Текст книги "Я - грозный любовник. История Сида и Алисы"
Автор книги: Эрмес Леал
Жанр:
Эротика и секс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
9
Холодало – а мы и не замечали. Густой туман окутывал дорогу, и мы в упор не видели друг друга. Шли на ощупь, прислушиваясь к голосам и смутно угадывая очертания. Так, по крайней мере, казалось. Дорога была недолгой, но представлялась бесконечной. Мы рисковали попасть под несущуюся с бешеной скоростью машину или нарваться на полицию.
Все совсем обалдели. Мы – от девчонок, они – от нас. По правде говоря, нам было без разницы, куда идти. Дорогу мы с трудом различали. Миновав шоссе, мы принялись искать укромный уголок, словно коты и кошки на церковной крыше. В квартале Жамбейру я наблюдал, как кот с кошкой занимались любовью у самого алтаря, рядом с распятием в натуральную величину. Им ни до кого не было дела. Вот и нам тоже. Что хотим, то и делаем.
На минуточку мы задержались у обочины, чтобы подождать отставших и не потеряться в тумане, – и тут нас чуть не сшибла машина с горящими фарами. Все мы хором послали ублюдка-шофера куда подальше. В это мгновение мы с Мальро заметили, что впереди что-то поблескивает. Масиел с Лампреей уже миновали это место, но ничего не обнаружили. Мальро приблизился, сказал какую-то чушь и поднял с земли человеческую руку. Показал ее сначала девчонкам, чтобы напугать их. Поскольку было темно, они ее разглядели только когда подошли вплотную. Перепугались так, что и сказать нельзя. Ну и ну!
Это была громадная мужская рука, отрезанная у самого плеча чем-то острым, словно бритва. Видимо, принадлежала она рослому и толстому негру. Огромное кольцо из позолоченного серебра с зеленым камнем сверкало на толстом черном пальце. Чтобы точно убедиться, что это человеческая рука, мы долго ее разглядывали при свете зажигалки. Других останков поблизости мы не обнаружили.
– Брось-ка ты это, Мальро, – сморщившись, проговорила Глаусия.
– Мафиози, должно быть, – отозвался Мальро, рассматривая находку и делая вид, будто что-то в этом понимает.
– Брось, действительно. Это человеческая рука. Правда, брось, – вмешалась подруга Патрисии. От страха у нее зуб на зуб не попадал. Но физиономия у нее сделалась такая, что мне тут же захотелось засадить ей по самое некуда, без всяких предисловий. Было уже почти пять часов утра, времени оставалось всего ничего.
– Ну-ка, валим отсюда, пока нас не застукали с этой рукой. Надо бы ее в озеро закинуть. А то если здесь оставим – кранты нам всем, – сказал я, не слишком соображая, что творится вокруг.
– Тьфу, гадость какая, – снова поморщилась Глаусия.
– Да ну, ты что! Ручонка целехонькая. Кто же ее потерял, бедолага? – сказал Мальро.
– Да брось ты ее, – повторила Глаусия.
– Успеется, – ответил Мальро.
Я прислушивался к их разговору, но продолжал двигаться вперед. Ориентировались мы по слуху, будто летучие мыши. В башке у меня роились всякие глупости. Мальро держал отрезанную руку за запястье. Он бы ее не бросил, даже если бы я ему приказал зашвырнуть ее в воду.
Девчонки болтали между собой, и я подошел, чтобы узнать, о чем разговор. Воспользовавшись случаем, я потрогал свою телку ниже пояса. Сказал, чтобы не рыпалась, потому что в темноте все равно не видно. А если что – может закрыть глаза. Она засмеялась, посмотрела на меня, затянулась сигаретой – и я увидал ее губы. Я решил поцеловать ее, но попал не в губы, а в подбородок. Она не сопротивлялась. Мне это понравилось, но нельзя было терять времени. Надо действовать решительнее. Хотелось покурить да обогреться у костра, а то спина у меня застыла. (Когда у большинства людей зябнут руки и ноги, у меня почему-то мерзнет спина. Это ужасно.)
Собрав хвороста, я разжег костер. Вокруг все озарилось. Лица у всех зарумянились. Все заулыбались, будто дыни наелись, и, казалось, с уголков рта у всех стекают струйки сладкого сока. Болтают без умолку, смеются, сами не зная, чему. Огонь, дым, обмен мнениями. Весь мир сжался до размеров рощицы, где несколько десятков эвкалиптов оберегали нас от постороннего взгляда. Нам ни до кого не было дела. Клево, что мы сюда пришли! Свет только здесь, у костра, где мы все сгрудились, а в нескольких метрах уже ничего не видать.
Новенькие при свете костра заметили, что неподалеку – свалка промышленных отходов. Перед нами оказалась груда керамических осколков. Когда мы обнаружили свалку, то порылись в ней и откопали ангела с отбитой головой, на место которой приладили отбитую голову гнома, и получился ангел-гном. Клево! Так мы его и оставили. Вот он на нас и глядит. Мальро обожает ангелов. Он их на свалке целую кучу набрал – безногих, безруких, бескрылых – и вот они все окружают нас и стерегут наш покой. Ангелы-хранители, хоть и калеки. А еще мы на них садимся, как на стулья. Кроме ангелов, нас охраняли гномы из сказки про Белоснежку. Их роль – отпугивать чужаков, которые посмеют приблизиться.
Глаусия дрожала от холода и страха – ее пугала отрезанная рука. Эта корова мне все испортит, чего доброго. Хотел было я сказать ей об этом – да ладно, будь что будет. А то еще разревется, пожалуй. Послать бы их всех под такую мать – да как же без них! А то побросать бы их в озеро... Болтают много, вечно всем недовольны, а на уме – одни парни.
Сегодня нелегко было добраться сюда.
Кругом темно, хоть глаз коли. Мы подбросили хворост в костер, и стало посветлее. Я еще больше обалдел, земля уходила из-под ног, лицо похолодело, и кожа на нем, казалось, так истончилась, что ее волоском можно было поранить. Девичьи голоса, исходившие из сладких губ, звучали, точно музыка. Не все ли равно, о чем девчонка болтает – лишь бы голосок ее слушать! Вот здорово! Хотя порою бывает и мучительно...
Когда огонь разгорелся и костер наполнился угольками, весь туман вокруг нас рассеялся, образуя поодаль белесый круг. За этим кругом и за керамическими поделками была только белая масса, словно весь мир сделан изо льда и снега и тверд, точно камень. А может, так оно и есть? Кроме нас, никого не было видно. Из-за жаркого пламени мы оказались как бы в капсуле с теплым воздухом, под присмотром слепых леших и полинявших каменных фей.
Мы оказались как бы внутри матки. На затерянном греческом острове, который задержался тут, миновав юг Соединенных Штатов, превратившись в Диснейленд, а потом снова явился в мир, пока не очутился на реке Тьете. Теперь это наша территория, где мы пользуемся полной свободой и занимаемся известно чем. Хочу всегда жить здесь.
Мы снова все обезумели. Все происходящее, которое я силился разглядеть, показалось мне нереальным. Масиел откупорил бутылку русской водки. Глотнул. Я последовал его примеру. Перед тем как иметь дело с бабой, я стараюсь не напиваться. Так, немножко – чтобы согреться. А то вдруг набухаюсь – и ничего у меня не получится. У меня такого не было, но как это бывает, я знаю.
Отрезанная рука валялась подле костра, как будто тоже хотела погреться. Глаусия споткнулась об нее и заворчала:
– Ну, блин! Выкиньте вы, в конце концов, эту ручищу! Страшно ведь! Вы что, покойников не боитесь? Уберите эту мерзость куда-нибудь.
– А если придет ее владелец, что тогда? – задала вопрос Патрисия.
– Придет он, как же! Наверняка уже окочурился. Разве только призрак явится, – отозвался Масиел, подбрасывая дровец в костер. Огонь разгорелся сильнее.
– Это точно. Если он помер, где-то здесь должен быть труп, – заметила Патрисия.
– А может, свалим отсюда? Поищем другое место, – предложила Глаусия.
– Да ну тебя! Так вся ночь пройдет, – ответил я.
– Вот выкинем мы руку, а вдруг ее хозяин заявится! Что делать станем? В озеро ее лучше не бросать. Пусть Мальро отнесет ее туда, где нашел, – не унималась Глаусия.
– Да ты что, Глаусия! Хозяин руки давно уже спит вечным сном на дне озера. Его, наверно, зарезали где-то в другом месте, а потом притащили сюда. Самого в озеро бросили, а руку в спешке обронили. Смотри, как ловко ее отрубили! Профессионально! Чистая работа, – сказал Мальро, схватив отрезанную руку и поднося ее к самого носу Глаусии.
Глаусия прижалась к Уроду, пытавшемуся за нее заступиться.
– Это рука негра. Разносчика, должно быть, – предположил Лампрея.
– Или мафиози. Смотри, перстень какой огромный! Такой крестные отцы мафии носят, – высказал гипотезу Масиел.
– Мафиози или не мафиози, а что негр – это точно, – повторил Лампрея.
– Слушайте, выкиньте вы эту дрянь, – впервые заговорила новенькая.
Лампрея встал, взял отрезанную руку за запястье и произнес:
– У меня идея.
– Какая? – заинтересовался Масиел.
– Давайте ее сожжем. Бросим в огонь – и дело с концом.
– Не проще ли в озеро закинуть?
– Нет, это глупо. Наши отпечатки пальцев останутся. Кто-нибудь выловит, чего доброго.
Лампрея замолк и бросил отрезанную руку на угли. Огонь разгорелся, и через несколько минут с руки стал стекать жир. Запахло жареным.
– А вдруг сейчас явится безрукий покойник? – обратилась к Масиелу девчонка с модельными данными.
– Тогда мы ему покажем! Долго ли с безруким-то сладить...
Все точно с ума посходили из-за отрезанной руки. Накурились травки – и хоть бы что! Новенькой и девчонке с модельными данными приспичило нюхнуть. Но у нас ничего не было. На вечеринке – другое дело. Не для того мы сюда пришли.
Секс – вот чего нам надо.
Запах жареного поднялся до самой купы эвкалиптов и достиг противоположного берега реки. А вдруг этот запах проникнет в окно какому-нибудь полицейскому! Тот продерет глаза, станет искать, откуда эта вонь исходит, и припрется сюда. Ну и что? Найдет один пепел! Теперь ведь глубокая ночь – сразу-то он не проснется! Спит, небось, и видит во сне, что кого-нибудь повязывает.
– Смотри, как мясо поджарилось! – восхитился Лампрея. – Может, съешь кусманчик, Масиел?
– Отвали, Лампрея, – огрызнулся Масиел.
– Что, брезгуешь, потому что это рука негра?
– Да нет. Я съем, если сначала ты съешь.
– Да ладно тебе! Брезгуешь ведь, потому что это негритянское мясо.
– Я сам негр, как же я могу брезговать? Иди ты на хрен!
– Тогда жри.
Масиел выхватил отрезанную руку из огня, поднес к самому носу и понюхал. Потом поднес к носу Лампреи, но тот ее оттолкнул. Тогда Масиел предложил девчонкам, но те отшатнулись. Масиел положил отрезанную руку обратно в огонь, отщипнув перед этим от нее кусочек.
– Ну, что? Кто попробует?
– Я попробую, – отозвался Мальро, – но только после всех.
– Я не стану, – заупрямилась Патрисия.
– А я попробую, – пролепетала девочка с модельными данными.
Она взяла у Масиела кусочек, отщипнула совсем крошку, положила в рот и тут же выплюнула.
– Теперь твой черед, Масиел.
– Ни фига подобного. Ты же не съела. Просто в рот положила.
– Не все ли равно, – сказал Мальро.
– Мальро обещал съесть, – внес ясность Лампрея.
– Он не хочет, потому что расист! Сукин сын! – крикнул Масиел.
– Жри тогда сам, – возразил Лампрея.
Масиел взял кусочек и положил в рот, проглотил и запил водкой, не оставив ни капли. Все над ним смеялись, а Глаусия корчила рожи.
– Видал, как это делается? Слабак бледнолицый, – сказал Масиел, глядя на сообщника.
Лампрея испугался. Понял, что ему не отвертеться.
– Ты что, охренел? Стану я жрать мясо незнакомого человека! Вдруг оно отравленное, тогда как?
– Не дрейфь, не отравленное. Ты просто брезгуешь, что это негр.
– Ни фига подобного.
– Тогда жри.
– Да мне плевать, негр это или нет. Мясо у всех одинаковое.
– Вот и попробуй. Ничего тут страшного нет. Можешь мне поверить.
Лампрея отщипнул кусочек и положил в рот. Долго держал на языке, не решаясь проглотить, покуда все над ним смеялись. Наконец зажмурился и проглотил. Все захлопали в ладоши. Он отвернулся и стал блевать. Его всего выворачивало. Он выблевал все содержимое желудка, а не только кусок жареной руки.
– Ну что, не говорил я, что ты расист? Не смог сожрать мясо, потому что покойник был негр. Понял? Это же мясо негра. Слабак ты, больше никто! – издевался над ним Масиел.
Лампрея согнулся в три погибели, силясь блевануть еще. Новенькая сделала вид, что жареная человечина ей обалденно понравилась. У меня пропала всякая охота соблазнять ее. Я был в трансе от этого расистского каннибализма.
– Если больше никто не станет жрать это долбанное мясо, я зафитилю его в реку. А то к утру набегут собаки и устроят себе пир. Или полиция обнаружит и нас всех повяжут. Ну, кто хочет? – спросил я.
– Ну, Сид, ты даешь! Я от тебя тащусь! – произнесла Патрисия.
– Если решитесь, то в следующий раз я поищу руку белого человека и поджарю. Тогда и я пожру. А теперь – нет, – сказал я, чтобы только не молчать.
– Никогда больше в жизни мяса в рот не возьму, – простонала Глаусия.
– Да ты к нему даже не притронулась, – съязвил Мальро.
– А мне понравилось, – похвасталась девчонка с модельными данными.
– Мне тоже, – откликнулся Масиел.
Лампрее и Масиелу было плевать, что они жрали человечину. Они спорили из-за другого: отказаться есть мясо негра – это расизм или нет? Мать твою за ногу! Они в глотку готовы друг другу вцепиться... Это всерьез и надолго.
Патрисии хотелось остаться со мной – судя по тому, как она меня обхаживала. Но атмосфера была уже не та. Мы так увлеклись спором о жареной человечине, что забыли, для чего сюда пришли.
Ночь кончилась. При свете утра стал виден пейзаж. Рожи были у нас веселые, хотя жалко было, что темнота так быстро рассеялась.
– День настал. Смотрите, какое небо! Уже рассвело. Пора собираться, – сказал я, сожалея, что ночь так скоро прошла.
Девчонка с модельными данными встала, держа Урода за руку. У них вроде кое-что наклевывалось, да я их потревожил, сказав, что пора домой. Я и сам только что заметил, что они хотят заняться сексом, но не придал этому значения. Все с трудом отходили от транса, всем было лень подниматься. А надо было идти, чтобы потом все начать сначала.
Машины мчались на взморье по проспекту Виа-Литорал, словно бешеные. Всем хотелось окунуть свои попки в соленую воду. Было раннее субботнее утро, но весь город уже стал подобен аду. Люди зверели. Что же будет к вечеру? На улицах давка. Все готовы пожрать друг друга...
Мне, должно быть, приснится, как хозяин съеденной руки вылезет из озера в поисках недостающей части тела.
10
Сегодня пока что суббота. Проспал я всего несколько часов. Пытаюсь сообразить, что произошло минувшей ночью. Все плывет перед глазами, во рту горит, а в ушах все еще звучат голоса девчонок – голоса, которые прежде казались такими сладостными, а теперь наводят тоску и уныние. Уже за полдень. Хочешь – не хочешь, а пора открывать пункт проката да глядеть на придурков, которые берут фильмы, пялятся на коробки и задают идиотские вопросы. Придется обслуживать посетителей. Не работа, а хрен знает что! И рад бы тут не работать, да деваться некуда. И кому нужен этот дерьмовый пункт проката? Кто сюда таскается? Нормальные люди эту дыру стороной обходят. Да и держать этот пункт проката – только себе в убыток. А уж работать здесь – хуже, чем сидеть в тюрьме, среди убийц, рецидивистов, невинно осужденных, за десятиметровой стеной, не оставляющей ни малейшей надежды на побег. В тюрьме, где начальство только и знает, что издеваться над заключенными. Когда-нибудь я брошу это к такой-то матери! Подожгу этот долбаный пункт проката – и гори он ясным пламенем вместе с Жоржи и с фильмами, которые он закупил. А сам стану бродягой.
Такая жизнь мне на фиг не нужна!
В окно я вижу проспект Вила-Маржинал, а вдали – купы деревьев, среди которых мы отрывались минувшей ночью. Приятно было вспомнить все, что мы выделывали, да так, что никто не увидел и не узнал. Это место не так далеко, как казалось, и при дневном свете оно выглядит совсем иначе. Днем там совсем не страшно. Это же посреди города – вроде парка, только дети там играть не любят. О нашем острове никто не знает, потому что на него не смотрят, не смотрят даже на озеро – уж слишком загрязненный там воздух, хоть по стаканам разливай. Наш остров – это место, где водители сплевывают через левое плечо. Место, куда матери бросают из окна автомобиля испачканные, вонючие детские пеленки. Ночью это место напоминает дешевый ужастик с плавающими трупами или валяющимися на дороге отрезанными конечностями.
Почувствуйте разницу!
Еще один день, проведенный здесь, – и я застрелюсь.
Я подумал об Алисе. Вечно я думаю о том, как бы завершить едва начатое; а тут и не знаю, началось ли вообще что-нибудь. Я должен ее соблазнить, потому что мне, как любому индивидууму, нужен секс. Нюх у меня отменный. Но здесь – что-то совсем другое. Я ломаю голову, пытаясь понять, каким же магнитом тянет меня к ней. Слишком молод я, что ли? Значит, пора отсюда сваливать. Завалиться к Мальро, трахнуть Патрисию или Флавинью, поискать новую кошечку, сесть на телефон в канцелярском магазине. Надо что-то делать.
Ни одна баба в эту дыру не заглянет.
Мать твою за ногу!
Пора отсюда линять. Закрою пункт проката. Все равно посетителей нет.
Ну и хрен с ними со всеми!
11
– Есть у меня член, в конце-то концов? Когда девчонка мне нравится, я просто засаживаю ей член. Дошло? Любовью я занимаюсь именно с помощью члена. Логика у меня железная. Когда я влюбляюсь, кровь у меня приливает не к сердцу...
– А к чему?
– Да к члену, блин! Ты что, оглох, Пилдит?
– Ты столько всякой всячины наговорил, что я и слушать устал.
– Я все время говорю не о себе, а о своем члене. Он – одно дело, я – другое. Логично? Время, в течение которого член у меня не встает, пока я болтаю с девчонкой – это показатель того, насколько сильно она мне нравится. Вот одна из его функций. И далеко не единственная.
– Ну, ты даешь!
– А?
– Мне-то что за дело до твоего члена? Ты ведь говорил о празднике.
– А теперь хочу поговорить о своем члене.
– Ты что, совсем обалдел? Разве об этом говорят?
– Слушай дальше, – продолжал я. – Я своим членом действую, так? Нет у меня никакого комплекса вины, так? И знаешь, почему? Потому что это он трахает чужих сестер. Вот ему и должны мстить, а не мне.
Я разговаривал с Алисиным братом по телефону из комнаты Мальро. Дурачок этот пацан, одно слово. Мальро, Банан, Урод и две девчонки перестали болтать, чтобы послушать наш диалог. Поводом к беседе с этим сопляком Пилдитом послужила его сестра Алиса. Он начал говорить о ней, а я – о своем члене. Разговор еще не кончился.
Комната Мальро служила нам казармой. А также гостиницей и церковью. Здесь мы развлекались, атмосфера бывала раскованной, все было классно. Пока я слушал болтовню Пилдита, в комнату ввалились родители Мальро. Телевизор был включен без звука, на канале MTV – мы тем временем слушали на сидюке «Пинк Флойд», «Стену»– этот диск все знают. Я к такому уже привык, но те, кто приходил впервые, могли испугаться: они оттягиваются по полной, а тут врываются посторонние. Весь кайф ломают. Вместе с родителями заявилась и сестренка Мальро. Маленькая, да удаленькая – уже смотрит эротические фильмы по телику. Она даже не заметила, что мы накурились травки, хотя вся комната провоняла. Бросилась на шею к подруге Мальро и стала ее целовать. Родители Мальро дали всем закурить и убрались. Девчоночка осталась. Семейство Мальро всех угощало травкой, точно обедом.
– Я не мог говорить о нем.
– О ком о нем-то?
– Мать твою за ногу! Ты что, совсем дурак? О ком? Да о члене моем! Тут родители Мальро приперлись. Козел ты, одно слово.
– Ты, по-моему, обкурился до охренения.
– Дураки мы с тобой оба.
Мальро поглядел на меня издали и покрутил пальцем у виска: так, мол, у тебя с Алисой точно ничего не выйдет. Но я так разговорился, что было уже не остановиться. Вру всякую чушь – лишь бы потрепаться.
– Можешь прихватить с собой сестру. Она, должно быть, классная телка, – сказал пацан.
– Сестру? На что тебе моя сестра?
– Возьми ее с собой. Мне много про нее рассказывали.
– Да на что тебе эта корова? Она с первым встречным ляжет. С ней только один Мальро не спал. Если уж так хочется – познакомлю. За милую душу. А хочешь – сам приходи познакомиться. Она, небось, со своим хахалем трахается. Делать им больше нечего. День и ночь трахаются.
– Ну ее совсем. Пойду лучше на праздник. Ты-то пойдешь?
– Как? Пойду ли я? Ясное дело! Вместе с собственным членом. Да здравствует бразильский член! Да здравствует член Сида! Да здравствует член Мальро, член моего отца, который засадил моей матери, чтобы родился я! Ну, блин! Подумать только – я родился от чьего-то члена! Клево, да? Вот поэтому на выборах я проголосую за свой член и за киску моей сестры. Взаправду.
– Ты что, совсем обалдел? Пошел ты на хрен!
– Пойду. Хрен у меня – что надо. Его зовут Лула, а киску моей сестры – Эрундина. Нравится?
– Нравится. Захвати еще травки покурить.
– Травки? Захвачу, ясное дело.
– И подруг приводи.
– Что, тебе бабу нужно? Приведу. Не сомневайся. Есть у меня одна кошечка на примете.
– Родителей дома не будет. Вся квартира в нашем распоряжении.
– Клево. Чао. Скоро буду.
Мальро набросился на меня, стоило мне положить трубку.
– Сид, мать твою! Ты же весь праздник испортишь, блин. Надо было по-хорошему разговаривать с мальцом, а ты чего натворил?
– Он сам начал. Не дури.
Банан не обращал на мою болтовню никакого внимания. Он совсем отрубился, накурившись травки, которую подбросил нам папаша Мальро. Девчонки не поверили тому, что я наболтал Пилдиту. Решили, что я просто пыль в глаза пускаю. Потом стали сравнивать дом Мальро со своими. Все так делают, когда сюда приходят. Кроме меня, потому что я не знаю, с чем можно сравнить мой дом и семью. С родителями я почти не общаюсь и не вижу в том проблемы.
Урод привел новую телку – рыжую, толстозадую. Задница у нее была, точно лошадиный круп. Стоило мне представить, как такую попу облегают тугие трусы, как у меня тут же поднялся член. Но дружба – дело святое. Раз Урод ее привел, так пусть ее и трахает. Только лучше бы он поменьше светился с ней у меня перед носом. Вообще мне что-то хреново. Хоть я и не жалуюсь. Не люблю жаловаться – я не из таких.
Клево в комнате у Мальро! Скучать не приходится. Любая мать ужаснулась бы, увидев, что тут вытворяют детки. Комната безумца, смесь старого и нового, где все либо развешано, либо разбросано по полу. А придурки, у которых одно на уме – как бабу натянуть – это самые классные ребята, какие мне попадались в жизни. Нравится мне здесь. Потому-то я и закорешился с Пилдитом: хочу уломать целочку-Алису и затащить сюда.
Настал момент, когда все замолчали, словно онемели – такое часто бывает – и только музыка тихонечко играла, словно ожидая, кто осмелится нарушить безмолвие.
Раздался чей-то голос:
– Слушай, чего я в газете прочитал.
Это был голос Банана, который сидел на тюфяке, прислонившись к стене, и поклевывал носом.
– Ты уже рассказывал, – заметил я.
– А что ты прочитал-то? – спросил Мальро.
– Статейку прикольную. Небольшую – на одну колонку всего лишь. Девку убитую полиция нашла в лесу. Так вот на ней оказалось четыре пары трусов. Ни хрена себе! Зачем бабе четверо трусов натягивать?
Никто не ответил Банану.
– Повтори, а то я не понял ни фига, – попросил Урод, до которого все как до жирафа доходит. Он лежал на полу, на другом тюфяке, в обнимку с девчонкой.
– Нашли убитую бабу, на которой оказалось четверо трусов.
– Ну и что? – спросил Мальро.
– А то, что она была мертвая, и на ней было четверо трусов. Тот, кто ее убил, попытался снять хотя бы две пары, да не смог. Все остались на ней. Никак в толк не возьму: зачем ей четверо трусов? – разглагольствовал Банан.
– А ты почем знаешь, что ее мужик убил, и что пытался снять с нее трусы? – спросил я.
– Знать-то не знаю, но баб всегда мужики убивают. Сроду не слыхал, чтобы одна баба убила другую. А ты слыхал?
– Нет, – ответил Мальро.
– Вот и ответ, – заметил я.
– Ни фига вы не поняли, – не унимался Банан.
– У этой бабы четыре хахаля было. Вот она и натянула четверо трусов. На каждого по штуке, – рассуждал Мальро.
– Наверняка ее хахаль возбуждался на трусы. Вот она и натянула четыре штуки, чтобы он завелся, – высказал предположение Банан, выпустив дым изо рта.
– К бабе в четырех трусах я бы и близко не подошел. И одни-то ни к чему, – заметил Мальро.
Девчонкам нравилось слушать Банана. Они любят людей действия – а ведь мы такие и есть. Банан глубоко затянулся травкой, задержал дыхание и заговорил сдавленным голосом, точно справлял большую нужду, усевшись на горшок:
– Я все думаю про эту телку. Какого цвета у нее трусы? Где она их купила? А может, сперла в магазине? Натягивала одни на другие, и уже мечтала, как с хахалем встретится. Сперва он снимал с нее трусы одного цвета, потом другого. А как он заводился, когда стягивал последние! Ставлю тысячу против одного: не зря она погибла.
– Да иди ты в жопу, Банан!
