Текст книги "Ящер-2 [Casual Rex]"

Автор книги: Эрик Гарсия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

7

– Винсент! Винсент! – голос раздавался откуда-то из леса. Мои глаза оставались закрытыми. Мне было так хорошо и спокойно. Птицы пели, ящерицы высовывали свои тонкие язычки. Как прекрасен этот мир!

– Не заставляй меня бить тебя по морде, чтобы ты пришел в себя! Давай же, малыш, очнись, нам нужно работать.

Это был голос Эрни. Но что делает Эрни в лесу? И куда делась Цирцея? Я с неохотой открыл глаза и зажмурился, поскольку в лицо брызнул яркий свет. Неужели солнце уже взошло?

Это был всего лишь яркий свет люстры в коридоре. Произведения искусства в мастерски подобранных рамочках. За моей спиной остался бальный зал, и Цирцея продолжала общаться с гостями.

– Я зачуял, что Руперт пошел сюда, – сказал Эрни. – Мы должны идти по его следу.

– Эрни, – с трудом проговорил я. Мой рот все еще был полон этого пьянящего воздуха доисторического мира. – Я что?… То есть… ты… Когда ты успел попрощаться с Цирцеей?

– Довольно миленькая девчонка, – сказал Эрни. – Для лидера секты.

– Нет, я хотел спросить, ты ее нюхал?

– Ну конечно нюхал. Пахнет травкой, да?

Я знаю, что динозавр не может регулировать силу своего запаха, поскольку продукт наших пахучих желез – всего лишь результат обмена веществ, и он выделяется с постоянной скоростью. Нельзя напрячь железу как мускулы, чтобы она работала быстрее, по крайней мере, мне всегда так говорили. Но последний выброс феромонов Цирцеи, который «накрыл» меня и унес куда-то прочь из нашего пространственно-временного бытия, – это, как ни крути, не могло быть результатом обычной деятельности пахучих желез. Если бы это все-таки было нечто обыденное, то Эрни ощутил бы то же, что и я, но, судя по его невозмутимому виду, с ним ничего сверхъестественного не произошло, он просто пожал Цирцее ручку и буркнул «увидимся». Но она что-то сделала, что-то странное, необычное и неестественное, но при этом определенно правильное.

Я решил не заводить об этом разговор прямо сейчас. Эрни прав. Нам нужно идти по следу Руперта.

Мы чуть было не выбежали из дома, но тут знакомый голос окликнул нас в фойе:

– Джентльмены, а как же ваше облачение?

Блин, точно. Мы рысью побежали к орнитомимихе, а Эрни шепнул мне:

– Надо поторапливаться. Мне кажется, я все еще чую его запах, но он становится слабее.

Мы швырнули номерки гардеробщице и нетерпеливо ждали, пока многочисленные личины проедут по кругу. Я постукивал когтями по мраморной стойке, имитируя звук движущихся вешалок. У нас совсем нет времени, совершенно.

– Номер триста тринадцать и триста четырнадцать, – сказала девица, и мы, не глядя, схватили свое добро, напялили и со всех ног выбежали из здания. Как только мы выскочили на воздух, то я к своему ужасу понял, что воздух Лос-Анджелеса все такой же сухой, так что выявить феромоновый след затруднительно. Чем душнее погода, чем больше влаги в атмосфере, тем дольше по запаху можно брать след. Вот почему в Майами Бич никто никогда не пропадал.

Но тем не менее легкий аромат кофеен «Старбакс» долетел до нас из-за здания, и мы пошли по его следу, насколько хватало наших носов. Дорожка, по бокам которой росли симпатичные кустики и деревца, обогнула вокруг одного из многочисленных углов здания, и мы вышли на дорогу, идущую со склона холма, выложенную большими плитами. Кое-где между ними пробивались кустики травы, и даже местами виднелась марихуана. Вероятно, вкусно, но у нас не было времени пробовать.

Пока мы шли по запаху нескольких динозавров, дорога стала почти спиральной, она хаотично закручивалась в какой-то клубок, словно пытаясь обмануть идущего. Теперь мы шли уже между деревьев, трава стала гуще, видно было, что этот участок неухожен. Вскоре плиты сменились потрескавшимся асфальтом, затем раскрошившимися кирпичами, которые тоже вскоре исчезли, осталась только грязь. Запах сосны, к которому примешивалась капелька каппучино, усилился.

Когда мы прошли по лесу около ста метров, то я увидел заграждение. Оно уже все проржавело, но все еще использовалось по назначению. Вдоль площадки были расставлены десять старых покрышек, словно здесь проходили тренировки по футболу. Еще имелся канат и глухой забор высотой шесть метров, один из атрибутов полосы препятствий. Площадка была испещрена следами лап динозавров. Некоторые были трехпалыми, а другие четырехпалыми.

– Это спортивная площадка? – спросил Эрни. Я пожал плечами.

– Ведь всем нужно выпускать пар, правда?

– Ты думаешь, у них здесь и дети есть?

– Возможно. Ну, ты же слышал о таких сектах, в которые вступают целыми семьями.

Эрни покачал головой, его верхняя губа слегка выгнулась кверху, в этой гримасе читалось отвращение.

– Нельзя держать детей в таких местах, – проворчал он.

– Нельзя держать детей в доме на Голливудских Холмах? Да, ты прав, такое убожество!

Но до нас вновь долетел запах сосны и кофе. Не успели мы пройти и тридцати метров, как заметили три больших бунгало, построенных между деревьями. Как братья в истории, рассказанной Цирцеей, мы спрятались за дубами и несколько минут наблюдали, как местные жители занимались своими обычными делами. Динозавры разгуливали в своем естественном обличье. Их укрывал лишь полог из листьев над головами. Как и на балу, здесь были представлены все виды. В этот раз я увидел даже компсогнатов, которые сновали туда-сюда по территории, как крысы в поисках кусочка сыра.

– Ты его видишь? – спросил я.

Эрни покачал головой.

– Я не помню, как он выглядит без личины. Нам нужно подобраться поближе и понюхать.

– И они сию секунду распознают в нас чужаков.

– Необязательно. Сюда каждый день неофиты пачками приходят. Ну и кто скажет, что мы не новообращенные?

Да, с этим не поспоришь. Мы выскочили из-за деревьев и с важным видом направились к лагерю, каждый наш шаг говорил о том, что мы местные, принадлежим этому братству.

– Добрый вечер, братья, – сказал целофизис, занимавшийся обдиранием коры с соседнего деревца.

– Видишь, – сказал Эрни. – Это просто.

Мы пробежались по лагерю, держа носы по ветру, но вскоре стало очевидно, что скопление разнообразных ароматов на небольшом участке, пусть мы и находимся в непосредственной близости от их источников, затрудняет выявление отдельных запахов. По крайней мере, теперь количество «подозреваемых» сузилось, но в поле зрения, без сомнения, было с десяток ти-рексов, и любой из них мог быть Рупертом. К несчастью, они все, как казалось, тусовались поблизости друг от друга, поэтому чтобы идентифицировать Руперта, нам сначала нужно рассмотреть их поближе.

– Мы могли бы просто подойти и спросить, кто из них Руперт, – предложил Эрни.

– Ага, он нас заметит, или, по крайней мере, тебя, и в ужасе убежит. Догадываюсь, мы увидим только, как его пятки сверкают.

Мы помахали еще одному проходившему «брату», и Эрни снова бросил взгляд на группу ти-рексов, расположившихся в третьем бунгало.

– Уверен, Руперт – один из них, – сказал он. – Должен же быть какой-то способ.

Через минуту мимо нас неслась мелкая самка компсогната, что-то бормоча себе под нос. Я протянул лапу и схватил ее за плечо.

– Простите, сестра, – сказал я. – Я хотел спросить, не окажите ли вы мне любезность. Пожалуйста.

– Я тороплюсь, брат, – ответила она и попыталась смыться. Но я слегка усилил давление, и она осталась на месте.

– Пожалуйста, – повторил я. – Это очень важно для вашего личного Прогресса.

Ага, зацепило. Уверен, что мои слова не имели ни малейшего смысла, особенно если учесть, что я сам выдумал подобный набор слов, имитирующий местный жаргон, и эту фразу, которая сразу должна была бить не в бровь, а в глаз, но тем не менее завладеть вниманием сестры мне удалось.

– Хорошо – сказал я. – Не могли бы вы найти…

Я порылся в памяти, вспоминая встречу с Луизой. Вот она читает то ужасное письмо от своего младшего братца. Так пропустим всю эту туфту про родственников. Какая же там была подпись… Ага. Твой брат Гранаах.

– Не могли бы вы найти брата Гранааха? – проскрипел я в надежде, что это сойдет за правильное прогрессистское произношение.

– Он вон там, – сказала мерзкая упрямая сестра, указав на толпу ти-рексов неподалеку. – Видите…

– Да, но мы очень спешим. Пожалуйста, передайте ему, что Цирцея будет ждать его около заграждения.

– Заграждения?

– Ну там, где спортплощадка, а вокруг сетка.

– Ах сетка, – сказала сестра. А затем со всей подозрительностью, на которую только способен ее крошечный мозг, спросила: – Вы сказали, что его хочет видеть Цирцея?

– Она так сказала моему другу.

Сестра обдумала мои слова, колесики и шестеренки в ее мозгу начали вращаться со скоростью десять тысяч оборотов в минуту, и наконец сказала:

– Хорошо, я ему передам.

– Он нас узнает сразу же, как придет сюда, – сказал я, когда мы подошли к спортплощадке.

– Разумеется. А дальше мы его убедим пойти с нами.

– Неужели благоразумие – это то качество, которое ты приписываешь большинству этих прогрессистов, Эрн?

Напарник покачал головой, громко щелкнул языком.

– Блин, не стоило мне позволять тебе покупать этот идиотский отрывной календарь, где каждый день объяснялось новое слово. «Приписываешь». Что это за слово такое «приписываешь»?

Я не успел защитить собственный словарный запас, как вдруг за деревьями раздалось какое-то шебуршание, листья раздвинулись и вышел ти-рекс-недоросток. Ну, рост у него был сто восемьдесят два или сто восемьдесят пять, все равно крупнее, чем я, но отнюдь не дотягивал, чтобы называться Королем среди рептилий. Он стал вглядываться в темноту, сложив руки наподобие бинокля.

– Мисс Цирцея?

Мисс Цирцея. Мило, не правда ли?

– Добрый вечер, младший брат, – сказал Эрни и вышел из тени под тусклые лучи лунного света, с трудом пробивавшиеся через туман, окутавший Лос-Анджелес.

Руперт не убежал. Не закричал. Он даже не изменился в лице. Ну может, слегка нахмурился и съежился, и все.

– Добрый вечер, брат Эрни, – сказал он. – Подозреваю, тебе послала моя сестра.

Легкая улыбка озарила его лицо, и теперь передо мной был тот Руперт, которого я помнил. Он из тех парней, которые по природе своей очень неплохие, но все время заставляют о себе беспокоиться.

– Привет, Руп. Прости, что пришлось пойти на обман.

– Не стоит извиняться. Верю, что вы получили удовольствие от лекции.

– Ты знал, что мы были там? – спросил я.

Руперт торжественно кивнул, и снова на его лице появилась знакомая заразительная улыбка.

– Я выучил запах Эрни с того самого дня, когда он впервые приударил за моей сестрицей. Ну и твой тоже, Винсент, когда ты приходил к нам пообедать на халяву.

– Луиза… Она действительно беспокоится за тебя, – Эрни сделал несколько шажков к бывшему шурину, но ти-рекс не шелохнулся. – Она засыпает в слезах с того дня, как получила письмо, и не знает, где тебя черти носят.

– Тогда ты можешь передать ей, что я в надежных руках. Скажи, что обо мне заботятся и я больше узнал о самом себе. Если я ей дорог, пусть она прекратит плакать.

Положа руку на сердце, скажу, что Руперт сейчас выглядел намного лучше, чем когда бы то ни было. Раньше он был тощим бледным динозавром, а сейчас, несмотря на недостаток веса, он умудрился изменить свое неуклюжее тело так, что оно выглядело сильным и мускулистым. Его кожа, как и у всех прогрессистов, была чистой и сияющей, хвост длинным и твердым, а острые когти поблескивали в лунном свете. Он был иллюстрацией к понятию «здоровый ти-рекс».

– Все не так просто… Подтверди, Винни.

– Он прав, – сказал я, тоже приближаясь к Руперту и не сводя при этом глаз с его когтей. – Я с ней довольно долго беседовал. И хотя мы поняли, что тебе тут хорошо, более того, мы поняли, что прогрессисты помогли тебе (правда-правда), но это не значит, что ты не можешь продолжить дальнейшее обучение дома. Сестра приготовила для тебя комнату, отличную уютную постельку и много любви…

– Всю любовь, которая мне только необходима, я получаю здесь, – сказал Руперт. – У меня есть, где спать. И дело не в том, где жить. Дело в моем личном прогрессе. Мне нужно быть здесь.

Руперт склонил голову на один бок, потом на другой, и повторил это движение несколько раз, словно он услышал что-то в лесу, но не может расслышать, что именно.

– Мне нужно возвращаться в лагерь, – сказал он. – Рад был с вами повидаться. Надеюсь, вы останетесь и узнаете больше о своих предках.

Он потопал обратно через кусты, а я повернулся к Эрни.

– Отлично. Как я и говорил, его наше предложение не заинтересовало. Что теперь?

– Без понятия.

– Но мы не можем же просто так уйти. Нужно что-то сделать!

Эрни посмотрел на Руперта, подошедшего к краю полянки, и крикнул:

– Подожди секундочку! Прошу тебя, брат!

И снова слово «брат» сделало свое дело. Настоящее волшебное слово, если такие вообще бывают, просто заклинание, черт побери. Руперт остановился, повернулся на пятках и медленно пошел обратно к нам. Его голос был спокоен, но под этим спокойствием он прятал растущее нетерпение.

– Да, брат.

В этот раз чувствовался легкий привкус сарказма.

– Я хочу тебе кое-что показать, – сказал Эрни.

Разрази меня гром, я представления не имел, что он там придумал.

Руперт начал:

– Я не пойду с вами…

Но Эрни перебил его:

– Нет, нет. Ты вообще можешь смотреть прямо оттуда. Смотри.

Эрни показал пальцем вдаль, на маленькую дубовую рощицу за металлическим ограждением и покрышками. Руперт повернулся, прищурился и стал вглядываться в темноту.

– Я ничего не ви…

Следующее, что я увидел: Руперт валяется без сознания на земле, а Эрни нависает над ним с толстой палкой. Я был не менее растерян, чем утконос на конкурсе красоты.

– Хватай его за ноги, – велел мне Эрни. – А я возьмусь за руки.

В моем горле кружился целый хоровод слов, но они отказывались выходить за пределы рта. В результате я какое-то время задыхался, издавая легкие хрипы и пялясь на Руперта, по-прежнему не подававшего признаков жизни.

– Прекрати пыхтеть, малыш, – сказал Эрни. – Я не хочу, чтобы ты тоже брякнулся в обморок. Руперт скоро очнется, а нам еще нужно отволочь его в машину.

– Ты не будешь… ты не можешь, – начал я, а потом остановился на следующей формулировке: – Мы же этого не обсудили.

– Очень даже обсудили, – спокойно сказал Эрни. В этот момент я подумал, что из него вышел бы отличный антисоциальный элемент. – Мы как раз пришли именно к этому сценарию.

– Мы сказали, что есть шанс, что он откажется идти с нами по доброй воле.

– Так и вышло, – подтвердил Эрни.

– Ну да. И тогда договорились, что обсудим дальнейшие действия.

– А мы и обсудили. Ты спросил: «Что теперь?», я ответил, что понятия не имею, в ты сказал: «Нужно что-то сделать!». Так и сказал, слово в слово, малыш. Это и было обсуждение, а потом я придумал этот план.

– Ах, твой план, – сказал я. – Шандарахнуть Руперта по башке дубиной, чтобы он отключился, и похитить его.

– Ага. Ну, дубина – это уже чистая импровизация, но в остальном более или менее…

Наш клиент начал приходить в себя, насколько я видел. Веки дрогнули, лапы сжались, а из горла вырвался какой-то мяукающий звук, словно стайка потерявшихся маленьких котят зовет маму. И мне пришлось принять решение. Причем быстро.

Ясно, что позлиться придется в другой раз. Настанет момент, и я взбрыкну и обругаю напарника последними словами за то, что он нарушил свой священный долг, но так или иначе, я сделаю все возможное, чтобы разъяриться на Эрни за этот финт ушами. Раньше ему удавалось отделаться извинениями или улыбкой, но в этот раз он надолго окажется в черном списке Винсента Рубио. Не отмажешься, напарничек!

– Ты бери за ноги, – сказал я, поднимая руки Руперта. – Это ты втянул нас в эту передрягу, тебе и нюхать его расчудесные ножки всю дорогу.

8

Стены небольшой однокомнатной квартирки, расположенной прямо над нашим офисом в Вествуде, никак нельзя назвать звуконепроницаемыми. На самом деле мы обратили на это внимание только в последнее время, убедившись на личном опыте. Последние два дня, пока там заточен Руперт, мы слышали все виды стуков, криков и довольно много всяких бранных слов, многие из которых, однако, не были лишены смысла. По крайней мере, я выучил несколько хороших выражений, которые можно бурчать себе под нос во время следующей налоговой проверки.

По правде говоря, я не совсем понимаю, что он там так нервничает. Ну да, мы его заперли против воли, предварительно стукнули по башке, проволокли по грязному лесу и засунули в багажник «линкольна-Марк 8» и везли по всяким кочкам и колдобинам, но у него же есть вода, кровать и любая жрачка из ресторанов, какую только попросит. Один раз мы даже заказали ужин в ресторане «Драконы-близнецы», а глутамат натрия, столь любимый в китайской кухне, стоит недешево.

– Ты должен поесть, – сказал Эрни Руперту.

– Ты должен попить, – подпевал я.

– Спасибо, не буду. – Это был единственный ответ.

В первый же день он от нас словно стеной отгородился. На все предложения поесть он кривил морду и отвечал вежливым отказом. Наш план состоял в том, чтобы он смирился и успокоился, а затем вбить ему в башку, что никакой он не прогрессист, а просто парень, которому нужна помощь и которого любит сестра. Но сейчас с этими своими постоянными «спасибо, не буду» он ставил нам палки в колеса.

– Может, нам нужна профессиональная помощь? – предложил я Эрни в первое же утро.

– И что же психотерапевт может сделать такого, что нам не под силу?

– Заставить его поесть, например.

– Да я могу все, что могут эти докторишки, малыш. Смотри и внемли.

Но такой самоуверенный ответ ничем не помог Руперту. Все заявления и часовые лекции Эрни влетели в одно ухо, а вылетели в другое. Это было похоже на звездный час гипнотизера в исполнении Тони Роббинса в фильме «Любовь зла» (кстати, Тони Роббинс наверняка анкилозавр, как и Джон Тэш и Рози Грайер, человек просто не может быть таким здоровым и тяжелым). И все пошло вкривь и вкось, как и в том фильме. Руперт просто сидел и пялился на нас, а мы – на него.

– Это что, поможет твоему прогрессу? – спросил Эрни. – Если ты не будешь есть, пить и разговаривать, то сыграешь в ящик. Как ты думаешь, если ты подохнешь, то от тебя будет больше проку?

Ответа не последовало. Либо парень просто не понимал этого риторического вопроса и capказма, содержащегося в нем, либо просто считал ниже своего достоинства отвечать. Руперт просто сидел, скрестив ноги, на полу или на раскладном диване, приготовившись, если понадобится, уйти в мир иной, только бы разозлить нас.

Луизе мы ничего не сказали. Ей не нужно видеть своего брата таким.

Когда второй день заточения подошел к середине, то, должно быть, приступ голода пересилил ту зависимость от философии прогрессистов, которая заставляла Руперта придерживаться прежних убеждений, и он более чем охотно доел то, что осталось со вчерашнего дня, а осталось, прямо скажем, немало. Он с жадностью заглотил две тарелки тайской жареной лапши, огромную порцию острых цыплят из KFC, а потом побежал в ванную, из чего я полагаю, что его желудок взбунтовался против такого неестественного сочетания продуктов.

– А теперь ты с нами поговоришь? – спросил Эрни. Но он хотел слишком многого.

– По крайней мере, мы заставили его поесть, Эрн, – заметил я. – А попозже, возможно, он и заговорит.

Затем мы попытались провести еще один любительский сеанс коррекции личности Руперта. В основном он сводился к тому, что мы стучали в дверь, говорили Руперту, что он спятил, а он посылал нас в ответ куда подальше.

Мы по-прежнему считали, что лучше Луизе ничего не говорить. Пока что.

В ту ночь мы с Эрни остались ночевать в офисе, поскольку волновались, что Руперт попытается сбежать из своей темницы, хотя мы и постарались на славу, чтобы сделать побег невозможным. Мы заколотили окна досками, навесили замки на двери, выдернули телефонный шнур, то есть наш пленник был лишен всех способов общения с внешним миром. Я чувствовал себя преступником, когда запирал Руперта в четырех стенах (хотя фактически мы с Эрни и были преступниками), но, честно сказать, наша затея казалась мне делом хорошим и правильным, так что я и думать забыл о том, что совершаю преступление, и выполнял намеченный план.

Мы с Эрни были на месте, когда на следующее утро Руперт решил покончить с пассивным сопротивлением похитителям и начал вести себя просто отвратительно. Он принялся колотить по полу, стенам и дверям, орать наши имена во всю свою осипшую глотку (подумать только, он еще и простудился), угрожая нам судом и физической расправой. Ясное дело, так долго продолжаться не могло, поскольку вскоре на работу пришли бы обладатели остальных офисов, и было бы странным, что у нас тут ти-рекс орет на всю улицу, что два динозавра с третьего этажа похитили двадцатидвухлетнего парня и в настоящее время удерживают его против воли. Такие вещи привлекают внимание даже в Лос-Анджелесе.

И тогда мы позвонили Луизе.

Она пришла через двадцать минут. Ее щеки пылали от предвкушения встречи с братом или из-за того, что ей пришлось срочно напялить на себя личину и примчаться в Вествуд.

– Он сейчас не очень-то слушает, что ему говорят, – предупредил я. – Возможно, у тебя и не получится наладить с ним контакт.

Но Луиза сказала, что все равно должна попробовать, и мы с уважением отнеслись к ее решению. Итак, она пробыла с Рупертом вот уже три часа, вероятно, успокаивая его и, надеюсь, достучавшись до его мозгов.

Мы с Эрни били баклуши в нашем кабинете на третьем этаже. Мы не могли ничем помочь Луизе и не могли заняться расследованием других неотложных дел.

– Эй, – предложил я. – Может я сбегаю и проверю, нет ли новостей о подружке Минского. Обернусь за полчаса.

– Ты мне нужен здесь, – сказал Эрни. – На тот случай, если он задумает удрать.

И я остался сидеть. Почистил когти. Почитал газетку. Снова почистил когти. Спустился вниз и поковырялся вычищенными когтями в грязи, поскольку мне нужно было чем-то занять себя. Затем почистил когти в третий раз.

Наконец, раздался стук в дверь, и вошла Луиза. Человеческий макияж, который она так умело наносила поверх своей маски, полосами растекся по щекам, из-за чего латекс стал темно-фиолетовым. Мы с Эрни рванули к ней на помощь, но я притормозил на старте и позволил Эрни принять на себя главный удар.

Между всхлипываниями Луиза объяснила, что Руперт не произнес ни звука, и она даже не понимает, слышал ли он хоть слово из того, что она сказала. Он даже почти не обращал внимания на ее присутствие, пока она была там.

– Это не он, – сказала Луиза. – Я не узнаю собственного брата.

Я взглянул на Эрни, и он пожал плечами. Я так и не устроил ему разнос за то, что мы ввязались в эту аферу, так что он понимал, что задолжал мне. Пришло время расставить все по местам, раз и навсегда.

– Луиза, – сказал я. – Как ты относишься к тому, чтобы привести к нему специалиста?

* * *

– Да, я слышал об этих ребятах, – сказал мне сержант Дэн Паттерсон по телефону, когда я позвонил ему менее чем через десять минут после сакраментального вопроса. Дэн – мое контактное лицо в полицейском управлении Лос-Анджелеса. Раньше он тоже занимался частным сыском, но затем перешел работать в полицию, когда устал от вольных хлебов. Возможно, это самый замечательный бронтозавр из всех моих знакомых. Иногда мы с ним ездим порыбачить, когда появляется окошко в расписании и какое-то свободное время (ага, за последние два года такое было всего один раз). Дэн не только отважный офицер полиции, он вдобавок и отличный рыбак. Для него окунь весом под семьдесят килограммов – это просто смех, но он достаточно добр, чтобы не ворчать из-за того, что я наловил только мальков, которых впору сажать в аквариум. – Они обосновались в Голливуде, да?

– Да. Но сейчас мне от тебя нужно кое-что другое. Имя. Ты наверняка имел дело с такими сектами и раньше и можешь назвать кого-нибудь, кто может депрограммировать парня.

– Рискованное дельце.

– Так ты знаешь кого-нибудь или нет?

– С ходу не назову, но могу поспрашивать. На самом деле, когда берешься за такое… ну, это другая история. Обычно сначала надо похитить несчастного, попавшего в секту, а это не всегда легально.

Я молчал. Боялся, что выдам себя.

– Винсент, ты меня слушаешь?

– Хм. Да-да… похищение – это незаконно, я знаю. Но можем ли мы сию секунду не обсуждать этот вопрос?

– Я что, должен об этом забыть?

– Ага, – сказал я. К моему величайшему облегчению, мой приятель из управления полиции Лос-Анджелеса соображает очень быстро. Когда дело касается его друзей, то он предпочитает политику «ничего не вижу, ничего не слышу», и это спасало мою зеленую задницу бесчисленное количество раз.

– Ну что сделано, то сделано. Дай мне немного времени, возможно, я смогу подыскать тебе кого-то. Есть какие-то особые предпочтения? Ну, мужик или тетка?

– Кто-нибудь пошустрее, – сказал я, поскольку меня беспокоило будущее мебели в квартирке, где заперт Руперт. Если что-то будет покорежено настолько, что не поддается ремонту, то Минский вычтет это из нашего и так постоянно уменьшающегося залога. На самом деле он имеет весьма отдаленное представление о том, что творится наверху. Мы сказали, что бесплатная аренда пустующей квартиры будет зачтена вместо расходов по его делу, и он с неохотой согласился.

Я закончил разговор с Дэном и поделился хорошей новостью с Эрни и Луизой.

– Он найдет нам кого-нибудь, – сообщил я. – Это лишь вопрос времени.

Сверху раздался громкий треск. Я подумал, что это могут быть ножки дивана, сломанные пополам.

– Это лишь вопрос времени, – оптимистично повторил я и сел за стол, чтобы заказать что-нибудь на обед.

Через шесть часов телефон пробудил меня от дремоты, вырвав из сна о побегах лакричника и лифтах без дна. Дьявольский аппарат звонил уже три раза за последние несколько часов, но каждый раз это не относилось к нашему делу. Два раза кто-то ошибся номером, а в третий раз мы получили новости по поводу любовницы Минского от сутенера Милашки. Он утверждал, что видел Стар, которая шла обратно в «Сент-Регис», но поскольку я был привязан к нашему офису и телефону, то не мог тут же броситься проверять информацию. Милашка поныл чуток, чтобы я передал ему часть вознаграждения за информаторские услуги, но правила есть правила: я не делаю денежных переводов и не выписываю чеков. Для меня система «Вестерн Юнион» не существует, и не просите, так что ему придется подождать наличку. Я, все еще разомлевший ото сна, поднял трубку:

– Рубио.

– Вам нужна была помощь в одном дельце, насколько я слышал, – мой собеседник произносил слова не так четко, они лились из его рта словно струя патоки, одно плавно перетекало в другое, как если бы скорость работы голосового аппарата снизилась с 45 оборотов в минуту до 33,3. Но после непродолжительных размышлений, я смог соединить достаточное количество звуков, чтобы понять, о чем собственно речь.

– Это Винсент Рубио, – повторил я. – Я могу вам помочь, сэр?

– Я сказал, что это вам нужна профессиональная помощь. И, возможно, я смогу вам ее оказать.

И тут значение его слов пробило броню моего ступора, и я выпалил:

– Вы спец по сектам?

– Если предпочитаете так меня называть, то да. Я – спец по сектам.

Я тут же взял свои слова обратно, чтобы не обидеть собеседника.

– Нет, что вы. Я не хотел… Мы можем называть вас, как вы пожелаете…

– Спец по сектам – замечательное прозвище, сынок, меня называли и похуже, поверь. Но если решишь обратиться ко мне по имени, то я доктор Бомонт Борежар.

Я бы предпочел звать его «Спец по сектам», как минимум, от этого имени меня не одолевает дикое желание заржать. Я сжал губы, чтобы подавить улыбку, а потом повторил его имя вслух, пытаясь унять предательскую дрожь в голосе.

– Доктор Бомонт Борежар, спасибо, что вы позвонили. Я – Винсент Рубио.

– Я уже понял. Кстати, сынок, я знаю, что мое имя кажется забавным, так что смейся, не стесняйся. Если тебя зовут Бомонт Борежар, то еще в начальной школе ты понимаешь, что это смешно. Чтобы тебе было проще, можешь звать меня просто Бо.

Я кивнул и только потом понял, что он меня не видит.

– Хорошо, Бо, – я тут же почувствовал симпатию к этому доктору, ему даже не пришлось переступать порог моего офиса. – Откуда вы знаете Дэна?

– Кого?

– Сержанта Паттерсона, – исправился я. Многие люди называют копов только по фамилии, указывая при этом их звание. Это признак уважения. Мысленно я сделал заметку поступать так же в будущем. – Это он дал вам мой номер?

– Разумеется, – сказал Бо. – Поработай с мое, и тогда не останется в стране ни одного полицейского, которого бы ты не знал. Это грязная работенка, но нет лучшей награды, чем вернуть счастливых детей в их семьи. Опиши мне вашу ситуацию.

Когда я вкратце рассказал, что мы имеем, то Бо спросил, с какой именно сектой связался Руперт.

– Прогрессисты, – сказал я. – У них штаб-квартира в Голливуде и…

– В Голливуде, говоришь, черта с два, эти ребята распространились по всему миру.

– Значит, вы о них слышали.

– Сынок, я практически эксперт по этой секте.

– Я не уверен, что мы говорим об одних и тех же прогрессистах, – сказал я. – Я сомневаюсь, что они действуют по всей стране. Ну, понимаете, я раньше о них ничего не слышал.

– Они поклоняются предкам, правильно?

– Да.

Но ведь культ предков практикуется во многих так называемых «подлинных» религиях динозавров. По правде говоря, стандартная человеческая Библия – Исход, Книга Чисел и остальные – не считается в нашем обществе святейшей из книг. Конечно, некоторые динозавры ходят в человеческую церковь, и часть из них действительно втягивалась во все это, но по большей мере это происходит по культурным и этическим соображениям. Мы, динозавры, уже так давно населяем землю, что понимаем, если Адам и Ева действительно существовали, то это было через много лет после того, как наши предки превратились в окаменелости, так что в Библии пропущено как минимум шесть тысяч глав перед Книгой Бытия.

– У прогрессистов, о которых ты говоришь, – продолжил доктор Борежар, – столько денег, что они могут заткнуть за пояс одного из арабских шейхов, я и тут прав?

Я признался, что это так.

– Тогда мы с тобой говорим об одной и той же секте, сынок.

Он меня уговорил. Осталось только спросить о размере его вознаграждения. Оно оказалось равным выкупу за отпрыска королевских кровей, но у Луизы есть деньги, чтобы покрыть эти расходы. И еще один вопрос – как скоро он может прилететь в Лос-Анджелес. Чем быстрее, тем лучше, поскольку за последние несколько часов звуки дерева, разбиваемого в щепки, усилились.

– Следующий самолет из Мемфиса вылетает завтра утром, – сказал мне Бо.

– Из Мемфиса? Что, лечили Элвиса?

– Не подшучивай над Королем, сынок. У него такое большое сердце и он столько добра сделал для людей… Не его вина, что ему требуется помощь, чтобы выбраться оттуда, где ему не следует быть.