Текст книги "Дело шокированных наследников"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 5

Мейсон проводил Вирджинию Бакстер до места за ограждением в зале суда.

– А теперь успокойтесь, – ободряюще посоветовал он.

– Это похоже на то, как говорить промерзшему человеку, чтобы он не дрожал. Я не могу сдержать волнение. Дрожу как осиновый лист, будто во мне трепещет миллион бабочек, – ответила она.

– Сейчас начнется предварительное слушание дела. Это общепринятая практика для судьи, чтобы защита обратилась в высший суд. При этом зачастую увеличивается сумма залога. Иногда судья оглашает непомерно большую сумму. Вы должны смело встретить подобное выступление, – объяснил адвокат.

– Но я не смогу заплатить больше денег, мистер Мейсон, это все мои сбережения. В противном случае мне придется всю мою собственность продать в убыток себе.

– Знаю, – отозвался он. – Я только предупредил вас, что может случиться. Как бы то ни было, недвижимость, записанная на ваше имя, окажет влияние на решение судьи при назначении суммы залога.

– Не очень-то вы надеетесь… вытащить меня отсюда на этом предварительном слушании.

– Обычно судья связывает обвиняемого по рукам и ногам, если прокурор хочет идти напролом с делом в высший суд, – объяснил Мейсон. – Иногда у нас, конечно, появляется благоприятная возможность. Неслыханное дело – ставить обвиняемого на свидетельское место во время предварительного следствия, но если появится хоть малейший намек на то, что судья собирается закрыть дело, я поставлю вас на свидетельское место, чтобы он смог разглядеть вас и понять, что вы за человек.

– А та ужасная статья в газете, – напомнила Вирджиния, – и фотография!

– С точки зрения редактора городской газеты, фотография получилась замечательная, – заметил Мейсон. – У вас удивленное и в то же время испуганное лицо, и для судебного процесса это хорошо.

– Но это разрушило мою репутацию! – воскликнула она. – Мои друзья вообще станут меня избегать.

Мейсон начал что-то говорить, но замолчал, потому что открылась дверь из судейской комнаты.

– Встаньте, – сказал он Вирджинии.

В зале все поднялись со своих мест и стояли, пока судья Кортленд Алберт не сел на свое место. Усевшись, он оценивающе посмотрел на обвиняемую:

– Пришло время начать предварительное слушание по делу «Народ против Вирджинии Бакстер». Вы готовы приступить?

– Защита готова, – отозвался Мейсон.

Джерри Кезуэлл, один из молодых помощников прокурора, которых часто посылали вести предварительные слушания и которые жаждали составить отчет так, чтобы он привлек внимание начальства, как и все, стоял.

– Обвинение, – драматическим тоном заявил он, – всегда готово! – И, выдержав паузу, сел.

– Пригласите вашего первого свидетеля, – сказал судья Алберт.

Кезуэлл вызвал носильщика из аэропорта.

– Вы знакомы с обвиняемой?

– Да, сэр. Я видел ее.

– Семнадцатого числа этого месяца?

– Да, сэр.

– Вы один из носильщиков в аэропорту?

– Да, сэр.

– И зарабатываете на жизнь перевозкой багажа?

– Да, сэр.

– Семнадцатого числа этого месяца обвиняемая сама указала на свой чемодан?

– Указала. Да, сэр.

– Вы бы узнали чемодан, если бы опять увидели его?

– Узнал бы. Да, сэр.

Кезуэлл кивнул полицейскому, который вышел вперед с чемоданом.

– Этот тот самый чемодан?

– Да, сэр, тот самый.

– Для опознания мне нужен чемодан с ярлыком «Пиплз экзибит А», – сказал Кезуэлл.

– Так и было приказано, – подтвердил судья.

– И обвиняемая сказала, что это ее чемодан?

– Да, сэр.

– Вы присутствовали, когда открывали чемодан?

– Да, сэр.

– Что было в чемодане, если что-либо было, кроме одежды?

– Там было несколько пакетиков, завернутых в полиэтилен.

– Сколько? Вы знаете?

– Я их не считал. Но их было много.

– Все, – заявил Кезуэлл. – Перекрестный допрос.

– Обвиняемая опознала этот чемодан как свой?

– Да, сэр.

– Она отдала вам квитанцию?

– Отдала. Да, сэр.

– Вы сравнили номер на квитанции, что дала вам обвиняемая, с номером на бирке чемодана?

– Да, сэр.

– Сколько квитанций отдала вам обвиняемая?

– Она отдала две.

– Что стало со второй квитанцией?

– Это была квитанция на сумочку, по ней я получил ее вторую вещь.

– Она была открыта?

– Да, сэр.

– Теперь я обращаю ваше внимание на чемодан до того времени, как его открыли. Был какой-нибудь разговор с человеком, который назвался полицейским?

– Да, сэр. Полицейский Джек Эндрюс показал этой молодой женщине свое удостоверение и спросил, ее ли это чемодан.

– Что она ответила?

– Сказала, что ее.

– Как отреагировал Эндрюс?

– Попросил разрешения открыть его.

– Это весь разговор?

– Ну, это суть разговора.

– Я вас спрашиваю не о сути, – возразил Мейсон. – Я прошу рассказать о разговоре в целом. Не просил ли он подтвердить, что это ее чемодан, и если да, то описать его содержимое?

– Да, сэр, все так и было.

– А затем попросил ее открыть чемодан для того, чтобы он смог просмотреть вещи, лежащие в нем?

– Да, сэр.

– А что же сумочка? Он просил обвиняемую опознать ее тоже?

– Он только спросил, ее ли эта вещь тоже.

– И она сказала, что ее?

– Да.

– Что случилось потом?

– Он открыл чемодан.

– И все?

– Ну и конечно, после этого они увели ее с собой.

– Теперь прошу вас обратить внимание на фотографию из вечерней газеты за семнадцатое число, в частности на изображение обвиняемой и чемодан.

– Возражаю. Это не относится к делу, неуместно, несущественно, неправомочно и совершенно не подходит для перекрестного допроса.

– Это только предварительное слушание и ради выяснения res gestae, – объяснил Мейсон.

– Протест отклонен. Я внимательно выслушаю все сведения, – объявил судья Алберт.

– Находились ли вы рядом, когда фотограф делал снимок?

– Да, сэр.

– Вы видели фотографа?

– Да, сэр.

– Откуда он появился?

– Он стоял за одной из колонн.

– А когда открыли чемодан, вышел со своим фотоаппаратом?

– Да, сэр. Он выскочил из-за колонны с фотоаппаратом наготове и – щелк, щелк, щелк – сделал три снимка.

– И что потом?

– Потом убежал.

– С позволения суда, – вмешался Кезуэлл, – мы вынуждены исключить из протокола эти показания о фотографе. Это не только неправомочный перекрестный допрос, он еще и не относящийся к делу, несущественный, неуместный. Он не приносит никакой пользы.

– Он приносит очень большую пользу, с позволения суда, – проговорил Мейсон. – Показывает, что обыск был не случайным. Это показывает, что полицейский продумал, как осуществить его, и обнаружил то, что хотел найти. Он подкупил знакомого газетчика, и, если суд прочтет статью в газете, ему станет ясно, что корреспондент постарался отплатить услугой за услугу, создав благоприятную рекламу полицейскому.

Судья Алберт слегка улыбнулся.

– Ваша честь, я протестую. Я выступаю против подобных заявлений, – заявил Кезуэлл.

– Я просто привожу доводы, – заметил Мейсон.

– Доводы для чего? – спросил Кезуэлл.

– В пользу важности свидетельских показаний, – ответил Мейсон. – Я хочу разъяснить, что тот полицейский действовал по своего рода совету, в соответствии с какой-то информацией, которая ему была дана. Защита вносит предложение выяснить, что это была за информация и от кого полицейский ее получил.

На лице Кезуэлла мелькнуло легкое смятение. Судья Алберт улыбнулся и произнес:

– Полагаю, что я хорошо разобрался в основной цели перекрестного допроса и причине, почему адвокат задавал свои вопросы. Побуждение исключить что-то из протокола отклоняется. Вы продолжите перекрестный допрос, мистер Мейсон?

– Нет, ваша честь.

– Слово берет обвинение?

– Нет, ваша честь, – отозвался Джерри Кезуэлл.

– Пригласите вашего следующего свидетеля.

Кезуэлл объявил:

– Вызывается детектив Джек Эндрюс. Ваше полное имя? – спросил Кезуэлл после того, как Эндрюс принял присягу.

– Джекмэн, Д-ж-е-к-м-э-н Эндрюс. Вообще меня все зовут Джек Эндрюс, но мое полное имя Джекмэн.

– Обращаем ваше внимание на чемодан, на котором был ярлык «Пиплз экзибит А». Когда вы увидели его в первый раз?

– Когда обвиняемая указала на него носильщику, который уже давал показания.

– И что вы сделали?

– Я подошел к ней и спросил, ее ли это чемодан.

– Что потом?

– Спросил ее, не возражает ли она, чтобы я заглянул в чемодан; она сказала, что нет.

– Что случилось потом?

– Я открыл чемодан.

– И что вы нашли?

– Я нашел пятьдесят пакетиков…

– Минутку, – перебил его Мейсон. – Я представляю на рассмотрение, с позволения суда, именно этот вопрос и полный ответ на него. Свидетель сказал, что нашел пятьдесят пакетиков. Что же касается содержимого этих пакетов, то это другая тема для обсуждения, которая требует других вопросов.

– Очень хорошо, – заметил Кезуэлл. – Если адвокат желает усложнить себе жизнь, мы не будем мешать ему. Итак, вы взяли эти пакетики?

– Взял.

– Вы предпринимали какие-либо шаги, чтобы выяснить, что представляют собой пакетики и каково их содержимое?

– Да.

– И что же в них было?

– Минуту, – опять вмешался Мейсон. – По поводу этого пункта мы выражаем возражение, так как это не относится к делу, несущественно и неуместно. Нет надлежащего обоснования; имущество было изъято в результате незаконного обыска и в данном случае является неправомочным доказательством. В этой связи, если суд не против, я бы очень хотел задать несколько вопросов.

– Отлично, в связи с высказанным возражением свидетель в вашем распоряжении.

– У вас был ордер на обыск? – задал вопрос свидетелю Мейсон.

– Нет, сэр, у меня не было времени на оформление ордера.

– Стало быть, вы приняли решение самостоятельно?

– Я принял решение самостоятельно, но я обратил ваше внимание на то, что спросил у обвиняемой, не против ли она, чтобы я заглянул в ее чемодан, и она ответила утвердительно.

– Послушайте, – прервал его Мейсон. – Вы рассказываете лишь суть вопроса. Вы даете свое заключение состоявшемуся разговору. Не можете ли вы вспомнить каждое слово?

– Фактически это и были мои слова.

– Вы говорили обвиняемой, что хотите обыскать чемодан?

– Да.

– Минуту, – остановил детектива Мейсон. – Вы дали клятву. Вы говорили ей, что хотите обыскать чемодан, или спросили, сможет ли она описать содержимое чемодана?

– Полагаю, я спросил, ее ли это чемодан, она ответила, что да. Тогда я спросил, может ли она описать содержимое чемодана, она это сделала.

– И тогда вы спросили, не возражает ли она открыть чемодан, чтобы показать его содержимое, которое она только что описала. Верно?

– Да, сэр.

– Но вы ведь не сказали ей, что хотите обыскать чемодан?

– Нет.

– Она не давала вам разрешения на обыск чемодана?

– Она сказала, что не возражает открыть его.

– Она не давала вам разрешения на обыск чемодана?

– Я сказал ей, что хочу открыть его, и она согласилась.

– Она не давала вам разрешения на обыск чемодана?

– Ну, думаю, слово «обыск» не произносилось.

– Совершенно верно, – подтвердил Мейсон. – Итак, вы приехали в аэропорт, чтобы удостовериться в правильности полученного вами намека?

– Ну… да.

– Кто дал вам этот намек?

– Я не имею права разглашать источники нашей информации.

– Думаю, что по существующим правилам судебного разбирательства, – заявил Мейсон, – этот свидетель должен убедить нас в том, что у него были веские причины для обыска чемодана и что анонимный намек, то есть намек, полученный от неизвестной личности, нельзя считать обоснованной причиной для обыска. Поэтому обвиняемая имеет право знать мотив для обыска ее чемодана.

Судья Алберт нахмурился и повернулся к свидетелю:

– Вы отказываетесь назвать имя человека, давшего вам намек?

– Намек получил не я, – ответил Эндрюс. – Информацию получило начальство. Мне сказали, что есть горячие факты и что мне надо ехать в аэропорт, ждать обвиняемую и спросить у нее разрешения заглянуть в чемодан. Если бы мне не удалось этого сделать, то следовало держать ее под наблюдением, пока я не получу ордер.

– Интересная ситуация, – заметил судья Альберт. – Очевидно, обвиняемая никому не давала разрешения на обыск своего чемодана, а дала согласие, чтобы чемодан открыли с единственной целью – удостовериться, что она правильно описала его содержимое. Своеобразная ситуация.

– С позволения суда, – продолжил Мейсон, – я подхожу к ситуации немного по-другому. Я хочу прояснить положение обвиняемой. Хорошо бы все выяснить на предварительном слушании, а не подходить к этому формально. – Он повернулся к свидетелю. – Вы забрали из чемодана пятьдесят пакетиков?

– Да, сэр.

– Они у вас с собой?

– Да, сэр.

– Вы их взвешивали?

– Взвешивать их? Нет, сэр. Мы пересчитали их, сделали опись, но не взвешивали.

– Ладно. Была еще одна вещь. Сумочка.

– Да, сэр.

– Вы просили обвиняемую опознать ее?

– Она сказала, что это ее вещь. У нее была квитанция на нее.

– А вы спрашивали ее о содержимом сумки?

– Нет.

– Спрашивали ли вы разрешения открыть сумку?

– Нет.

– Но вы же ее открыли и обыскали?

– Да. Но там мы не нашли ничего, заслуживающего внимания.

– Вы не спрашивали разрешения на то, чтобы открыть сумку?

– Кажется, нет.

– Вы просто подошли и открыли сумку?

– Я сделал это после того, как нашел большую партию…

Мейсон поднял руку:

– Сейчас это не имеет значения. Мы будем это называть «пятьдесят пакетиков». Что вы сделали с сумкой?

– Она здесь.

– Ну что ж, – проговорил Мейсон, – раз вы не знаете, сколько весят пакетики, то, может быть, назовете вес чемодана без пятидесяти пакетиков?

– Не назову.

– Вы знаете, что обвиняемая платила за излишек веса багажа?

– Да.

– И все же вы не взвесили пакетики?

– Нет.

– Если суд не против, я предлагаю взвесить их сейчас, – сказал Мейсон.

– С какой целью? – поинтересовался судья Алберт.

– Если весы покажут, – объяснил адвокат, – что сейчас эти две вещи, без пакетиков, весят сорок шесть фунтов, тогда это будет определяющим доказательством, что кто-то подбросил пакетики в чемодан после того, как обвиняемая сдала вещи в багаж.

– Полагаю, что я могу принять такое объяснение, – решил судья Алберт. – Объявляю перерыв на десять минут. Судебный пристав принесет в зал суда какие-нибудь весы, и мы взвесим эти два чемодана.

– Совсем не обязательно, что это прояснит дело, – запротестовал Кезуэлл. – Мы знаем, что чемоданы весили сорок шесть фунтов, только со слов обвиняемой. Тогда она была отпущена под залог. Мы не знаем, что было изъято из чемоданов.

– Разве они не были под надзором полиции? – спросил судья Алберт.

– Были, но ей разрешалось приходить и брать из чемоданов одежду.

– Она приходила и брала что-нибудь из чемоданов?

– Я не знаю, ваша честь.

– Если вы не знаете, брала ли она что-либо из чемоданов, то вы не можете знать, не подложил ли кто-нибудь что-то в чемоданы, – резко проговорил судья Алберт. – Суд удаляется на перерыв, а сюда принесут весы.

Мейсон неторопливо направился к телефонной будке, позвонил в Главное полицейское управление, в комнату для журналистов, и сообщил:

– Через десять минут в зале суда ожидается интересное представление. Судья Алберт собирается взвешивать доказательство.

– Он всегда взвешивает доказательства? – оживленно поинтересовался один из журналистов.

– Не таким образом, – пояснил Мейсон. – Он собирается взвешивать его на обычных весах.

– Что?!

– Именно так. Через десять минут, на обычных весах. Вам лучше поторопиться. Может оказаться что-то интересное для вас.

– Номер комнаты? – спросил журналист.

Мейсон ответил.

– Мы придем, – пообещал журналист. – Если возможно, задержите немного эту процедуру.

– Не могу, – отозвался Мейсон. – Как только появятся весы, судья опять откроет заседание суда. Он полагает, что ему хватит на это десяти минут, я тоже так думаю. Судебный пристав пошел за весами. – И он повесил трубку.

Глава 6

Мейсон, стоя за спиной Вирджинии Бакстер, сказал:

– Я делаю ставку на то, что вы говорите правду. Но если лжете, то вас ждут страдания.

– Я не лгу, мистер Мейсон.

Мейсон пояснил:

– После вашего ареста на первой полосе газеты появилась ваша впечатляющая фотография с рассказом, что бывшая секретарша юриста занялась контрабандной перевозкой наркотиков. А заметка о снятии с вас вины на предварительном слушании займет всего строк пять-шесть где-нибудь в середине газеты. Их мало кто заметит.

Я же стараюсь, чтобы это превратилось в столь поразительное действие, которое будет достойно грандиозного сообщения в печати. Если вы говорите правду, то таким образом мы восстановим ваше честное имя: все, кто читал о вас первую статью и помнит ее содержание, прочтут новую и запомнят, что вы оправданы. Но если вы лжете, это испытание причинит вам боль.

– Мистер Мейсон, я говорю вам чистую правду. Почему наконец я захотела торговать наркотиками или каким бы то ни было образом ввязаться в это дело?

Мейсон усмехнулся:

– Как правило, я не задаю себе подобных вопросов. Просто говорю: «Эта девушка моя клиентка, и в любом случае она должна быть права. По крайней мере, я собираюсь действовать исходя из этой посылки».

Судебный пристав и два его помощника вкатили в зал суда весовую платформу, взятую из тюрьмы, на которой взвешивали заключенных во время их регистрации. Судебный пристав исчез в судейской комнате, чтобы доложить судье Алберту, что его задание выполнено.

Двустворчатые двери зала суда распахнулись, и в зал вошли шестеро журналистов, сопровождаемые фотографами. Один из журналистов подошел к Мейсону:

– Не подойдете ли вы и ваша клиентка к весам, чтобы сфотографироваться?

– Я – нет, – отказался Мейсон, – а моя клиентка подойдет. Но, думаю, вам придется подождать, пока не закончится заседание суда, а тогда, может быть, вам повезет, и вы сделаете снимок судьи Алберта.

– Почему вы не хотите фотографироваться?

– Это было бы не этично, – ответил Мейсон.

Лицо репортера вспыхнуло от злобы.

– Ох уж эта ассоциация адвокатов! – воскликнул он. – Назначаете комиссии, стараетесь наладить связи с общественностью, а потом пытаетесь скрыться за фальшивым фасадом профессиональной этики юриста. Когда вы, юристы, запомните, что общественные связи означают просто совместные действия и предоставление возможности читателям заглянуть через ваше плечо, увидеть, что вы делаете? Каждый раз, когда юристы слишком надуты или слишком боятся раскрыть свою деятельность, они теряют связь с общественностью.

Мейсон опять усмехнулся:

– Успокойтесь, приятель. Я не возражаю, чтобы вы заглянули через мое плечо. Я только не желаю, чтобы вы нацеливали фотоаппарат мне в лицо и слепили меня вспышкой. Думаю, что это была бы дешевая реклама. Мне на нее наплевать. Однако что касается этой истории, объясните, почему, черт побери, вы думаете, что у меня возникнут неприятности?

Сердитый журналист посмотрел на адвоката, его лицо смягчилось, он улыбнулся.

– Думаю, в этом вы правы, – ответил он. – Судья на самом деле собирается взвешивать доказательство?

– Будет взвешивать материальное доказательство, – уточнил Мейсон.

– Черт возьми! Вот так история! – воскликнул журналист в тот момент, когда открылась дверь в судейскую комнату и судебный пристав объявил:

– Всем встать!

Присутствующие встали. Судья Алберт вошел в зал суда, с удовольствием заметив, что полупустой до перерыва зал теперь заполнен до отказа служащими учреждений, газетными репортерами и фотографами.

– «Народ против Вирджинии Бакстер», – возвестил он. – К заседанию готовы?

– Готовы, ваша честь, – отозвался Кезуэлл.

– Защита готова, – объявил Мейсон.

Детектив Джек Эндрюс был на свидетельском месте, а доказательство готово к взвешиванию.

– Весы на месте, мистер судебный пристав?

– Да, ваша честь.

– Проверьте их, пожалуйста, точны ли они. Поставьте стрелку на «ноль» и проследите за ней.

Судебный пристав проверил весы.

– Все в порядке, – заметил судья Алберт. – Что ж, ставьте на весы чемодан и сумочку.

Секретарь взял обе вещи, предназначенные для взвешивания, поставил их на весы и отошел.

– Ровно сорок шесть фунтов с четвертью, ваша честь, – заявил судебный пристав.

На минуту в зале суда воцарилась напряженная, волнующая тишина, затем кто-то начал аплодировать. Судья Алберт нахмурился и сказал:

– Здесь не спектакль. У обвиняемой есть билет на самолет и квитанция на излишек багажа?

– Да, ваша честь, – проговорил Мейсон, передавая судье билет и квитанцию.

Судья Алберт сердито посмотрел на помощника прокурора.

– Сколько весили те пакетики, что изъяты из багажа?

– Я не знаю, ваша честь. Как показал свидетель Эндрюс, они сосчитали пакетики, но не взвешивали их.

– Хорошо, давайте их взвесим, – предложил судья Алберт. – Они здесь?

– Да, ваша честь.

Судебный пристав начал убирать багаж с весов. Мейсон сказал:

– С позволения суда, я бы внес предложение – положить пакетики поверх чемодана и сумочки, пока они на весах, и мы увидим, насколько увеличится вес.

– Очень хорошо, – согласился судья Алберт. – Во всех отношениях сделать так проще, это будет впечатляюще и в то же время убедительно. Последуем совету защиты.

Полицейский Эндрюс вынул из сумки полиэтиленовые пакетики и положил их на чемодан Вирджинии.

Стрелка весов дрогнула и поползла вверх. Судебный пристав зафиксировал вес и объявил:

– Один фунт и три четверти, ваша честь.

Судья Алберт взглянул на обвинителя, потом на Эндрюса:

– У обвинения есть какое-либо объяснение?

– Нет, ваша честь, – отозвался Кезуэлл. – Мы убеждены, что пакетики были найдены в чемодане обвиняемой, и, таким образом, она несет ответственность за это. Кроме того, ей ничто не мешало положить их в чемодан после того, как взвесили багаж. Она легко могла это сделать, как и любой другой.

– Не так уж легко, – вмешался Мейсон. – Во время регистрации багажа вещи взвешиваются тогда, когда пассажиры регистрируют билеты, затем контролер снимает вещи с весов и отправляет их в багажное отделение самолета. Я заявляю суду, что доказательство убедительно и дело прекращено.

Судья Алберт встал, окинул взглядом переполненный зал суда и с легкой улыбкой объявил:

– Заседание суда закрыто.

Один из журналистов бросился к нему:

– Ваша честь, вы не возражаете сфотографироваться около весов? Мы хотим написать статью и поместить фотографию к ней. Было бы неплохо возбудить общественный интерес.

Судья Алберт заколебался.

– Что касается обвиняемой, у меня нет возражений, – громко заявил Мейсон.

Судья Алберт посмотрел на Джерри Кезуэлла. Тот отвел взгляд.

Судья Алберт улыбнулся:

– Ладно, если вы хотите возбудить общественный интерес, то пусть обвиняемая встанет рядом со мной, указывая, что это ее багаж. Это будет эффектно. – Журналисты и фотографы сгруппировались вокруг весов. – И отметьте, что фотографии были сделаны после закрытия заседания суда, – добавил он. – Я всегда великодушно отношусь к подобным фотографиям, сделанным в моем зале суда, хотя знаю, что некоторые судьи против этого. Однако я слышал, что после ареста обвиняемой история получила широкий отклик в печати, и мне кажется, что теперь, когда ее оправдали, есть смысл этому тоже дать широкую огласку.

Судья Алберт встал перед весами и сделал знак рукой Вирджинии, чтобы она подошла к нему.

Мейсон проводил взволнованную обвиняемую к тому месту, куда указывал судья.

– Мейсон, идите сюда и сфотографируйтесь с нами, – пригласил судья Алберт.

– Полагаю, лучше не надо, – ответил тот. – Мое присутствие сделает снимок вызывающим и искусственным, получится полная безвкусица с точки зрения профессиональной этики юристов. Но ваша фотография за взвешиванием доказательства привлечет большое внимание.

Судья Алберт кивнул и обратился к Вирджинии:

– Ну, мисс Бакстер, вы смотрите на стрелку весов, а я наклонюсь и буду ее регулировать… Нет, смотрите не в объектив, а на весы. Можете немного повернуться, если считаете, что вы так лучше получитесь на фотографии.

Судья Алберт положил руку Вирджинии на плечо, наклонился и стал регулировать стрелку весов, а ликующие фотографы с потрясающей скоростью защелкали своими аппаратами.

Судья Алберт выпрямился, посмотрел на Мейсона, затем кивнул прокурору округа и отвел двух других прокуроров на такое расстояние, чтобы журналисты не слышали их разговора.

– В этом деле есть что-то очень странное, – сказал судья Алберт. – Предлагаю вам, мистер Кезуэлл, тщательно выяснить все о личности, которая предоставила информацию или дезинформацию, результатом которой был обыск чемодана.

Прокурор горячо возразил:

– Это очень надежный человек, его информация всегда достоверна.

– На этот раз она не была достоверной, – заметил судья Алберт.

– Не уверен в этом, – возразил Кезуэлл. – В конце концов, нельзя же исключать возможность, что чемодан открывали.

– Уверен, что открывали, – язвительно произнес судья, – но я думаю, что это было сделано после того, как мисс Бакстер сама его открывала, и до того, как чемодан попал на транспортер. Кроме того, мы с вами не вчера родились, обвиняемые мелькают перед нами день за днем, и мы уже кое-что знаем о человеческих характерах. Эта молодая женщина не торговка наркотиками.

– После того как вы увидели одну за другой постановки Перри Мейсона, – огрызнулся Кезуэлл, – вы узнали кое-что о театральных эффектах. Сегодняшняя сцена, в которой участвовал суд, будет подмогой и утешением многим, кто не желает успеха правоохранительным органам.

– Значит, правоохранительным органам надо работать эффективнее, – проговорил судья Алберт. – Никто не возражал против того, чтобы позвать фотографа и сделать снимки этой молодой женщины у раскрытого чемодана, но только богу известно, какой вред это ей нанесло. Я же надеюсь, что события последнего часа в зале суда получат широкую огласку и это с лихвой компенсирует впечатление от тех отвратительных публикаций, которые появились после ее ареста.

– Не волнуйтесь, – горько произнес Кезуэлл, – сегодняшняя фотография будет разослана по всей стране и наверняка появится, по крайней мере, в трети всех издаваемых газет в Соединенных Штатах.

– Будем надеяться, что так и произойдет, – буркнул судья, поворачиваясь на пятках и направляясь в судейскую комнату.

Ни слова не сказав Мейсону, Кезуэлл удалился. А Мейсон подошел к Вирджинии Бакстер.

– Не хотите пройти в комнату для свидетелей, где мы можем на минуту присесть и спокойно поговорить? – спросил он.

– Все, что угодно, – ответила она. – Все, что угодно, мистер Мейсон.

– Просто хочу переброситься с вами словечком, – объяснил тот.

Адвокат проводил Вирджинию в комнату для свидетелей, подал ей стул, сел напротив и спросил:

– Скажите, кто, по-вашему, все это мог с вами проделать?

– Вы имеете в виду, кто мог подвергнуть меня таким испытаниям и подставить меня в этом деле с наркотиками?

– Да.

– Боже мой, я не знаю.

– Ваш муж?

– Он очень переживал.

– Почему?

– Я не дам ему развод.

– Почему не дадите?

– Он змея, лгун и плут. У него все время была другая женщина, я голову сломала, чтобы придумать, как выбраться из создавшегося положения. Он даже запустил руку в наши общие сбережения, чтобы помочь той женщине купить машину. Потом имел вопиющую наглость заявить мне, что люди не способны контролировать свои чувства, что мужчина может влюбиться и может разлюбить и что он ничего не может с собой поделать.

– Сколько это длилось?

– Около года.

– И вы не дали ему свободу?

– Нет.

– Значит, вы все еще замужем?

– Да.

– Когда вы его видели в последний раз?

– После того скандала я его не видела, но он звонил мне раз или два, чтобы спросить, не передумала ли я.

– А почему вы не передумали? – поинтересовался Мейсон.

– Потому что я не собираюсь позволять им играть моими чувствами.

– Хорошо, – кивнул он, – вы не собираетесь разводиться с ним. Какое преимущество вам это дает?

– Для меня это не преимущество, но и для их блага я ничего не хочу делать.

– Другими словами, все, что им пойдет во вред, вам будет на пользу. Вы это имеете в виду?

– Да, что-то подобное.

Мейсон смотрел на нее не отрываясь.

– Именно такие чувства вы хотите испытывать?

– Я… я бы выцарапала ей глаза. Я хотела доставить ей боль любым способом.

Мейсон покачал головой:

– В этом нет никакой выгоды, Вирджиния. Позвоните бывшему мужу и скажите, что вы решили дать ему развод, будете его оформлять. Ваше вероисповедание не противоречит этому?

– Нет.

– Дети есть?

– Нет.

Мейсон развел руками:

– Ну вот. У вас тоже есть будущее.

– Я… я…

– Хотите сказать, что уже встретили кого-то и увлеклись им?

– Я… я встречала много людей, и, как правило, встречи с мужчинами мне были неприятны.

– Но недавно вы встретили такого, который отличается от других мужчин?

Она нервно рассмеялась:

– Вы проводите со мной перекрестный допрос?

– Всякий раз, когда вы в своей жизни допускаете ошибку, лучшее, что можно сделать, – это сбросить груз старых заблуждений. Но я вот о чем хочу поговорить с вами. Кто-то пытается дискредитировать вас. Я не знаю, кто это, но эта личность весьма изобретательна и, возможно, имеет связи с преступным миром. Этот человек нанес вам первый удар. На этот раз вы избежали ловушки, но капканы будут еще расставляться. Мне это не нравится, и если есть малейшая вероятность, что этим занимается ваш муж, то мне хотелось бы убрать его со сцены.

Другой вариант – его женщина, в которую он влюблен и с кем, полагаю, живет. Вы ее знаете? Вы знаете что-нибудь о ее прошлом?

– Ничего. Только знаю, как ее зовут. Мой муж был очень осмотрительным, старался, чтобы я ничего не узнала о ней.

– Хорошо, – сказал Мейсон. – Вот мое предложение. Подайте на развод на основании того, что он вас бросил или жестоко обращался с вами. Не упоминайте в заявлении ее имя, завершайте эту процедуру и обретайте свободу. Если же в течение нескольких дней случится что-то из ряда вон выходящее, что-то подозрительное, будут какие-нибудь анонимные телефонные звонки, – словом, все, что вам покажется странным, тут же звоните мне. – Он похлопал ее по плечу. – Теперь вы свободны.

– Но что мне делать с оплатой вам, мистер Мейсон?

– Пришлите мне чек на сто долларов, – ответил он, – когда вы уладите свои дела и вам будет удобно, но по этому поводу не стоит волноваться.