Текст книги "Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)"

Автор книги: Эрик Хобсбаум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Четвертой группой вопросов стали вопросы внутренней политики стран-победительниц (т. е. фактически Великобритании, Франции и США) и разногласия между ними. Самым важным результатом этой политической деятельности явился отказ американского Конгресса ратифицировать мирный договор, написанный большей частью президентом (или для него). В результате США отказались от участия в договоре, что имело далеко идущие последствия.

И наконец, страны-победительницы отчаянно пытались найти такой способ мирного урегулирования, который сделал бы невозможной новую войну наподобие той, которая только что опустошила мир. Эта попытка потерпела наиболее оглушительный провал. Через двадцать лет мир снова был охвачен войной.

Задачи спасти мир от большевизма и перекроить карту Европы, очевидно, пересекались, поскольку самым действенным способом борьбы с революционной Россией, если она случайно выживет (что в 1919 году отнюдь не казалось бесспорным), было изолировать ее за “санитарным кордоном” (cordon sanitaire) из антикоммунистических государств. Поскольку территория этим государствам была в большой степени или полностью выделена из бывших российских земель, их враждебность к Москве была гарантирована. По порядку с севера на юг это были: Финляндия – бывшее автономное княжество, которому Ленин разрешил выйти из состава России; три маленькие балтийские республики (Эстония, Латвия, Литва), еще не имевшие исторического опыта собственной государственности; Польша, независимость которой была восстановлена после более чем векового перерыва, и чрезвычайно разросшаяся Румыния, удвоившая свою площадь за счет империи Габсбургов и Бессарабии, до этого принадлежавшей России. Большинство этих территорий были отторгнуты от России Германией и, если бы не большевистская революция, несомненно, вернулись бы к России. Попытка распространить этот “кордон” на Кавказ потерпела неудачу, в основном благодаря тому, что революционной России удалось договориться с некоммунистической, но также революционной Турцией, не испытывавшей дружеских чувств к британским и французским империалистам. Поэтому краткое существование независимых республик в Армении и Грузии, появившихся в результате Брест-Литовского мира, так же как и попытки англичан отторгнуть богатый нефтью Азербайджан, не пережило победы большевиков в Гражданской войне 1918–1920 годов и советско-турецкого договора 1921 года. Одним словом, на востоке союзники признали границы, навязанные Германией революционной России там, где неподконтрольные им силы не помешали это сделать.

На территории бывшей Австро-Венгрии также имелись большие участки, которые предстояло поделить. В результате Австрия и Венгрия были сведены к чисто немецким и мадьярским образованиям и превратились в задворки Европы. Сербия увеличилась до современной Югославии путем присоединения Словении (до этого принадлежавшей Австрии), Хорватии (до этого принадлежавшей Венгрии), а также ранее независимого маленького родового королевства пастухов и контрабандистов – Черногории, сурового горного края, где жители реагировали на беспрецедентную потерю независимости массовым обращением в коммунизм, считая, что тут придутся ко двору героические качества. Коммунистическая идея ассоциировалась у них и с православной Россией, чью веру непокоренные жители Черногории столько веков защищали от турок. Новая Чехословакия родилась в результате объединения бывшего промышленного центра империи Габсбургов с некогда принадлежавшими Венгрии землями, где проживали словацкие и русинские крестьяне. Румыния разрослась в многонациональный конгломерат, Польша и Италия также извлекли выгоду из этого передела. Никаких исторических прецедентов или логики в комбинациях с Чехословакией и Югославией не было – их создание явилось результатом националистической идеологии, проповедовавшей как силу этнической общности, так и нежелательность появления слишком мелких национальных государств. Все южные славяне (= югославы) были объединены в одно государство, как и западные славяне чешских и словацких земель. Как и следовало ожидать, все эти политические браки поневоле оказались не слишком прочными. Кстати, за исключением остатков Австрии и Венгрии, потерявших большую часть своих национальных меньшинств (хотя и не все), новые государства, отторгнутые от России и от империи Габсбургов, оказались не менее многонациональными, чем их предшественники.

Чтобы держать Германию постоянно ослабленной, ей был навязан карательный мир, оправдываемый тем, что это государство единственное несет ответственность за войну и все ее последствия (пункт о “военных преступлениях”). Ослабление Германии достигалось не столько за счет отторжения ее территорий (земли Эльзаса и Лотарингии вернулись обратно к Франции, а значительный регион на западе – к восстановленной в прежних границах Польше – тот самый “польский коридор”, который отделял Восточную Пруссию от остальной Германии), сколько за счет лишения ее мощного морского и воздушного флота, уменьшения армии до 100 тысяч человек, навязывания теоретически бессрочных “репараций” (возмещения военных издержек, понесенных победителями), а также военной оккупации части Западной Германии. Не последнюю роль сыграло лишение Германии всех ее заморских колоний – они были распределены между Великобританией с ее доминионами, Францией и, в меньшей степени, Японией (из‐за растущей непопулярности империализма они теперь назывались не колониями, а “подмандатными территориями”). Внешнее управление отсталыми народами, вверенное человечеством имперским державам, должно было гарантировать им не эксплуатацию, но всемерное процветание. За исключением статей, касающихся территориальных вопросов, к середине 1930‐х годов от Версальского договора ничего не осталось.

Что касается механизма предупреждения следующей мировой войны, то было очевидно, что союз великих европейских держав, поддерживавший равновесие на континенте до 1914 года, полностью разрушен. Альтернатива, которую навязывал упрямым европейским политикам президент Вильсон со всем либеральным пылом принстонского ученого-политолога, предполагала учреждение всемирной Лиги Наций (т. е. независимых государств), которая решала бы все возникающие проблемы мирным и демократическим путем до того, как они выйдут из‐под контроля, преимущественно путем открытых переговоров (“гласно достигнутых открытых соглашений”), поскольку война ко всему прочему перевела привычные и разумные международные переговорные процессы в область “тайной дипломатии”. В значительной степени это была реакция на секретные договоренности союзников, заключавшиеся во время войны, в которых они перекраивали территории послевоенной Европы и Ближнего Востока, полностью пренебрегая желаниями или хотя бы интересами местных жителей. Большевики, обнаружив эти секретные документы в царских архивах, поспешили их опубликовать, чтобы довести до сведения всего мира, после чего стало необходимо свести к минимуму ущерб, нанесенный этими разоблачениями. Учреждение Лиги Наций должно было стать частью процесса мирного урегулирования, однако она потерпела почти полную неудачу, превратившись просто в организацию для сбора статистических данных. Впрочем, в начале своей деятельности Лига Наций решила пару второстепенных территориальных вопросов, не подвергавших особому риску мир во всем мире, – в частности, спор между Финляндией и Швецией по поводу Аландских островов[5]5
  На Аландских островах, расположенных между Финляндией и Швецией и являющихся частью Финляндии, жило исключительно шведскоговорящее население, в то время как в только что обретшей независимость Финляндии агрессивно насаждался финский язык. Для присоединения островов к Швеции Лига Наций разработала схему, которая гарантировала исключительное использование шведского языка на их территории и защищала их от нежелательной иммиграции с материковой части Финляндии.


[Закрыть]. Отказ США от участия в Лиге Наций лишил последнюю какого‐либо реального веса.

Нет необходимости углубляться в исторические детали периода между Первой и Второй мировыми войнами, чтобы увидеть, что версальские решения просто не могли стать фундаментом для прочного мира. Они были обречены с самого начала, и поэтому следующая война стала практически неизбежна. Как уже упоминалось, США почти сразу же официально вышли из договора, а в мире, который больше не был европоцентричным, ни одно соглашение, не поддержанное страной, теперь являвшейся главной мировой державой, не могло иметь веса. Как мы увидим, это было справедливо не только для политики, но и для экономики. Две главные европейские и, несомненно, главные мировые державы, Германию и Советскую Россию, временно не только исключили из международной игры, но сделали все, чтобы лишить их статуса независимых игроков. При возвращении на сцену одной (или обеих) этих держав достигнутый мир, опиравшийся только на Великобританию и Францию, поскольку Италия также оставалась недовольной, не смог бы устоять. Между тем рано или поздно, вместе или порознь Германия и Россия неизбежно должны были вновь появиться на политической сцене.

Незначительный шанс сохранить мир исчез после отказа стран-победительниц допустить побежденных к процессу мирного урегулирования. Вскоре стало ясно, что полное подавление Германии, как и абсолютная изоляция Советской России, невозможно, но осознание реального положения вещей шло медленно и трудно. В частности, Франция крайне неохотно отказалась от надежды удерживать Германию в состоянии беспомощности (англичан, в отличие от французов, не терзали воспоминания о поражении и оккупации). Что касается СССР, то страны-победительницы предпочли бы, чтобы этого государства вообще не было. Став на сторону контрреволюционных сил в Гражданской войне в России и посылая войска для их поддержки, они не выказывали никакого желания признать существование Страны Советов. Их коммерсанты отклоняли предложения самых выгодных концессий для иностранных инвесторов, сделанные Лениным, которому нужно было любыми способами налаживать экономику, почти уничтоженную мировой войной, революцией и начавшейся гражданской смутой. Советская Россия была вынуждена развиваться в изоляции. Преследуя политические цели, отверженные государства Европы – Советская Россия и Германия – сблизились в начале 1920‐х годов.

Возможно, следующей войны можно было избежать или, по крайней мере, отсрочить ее наступление, если бы довоенная экономика была восстановлена в прежнем виде как глобальная система экономического роста и процветания. Однако через несколько лет, в середине 1920‐х годов, когда казалось, что военная и послевоенная разруха уже позади, разразился самый глубокий экономический кризис со времен промышленной революции (см. главу 3). В результате в Германии и Японии к власти пришли милитаристы и ультраправые, нацеленные на то, чтобы переломить существующий статус-кво путем резкой, при необходимости военной конфронтации вместо переговоров о постепенных изменениях. С этого времени новую мировую войну можно было не только предвидеть, но и предсказать в плановом порядке. Те, кто вырос в 1930‐е годы, жили в ожидании войны. Страшные видения эскадрилий самолетов, сбрасывающих бомбы на города, и жутких фигур в противогазах, на ощупь, как слепцы, прокладывающих путь сквозь завесу ядовитого газа, часто являлись воображению моего поколения: во втором случае эти видения оказались ошибочными, в первом – пророческими.

II

Обстоятельствам, приведшим ко Второй мировой войне, посвящено гораздо меньше исторической литературы, чем обстоятельствам начала Первой мировой. Причины этого понятны. За редчайшими исключениями, ни один серьезный историк никогда не сомневался, что агрессорами были Германия, Япония и, в меньшей степени, Италия. Страны, втянутые в войну против этих трех государств, неважно – капиталистические или социалистические, не хотели воевать, и большинство из них делало все возможное, чтобы этого избежать. На вопрос о том, кто или что послужило причиной Второй мировой войны, можно ответить в двух словах: Адольф Гитлер.

Ответы на вопросы истории, безусловно, не так просты. Обстановка в мире, созданная Первой мировой войной, была в корне нестабильна в первую очередь в Европе, но и на Дальнем Востоке тоже, и поэтому нельзя было ожидать, что мир продлится долго. Существующим положением не были удовлетворены не только побежденные государства, которые (в особенности Германия) полагали, что имеют достаточно причин для недовольства. Все партии в Германии, от коммунистов на крайнем левом фланге до национал-социалистов на крайнем правом, единодушно считали Версальский договор несправедливым и неприемлемым. Парадоксально, что если бы в Германии действительно произошла революция, то она могла породить менее опасную для всего мира страну. Два побежденных государства, ставших по‐настоящему революционными, Россия и Турция, были слишком заняты собственными проблемами, включая защиту своих границ, чтобы обострять международную напряженность. В 1930‐е годы они являлись стабилизирующими силами, причем Турция оставалась нейтральной и во время Второй мировой войны. Однако Япония и Италия, несмотря на то что они воевали на стороне победителей, также чувствовали себя обделенными, хотя японцы расценивали ситуацию более реалистично, чем итальянцы, чьи имперские аппетиты значительно превосходили их возможности. В результате Первой мировой войны Италия приобрела значительные территории в Альпах, на Адриатике и даже в Эгейском море – почти все, что обещали ей союзники за переход на их сторону в 1915 году. Однако торжество фашизма в Италии – контрреволюционного и поэтому ультранационалистического и империалистического движения – ясно говорило о ее неудовлетворенности (см. главу 5). Что касается Японии, то весьма значительные сухопутные и морские военные силы превратили ее в едва ли не самую грозную державу на Дальнем Востоке, особенно после того, как Россия сошла со сцены. Международное признание этого обстоятельства было закреплено Вашингтонским военно-морским соглашением 1922 года, которое раз и навсегда положило конец морскому владычеству Великобритании, установив соотношение 5:5:3 для численности американских, британских и японских военно-морских сил соответственно. И все же Япония, индустриализация которой шла с невероятной скоростью (хотя по абсолютному объему ее экономика оставалась все еще на весьма скромном уровне – 2,5 % мирового промышленного производства в конце 1920‐х годов), без сомнения, чувствовала, что заслуживает гораздо большего куска дальневосточного пирога, чем тот, что выделили ей белые имперские державы. Более того, фактически не обладая никакими природными ресурсами, необходимыми для современной экономики, Япония остро ощущала свою зависимость. Ее импорт в любое время мог быть заблокирован с помощью иностранных военно-морских сил, а экспорт полностью зависел от американского рынка. Военное давление с целью создания близлежащей материковой империи в Китае (этот вариант обсуждался) могло помочь сократить японскую систему коммуникаций и тем самым сделать ее более защищенной.

И все же не шаткость мира после 1918 года явилась главной причиной Второй мировой войны. Ею стала агрессия трех недовольных держав, с середины 1930‐х годов связанных друг с другом различными договоренностями. Вехами на пути к войне стали вторжение Японии в Маньчжурию в 1931 году, вторжение Италии в Эфиопию в 1935 году, вмешательство Германии и Италии в Гражданскую войну в Испании в 1936–1939 годах, вторжение Германии в Австрию в начале 1938 года, варварский раздел Чехословакии, осуществленный Германией в том же году, и немецкая оккупация того, что от нее осталось, в марте 1939 года (за чем последовала оккупация Албании Италией), а также притязания Германии на польские территории, которые фактически и привели к началу войны. Можно упомянуть еще об одной группе ключевых негативных событий: провал мер, предпринятых Лигой Наций против Японии, отсутствие действенных шагов против Италии в 1935 году, неспособность Великобритании и Франции должным образом отреагировать на одностороннее расторжение Германией Версальского договора, и в особенности на повторный захват ею Рейнской области в 1936 году; отказ этих стран от вмешательства в Гражданскую войну в Испании (“политика невмешательства”), провал их ответных мер на оккупацию Австрии, уступки шантажу Германии в отношении Чехословакии (Мюнхенское соглашение 1938 года), а также отказ СССР от дальнейшего противостояния Гитлеру в 1939 году (пакт Гитлера – Сталина в августе 1939 года).

И все же, хотя одна из сторон явно не желала войны и делала все возможное, чтобы ее избежать, а другая прославляла ее и, как в случае Гитлера, активно к ней стремилась, ни один из агрессоров не хотел той войны, которая в итоге получилась, в тот момент, когда она все‐таки началась, и с теми врагами (по крайней мере, с некоторыми из них), с которыми пришлось воевать. Япония, несмотря на влияние военной машины на ее политику, несомненно, предпочла бы добиться своей цели – создания восточноазиатской империи – без мировой войны, в которую она оказалась втянутой только потому, что в нее вступили США. Какой войны хотела Германия, когда и против кого она собиралась воевать – все эти вопросы по‐прежнему остаются спорными, поскольку Гитлеру не было свойственно документировать свои замыслы. Тем не менее две вещи нам ясны. В его планы не входила война с Польшей (поддержанной Великобританией и Францией) в 1939 году, а та война, в которую все в конце концов переросло – не только против СССР, но и против США, – была воплощением худших кошмаров каждого немецкого генерала и дипломата.

Германии (как впоследствии и Японии) молниеносная наступательная война нужна была по тем же причинам, что и в 1914 году. Совокупные ресурсы потенциальных врагов каждой из этих стран, если их объединить и скоординировать, были неизмеримо больше, чем их собственные. Кроме того, ни Германия, ни Япония никогда серьезно не готовились к длительной войне и не делали ставку на новое оружие с длительным сроком производства (англичане, напротив, зная о превосходстве противника на суше, с самого начала вкладывали деньги в дорогостоящее и технологически сложное оружие, планируя долгосрочную войну, в которой они и их союзники должны опередить противника в производстве современного вооружения). Японии, в отличие от Германии, удалось избежать столкновения с коалицией противников, поскольку она не принимала участия ни в войне Германии против Франции и Великобритании в 1939–1940 годах, ни в войне против России после 1941 года. В отличие от всех остальных держав, она столкнулась с Красной армией в неофициальной, но имевшей важное значение войне 1939 года на границе Сибири и Китая, понеся при этом большие потери. В декабре 1941 года Япония вступила в войну только против Великобритании и США, но не против СССР. К несчастью для Японии, единственная держава, с которой ей пришлось воевать, США, настолько превосходила ее по своим ресурсам, что фактически была обречена на победу.

Некоторое время казалось, что Германии повезло больше. В 1930‐х годах, когда война уже приближалась, Великобритании и Франции не удалось договориться с Советской Россией, которая в конце концов предпочла союз с Гитлером. В то же время американские политики удерживали президента Рузвельта от оказания реальной помощи стороне, которую он решительно поддерживал. Поэтому в 1939 году война началась как чисто европейская, а после вторжения Германии в Польшу (которая была завоевана и поделена с лояльным теперь СССР за три недели) продолжалась как западноевропейская война Германии с Великобританией и Францией. Весной 1940 года Германия с оскорбительной легкостью захватила Норвегию, Данию, Нидерланды, Бельгию и Францию – первые четыре страны были оккупированы, а Франция поделена на зону непосредственной оккупации под управлением немцев и марионеточное французское “государство” (его правители, собранные из различных реакционных группировок французской реакции, больше не хотели называть его республикой) со столицей в провинциальном курортном городке Виши. Только Великобритания продолжала воевать с Германией, сплотив все силы нации под руководством Уинстона Черчилля и полностью отказавшись от любого соглашения с Гитлером. Именно в это время фашистская Италия опрометчиво решила cоскочить с забора нейтралитета, на котором предусмотрительно отсиживалось ее правительство, на сторону Германии.

Война в Европе закончилась из практических соображений. Даже если бы море и британские военно-воздушные силы не позволили Германии вторгнуться в Великобританию, трудно было представить, что в результате войны последняя могла бы вернуть свои позиции на континенте, не говоря уже о том, чтобы победить Германию. Несколько месяцев в 1940–1941 годах, когда Великобритания сражалась в одиночку, стали великим моментом в истории английского народа, во всяком случае тех англичан, которым посчастливилось остаться в живых, но силы были слишком неравны. Американская программа перевооружения “Защита Западного полушария”, выдвинутая в июне 1940 года, фактически исходила из того, что дальнейшее предоставление оружия британцам бесполезно, и даже после того как Великобритания выстояла, она рассматривалась американцами главным образом в качестве отдаленного форпоста. Между тем передел Европы уже произошел. СССР по договору с Германией оккупировал европейские владения царской империи, утраченные в 1918 году (за исключением части Польши, захваченной Германией), и часть Финляндии, против которой зимой 1939–1940 годов Сталин затеял бездарную войну, немного отодвинувшую советские границы от Ленинграда. Между тем Гитлер занялся пересмотром версальских договоренностей (оказавшихся столь недолговечными) в отношении бывших владений Габсбургов. Как и следовало ожидать, попытки Великобритании расширить войну на Балканах привели к тому, что весь полуостров, включая греческие острова, был захвачен Германией.

Германия даже пересекла Средиземное море и вторглась в Африку, когда ее союзницу Италию, вызывавшую своими военными действиями еще большее разочарование, чем Австро-Венгрия во время Первой мировой войны, едва не вышвырнули из африканских колоний англичане, атаковавшие со своей главной базы в Египте. В это время африканский корпус германской армии, возглавляемый одним из самых талантливых генералов, Эрвином Роммелем, угрожал всем английским соединениям на Ближнем Востоке.

Военные действия возобновились с новой силой после нападения Гитлера на СССР 22 июня 1941 года – эта дата стала решающей во Второй мировой войне. Это вторжение, вынудившее Германию начать войну на два фронта, было столь бессмысленным, что Сталин просто не верил, что Гитлер строит подобные планы. Но для Гитлера завоевание обширной восточной материковой империи, богатой природными ресурсами и рабской силой, представлялось вполне логичным шагом. Он, подобно многим военным экспертам (за исключением японских), фатально недооценивал способность Советов к сопротивлению. Кстати, для этого имелись серьезные основания: развал Красной армии в результате чисток 1930‐х годов (см. главу 13), тяжелое состояние страны, общие последствия террора и бездарное вмешательство в военную стратегию самого Сталина. Действительно, первоначальное продвижение немецких армий было столь же молниеносным и казалось таким же успешным, как их кампании на Западе. К началу октября они подошли к окраинам Москвы, и есть свидетельства, что в течение нескольких дней Сталин был настолько деморализован, что обдумывал условия заключения мира. Но этот момент прошел, и огромные пространства земли, людские ресурсы, физическая выносливость русских и их патриотизм, а также стремление победить любой ценой остановили продвижение немцев и дали СССР время собраться с силами. Не последнюю роль в этом сыграли талантливые военачальники (некоторые из них были только что освобождены из лагерей). Период с 1942 по 1945 год стал единственным, когда Сталин приостановил террор.

То, что война с Россией не была завершена за три месяца, как ожидал Гитлер, для Германии означало поражение, поскольку она не была подготовлена к длительной войне и не смогла бы ее выдержать. Несмотря на свои победы, она имела и производила гораздо меньше военных самолетов и танков, чем Великобритания и Россия, не считая США. Новое немецкое наступление, начавшееся в 1942 году после изнурительной зимы, казалось столь же успешным, как и все остальные, и продвинуло немецкие войска далеко на Кавказ и в низовья Волги, но уже не могло повлиять на исход войны. Немецкие войска были остановлены, разбиты, окружены и в итоге вынуждены сдаться под Сталинградом (лето 1942‐го – март 1943‐го). После этого началось наступление русских войск, в конечном итоге приведшее их в Берлин, Прагу и Вену. После Сталинграда все уже понимали, что поражение Германии – лишь вопрос времени.

Между тем война, в основе своей европейская, стала по‐настоящему мировой. Это произошло частично благодаря росту антиимпериалистических настроений (тогда еще без труда подавляемых) в колониях и зависимых территориях Великобритании, по‐прежнему остававшейся величайшей из мировых империй. Сторонников Гитлера среди буров Южной Африки удалось интернировать (правда, они вновь вышли на политическую арену после войны, создав в 1948 году режим апартеида), а захват власти Рашидом Али в Ираке весной 1941 года – быстро пресечь. Гораздо важнее было то, что благодаря победам Гитлера в Европе влияние колониальных держав в Юго-Восточной Азии значительно ослабло, а образовавшийся вакуум заполнила Япония, претендовавшая на протекторат над беззащитными остатками французских владений в Индокитае. США не собирались терпеть экспансию “держав Оси”[6]6
  “Державы Оси” – коалиция, возглавляемая Германией, Италией и Японией, противостоявшая союзникам во Второй мировой войне. Была заключена серия соглашений между Германией и Италией, сопровождавшаяся провозглашением “Оси”, связывающей Рим и Берлин (25 октября 1936 года), а затем германо-японским антикоминтерновским пактом, направленным против СССР. – Прим. перев.


[Закрыть] в этой части мира и начали оказывать жесткое экономическое давление на Японию, чья торговля и снабжение полностью зависели от морского сообщения. Именно этот конфликт привел к войне между двумя странами. После нападения японцев на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 года война приобрела общемировой характер. Через несколько месяцев японцы захватили всю территорию Юго-Восточной Азии, континентальную и островную, угрожая напасть на Индию из Бирмы, а с острова Новая Гвинея – на безлюдную северную часть Австралии.

Скорее всего, Япония могла избежать войны с США, только отказавшись от надежд создать мощную экономическую империю (цветисто названную “великой восточноазиатской сферой всеобщего процветания”), составлявших самую суть японской политики. В свете пагубных последствий, которые повлекла за собой неспособность европейских стран сопротивляться Гитлеру и Муссолини, едва ли можно было ожидать, что США под руководством Ф. Д. Рузвельта станут реагировать на экспансию Японии так же, как Великобритания и Франция реагировали на экспансию Германии. Во всяком случае, американское общественное мнение рассматривало Тихий океан (в отличие от Европы) как зону влияния США, наподобие Латинской Америки. Американский “изоляционизм” был попросту нежеланием вмешиваться в европейские дела. Фактически именно западное (т. е. американское) эмбарго на японскую торговлю и замораживание японских активов побудило Японию к действию, иначе ее экономика, полностью зависевшая от импорта, поступавшего морским путем, была бы задушена незамедлительно. Но игра, которую она начала, была крайне опасной и в конечном итоге оказалась самоубийственной. Япония стремилась использовать единственный, быть может, шанс в короткий срок создать вожделенную империю Южного полушария. Но она понимала, что для этого потребуется парализовать действия американского военного флота – единственной силы, которая могла бы вмешаться в ее планы. А это означало, что США, многократно превосходящие Японию по военной мощи и ресурсам, немедленно начнут войну. Шансов на победу в этой войне у Японии не было.

До сих пор неясно, почему Гитлер, полностью поглощенный войной с Россией, ни с того ни с сего объявил войну и США, тем самым предоставив правительству Рузвельта возможность вступить в европейскую войну на стороне Великобритании, не встретив существенного политического сопротивления на родине. Вашингтон довольно хорошо понимал, что нацистская Германия представляет куда более серьезную или, по крайней мере, более глобальную опасность для США и остального мира, чем Япония. Поэтому США сознательно решили сосредоточиться на разгроме Германии перед тем, как одолеть Японию, и соответственно распределили свои ресурсы. Расчет оказался верным. Потребовалось еще три с половиной года, чтобы одержать победу над Германией, после чего Япония была поставлена на колени за три месяца. Безрассудство Гитлера не имеет разумного объяснения, хотя мы знаем, что он упрямо и фатально недооценивал способность США к действию, не говоря уже об их экономическом и техническом потенциале, поскольку считал, что демократии вообще неспособны к действию. Единственная демократия, которую он принимал всерьез, была британская, хотя ее он вполне справедливо считал не полностью “демократичной”.

Решение Гитлера напасть на Россию и объявить войну США предопределило исход Второй мировой войны. Однако ясно это стало не сразу, поскольку “державы Оси” достигли пика своего успеха к середине 1942 года и не теряли военную инициативу вплоть до 1943 года. Кроме того, западные союзники не возобновляли активных действий в Европе до 1944 года, поскольку, воюя в Северной Африке и Италии, должны были преодолевать мощное сопротивление немецких войск. Между тем основным оружием западных союзников против Германии являлись боевые самолеты, что, как показали более поздние исследования, было крайне неэффективно и приводило в основном к уничтожению мирного населения и разрушению городов. Наступление продолжали только советские войска; при этом лишь на Балканах (главным образом в Югославии, Албании и Греции) вдохновляемое коммунистами вооруженное сопротивление создавало для Германии (а еще больше для Италии) серьезные военные проблемы. Тем не менее Уинстон Черчилль был прав, когда после нападения на Пёрл-Харбор утверждал, что при условии “правильного распределения подавляющих сил” грядущая победа не вызывает сомнений (Kennedy, р. 347). С конца 1942 года никто не сомневался, что “Большой союз” победит “державы Оси”. Союзники уже начали размышлять о том, как распорядиться предстоящей победой.

Нет необходимости прослеживать дальнейший ход военных действий, заметим только, что на западе Германия ожесточенно сопротивлялась даже после того, как союзники в июне 1944 года открыли второй фронт в Европе. В отличие от 1918 года в Германии не наблюдалось никаких признаков антигитлеровской революции. Только немецкие генералы, составлявшие ядро традиционной прусской военной машины, в июне 1944 года подготовили заговор с целью свержения Гитлера, поскольку являлись здравомыслящими патриотами, а не энтузиастами в духе вагнеровских “Сумерек богов”. Не имея массовой поддержки, они потерпели неудачу и были уничтожены сторонниками Гитлера. На востоке, в Японии, приближение краха было еще менее заметным. Она была полна решимости воевать до конца, и именно поэтому для ускорения ее капитуляции на Хиросиму и Нагасаки были сброшены атомные бомбы. Победа в 1945 году была абсолютной, а капитуляция – безоговорочной. Побежденные государства были полностью оккупированы победителями. Формальный мир не заключался, поскольку политической власти, независимой от оккупационных сил, просто не существовало – по крайней мере, в Японии и Германии. Более всего на мирные переговоры походила серия конференций 1943–1945 годов, на которых главные союзные державы: СССР, США и Великобритания – договаривались о разделе военной добычи и (не слишком успешно) пытались наметить основы послевоенных отношений друг с другом. Речь идет о конференциях в Тегеране в 1943 году, в Москве осенью 1944 года, в Ялте в начале 1945 года и в Потсдаме в августе 1945 года. Большего успеха удалось достичь в ряде переговоров между разными союзниками о разработке более общих принципов политических и экономических отношений между государствами, включая создание ООН. Этим вопросам посвящена особая глава (см. главу 9).