Текст книги "Мужчина, женщина, ребенок (др. перевод)"

Автор книги: Эрик Сигал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Эрик Сигал
Мужчина, женщина, ребенок

Моей любимой Карен

Кто найдет добродетельную жену?

Цена ей выше жемчугов.

Книга Притчей Соломоновых. 31.10

Все вдребезги, а сердцевина прах…

Идут ко дну невинные обряды…

В. Б. Йейтс. Второе пришествие

Erich Segal

MAN, WOMAN AND CHILD

© Karen Segal 1980

© И. Гюббенет, перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

1

– У меня для вас важное сообщение, доктор Беквит.

– Сейчас я занят. Могу я вам перезвонить?

– Видите ли, профессор, я бы предпочел поговорить с вами лично.

«Срочный» телефонный звонок застал Роберта Беквита на заседании кафедры, последнем в этом семестре. Звонили из французского консульства.

– Вы сможете приехать в Бостон до пяти часов? – спросил консульский сотрудник.

– Сейчас уже половина пятого, – сказал Боб.

– Я вас подожду.

– Это настолько важно?

– Да, я так полагаю.

Сильно озадаченный Боб вернулся на заседание, где его ожидали пятеро других старших преподавателей кафедры статистики Массачусетского технологического института. Упомянув о незначительности вопросов на повестке дня по сравнению с прекрасной погодой, он предложил отложить обсуждение до осени. Однако, как обычно, нашелся один возражающий.

– Должен сказать, Беквит, это довольно непрофессионально, – ворчливо заметил П. Герберт Харрисон.

– Давайте проголосуем, – предложил Боб.

Пятеро против одного были за каникулы.

Боб поспешил к своей машине и начал пробираться сквозь напряженное в этот час пик движение. Поскольку двигался он медленнее, чем мелькавшие мимо бегуны трусцой, у мужчины было много времени поразмыслить, что же это могло быть за срочное дело. Чем дольше профессор думал, тем больше казалось, что это могло означать только одно – ему дадут Орден почетного легиона.

Это отнюдь не так уж невероятно, говорил Беквит себе. В конце концов, я много раз читал лекции во Франции – в том числе дважды в Сорбонне. Черт возьми, у меня даже машина «Пежо».

Ну конечно, об этом и речь. У меня на лацкане появится маленькое украшение. Мне, быть может, придется даже носить пиджак. Кому какое дело? Зависть на некоторых физиономиях того стоит. Зато как будут довольны Шила и девочки.

– Сообщение пришло к нам по факсу, – сообщил месье Бертран Пеллетье, как только Боб уселся в его элегантном, с высоким потолком, кабинете. Бертран держал в руке узенький листок бумаги.

Вот оно, подумал Боб. Награда. Мужчина постарался не улыбнуться раньше времени.

– Доктора Беквита из Массачусетского технологического института просят немедленно связаться с месье Венарге в Сетэ. – Он вручил Бобу бумажку.

– Сетэ? – повторил Боб, подумав, о нет, этого не может быть.

– Очаровательная маленькая деревушка. Вы знаете юг Франции?

– Мм-м – да. – Боб еще больше встревожился, заметив на лице вице-консула несколько серьезное и важное выражение.

– Месье Пеллетье, в чем дело?

– Мне только что сообщили, что речь идет о покойной Николь Геран.

Боже, Николь. Это было так давно, так хорошо скрыто. Беквит уже почти убедил себя, что ничего этого не было. Это единственная его неверность за все годы супружества.

Но почему теперь? Почему после всех этих лет? Разве не сама она настояла, чтобы никогда больше не встречаться, не вступать в контакт друг с другом? Однако…

– Месье Пеллетье, вы сказали покойной Николь Геран? Она умерла?

Вице-консул кивнул.

– Сожалею, но подробности мне неизвестны. Мне очень жаль, доктор Беквит.

Знает ли он еще что-нибудь?

– А кто этот человек, с которым меня просят связаться?

Вице-консул пожал плечами. В переводе с французского это значило, что он не знает и не интересуется.

– Могу я принести свои соболезнования, доктор Беквит?

Боб понял намек.

– Благодарю вас, месье Пеллетье.

– Не стоит благодарности.

Они обменялись рукопожатием.

Нетвердыми шагами Боб вышел на Коммоноуэлс-авеню. Он припарковался как раз возле отеля «Ритц». Не зайти ли ему в бар и не выпить для храбрости? Нет, лучше сначала позвонить, но не с улицы.

В коридоре стояла тишина. Казалось, что все уже разъехались на лето. Беквит закрыл дверь, сел за свой стол и набрал французский номер.

– Алло? – прохрипел сонный голос с сильным провансальским акцентом.

– Это … это Роберт Беквит. Могу я поговорить с месье Венарге?

– Бобби – это я, Луи! Наконец-то я тебя нашел. Ну и задачка это была…

Даже после всех этих лет голос был вполне узнаваем. Хрипота от миллионов выкуренных сигарет «Голуаз».

– Луи – мэр?

– Экс-мэр. Можешь себе представить? Меня выставили на пастбище на подножный корм, как какого-нибудь динозавра. Городской совет…

Находясь в напряжении, Боб не был склонен выслушивать длинные истории.

– Луи, что такое с Николь?

– О Бобби, это такая трагедия. Пять дней назад. Лобовое столкновение. Она возвращалась со срочного вызова. Весь город в трауре…

– О, мне очень жаль.

– Можешь вообразить себе? Она была так молода. Безгрешная, святая. Весь медицинский факультет из Монпелье присутствовал на заупокойной службе. Ты знаешь, Бобби, она не выносила религию, но мы сочли своим долгом…

Луи остановился, чтобы перевести дух, и Боб воспользовался этой возможностью.

– Это ужасное известие. Но я не понимаю, почему ты хотел, чтобы я тебе позвонил. Я хочу сказать, последний раз я видел ее десять лет назад.

Неожиданно наступило молчание. Потом Луи сказал почти что шепотом:

– Из-за ребенка.

– Ребенка? Николь была замужем?

– Нет, нет. Конечно, нет. Она была, как говорится, «мать-одиночка». Она одна растила мальчика.

– Но я все же не понимаю, какое это имеет отношение ко мне, – сказал Боб.

– Видишь ли, Бобби, я не знаю, как это сказать…

– Скажи!

– Это ведь и твой ребенок тоже, – сказал Луи Венарге.

По обе стороны Атлантики на мгновение воцарилось молчание. Пораженный профессор лишился дара речи.

– Бобби, ты слушаешь? Алло?

– Что?

– Я знаю, ты, наверно, поражен этим известием.

– Нет, Луи, я не поражен. Я просто не верю, – отвечал Боб, которому гнев вернул дар речи.

– Но это правда. Она полностью мне доверяла.

– Но какого черта ты так уверен, что отец ребенка – я?

– Бобби, – проговорил Луи, – ты был здесь в мае. Ты помнишь демонстрации? Мальчик родился, как говорится, в положенное время. У Николь тогда никого другого не было. Она бы мне сказала. Конечно, она не хотела, чтобы ты знал.

Господи, думал Боб, это невероятно.

– Черт возьми, Луи, даже если это правда, я не ответственен за…

– Успокойся, Бобби. Никто не говорит о твоей ответственности. Жан-Клод вполне обеспечен. Поверь мне, я душеприказчик. – Помолчав, он добавил: – Есть только одна маленькая проблема.

Боб содрогнулся.

– Какая?

– У мальчика никого нет. У Николь не было семьи. Он совсем один на свете.

Беквит не отвечал. Он все еще старался понять, к чему клонится этот разговор.

– При обычных условиях мы бы взяли его к себе, Мари-Тереза и я… – Луи помолчал. – Мы его опекуны. Но она больна, Боб, серьезно больна. Ей мало осталось жить.

– Мне очень жаль, – мягко вставил Роберт.

– Что я могу сказать? Наш медовый месяц длился сорок лет. Но ты понимаешь, почему теперь это невозможно. Если мы не найдем какую-то альтернативу – и причем быстро, – мальчика заберут в приют.

Беквит, наконец, почувствовал, к чему идет дело. Его гнев и страх нарастали с каждым вздохом.

– Ребенок безутешен, – продолжал Венарге. – Его горе так велико, что он даже не может плакать. Он просто сидит там.

– Переходи к делу, – сказал Боб.

Луи колебался.

– Я хочу сказать ему.

– Сказать ему что?

– Что ты существуешь.

– Нет! Ты с ума сошел? Как это может ему помочь?

– Я просто хочу, чтобы мальчик знал, что где-то в мире у него есть отец.

– Луи, бога ради! Я женат, у меня две маленькие дочери. Послушай, мне правда очень жаль Николь. Мне жаль мальчика. Но я отказываюсь вмешиваться. Я не обижу свою семью. Я не могу и не хочу. И это мое окончательное решение.

Последовала еще одна пауза. Или, по крайней мере, десять секунд невербального общения.

– Ладно, – сказал, наконец, Луи. – Я не стану тебя больше беспокоить. Но я должен признаться, я очень разочарован.

Ну и черт с тобой.

– Спокойной ночи, Луи.

Еще одна пауза, дающая возможность Беквиту передумать, а затем – полная капитуляция.

– Прощай, Бобби, – пробормотал Луи и повесил трубку.

Профессор положил трубку и опустил голову на руки. Было слишком трудно воспринять все это сразу. После стольких лет Николь Геран вернулась в его жизнь. Как могла их краткая связь привести к появлению на свет ребенка? Сына?

О боже, что мне делать?

– Добрый вечер, профессор.

Вздрогнув, Боб поднял голову.

Это была Лайла Коулман, ежедневно убиравшая помещение.

– Как поживаете, миссис Коулман?

– Не так уж плохо. А как ваша статистика?

– Недурно.

– Не попадались ли вам какие-нибудь счастливые числа? Надо платить за квартиру, а мне последнее время не везет.

– Сожалею, миссис Коулман. Мне самому не очень-то везет.

– Что же, профессор, как говорится, не уверен – не играй. Во всяком случае, такая у меня философия. Надо доверять своему чутью.

Женщина вытряхнула мусорную корзину и махнула тряпкой по столу.

– Ну, я пошла, профессор. Хорошего вам лета. И дайте отдохнуть своим мозгам.

Лайла вышла, бесшумно закрыв за собой дверь. Но что-то, сказанное ею, осталось у него в памяти. Доверяй своему чутью. Совершенно непрофессионально, но очень по-человечески.

Беквит надолго застыл на месте, глядя на телефон, в коридоре давно уже затихли шаги миссис Коулман. Внутри у мужчины шла отчаянная борьба ума с сердцем. Не дури, Боб. Не рискуй своей семейной жизнью. Ничто этого не стоит. Кто знает, правда ли это? Забудь про это.

Забыть?

Повинуясь так и не подавленному инстинкту, профессор поднял трубку. Даже уже набирая номер, он еще не был уверен, что скажет.

– Алло, это я, Боб.

– А, хорошо. Я знал, что ты передумаешь.

– Послушай, Луи, мне нужно время подумать. Я позвоню тебе завтра.

– Хорошо, хорошо. Он чудесный мальчик. Но только позвони пораньше, ладно?

– Спокойной ночи, Луи.

Разговор был закончен. Теперь Беквит был в ужасе. Все его существование оказалось под угрозой. И что заставило его снова позвонить?

Любовь к Николь? Нет. К ней он испытывал только неудержимый гнев. Маленький мальчик, которого он никогда не видел?

Как зомби, он вышел на парковку. Мужчина был в смятении и панике и испытывал острую потребность с кем-то поговорить. Но в целом мире у него был только один близкий друг, единственный человек, который его понимал.

Его жена, Шила.

2

Дороги были уже относительно свободны, поэтому он слишком быстро добрался до Лексингтона. На самом деле, ему было нужно больше времени, чтобы взять себя в руки и упорядочить свои мысли. Что я ей скажу? Как я смогу смотреть ей в лицо?

– Почему ты так поздно вернулся, Боб?

Девятилетняя Пола постоянно готовилась взять на себя обязанности жены.

– Заседание кафедры, – отвечал отец, намеренно игнорируя обращение дочери к нему по имени, что обычно не разрешалось.

В кухне Джессика Беквит, двенадцати с половиной лет, беседовала с матерью. Темы: слабаки, зануды и ничтожества.

– В самом деле, мама, в старших классах нет ни одного порядочного молодого человека.

– О чем речь? – спросил Боб, входя и целуя двух старших женщин своей семьи. Он решил вести себя как можно естественнее.

– Джесси жалуется на качество представителей мужского пола в школе – вернее, отсутствие всяких качеств.

– Тогда, может быть, тебе следует перевестись в другую школу, Джесс, – поддразнил Беквит дочь.

– О, папа, ты безнадежно отстал. Весь Массачусетс – это глухая провинция.

Шила снисходительно улыбнулась Бобу.

– Ну, и какой же вы нашли выход, мисс Беквит?

Джессика покраснела. Боб не дал ей подойти к интересующему ее предмету.

– Мама знает, – сказала Джессика.

– Европа, Боб, – сказала Шила. – Твоя дочь хочет отправиться в поездку, организуемую этим летом для подростков.

– Вообще-то ты еще не подросток, – возразил отец.

– О, папа, какой же ты формалист, – вздохнула Джессика. – Я уже достаточно взрослая и могу поехать.

– Но ты также еще и достаточно юная, чтобы подождать еще год.

– Папа, я отказываюсь провести еще одно лето с моей буржуазной семьей на этом скучном Кейп-Коде.

– Тогда поступай на работу.

– Я бы и поступила, но еще не подхожу по возрасту.

– Что и требовалось доказать, мисс Беквит, – отвечал с удовлетворением Боб.

– Избавь меня, пожалуйста, от твоего ученого жаргона. А что, если начнется атомная война? Я могу умереть, так и не увидев Лувр.

– Джессика, – сказал Боб, наслаждаясь временным отвлечением от своих проблем. – У меня есть точные сведения, что атомной войны в ближайшие три года, по крайней мере, не будет. Следовательно, у тебя еще есть много времени до того момента, когда начнется бомбардировка.

– Папа, не впадай в мрачность.

– Джесси, ты сама об этом завела разговор, – сказала Шила, опытный судья в поединках отца с дочерью.

– О, вы оба безнадежны, – снова вздохнула девочка и с презрительным видом вышла из кухни.

Они остались одни. Ну почему она должна выглядеть такой красивой именно сегодня вечером, подумал Боб.

– Жаль, что нельзя законодательно отменить переходный возраст, – посетовала Шила, подходя к мужу для ежевечернего объятия, которого она с нетерпением ожидала с утра, и обвила руками его шею.

– Как это ты сегодня так задержался? Новые памятные выступления Коллеги?

– Да, сегодня он был в особенно одуряющей форме.

После многочисленных разговоров такого типа они выработали нечто вроде кода. Например, на кафедре Боба были трое мужчин, две женщины и «Коллега» – П. Герберт Харрисон, чванный осел, многоречивый и со всем несогласный. У друзей Беквитов тоже были клички:

«Сова и Кошечка приглашают нас на ужин в субботу с Кэрол Килерсмит.

– С ней одной? А куда делась Обезьяна с Честнат Хилла?

– Вернулась к жене».

У них был очень дружный брак. Когда речь шла о восприятии его эмоций, ее антенна действовала безупречно.

– Ты в порядке?

– Конечно, – сказал Боб. – Почему ты спрашиваешь?

– Что-то ты сегодня немного бледен.

– Кабинетный цвет лица. Пара дней на Кейпе, и у меня появится золотистый загар.

– Но все же обещай мне, что больше не будешь сегодня работать.

– Ладно, – сказал Боб (как будто он был способен на чем-то сосредоточиться!). – Ты получила еще страницы из издательства?

– Ничего срочного. Я все еще вожусь с этой русско-китайской дипломатией. Должна тебе сказать, что в прозе университетского профессора Рейнхардта больше крахмала, чем на белье из прачечной.

– Милая, если бы все авторы писали как Черчилль, ты бы осталась без работы. Но в любом случае, давай сегодня не будем работать, ни ты, ни я.

– Прекрасно. А что у тебя на уме? – Ее зеленые глаза сияли. У него болело сердце при мысли о том, что ей придется услышать.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Вот и отлично. А пока накрывай на стол, хорошо?

– Папа, когда ты был в моем возрасте, сколько тебе позволяли смотреть телевизор? – Пола бросила на отца соблазнительный взгляд.

– Когда я был в твоем возрасте, телевизора не существовало.

– Разве ты такой старый?

– Папа хочет сказать, что он знал – читать книги более интересное занятие, – сгладила Шила его преувеличение.

– Книги мы читаем в школе, – сказала Пола. – Можно мне сейчас посмотреть телевизор?

– Если ты сделала все домашнее задание, – сказала Шила.

– А что там идет? – Боб проявил должный интерес к культурной программе своих отпрысков.

– «Скотт и Зельда», – отвечала Джессика.

– Что же, это звучит как нечто образовательное. По ПБС?

– О, папа, – с раздражением заметила Джессика. – Ты совсем ничего не знаешь?

– Я прочитал все романы Скотта, если хочешь знать.

– Это сериал, – с отвращением сказала Пола.

– О собаке с Марса и девочке из Калифорнии, – добавила Джесси.

– Прелестно. А кто из них кто?

– О, папа, даже мама это знает.

Шила взглянула на него с любовью. Бедные мы создания, во мраке пребывающие. Мы совсем отстали от жизни.

– Пойди посмотри вместе с ними, дорогой. Я уберу со стола.

– Нет, – сказал Боб. – Ты посмотри Скотта, чудо-собаку.

– Папа, собака – это Зельда. – Нахмурившись, Пола вылетела из-за стола в гостиную.

– Ты идешь, мама? – спросила Джесси.

– Я бы ни за что это не пропустила, – сказала Шила, наблюдая за тем, как ее усталый муж собирает тарелки. – Увидимся попозже, Роберт.

– Ага.

Он убедился, что девочки крепко спят. Шила свернулась на кушетке с «до смешного неприличным» голливудским романом. Жан-Пьер Рампаль играл Вивальди. Боб притворялся, что читает «Новую республику». Напряжение становилось невыносимым.

– Хочешь выпить?

– Нет, спасибо. – Шила подняла глаза от книги.

– Ты не против, если я выпью?

– С каких это пор ты спрашиваешь разрешения? – Шила вернулась к своему роману. – Невероятно, – пробормотала она. – Ты не поверишь, где они этим занимаются в этой главе. Во время родео.

Господи, думал он, ну как я могу это сделать?

– Послушай, можно с тобой поговорить?

Боб сидел сейчас в нескольких футах от нее с необычно большой порцией виски в руке.

– Конечно. Что-то случилось?

– Ну, нечто вроде того. Да.

Мужчина наклонил голову. Внезапно Шила испугалась, положила книгу и села, выпрямившись.

– Боб, ты случайно не заболел?

Нет, но у меня такое чувство, что я действительно болен, подумал он. Боб отрицательно покачал головой. – Милая, мне нужно поговорить с тобой кое о чем.

У Шилы вдруг перехватило дыхание. Сколько раз она слышала от своих подруг, как их мужья начинали разговор именно с этих слов. Нам нужно поговорить. О нашем браке. По мрачному выражению на лице мужа она решила, что он сейчас скажет: «Его уже больше не существует».

– Боб, – сказала Шила откровенно, – что-то в твоем голосе меня пугает. Я в чем-то провинилась?

– Нет, нет. Это я. Это сделал я.

– Сделал что?

– О господи, ты не знаешь, насколько мне тяжело это сказать.

– Пожалуйста, Роберт, эта неопределенность меня убивает.

Боб тяжело перевел дух. Его трясло.

– Шила, ты помнишь, когда ты была беременна Полой?

– Да?

– Мне нужно было слетать в Европу – в Монпелье – сделать этот доклад…

– И…?

Последовала пауза.

– У меня там была связь. – Он выговорил это насколько мог быстро. Так срывают с раны повязку, чтобы не причинять лишней боли.

Шила побледнела.

– Нет, – сказала она, встряхивая головой так энергично, как будто хотела выбросить из нее только что услышанное. – Это какая-то чудовищная шутка. – Она смотрела на него, как будто ожидая, что он ее разуверит. – Ведь ты пошутил?

– Нет, это правда, – произнес он без всякого выражения. – Я … мне очень жаль.

– Кто это был? – спросила она.

– Никто, – отвечал он. – Никто особенный.

– Кто, Роберт?

– Ее – ее звали Николь Геран. Она была врачом. – Зачем ей нужны эти подробности, недоумевал он.

– Как долго это продолжалось?

– Два, три дня.

– Так два или три? Я хочу знать, черт возьми.

– Три дня, – сказал он.

– И три ночи, – прибавила она.

– Да, – сказал он. – Разве это имеет значение?

– Все имеет значение, – отвечала Шила и произнесла про себя «Боже!». Муж видел, как жена борется за самообладание. Все было хуже, чем он мог вообразить. Потом она взглянула на него и спросила: – И все эти годы ты молчал?

Боб кивнул.

– Почему ты мне не сказал? Я думала, что наш брак основан на полном доверии. Какого черта ты мне ничего не сказал?

– Я собирался, – слабо оправдался он.

– Но…?

– Я… я ждал подходящего момента. – Боб понимал, что это звучит глупо, но это было правдой. Он действительно хотел ей рассказать. Но только не так.

– И подходящий момент настал через десять лет? – сказала она с иронией. – Несомненно, ты думал, что так будет легче. Для кого?

– Я не хотел обидеть тебя, – сказал он, зная, что отвечать бесполезно. И потом добавил: – Шила, если это какое-то утешение, это единственный раз. Это был только один-единственный раз.

– Нет, это не утешение, – отвечала она тихо. Пусть один раз, но что было, то было.

Женщина прикусила губу, чтобы сдержать слезы. А ведь он еще не все сказал.

– Шила, это было так давно. Я должен был рассказать тебе сейчас, потому что…

– Ты уходишь к ней? – не удержалась она. Полдюжины друзей прожили (или, скорее, умерли) по этому сценарию.

– Нет, Шила, нет. Я не видел ее десять лет. Я хочу сказать – она умерла, – выпалил Боб.

К потрясению и боли Шилы добавился еще и страх.

– Бога ради, Боб, зачем ты мне все это рассказываешь? Или предполагается, что я должна написать кому-то письмо с выражением соболезнования? Ты с ума сошел?

Хотел бы я, подумал он.

– Шила, я рассказываю тебе потому, что у нее был ребенок.

– А у нас двое. И что из того?

Боб колебался. Потом он едва слышно пошептал:

– Это мой ребенок. Мой мальчик.

Шила уставилась на него недоверчиво. – О нет, этого не может быть. – Ее глаза молили об отрицании.

– Да, это правда, – печально кивнул Боб.

А затем мужчина рассказал все. Забастовка во Франции. Встреча с Николь. Их краткий роман. Звонок Луи. И мальчик. Проблема с мальчиком.

– Я ничего не знал об этом, Шила. Прошу тебя, поверь мне.

– Почему? Почему я должна верить чему-либо, что ты мне говоришь сейчас?

На это он ничего не мог ответить.

В последовавшем за этим ужасном молчании Боб внезапно вспомнил, в чем он ей давно признался – тогда это казалось вовсе неважно – он желал бы иметь сына.

«– Я не возражал бы против маленького футболиста.

– А если это еще одна девочка?

– Ну что же, тогда мы будем продолжать стараться дальше. Разве это не прекрасная перспектива?»

Тогда они оба рассмеялись. «Футболист» была, конечно, Пола. И после этого у Шилы не могло быть больше детей. Долгие месяцы она чувствовала себя «нелюбимой». Но Боб продолжал разуверять ее, и постепенно женщина снова поверила, что ничто не может изменить того, что было между ними. И связь их стала еще теснее.

Она была такой до сегодняшнего вечера, до этого реквиема по доверию. Теперь все стало потенциальным источником боли.

– Шила, послушай…

– Нет. Я уже достаточно услышала.

Женщина встала и вышла в кухню. Поколебавшись мгновение, Боб пошел следом. Она сидела за столом, рыдая.

– Дать тебе что-нибудь выпить?

– Нет, убирайся к черту.

Муж потянулся погладить ее по белокурым волосам, но жена отодвинулась.

– Шила, прошу тебя…

– Боб, зачем тебе нужно было мне все это рассказывать? Зачем?

– Потому что я не знаю, что мне делать. – И потому что я почему-то думал, что ты поможешь мне. А я просто эгоистичный сукин сын.

Он сел за стол и смотрел на нее.

– Шила, пожалуйста. – Боб хотел, чтобы жена заговорила, чтобы она сказала что-нибудь, хотел положить конец этому мучительному молчанию.

– Ты не можешь понять, как это больно, – сказала она. – О, боже мой, я так тебе доверяла. Я доверяла… – Шила снова зарыдала.

Он хотел обнять ее, утешить, но боялся.

– Ты не можешь забыть столько счастливых лет…

Женщина взглянула на него с чуть заметной тоскливой улыбкой.

– Вот в этом-то и дело, – сказала она. – Я только что обнаружила, что они не были счастливыми.

– Шила, нет!

– Ты мне лгал! – закричала она.

– Прошу тебя, любимая. Я сделаю все, чтобы это поправить.

– Ты не можешь.

Его испугала твердость этого заявления.

– Ты имеешь в виду, что хочешь расстаться…

Шила колебалась.

– Роберт, у меня сейчас нет сил. Ни на что.

Женщина поднялась из-за стола.

– Я приму снотворное, Боб. Ты бы мог сделать мне большое одолжение?

– Любое, – сказал он с отчаянной решимостью.

– Спи у себя в кабинете, пожалуйста, – сказала она.