Текст книги "Искатель. 1980. Выпуск №4"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Владимир Малов,Андрей Серба
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 10

Пытаясь мысленно разобраться н ситуации, Перри Мейсон окинул взглядом переполненный зал, где должно было состояться судебное заседание.

Сзади и немного сбоку сидела его клиентка, официально зарегистрированная под именем Элеонор Корбин, а неофициально известная как Элеонор Хепнер. В первом ряду кресел, где разместилась публика, сидел ее отец, рядом с ним Ольга. Ее настороженность, пристальное внимание ко всему происходящему создавали впечатление человека, во всем ищущего для себя выгоду. На фоне своей жены Билл Джордан вряд ли был в состоянии создать о себе хорошее впечатление в глазах присяжных Он был слишком молодым для пенсионера. А его лицо, загоревшее от длительного пребывания на площадках для гольфа, отнюдь не говорило о том, что ему приходится много трудиться, зарабатывая на жизнь.

Но это были единственные люди, на которых мог рассчитывать Мейсон, чтобы отразить или, по крайней мере, попытаться ослабить тот удар, который приготовился нанести ему районный прокурор. Мейсон пока не знал, какими козырями тот располагал.

Допрос свидетелей, проведенный в присутствии членов суда присяжных, и на котором строилось обвинение, показал, что подзащитная Элеонор Корбин была в дружеских отношениях с Дугласом Хепнером, что из дома она уехала все с тем же Дугласом Хепнером, что из Юмы она отправила телеграмму, в которой сообщила о том, что выходит замуж, что две недели спустя было обнаружено тело Дугласа Хепнера, убитого в затылок выстрелом из револьвера калибра 0,38, что у подзащитной было подобное оружие, а также что подзащитная сообщила Этель Билан о том, что Дуглас Хепнер – ее друг, а Сюзанна Гренджер исказила правду. Далее было приведено высказывание подзащитной о том, что она убила бы Дугласа Хепнера, если бы тот посмел бросить ее, и было установлено, что именно в то время у нее был револьвер калибра 0,38. Далее стало известно, что подзащитная жила вместе с Этель Билан, квартира которой была смежной с квартирой Сюзанны Гренджер – молодой женщины, привлекшей внимание Дугласа Хепнера и вступившей с ним в контакт.

Эти факты соткали целую паутину косвенных улик, вполне достаточных для передачи дела на рассмотрение большого жюри. Однако их вряд ли хватило бы для вынесения приговора на судебном заседании. Поэтому Мейсон был уверен, что Хэмилтон Бергер, несомненно, держит в резерве улику, которая может решить исход дела. Но ни Перрон Мейсон, ни людям из сыскного агентства Дрейка никак не удавалось выяснить, какова же эта улика. Таким образом, Перри Мейсон впервые в своей практике оказался безоружным, не зная сути обвинения, предъявляемого его клиентке, не зная об улике, которую намеревался преподнести суду прокурор, не зная всей правды о том, что произошло с его подзащитной. Он оказался в таком положении, когда мог рассчитывать лишь на свои силы, на свою наблюдательность, на умение вести перекрестный допрос, с помощью которого ему удавалось добыть нужные ему факты из уст враждебно настроенных свидетелей.

Хэмилтон Бергер, районный прокурор, пылая от возбуждения и предвкушая триумф, открыл судебное заседание. Обрисовав в нескольких фразах положение вещей, он сказал:

– Итак, уважаемые члены жюри, мы выяснили, что ныне покойный Дуглас Хепнер был убит выстрелом в голову из револьвера, принадлежащего подзащитной. Подзащитная умышленно представила себя умственно неполноценной, находящейся в состоянии амнезии, которую можно назвать синтетической амнезией, то есть тщательно продуманной в целях защитить себя от уличающих вопросов, и которую психиатры расценили как чистейшую симуляцию.

– Одну минутку, ваша честь, – вмешался Мейсон. – Мне очень не хотелось бы прерывать вступительную речь районного прокурора, однако защита вынуждена отвести заявления любого психиатра, пытающегося представить себя читателем мыслей. Психиатрия как паука еще не настолько продвинулась вперед, чтобы любой ее представитель мог с уверенностью заявить…

– Я согласен, леди и джентльмены, – вмешался Хэмилтон Бергер, придав своему голосу ласковые нотки. – Я снимаю все своя заявления относительно свидетельства психиатров. Мы пригласим психиатров в суд в качестве свидетелей. Проверим их компетентность и попросим ответить на вопросы обвинения. Мы дадим шанс и защите, а затем предоставим право суду решить правомочность их ответов. А пока, в настоящий момент, я отложу все свои заявления, которые сделал в связи с показаниями психиатров.

Итак, леди и джентльмены, такова в общих чертах картина дела, представленного на ваше рассмотрение. Так как некоторые свидетельские показания могут быть противоречивыми и так как мы хотим содействовать выяснению истины, в настоящее время я не намерен входить в подробности дела.

Воспользовавшись вмешательством Перри Мейсона, Хэмилтон Бергер решил не продолжать слои широкомасштабные обобщения. Он извинился перед членами жюри и сел.

Повернувшись к Полу Дрейку, Мейсон прошептал:

– Заметь, Пол, он заявил, что пуля была выпущена из револьвера подзащитной.

В это время поднялся судья Моран и обратился к Мейсону:

– Не желает ли защита сделать какое либо заявление?

– Нет, ваша честь, – ответил Мейсон, – я оставляю за собой право сделать заявление позже. Возможно, я откажусь от него вовсе. Однако я полагаю, что жюри целиком и полностью осознает возложенную на обвинение ответственность, связанную с безусловным доказательством вины подзащитной. Если обвинение не сможет этого сделать, защита непременно воспользуется случаем и вообще не будет представлять каких-либо доказательств.

– Это что, вступительное заявление? – спросил Хэмилтон Бергер.

– Нет, – ответил Мейсон, – это заявление для членов суда.

– Значит, защита не собирается представлять каких-либо доказательств?

– По крайней мере, до тех пор, пока вы не представите серьезных улик. Закон предполагает невиновность подзащитной.

– Достаточно, джентльмены, – вмешался судья Моран. – Мне бы не хотелось, чтобы члены суда спорили между собой понапрасну. Прошу свои замечания адресовать только суду. Господин обвинитель, защита отказывается от заявления. Прошу пригласить первого свидетеля.

Хэмилтон Бергер поклонился, и на его устах заиграла улыбка, как бы показывая, что ничто не в состоянии поколебать его прекрасного расположения духа.

– Мой первый свидетель, – заявил он, – Рэймонд Орла.

Рэймонд Орла произнес клятву и сообщил, что является помощником следователя, что его вызвали в парк Сьерра Киста, где в 9.45 вечера 17 августа было обнаружено тело Дугласа Хепнера. Он сделал все, что при этом полагается, а также несколько снимков. Он изучил все фотографии, запечатлевшие место и положение тела. Он произвел осмотр трупа, не трогая его до тех пор, пока не были сделаны фотоснимки. Затем тело было доставлено в следственную лабораторию, где с него сняли одежду и произвели вскрытие. Различные стадии вскрытия были также зафиксированы на фотопленке.

Орла показал, что в затылке покойного было обнаружено пулевое отверстие, что, за исключением нескольких синяков, никаких других телесных повреждений или следов насилия не было. Он сообщил также, что хирург, производивший вскрытие, извлек пулю из головы убитого.

– Это все, – сладким голосом произнес Хэмилтон Бергер. – Не знаю, желает ли адвокат задать вопросы.

– О, всего один или рва вопроса, – небрежно произнес Мейсон. – Куда девалась одежда, которую носил покойный?

– Ее сложили и убрали в ящик в кабинете следователя. Она и сейчас находится там, – ответил Орла.

– Все предметы туалета защита может исследовать в любое время, – вмешался Хэмилтон Бергер. – Я дам распоряжение следователю оказать вам содействие в этом вопросе. Вы можете ознакомиться с вещами в любой час дня или ночи. – И районный прокурор изобразил легкий поклон как бы в ожидании аплодисментов за свой благородный поступок.

– А где находятся личные вещи, я имею в виду предметы, находившиеся в карманах одежды? – задал вопрос Мейсон, игнорируя замечание прокурора.

– У меня есть их перечень, – ответил Орла, доставая из кармана записную книжку. – В кармашках убитого находились следующие предметы: записная книжка, водительские права, авторучка, кожаный футляр с четырьмя ключами, носовой платок, один доллар и девяносто шесть центов мелочью, серебряный портсигар с шестью сигаретами.

– И это все? – спросил Мейсон.

– Да, сэр. Все.

– Где сейчас эти предметы?

– В кабинете следователя.

– Я намерен просить, чтобы их внесли в список вещественных доказательств, – сказал Мейсон. – Мне думается, они могут представлять важность, особенно записная книжка.

– Записная книжка была совершенно чистой, – заметил Орла.

– Вы имеете в виду, что в ней не было никаких записей?

– Абсолютно никаких. Страницы совершенно чистые. У записной книжки кожаная обложка с отделением для водительских прав и вставные странички. Очевидно, исписанные страницы были незадолго перед смертью ее владельца заменены новыми. Правда, там видно несколько царапин, сделанных пером авторучки.

– А водительские права? Что с ними? – спросил Мейсон.

– Они находились в книжке.

– Если суд не возражает, – сказал Мейсон, – я бы хотел немедленно приобщить эти предметы к вещественным, доказательствам защиты.

– Ваша честь, – обратился к судье Хэмилтон Бергер, – я полагаю, что суд присяжных не будет возражать, если мы продолжим работу вопреки задержке со стороны защиты. Я не считаю нужным отвлекаться по каждому мелкому поводу.

– Я имею право попросить свидетеля предъявить эти предметы суду, – заявил Мейсон.

– Успокойтесь! Успокойтесь, господа, – вмешался судья Моран. – Эти предметы могут быть предъявлены в суд и зарегистрированы в качестве вещественных доказательств защиты. В настоящий же момент они могут служить лишь для опознания, и защита может задать свидетелю вопросы относительно любого из упомянутых предметов.

– Благодарю вас, ваша честь, – сказал Мейсон и добавил: – Защита хотела бы ознакомиться с фотографиями вскрытия трупа.

– Я располагаю комплектом фотографий специально для защиты, – сказал Хэмилтон Бергер, протягивая пачку отпечатков жестом, явно рассчитанным на то, чтобы создать у присяжных впечатление готовности помочь делу.

– Очень вам благодарен, – сказал Мейсон. – У меня вопросов нет.

Теперь к свидетельской трибуне был вызван доктор Юлиус Оберон, который назвался судебным патологоанатомом и следственным экспертом. Он заявил, что производил вскрытие трупа и извлек при этом из полости черепа пулю от револьвера калибра 0,38, а также подтвердил, что попадание пули в затылочную часть головы вызвало мгновенную смерть. Он указал на месторасположение входного отверстия пули, охарактеризовал в общих чертах степень поражения мозга, прибавив, что других телесных повреждений, которые могли бы вызвать смерть, не было и что, по его мнению, ее смерть наступила примерно за сутки до проведенного им вскрытия.

– Можете задавать вопросы, – обратился прокурор к Мейсону.

Мейсон внимательно посмотрел на медика, который в этот момент поплотнее усаживался в свидетельском кресле, спросил:

– Вы заявили, доктор, что смерть наступила мгновенно?

– Да, сэр.

– На чем основано ваше утверждение?

– Я исхожу из характера раны, а также из повреждения мозговой ткани.

– Скажите, может ли такая рана привести к мгновенной и полной потере сознания?

– Конечно.

– Но не обязательно приводит к смерти?

– Что вы имеете в виду?

– Разве вам, доктор, не известны случаи, когда от раны в голове происходит сильное кровоизлияние, иными словами, часто ли вы в практике сталкивались со случаями повреждения мозговых тканей, в результате которого происходило экстенсивное кровоизлияние?

– Да, конечно. У меня было несколько случаев сильного кровоизлияния.

– Чем вызывается кровоизлияние, доктор?

– Как это чем? Просто кровь разливается по телу через поврежденные стенки кровеносных сосудов.

– Значит, кровь разливается в результате работы сердца, не правда ли?

– Естественно.

– Следовательно, в тех случаях, когда человек находится в бессознательном состоянии, его тело еще какой-то период времени живет и об этом дает знать все еще работающее сердце, которое наполняет сосуды кровью?

– Да, сэр. Вы совершенно правы.

– Как вы считаете, доктор, нынешний случай аналогичен?

– Абсолютно непохож. В данном случае кровотечение было незначительным.

– Скажите, вы заметили пятно крови на земле возле головы убитого?

– Да, сэр. Наружное кровотечение имело место, но весьма незначительное.

– А внутреннее?

– Было и внутреннее, но его нельзя назвать экстенсивным.

– Таким образом, в связи с отсутствием сильного кровотечения вы пришли к выводу, что смерть наступила мгновенно, не правда ли?

– Не только в связи с этим, но исходя также из месторасположении раны и сального повреждения мозговой ткани.

– Вам приходилось видеть раны с равной степенью повреждения и наличием значительного кровоизлияния, когда пострадавший еще жил некоторое время, находясь в бессознательном состоянии?

– Да, сэр.

– А теперь, доктор, скажите, вам не приходило в голову, что человек мог быть убит где-то в другом месте, а затем его тело перенесли туда, где оно и было обнаружено?

– Да, сэр, я думал об этом.

– И вы отрицаете подобную возможность?

– Да, отрицаю. Но это моя личная точка зрения.

– Могу я вас просить, доктор, обосновать эту точку зрения?

– Я исхожу из природы и размера раны, степени повреждения мозга, природы кровоизлияния, положения пятна крови на земле, отсутствия запекшейся крови, положения тела… ну и так далее.

Мейсон сказал:

– Значит, по вашему мнению, доктор, выходит, что кто-то, стоявший за спиной пострадавшего, выстрелил ему в затылок из револьвера, после чего мгновенно или почти мгновенно наступила смерть?

– Совершенно верно, за исключением лишь одного обстоятельства.

– Какого?

– Пострадавший в момент своей смерти мог находиться в сидячем положению. Я полагало, что именно так оно и было. Исходя из положения, в котором было найдено тело, я склонен думать, что человек сидел на траве, подогнув справа от себя ноги, левой рукой он опирался о землю. В этом случае, учитывая, что пулевой канал направлен не сверху вниз, можно предположить, что стрелявший тоже сидел на земле, где-то сзади. Может быть, он нагнулся или присел на корточки, но так или иначе дуло его револьвера находилось на уровне головы жертвы.

– Благодарю вас, – заключил Мейсон, – У меня все, доктор.

– Вопросов больше нет, – сказал Хэмилтон Бергер. – А сейчас я прошу пригласить для дачи показаний Мертона Бослера.

Наблюдая за Хэмилтоном Бергером, Мейсон заметил, как районный прокурор все время поглядывал на часы, как бы стараясь сохранить график ведения дела.

Мертон Бослер назвался экспертом-баллистиком. Он заявил, что присутствовал при вскрытии трупа и видел, как доктор Оберон извлек из полости черепа фатальную пулю и пометил ее. Затем он передал пулю ему

– специалисту по баллистике.

Спустя четверть часа, в течение которых Хэмилтон Бергер мастерски засыпал его вопросами, Мертон Бослер в заключение подтвердил, что представленная ему на опознание пуля – та самая, которая была извлечена из черепа убитого, что она выпущена из револьвера 0,38 калибра системы Смит и Вессон. Пуля вместе с комплектом увеличенных фотоотпечатков была представлена в качестве вещественного доказательства. После этого судьи с мрачным видом осмотрели пулю, как если бы были в состоянии изменить показания эксперта.

– Итак, – продолжил свои вопросы Хэмилтон Бергер, – скажите, вы осматривали место происшествия в поисках орудия убийства?

– Да, я присутствовал при осмотре места преступления.

– И вы обнаружили поблизости оружие?

– Не сразу.

– Скажите, – торжествующе вопросил Хэмилтон Бергер, – какими прибором вы пользовались для поисков оружия?

– Миноискателем.

– Что вам удалось найти?

– Мы обнаружили несколько металлических предметов, не имеющих отношения к данному делу, Это был старый заржавленный перочинный нож, затем ключ для вскрытия банок из под сардин, потом…

– Ну, ну, продолжайте, – поторопил эксперта Хэмилтон Бергер, – все эти предметы не имеют никакого значения. Что еще вы обнаружили из того, что представляет интерес?

– Мы обнаружили револьвер системы Смит и Вессон калибра ноль тридцать восемь, в обойме которого не хватало одного патрона. Номер револьвера сорок восемь тысяч восемьсот девять.

– Прекрасно! – воскликнул Хэмилтон Бергер. – Скажите, вы проводили баллистическую экспертизу этого оружия?

– Да, сэр.

– И каков результат?

– Пуля, извлеченная из черепа убитого, и другая, которая была выпущена из ствола револьвера в лабораторных условиях, имеют одинаковые характеристики.

– Мистер Бослер, скажите, вы наводили справки о том, кому было продано это оружие?

– Да, сэр.

– И вы нашли регистрационную карточку владельца этого револьвера?

– Да, сэр. Нашел.

– Назовите имя, указанное на этой карточке.

– Элеонор Корбин.

– Скажите, есть ли ее подпись на этом документе?

– Да, сэр.

– У вас есть фотокопия этого документа?

– Есть, сэр.

Во всем облике Хэмилтона Бергера так и сквозила елейность.

– Ваша честь, приближается время вечернего перерыва. Поэтому я бы попросил копию этого документа представить вам немедленно. Я еще не успел доказать, что подпись, стоящая на свидетельстве о продаже оружия, принадлежит подзащитной – Элеонор Корбин. Но я намерен завтра утром с помощью эксперта-графолога доказать это. Однако я полагаю, что характер документа не позволяет сомневаться в подлинности подписи, а потому считаю, что копия вполне может стать вещественным доказательством.

– Возражений не имею, – сказал Мейсон, беззаботно улыбаясь и всем своим видом показывая, что слова свидетеля не имеют ни малейшего значения для его подзащитной. – Мы будем настаивать на том, чтобы регистрационная карточка, вернее, ее копия, была приобщена к числу вещественных доказательств с тем, чтобы помочь районному прокурору избежать лишних хлопот, связанных с необходимостью выявления подлинности подписи подзащитной.

На лице Бергера отразилось удивление.

– Вы на этом будете настаивать? – спросил он.

– Конечно. А почему бы и нет? – ответил Мейсон с любезной улыбкой на лице.

– Прекрасно, – подвел итог судья Моран. – Копия, предъявленная обвинением, принимается в качестве вещественного доказательства. В судебном заседании объявляется перерыв до десяти часов следующего дня.

Когда толпа зрителей покинула зал заседаний, Делла Стрит и Пол Дрейк подошли к адвокатской ложе.

Мейсон повернулся к Элеонор.

– Это действительно ваш револьвер? – спросил он.

– Да, мой.

– А как он оказался там, где его нашли?

– Мистер Мейсон, даю вам честное слово, я абсолютно ничего не помню. Я брала его с собой для личной защиты. Вы же знаете, что существует немало случаев, когда женщинам приходится защищаться, и… одним словом, жизнь моя не отличалась спокойствием. Мне зачастую приходилось перевозить отцовские драгоценности. Кстати, сама полиция посоветовала мне иметь при себе в таких случаях оружие. Этот револьвер специально сделан для того, чтобы его носить в кармане или в дамской сумочке.

– Значит, когда вы уехали в так называемое свадебное путешествие, вы взяли его с собой?

– Да, он был при мне.

– Когда вас задержала полиция, револьвера при вас уже не было?

– Само собой разумеется, мистер Мейсон, – ответила Элеонор, слегка улыбнувшись. – Его при мне не было. При мне вообще почти ничего не было. Как писали газеты, моей одеждой было «трепещущее на ветру прозрачное покрытие».

– Черт вас возьми, – сердито закричал Мейсон, – перестаньте же шутить! С помощью этого револьвера вас обвинят в убийстве! Вы уехали из дому с Дугласом Хепнером. Он убит. И убит из вашего оружия.

– Но это произошло через две недели после нашего отъезда. А за две недели многое могло случиться.

– То, что еще могло случиться, пока не имеет никакого значения, – вспылил Мейсон. – Но поймите же, его убили шестнадцатого, и убили из вашего оружия, в нескольких сотнях ярдов от того места, где вы разгуливали в полуголом виде. И я хочу знать, что же все-таки произошло, чтобы попытаться спасти вас от смертного приговора или пожизненного заключения.

В это время женщина в полицейской форме сделала Элеонор знак следовать за ней. Элеонор поднялась. Спеша закончить свою мысль, Мейсон бросил ей вслед:

– Хочу надеяться, жатв вы все-таки постараетесь к десяти утра восстановить свою память, ибо в противном случае…

Когда Элеонор увели, Мейсон подхватил Деллу Стрит под локоть, кивнул Полу Дрейку и, шепнув обоим: «Давайте-ка выйдем и поговорим», покинул зал заседаний и вошел в комнату свидетелей. Захлопнув ногой дверь, он произнес:

– Ну вот, здесь нам никто не помешает.

– Так что ты намерен предпринять в данной ситуации? – спросил его Дрейк.

Мейсон пожал плечами.

– Теперь ты понимаешь, – снова спросил Дрейк, – почему Бергер заинтересован в судебном разбирательстве? Господи, Перри, этого дела тебе не выиграть!

Мейсон расстегнул пиджак и нервно заходил по комнате из угла в угол.

– Сейчас очень важно, чтобы Элеонор сказала мне всю правду, – наконец произнес он.

– Она не говорит правды, потому что не может ее сказать, – заметил Дрейк. – Она убила его. Ставлю один против миллиона, что это ее работа.

– Шеф, – вступила в разговор Делла, – может быть, есть смысл зацепиться за то, кому принадлежит револьвер? Пусть, револьвер ее. Он зарегистрирован на ее имя. Но ведь его могли и украсть.

– Все это верно, – согласился Мейсон. – Это единственный аргумент защиты. Но вы не заметили ловушку, которую готовит мне Бергер.

– Какую ловушку?

– Он рассчитывает на это. Он хочет, чтобы я выдвинул именно этот аргумент. А вот тогда он представит своего главного свидетеля.

– Кого же?

– Этель Билан.

– А что она может знать?

– Не знаю, – пожал плечами Мейсон. – Вероятно, она. заявит, что за несколько часов до убийства видела у Элеонор Корбин револьвер. Бог знает, что еще она хочет сообщить, но готов заложить последний доллар, что ее заявление будет сокрушительным. В противном случае вряд ли Бергер поместил бы ее в самый дорогой отель, приставил к ней охрану да еще к тому же лишил ее контактов с внешним миром.

– Это верно, – угрюмо согласился Дрейк. – Но мы должны что-то предпринять, Перри. Нет смысла сидеть сложа руки.

– Конечно, нужно что-то предпринять, – сказал Мейсон, и в глазах его вспыхнул огонь. – Нам нужно найти такие факты, которые обвинению пока еще неизвестны. Найти их надо быстро и с их помощью доказать, что же произошло в действительности. Давай-ка, Пол, лучше посмотрим на это дело с точки зрения логики. Не будем торопиться и давать себя загипнотизировать. Итак, что у тебя в карманах?

– У меня? В моих карманах? – удивленно спросил Дрейк.

Мейсон утвердительно кивнул.

– Всякий хлам, – ответил Дрейк с недоумением.

– Вынь его, – сказал Мейсон, – положи на стол.

Дрейк вынул из кармана карандаш, авторучку, записную книжку, портсигар, зажигалку, связку ключей, носовые платки, бумажник, немного мелочи, водительские права, два распечатанных письма, расписание авиарейсов, пачку жевательной резины. Мейсон задумчиво рассматривал все эти предметы.

– И что же этим доказано? – прервал молчание Дрейк.

– Это, – сказал Мейсон, – и есть то, о чем мне хотелось бы знать. И ты кое-что этим доказал.

– Ничего не понимаю, – признался Дрейк.

– Ты доказал контраст между вещами, находящимися в твоем кармане, которые, вероятно, можно обнаружить у любого делового человека, и вещами, найденными в карманах Дугласа Хепнера, о которых упоминал судебный следователь.

– Ну что ж, конечно, – пробормотал Дрейк, – я…

– А теперь подумаем вот о чем. Хепнер курил. Он держал сигареты в портсигаре. А где его спички? Где его нож? Ведь почти каждый мужчина имеет при себе перочинный нож. У него было найдено немного мелочи, но не было банкнот. Были у него и водительские права, но не было членской карточки ни одного клуба, даже адресов не было, ничего такого.

Дрейк молча раздумывал.

– Господи, Перри! – вдруг воскликнул он. – А тебе не показалось, что у него в карманах слишком уж мало вещей?

– Именно это я и имел в виду, – ответил Мейсон, а заем спросил: – Где Хепнер жал?

– Как раз этот вопрос, – ответил Дрейк, – и волнует сейчас полицию. Официально он проживает в «Диксикрат эпартментс». В этом пансионе за ним числится квартира, но неизвестно, жил ли он там. Квартиры обслуживают горничные, одна из которых сказала, что были случаи, когда в течение нескольких дней кряду, а то и недель, на его постели никто не спал, простыни оставались несмятыми, и полотенцами в ванной никто не пользовался. В холодильнике не было продуктов. Он не сдавал белье в прачечную и…

Внезапно Мейсон звонко щелкнул пальцами.

– Ты что? – спросил Дрейк.

– Вот оно! – воскликнул он. – Прачечная! Пойдем, Пол!

– Куда?

– К следователю. Ведь нас приглашали посмотреть на вещи покойного, которые были на нем в момент смерти. Пойдем посмотрим, были ли на них ярлычки прачечной. Ведь не стирал же он вещи сам, дома.

– О'кэй, – согласился Дрейк, – может быть, найдем что-нибудь, хотя… а, черт, Перри, ведь если на вещах были ярлыки из прачечной, то полиция обнаружила их давным-давно.

– И все же я хочу взглянуть на вещи до того, как их предъявят мне на суде, – сказал Мейсон. – Представь себе на минутку, что моя клиентка говорит правду. Представь, что она действительно не в состоянии вспомнить о том, что произошло. Представь, что это убийство подстроено и она не может…

– Один шанс против пятидесяти миллионов, – возразил Дрейк. – Ведь ее обследовали психиатры, и все в один голос заявили, что она симулирует. И в тот самый момент, как только ее вызовут в свидетельскую ложу и она скажет, что ничего не помнит, ее подвергнут перекрестному допросу, и она развалится как вареный салатный лист. А затем прокурор бросит в бой роту психиатров, и они докажут, что она лжет.

– Ну хорошо, – возразил Мейсон, – если она лжет, я постараюсь не допустить, чтобы ее вызвали в свидетели. Но прежде я должен доказать самому себе, что она лжет. Послушай, Пол, у тебя в конторе есть ультрафиолетовый свет?

– Есть маленькая лампа и даже два типа фильтров, которые…

– Отлично, – сказал Мейсон, – тащи ее сюда. Сейчас во многих прачечных номера на белье пашут флуоресцентными чернилами. Это может дать нам в руки ключ. Кстати, насчет ключей. Их, кажется, было четыре. Ты не знаешь, полиция нашла замки, к которым они подходят?

– Один из них от квартиры в «Диксикрат эпартментс». О других я не знаю.

– О'кэй, – сказал Мейсон. – Да, Пол, захвати с собой кубик воска. Пока я буду отвлекать внимание, постарайся сделать слепки с ключей.

– Тебе нужны копии? – спросил Дрейк, и в его голосе послышались нотки сомнения.

– А что, закон это запрещает?

– Черт его знает, Перри. Ты закон знаешь лучше.

– Тогда делай то, что я тебе говорю. Мне нужны копии всех ключей. Нам нужно работать. Мы будем искать то, что против нас.