Текст книги "Истинноверующий"

Автор книги: Эрик Хоффер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Действие

96.

Действие объединяет. Настоящее действие у такого человека, как строитель, солдат, спортсмен и даже ученый, имеет меньше индивидуальных черт, чем у мыслителя или у человека, чья творческая способность рождается от общения с самим собою. У людей, живущих по поговорке «волка ноги кормят», очень многое обречено на застой. Человеку, не снявшему пальто, драться неудобно, – так и в жизни: для действия надо «скинуть» свое неудобное «я». Активный народ всегда склонен к однообразию. Сомнительно, чтобы без действия такого огромного масштаба, как освоение целого континента, наша нация эмигрантов могла бы достигнуть в такой короткий срок своей потрясающей однородности. Тот, кто прибыл в эту страну, чтобы «делать деньги», быстрее и полнее американизировался, чем тот, кто приехал сюда с целью осуществить какой-нибудь высокий идеал. Люди первой категории сразу же почувствовали родство с миллионами, захваченными тем же делом. Это было как бы их присоединение к братству. Они быстро поняли, что для успеха нужно смешаться с другими, действовать как все, говорить на их общем языке и играть по принятым правилам. Но сумасшедшая гонка, в которую они включились, мешала развитию их личности, так что, если бы и хотели, они не могли бы сопротивляться влиянию новой среды[133]133
  См. разделы 78 и 80.


[Закрыть]. Те, кто прибыл в эту страну для осуществления какого-нибудь своего идеала (свободы, справедливости, равенства) измеряли окружающую действительность мерками своего идеала и находили ее дефектной. Они чувствовали себя выше и неизбежно изолировали себя от новой среды.

97.

Люди мысли редко дружно работают вместе, тогда как между людьми дела легко устанавливается товарищество. Бригадная, совместная работа редко встречается на предприятиях умственного или художественного труда, но почти неизбежна для людей дела. Крик: «Будем строить себе город и башню»[134]134
  Книга Бытия, 11:4.


[Закрыть] – типичный призыв к объединенному действию. Коммунистический комиссар в промышленности имеет, пожалуй, больше общего с капиталистическим промышленным деятелем, чем с коммунистическим теоретиком. Подлинный интернационал – это интернационал людей дела.

98.

Все массовые движения пользуются активным действием как средством для объединения. Конфликты, которые массовое движение находит и создает, служат не только для поражения врагов, но и для того, чтобы лишить своих последователей их характерной индивидуальности, чтобы они полнее растворились в коллективной среде. Освоение целины, строительство городов, новые открытия, промышленные гигантские стройки – все служит той же цели. Даже простое хождение строем может объединять: нацисты широко пользовались этим нелепым вариантом объединения. Герман Раушнинг, считавший вначале вечное марширование бессмысленной тратой времени и энергии, позднее признал его тонкий эффект. «Марширование в строю рассеивает мысли у людей, оно убивает мысль. Марширование приканчивает индивидуальность»[135]135
  Rauschning Hermann. The Revolution of Nihilism (Chicago Alliance Book Corporation, 1939) p. 48.


[Закрыть].

Неудовлетворенные всегда отзываются на зов массового движения, потому что в его действии видят средство от всего, что их мучит. Действие массового движения приносит самозабвение и дает им целеустремленность и чувство собственного достоинства. Действительно, похоже, что неудовлетворенность происходит главным образом от невозможности действовать и что наиболее остро неудовлетворенные – это те люди, которые по своим талантам и характеру идеально созданы для деятельной жизни, а обстоятельства заставляют их прозябать в бездействии. Как иначе объяснить тот поразительный факт, что Ленины, Троцкие, Муссолини и гитлеры, потратившие лучшую часть своих жизней на разговоры до упаду в кафе и на митингах, вдруг проявляют себя как самые способные и настойчивые деятели своего времени?

99.

Вера организует и снаряжает душу человека для действия. Обладание одной единственной истиной, отсутствие сомнений в своей правоте, чувство поддержки таинственной силы, – будь то Бог, судьба или исторический закон, уверенность, что противники твои – исчадие зла и должны быть сокрушены, радость от самоотречения и собственной преданности делу, – таковы замечательные качества для решительных и безжалостных действий на любом поприще. Этими качествами обычно обладали распевающие псалмы солдаты, осваиватели новых земель, предприимчивые купцы и даже спортсмены. Революционный и националистический энтузиазм имеет такой же эффект: он способен обратить серых, инертных людей в бойцов и строителей. Это еще одна причина кажущейся необходимости массового движения при модернизации отсталых и застывших стран.

Однако необыкновенная способность истинноверующего к деятельной жизни может быть и опасной, а не только полезной для массового движения. Открывая широкое поле для лихорадочной деятельности своих последователей, массовое движение может ускорить свой собственный конец. Действие, сопровождаемое успехом, имеет тенденцию становиться самоцелью. Всю энергию и энтузиазм оно направляет в свои собственные каналы. Вера в «священное дело» перестает быть высшей целью и становится простым смазочным материалом для машины действия. Истинноверующий, преуспевающий во всем, что он делает, становится уверенным в себе и примиряется сам с собой и с настоящим. Он перестает видеть единственное спасение для себя в растворении в едином коллективе, становясь безличной частицей без собственной воли, без своего суждения и без собственной ответственности. Он начинает искать и находит спасение в действии, показывая всем, на что он способен, и доказывая свое превосходство. Действие не ведет его к развитию способностей, но он легко и быстро находит в нем самооправдание. Если он продолжает держаться за свою веру, то только для того, чтобы подкрепить уверенность в себе и закрепить свой успех. Таким образом, постоянные успехи действий становятся губительными для самого духа коллективности. Привыкшие к действию люди, вероятно, наименее религиозны, наименее революционны и менее всего шовинисты. Социальная устойчивость, ) политическая и религиозная терпимость англосаксонских народов частично объясняются их волей к действию, их умением и возможностями действовать. Действие заменяло им массовое движение.

Конечно, есть постоянная опасность, что если пути к действию окажутся закрытыми жестокой депрессией или поражением на войне, то последовавшее за этим отчаяние будет, возможно, настолько сильным, что почти всякое массовое движение найдет подготовленную почву для своего распространения. Взрывоопасную обстановку в Германии после первой мировой войны можно частично объяснить бездеятельностью, навязанной народу, прекрасно сознававшему свою способность к действию. А Гитлер дал ему массовое движение. И, что было, вероятно, более важно, открыл перед немцами неограниченные возможности для напряженного, постоянного и грандиозного действия. Неудивительно, что они приветствовали его как своего спасителя.

Подозрительность

100.

Как мы видели, неудовлетворенный ум выделяет некую горькую смесь, состоящую главным образом из страха и злой воли, но действующую все-таки как замечательное вещество для цементирования единого целого из озлобленных и недовольных. Одной из составных частей этой горькой смеси является подозрительность, которая тоже может действовать как объединяющий элемент.

Сознание своих собственных недостатков склоняет неудовлетворенных людей видеть в других недоброжелательность и низость. Презрение к себе, как бы смутно оно ни было, обостряет наше зрение в отношении недостатков других. Мы стараемся обычно открыть у других те же самые недостатки, какие скрываем в себе. Вот почему, когда неудовлетворенные соединяются в массовом движении, окружающая атмосфера насыщается подозрительностью. Идет повальное подглядывание и шпионаж, беспрестанная слежка за другими и напряженное сознание, что и за тобой следят. Удивительно, что такое патологическое недоверие в рядах движения ведет не к расколу, а к строгому единству в поведении последователей движения. Истинноверующий, зная, что за ним следят, старается избегать подозрения, горячо исполняет предписываемые правила поведения и так же горячо придерживается установленных мнений. Строгая ортодоксальность – результат горячей веры и взаимной подозрительности. Массовое движение широко пользуется подозрительностью в работе своих аппаратов власти. Рядовым членам нацистской партии давали чувствовать, что они находятся под постоянным наблюдением, их держали в состоянии страха и напряженной совести[136]136
  Ibid., p. 40.


[Закрыть]. Страх перед соседями, друзьями, даже родственниками – общее правило для всех массовых движений. Для поддержания всеобщей подозрительности время от времени умышленно обвиняются и приносятся в жертву ни в чем неповинные люди. Оппозиционеров всех видов сваливают в одну кучу с внешним врагом и тем самым тоже обостряют подозрительность. Враг – этот дьявол каждого массового движения – вездесущ. Он ведет свои происки вне рядов и среди истинноверующих. Его голос звучит из уст раскольников, уклонисты – его подручные. Когда что-нибудь в движении идет не гладко, – это дело рук врага. Священный долг истинноверующего – быть бдительным, т. е. подозрительным. Истинноверующий обязан постоянно и везде искать диверсантов, шпионов, предателей.

101.

Коллективное единство – не результат братской любви истинноверующих друг к другу. Истинноверующий предан единому целому – церкви, партии, нации, а не другому истинноверующему. Подлинная преданность между людьми возможна только в свободном, даже относительно свободном обществе. Как Авраам, чтобы доказать свою преданность Иегове, должен был быть готовым принести в жертву своего единственного сына, так и фанатичный нацист или коммунист должен быть готов принести в жертву своих родственников, друзей, чтобы доказать свою полную преданность «священному делу». Активное массовое движение смотрит на личные связи – кровные или дружественные как на помеху своей коллективной сплоченности. Таким образом, всеобщая подозрительность в рядах массового движения не только совместима с мощью коллектива, но, можно сказать, является почти обязательным предварительным условием этой мощи. «Люди строгих убеждений и сильных страстей, объединяясь, следят друг за другом с подозрительностью и в этом получают силу, так как взаимная подозрительность создает взаимный страх и связывает их как бы железными цепями, и служит профилактикой против дезертирства, а также укрепляет каждого в момент слабости»[137]137
  Renan Ernest. Antichrist (Boston Roberts Brothers, 1897) p. 381.


[Закрыть].

Частью грандиозности истинного массового движения и прославляемого им самопожертвования является принесение в жертву некоторых наших природных нравственных принципов. «Усердие наше может делать чудеса, когда оно совпадает с нашей ненавистью, жестокостью, честолюбием, жадностью, склонностью все ругать и бунтовать»[138]138
  Montaigne. Essays // Modern Library edition (New York Random House, 1946) p. 374.


[Закрыть].

Результаты объединения

102.

Завершившееся объединение – путем ли добровольного согласия, или путем убеждения или принуждения, или по необходимости, или по привычке, а то и по нескольким из этих причин, вместе взятым, – имеет тенденцию развивать и усиливать склонности и взгляды, способствующие единству. Мы уже видели, что объединение усиливает чувство ненависти (раздел 77) и способность к подражанию (раздел 82). Верно и то, что коллективизированная личность более легковерна и более послушна, чем потенциальный истинноверующий, остающийся независимой частной личностью. Хотя руководство коллектива обычно поддерживает ненависть в состоянии белого каления, поощряет подражание, воспитывает послушание, но объединение само по себе, без манипуляций руководства, усиливает реакции всех объединяющих элементов.

На первый взгляд, это кажется невероятным фактом. Мы видели, что наиболее объединяющие элементы берут свое начало в отказе неудовлетворенной личности от своего ненавистного «я» и от своих безнадежных позиций. Но дело в том, что истинноверующий, полностью слившийся с единым коллективом, уже не есть неудовлетворенная личность. Он нашел себе новую личность и новую жизнь. Теперь он один из избранных, поддерживаемый и защищенный непобедимыми силами – он предназначен унаследовать землю. И хотя состояние его ума прямо противоположно состоянию ума неудовлетворенного, все-таки в нем со все возрастающей силой проявляются все реакции, которые являются симптомами внутреннего напряжения и внутренней неуверенности. Что происходит с объединенной личностью? Объединение скорее процесс вычитания, а не сложения. Для того, чтобы слиться с коллективом, человек должен лишиться своей индивидуальности и своих особенностей. Он должен быть лишен свободы выбора и независимости суждения. Многие его естественные наклонности и импульсы должны быть подавлены или притуплены. Все это – акты уменьшения. Элементы, которые ему придаются в коллективе – вера, надежда, гордость, уверенность, – по своему происхождению отрицательные. Экзальтация – возбуждение истинно-верующего – не из запасов сил и мудрости, а от чувства освобождения: он был освобожден от бессмысленной тяжести самостоятельного существования. «Мы, немцы, так счастливы: мы свободны от свободы»[139]139
  Молодой нацист обращается к И. А. Р. Уайли незадолго до второй мировой войны (E. A. R. Wylie. The Quest of Our Lives // Reader's Digest, May, 1948, p. 2).


[Закрыть]. Счастье это и мужество произошли оттого, что он перестал быть самим собой. Нападки его больше не трогают. Сила его выдержки, когда он попадает во власть беспощадного врага или стоит перед лицом нестерпимых обстоятельств, превосходит стойкость самостоятельной личности. Но эта стойкость зависит от жизненности связей между ним и коллективом. Пока он чувствует себя частью целого и ничем больше, он бессмертен и нетленен. Поэтому его пылкость и фанатизм зависят от связи с коллективом. Его стремление к предельному единству сильнее смутного желания неудовлетворенного бежать от самого себя. Неудовлетворенный человек имеет все же выбор: он может найти новую жизнь, не только превратившись в часть коллектива, но и путем перемены среды или же окунувшись с головой в какое-нибудь захватывающее предприятие. Коллективизированный человек этого выбора не имеет. Он должен держаться за коллектив или, подобно опавшему листу, вянуть и засыхать. Сомнительно, чтобы отлученный от церкви священник, исключенный из партии коммунист или ренегат-шовинист могли бы когда-либо найти душевный покой в самостоятельной жизни. На собственных ногах они стоять не могут и должны припасть к новому «священному делу», пристать к новой группе.

Истинноверующий обречен на неполноценность, на отсутствие твердой почвы под ногами.

103.

Интересно отметить те средства, какими массовое движение усиливает и закрепляет индивидуальную неполноценность. Превознося догму выше разума, движение мешает уму отдельной личности стать самостоятельным. Централизованная экономика поддерживает экономическую зависимость тем, что намеренно создает нехватки самого необходимого. Социальной независимости мешает перенаселение в домах и коммунальных квартирах, а также обязательные общественные нагрузки. Безжалостная цензура литературы, искусства, музыки, наук не дает самостоятельно жить даже немногочисленным творческим личностям. Внедряемая и вколачиваемая преданность – церкви, партии, родине, вождю – и вера тоже закрепляют неполноценность личности. Ибо любая преданность отнимает что-то у человека.

Таким образом, люди, выросшие в атмосфере массового движения, становятся неполноценными, зависимыми существами, даже если от природы они созданы для самостоятельной жизни. Хотя они не знают неудовлетворенности и обиды, все-таки и у них проявляются особенности людей, желающих потерять себя и освободиться от существования, непоправимо испорченного.

Часть четвертая
Начало и конец

Глава XV
Люди слова

104.

Массовое движение обычно не появляется до тех пор, пока не дискредитирован, не опорочен существующий порядок. Дискредитация эта не присходит автоматически, в результате грубых ошибок и злоупотреблений власть имущих, а является результатом преднамеренной работы недовольных «людей слова». Там, где «людей слова» нет или где они не проявляют недовольства, существующий порядок, даже несостоятельный и отравленный коррупцией, может долго сохраняться, пока не разрушится и не падет сам по себе. С другой стороны, безусловно ценный и энергичный строй может быть сметен, если он не добьется преданности небольшого меньшинства «людей слова»[140]140
  См. примеры в разделе 106.


[Закрыть].

В разделах 83 и 86 показано, что реализация и сохранение массового движения зависят от насилия. Народившееся массовое движение – явление жестокое, и управляется оно безжалостными фанатиками, пользующимися словом только для того, чтобы придать видимость добровольности и согласия тому, что в действительности достигнуто насилием. Но фанатики эти взяться за дело и принять на себя руководство могут только после того, как существующий порядок дискредитирован и лишился поддержки широких народных масс. Эта предварительная работа, т. е. подрыв существующего порядка, а также ознакомление масс с идеей перемены и создание в стране атмосферы, благоприятной для новой веры, – могут быть проведены только «людьми слова», прежде всего общепризнанными говорунами и писателями. Пока существующий порядок функционирует более или менее исправно, массы в основном остаются консервативными. Они могут думать о реформах, но не о полной перемене. Фанатичный экстремист, как бы он хорошо ни говорил, в глазах масс – опасный или непрактичный человек, предатель, а то и сумасшедший. Массы его и слушать не хотят. Даже Ленин признавал, что там, где почва для коммунистов не подготовлена, – им «трудно подойти к массам… и добиться внимания масс»[141]141
  Catlin G. E. G. The Story of the Political Philosophers (New York McGraw-Hill Book Company, 1939), p. 633.


[Закрыть]. Ко всему, власть, даже слабая и терпимая, будет определенно сильно реагировать на яростные призывы фанатика и может из его деятельности извлечь для себя новые силы.

Совсем иная картина получается с типичным «человеком слова». Массы его слушают, так как знают, что его слова, как бы они ни были своевременны, не могут дать немедленных результатов. Власть или игнорирует его, или с помощью мягких методов надевает на него намордник. Таким образом «человек слова» незаметно подрывает существующий порядок, опорочивает власть имущих, ослабляет установленные взгляды, подрывает авторитеты – в общем, подготавливает обстановку для появления массового движения.

Различие между «людьми слова», фанатиками и «людьми действия» – условное, оно описывается в следующих разделах. Такие люди, как Ганди и Троцкий, оказываются вначале «непрактичными людьми слова», а потом обнаруживают исключительные административные и полководческие таланты. Магомет начал как «человек слова», а потом превратился в неукротимого фанатика и наконец проявил свой изумительный практический ум. Фанатик Ленин был несравненным «человеком слова» и несравненным «человеком действия». Классификация эта нужна для понимания, что почва для массового движения подготавливается лучше всего «людьми слова». Выращивание движения требует характера и качеств фанатика, а закрепление движения – дело главным образом практиков, «людей действия».

Появление небольшого меньшинства, состоящего из «людей слова» там, где его раньше не было, – уже явно революционный шаг. Западные державы, совсем того не желая, косвенным образом помогли рождению массовых движений в Азии тем, что возбудили там против себя недовольство и создали своей филантропической деятельностью по просвещению меньшинства «людей слова». Многие революционные вожди Индии, Китая, Индонезии получили образование в консервативных учебных заведениях Запада. Американский колледж в Бейруте, руководимый и содержащийся консервативными американцами, на деле – школа революционеров в неграмотном арабском мире. Несомненно, что и богобоязненные учителя миссионерской школы в Китае тоже попали в число тех, кто подготовил почву для китайской революции.

105.

«Люди слова» бывают разных типов: священники, писцы, пророки, писатели, художники, профессора, студенты, вообще интеллигенция. Там, где чтение и письмо – трудное искусство, например в Китае, простая грамотность уже дает право на звание «человека слова». Так было и в Древнем Египте, где искусство иероглифов было монополией немногих.

Для «людей слова» всех родов характерна жажда всеобщего признания, которая определяет их отношение к существующему порядку. Наполеон сказал: «Тщеславие сделало Революцию, свобода была только предлогом». По-видимому, внутри каждого интеллигента, будь он человеком творческим или нетворческим, находится некая неизлечимая неуверенность. Даже самые одаренные и плодовитые люди сомневаются в своей ценности и каждый день должны искать новых доказательств. Сказанное Ремюза о Тьере, пожалуй, применимо к большинству «людей слова». «У него гораздо больше тщеславия, чем честолюбия, и он предпочитает уважение покорности; он предпочитает власти ее видимость. Спрашивайте постоянно у него совета, а потом делайте, как вам угодно. Он обратит больше внимания на ваше почтительное к нему обращение, чем на ваши действия»[142]142
  Цитата из книги Alexis de Tocqueville. Recollections (New York Macmillan Company, 1896), p. 331.


[Закрыть].

В карьере почти каждого, даже щепетильного «человека слова», появляется момент, когда почтительный или примирительный жест со стороны власть имущих может привлечь его на их сторону. В известный период своей жизни многие «люди слова» готовы стать оппортунистами и придворными. Сам Иисус не стал бы, может быть, проповедовать свое учение, если бы фарисеи приняли Его к себе, назвали бы Его Учителем и слушали Его с почтением. Если бы Лютера в подходящий момент сделали епископом, очень возможно, что это охладило бы пыл и Лютера, и всей Реформации. Молодого Карла Маркса, наверно, можно было привлечь на сторону Пруссии, если бы ему дали титул и ответственный пост в правительстве; то же – и Лассаля, если бы он получил титул и придворный мундир. Но, с другой стороны, как только «человек слова» определит свою философию и свою программу, он начинает их отстаивать тверже, а сам становится менее восприимчив к лести и заманиванию.

Как бы настойчиво ни выдавал себя протестующий «человек слова» за защитника угнетенных и оскорбленных, на самом деле он движим мотивами личного характера (за очень немногими исключениями). Его сострадание к другим исходит из его личной ненависти ко власть имущим[143]143
  Multatuh. Max Havelaar (New York Alfred Knopf, Inc, 1927), Introduction by D. H. Lawrence.


[Закрыть]. «Только немногие, исключительно редкие люди питают к человечеству тот вид любви, который делает их не способными терпеть общую массу зла и страданий, не обращая никакого внимания на последствия их личной жизни»[144]144
  Russell Bertrand Proposed Roads to Freedom (New York Blue Ribbon Books, 1931), Introduction, p. VIII.


[Закрыть]. Это подтверждает со страстной убежденностью, Торо: «Я убежден, что то, что так удручает реформиста – совсем не его сострадание к собратьям, а его личная боль – даже если он самый святой из всех святых; и будь это исправлено, он бросит своих великодушных братьев без малейшего сожаления»[145]145
  Thoreau Henry. Walden // Modern Library edition (New York Random House, 1937), p. 70.


[Закрыть]. Как только «человек слова» получает признание со стороны власть имущих, он обычно находит высокопарные доводы для того, чтобы стать на сторону сильных против слабых. Лютер, вначале бросивший вызов господствующей церкви и сочувственно говоривший о «бедном, простом, не знатном народе»[146]146
  Письмо Лютера архиепископу Майнцкому, сопровождающее его тезисы (Цитата из книги Frantz Funck-Brentano. Luther, p. 65).


[Закрыть], позже, когда объединился с германскими князьками, провозгласил: «Бог предпочел бы существование правительства, даже самого дурного, чем позволить толпе буйствовать, как бы она ни была при этом права»[147]147
  Цитата из книги Frank Jerome. Fate and Freedom. New York Simon and Schuster, Inc., 1946, p. 281.


[Закрыть]. Бёрк, которому покровительствовали лорды и знать, говорил о «свинской черни» и рекомендовал бедным «терпение, труд, бережливость и религию»[148]148
  Ibid., p. 133.


[Закрыть]. Избалованные славой и лестью «люди слова» в большевистской России, как раньше в нацистской Германии, не чувствуют потребности стать на сторону преследуемых и терроризованных против безжалостных вождей и их секретной полиции.

106.

Когда основы власти разрушены, но она продолжает существовать, это значит, что общество не имеет образованного слоя или между властью и «людьми слова» установился тесный союз. Там, где все ученые – священнослужители, церковь неприступна; а там, где ученые – служащие или где образование дает человеку высокое положение в обществе, – существующий порядок обычно свободен от широкой критики и протеста.

Католическая церковь в X веке при папе Иоанне XII пережила самые тяжелые времена: тогда она была гораздо больше отравлена коррупцией и более неуспешной, чем во времена Реформации. Но в X веке все ученые люди были священнослужителями, тогда как в XV веке в результате изобретения печатной машины и бумаги образование перестало быть монополией церкви. Авангард Реформации составили светские гуманисты. Ученые же, связанные с церковью, или ученые, пользовавшиеся покровительством пап, как, например, в Испании, «в основном относились терпимо к существовавшему порядку, в том числе и к злоупотреблениям церкви, и в общем им было безразлично, как долго подлое стадо будет пребывать в темном суеверии, соответствующем положению этого стада»[149]149
  Reformation// Encyclopedia Britannica.


[Закрыть].

Устойчивость Китайской империи, как и Древнего Египта, объясняется тесным союзом между правящей бюрократией и учеными. Любопытно, что Тайпинское восстание – единственное серьезное массовое движение в Китае во времена империи – было поднято молодым ученым, несколько раз провалившимся на государственном экзамене на высшее звание мандарина[150]150
  Miller Rene Fiilop. Leaders, Dreamers and Rebels (New York The Viking Press, 1935) p. 85.


[Закрыть].

Долгое существование Римской империи до некоторой степени обязано тесному сотрудничеству римских правителей с греческими «людьми слова». Побежденные греки чувствовали, что они передали законы и цивилизацию своим завоевателям. Тяжело читать, как развратного урода Нерона, без конца твердившего о своем безграничном восхищении Элладой, истерически приветствовали греки во время его приезда в Грецию в 67 году по Р. X. Они встречали его от всего сердца, принимая за друга, интеллектуала и артиста: «чтобы доставить ему удовольствие, в один год были сыграны все игры. Все города прислали ему призы и трофеи своих состязаний. Комитеты ожидали его, упрашивали приехать в их города, чтобы там петь»[151]151
  Renan Ernest Antichrist p. 245.


[Закрыть]. Нерон, в свою очередь, на Истминских играх даровал грекам привилегии и провозгласил свободу Греции.

В своем «Изучении истории» профессор Арнольд Тойнби цитирует латинские гекзаметры, написанные Клавдианом Александрийским в честь Рима почти 500 лет спустя после завоевания Цезарем Египта; А. Тойнби сокрушенно добавляет: «Нетрудно доказать, что британское владычество во многих отношениях было более благоприятным, пожалуй, более благотворным режимом, чем власть Римской империи, но как трудно найти клавдиа-нов в Александрии Индостана»[152]152
  Toynbee Arnold J. A Study of History. Abridgement by D. C. Somervell (Toronto Oxford University Press, 1947) p. 423.


[Закрыть]. Не так уж нелепо думать, что не воспитывай англичане в Индии магараджей, набобов и т. п., а попытайся привлечь на свою сторону индийского интеллигента, обходясь с ним как с равным, ободряя и поощряя его в работе, предоставляя ему место у своего стола, – они, пожалуй, сохранили бы свое господство еще долго. На деле же британцы, правители Индии, не умели вообще уживаться с интеллигенцией любой страны, а особенно Индии. Они были «людьми действия», пропитанными убеждением во врожденном превосходстве британцев. Индийца-интеллигента они большей частью презирали – и как «человека слова», и как индийца. Право на деятельность в Индии англичане пытались сохранить за собой. Они не поощряли индийцев становиться инженерами, агрономами или техниками. Созданные англичанами учебные заведения выпускали только «непрактичных» «людей слова» – и эта система по иронии судьбы вместо того чтобы обеспечить британское господство, приближала его конец.

Неудача англичан в Палестине тоже частично объяснима отсутствием понимания между типичными британскими колониальными чиновниками и местными «людьми слова». Большинство палестинских евреев, хотя и весьма деловых, по воспитанию и традиции были «людьми слова», а ко всему – болезненно обидчивы. Они все остро страдали от презрительного отношения к ним британских чиновников, которые на евреев смотрели как на стадо трусливых неблагодарных задир, как на легкую добычу для воинственных арабов, если Англия уберет свою охраняющую евреев руку. Для евреев унизительным казалось и то, что их опекали посредственные чиновники, ниже их и по опыту, и по уму. Будь тогда среди англичан люди такого масштаба, как Джулиан Хаксли, Гарольд Никольсон или Ричард Кроссман, возможно, они спасли бы Палестину для Британской империи.

И у большевистского, и у нацистского режимов имеется тонкое понимание важности взаимоотношений между «людьми слова» и государством. В большевистской России писатели, художники, ученые пользуются привилегиями правящего слоя. Все они – высшие гражданские служащие. Правда, они обязаны следовать партийной линии, но это только дисциплина, которой подчиняется вся элита. Что касается Гитлера, то он имел дьявольски реальный план: все области знания сделать монополией элиты, которая и должна была управлять его мировой империей; остальные безымянные массы Гитлер собирался держать полуграмотными.

107.

Французские писатели XVIII века представляют собой наиболее характерный пример пионерства интеллигенции в массовом движении. Нечто похожее можно наблюдать в периоды, предшествующие большинству движений. Для Реформации почва была подготовлена людьми, высмеивавшими и обвинявшими духовенство в популярных памфлетах, и литераторами подобно Иоганну Рейхлину, боровшемуся против курии римского папы. Быстрое распространение христианства в Римской империи было частично результатом того, что христианство старалось вытеснить языческие культы, совершенно дискредитированные греческими философами, которым надоело ребячество этих культов, и они разоблачали и высмеивали их в своих школах и на городских улицах.

Наименьший успех христианство имело среди евреев, потому что еврейские «люди слова» были горячо преданы еврейской религии. Раввины и их ученики занимали высокое положение в еврейской жизни того времени, когда школа и книги заменяли храм и родину. В любом общественном строе, где «люди слова» принадлежат к правящему слою, оппозиция изнутри появиться не может, а иноземное массовое движение опоры себе там не найдет.

В наше время массовые движения – социалистические и националистические – неизменно подготавливались деятельностью поэтов, писателей, историков, педагогов, философов и т. п. Связь между мыслителями-теоретиками и революционными движениями в подчеркивании не нуждается. Верно и то, что все националистические движения, начиная от культа «Родины» в революционной Франции, вплоть до последнего националистического восстания в Индонезии, были задуманы не «людьми действия», а недовольными интеллигентами. Генералы, промышленники, землевладельцы и деловые люди – те, кого принято считать столпами патриотизма, на самом деле присоединяются к движению позднее, когда оно уже развилось. Самое большое напряжение в начальной фазе движения состоит в том, чтобы убедить и привлечь на сторону движения этих будущих столпов патриотизма. Чешский историк Полацкий сказал, что обвались потолок комнаты, в которой он с кучкой друзей однажды обедал, – и не было бы национального движения чехов[153]153
  Hayes Canton J H The Historical Evolution of Modern Nationalism (New York R. R. Smith, 1931) p. 294.


[Закрыть]. С таких небольших групп «людей слова» начинались все национальные движения. Немецкие интеллигенты начали немецкий национализм так же, как еврейские интеллигенты положили начало сионизму. Активное стремление «человека слова» к заметному положению делает его чрезмерно чувствительным к любому унижению своей группы или своего общества (расы, нации, религии) даже тогда, когда он принадлежит к ним формально. Унижение, которому подверг Наполеон немцев, особенно пруссаков, толкнуло Фихте и немецких интеллигентов обратиться к немецким массам с призывом объединиться в одну могучую нацию, которая доминировала бы в Европе. Т. Герцль и еврейские интеллигенты не могли не прийти к сионизму из-за огромных унижений миллионов евреев в России и из-за клеветы, какой подвергались евреи в остальной континентальной Европе в конце XIX века. Национальное движение, вытеснившее из Индии англичан, в какой-то степени началось из-за унижения щуплого очкастого индийского «человека слова» Южной Африки.