Текст книги "Шань"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 41 страниц)

– Значит, все верно.

Треноди поднес ко рту озябшие пальцы и попытался согреть их дыханием.

– Этого могло и не произойти.

Вот оно, —мелькнуло в голове у Симбала. Ему показалось, что он уловил причину едва уловимых странностей в поведении Треноди, подмеченных им с первых же минус,встречи.

– Ты хочешь, чтобы я занял место Питера и внедрился в дицуй? – промолвил он с легкой дрожью в голосе. – Именно этого тебе хотелось с самого начала?

– И да, и нет. Прежде чем выходить из себя, выслушай меня до конца. Затем, если твой ответ окажется отрицательным, иди на все четыре стороны, и делу конец. Буду с тобой откровенен. Мне действительно нужен человек, не состоящий в штате Управления, который способен продолжать это расследование. Однако мне и в голову не приходило предлагать тебе занять место Питера. Но незадолго до смерти он выкинул одну штуку, и теперь мне понадобился ты.

– И что же он выкинул?

– После того как Питер отбыл на выполнение своего последнего задания, стало известно, что определенные...э-э-э... документы весьма серьезного содержания пропали из наших архивов.

– Каррен прихватил их с собой?

Порывы ветра, налетавшего с реки, заставили Треноди поднять воротник.

– Да, похоже на то.

– Ты можешь сказать мне, что туда входило?

– Имена, даты, места, агентурные сети.

– Черт побери!

– Хорошо сказано, Тони. Наши друзья с Капитолийского холма с радостью вцепятся нам в горло, пронюхав про эту историю. Подкомитеты Конгресса живут исключительно за счет вот таких ошибок. Симбал изумленно взглянул на него.

– Ошибка? Вот, значит, как это называется?

– Как бы ты ни назвал это, положение должно быть исправлено, – отрезал Треноди. – И исправлено с величайшей осторожностью. Если какая-то информация просочится даже в другое Управление, то нам не поздоровится.

Симбал понял, что речь идет прежде всего о Доноване.

Откуда-то сзади донесся вой сирены. Когда машина скорой помощи промчалась мимо, и остановившийся было поток машин вновь тронулся с места, Симбал сказал:

– Мне понадобится неограниченный доступ к компьютерному банку данных УБРН.

Треноди кивнул.

– Ты получишь все, что тебе нужно, Тони, – он протянул руку своему бывшему подчиненному, и тот крепко пожал ее. Дождь за окном прекратился.

* * *

В палате было так тихо, что ритмичный шум аппарата искусственного дыхания резал слух. Цунь теребил в руках шнур от жалюзи и с тоской вглядывался в серую мглу сквозь щели в шторах.

– Эти врачи не знают ни черта, – в отчаянии повторял он. – Они совершенно беспомощны и потому отмалчиваются, не желая говорить правду. Блисс может умереть в любую минуту, а они даже не поймут, что с ней.

– Успокойся, дядя, – промолвил Джейк. – Врачи же сказали, что рентгеновские снимки у нее хорошие, а энцефалограмма показала отсутствие внутренних травм.

– Тогда зачем им понадобились новые анализы? Зачем они мучают мою дочь своими дурацкими приборами?

– Потому что, как выразился доктор, они обнаружили некоторые отклонения в сигналах головного мозга”.

– Я не понимаю, что это означает.

– Я думаю, они тоже.

– Вот видишь! А что я говорил?

– Ерунда, дядя. Эти отклонения не опасны для жизни. Просто они сбивают их с толку.

– О, Будда! – Цунь Три Клятвы обессиленно рухнул на стул, стоявший возле высокой стойки. – Что за злая судьба преследует нас, Джейк? Какие прегрешения мы совершили в предыдущей жизни, что заполучили таких злобных и могучих врагов в этой?

– Прежде всего, – возразил Джейк, – следует установить, кто они, наши враги.

Цунь взглянул на племянника.

– Ты утверждал, что Блисс видела татуировки.

– Да, – подтвердил Джейк. – Она сказала, что они из якудзы.

—Ничего не понимаю. – Цунь недоуменно развел руками. – У нас ведь нет врагов в Японии.

– Если она права, стало быть, теперь есть. – Джейк встал и подошел к окну. – В Японии идет война, – сказал он, не поворачиваясь. – Война кланов. Мой друг Микио Комото находится в тяжелом положении.

– И ты думаешь, что вот это, – Цунь показал на Блисс, – имеет какое-то отношение к вашей дружбе?

– Почему бы и нет? – Джейк пожал плечами. – Возможно, они искали меня и, не найдя, со злости убили отца.

Его слова не убедили Цуня Три Клятвы.

– Они были профессионалами, хорошо знавшими свое дело. Это твои собственные слова, племянник. Ты сказал, что они – дантай.Работая в Куорри, ты сам лично создал две такие группы. Я не ошибусь, если скажу, что члены дантай всегда отличаются исключительным бесстрашием и дисциплинированностью. Тогда у меня к тебе два вопроса. Во-первых, неужели дантайне смогли бы установить твое местонахождение? Во-вторых, стали бы они совершать бесполезное, с их точки зрения, убийство и производить беспричинные разрушения просто со злости?

Джейк промолчал в ответ. Он смотрел в окно, вспоминая женщину-шпика, севшую ему на хвост и задержавшую его вдали от джонки ровно настолько...

Ему наверняка удалось бы разгадать планы врагов при помощи ба-маака. Тогда бы события приняли совсем иной оборот. Его отец остался бы жить...

Идиот! —мысленно обругал он себя. – Ты снова рассуждаешь как западный человек. Вспомни, чтоты китаец. Что случилось, то случилось. Судьба. Лучше подумай о том, что следует предпринять в сложившейся ситуации.

—Как бы там ни было, я уезжаю в Японию, – сказал он после долгой паузы.

– И бросишь на произвол судьбы Блисс! А что будет с “Южноазиатской”?

– Блисс не поправится быстрее оттого, что я останусь здесь, – возразил он. – Что же касается “Южноазиатской”, то этой проблемой займется весь йуань-хуань.

—Не забывай, что еще предстоит достойно похоронить твоего отца, – резко заметил Цунь Три Клятвы. Ему на ум пришли слова, сказанные Неон Чоу в ресторане, о том, что его старший сын вполне подходит на роль Чжуаня. – Сыновний долг...

Джейк повернулся к нему, точно ужаленный.

– Не надо учить меня, в чем состоит мой долг. Я Чжуань. Я хорошо знаю свои обязанности. Тело будет кремировано сегодня же. Ты, я и Т.И.Чун будем присутствовать на церемонии завтра на рассвете, когда прах моего отца, согласно его желанию, будет развеян над Южно-Китайским морем.

– Теперь о деле, – сказал он уже спокойнее. – Уезжая, я оставляю вам одно поручение. – Он достал из кармана маленький сверток и вручил его дяде. – Выбери кого-нибудь из своих сыновей, кого сочтешь нужным. Посмотрим, что он сумеет разузнать об этом.

Цунь Три Клятвы развернул грязные обрывки газетной бумаги и увидел неограненный опал. Старик вертел камень в руках, любуясь игрой красок.

– Где ты нашел его?

– В кармане человека, у которого хватило глупости следить за мной.

– Когда это было?

– Просто было и все, – грубовато отрезал Джейк.

Любое воспоминание о той женщине-шпике заставило его вновь переживать боль утраты. Ба-маак...Джейк сосредоточился, пытаясь почувствовать пульс. Ничего не выходило. Он помолчал, собираясь с мыслями.

– К тому времени, когда я вернусь, необходимо узнать, где, когда, а главное, кем он был куплен. Цунь Три Клятвы спрятал камень в карман.

– Будет сделано, – пообещал он. Его взгляд упал на бледное лицо дочери. – Она такая же часть меня, как и мои собственные дети. Даже больше. Она часть Ши Чжилиня. Моя боу-сек!

Когда он вновь поднял голову, его голос зазвучал совершенно по-другому.

– Сейчас я хочу, чтобы ты сходил на осмотр к врачу. Раз ты настаиваешь на избранном тобою плане и собираешься действовать в соответствии с ним, то я хочу быть уверенным, что твое здоровье в полном порядке. Не ради себя, пойми меня правильно, а ради йуань-хуаня.

—Да, конечно, – согласился Джейк, однако напряжение, возникшее между ними, не спадало. Все не так, как планировал отец, —подумал Джейк. – О Будда, я не могу поверить в то, что его больше нет. Дай мне силы выполнишь намеченное. —Я рассчитываю на то, что вы сумеете сохранить в тайне ситуацию в “Южноазиатской”.

– Завидую твоей стойкости, племянник. – Цунь Три Клятвы сидел совершенно неподвижно. Он сделал паузу, однако тон, которым он произнес это замечание, предупредил любые комментарии со стороны Джейка. – Возможно, в конечном счете мой старший брат был прав, полагая, что тебе следует быть Чжуанем. Надо быть по-настоящему холодным и бесчувственным, чтобы вынести на плечах тяжесть такой организации, как йуань-хуань. Язнаю, что мой хребет не выдержал бы этой ноши.

Слова дяди тронули Джейка. Вытащив из кармана запечатанный пакет, он хрипло заговорил:

– Дядя, я не знаю, где окажусь в самое ближайшее время, и что со мной приключится. Поэтому я предпринял кое-какие меры предосторожности. – Он держал конверт перед собой в вытянутой руке. – Здесь ты найдешь настоящее имя Аполлона, нашего резидента в Москве. В мое отсутствие ты должен поддерживать радиосвязь с ним. Необходимо, чтобы он чувствовал, что его дорога жизнииз России по-прежнему остается абсолютно надежной. Я не могу ставить под угрозу его сотрудничество с нами. Малейший риск здесь должен быть исключен. Ты понял?

Цунь Три Клятвы посмотрел на племянника. Гордость переполняла его сердце.

– Я все понял, Чжуань, – ответил он.

Значит, Неон Чоу все-таки была неправа, —подумал он. Впрочем, в глубине души он и раньше верил в это. Тем не менее, было чрезвычайно приятно получить такое весомое доказательство уважения, которым он все еще пользовался.

– Ровно через сорок восемь часов после моего отъезда, – продолжал Джейк, – ты вскроешь конверт и, следуя изложенным в письме инструкциям, выйдешь на связь с Аполлоном. В дальнейшем ты будешь продолжать переговоры, соблюдая двухдневные паузы, до моего возвращения.

– Когда оно состоится, племянник?

– Когда на то будет соизволение Будды.

С этими словами Джейк отдал конверт дяде.

* * *

Маккена появился в “Белой Чашке” точно в назначенное время. Доклад о происшествии в порту, относившийся к компетенции Специального подразделения, лежал у него на столе, и капитан с неподдельным интересом прочитал эту бумажку. Цунь Три Клятвы являлся совладельцем “Южноазиатской”, и потому Маккена спрашивал себя, уж не связано ли нападение на джонку с финансовыми проблемами в корпорации, о которых ему рассказал Белоглазый Гао.

Увидав, что Большая Устрица Пок уже находится за своим обычным столиком, Маккена стал решительно проталкиваться к нему через толпу посетителей, главным образом матросов и второразрядных шлюх. Скоро я получу ответы, на свои вопросы, —думал он.

Большая Устрица Пок сидел в одиночестве. Заметив полицейского, он помахал рукой.

– Присаживайтесь, – пригласил он. – Выпьете? – и тут же, хихикнув, добавил. – Или вы сегодня на дежурстве?

Решив пропустить шутку мимо ушей, Маккена уселся, налил себе щедрую порцию “Джонни Уокера” и одним махом опрокинул содержимое стакана себе в глотку. Он надеялся, что это придаст ему уверенности в разговоре с китайцем. Ему было в общем-то плевать на то, как Большая Устрица Пок относится к нему, но в настоящий момент он не мог открыто демонстрировать это. Во всяком случае, до тех пор, пока я не получу то, чего хочу от этого желтого ублюдка. —Маккена ухмыльнулся. – Ничего, скоро я преподам ему урок хороших манер. Он научится с уважением относиться к человеку в форме офицера полиции.

—Что у тебя есть для меня? – осведомился он у Пока.

– Капитан, – промолвил Большая Устрица Пок, – вы напоминаете мне зайца, которому не терпелось перебраться на противоположную сторону шоссе. – Не спеша он налил себе виски. Подняв стакан, он принялся слегка взбалтывать янтарную жидкость, глядя сквозь нее на свет. – Он кинулся наперерез машинам и угодил прямехонько под колеса тяжелого грузовика. Здоровенные покрышки вмяли его в дымящийся асфальт. Вот так. – Он сделал небольшой глоток. – Искусство терпения – великая вещь.

– Терпения, говоришь? – процедил сквозь зубы Маккена. Оказавшись между Верзилой Суном и Белоглазым Гао, он чувствовал себя зажатым, в чудовищные тиски, выжимавшие из него все соки, лишавшие его какой бы то ни было свободы действия.

– Мне нужны сведения! – взорвался он и грохнул увесистым кулаком по столу, отчего зазвенели бутылки и стаканы. Маккена дрожал всем телом: ярость захлестывала его. – Ты слышал? Сведения!

Он вытер вспотевшее лицо.

Большая Устрица Пок откинулся на спинку стула и уставился на громадного полицейского так, как смотрят в зоопарке на диковинное и безобразное животное. Этому человеку нельзя доверять, —подумал он. – Мне надо остерегаться его.

—У меня есть сведения, которые нужны тебе, – промолвил он.

– Отлично, – выдохнул Маккена. – Просто здорово, черт побери. – Он налил себе еще одну порцию виски, которую прикончил так же быстро, как и первую. – Выкладывай, что у тебя есть. Я не собираюсь торчать здесь весь вечер.

– У “Южноазиатской банковской корпорации” серьезные проблемы, – медленно протянул он.

– Какого рода проблемы?

– Им приходится искать нового человека на место управляющего.

– А где же старый? Уволен?

– Нет, насколько я наслышан, смотал удочки.

– Готов поспорить, что здесь не обошлось без денег. – У Маккены загорелись глаза.

– Несомненно. – Большая Устрица Пок кивнул. – Неизвестна только общая сумма потерь.

Маккена, опустив глаза, задумчиво двигал стакан по столу.

– Надо думать, многое зависит от того, сколько бабок умыкнул этот парень, а?

– Вы спрашиваете мое мнение? – уточнил Большая Устрица Пок.

Маккена поднял голову.

– Что? О, да, конечно.

– О серьезных последствиях можно говорить только в том случае, если он ухитрился увести у корпорации так много, что банк не в состоянии покрыть недостачу.

– Точно, – согласился Маккена. – Малейший намек на финансовую неблагонадежность – и вкладчики опустошат сейфы банка.

– Только при указанном условии.

– Происшествие держится в строжайшей тайне, – пробормотал Маккена. – Видимо, не случайно. Если у них мало наличности, то для них нет ничего хуже недостачи.

– Почему вас так интересует финансовое положение “Южноазиатской”? – осторожно поинтересовался Большая Устрица Пок. С какой стати я стану выкладывать ему все, что знаю, и называть цифру?

—Это не твоего ума дело, приятель, – отрезал Маккена. – Вместо того чтобы задавать лишние вопросы, ты бы занялся делом: установил бы точную сумму потерь. И поживей!

– Разве я у тебя мальчик на побегушках? – Большая Устрица Пок придал лицу угодливое выражение.

Маккена перегнулся через стол. Его лицо побагровело, в глазах забегали свирепые огоньки.

– Слушай, приятель. С момента заключения нашего маленького договора ты у меня в кармане. Я могу свернуть тебя в бараний рог, в любой момент предъявив любое из полудюжины обвинений, включая попытку подкупа офицера полиции Ее Величества.

– В этом случае вы сами бы оказались замешанным в дело, – заметил Большая Устрица Пок. Маккена издал лающий смешок.

– Как ты думаешь, кто поверит твоим показаниям на меня? Никто из гонконгских судей, это уж точно. Пораскинь мозгами, дружище. Будь умником и делай то, что тебе говорят. Все хорошо, что хорошо кончается. Лады?

– Я сделал то, о чем вы просили, – не повышая голоса возразил Большая Устрица Пок. – Мы заключили договор. Я не намерен делать больше. Я и так уже серьезно рискую.

– Ты, подонок, рискуешь получить серьезные неприятности от меня, заруби себе на носу. Ты должен бояться прежде всего меня. Не заблуждайся на сей счет. У меня белая кожа, дружище. И я решаю, как здесь пойдут дела.

Большая Устрица Пок сидел молча несколько мгновений. Затем, коротко кивнув, он поднялся с места.

– Спокойной ночи, капитан. – Он бросил на стол несколько банкнот.

– До свидания.

* * *

Даниэла и Олег Малюта сидели в ложе Большого театра. На сцене шел балет “Спящая красавица”; великолепие музыки сопровождалось изысканными движениями артистов.

Даниэла чувствовала себя уставшей. Ее чувства притупились от наплыва слишком большого количества впечатлений. Роскошные сценические костюмы, искусно выполненные декорации, потрясающая музыка...

В который раз она задавалась вопросом, почему Малюта так настойчиво требовал от нее пойти с ним на балет. Долгие годы он с женой чуть ли не еженедельно появлялся в этой раззолоченной ложе. Внезапная, загадочная смерть супруги положила конец этому увлечению балетом.

С тех пор прошло немало лет. Теперь Малюта посещал Большой в компании других людей, преследуя исключительно политические интересы. Сидя так близко от этого человека, Даниэла размышляла о непредсказуемости его характера.

Даниэла, естественно, не испытывала ни малейшего желания сопровождать его куда бы то ни было. И уж конечно, она предпочла бы провести свободное время с Михаилом Карелиным. Взглянув на часы, она со вздохом подумала, что позднее совещание ее возлюбленного с Геначевым уже должно было завершиться.

К несчастью, теперь она не могла отказать Малюте ни в чем. Она представила себе надежно запертую потайную комнату, где он хранил снимки, запечатлевшие ее в постели с Карелиным, и пистолет. А самое главное – фотографии, на которых она плакала, прислонись к сверкающей дверце “Чайки”. Больше всего ей хотелось добраться до них. Не уничтожив эти снимки и их автора, она не смогла бы избавиться от отвратительного ощущения, будто она вся с головы до ног обнажена. Фотографии давали Малюте возможность не только быстро и беспрепятственно устранить Даниэлу, но и при желании заглянуть в самые сокровенные тайники ее сердца. Еененависть к этому человеку была почти осязаемой.

Но самое плохое заключалось в том, что Даниэла не могла противопоставить ему ровным счетом ничего. Хотя стол в ее кабинете был буквально завален грудами отчетов и важных сообщений из ключевых отделов, она проводила большую часть времени за компьютером, залезая все глубже и глубже в электронную память в попытках отыскать хоть малейшую щелочку в безупречной броне Малюты. Но все ее усилия были тщетны. Сведения о его школьных годах сообщали о выдающихся способностях пятнадцатилетнего Олега. По примеру родителей он рано вступил в партию. Его отец был простым инженером и всю жизнь добросовестно трудился на благо Советской Родины.

Стремительное и безупречное восхождение Малюты по ступеням власти являлось исключительно делом его собственных рук. Все его враги – реальные или потенциальные – или лишились власти, или уже ушли в мир иной. Единственным серьезным ударом для него была смерть жены, сгоревшей во время пожара на даче под Звенигородом.

Согласно досье, Малюта, испросив отпуск по состоянию здоровья, принял личное участие в строительстве нового дома на пепелище – случай небывалый в практике советских руководителей. По-видимому, это было нечто вроде траурного ритуала. Не вызывало сомнений, что он чрезвычайно любил жену. Он был еще совсем не старым, но не женился вторично и, судя по имеющейся информации, не проявлял никакого интереса к интимным отношениям.

Действительно лион проявлял столь удивительную воздержанность или просто все это время умело водил за нос сотрудников КГБ? —гадала Даниэла.

Заставив себя вслушаться в музыку Чайковского, льющуюся со сцены, она немного расслабилась. Это было своего рода достижение. Общество Малюты угнетало ее, при нем она постоянно испытывала чудовищное напряжение. Ей пришли на ум слова дяди Вадима: Мужчина, как ему кажется, обладает превосходством над женщиной, но это ровно настолько, насколько он сам в это верит.По мнению Даниэлы, они как нельзя лучше подходили к Малюте.

Покинув сверкающее великолепие Большого, они очутились на площади Свердлова, освещенной почти так же ярко, как и фойе театра.

“Чайка” Малюты дожидалась их. Они забрались в салон, и машина тронулась с места.

Звуконепроницаемая перегородка из бронестекла отделяла переднее сиденье от заднего. Малюта постучал по ней согнутым пальцем, однако водитель никак не прореагировал на этот сигнал, очевидно попросту не услышав его.

– Никого, кроме нас двоих, – удовлетворенно бросил Малюта и откинулся на спинку сидения, повернувшись вполоборота к Даниэле. Та бросила взгляд в окно. Они ехали, по-видимому, в сторону Москвы-реки, но уж, во всяком случае, не к ее дому. Даниэла поняла, что сейчас узнает, зачем потребовалась Малюте в этот вечер.

– Ну, как продвигаются дела на любовном фронте, мой птенчик?

Даниэле не понравился его тон.

– Если бы вы оставили меня в покое сегодня, то я бы узнала, зачем Карелин так срочно понадобился Геначеву.

– Не переживай. Когда ты вернешься домой, он успеет наиграться с тобой. – Малюта издал короткий смешок. – Кроме того, мне доставляют удовольствие завистливые взгляды, адресованные мне, когда я появляюсь в обществе с тобой под руку. Мои коллеги приходят в театр не только для того, чтобы насладиться искусством, но и посмотреть на спутниц друг друга.

Несмотря на то что они оба являлись членами Политбюро, Малюта подчеркнуто произнес слово “мои коллеги”.

– В вас слишком много пессимизма, товарищ генерал, —продолжал он, как обычно чередуя обращения на “ты” и на “вы”. Прикурив сигарету, он с наслаждением затянулся. – Возможно, здесь играет роль женское начало. Интересно, упадешь ли ты в обморок при виде мыши? – Он снова рассмеялся и сжал кулак. – Мне думается, вряд ли. Я уже имел случай понаблюдать, как ты владеешь оружием. Ты прирожденный снайпер. Однако что случится с тобой, если попытаться закалить тебя в огне? Затвердеешь ли ты, подобно стальному клинку, или развалишься на части и сгоришь? Вот что мне хочется знать.

Свернув с широкой магистрали, “Чайка” остановилась. Нагнув голову, Малюта выбрался из машины, и придержал дверь со стороны Даниэлы.

Они спустились по каменной лестнице. Широкие ступени едва удавалось различить под толстым слоем снега. Лед на реке, кое-где потрескавшийся во время недавней оттепели, тускло поблескивал, отражая свет фонарей. Москва-река выглядела серой и безжизненной, как свинец. На ее пустынных берегах не наблюдалось никакого движения.

– Это мое любимое место, – промолвил Малюта. На всякий случай, чтобы Даниэла не приняла его замечание за признак доверия, он добавил: – Я прихожу сюда, когда хочу поговорить с кем-нибудь с глазу на глаз. Здесь я могу быть уверен, что никто не подслушает и не запишет на пленку мои слова. – Он широко развел руками. – Тут негде прятаться. Все видно как на ладони.

В призрачном свете городских огней снег казался розовым. Ветер совершенно стих, и снежинки отвесно падали на землю.

Малюта остановился у самой кромки льда.

– На этом самом месте я чуть было не погиб. – Огонек его сигареты вспыхнул в темноте. Он походил на зловещий, всевидящий третий глаз. – Тогда я был пятнадцатилетним мальчишкой. Я вытворял бог знает что и не признавал никаких запретов. – Он стряхнул пепел с сигареты. – Это случилось весной. Мать предупреждала меня, что тонкий лед опасен, но я ведь никогда ее не слушал.

Глубоко затянувшись, Малюта неторопливо выпускал дым изо рта. Его самоуверенная поза и слегка насмешливый тон подливали масло в пламя гнева, разгоравшееся в душе Даниэлы.

Впрочем, он не старался произвести на нее впечатление. Таков уж был этот человек по имени Олег Малюта: мрачный, своевольный, жестокий, невероятно самоуверенный и, при всем том, являвшийся несомненно выдающейся личностью.

И вновь Даниэла вспомнила слова дяди Вадима: Мужчина, как ему кажется, обладает превосходством над женщиной, но это ровно настолько, насколько он сам в это верит.

Она изо всех сил старалась его не бояться: страх ставил ее в подчиненное положение по отношению к нему. Однако ее попытки раз за разом терпели неудачу, и она начала подозревать, что слишком большое желание освободиться от этого чувства мешает ей.

– В тот день я пошел кататься на коньках, – продолжал Малюта. – Кажется, я с кем-то поспорил и был слишком опрометчив или слишком глуп, чтобы идти на попятную. Едва выйдя на берег, я сразу почувствовал, что дело плохо. Я много катался и хорошо знал, каким на вид бывает крепкий лед. В тот день он был другим, покрытым темными пятнами. Хороший, толстый лед всегда белый. Совсем белый. Я спустился к реке вон там. – Он поднял руку, показывая, и кончик его сигареты описал в воздухе короткую дугу. – Я ступил на лед, и почти сразу же раздался громкий треск, словно кто-то выстрелил из пистолета. В следующее мгновение я очутился в воде. Она была очень холодной и темной. – Докурив сигарету, он выбросил окурок. – Теперь я привожу сюда тех, кто перестал приносить мне пользу. Это еще один способ отправлять людей на тот свет.

В своей типичной манере он не завершил рассказ. Даниэла знала, что он и не собирался этого делать. По его мнению, для нее было вполне достаточно знать, что он хорошо усвоил урок многолетней давности. В конце концов, то, что он тогда не утонул, было и так ясно. Взглянув на нее, Малюта рассмеялся.

– Не пугайтесь понапрасну, Даниэла Александровна. Я вовсе не намереваюсь отправлять вас на тот свет. Вы слишком особенное существо. Вас надо лелеять и оберегать.

– И показывать на публике. – Она следила за выражением его лица. – Именно этим мы и занимались сегодня.

– В Большом? Ну да, разумеется. Это одна из составляющих игры.

– Игры?! Какой игры?

Лицо Малюты потемнело.

– У тебя хватило ума расчистить себе дорогу в Политбюро, – сказал он. – До недавних пор у тебе все шло как по маслу. Ты ловила в силки мужчин – толковых, я бы даже сказал, исключительно умных людей, – так как ты умела пользоваться их слабостью. Они хотели обладать тобой – ты умело возбуждала в них это желание – и помогали тебе взбираться вверх по служебной лестнице. Подумать только! Они были готовы ради тебя отправиться на другой конец земли. Они продали свои души ради тебя, склонили головы перед тобой, стоя на коленях, отдали тебе все, что составляло их могущество и власть. И все вот за это... – Он грубо сдавил рукой ее грудь. – И за это. – Другая его рука скользнула вниз...

Даниэле стало дурно, выслушивая эту проповедь. Мужская самоуверенность и извращенное сладострастие. Казалось, Малюта и вправду верил, что стоило ей отдаться Карпову или Лантину, как они тут же становились наивными детьми.

Приступ бешеной ярости охватил Даниэлу. Она почувствовала, что разум отказывается ей служить. Усилием воли она сумела взять себя в руки и мысленно приказала себе: Не смей превращаться в жалкое и безмозглое создание, каким он тебя считает. Он думает, будто все, что ты умеешь, это заниматься любовью. Неужели ты хочешь, чтобы он думал, что он прав?

—Таких людей нельзя назвать мужчинами. – Глаза Малюты слегка светились в темноте, подобно зрачкам ночного хищника. – По крайней мере, по моим меркам. Ты полагаешь, что, забравшись так высоко, ты заслужила право на уважение и даже на равенство? Глубокое заблуждение. Пришла пора указать тебе твое настоящее место.

Он прикурил новую сигарету. Язычок пламени зажигалки на мгновение рассек мрак, и Даниэла увидела такую ненависть в глазах Малюты, что даже удивилась.

– По моему глубокому убеждению, тебя ни в коем случае нельзя было вводить в Политбюро. Я боролся против выдвижения твоей кандидатуры. Однако большинство оказалось слишком высокого мнения о твоей работе в комитете, и с моим мнением не стали считаться. Впрочем, я человек практичный по натуре, чем весьма горжусь. Поэтому, раз уж ты все равно здесь, то я постараюсь воспользоваться твоими способностями в полной мере.

– Я рада, что вы признаете за мной хоть какие-то способности.

– В постели мужики слушаются тебя. – Он выплюнул изо рта крошку табака. – Ты рождена быть шлюхой. Именно благодаря этому я могу использовать тебя.

Она едва удержалась от того, чтобы не вцепиться ему в глотку. Вспышка гнева была настолько сильна, что Даниэла покрылась испариной, несмотря на мороз.

Малюта улыбнулся.

– Вы бы с удовольствием прикончили меня, Даниэла Александровна, не так ли? Нужно отдать вам должное, это у вас тоже выходит неплохо. Секс и смерть – вот ваше ремесло, а?

Он рассмеялся.

– Однако, – продолжал он, – я оставлю вас рядом с собой, даже когда стану Генеральным секретарем. Я не могу разбрасываться столь драгоценными кадрами. Как бы там ни было, вы нужны мне, а я, как уже было сказано, человек практичный. Вот почему сегодня я слегка разочарован вами. Правда, вы придумали хитрый способ убрать Ши Чжилиня. Однако покушение на Джейка Мэрока оказалось на редкость неудачным. Меня это не радует. И разве вы приблизились хоть на шаг к тому, чтобы проникнуть в тайну Камсанга? Наверное, мне следует наказать вас. Я размышлял на эту тему на протяжении всего спектакля. Музыка Чайковского прекрасно способствует таким мыслям.

Видя, что Даниэла молчит, Малюта приблизился к ней. Внезапно на нее пахнуло ужасной смесью запахов одеколона, табака и пота. Даниэлу чуть не стошнило.

– Вы удивляете меня, Даниэла Александровна. Я ожидал, что вы хоть как-то попытаетесь оправдаться передо мной. – Он наклонил голову набок. – Не хотите? Как хотите. Хотя, право, это не имеет значения. Вы бы все равно не сумели убедить меня. Кто знает, – он пожал плечами, – возможно, вы поняли это с самого начала.

Немного придя в себя, она промолвила:

– Как насчет Карелина и Резцова? Вы полагаете, они будут бездействовать, спокойно взирая на то, как вы копите силу? Если Геначев умрет, его место предстоит занять кому-то из них.

– Неужели?

Он услышал от нее именно то, что хотел услышать. Ее поведение так легко предугадать, —мелькнуло у него в голове.

– Помимо физического существуют и другие способы устранения препятствий, возникающих на пути.

– Что вы имеете в виду? – спросила она. Увидев испуганное выражение на лице Даниэлы, он ухватил ее за ворот шубы и, с ошеломляющей силой развернув к себе лицом, прижал к дереву.

– Взгляни на себя. Ты не можешь от страха пошевелить пальцем. Ты – начальник Первого управления КГБ. Тебе хорошо известно, что мне не составит труда привести в такое же состояние Карелина. Неужели ты думаешь, что мои руки не дотянутся и до Резцова? – Внезапно его лицо потемнело. – Теперь ты на моей стороне. Запомни это хорошенько. Если у тебя хватит глупости ослушаться меня, то твоя песенка спета. Тебе не удастся выбраться из подвалов родной Лубянки. Разве что по этапу на Колыму, где ты все равно сдохнешь, как собака.

С видимым отвращением он разжал пальцы.

– Не забывай, что ты еще должна доставить мне голову Джейка Мэрока. Что же касается секретов Камсанга, то, если я не узнаю их в течение десяти дней, мне придется прибегнуть к другим мерам.

– Вы требуете слишком многого, – в отчаянии заявила Даниэла. – Такие вещи...

– Вполне выполнимы, товарищ генерал. Если же я ошибаюсь, то мне придется отдать приказ о немедленном уничтожении Камсанга.

– Что? – Ее сердце забилось с удвоенной частотой. – Уничтожение военного объекта на территории Китая! В своем ли вы уме?

– Перестань, – досадливо поморщился он. – Подобные задачи решаются в два счета. Нет ничего проще, чем объяснить все ошибкой пилота, выходом из строя системы управления и так далее, и так далее. В конце концов, нам не впервой. – Он ухмыльнулся. – И это будет сделано, товарищ генерал, поверьте мне. Так или иначе, но китайцы не должны воспользоваться плодами этого проекта.