говоря, шеф, можно было бы ему, Олегу, на целый год «Примы» купить. Перечислением. Парень этого достоин, шеф!

– Казначейство не пропустит счет на «Приму». Точно тебе говорю.

– Ну… у них, в Казначействе, тоже, наверное, подвал есть! Понять должны…

– Они не поймут. У них одни инструкции…. Их очень много, очень и очень много! – печально проговорил я. А где они их, шеф, хранят? В подвале, ведь, скорее всего?

– Скорее всего…

– Тем более, понять должны!

– Вряд ли… Если только они, инструкции эти, потонут в… ну, в чем вы сейчас возитесь.

– А что это такое – Казначейство, шеф? Красиво так звучит, из старого русского слова происходит, чувствуется.

– Да банк это. Обычный банк, который с деньгами возится и все повод ищет, чтобы организация ничего купить не могла.

– А-а-а… Но… неужели даже «Приму» купить нельзя?! Что это за банк такой, Казначейство это, что даже «Примы»… для подвала купить нельзя?!

– «Приму» точно через Казначейство не купишь.

– Жалко… А то Олегу-сантехнику такой подарок можно было бы сделать! Он щедрый, шеф, Олег-то наш, – он бы другим сантехникам половину всей «Примы» отвалил, а квартальному сантехнику больше всех бы дал. Ведь он, квартальный-то, в… подвальных кругах интеллигентом считается. Все, что угодно перекроет. Знаниями обладает.

– А сейчас-то у Олега сигареты есть?

– Еще пачка, говорит, есть, но на нее, говорит, капля жижи попала. Противно говорит, курить-то.

– Ладно. Сейчас водителя пошлю, чтобы пару блоков «Примы» для Олега купил. Понятно, стресс у него, а во время стресса всегда курить хочется.

– Спасибо, шеф! Сам понимаешь, что с каплей… на пачке курить противно. А пачка-то у «Примы» мягкая, из рыхлой бумаги сделана, и все… моментально в сигареты впитается. Спасибо, шеф, что понял! А то, ведь, когда среди… работаешь, хочется глоток свежего дыма сделать, без примеси…

– Понимаю.

– Ладно, шеф, пошел я. Работать надо. Олег, наверное, совсем охренел в одной руке Любкин пояс держать, в другой – пряжку от пояса. Пойду, возьму у Дамиры моток бельевой веревки и привяжу его к ноге Олега, чтобы он, свободно курсируя, мог новую дыру в другой половине труб поиска.

– Не забудь вторую сторону веревки к найденной дыре привязать, – ехидно кинул я вслед. – А то Олег будет веревку на своей ноге просто так таскать…

Я позвонил по местному телефону водителю, дождался его и дал ему денег, чтобы он купил «Примы» Олегу-сантехнику.

Олег Константиновищщ

Я снова сел думать, чтобы, наконец-то, начать писать книгу под названием «Матрица жизни на Земле» по результатам прошедшей тибетской экспедиции. Однако этот чертов подвал не выходил из головы. Мысли не шли. Вдруг мои мысли перебил телефонный звонок.

– Олег Константиновищщ?! – послышался голос с явным татарским акцентом.

У меня возникло желание пошутить.

– Да, Олег Константинович слушает, – ответил я, чеканя слова и понимая, что «не туда попали».

Я даже вспомнил, что нередко, когда попадают «не туда», я выдаю себя за того, кого спрашивают. Например, когда спрашивают Машу или Валю, я важно говорю, что она ушла в кино с Колей или Васей. Стыдновато, конечно, зато весело. Утрясется как-нибудь, наверное. Мелочь все же. Люди же умные. Поймут. Но позже им будет весело, когда поймут, нервы пощекотав. Хохотать тоже будут, когда выяснят, что Маша или Валя вообще не знают загадочных Колю или Васю. Щекотка, ведь, приятная штука, – хохочешь все же, пусть даже не совсем искренне, но хохочешь. Зато «штампованная жизнь» меняется, Америкой не попахивает.

– Это вы, Олег Константиновищщ?! – переспросил голос с татарским акцентом.

– Да, конечно, – важно ответил я.

– Это… узнали меня?!

– Конечно, узнал.

– Можно завтра вечером я к вам, Олег Константиновищщ, заеду бумаги забрать?

– Можно-то можно, – важно проговорил я, – но там в этих бумагах, такая чушь, извините, полная херня, написана!

– Неужели? – грустно послышалось на том конце провода.

– А кто это печатал?! – важно продолжал я. – Безграмотность такая!!! Кто, спрашиваю, печатал?!

– Катя печатала, но она не… секретарша.

– Грамотнее печатать надо!

– Извините, Олег Константиновищщ!

– Да ладно уж! – проговорил я, понимая, что меня точно приняли за Олега Константиновича.

– А… все же… завтра вечером к вам заехать можно? Можно, Олег Константиновищщ?

– Так и быть – можно. Но… но без трех бутылок дорогого виски вам не обойтись!

– Спасибо, Олег Константиновищщ! Спасибо! Три, знащит, три…

– До свидания, – сказал я и грустно улыбнулся.

Мне, конечно же, было немного не по себе оттого, что я, видимо, поставил в неудобное положение этого Олега Константиновича, которому, наверное, завтра принесут три бутылки дорогого виски, да и еще и скажут – «Как вы велели!». Олег Константинович, скорее всего, откроет одну из этих бутылок, посадит этого человека (по акценту – татарина) за стол и будет говорить о том, что… более грамотных и более умных бумаг он никогда в жизни не видел и что за это надо выпить. Человек, принесший три бутылки виски, будет, конечно же, недоумевать, но выпить не откажется. А Олег Константинович, наверное, будет говорить, обратив внимание на необычное смущение человека, принесшего виски, примерно такое – «Чо ты, Ринат, сидишь, как кол проглотил?! Все нормалек! Бабу тебе, Ринат, надо, хорошую бабу! Как там эта, как ее… Катька-то, которая к тебе в канцелярию устроилась?». А когда-нибудь они, возможно, выяснят, что произошло какое-то недоразумение. Зато им будет весело. А это «весело» – многого стоит! Оно – это «весело» дает противовес смердящей тоске, от которой смертью попахивает.

И тут я вспомнил одну историю, которая произошла с одним моим очень хорошим знакомым, которую тоже можно было охарактеризовать словом «Весело».

История о женской страсти

Жил-был на свете мой хороший знакомый. Он, конечно же, был разведенным. Но, будучи крупным и солидным представителем мужского пола, он, конечно же, нравился женщинам, особенно молодым. Эти молодые женщины прямо-таки сохли по нему и, несмотря на солидную разницу в возрасте, хотели его, естественно, оженить, представляя, видимо, что по квартире будет ходить такое… крупное мужское тело. Но он – мой хороший знакомый – предпочитал женщин постарше и даже неоднократно говорил мне, что его привлекают… морщинки, особенно… бисер такой под глазами, который косметические хирурги называют смачными словами «гусиная лапка». Что-то сексуальное виделось ему, моему хорошему знакомому, в этой… «гусиной лапке». Смаком он ее называл, эту… «лапку» и без нее, вроде как, почти скучал. А молодые, с розовыми личиками, особенно те, у которых «лапки» нет, ему неинтересными казались… штампованными.

И вскоре он (мой хороший знакомый) завел себе женщину солидного возраста, естественно, и с «сексуальной лапкой», конечно-же, и стал к ней периодически наведываться. Водку приносил, понятно, с собой и колбасу. А она готовила так, что колбаса перед ее блюдами отравой казалась. Но колбасу он все равно приносил… или сыр. Ворковали они по вечерам, конечно, закусывали, причмокивая после рюмки, а потом ложились спать, чтобы утром встать и принять душ, после чего она красила губы и указательным пальцем ставила пятна дорогих духов («Пуазон», например) за ухом; а он брился, достав бритву из портфеля, и, напоследок (тоже достав из портфеля), ополаскивал лицо лосьоном после бритья, чтобы пол-дня удивлять людей силой «мужского запаха».

И вот однажды у него, моего хорошего знакомого, приключился день рождения, за который, как положено, выпить надо хорошенько… чтоб запомнился навсегда. Пить он начал, конечно же, с утра… как душа велела. Периодически трезвел, но потом опять добавлял… водки, конечно, чтобы не выходить из состояния радости… постарел, ведь, на год.

Так вот, в день своего рождения он, мой хороший знакомый, сидел у себя на кухне и пил водку «Кузьмич», закусывая колбасой. А чем же еще? И тут в дверь позвонили. Он, обуреваемый желанием пообщаться… после третьей, тут же, конечно, открыл дверь и увидел на пороге другую женщину еще более солидного возраста и… с еще более «сексуальной лапкой», которая, кстати, тоже имела на него, моего хорошего знакомого, виды, и улыбалась ему на полную катушку, чтобы продемонстрировать свою сексуальность, зная, видимо, про его приверженность к «лапкам».

Он, мой хороший знакомый, конечно же, даже подпрыгнул от радости и, понятно, пригласил ее на кухню пить водку… с колбасой. Что же еще?! Она, эта женщина со «сверхсексуальной лапкой», водку пила с удовольствием и всегда улыбалась, когда он, пьяный, говорил ей всякие там сладкие слова и шутил по поводу того, что мужики, вообще-то, дураки. Но она, эта женщина со «сверхсексуальной лапкой», предупредила его, что вскоре сюда, к нему, может придти ее сын, который, вообще-то, уже женат, и не исключено, что он притащит с собой свою молодую жену, хуже которой, вообще-то, на свете не бывает.

И тут раздался звонок в дверь. Он, мой хороший знакомый, дверь, конечно же, открыл, недовольно ожидая увидеть сына «сверхсексуальной лапки» с женой, хуже которой не бывает на свете. Но на пороге стояла другая «лапка», более молодая и, стало быть, менее сексуальная – та, к которой он похаживал последние годы с колбасой и водкой. А в это время из кухни вдруг раздался женский голос – «Кто там?».

Понятно, что «молодая лапка» не выдержала этого и в порыве вспыхнувшей ревности прямо в шубе ворвалась на кухню.

– А это еще что за «пенсия» сидит? – с вызовом спросила «молодая лапка» у моего хорошего знакомого.

– Чего, чего? – не понял мой хороший знакомый.

– Что это еще за «пенсия» у тебя сидит? Да еще и водку пьет! – переспросила «молодая лапка».

– На себя бы посмотрела! – раздался голос «старой лапки», – сама ты – «пенсия», на тот свет уже пора!

Мой хороший знакомый сообразил, что дело идет к конфликту, и громко закричал:

– Остановитесь, «пенсии»!

«Молодая лапка» окинула всех презрительным взглядом и демонстративно направилась к дверям.

А «старая лапка» горделиво, строя из себя хозяйку дома, пошла провожать «молодую лапку» вместе с ним – моим хорошим знакомым.

«Молодая лапка» вроде как уже вышла из дверей, показывая свое презрение ко всему происходящему, но вдруг обернулась и резко ударила «старую лапку» по лицу рукой в кожаной перчатке.

«Старая лапка», конечно же, опешила от такого свинства, но ком гнева подступил к ее горлу и она тоже ударила «молодую лапку» рукой (без кожаной перчатки) в лицо. «Молодой лапке» это показалось уж совсем обидным и она с боевым кличем «Уа-а!» кинулась с ногтями на «старую лапку». Но «старая лапка» не допустила ногтей «молодой лапки» до своего лица и ударом руки отбросила «молодую лапку» назад, что даже косяк двери колыхнулся.

Потом они выскочили в подъезд и со словами «А ты кто такая?! Что тебе здесь надо, сука?!» продолжали биться в равном бою, в промежутках деморализуя друг друга взглядами.

А он, мой хороший знакомый, от этой сцены как-то сразу закис, вошел в комнату, лег на деревянный пол (без ковра), подловив ладони под голову и стал смотреть в потолок. Они, «лапки», заметив это через оставшуюся открытой дверь тоже как-то сразу закисли и обе подошли к нему – моему хорошему знакомому, лежащему на полу и смотрящему в потолок.

– Что-нибудь случилось? – спросили они его почти хором.

В этот момент в проеме двери появился сын «старой лапки»… без жены (хуже которой на свете не бывает).

– Это твой муж?!!! – закричала «молодая лапка», уничтожая взглядом «старую лапку», и снова ринулась в бой. – Посмотрите, посмотрите, какая ваша жена б…! Она не просто б…, она – …!!!

Предполагаемый «муж» (сын!) совсем охренел. А мой хороший знакомый продолжал лежать на полу, грустно уставившись в потолок, в то время, как «лапки» бились за него насмерть.

Сын, не понимая того, что его (возможно старо выглядящего) «молодая лапка» приняла за мужа его собственной матери, вдруг закричал:

– Мама! Что здесь происходит?!

От слова «мама» «молодая лапка» слегка обалдела, ничего не понимая, и даже приостановила боевые движения руками, в связи с чем упустила момент и получила удар кулаком в зубы от «старой лапки». «Молодая лапка» очнулась и в бешенстве ринулась вперед.

– Мама! – отчаянно закричал сын (предполагаемый муж). – Держись!!!

Сын, будучи, конечно же, здоровым бугаем, понимал, что завалит «молодую лапку», очень рьяно нападавшую на его мать (из-за обиды за полученный удар в зубы) не просто кулаком, а одним мизинцем. Но делать он этого не стал, будучи в душе интеллигентом. Он просто очень громко крикнул, думая, что именно его мать затеяла драку:

– Мама, прекрати!

Из-за этого окрика у «старой лапки» (матери!) возникла обида от несправедливости, из-за чего она слегка охренела и тут-же получила смачный удар «молодой лапки» ладонью прямо в ухо. «Старая лапка», совсем озверев, кинулась, отталкивая сына, на «молодую лапку». Но сын (муж?!) схватил ее за руки и стал удерживать, не обращая внимания на «молодую лапку». А «молодая лапка», выбрав удобную позицию, изловчилась и плюнула «старой лапке» в лицо. А-а-а! – закричала «старая лапка» и тоже плюнула в сторону «молодой лапки», но попала не в нее («молодую лапку»), а в сына.

– Ты что, мать, совсем охренела, что ли?! – послышался голос сына (предполагаемого мужа).

В этот момент раздался негодующий голос «виновника боя», лежащего на полу:

– Идите! Идите! Идите! Идите все на х…, на х…, на х…!!!

Это выражение подействовало. Бой на время прекратился. Никто даже не плевался. А сморкаться не было сил. «Молодая лапка» водила языком по зубам, видимо, с помощью языка пересчитывая их. «Старая лапка» потряхивала головой, возможно, думая о том, что не сдвинулась ли ее «родная» серная пробка в ухе в сторону барабанной перепонки.

И тут «виновник боя», лежащий на полу, опять громко закричал:

– Идите все на х…! Идите все на х…! Идите…!

Только что дравшиеся «лапки» переглянулись между собой и… как-то сразу захотели пойти туда, куда их послали. Они («лапки»), видимо, уважали его – «виновника боя» – и берегли его здоровье, которое могло быть подорвано из-за его излишней нервозности, поскольку он, ласковый, дошел даже до того, что стал кричать эти самые плохие слова, лежа на полу.

Но тут «молодая лапка» стала приглядываться к предполагаемому мужу (сыну!) и обидно так сказала:

– Смотри-ка, молодого отхватила, а к старому липнет!

– Кого отхватила? – спросила «старая лапка».

– Мужа… молодого.

– Кого, кого?

– Мужа-сопляка.

– Чего? – грозно спросил сын (предполагаемый муж).

– А ты, сопляк, молчи!

– Не понял! – проговорил предполагаемый муж (сын). – Ты, дура, чо…?! Хочешь?

– Чего хочу? – удивилась «молодая лапка».

– Не то, что ты думаешь! – сын (предполагаемый муж) набычился. – Да я тебя, козу драную, даже на необитаемом острове не стал бы!

– Стал бы!

– Почему… это?!

– Да потому, что я моложе этой… старой овцы.

– Это кто такая «старая овца»?! – встряла «старая лапка».

– Ты! – кинула «молодая лапка», посмотрев на «старую лапку». – Смотри, шерсть клочьями торчит… на тебе.

– Чего-чего? – пошел в атаку сын (предполагаемый муж). – Это у нее-то шерсть клочьями висит?!!

– Это у тебя висит, – бросила «молодая лапка», посмотрев на сына (предполагаемого мужа).

– Чо висит? – переспросил сын (предполагаемый муж), оскорбившись.

– То, куда нас всех посылает он, – «молодая лапка» показала пальцем на моего хорошего знакомого, лежащего на полу и посылающего всех на…

– Это у меня-то…?!! – взъерошился сын (предполагаемый муж).

– На такую взлохмаченную овцу у любого… не…, – стервозно вставила «молодая овца… лапка».

– У меня?.. – встревожился сын (предполагаемый муж), несколько озадачившись.

– На кого, на кого? – тоже озадачилась «старая лапка».

– У него на нее никогда не… – раздался философский голос со стороны пола.

– Никогда, – проговорил опешивший сын, начав кое-что понимать.

– Никогда, – подтвердил голос с пола.

«Старая лапка» опустила голову. А «молодая лапка», все еще ничего не понимая, сказала:

– Поняла, овца… старая?!

«Старую лапку» это, естественно, обидело, и она прямо-таки взвизгнула, кидая взгляды на моего хорошего знакомого, лежащего на полу:

– А на тебя-то у кого… Вон, смотри, коза, что ты с ним сделала! Как ты пришла, так он сразу на пол и лег, не просто… его… положил, а вместе с ним лег… навсегда, может быть. А до тебя, коза, он не просто сидел, даже стоял… вместе…с ним. А я тут при чем?! – вскричал сын (предполагаемый муж?), видимо, все поняв. – Делите его сами… лежачего!

– А притом, что иногда лежачий мужик лучше, чем стоячий, – оскалилась «молодая лапка». – Лежачего, извините, поднять можно но когда от стоячего мужика баба идет к лежачему, то…

– Вы что из меня импотента делаете?! – возмутился сын. – Я уже в половозрелом возрасте нахожусь. Я может, уже сексуальным гигантом формируюсь, что вскоре не буду ровней ему… лежащему

– Это я сейчас лежу, – раздался голос со стороны пола, – зато как встану…!!!

– А я уже стою – гордо произнес сын и осекся. – А что вы тут вертеп развели, а сами на пол легли? Нехорошо лежать-то, как…

– Как что? – спросил мой хороший знакомый.

– Я молчу, – сын миролюбиво отвернул голову.

– Идите, все на х…! Идите все на х…! – закричал лежащий на полу мой хороший знакомый.

Потом он встал и, вращая глазами, указал на дверь, многократно выкрикивая все то же словосочетание.

Все как-то сразу присмирели и даже как-то миролюбиво пошли на… Дверь за ними закрылась. А того, что творилось на улице дальше, никто не знает.

А мой хороший знакомый после ухода всей компании по… адресу, остался один, и ему от одиночества стало грустно. Он пошел на кухню и, посмотрев на омерзительный стол с объедками колбасы и недопитой водкой, совсем погрустнел. Ему не по себе стало. Он даже корил себя за то, что так некстати лег на пол. Он думал о том, что мог бы, вообще-то, посидеть… хотя бы.

Окончательно загрустив, мой хороший знакомый взял телефон, набрал мой номер, и по большому секрету поведал мне эту грустную историю… И я, конечно-же, сохранил ее «в тайне»…

Ему, моему хорошему знакомому, было в тот момент невдомек, что он, вообще-то, живет в России, а Россия – страна особенная, – страсти в этой стране кипят. Да еще как кипят, вовлекая в круговорот страстей не только страстно ругающееся и ворующее правительство, но и Госдуму, региональные власти, заводы, фирмы, торгашей, учителей, врачей, поваров, сантехников и даже… семейную (или несемейную!) жизнь российских людей, такую, например, которую мы сейчас описали.

И пусть эти «лапки» (старые или молодые), лежащее мужское тело, сын, похожий на мужа и… посылание всех на… три буквы, кажутся со стороны идиотизмом, но в этом идиотизме есть своя глубокая мудрость, выражающаяся непонятным словом «страсть».

Страсть

Без страсти даже ребенка не зародить. Ребенок есть результат страсти, в порыве которой ты, мужчина, влекомый «таинством» того, что анатомически достаточно примитивно и неказисто, и порой, с чувством приговаривая – «О сколько… их, наверное, здесь побывало!», с таким вожделением делаешь свое… определенное Богом дело, что тебе кажется, что ничего слаще на свете нет, и что… это должно продолжаться вечно. Но момент этот проходит (у кого раньше, у кого позже, у кого… регулируемо… по заказу женщины). О, как жаль, что этот момент проходит!!! А так ведь хочется, так хочется, чтобы он длился… целый год. Я откинул голову, еще раз посмотрел на свою желтую авторучку (ребристую!) и тихонько про себя спел:

 
Если вы обидели кого-то зря,
Календарь закроет этот лист.
Жить без приключений нам никак нельзя,
Эй, прибавь-ка ходу, машинист!
Голубой вагон бежит, качается,
Скорый поезд набирает ход.
Ах, зачем же этот день кончается?
Лучше б он тянулся целый год.
 

Словосочетание «голубой вагон» несколько смутило меня, но я откинул его. Не всем же…

Но осознание понятия «страсть» захватило меня. Я понял, что в этом слове заложено что-то глубинное. Что?

Я повертел в руке свою желтую дурацкую авторучку, повертел еще, повертел еще, а потом до меня дошло, что самое страшное – это жить без страсти. Это как в могиле лежать… духовной могиле.

На свете, мне кажется, много людей, к сожалению, живут без страсти. Живут, да и все, – тлеют потихоньку, не горят. Но это, мне думается, нужные люди, нужные для общества. Они являются эталоном того, как… не надо жить: все спокойно, все размеренно, все по порядку, но… скучно. Такие «эталоны» очень нужны, чтобы мы, более страстные люди, стиснув зубы от очередного нравоучения «правильного» человека, брезгливо посмотрели на него сами не понимая того, почему же этот человек нам неприятен. А эта брезгливость объясняется только тем, что этот человек, живущий «по-правилам», не имеет страсти. О, как важна страсть, чтобы к тебе не относились брезгливо! Брезгливое чувство вызывают «правильные» люди!

А эти «эталоны», старающиеся утвердить принципы «правильной жизни», все ходят и ходят вокруг, к тому же их так много, так много, ну просто… нашествие бесстрастных людей, которые своими бесстрастными руками хотят задушить настоящую страсть. И так противно равняться на них, так омерзительно, когда… внутри кипит страсть, которую дал тебе Бог… для чего-то. Почему же их так много – этих бесстрастных людей?

Я, как простой человек с лысой головой, конечно же, не могу этого знать, но мне кажется, "что отсутствие страсти – это божье наказание… за прегрешения в той, предыдущей жизни, когда ты, с дурости, жил блекло-блекло в каком-нибудь средневековом государстве и всего-всего боялся, чтобы, не дай бог, чего-нибудь не нарушить. Вот и получил в этой жизни наказание – не иметь страсти и брюзжать… Да и в последующей жизни этот человек получит такое же наказание… наверное.

Вот и будет тянуться блеклая («правильная») череда жизней, которую можно назвать наказанием блеклостью за блеклость. А при твоей смерти родственники всего лишь скажут: «Ну… пожил он…». Да и забудут тебя вскоре. И… могилка твоя зарастет травою.

Самым безобидным наказанием можно назвать наказание блеклостью (или отсутствием страсти). Бывают более тяжелые наказания – завистливость (быть стимулятором кого-либо – способного), например. Это хуже… больнее.

Сколько людей позволяли и позволяют себе быть блеклыми, что имели и имеют наказание оставаться такими же в последующих жизнях! А Бог почему-то не говорил и не говорит им – блеклым – что надо преодолеть свою блеклость страстью, пусть непутевой, пусть Дурной, но страстью. А они, дураки, не преодолевали и не преодолевают свою блеклость. Живут себе блекло, да и все. Не понимают, что это опасно, очень опасно! Почему опасно?

Да потому, что Бог сам страстен, невероятно страстен, невообразимо страстен! И Он, с помощью своей невообразимо страстной Любви, смог свершить такое деяние, которому по мощи нет равных – создать Человека и все Живое на Земле, да еще и в многочисленных параллельных мирах, да еще и на многих планетах, да еще и… Без страсти это невозможно было бы сделать. Страсть – это желание, сильное желание, мощное желание! Желать и стремиться надо, и с фанатичным упорством преодолевать препят ствия во имя того, чего страстно желаешь.

Бог не может отступить от главного принципа Созидания, гласящего, что Человек есть само прогрессирующее начало. Бог не управляет человеком в каждом деянии, каждом моменте, – в противном случае человек перестал бы мыслить и стал бы машиной, пусть даже божественной, но… машиной.

А Бог создавал человека не как машину, а как частичку самого себя – Бога, чтобы эта Частичка страстно шла вперед, все более и более поднимаясь к своему Создателю – Богу.

Но все-таки, почему же так много блеклых людей на свете? Да потому, что большинство людей, все-таки, не осознают, что они являются частичкой Бога в виде самопрогрессирующего начала, и позволяют себе слабость погрузиться в пучину серого бездеятельного существования, которое называется блеклостью. А жить в состоянии блеклости легко… тлеешь потихоньку, да и все. Не бывает особо одаренных людей или гениальных личностей, а бывают люди, наделенные страстью (или вернее, желающие иметь!!!), которая через тернии ведет по пути само прогрессирования и самосовершенствования.