Текст книги "Мужчина, женщина, ребенок (др. перевод)"

Автор книги: Эрик Сигал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

3

– У нас что – кто-то умер прошлой ночью?

На этот раз Джесси с ее мрачной философией оказалась мудрее, чем она могла подумать. Все завтракали в кухне или – как в случае Джесси – потребляли диетическое питание (для нее это было снятое молоко пополам с водой). Девочка комментировала общее семейное настроение.

– Ешь свой завтрак, Джесси, – приказала Шила, стараясь создать нормальную обстановку.

– У тебя ужасный вид, папа, – сказала озабоченно Пола.

– Я вчера работал допоздна, – отвечал Боб, надеясь, что его младшая дочь не догадается, что он провел бессонную ночь у себя в кабинете.

– Ты слишком много работаешь, – сказала Пола.

– Он хочет приобрести мировую известность, – объяснила сестре Джесси.

– Но он и так известен, – отвечала Пола, поворачиваясь за подтверждением к Шиле. – Правда, мама? Разве папу не знают во всем мире?

– Да, – сказала Шила, – почти во всем.

– Кроме как в Стокгольме, – вставила Джесси, препятствуя этому потоку лести.

– Это где? – спросила Пола, попадаясь на эту удочку.

– Это Нобелевская премия, идиотка. Твой отец хочет получить бесплатную командировку в Швецию и столик получше в факультетском клубе. Поняла теперь, куриные мозги?

– Джесси, – запротестовала Шила, – не оскорбляй сестру.

– Мама, само ее существование оскорбляет всякого разумного человека на земле.

– Хочешь этот кусок масла себе в морду? – спросила Пола.

– Прекратите, вы обе, – вмешался Боб. – Нобелевский комитет принимает во внимание семейные манеры.

– Ох уж эти мне американские мужчины, – ни с того ни с сего вздохнула Джессика.

– Я не поняла тебя, Джесси, – произнесла Шила.

– Американскими мужчинами движет честолюбие, поэтому они так провинциальны.

– А тебе это не нравится? – спросил Боб.

– Я просто рассуждаю как социолог, папа.

Пола выступила в защиту Боба, чтобы оградить его от словесных атак старшей дочери.

– Папа, ей нравится нападать на тебя. А когда тебя нет рядом, она тобой хвастается. И все для того, чтобы производить впечатление на мальчиков.

– Неправда! – возразила Джессика, побагровев от смущения и негодования.

На мгновение соперничество девочек позволило Бобу и Шиле забыть супружеские проблемы. Они улыбнулись друг другу. Но тут же вспомнили, что это было не совсем обычное утро. Улыбки исчезли, и они надеялись, что дети ничего не заметили.

– Ты все время называешь папино имя этим парням из футбольной команды, – продолжала Пола, укоризненно тыкая пальцем в сторону сестры.

– Пола, ты и в самом деле глупа, как толстая пробка, – сказала немало смущенная Джессика.

– Врешь, я не толстая, я такая же худая, как ты.

– Дети, прекратите немедленно! – вскрикнула Шила, теряя терпение.

– В этом доме только один ребенок, – возразила Джессика, не замечая материнского раздражения.

– Дамы, – вмешался Боб, – я отвожу вас обеих на стоянку школьного автобуса. Немедленно. – Он бросил встревоженный взгляд на Шилу.

– Ладно, – отозвалась Пола, начиная поспешно собирать книги.

– Прошу заметить, – заявила Джесси Беквит, – я против этих принудительных поездок.

– Но Джесси, – сказал Боб, – это же в твою собственную школу.

Джессика посмотрела на него. Было ясно, что отец ее ненавидит. Не уважает ее убеждения. Недавно она даже начала подозревать, что он ей не отец. Когда-нибудь, надо надеяться, Шила признается ей, что она и Жан-Поль Сартр…

– Джесси, поторопись!

Сейчас мать была, конечно, на его стороне.

Пока девочки собирались, Боб топтался у двери.

– Ты будешь дома, когда я вернусь? – спросил он с тревогой Шилу.

– Не знаю, – ответила женщина.

Она все еще была дома.

– Ты уходишь?

– Нет.

– Я имею в виду, на работу.

– Нет. Я позвонила в издательство и сказала, что буду работать дома.

Когда Боб, отвезя девочек, вернулся, Шила все еще сидела за столом в кухне, уставившись на свое отражение в кофейной чашке.

Это я сделал с ней, подумал мужчина и преисполнился отвращения к себе. Он сел напротив. Жена не начинала разговор, и он после долгого молчания сказал:

– Шила, чем я могу возместить тебе это?

Женщина медленно подняла голову и посмотрела на него.

– Не думаю, что сможешь, – сказала она.

– Ты хочешь сказать, что мы из-за этого разойдемся?

– Я не знаю, – сказала Шила. – Я ничего не знаю. Я только…

– Что?

– Я только жалею, что не могу отомстить тебе за это, причинив такую же боль. Я хотела бы, по крайней мере, выразить свой гнев… – Женщина умолкла. У нее чуть было не выскользнуло, что несмотря ни на что, она все еще любит его. Но уж это хотя бы она оставит при себе.

– Я знаю, что ты должна чувствовать.

– В самом деле, Боб?

– Ну, во всяком случае, имею некоторое представление. Господи, хотел бы я ничего тебе не говорить.

И я тоже бы этого хотела, подумала Шила.

– Зачем ты рассказал мне, Боб? – Ее слова прозвучали как обвинение.

– Я не знаю.

– Знаешь, Боб, знаешь! – яростно вырвалось у нее. Потому что она знала теперь, что ему нужно. Будь он проклят. – Это из-за ребенка, – сказала женщина.

Эти слова нанесли ему удар такой силы, что мужчина испугался.

– Я… я не уверен, – сказал он.

Но Шила была абсолютно уверена.

– Послушай, Боб, я вижу тебя насквозь. Ты не желал этого, ты этого не планировал, но раз уж так получилось, ты считаешь себя ответственным.

Он боялся спросить себя, права ли жена.

– Я не знаю, – ответил Боб.

– Боб, бога ради, будь честен с самим собой. Это нечто такое, с чем нам придется считаться.

Хватаясь за соломинку, мужчина истолковал это «нам» как признак, что она еще не совсем утратила надежду для них обоих.

– Так как же? – Шила ожидала ответа.

Наконец, он собрался с силами, чтобы оценить свои чувства, и признал:

– Да. Я чувствую свою ответственность. Я не могу это объяснить, но я чувствую, что должен что-то сделать.

– Ты ничем ему не обязан на самом деле. Ты ведь это понимаешь?

Да, объективно мужчина это понимал.

– Он совсем один, – сказал Боб, испытывая облегчение, что может признаться в своих мыслях. – Может быть, я бы мог помочь наладить его жизнь, найти какую-то альтернативу, ты понимаешь – вместо того, чтобы отдать мальчика в чужие руки.

Ты не отец ему только потому, что переспал с его матерью, внутренне прокричала Шила, но ничего не сказала вслух.

– Как ты полагаешь ему помочь? – спросила женщина.

– Я не знаю. Быть может, если бы я слетал туда…

– Чтобы сделать что? Ты знаешь кого-то, кто бы взял его? Есть у тебя какой-то план?

– Нет, Шила. У меня его нет.

– Тогда в чем смысл поездки туда?

Боб не мог защитить свой импульс, мог только с трудом ощущать его.

И тут жена его ошеломила.

– Я полагаю, может быть только одно решение, Роберт. Привезти его сюда.

Мужчина уставился на жену, не веря своим ушам.

– Ты понимаешь, что ты говоришь?

Она утвердительно кивнула.

– Разве не поэтому ты мне все рассказал?

Боб не был уверен, но подозревал, что Шила права.

– Ты смогла бы это вынести?

Она грустно улыбнулась.

– Мне придется, Боб. Это не великодушие с моей стороны, это самозащита. Если я не позволю тебе помочь ему сейчас, ты когда-нибудь осудишь меня за то, что я позволила твоему ребенку попасть в приют.

– Я никогда бы…

– Да, ты осудил бы меня. Так что действуй, Боб, пока я не передумала.

Мужчина посмотрел на жену. Все, что он мог сказать в ответ, было только:

– Благодарю тебя, Шила.

И Боб позволил своей любимой жене, игнорируя нанесенное ей жестокое оскорбление, обсудить с ним детали приезда сына из Франции. Мальчик мог приехать к ним, когда они переберутся на Кейп.

– Но только на месяц, – заявила Шила. – И ни днем дольше. Этого времени должно быть достаточно, чтобы этот твой Луи смог организовать для него что-то на постоянной основе.

Боб смотрел на нее.

– Ты понимаешь, что говоришь?

– Да.

Он все еще никак не мог поверить.

– А что мы скажем девочкам?

– Мы что-нибудь придумаем.

Боже, как она могла быть настолько великодушна!

– Ты просто невероятная женщина, – прошептал мужчина.

Шила покачала головой.

– Нет, Роберт. Мне просто тридцать девять лет.

4

Две недели спустя Боб нервно ходил взад-вперед по коридору зала прилетов международного аэропорта Логан.

За предшествующие тревожные, напряженные дни было много разговоров с Луи Венарге. Принимались меры, определялись условия краткого визита мальчика в Америку. На месяц и ни неделей дольше. А Луи должен был использовать это время для нахождения какой-то альтернативы помещению мальчика в сиротский приют. Ни при каких обстоятельствах он не должен был говорить ребенку, что Роберт Беквит его отец.

– Конечно, Боб. Все как ты скажешь. Я знаю, что тебе нелегко. Я понимаю.

Понимаешь ли ты, в самом деле, думал Боб.

Был еще один немаловажный вопрос: что сказать девочкам?

После мучительных колебаний Боб созвал семейное собрание.

– У нас умерла одна знакомая, – сказал он.

– Кто? – встревожилась Пола. – Уж не бабушка ли?

– Нет, – сказал Боб. – Вы ее не знаете. Кое-кто во Франции. Одна женщина.

– Француженка? – снова спросила Пола.

– Да, – отвечал Боб.

– А почему ты рассказываешь нам об этом, если мы ее не знали? – сказала Джесси.

– У нее был сын… – отвечал Боб.

– Сколько ему лет? – быстро спросила Джесси.

– Ну, примерно столько же, сколько Поле.

– О, – отозвалась Пола.

Взглянув с раздражением на младшую сестру, Джесси снова обратилась к Бобу.

– И что же? – заинтересованно спросила девочка.

– И он остался сиротой, – добавила Шила с ударением, понятным только Бобу.

– Надо же, – сочувственно произнесла Пола.

– Поэтому, – продолжил Боб, – поскольку он один, мы хотели бы пригласить его на время к нам. Может быть, на месяц. Когда мы будем на Кейпе, в большом доме. Только, конечно, если вы обе ничего не имеете против.

– О, надо же, – снова прочирикала Пола. Она явно голосовала «за».

– А ты, Джесси?

– Значит, есть все-таки на свете справедливость.

– В каком смысле?

– Если я не могу поехать во Францию, по крайней мере, я смогу поговорить об этой стране с настоящим французом.

– Ему только девять лет, – сказал Боб. – И он, наверно, будет грустить, по крайней мере, первое время.

– Ну, папа, говорить-то он может.

– Разумеется.

– Это значит, что я услышу французский лучше, чем у мадемуазель О’Шоннесси.

– Он моего возраста, а не твоего, – перебила Пола.

– Милая моя, – высокомерно заявила Джесси, – с тобой он не захочет иметь temps du jour.

– Иметь что?

– Иметь дело. Учи французский, жалкая невежда.

Пола надулась. Когда-нибудь она отомстит Джесси. Их иностранный гость скоро разберется, кто есть кто и на кого стоит обращать внимание.

Странно, что ни одна из них не спросила, почему мальчик пересекал Атлантику вместо того, чтобы погостить у кого-то, кто жил поближе. Но девятилетние девочки были в восторге от перспективы увидеть своего ровесника. А двенадцатилетние жаждут приобрести светский тон для участия в процессе международного общения.

Шила заставила себя провести день в обычном режиме. Девочки, казалось, не замечали, что что-то не так: ее поведение было для них вполне естественным. Женщина работала с ожесточением и закончила редактирование книги Рейнхардта. Боб, конечно, видел, что кроется за фасадом деловой активности, но ничего не мог поделать, не мог ничего сказать. По мере того как она все больше от него отдалялась, он чувствовал себя все более беспомощным. Никогда еще между ними не было такого отчуждения. Временами, когда Боб жаждал улыбки жены, он ненавидел себя, а иногда ненавидел мальчика.

По радио прозвучало сообщение о прибытии рейса из Парижа. Вокруг выхода из таможни начала образовываться толпа.

И Боб внезапно испугался. Последние недели приготовлений занимали все его внимание, не оставляя места и времени для эмоций. Он был слишком озабочен, чтобы позволить себе думать о том, что может почувствовать, когда откроются металлические двери и сын войдет в его жизнь. Не теоретическая проблема, которую он обсуждал по телефону, а его плоть и кровь. Живой ребенок.

Двойные двери открылись. Появились члены экипажа, болтавшие между собой о каком-то фантастическом ростбифе в Дергин-Парке и перспективе потом послушать «Ред Сокс».

– Я знаю эту песню… – говорил капитан, когда они выходили. Как только в открытые двери стала видна таможня, Боб выгнул шею, стараясь заглянуть внутрь. Он увидел очередь пассажиров, ожидавших досмотра. Но маленького мальчика среди них не было.

Мужчина так разволновался, что ему захотелось закурить. С тех пор как он бросил курить еще в колледже, Боб часто держал во рту ручку. Это его немного успокоило, пока он не заметил, что делает. В смущении мужчина сунул ручку в карман.

Двери снова открылись. На этот раз появилась стюардесса с кожаным зеленым чемоданом. Она вела за руку мальчика с взъерошенными волосами, прижимавшего к груди фирменный пакет. Оглядевшись по сторонам, женщина тут же заметила Боба.

– Профессор Беквит?

– Да.

– Здравствуйте. Мне не нужно представлять вас друг другу. – Повернувшись к мальчику, стюардесса улыбнулась:

– Желаю тебе хорошо провести время, – пожелала она и исчезла. Теперь они остались вдвоем, наедине друг с другом. Боб смотрел на мальчика. Похож он на меня хоть сколько-нибудь, думал мужчина.

– Жан-Клод?

Мальчик кивнул и протянул руку. Боб нагнулся и пожал ее.

– Bonjour, monsieur, – вежливо сказал ребенок.

Хотя Боб и неплохо владел французским, он заранее приготовил несколько фраз.

– Хорошо долетел, Жан-Клод?

– Да, но я говорю по-английски. Я начал брать уроки еще маленьким.

– О, хорошо, – сказал Боб.

– Конечно, я надеюсь попрактиковаться. Благодарю вас за приглашение.

Боб почувствовал, что мальчик тоже заучил некоторые фразы. Мужчина поднял зеленый кожаный чемодан.

– Можно мне взять твой пакет?

– Нет, спасибо, – сказал мальчик, еще теснее прижимая к себе красный пакет.

– У меня здесь машина, – сказал Боб. – Ты уверен, что ничего не забыл?

– Да, сэр.

Они вышли на парковку, солнце уже утрачивало свою полуденную яркость. Еще сильнее ощущалась обычная бостонская влажность. Мальчик шел молча на полшага позади Боба.

– Так значит, путешествие прошло нормально? – снова спросил Боб.

– Да. Очень долго, но хорошо.

– А фильм, который показывали, тебе понравился? – Это был еще один заранее приготовленный Бобом вопрос.

– Я не смотрел. Я читал книгу.

– О, – сказал Боб. Они подошли к машине. – Смотри, Жан-Клод, «Пежо». Тебе не кажется, как будто ты дома?

Мальчик взглянул на него и чуть заметно улыбнулся. Значила ли эта улыбка «да» или «нет»?

– Хочешь подремать на заднем сиденье?

– Нет, мистер Беквит, я бы лучше посмотрел в окно.

– Не надо официальности, Жан-Клод. Называй меня просто Боб.

– Я не хочу спать, Боб.

Когда они сели в машину, Боб спросил:

– Ты умеешь пристегиваться?

– Нет.

– Я тебе помогу.

Боб потянулся и взялся за ремень. Возясь с ним, пристегивая мальчика, мужчина коснулся его рукой.

Боже, подумал Боб. Он настоящий. У меня настоящий сын.

Через несколько минут Жан-Клод уже крепко спал. Они ехали на юг по шоссе, и Боб сбавил скорость. Обычно дорога занимала полтора часа. Но сейчас ему хотелось подольше побыть с мальчиком. Просто смотреть.

Мальчик свернулся на сиденье, прижавшись головой к дверце машины. Он выглядит немного испуганным, подумал Боб, въезжая в постепенно сгущавшийся сумрак. Это так естественно. В конце концов, ведь ребенок проснулся двадцать часов назад в своей родной солнечной деревне. Боялся ли он, пересаживаясь утром в Париже в другой самолет? Покидал ли он когда-нибудь раньше южную Францию? (Это была отличная надежная тема, которую можно будет обсудить завтра.)

Встретил ли его кто-нибудь в Париже, как было условлено? Боба это волновало. Маленький мальчик, один, пересаживающийся с одного самолета на другой. Знал ли он, что нужно было сказать? Очевидно, да. Для девятилетнего ребенка у него была очень уверенная манера.

Девять лет. Он прожил почти десятилетие, а Боб даже не знал о его существовании. Рассказывала ли сыну что-нибудь Николь об его отце?

Мужчина смотрел на спящего ребенка и думал: ты чужой, в чужой стране, за пять тысяч миль от дома, и даже не подозреваешь, что твой отец сидит рядом с тобой. Что бы ты сказал, если бы знал об этом? Тебе не хватало меня? Он снова взглянул на ребенка. А мне не хватало тебя?

Мальчик проснулся как раз, когда они проезжали Плимут. Он заметил указатель.

– Это здесь Плимутская скала?

– Да. Мы там когда-нибудь побываем. Мы побываем во всех знаменитых местах, пока ты здесь.

А потом они проезжали Кейп-Кодский канал. И Сэндвич. Мальчик засмеялся.

– Кто придумал такое смешное название?

– Кто-то голодный, я думаю, – сказал Боб. И мальчик снова засмеялся.

Хорошо, подумал Боб, лед сломан.

Через несколько минут они увидели еще один дорожный знак.

– Вот это разумное название, – лукаво усмехнулся Жан-Клод.

– Орлеан, – сказал Боб. – Наши Жанны Д’Арк здесь все носят бикини.

– А сюда мы приедем когда-нибудь?

– Да, – улыбнулся Боб.

Веллфлит, 6 миль.

Бобу не хотелось, чтобы эта поездка так быстро кончилась, и все же через несколько минут конец наступит.

– Ты знаешь что-нибудь про моих детей, Жан-Клод?

– Да. Луи говорил, что у вас две дочери. И что ваша жена очень добрая.

– Да, она добрая, – сказал Боб.

– Она тоже знала мою маму? – спросил мальчик.

Боже мой, только не спрашивай об этом Шилу, Жан-Клод.

– Да. Отдаленно.

– О. Значит, вы один были ее близкий друг?

– Да, – отвечал Боб и тут же сообразил, что следует добавить: – Она мне очень нравилась.

Тем временем они доехали до Пилгрим Спринг Роуд.

Через минуту они будут дома.

5

Они все смотрели на него, испытывая разные чувства. Шила ощущала внутреннюю дрожь, хотя думала, что подготовила себя к этому. Но она не была готова. Стоящий перед ней в гостиной маленький мальчик был его сын. Ребенок ее мужа. Впечатление от этого превзошло все, что она только могла вообразить. Женщина понимала теперь, что это произошло потому, что какая-то часть ее отказывалась принять это за истину. Но теперь спасения не было. Доказательство ростом в четыре фута стояло перед ней.

– Здравствуй, Жан-Клод. Мы рады тебя видеть. – Это было самое большее, на что Шила была способна. Каждый слог давался ценой болезненного усилия. Заметил ли он, что жена не смогла улыбнуться?

– Благодарю вас, мадам, – отвечал мальчик. – Я очень благодарен за ваше приглашение.

– Привет. Я – Пола.

– Очень рад, – отвечал ребенок с улыбкой. И сразу же завоевал ее сердце. Последней заговорила их аристократка.

– Жан-Клод, je suis Джессика. Avez-vous fait un bon voyage?[1]1
  je suis Джессика. Avez-vous fait un bon voyage? (фр.) – я Джессика, вы хорошо доехали? (Прим. ред.)


[Закрыть]

– Oui, mademoiselle. Votre français est eblouissant[2]2
  Oui, mademoiselle. Votre français est eblouissant (фр.) – Да, мадемуазель, Ваш французский замечательный. (Прим. ред.)


[Закрыть].

– Что? – Джессика приготовилась говорить по-французски, но не понимать.

Боб наблюдал за их разговором. Боже мой, они все мои дети, думал он.

– У него потрясающий английский, – сказала сестре Пола. – А у тебя отвратительный французский.

– Пола! – огрызнулась Джессика, посылая сестру на гильотину злобным взглядом.

– Terrible – это французский сленг, – дипломатично заметил Жан-Клод. – Это также значит «великолепный».

Джессика успокоилась. У нее будет прекрасное европейское лето.

– Мадам?

Жан-Клод подошел к Шиле. Из своего пакета он извлек… комок глины? Это было нечто похожее на застывшую жвачку. Он протянул его Шиле.

– О, спасибо, – сказала она.

– Что это? – спросила Пола.

Жан-Клод поискал слово, но не нашел. Он обратился к Бобу:

– Как по-английски cendrier?

– Пепельница, – отвечал Боб и внезапно вспомнил, что Николь курила. На самом деле, казалось, что в Сетэ курили все.

– Спасибо, – повторила Шила. – Это – это ручная работа?

– Да, – сказал мальчик. – Мы делаем это в школьной мастерской керамики.

– Я тоже занимаюсь керамикой, – сказала Пола, давая ему понять, как много у них общего.

– О, – сказал Жан-Клод.

Надо же, подумала Пола. Он просто красавец.

Шила взяла подарок и смотрела на него. В конце концов, у него были лучшие намерения. Это трогательный жест. Керамическая пепельница, с подписью автора работы – Геран. 16.6.78

– Voulez-vous boire quelque chose?[3]3
  Voulez-vous boire quelque chose (фр.) – Хотите чего-нибудь выпить? (Прим. ред.)


[Закрыть]– спросила Джессика, готовая бежать за коньяком, минеральной водой или любым напитком, который пьют французы.

– Non, merci, Джессика. Je n’ai pas soif [4]4
  Je n’ai pas soif (фр.) – Я не испытываю жажды. (Прим. ред.)


[Закрыть].

– Je comprends[5]5
  Je comprends (фр.) – Я понимаю. (Прим. ред.)


[Закрыть], – с гордостью сказала девочка. На этот раз она действительно поняла.

– Как дела во Франции, Жан-Клод? – спросила Пола, не желая упустить свою долю внимания со стороны гостя. Боб счел благоразумным сократить разговор.

– У нас будет много времени поговорить, девочки. Я думаю, Жан-Клод порядком устал. Правда, Жан-Клод?

– Немного, – признался мальчик.

– Твоя комната напротив моей, – произнесла Пола.

Джессика негодовала. Если Пола будет продолжать неумелое кокетство, она, Джессика, просто умрет от стыда.

– Я отнесу его вещи наверх, – сказал Шиле Боб.

– Нет, я отнесу сама, – возразила та, поднимая зеленый кожаный чемодан (он принадлежал этой женщине?) – Пойдем, Жан-Клод, – пригласила Шила мальчика и начала подниматься по лестнице.

– Спокойной ночи, – пожелал он всем застенчиво и пошел за ней.

Как только они скрылись из виду, Боб подошел к бару.

– Какой он замечательный! – восхищалась Пола.

– Вы приводите всех в острое смущение, мадемуазель Беквит, – съязвила Джесси. – Ты не имеешь ни малейшего понятия о том, как обращаться к европейцу.

– Отвянь, – огрызнулась Пола.

– Ну, довольно, девочки, – сказал подкрепившийся виски Боб. – Будем вести себя сообразно своему возрасту.

«Сообразно своему возрасту» было самым жестоким уколом для Джесси.

– Папа, если ты меня ненавидишь, имей смелость заявить об этом как мужчина.

– Джесси, я люблю тебя. – Отец обнял ее, привлек к себе и поцеловал в лоб. – У тебя прекрасный французский, Джесс. Я и не знал, что ты так хорошо им владеешь.

– Ты и правда так считаешь, папа? – Невероятно. Она говорила как двенадцатилетняя девочка, жаждущая родительского одобрения.

– Да, – сказал Боб, продолжая обнимать ее. – Я действительно так думаю.

– У него фантастический английский, – сказала Пола, – а ведь ему столько же лет, сколько мне.

– Он брал частные уроки, – объяснил Боб.

– Как это? – с надеждой спросила Джесси. – Значит, он аристократического происхождения?

– Нет, – сказал Боб, – его мать была деревенским врачом.

– А его отец?

– Я не уверен, – уклончиво отвечал Боб, – но я знаю, что он не из благородных.

– Он очень независим, – сказала Шила.

– В каком смысле?

Супруги были у себя в спальне. Все остальные домашние уже крепко спали.

– Он не позволил мне помочь разложить вещи, настоял на том, чтобы все делать самому, – сказала жена и затем добавила: – Я была с ним холодна?

– Нет. Как ты себя чувствовала?

– А ты как думаешь?

– Ты была замечательна, – сказал Боб и потянулся к ее руке. Женщина отодвинулась.

– Мальчик взял этот пакет из самолета с собой в постель. У него там, должно быть, все земные сокровища. – В голосе ее звучал холодок.

– Вероятно, – сказал Боб и подумал, что может носить с собой себе в утешение девятилетний мальчик.

Мужчина следил за Шилой, когда она ушла в ванную чистить зубы. Через несколько минут женщина вернулась в ночной сорочке и купальном халате. Последнее время у Боба сложилось впечатление, что ей было явно неловко раздеваться перед ним.

– Шила, я люблю тебя.

Стоя к нему спиной, жена вертела в руках часы.

– Шила?

Она повернулась к нему.

– У него твой рот, – сказала женщина.

– Да?

– Меня удивляет, что ты не заметил.

Шила скинула халат и зарылась под одеяло. С минуту она лежала молча, а потом повернулась к нему и сказала:

– Должно быть, у нее были карие глаза.

– Я не помню.

Жена посмотрела на мужа с грустной улыбкой и сказала:

– Да ладно тебе, Боб.

Потом она взяла свою подушку и отгородилась ею в углу кровати.

– Спокойной ночи, – сказала она.

Мужчина наклонился и поцеловал жену в щеку. Она не шевельнулась. Боб обнял Шилу одной рукой, но она не реагировала. Боб смутно надеялся, что если бы они занялись любовью, им обоим стало бы легче. Теперь же видел, что они слишком отдалились друг от друга для этого.

Повернувшись на бок, он взял «Американский журнал статистики». Это лучше, чем снотворное. Мужчина вяло перелистывал неинтересную статью и думал, боже мой, я уже миллион раз это говорил. Но вдруг осознал, что это была его собственная статья. Как это скучно, подумал он. Я должен был попросить Шилу ее подправить.

– Боб?

Ее голос напугал его своей неожиданностью.

– Да, дорогая?

Он повернулся к жене. В ее лице была такая боль! И при этом она выглядела моложе и такой уязвимой.

– Что я сделала – или, точнее, не сделала?

– О чем ты?

– Я хочу сказать, ты так и не сказал мне, почему ты это сделал.

– Что сделал? – Он прекрасно знал, о чем идет речь, но хотел выиграть время.

– Что было со мной не так, что заставило тебя завести роман?

Черт, думал Боб. Почему она не понимает, что это было – что? Слабость? Случай? Что он мог сказать, чтобы успокоить и смягчить ее?

– Шила, ничего с тобой такого не было…

– Значит, тогда с нами обоими. Я думала, что мы были счастливы.

– Мы и были. И сейчас мы счастливы. – Последние слова он произнес без надежды и убежденности.

– Мы были счастливы, – повторила она и отвернулась, чтобы заснуть.

Боже мой, думал Боб, как это несправедливо. Я даже не могу вспомнить, почему это произошло.