Текст книги "Дело музыкальных коров (Дело музыкальных колокольчиков)"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 2

Острандер оживленно рассказывал о местных жителях, их обычаях, о швейцарской деревне и деревенских обитателях. Трентон заметил, что Линда увлеченно его слушает.

Оказалось, Острандер был прирожденным актером: описывая того или иного селянина, он гримасничал или изображал его походку так, что чудилось, будто люди, о которых он говорил, предстают перед ними.

Воздух был чист, свеж и прохладен. Линда никуда не спешила, и в гостиницу они вернулись к вечеру. Мари ждала их за накрытым обеденным столом. Она встала и начала бесшумно сновать из комнаты в комнату. Эта красивая девушка, очевидно, была очень подавлена смертью матери.

Мсье Шарто относился к ситуации философски. И все-таки над всей гостиницей нависли печаль и тишина. Как только стихал едва начавшийся разговор, тут же отчетливо слышалось размеренное, торжественное тиканье часов.

Рене Шарто сообщил, что автомобиль готов к дальнейшему путешествию, и рано лег спать. Через несколько минут ушла и Мари. Она вежливо пожелала всем спокойной ночи, бросив на Мертона Острандера выразительный взгляд.

На следующее утро Острандер до завтрака развлекал их разговорами. Мари уехала в город за покупками, а потом она собиралась навестить подругу. И тогда-то Острандер как ни в чем не бывало, абсолютно спокойно и уверенно, что могло быть прерогативой лишь близкого друга, предложил составить им компанию в поездке, если в автомобиле для него найдется место.

Линда, украдкой взглянув на Роба, сказала:

– Наверное, мы могли бы потесниться, но мы уезжаем прямо сейчас.

– Ну и отлично, – отозвался Острандер.

– Но вы… вы же говорили, что стали почти членом семьи. Разве вы не хотите дождаться хозяев, чтобы попрощаться?

Острандер оставил ее вопрос без внимания:

– Им известно, что я рано или поздно уеду. Честно говоря, сумрачная атмосфера в гостинице меня угнетает. Что до прощания, то лучше уехать сразу, покончить с этим побыстрее. Ненавижу расставания.

Роб Трентон, вспомнив тот взгляд, которым одарила Мари Острандера прошлым вечером, подумал: «Неужели он уедет, не дождавшись ее?» Впрочем, Линда Кэрролл то ли не заметила ничего особенного в его спешке, то ли пожалела его.

– Конечно, – призналась она Робу, – я могу понять, что он чувствует. Я сама терпеть не могу прощаться. А здесь все словно окутано мраком. Мне вполне хватило и одной ночи. Мне жаль их, но… ведь…

Роб молча кивнул в ответ.

Но на самом деле Роб постарался оттянуть момент отъезда, чтобы у Мари был хоть какой-то шанс вернуться и проститься с тем, кто, по его же собственному признанию, стал почти «членом семьи».

Однако Острандер вскоре появился с тщательно упакованным багажом. Он был подозрительно оживлен, и Роб решил, что Мертон начал собирать вещи еще с вечера.

Мсье Шарто ничего не сказал, когда ему сообщили, что Острандер уезжает. Казалось, он был не способен выразить никаких эмоций. Он как в летаргическом сне просматривал счета. Острандер оплатил проживание, положил чемоданы на крышу автомобиля и в багажник, забив машину до отказа. Потом торопливо пожал руку хозяину, простился с ним по-французски, похлопывая его по плечу. Когда на глаза Рене Шарто навернулись слезы, Острандер напоследок дружески хлопнул его по спине и залез на заднее сиденье.

– Я и не думал, что у меня столько вещей, – извиняющимся тоном объяснил он, обезоруживающе улыбаясь. – Если вы перевезете меня через границу, я отправлю багаж в Марсель и пересяду на поезд.

– Вы отплываете из Марселя? – спросила Линда.

– Да.

– Каким теплоходом?

– Ну, – начал он добродушно, – зависит от расписания. Я возвращаюсь в Штаты первым же лайнером.

Он принялся устраиваться поудобнее; ему пришлось согнуть длинные ноги так, что они почти упирались в его подбородок, но он не жаловался. Роб Трентон занял свое уже привычное место впереди, и маленький автомобильчик запыхтел, карабкаясь по холму легко и быстро, словно желал поскорее вырваться из печальной гостиничной атмосферы.

На заднем сиденье Острандер вещал о характере местных жителей, достопримечательностях и архитектурных памятниках, которые без него они бы оставили без внимания. Безусловно, он был очень наблюдателен, постоянно подмечал и описывал своеобразные обычаи страны.

Когда они остановились, чтобы пообедать, оказалось, что у Острандера сильно затекли ноги. Он притворился, будто застыл в согнутом положении от долгого сидения в автомобиле, и это было так комично и остроумно, что даже Роб не мог сдержать смеха. Впрочем, представление возымело желаемый эффект, и Линда настояла на том, что они с Робом должны поменяться местами, и Острандер все дневное путешествие провел на переднем сиденье.

Роб Трентон, приютившись на заднем сиденье в окружении бесчисленного багажа Мертона, превратился в молчаливо-внимательного, но равнодушного слушателя рассказов Острандера.

Поведав о том, как фермеры строят наклонные опоры к чердакам домов, где хранят сено, приподнимая тем самым крышу над комнатами, Острандер перешел к необычным колокольчикам на шеях швейцарских коров.

Роб был вынужден признать, что Острандер сел на своего любимого конька. Даже ему был интересен его рассказ.

Время от времени, по просьбе Острандера, Линда останавливала автомобиль, и они, стоя в высокой зеленой траве, слушали мелодичный звон, доносившийся с горного пастбища.

– Колокольчики никак нельзя назвать грубыми. Они созданы специально ради совершенства простой сельской гармонии: начиная с громкого гудящего колокола на шее быка и заканчивая тонким треньканьем колокольчика теленка, все стадо коров издает целую симфонию звуков, которые вписываются в красоту деревенской природы, – рассказывал Острандер, – а определенные тона не просто гармонируют с природой – каждый владелец скота отличает своих животных по звучанию их колокольчиков. Если одна из коров потеряется, хозяин не только обнаружит пропажу, но и по отсутствию той или иной ноты в общей мелодии сразу определит беглянку.

Острандер, казалось, всерьез увлекся швейцарскими колокольчиками, он даже похвастался, что у него в багаже – две коробки с коллекцией колокольчиков, которая, как он надеется, послужит наглядным пособием на его лекциях в различных клубах по его возвращении в Штаты.

Рассказ Острандера был столь убедителен, правдоподобен и мил, что Роб Трентон начал опасаться перспективы превратиться вскоре в неодушевленный предмет весом в шестьдесят пять килограммов, который забросили на заднее сиденье автомобиля, чтобы сбалансировать коробки с колокольчиками, которые так любовно коллекционирует Острандер.

Роба раздражало и то, что ему приходится насиловать себя, отчаянно пытаясь принять участие в общем разговоре. Это у него не слишком хорошо получалось, но он ни за что не станет сидеть молча, позволяя обаятельному Острандеру покорять и его самого, и Линду.

И он говорил и говорил, а остальные слушали – Острандер вежливо, Линда – с легкой улыбкой. Роб чувствовал, что в его разглагольствованиях нет ничего интересного, но, по крайней мере, был доволен тем, что пока он говорит, Острандер молчит, хотя бы просто из учтивости.

И уже задолго до приближения к границе всем стало ясно, что Мертон Острандер едет дальше с ними – хотя бы до Парижа.

Глава 3

В парижской гостинице Роб Трентон оказался в одном номере с Мертоном Острандером, и только тогда Роб осознал, сколько на самом деле багажа Острандер умудрился запихнуть в маленький автомобильчик Линды.

Кроме двух больших коробок с коровьими колокольчиками, он взял с собой матросский сундучок с личными вещами и еще какой-то тяжеленный ящик. Роб решил было, что он держит там принадлежности для рисования, но, когда Острандер открыл ящик, оказалось, что там находится полный набор слесарных инструментов, а также электродрель, напильники, гаечные ключи и множество тому подобного.

Все утро Мертон возился со своим багажом, а после полудня раздался телефонный звонок, вызывающий его спуститься этажом ниже по делу, о котором он не счел необходимым рассказать Трентону.

Острандер отсутствовал довольно долго. Когда Роб вошел в ванную, он заметил на раковине масляные пятна. Под его ногами по полу покатилась большая металлическая стружка. Происхождение стружки было совершенно непонятно.

Роб предположил, что, вероятно, Острандер сверлил отверстие в рамке зеркала, висевшего над раковиной. Но потом подумал, что все же ошибся.

Острандер вернулся около трех часов пополудни и сразу же отправился в ванную. Казалось, он был страшно недоволен тем, что Роб тщательно все там убрал.

– Не стоило тебе этим заниматься, – как-то нетерпеливо произнес он. – Ты же знал, что я скоро вернусь и уберу все сам.

– Но ты не сказал, когда придешь, – ответил Роб.

– Признаю, я оставил после себя беспорядок, – небрежно заметил Острандер. – Я смазывал кое-какие инструменты.

Роб промолчал.

Острандер подошел к мусорной корзине, увидел там металлическую стружку, чуть замялся, потом объяснил:

– Я проверял дрель. Линда просила закрепить багажник на крыше автомобиля, он совсем разболтался. Завтра мы отправляемся в Марсель, и все должно быть готово к загрузке. Я хотел убедиться, не затупилась ли дрель.

Ты определился с отъездом? – поинтересовался Роб.

– Да, пару часов назад. Поэтому я и умчался так стремительно. Кто-то отменил заказ, и у меня появился шанс купить билет. Я отплываю вместе с тобой и Линдой.

– Ага, – сдержанно отозвался Роб, – очень хорошо.

Вечером, около десяти часов, Роб Трентон очнулся от крепкого сна, почувствовав резкий металлический привкус во рту. Острая боль вдруг пронзила живот и даже икры ног. Его мучали тошнота и жесточайшая рвота.

Мертон Острандер, ухаживая за ним, проявил себя и как добрый самаритянин, и как медбрат. Подобно заботливой сиделке, он отвлекал, приободрял, поддерживал – словом, всячески помогал, меняя горячие компрессы на животе Роба и убеждая его, что причиной внезапного недомогания был салат с омарами, который они ели за обедом. Мертон припомнил, что и в его тарелке тоже попался кусочек несвежего омара, и поэтому он вообще не стал есть салат. Он хотел предостеречь Роба, но ему показалось, что Роб с наслаждением ест салат, и он передумал, решив, что крохотный испорченный кусочек омара попался случайно.

Роб вспомнил, что Линда тоже ела салат из морских деликатесов, и настоял на том, чтобы Острандер спустился в ее номер и убедился, что с ней все в порядке.

Сначала Острандер не придал его словам должного значения, но потом решил все же позвонить ей. Когда минут через десять выяснилось, что внутренняя телефонная линия неисправна, он согласился сбегать вниз и постучать в ее номер.

Однако прежде чем уйти, он открыл аптечку, которую, как он объяснил, всегда возил с собой, и дал Робу две большие пилюли, они должны были успокоить желудок теперь, когда он очистился от недоброкачественной пищи.

Сильный приступ тошноты заставил Роба опустить пилюли в карман халата. Через несколько секунд Острандер спросил, закрывая за собой дверь, не вышли ли они обратно. Роб, чтобы не тратить последние силы на бессмысленное обсуждение, что-то пробурчал в ответ, который Острандер расценил как «не вышли!».

Когда Острандер ушел к Линде, Роб, забыв вынуть пилюли из кармана халата, побрел к постели.

Линда не испытывала никаких неприятных симптомов и отнеслась к недомоганию Роба гораздо серьезнее, чем мужчины. Она вбежала в их номер в халате и тапочках на босу ногу и принялась настаивать на том, чтобы они немедленно вызвали такси и отвезли Роба в американский госпиталь.

Острандер вполне резонно считал, что это совершенно излишне, ибо худшее уже позади, а сам Роб, дрожащий и слабый, не хотел «причинять никому хлопот».

Острандеру удалось потянуть время, но минут через тридцать Линда все же поступила по-своему. Роба, поддерживая под руки, подвели к такси, которое каким-то чудом ей удалось сразу найти, и они отвезли его в госпиталь, где молодой врач выслушал их сбивчивый рассказ о симптомах и выписал рецепт лекарства, которое, как подумал Роб, обеспечит лишь кумулятивный эффект.

Так и случилось. Наутро Роб, слабый и измученный, был вынужден распрощаться с Линдой и Мертоном Острандером, которые выехали на ее автомобиле в Марсель.

Острандер, излучая оптимизм, похлопал Роба по плечу и заверил его, что они непременно встретятся на теплоходе, до которого Роб, выздоровев, доберется поездом.

Доктор строго покачал головой. На какое-то мгновение Робу показалось, что, когда Линда повернулась к двери, в ее глазах блеснули слезы, но она бодро помахала ему рукой, как будто они расставались всего лишь на пару часов.

Ночью у Роба снова начался приступ острой боли.

Доктор казался озабоченным, он никак не мог понять причины заболевания. Приговор собравшихся врачей был единодушен – Робу строго-настрого запрещалось ехать ночным поездом в Марсель, а теплоход отплывал на следующий день в четыре часа пополудни.

Роб очень ослабел. Ему казалось, что земля уходит у него из-под ног. Он снова лег. Но ему удалось продиктовать телеграмму Линде с пожеланием счастливого плавания. Немного подумав, он добавил привет Мертону Острандеру. Затем он опустился на подушки, стараясь прогнать черные волны разочарования. Но утром он решился. Несмотря на головокружение и тошноту, он кое-как собрал вещи, доковылял до такси и успел на самолет, который доставил его в Марсель за полчаса до отплытия лайнера. Когда он появился на причале, совсем выбившийся из сил, по громкоговорителю в последний раз возвестили об отправлении теплохода. На палубе он сразу же увидел Мертона Острандера, лицо которого выражало неподдельное изумление.

Глава 4

Соседом Роба по каюте оказался тихий, неразговорчивый человек, которому, очевидно, совершенно не нравилось путешествовать в компании Роба, потому что уже на второй день плавания его перевели в другую каюту, и к Робу перебрался новый попутчик – Харви Ричмонд, широкоплечий, добродушный парень; он занял полку «В».

Робу Трентону сразу понравился Ричмонд, а Ричмонд в свою очередь с интересом слушал Роба, особенно его рассказы о путешествии по Европе.

– А почему же вы не едете в одной каюте с Острандером? – спросил Ричмонд.

– Острандер лишь в последний момент купил билет, от которого кто-то отказался.

– Понятно. Но это можно было уладить. Поменяться с кем-то местами – ну, вы сами знаете.

– Я еще слишком слаб, – признался Роб. – Никак не окрепну, а Острандер – из тех атлетов, которые привыкли брать от жизни все. Не думаю, что ему было бы приятно возиться с полуинвалидом.

Ричмонд, запрокинув голову, расхохотался:

– Полуинвалид? Бог ты мой! Вы же крепкий, выносливый человек. Правда, с отравлением шутки плохи. В конце концов, с кем не случается. Это, должно быть, нелегкое испытание.

– Так оно и было, – согласился Роб. – Худшие дни моей жизни, и я все еще никак не могу оправиться.

Ричмонд ловко перевел разговор на Острандера:

– Вы говорили, он интересуется живописью?

– Живописью и коровьими колокольчиками.

– А что такого особенного в колокольчиках?

– Так сразу не заметишь, если специально не изучать их, – пояснил Роб. – Швейцарские колокольчики для коров – очень яркая примета местного быта. Когда стадо передвигается, они издают мелодичные музыкальные звуки; у Острандера неплохая коллекция колокольчиков.

– Я не знал. Ну, лежи и ни о чем не думай, – сказал Ричмонд, переходя на «ты». – Давай-ка я укрою тебя пледом. Тебе будет тепло и уютно. Если захочешь почитать, вот книга. Тебе сейчас главное набираться сил. Так значит, он везет с собой коллекцию колокольчиков?

– Именно. И все колокольчики – с разными тонами звучания.

– А где они сейчас?

– Наверное, сдал в багаж. Но мог взять и в каюту.

– Очень интересно, – задумался Ричмонд, – но я не хотел бы показаться ему навязчивым, особенно если он собирается использовать коллекцию в качестве наглядного пособия на лекциях. Кстати, Трентон, а как называлась гостиница, где вы останавливались?

– Не помню. Она была неподалеку от Интерлакена.

Вот и все…

– Да, да, понимаю. Ты упоминал, где она находится.

Я думал, ты припомнишь название.

– Нет, не помню.

– Ты говорил, там случилось какое-то горе?

– Верно. Женщина, владелица гостиницы, умерла, отравившись поганками.

– А ты, случайно, не слышал, чтобы кто-нибудь говорил о симптомах ее недомогания?

Трентон поморщился и сказал:

– Нет, но представляю, что она должна была чувствовать. Не думаю, что мне захочется когда-нибудь обсуждать подробности пищевого отравления.

– Да уж! – Ричмонд заботливо поправил плед, которым он укутал ноги Роба, и вышел из каюты.

Он вернулся через час и привел с собой невысокого, но хорошо сложенного мужчину, чьи проницательные черные глаза оценивающе смотрели на Роба Трентона.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Ричмонд.

Трентон улыбнулся:

– Гораздо лучше, но слабость еще не прошла.

– Это доктор Герберт Диксон, – представил гостя Харви Ричмонд. – У доктора кое-какие проблемы. Я решил, может быть, ты поможешь.

– Вы доктор? – переспросил Трентон, пожимая Диксону руку.

– У меня диплом медика, – ответил Диксон, – но я специалист в необычной области. А сейчас, знаете ли, возникли сложности с моим псом. Насколько я понял, вы занимаетесь дрессировкой собак. Может быть, сумеете помочь?

У Трентона заблестели глаза:

– В чем же дело?

Это немецкая овчарка, – начал доктор Диксон, взглянув на Ричмонда. – Я купил ее у одного англичанина, который, по-моему, был очень привязан к псу. Собака, как я понял, очень дисциплинированна, но англичанин, живший на континенте, был вынужден вернуться домой по финансовым соображениям, связанным с курсом продажи валюты. Он признался, что просто не может позволить себе содержать собаку в Великобритании. Честно говоря, животное мне понравилось…

– Где пес сейчас? – спросил Трентон.

– На верхней палубе. В клетке… признаюсь, он доставляет мне немало хлопот.

– В чем это выражается?

– Он терпеть меня не может, рычит, скалит зубы, ведет себя весьма агрессивно. Он бросается на людей, которые говорят с ним или пытаются погладить. Если бы не «строгий» ошейник, на меня уже пару раз могли бы подать в суд за причиненный ущерб.

– Сколько длился процесс смены хозяина?

– Что вы имеете в виду?

– Сколько времени вы дали собаке, чтобы она привыкла к вам?

– Ах это, – вздохнул доктор Диксон. – Старый владелец считал, что будет лучше, если не затягивать расставание. Он велел псу идти со мной, убедился, что он исполняет мои команды, и в тот же день улетел в Англию.

Трентон откинул плед, нащупал ногами ботинки.

– Я хотел бы взглянуть на него.

– Я был бы только рад, но должен предупредить – он очень свиреп с незнакомыми людьми. Я даже боюсь выгуливать его по палубе. Чем больше с ним возишься, тем злее он становится.

– Так и должно было быть, – пояснил Роб. – Как его зовут?

– Лобо.

– У вас есть поводок?

– Конечно.

– Выведите его на корму, туда, где бассейн. Привяжите веревку к концу поводка, чтобы привязь получилась длинной, и в точности выполняйте мои указания.

– Я не думаю, что стоит выгуливать его на длинном поводке. Он может укусить…

– Обязательно привяжите веревку к поводку. Но не отпускайте его с короткой привязи, пока я не разрешу.

Держите его за ошейник. Увидимся возле бассейна.

Роб Трентон вышел на палубу и обнаружил, что на самом деле сил у него гораздо меньше, чем он предполагал. Он с большим трудом преодолевал последствия заболевания. Впрочем, он решил, что работа с собакой взбодрит его.

Утром была небольшая качка, воду из бассейна слили. Шезлонги убрали, а поскольку купающихся не было, палуба пустовала. Небо затянули тучи, ветер хотя и стих, но по морю бежали волны, отчего теплоход заметно качало.

Роб Трентон подождал появления Харви Ричмонда и доктора Диксона; Ричмонд шел на безопасном расстоянии, а Диксон держал пса на парфосном ошейнике.

Роб сел на палубу, убедившись, что вокруг него достаточно места для тренировки пса.

– Держите пса крепче! – приказал он. – Пройдите мимо меня. Держите его с противоположного бока от меня.

Доктор Диксон с собакой медленно пошел вперед.

– Прогуливайте его вокруг меня, – велел Роб.

Пес, увидев сидящего Роба и почуяв его жесткие команды, оскалил клыки, зарычал и натянул поводок.

– Кажется, он не желает идти ко мне, – сказал Трентон.

– Это потому, что он у меня с противоположного бока, – заметил Диксон, – но если я возьму поводок в другую руку и мы пройдем мимо, он бросится…

– Нет, нет, – торопливо перебил его Трентон. – Не надо. Мне совсем не хочется, чтобы он набросился на меня.

Улыбка доктора Диксона должна была означать, что тот, кто боится собак, никогда ничему их не научит.

– Я не боюсь пса, – поспешил уверить его Роб. – Но я не хочу, чтобы он бросался на меня… пока еще рано. Продолжайте водить его мимо меня. Не кружите. Просто ходите туда и обратно. Постепенно увеличивайте длину поводка.

Трентон изучал пса. Это была крупная немецкая овчарка, на лбу, между глаз, у нее залегла складка, значит, животное нервничало. Густая шерсть была тусклой, без блеска – денежные затруднения ее прежнего хозяина сказались на рационе собаки, что привело к частичному авитаминозу.

Роб Трентон выждал благоприятного момента и вдруг обратился к Диксону:

– Отлично. Передайте мне конец веревки, привязанной к поводку. Потом отойдите в сторону.

– Вы хотите сказать…

– Прошу – веревку! – твердо повторил Роб.

– Боже правый, он бросится на вас и…

– Быстрее, пожалуйста! – резко сказал Трентон. – Веревку!

Доктор Диксон бросил ему конец веревки.

– Теперь уходите.

Пес, оказавшись неожиданно привязанным к незнакомцу, сидевшему на палубе, дернул поводок, натянув веревку.

– В чем дело, Лобо?

Собака зарычала, скаля зубы.

Трентон рассмеялся и заговорил с псом:

Тебе придется привыкать ко мне, приятель. – Он отвернулся от пса и обратился к Харви Ричмонду, который издалека с интересом наблюдал за происходящим. – Сам видишь, что с собакой, – произнес он совершенно спокойно. – Пес тоскует по прежнему хозяину. Очевидно, он впервые на теплоходе, но осознает, что находится в открытом море и нет никакой возможности доплыть до дому. Естественно, он встревожен и раздражен. Его надо успокоить и обращаться с ним как можно ласковее. – Внезапно он снова повернулся к собаке: – Ведь так, старина Лобо?

Пес продолжал тянуть поводок.

– Ко мне, Лобо! – приказал Трентон.

Пес оскалился.

– Я сказал, ко мне! – строго повторил Трентон.

Собака упрямо стояла на месте и рычала.

– Ко мне!

Роб резко дернул веревку, подтаскивая к себе собаку по палубе. Лобо рычал все более злобно.

– Боже мой, – доктор Диксон шагнул вперед, – он же…

– Не вмешивайтесь, – велел Трентон. – Лобо, ко мне!

Роб тянул поводок к себе. Пес упирался, рычал. Его когти царапали палубу, наконец он упруго встал на лапы и пошел вперед, подчиняясь поводку, делая один покорный шаг за другим. Роб Трентон нагнулся к псу, продел левую руку в ошейник, а правой обхватил его.

– Лежать, приятель, – произнес он, надавив на собаку. – Лежать, Лобо!

Пес поколебался, чуть слышно зарычав, затем лег, его пасть была всего в нескольких сантиметрах от ноги Роба.

Пес все еще скалил клыки.

Роб не убирал левой руки с ошейника, а правой – с холки собаки. Затем он поднял голову и обратился к доктору Диксону и Харви Ричмонду:

– Прошу вас, никаких удивленных возгласов. Ведите себя так, словно ничего не произошло. Просто разговаривайте – как ни в чем не бывало.

Казалось, доктор Диксон хотел возразить, но передумал и сказал:

– Понимаю.

– Трудно сдерживать эмоции, увидев такое, – вступил в разговор Ричмонд. – Я почти не сомневался, что он перегрызет тебе глотку.

Трентон спокойно смотрел на своих собеседников, медленно поглаживая пса по шерсти, легкими движениями водя по корпусу, а затем погладил его по загривку.

– Бедняга, – снова заговорил Трентон, – совершенно сбит с толку. Никак не поймет, то ли хозяин оставил его с доктором Диксоном, то ли доктор украл его, то ли его бросили или просто что-то случилось. Как бы там ни было, он растерян.

Рука Трентона осторожно двигалась, пока не коснулась собачьей шеи. Он спокойно и уверенно гладил и любовно теребил собачью шерсть.

– Бедняга, – повторил он сочувственно. – Тебе надо немного уверенности и много преданности.

Пес посмотрел на Трентона. Он уже не рычал. Он вытянул морду, чтобы положить голову Робу на колено.

– Молодец, – похвалил Роб.

Неожиданно раздались аплодисменты, и Трентон поднял голову.

С верхней палубы около дюжины пассажиров наблюдали за драмой, разыгравшейся внизу. И сейчас они выражали свое одобрение и восхищение.

Трентон заметил лишь, что Линда Кэрролл с широко распахнутыми глазами стоит у самого бортика, наклонившись вниз, а из-за ее спины выглядывает, словно завороженный, Мертон Острандер. Линда самозабвенно хлопала в ладоши. Мертон тоже небрежно сделал пару хлопков, потом положил руки на поручни.

Он озадаченно нахмурился. Очевидно, он всерьез задумался.

Трентон продолжал заниматься псом, гладил его напряженный корпус чуткими пальцами, успокаивая тихим голосом.

Минут через десять Трентон поднялся.

– Думаю, пора отвести пса на его место, – обратился он к доктору Диксону. – Можете пойти со мной.

Они подошли к ступеням, чтобы подняться к собачьей клетке. Любопытные пассажиры, заинтересованные происходящим, толпились вокруг, но Трентон предостерегающе поднял руку:

– Собака нервничает, прошу всех отойти в сторону.

Роб с псом приблизились к клетке. Доктор Диксон открыл дверцу.

Роб Трентон сказал:

– Лобо, иди туда!

Он отстегнул поводок, и пес вошел в клетку.

Доктор Диксон захлопнул дверцу.

Вдруг Роб Трентон почувствовал, что весь дрожит и что его мускулы напряжены. Только сейчас он осознал, что затратил куда больше нервной энергии и физических сил, чем ожидал.

– Если не возражаете, – обратился он к доктору, – я вернусь в каюту и лягу в постель. Я не представлял, что еще так слаб.

В это время к нему протиснулась Линда Кэрролл.

– Роб! – воскликнула она. – Было просто замечательно! Ты прелесть!

Она положила руку ему на плечо. Ее глаза расширились, в них мелькнула тревога.

– Роб, ты же… дрож…

Он взглядом умолял ее молчать.

Линда осеклась:

– Ты великолепен… – Она запнулась.

– Я все еще не вполне здоров, – пробормотал Роб.

Ему казалось, что весь путь по коридору, затем по трапу и до самой каюты, где он рухнул на кровать, он проделал как во сне.

Через несколько секунд к нему вошли Харви Ричмонд и доктор Диксон.

Ты нормально себя чувствуешь? – спросил Ричмонд.

Роб кивнул.

– Вам не следовало тратить столько усилий, пока вы так слабы, – заметил доктор Диксон. – Вы сотворили чудо. Никогда не видели ничего подобного. А почему вы были так уверены, что пес вас не укусит?

– Вовсе я не был уверен, – слабым голосом признался Роб, – он, конечно, мог укусить. Но собакам необходим кто-то, кто заставит их подчиняться. Сейчас псу нужен друг, который может успокоить. Вы, должно быть, поняли, что я нарочито грубо отдавал вам приказы, веля оставаться поблизости. Приношу извинения, но таково условие обучения собак. Пес слышит резкие команды и понимает мое преимущество. О Господи, я и не знал, как я слаб!

Доктор Диксон шагнул вперед, взял запястье Роба, положил руку на его плечо. Теперь, когда Роб был в постели, охватившая его дрожь заметно усилилась.

– Полагаю, – начал доктор, – мне следует связаться с судовым врачом и предложить ему… если вы, конечно, не возражаете.

– Спасибо, – поблагодарил его Роб.

Он почувствовал, что Ричмонд укрывает его пледом, но дрожь не унималась. Его трясло как в лихорадке. Он услышал, как открылась дверь. Судовой врач засучил его рукав. Потом был запах спирта, потом – укол иглы.

Спустя несколько секунд приятное тепло разлилось по венам. Мышцы расслабились; он перестал дрожать.

Дремота окутала его мягким покрывалом забытья. Он слышал шепот, затем доктор Диксон и судовой врач на цыпочках вышли из каюты. Роб вздохнул и тут же погрузился в сон.

А пока он спал, Харви Ричмонд неспешно и тщательно осмотрел каждый уголок каюты и обыскал наспех упакованный и потому неаккуратный багаж Роба.