Текст книги "Шань"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 41 страниц)

Один из сыновей выжил, а другой погиб в роковой схватке, состоявшейся на веранде дома, стоявшего на высоком утесе над заливом Отвращения. Там Ничирен, обнаруживший, что Чжилинь тайно руководил его действиями, напал на отца, Джейк всего лишь встал на защиту старика. Своего отца. Защищая его, Джейк убил брата. Быть может, кто-то скажет, что они были братьями только наполовину, потому что Ничирен родился от любовницы Чжилиня. Какая разница? Одна и та же кровь – кровь Чжилиня – дала жизнь обоим. И ни тот, ни другой до окончания поединка не узнали об этом. Значительную часть своей зрелой жизни они провели, охотясь друг за другом и обмениваясь ударами, как и полагается злейшим врагам. Убийство дочери Джейка на берегу реки Сумчун три с половиной года назад было на совести Ничирена. Будучи агентом американской спецслужбы Куорри, Джейк сделал все возможное, чтобы выследить его. Узнавая все больше и больше о нем, он вместо одинокого волка-убийцы стал видеть в Ничирене человека, работавшего на русских, точнее на генерала Даниэлу Воркуту. До недавних пор Воркута возглавляла экстерриториальное управление в составе КГБ, внушавшее наибольший ужас. Лишь позднее Джейк установил, что на самом деле Ничирена контролировал не кто иной, как Чжилинь, сидевший в своем Пекине.

Все это входило в мастерский план Чжилиня, который сам старик называл своей жатвой – рен.Ши создал круг избранных, йуань-хуань,в который вошли могущественные люди. В йуань-хуанесостояли главные тай-пэни– руководители крупнейших торговых домов в Гонконге, а также “драконы” – главы трех самых больших тайных обществ, называвшихся триадами.

И кто же должен был возглавить этот круг? Джейк Мэрок, или Джейк Ши, как вам больше нравится. Тай-пэньвсех тай-пэней, самый главный. Ибо Джейк был Чжуань.

* * *

С тех пор как он заново обрел отца, тот занял огромное место в его жизни. Иногда Джейк проводил целые дни в беседах с Чжилинем. Нередко его усердие оказывалось чрезмерным даже для феноменальной выносливости старика.

Они беседовали, как правило, на берегу, сидя на песке и закатав штаны до колен. Морской прибой омывал их босые ноги. Даже проголодавшись, они не прерывали разговор и продолжали его за трапезой, почти не ощущая вкуса принесенной ими с собой еды. Они не замечали приставленных к ним в качестве охраны членов триады, которые лениво прогуливались по пляжу, добродушно поглядывая на малышей, с трудом ковылявших по песку, и внимательно изучая лица всех остальных людей, приближавшихся туда, где располагались отец и сын. Как Джейк, так и Чжилинь выглядели совершенно равнодушными к возможной опасности.

На сей раз над бухтой опустился такой густой туман, что казалось, будто ночь не желает ослаблять, своей хватки.

– Настало время тебе как Чжуаню приниматься за дело.

Чжилинь сидел, вытянув ноги перед собой. Узловатыми пальцами он разминал атрофированные мышцы на правом бедре.

– Разговоры остаются конструктивными до определенного момента, – промолвил он. – Дальше только действие имеет значение.

На костлявые плечи Чжилиня было наброшено зимнее пальто. Его мешковатые хлопчатобумажные штаны были подвернуты чуть ниже колен, но, несмотря на это, кое-где материя потемнела, намоченная брызгами прибоя.

– Чжуань – это тай-пэньвсех гонконгских тай-пэней.Он является главным “драконом” в круге избранных. В конечном счете Чжуань будет контролировать весь бизнес и торговлю, осуществляемую в Азии. Он станет той отдушиной, через которую Пекин начнет вести свои дела, а осевшие в Индонезии китайские бизнесмены – получать свою прибыль. Через него потечет торговля с Британией, точно так же, как и с Америкой, Японией, Таиландом, Малайзией.

Чжилинь глядел туда, где солнечные блики на воде блестели, подобно пластинкам из начищенной меди.

– Это высшая цель всей моей жизни, моей жатвы. Пятьдесят лет я мечтал об объединенном Китае. Я уже рассказывал тебе, как принимал участие в зарождении китайского коммунизма. Моя первая жена Мэй была помощником Сунь Чжоншаня, – он говорил о докторе Сунь Ятсене, основателя Гоминьдана. – Мы встретились в Шанхае в то время, когда организовывалась китайская коммунистическая партия.

Я поведал тебе о своем детстве в Сучжоу, о том, сколько времени я проводил в саду моего наставника Цзяна. Именно там я узнал, сколь важное значение в жизни имеет хитрость и изобретательность. Сад Цзяна выглядел настолько естественно, что некоторое время я вполне серьезно верил, будто каждое дерево, куст или камень в нем стоит на своих местах многие сотни лет, а может, даже с самого сотворения мира.

Вообрази себе мой испуг, когда Цзян открыл мне тайны своего сада. Он рассказал мне про холмик, который он создал собственными руками, стремясь достичь определенного успокаивающего эффекта. Про валуны, принесенные им с берега ручья. Про деревья, пересаженные с другого места, кусты, появившиеся в саду всего три недели назад. Сад был творением его рук, и все же нес в себе гармонию, присущую только самой природе. Неудивительно, что я полагал, будто сам Будда потрудился над этим клочком земли, а вовсе не разум одного-единственного человека.

Однако я ошибался и вскоре сам убедился в этом. Я стал частью плана, в соответствии с которым Цзян создавал свой сад.

Мысли об этом не выходили у меня из головы, пока я рос. К тому моменту, когда моя семья переехала в Шанхай, и пришло время мне поступать в колледж, я твердо знал, что должен каким-то образом применить стратегию Цзяна в игре, носящей название жизнь. Я уже являлся мастером вэй ции одерживал победы за игровой доской.

В те дни, Джейк, все мои друзья только и вели разговоры о том, чтобы очистить наше побережье от напавшего на него заморского дьявола. Заморский дьявол систематически вывозил из Китая его природные ресурсы, наживаясь за наш счет. Однако тогда страна была разделена на части и в ней шла междоусобная война. Как в таких условиях она могла оградить себя от заморского дьявола? На сей счет велись бесконечные споры. Я выслушивал мнения других, но редко вставлял собственные замечания, ибо знал, насколько враг коварен и хитер. Я размышлял о том, что если бы мы только проявили достаточную изобретательность, отдав заморскому дьяволу то, что, как он полагал, ему нужно, то смогли бы использовать его в своих целях так, как он использовал нас в своих. Нам бы удалось поставить его таланты на службу нашей стране.

Однако прежде всего Китай должен был объединиться. В то время у меня не имелось ясного представления о том, как можно укротить столь обширную страну, измученную нищетой и смутами.

И вот тогда-то в Шанхае произошла встреча, перевернувшая мою судьбу. Я столкнулся лицом к лицу с коммунистической идеей и инстинктивно почувствовал, что нашел наконец нечто, благодаря чему мир может вновь воцариться на нашей земле.

Тогда наступила первая стадия рена, моей полувековой “жатвы”. Однако для воплощения в жизнь своих идей мне пришлось покинуть Шанхай и Афину – мою вторую жену и твою мать... И покинуть тебя. У меня не было выбора. Китай стоял для меня на первом месте. Так было всегда.

Теперь мы наконец добрались до финальной стадии. Тебе предстоит стать оросительным каналом, по которому потечет все могущество азиатского континента. Китай вновь станет единым целым. Это произойдет не путем разрушения Гонконга, к чему рьяно стремятся некоторые умники в Пекине, но через использование всех преимуществ, полученных этой колонией от заморского дьявола. Я говорю о свободной торговле и открытом рынке. Сохранив лицо, мы сумеем добиться от заморского дьявола помощи для нашей промышленности и электроники, в которой так остро нуждаемся.

Под сенью широко раскинутых крыльев круга избранных Китай будет процветать и развиваться.

Это твоя судьба, твое предназначение – увидеть плоды моей “жатвы”. Пройдут годы, и коммунизм увянет и отомрет сам собой. В прошлом он сослужил нам добрую службу, став мощным инструментом в наших руках. Он пробудил спящего колосса, каким являлся Китай, и продвинул его вперед до определенного рубежа, Однако теперь он тянет нас назад. Мы задыхаемся в тисках устаревшей доктрины, в то время как весь мир шагнул уже в новую эпоху. Если мы не последуем его примеру и не вступим в новую, великую обитель человечества, то Китай обречен на отсталость и реальную перспективу попасть в подчинение Москвы. Советы на протяжении десятилетий искали ключ к управлению нашим будущим.

Чжилинь сделал неловкое движение, и на короткое мгновение гримаса боли омрачила его лицо.

– С самого начала, Джейк, я знал, что не смогу пройти дальше стадии Цзян. Я успел сделать достаточно много за свою жизнь, и вот теперь я нашел тебя, своего сына. Я создатель. Тебе же уготована роль Чжуаня, канала, через который будет течь вся деловая энергия в Азии. Я признаю, что не в состоянии контролировать все силы, вступающие в игру на нынешнем этапе не только на материке и в Гонконге, но и в Бангкоке, Сингапуре, Маниле, Куала-Лумпуре, Дели, Токио и Осаке. Некоторые связи уже установлены и отданы в твое распоряжение. Остальными придется заняться тебе самому. Это входит в обязанности Чжуаня так же, как и продолжение борьбы с нашими врагами.

Какая-то джонка обогнула мыс и взяла курс в открытое море. Ее парус надулся, поймав зимний ветер, и джонка накренилась.

Чжилинь протянул перед собой открытую ладонь, и Джейк увидел на ней нефритовую гемму с изображением двух мифических животных, сошедшихся в смертельной схватке. Некогда гемма была расколота на четыре куска, соединенных теперь между собой золотыми скрепками.

– Недостаточно лишь предаваться мечтам и плести паутину власти, – Чжилинь поворачивал гемму на ладони то так, то эдак. – Наши умозрительные схемы окажутся никуда не годными в конечном счете, если йуань-хуань,крут избранных, распадется. Связь между его членами может оказаться куда более хрупкой, чем ты предполагаешь. Да, “драконы” триад и тай-пэни,выбранные мной, связаны этим фу,императорской печатью, выгравированной на нефрите, части которой ты, Ничирен, Блисс и Эндрю собрали воедино.

Он поднял гемму на свет. Солнечные лучи, просвечивающиеся сквозь камень, заставлявшие его сверкать и искриться, казалось, пробудили к жизни сражавшихся животных.

– Поразмышляй над этим изображением: легендарная битва между тигром и драконом за первенство на земле. Возможно, именно это мы и имеем в виду на самом деле, рассуждая о чудовищной по сложности задаче, стоящей перед йуань-хуанем.Она заключается, во-первых, в защите нового Китая, контуры которого только-только начинают вырисовываться, от врагов: русских, англичан, американцев и тех умников в Пекине, что не желают смириться с неизбежной гибелью коммунизма. Во-вторых, в объединении Гонконга и материка с постепенным присоединением Японии, Малайзии, Индонезии, Таиланда, Филиппин, дабы сильный и однородный Китай стремительно ворвался в двадцать первое столетие.

Мы должны не допустить раскола в своих рядах. Пока мы все в единой связке: мои братья – Цунь Три Клятвы и Т.И.Чун, Эндрю Сойер, преданный мне и моей семье, благодаря услуге, оказанной ему мной много лет назад, “драконы” трех главных триад.

Однако эти “драконы” будут держаться чрезвычайно недоверчиво, постоянно ища возможность наступить на мозоль конкурентам внутри йуань-хуаня.На них нельзя рассчитывать как на источник значительных капиталов. Их поддержка проявляется в других аспектах. Нет смысла ни дискутировать по поводу этой ситуации, ни пытаться изменить ее. Ее нельзя изменить. Это джосс —предначертание.

Мы должны ни на секунду не забывать о том, что наши враги, могущественные враги во многих странах, будут стараться разрушить йуань-хуань.Если они преуспеют в этом, Гонконг превратится в поле торговых сражений. Каждое государство, каждая финансовая клика будут искать способ урвать кусок от богатств, обильной рекой текущих через Гонконг. Уровень прибыли резко сократится. Начнется война. В результате Китай вновь погрязнет в средневековом болоте, из которого только-только начал выбираться. Разделившись, мы станем уязвимыми, и нас быстро смогут уничтожить. Поэтому старайся любой ценой избежать подобного развития событий. Ты – Чжуань. Без твоей силы и мудрости Китай никогда не станет обновленной мировой державой. Без тебя и круга избранных нам как нации надеяться не на что.

Чжилинь отвернулся от плоского диска солнца. В его черных глазах вспыхивали яркие огоньки: отблески космической энергии. Будь на его месте человек послабее, он давно уже скончался бы, не выдержав обессиливающих мучений, порожденных болезнью. Тело предавало Чжилиня, но его дух был настолько дисциплинирован и подчинен воле, что мог на самом деле отделять себя от переплетении нервов, сотрясаемых ужасными болями.

– Наши враги хорошо известны нам, отец, – промолвил Джейк. – В России Даниэла Воркута ищет способ захватить контроль над кругом избранных, а заодно и над всем Гонконгом. Однако мы знаем ее здешнего агента, сэра Джона Блустоуна, тай-пэня“Тихоокеанского союза пяти звезд”, хотя он сам еще не догадывается о том, что разоблачен.

Тревожный звонок уже прозвенел. Шпионы Джейка, которых в Гонконге было множество, принесли известия о странном событии – вечеринке на борту “Триремы”, 130-футовой яхте сэра Джона Блустоуна. В число гостей входили по крайней мере четыре могущественных тай-пэня.Джейк не смог узнать имена всех, кто гам присутствовал. Однако сознания того, что целых четыре тай-пэня,облеченных реальной властью, провели вместе с Блустоуном продолжительное время, было достаточно, чтобы внушить ему серьезное беспокойство.

Возможно, этот уик-энд являлся не более чем двухдневным круизом по Южно-Китайскому морю. В конце концов, про развлечения, которые устраивал для гостей Блустоун, ходили легенды по всей колонии. Однако, как ни старался Джейк, он не мог избавиться от жужжащего роя вопросов, назойливо крутившихся у него в голове. Как он жалел, что у него нет своего человека среди экипажа “Трирема”! Вернувшись после встречи с агентом в офис, он решил, что займется этим вопросом, как только появится свободное время.

– Ты забываешь о шпионе, сообщившем Химере, что ты владеешь кусочком фу.Его имя все еще не известно нам, – возразил Чжилинь. – Ты обязан найти и уничтожить этого человека. Сколько горя нам принесло его предательство. Из-за него погибли Марианна и твой брат Ничирен. Возмездие должно свершиться.

– Этот шпион прячется слишком глубоко, отец. – Джейк никак не мог выбросить из головы вечеринку на “Триреме”. – Боюсь, придется выкопать много корней, прежде чем мы узнаем, кто он такой.

– Время для нас сейчас очень дорого, Джейк.

– Ты бы приветствовал мои действия, если б я разбил своими руками круг избранных? Цзян покачал головой.

– Ни в коем случае. Круг избранных имеет первостепенное значение. Если он будет уничтожен, то вся моя жизнь, все мои жертвы и мучения, все смерти, причиной или свидетелем которых я являлся, – все пропадет зря. Только йуань-хуаньспособен помочь Китаю выстоять против внешних и внутренних врагов. Однако этот шпион вновь и вновь демонстрирует свою способность наносить нам чувствительные удары.

Внезапно Чжилинь сделал то, что делал чрезвычайно редко. Он протянул руку и сжал своими узловатыми, старческими пальцами плечо сына.

– Ты – Чжуань, – повторил он уже в который раз. – Любыми способами добивайся того, что тебе кажется правильным в данных обстоятельствах. Я знаю: что бы ни случилось, ты не подведешь меня. Ты должен сохранить целостность йуань-хуаня любойценой. Ты слышишь меня? Любой ценой. Если ты не сможешь быть безжалостным к друзьям, точно так же как по отношению к врагам, то не сумеешь добиться успеха на посту Чжуаня. И моя пятидесятилетняя жатваокажется бессмысленной тратой времени и сил.

Вспомни недавнюю историю Китая. Наша жалкая грызня из-за пустяков позволила заморскому дьяволу вторгнуться в страну. Наше невежество в отношении мировой культуры дало возможность заморскому дьяволу эксплуатировать нас. Однако я знал, что именно из-за превращения нашего народа в сборище нищих кули идея коммунизма способна всколыхнуть даже такую громадную страну.

Коммунизм в конечном счете является только средством. Те из нынешних правителей в Пекине, которые до сих пор цепляются за его окостеневшие догматы, поступают так лишь с целью сохранения власти в своих руках. Коммунизм перестал приносить пользу Китаю. Напротив, он сдерживает прогресс страны. С самого начала в мои намерения входило использовать Гонконг в качестве меча, постепенно отсекающего умершие доктрины без ущерба для авторитета Китая. Такой путь представлялся мне совершенно очевидным. Пекин не может в одночасье выбросить на свалку идеи, которые поддерживал столько лет.

Моя жатвапредставляла собой нескончаемую борьбу за спасение Китая от него же самого, – старик покачал головой. – Гонконг – это ключ к безопасности и процветанию не только для нас, но и для всей Азии. К несчастью, наши враги знают об этом ничуть не хуже.

Чжилинь опустил голову, и Джейк с тревогой спросил:

– В чем дело, отец?

Ему показалось, что тот внезапно постарел, что болезнь и многолетняя усталость берут свое. Лицо Чжилиня приобрело унылое, безжизненное выражение. Джейк почувствовал спазм в желудке. Ему вдруг стало страшно за отца.

– Отец, тебе больно?

Старик вновь покачал головой. Он держался с такой осторожностью, словно боялся рассыпаться на части.

– Боль, которая мучает меня, не имеет никакого отношения к моей болезни.

Он закрыл глаза. Долгое время они оба сидели молча, не проронив ни звука. Над их головами разносились пронзительные крики чаек, круживших в тусклом свете зимнего дня. Над водой клубился туман, похожий на дым, извергающийся из пасти дракона. Джейк чувствовал, что где-то там, в этой белой мгле, блуждает неведомый ужас.

– Я долго не решался сказать об этом даже тебе, Джейк, – прервал наконец затянувшееся молчание Чжилинь. – Однако в сложившейся ситуации у меня нет иного выбора. – Он с такой силой сжал нефритовую печать, что его пальцы побелели. – Есть одна вещь, о которой мы не часто вспоминаем в наших беседах. Камсанг.

– Это наш главный козырь, – заметил Джейк. – Помнится, ты говорил, что Камсанг в конечном итоге, весьма вероятно, может сыграть спасительную роль в судьбе Китая.

Теперь стало заметно, как Чжилиня пробирает дрожь.

– Камсанг всегда был обоюдоострым мечом, – возразил он. – Мы все понимали это с самого начала. В любом проекте подобного рода содержится разрушительный потенциал. Тем не менее в то время мы считали, что риск в данном случае оправдает себя. Нам казалось, что мы сумели создать адекватные ему системы контроля и безопасности. – Он глубоко вздохнул. – Однако теперь все обстоит иначе.

Повисло мертвое молчание, и в этой тишине Джейк ясно различал плеск волн.

– Что случилось с Камсангом, отец? – он не узнал собственный голос.

Его сердце вдруг заколотилось с бешеной скоростью, отдававшейся в ушах колокольным звоном.

Чжилинь смотрел на море, туда, где за полоской прибоя и силуэтами крошечных джонок, высоко поднимавшихся на гребнях волн, простиралось чистое пространство.

– Ученые совершили там открытие, – тихо промолвил он. – Ужасное, пугающее открытие. Его сделали совершенно случайно во время выполнения обычных, плановых экспериментов, – он резко повернул голову, и зловещий взгляд черных глаз пронзил Джейка насквозь. – Джейк, оно представляет угрозу для всего мира. Разрушительный потенциал Камсанга, о котором я говорил, стал поистине безграничным. Он настолько ужасен, что ты обязан предотвратить малейшую попытку воспользоваться им. Лучшие представители всех народов предпочли бы зарыть его как можно глубже. Однако кроме них есть и другие, которые... – он внезапно оборвал фразу и, слегка поежившись, вновь подставил свое лицо бледным лучам солнца. – Русские охотно пошли бы на все, лишь бы овладеть секретом Камсанга. То же самое касается американцев и англичан. И ты, Джейк... Теперь ты его единственный хранитель.

Он вложил нефритовую печать в руку сына и продолжил:

– И ты, и я держали ее в руках, и все же она осталась такой же холодной, какой и была. Камень всегда холоден, в отличие от людей, распаляемых страстями и желаниями. Это урок, который необходимо усвоить, – Чжилинь положил свою ладонь сверху на печать, так что нефрит словно стал связующим звеном между отцом и сыном. – Существует пословица, Джейк, более древняя, чем само Дао: “На вершине горы царят холод и мрак, однако без них не было бы ничего”, – он пододвинул ноги навстречу набежавшей на берег волне. – Ты сейчас стоишь на вершине горы и уже должен был почувствовать холод и мрак вокруг себя. Не познав их истинной сущности, ты собьешься с пути. Твои чувства умрут. Останется лишь страх, который станет преследовать тебя до конца жизни.

Соленый ветер освежал лицо Джейка. Откуда-то издалека доносился детский смех и радостный собачий визг. Однако все ощущения казались стертыми, расплывчатыми, и лишь одно выделялось на их фоне. Джейк чувствовал, как холодная резная нефритовая печать наливается тяжестью в его руке. Отец, —хотелось ему спросить, – когда я усвою твой урок, сделаюсь ли и всесильным или стану просто бесчеловечным?

Однако, сидя на пляже в заливе Отвращения, возле своего отца – Цзяна, творца, создателя, – он не мог вымолвить ни слова. Он просто ждал, когда отец объяснит ему, что произошло с Камсангом. Объяснит, каким образом мир вдруг преобразился, став гораздо более опасным местом, чем прежде.

* * *

Чжинь Канши находился в Цянмине, районе Пекина, начинающемся к югу от площади Тяньаньмынь. Он представляет собой лабиринт из узких улочек, вдоль которых тянутся ряды продовольственных лавок и торговых лотков. В желто-серой шинели с погонами, туго перетянутой поясом, полы которой доставали до земли, Чжинь Канши казался еще более высоким и худым, чем был на самом деле.

Мимо него двигался бесконечный поток велосипедистов. Сырой, холодный воздух поглощал почти все звуки, так что двухколесные машины, проносившиеся мимо без малейшего шума, производили жутковатое впечатление. Тучи пыли превратили воздух в черную патоку.

Чжинь заметил приземистого, коренастого человека у входа в лавку, где торговали коврами, и подошел к нему.

– Доброе утро, товарищ. Как поживает наша лизи,наша несносная ягодка?

Полковник Ху с шумом вздохнул.

– С нашей лизивсе в полном порядке, как и следовало ожидать, – ответил он.

Полковник Ху, как обычно, чувствовал себя неуютно в присутствии Чжиня. Грубые, плебейские черты его лица разительно контрастировали с элегантной внешностью Чжинь Канши.

– Операция по ее поимке прошла удачно? – осведомился Чжинь.

Они медленно шагали по тротуару, пробираясь через толпы покупателей. Чжинь Канши не любил стоять на месте.

– Без лишних трудностей, – сказал полковник Ху, но Чжинь насторожился, уловив некоторую странность в интонации собеседника. – Предложенный вами план оказался верным. Они привыкли к тому, что их искали неподалеку от рек. Так было на протяжении многих лет.

Мы обнаружили Ченга и девушку на горном склоне и застали их врасплох, когда они спали. – Полковник Ху пожал плечами. – И тем не менее я потерял двух человек, а еще один лежит в коме. Эти люди исключительно находчивы.

Чжинь Канши показалось, что он уловил уважительные нотки в тоне, которым полковник произнес последние слова. Впрочем, он не был в этом уверен.

– Мы предприняли все необходимые меры предосторожности, и все же они сумели оказать сопротивление.

– Жаль, что так вышло с ее сопровождающим, – промолвил Чжинь Канши. – Я предпочел бы его допросить с пристрастием.

– Ченга? – Полковник Ху опять пожал плечами. – Он погиб как настоящий солдат. Пуля попала ему в сердце.

Чжинь Канши фыркнул.

– Погиб как “настоящий солдат”!.. Что это еще за романтическая ахинея? В смерти нет ничего романтического.

Полковник промолчал. Дойдя до конца квартала, они свернули направо. Этот район прилегал к железнодорожной станции. По пути они миновали целый ряд аптек, продававших традиционные лечебные средства. Узкие помещения этих магазинчиков были заставлены запыленными стеклянными полками со снадобьями из оленьих рогов, измельченных зубов тигров, кореньями женьшеня и всевозможными разновидностями грибов.

Чжинь Канши кивнул, показывая, что данная тема исчерпана.

– Впрочем, нас в конце концов интересует девчонка. Спасибо У Айпину, узнавшему, что она входит в состав триады Стального Тигра. Его почти патологический интерес к этой организации позволил ему незадолго до смерти выследить девушку и установить ее личность и другие данные. Такое наследство он оставил своему другу Хуайшань Хану.

– Так это через него мы вышли на девушку?

– Да, – задумчиво ответил Чжинь Канши. – Скоро она превратится в послушный механизм, собранный вашими руками.

– Существует большая вероятность, – медленно протянул полковник Ху, – что то, о чем вы просите меня, в корне изменит ее личность.

Да,– мысленно согласился с какими-то своими внутренними мыслями Чжинь Канши, – да. Она подобна древнему мифическому существу. Любой, мужчина, взглянувший на еелицо, оказывается во власти ее чар.Он резко остановился и повернулся к полковнику.

– Я должен сказать вам вполне определенно: значение всей операции настолько велико, что между нами должно быть полное взаимопонимание. Это относится и к вам, и ко мне, – он сделал паузу и устремил свой пытливый взгляд на полковника, стараясь зафиксировать малейшее изменение в выражении лица собеседника.

Тот немного погодя кивнул.

– Согласен.

Впервые полковник Ху осознал истинную причину того состояния, которое появлялось у него всякий раз в присутствии этого человека. Я боюсь его, – снекоторым изумлением признался он себе. – Чжинь Канши знает, какую силу таит в себе лизи. Неужели она оказала такое сильное впечатление на меня, своего тюремщика? Интересно, насколько догадки Чжинь Канши близки к истине?Больше всего Ху беспокоило то, что он сам не знал ответа на эти вопросы.

– Ну вот и славно, товарищ полковник. Эта ягодка еще не созрела. Однако сие отнюдь не означает, что она не опасна. Она исключительно опасна.

Чжинь Канши внезапно пошел, и полковник Ху, застигнутый врасплох, поспешил догнать его.

– Вы попали в точку, – промолвил он. – Однако, должен сознаться, я не уверен, понимаете ли вы всюстепень опасности, которую она представляет в моих руках.

Чжинь Канши повернулся к собеседнику. В его глазах вспыхнуло пламя, точно они источали поток энергии.

– Скажите, товарищ полковник, – осведомился он, – вы когда-нибудь бывали в море?

– Нет, – отозвался озадаченный Ху. – По правде говоря, путешествие по воде вызывает у меня морскую болезнь.

Чжинь Канши рассмеялся.

– Верно. Похоже, так обстоит дело со многими нашими соотечественниками. Однако в обиходе у моряков есть один термин, который вам необходимо запомнить, работая с нашей лизи. Она похожа на прекрасную яхту. Имея дело с ней, человек начинает ощущать вседозволенность. Поэтому, товарищ полковник, опасайтесь идти в слишком крутой бейдевинд. В противном случае ваш корабль может пойти ко дну. – Он бросил взгляд на свои часы. – Я опаздываю.

Полковник Ху умел распознать угрозу под любой личиной. Он остался стоять на месте, следя за удаляющимся Чжинь Канши. Через несколько мгновений высокая фигура в желто-серой шинели затерялась в водовороте пешеходов и велосипедистов.

* * *

Этот портфель Ян Маккена получил в тот момент, когда возглавляемое им полицейское подразделение усмиряло беспорядки, вспыхнувшие в Стенли. Он руководил тремя своими людьми, теснившими назад толпу оглушительно кричащих китайцев, в одно мгновение разметавших хлипкий барьер, воздвигнутый полицейскими перед входом в “Гонконг и Бангкок Траст Банк”. Вдруг какой-то ничем не примечательный китаец вложил что-то в свободную руку Маккены, Благодаря внушительному росту (шесть футов и три дюйма) инспектор выделялся даже в этой сумасшедшей давке.

В первое мгновение Маккена даже не заметил, что произошло. Он был слишком увлечен вышибанием зубов одного из бузотеров. Его полированная трость из тикового дерева стремительно взмывала вверх и столь же стремительно опускалась вниз, круша человеческую плоть. Каждый меткий удар сопровождался хрустом, ласкавшим слух инспектора.

Истекающий кровью китаец повалился лицом на асфальт, и, перешагивая через него, Маккена внезапно ощутил добавочный вес в своей руке. Недоуменно повернув голову, он увидел портфель и того самого неприметного человека.

– Это для вас, инспектор Маккена, – промолвил китаец.

– Эй! – окликнул его тот. – Эй, ты!

Но было уже слишком поздно. Незнакомец растворился в обезумевшей пестрой толпе.

Среди всех китайцев, которым приходилось иметь с ним дело, Маккена был известен под кличкой Напруди Лужу. Даже те из них, кто работал под его началом, называли его так, правда лишь между собой и непременно на родном языке. Огненно-рыжий австралиец говорил на кантонском и немного на ханьском диалектах китайского языка с ужасающим акцентом. Он прошел курс обучения ремеслу полицейского в одном из малонаселенных районов Австралии, прежде чем эмигрировал в Гонконг десять лет назад. Он получил должность капрала Королевской колониальной полиции и благодаря откровенной подлости и огромной силе воли дослужился до звания капитана.

Он обладал чисто звериным, инстинктивным умением находить наиболее уязвимое место врага, и эта черта внушала страх не только его подчиненным, но и начальникам.

Однако находились и такие, кто не боялся Яна Маккены. И среди них – Верзила Сун, обладатель порядкового номера 489 в крупнейшей кантонской триаде, 14 К. Именно Верзила Сун, потерпевший неудачу при попытке полюбовно договориться с Маккеной, сумел обнаружить слабую точку австралийца. Капитан получил конверт с фотографиями, на которых он был снят вместе с одиннадцатилетним китайским мальчиком в позах столь интимных, что публикация этих снимков не только означала бы конец его карьеры, но и, более чем вероятно, обвинительный приговор уголовного суда.

Теперь дважды в неделю Маккена докладывал о деталях своей текущей работы прямо Верзиле Суну. В нарушение всех традиций номер 489 не побрезговал лично вручить капитану глянцевый малиновый пакет со снимками.

Этот жест имел свой подтекст: точно такой же красный конверт с символической суммой денег было принято давать прогоревшему конкуренту. И этим он смертельно ранил самолюбие австралийца. При всем старании Маккена не мог забыть тот миг, когда Верзила Сун вложил конверт в его руку. Каждый жест, каждый запах, а самое главное, лукавый, насмешливый блеск в глазах номера 489 неизгладимо врезались в память капитана. Такого оскорбления он забыть не мог, ибо Сун, лично явившись на рандеву и глядя снизу вверх на рослого австралийца, заставил того чувствовать себя жалким, ничтожным пигмеем.