Текст книги "Каменный век был иным…"

Автор книги: Эрих фон Дэникен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Парад богов разных стран и народов: образцы наскальных рисунков

Бразилия. Педра до Инга, Параиба.

СССР. 40 км к югу от Ферганы.

СССР. 18 км к западу от Навои.

Наскальные рисунки индейцев хопи в штате Аризона, США, изображающие некие существа – качина. Хопи считали этих загадочных качина своими небесными учителями.

Мексика. Веракрус, Лас-Пальмас: наскальные рисунки с изображением богов.

Псевдоаргументы

И хотя, строго говоря, наука не располагает точными данными на сей счет, антропология утверждает, будто эволюционный переход от обезьяны к Homo sapiens sapiens — факт бесспорный и доказанный. Право, иной раз диву даешься, какими только псевдоаргументами не пытаются оперировать авторы школьных и университетских учебников, чтобы обосновать свои учения, вызывающие зевоту. Так, мне доводилось читать, будто предки современного человека жили в стаях и якобы благодаря этому у них развился интеллект и сложились зачатки социальных отношений. Просто диву даешься! Бесчисленное множество видов животных, отнюдь не только обезьян, жили и живут стаями, но, за исключением обычной иерархии в стае и во время кормежки, у них не развились ни разум, ни социальные отношения.

Принято считать, что человек стал более разумным благодаря тому, что он якобы был более приспособленным, чем представители других видов. Но скажите на милость, к чему же был лучше приспособлен Homo sapiens sapiens? Этот аргумент лопается как воздушный шарик. Неужели другие приматы, такие, как гориллы, шимпанзе или орангутанги, были менее «приспособленными»? Согласно законам эволюции, у этих мощных животных в отдаленной перспективе «вполне» мог развиться настоящий интеллект. Однако все дело в том, что законы эволюции просто-напросто не действуют в отношении некоторых избранных видов (кстати сказать – кем избранных?). Тот факт, что мы обладаем разумом, при сопоставлении с созданиями, не обладающими им, свидетельствует о том, что мы – существа совершенно иного порядка. Так, например, скорпионы или кухонные тараканы живут на нашей планете вот уже более 500 млн. лет. И если они сумели выжить на протяжении столь длительного времени, следовательно, они «приспособлены» к жизни на Земле гораздо лучше, чем несравненно более молодой по меркам истории вид Homo sapiens. Но где же в таком случае погребальные комплексы и произведения искусства, созданные скорпионами?

Мне приходилось слушать, что волосяной покров на теле человека исчез якобы потому, что люди поняли, что вполне можно шить себе одежды из шкур других животных. При чтении таких пассажей просто руки опускаются. Нет, у первобытного человека отнюдь не выпал волосяной покров после того, как он додумался облачиться в звериные шкуры!

Рассмотрим другой аргумент. На планете произошли существенные изменения климата, заставившие человека спуститься с деревьев на землю. Козни дьявола! Тут-то все и началось! Прапредки человека, весьма напоминавшие один из видов древних обезьян, доказав, что законы эволюции на человека не распространяются, спустились на землю, предоставив другим своим «коллегам» резвиться в кронах, чем они благополучно и занимаются до сего дня, несмотря ни на какие изменения климата.

В ученых трудах, рассуждающих о сем предмете, можно встретить немало бессмыслицы. Так, предки современного человека начали передвигаться на задних лапах, то бишь ногах, якобы из страха перед другими животными, а также потому, что так им было легче добывать пищу. Чепуха, да и только. Способность обезьянообразных к обучению посредством прикормки вошла в поговорку. Почему же тогда примеру наших далеких предков не последовали другие виды обезьян? Они что же, меньше боялись свирепых хищников? К тому же, если подобная примитивная логика привела к появлению интеллекта, почему бы не предположить, что у длинношеих жирафов, способных заметить врага за километр и обратиться в бегство, давным-давно возникла своя собственная, жирафья религия?

Наконец, высказывается и такой аргумент. Приматы, ставшие нашими предками, начали есть мясо, ибо так им было легче добывать пищу и она стала более богатой. И благодаря этому «наша» ветвь приматов якобы получила преимущество перед другими обезьянами. Маmа mia![6]6
  Mama mia! (итал.) – Мать ты моя! Надо же! (Прим. перев.)


[Закрыть] С каких это пор гоняться за газелью или саламандрой легче, чем протянуть руку и сорвать плод, висящий рядом, на ветке? К тому же дикие кошки или хищные рыбы на протяжении многих миллионов лет питаются только мясом, с удовольствием пожирая и мозг. Но разве они от этого стали существами, наделенными разумом?

Да что там говорить! Если бы эти и сотни подобных мотивировок действительно послужили основой для развития и совершенствования разума, наша бедная планета буквально кишела бы всевозможными формами и видами мыслящих существ, сумевшими продвинуться по пути эволюции куда дальше, чем наша ветвь, развитие которой продолжается всего каких-нибудь несколько миллионов лет.

Наскальные рисунки из алжирской Сахары с изображением богов в скафандрах и шлемах космонавтов.

Фокус-покус

Стежки-дорожки, ведущие в сферу таинственного, наводят на мысль, что у живых существ те или иные органы развивались в том случае, если эти существа ими действительно пользовались. Но каким же образом эволюция в процессе непрерывного развития сумела безошибочно создать то, чего нашим генетикам – с их богатейшим арсеналом достижений науки – удалось достичь лишь с тысячной попытки?

Для того, чтобы осуществить изменение на генетическом уровне, чтобы чуть-чуть переместить нуклеотиды в хромосомном наборе, необходима мутация. Иногда мутации могут возникать самопроизвольно, под воздействием ионизирующего облучения или присутствия специфических химических веществ, воздействующих на молекулы ДНК (дезоксирибонуклеиновой кислоты). Однако простого желания достичь мутации явно недостаточно, чтобы поменять местами один или несколько генов в хромосомном наборе или вызвать изменение основных органов. Утверждая следующее, я заранее предвижу возражение: примитивные формы жизни (я имею в виду многоклеточные организмы) никогда не имели и не имеют мозга. Каким же образом в них возникает стремление или приказ «включить» механизм мутаций?

В отличие от форм жизни, лишенных мозга, у живых существ, обладающих им, якобы может возникнуть стремление к изменениям, переменам – стремление, долгое время никак себя не проявляющее. Поскольку древний предок человека вдруг начал есть мясо, у него развились крепкие зубы, причем произошло это почти мгновенно. Не обладал ли доисторический человек также и некими трансцендентными способностями, позволявшими ему преобразовывать команды мозга в реальные мутационные изменения? Здесь опять вспоминается «логика», объясняющая отсутствие у человека волосяного покрова на теле, ибо для объяснения подобного чуда принято обращаться к изменениям генетического кода, или расположения хромосом в молекуле ДНК. Но позвольте спросить, что именно могло вызвать столь целенаправленную мутацию: мотивация к изменениям или всемогущие факторы внешней среды?

Не менее неприемлемым представляется мне и все еще бытующее мнение о том, что в ходе эволюции, продолжавшейся миллионы и миллионы лет, у живых существ сами собой развились все те свойства и особенности, которые необходимы им для жизни. Эту мысль еще около 180 лет назад высказал знаменитый Жан-Батист Ламарк (1744–1829), основоположник так называемого «ламаркизма». В век генной инженерии ламаркизм, казалось бы, должен был давно отойти в прошлое. Однако этого не произошло. Так, мне недавно довелось прочесть, что «природа» неким чудесным образом позаботилась обо всех наших нуждах и потребностях. В таком случае получается, что эта чудотворная природа порядком обделила нас. Да, именно обделила, несмотря на все свои случайные и непреднамеренные вмешательства в структуру ДНК, повлекшие за собой целый ряд изменений и результатов, оказавших позитивное влияния на «нашу ветвь» эволюции.

Помимо всего прочего, природа подарила человеку слишком большой объем мозга, который ему практически не нужен. Она наделила «вершину эволюции» двумя миленькими глазами, способными смотреть только вперед. Между тем своим куда менее развитым созданиям, например насекомым, матерь-природа «вмонтировала» глаза, способные вращаться и видеть все происходящее вокруг на 180 градусов. А улиткам подарила поистине чудодейственный механизм, который позволяет глазам выдвигаться вверх и следить за всем, что творится вокруг. И лишь пресловутая вершина ее усилий – Homo sapiens — лишен всех этих чудес эволюции.

Каков же вывод?

В свете всего вышеизложенного для меня лично совершенно ясно, что мы стали единственно и только тем, кем могли и должны были стать, и что «наша ветвь» для своего дальнейшего развития не испытывала ни малейшей нужды в телескопических, вращающихся глазах. Нам нет никакой нужды пытаться объяснить всевозможные чудеса природы мутациями, естественным отбором, миллионами лет эволюции и одним-единственным случайно-гениальным совпадением генов. В прошлом развитию научной мысли активно препятствовала религия. Сегодня роль такого же тормоза взяла на себя идеология. Прежде люди доверяли религии, ее знаниям и обрядам. В наши дни по таким же рецептам работают различные идеологические системы, держащиеся на авторитете своих создателей. Вера по-прежнему играет решающую роль. В такой громадной массе людей веры ученый порой не желает рисковать, высказывая свою гипотезу. Кто сегодня отважится выйти на ринг и бросить вызов общепризнанным авторитетам?

Я со своей стороны вполне смог бы ужиться с прежней теорией эволюции, если бы не целый ряд навязываемых ею выводов, загоняющих нашу мысль в тесные рамки, на старую одноколейку. Религии прежних веков возводили человека на уровень «венца творения», а приверженцы эволюционизма провозглашали его «вершиной эволюции». И в том, и в другом случае имеет место явно преувеличенная оценка роли человека, серьезно затрудняющая поиск других решений. Каким лее образом охотник и собиратель трав и кореньев вдруг превратился в искусного строителя эпохи мегалита, обладающего обширными познаниями в астрономии? В результате длительного и упорного процесса «приспособления»? Благодаря духовному росту и целенаправленному обучению? – Именно к этому сводится суть расхожих мнений, бытующих в кругах ученых, а также леность мысли, порожденная пренебрежительным отношением к науке.

Прощай, старая теория

Эволюция никогда не была медленным и неуклонным процессом накапливания изменений и приспосабливаемости. Напротив, такие изменения, образно говоря, накатывались волнами или происходили скачкообразно.

«Различные виды появлялись внезапно, а не возникали неслышно и постепенно. Вся картина в целом менялась от одного-единственного звука фанфар».

Человека, утверждающего это, никак не назовешь сапожником, взявшимся не за свое дело. Даже самые завзятые «специалисты» не посмеют бросить ему упрек в дилетантизме. Человек этот – сэр Фред Хойл, профессор теоретической физики, основатель института теоретической астрономии в Кембриджском университете, член Национальной академии наук США. В двух своих книгах, которые должны войти в круг обязательного чтения для каждого уважающего себя антрополога, он доводит основные посылки теории эволюции до их естественного завершения, то бишь абсурда. Аргументы и доказательства, предложенные Хойлом, неопровержимы, и поэтому их просто решили замолчать. Я могу понять, когда высоколобые светила науки окружают стеной молчания чужака. В конце концов, я испытал такое отношение на собственном опыте. Но, ей-богу, стыдно и неловко смотреть на то, как маститые ученые поступают таким же образом с человеком из своей среды.

Так вот, сэр Фред Хойл полагает, что наша Земля – это вовсе «не биологический центр Вселенной, а своего рода место встречи» миров. Гены, эти строительные камни жизни, изменяющие все живое и отвечающие за спонтанные и необъяснимые мутации, поступали и поступают на нашу Землю из глубин Вселенной.

Идея весьма правдоподобная и вместе с тем экзотическая! Разумеется, она вряд ли обрадует тех, кто привык считать себя вершиной эволюции или тем более венцом творения. Невольно возникает тревожная мысль: значит, мы – отнюдь не высшие существа во Вселенной? Получается, что гены, таинственным образом прилетающие из глубин мироздания, обусловливали, да и теперь, в наше время, продолжают обусловливать всплески генетических изменений?

Всеобщее возмущение, вызванное выступлениями сэра Фреда Хойла, вполне понятно. К тому же в научных кругах сложилась традиция, что то, что не удалось опровергнуть на протяжении достаточно солидного времени, скажем, двадцати лет, негласно считается принятым. В качестве примера достаточно бегло просмотреть высокоинтеллектуальные книги профессора Уилдера-Смита или хотя бы перелистать новый труд лауреата Нобелевской премии Фрэнсиса Крика (замечательный в своем роде образчик вторичной литературы!).

Тому, кто возьмет на себя труд познакомиться с этими трудами и поймет, что теорию двигают вперед мыслители-одиночки и только они, можно посоветовать обратиться в какую-нибудь университетскую библиотеку и открыть остросовременную книгу «Молекула и жизнь» Бруно Фолльмерта. Профессор Бруно Фолльмерт занимал пост заведующего кафедрой химической технологии макромолекулярных соединений и директора института полимеров университета Карлсруэ. Видит бог, его тоже не назовешь дилетантом! Во всем, что касается вопроса возникновения макромолекул типа ДНК, эти ученые – самые что ни на есть опытные специалисты.

Идеология против науки

Фолльмерт со всей определенностью утверждает: исследования в области химии полимеров позволили установить, что в первичных жидких средах на основе ДНК случайно и непроизвольно возникли цепочки макромолекул; то же самое относится и к развитию самих молекул ДНК в процессе истории Земли, обусловившему переход от низших классов животных к высшим.

Фолльмерт пишет:

«Я всегда считал дарвинизм странным и амбициозным заблуждением, которое своим беспримерным успехом обязано исключительно антропоцентричному образу мыслей. Примерно в том же духе высказывается и сэр Фред Бойл. Он задает себе вопрос, почему фантазии, созданные биологами, что называется, из воздуха, остаются, однако, столь явными и устойчивыми».

Предоставим слово Хойлу:

«В докоперниковскую эпоху планету Земля по какому-то странному заблуждению склонны были считать геометрическим и физическим центром Вселенной. А в наши дни считать Землю центром Вселенной продолжает такая уважаемая и маститая наука, как биология; поистине просто невероятное повторение давно отброшенных заблуждений».

Так обстоит дело. Но как же могло случиться, что высокоученые преподаватели университетов, готовые встретить в штыки и опровергнуть любую систему аргументов, по-прежнему остаются приверженцами устаревшей эволюционистской чепухи, давным-давно не вызывающей интереса у серьезных исследователей материи? О, это целая система…

Всякий, кто собирается опубликовать диссертацию или научный труд, обязан цитировать, цитировать и еще раз цитировать устаревшие взгляды и мнения, повторяя их как молитву или заклинание. Мыслить самостоятельно ему вовсе не обязательно; достаточно заглотить побольше готовых посылок и установок и постараться установить между ними новые переклички. Все то, что уже известно, доставляет радость и удовлетворение даже в том случае, если «знание» представляет собой попытку выдать желаемое за действительное. Противоречащие друг другу взгляды оказываются живучими и неистребимыми, словно зловредные насекомые; они являются источниками инфекции. К тому же в социальном плане людей начинают обуревать стадные чувства. Большинство ученых превращается в массу, бессмысленно повторяющую устаревшие нелепицы. Дело доходит до того, что прежнее учение об эволюции превращается в некое подобие тесного, напичканного идеологией сарая. Хойл:

«Когда дарвинизм представлял собой учение, с общественно-политической точки зрения нежелательное, а с точки зрения душевного комфорта законопослушных граждан просто нетерпимое, он был совсем иным».

«Ангел Земля» отнюдь не является замкнутой системой и никогда ею не был. Планета Земля получила некие вести и информацию из глубин мироздания, что и привело к резкому и внезапному скачку эволюции. Человек не произошел от обезьяны не потому, что он просто не мог быть «лучше приспособленным», чем она, а потому, что у него появились новые гены, позволившие ему выйти на принциально новый уровень. Более чем маловероятно, что из Homo erectus возник неандерталец, а из неандертальца – поразительный знаток астрономии и строитель эпохи мегалита только в результате того, что он якобы постоянно и упорно накапливал опыт приспособления к изменяющимся условиям внешней среды: к ледниковому периоду, например, или глобальному потеплению. Послание разума носит вселенский характер; по крайней мере, появление человека со всей очевидностью свидетельствует об этом.

Чистейшее безумие

Я считал и считаю, что изменение видов живых организмов происходит не медленно и долго, проявляясь в одном-единственном экземпляре-мутанте, а носит массовый характер. Эта мысль не нова; я высказывал ее более 15 лет назад в специальной работе. В ней прежние представления о медленном и непрерывном накапливании признаков мутации излагаются в форме гротеска и проводится мысль о том, что мы, видимо, недооцениваем фактор некоего неизвестного влияния.

Любая форма жизни, распространяющаяся посредством размножения, обладает специфическим набором хромосом, число которых строго постоянно. Так, клетка человека содержит 46 хромосом, а именно 22 парных хромосомы плюс х– или у-хромосомы. Дать потомство способны только пары, обладающие одинаковым хромосомным набором. Именно поэтому, если кому-нибудь пришла в голову дикая мысль скрестить человека с шимпанзе, чтобы доказать, что они якобы происходят от общего предка, у них не было бы детей. Дело в том, что число хромосом у человека и шимпанзе не совпадает.

Однако, хотя практически у всех видов живых организмов могут возникать мутационные изменения числа хромосом, носители таких мутированных генов не способны дать потомство. Число хромосом у них слишком велико или, наоборот, недостаточно, и поэтому природа устраняет их. Так, одних только пауков на Земле насчитывается более 20 000 видов, но никто из них не способен дать потомство при контакте с представителями другого вида.

Справедливости ради надо признать, что существует некая вероятность того, что из множества новорожденных особей разных видов может найтись пара, у которой хромосомные наборы окажутся одинаковыми. Они могут дать потомство и стать родоначальниками нового вида. Такой новый вид будет следовать модели близкородственного размножения, образно говоря, тиражируя «ошибку печати». А фонарь при этом будет держать им господин Случай, и никто не знает, до каких пор это будет приносить позитивные результаты.

Да, в процессе эволюции из медуз и червей могли со временем возникнуть позвоночные животные. Но с кем же должно было спариваться первое существо нового вида, вытащившее счастливый билет в лотерее бесчисленного множества случайных вариантов? Неужели человек разумный, тот самый homo sapiens, был вынужден ждать, пока животные, обитающие в прилегающей местности, по чистой случайности не породят существо, обладающее всеми необходимыми биологическими данными, чтобы составить ему пару? Более того, вероятность того, чтобы одна пара, дав потомство, могла стать родоначальницей нового вида, исчезающе мала. Слава богу, я могу утверждать это со знанием дела. Мутация всего лишь одного существа, изменение хромосомного набора одного животного – это сущая чепуха, не имеющая никакого значения. Просто невозможно представить, чтобы в одно и то же время независимо друг от друга произошли две одинаковых мутации, и что два их носителя – а это непременно должны быть самец и самка – случайно встретили друг друга на необъятных просторах Земли, не разминулись во времени!

Что помогло нашему древнейшему прапредку разделить горечь одиночества? Что вложило в его клетки определенное число хромосом? С кем ему можно было спариться? Эти и массу других подобных вопросов он был вынужден решать как можно быстрее, ибо в противном случае его ветвь, вершиной которой он являлся, просто вымерла бы, прежде чем он успел бы ногой пошевелить.

Убежденные приверженцы теории эволюции ничтоже сумняшеся разрубают эти гордиевы узлы, выдвигая еще более нелепую гипотезу об одновременной мутации у близнецов или о так называемых «промежуточных формах». Что же они, собственно, имеют в виду?

Самка человекообразного существа принесла близнецов, братики благополучно спарились с сестричками, и так якобы возникла новая ветвь. Однако этот вариант означает самый банальный инцест, то бишь близкородственное размножение, ибо другие человекоподобные существа, имевшие прежний хромосомный набор, явно не годились новым особям в качестве партнеров для продолжения рода. Хуже того. Инцест всегда и непременно усугубляет и усиливает сбой в генетическом коде; другими словами, это – путь в никуда. (Тот, кому доводилось делать фотокопию с какого-нибудь оригинала, а с нее – еще одну фотокопию, с той – еще одну и так далее, вскоре замечал, что через n-ное число повторов копия становится непригодной.)

Агрумент о так называемых «промежуточных формах» еще менее удачен. Профессор Уилдер-Смит, первую из своих докторских диссертаций защитивший по органической химии и по праву считающийся одним из самых авторитетных ученых в этой области, показывает это на одном весьма выразительном примере:

«Промежуточные формы, якобы возникающие в ходе эволюции, не способны выполнить никакой созидательной функции, ибо они абсолютно бесполезны. В качестве примера можно привести достаточно сложные и высокоразвитые организмы, такие, как самки кита, кормящие своих детенышей под водой, не подвергая их риску захлебнуться.

Разумеется, в процессе эволюции от обычного соска млекопитающих к соску самки кита никакой промежуточной формы соска, приспособленной для подводного кормления, существовать просто-напросто не могло.

Такой сложный сосок мог возникнуть либо сразу, либо не возникнуть совсем.

Если предположить, что столь сложная система развилась постепенно, на основе случайных мутаций, это означает, что на протяжении долгих тысячелетий, пока шел процесс эволюции сложного соска, новорожденные детеныши китов все до единого были обречены на голодную смерть. Если при изучении столь сложной системы отвергнуть первоначальный замысел, наше легковерие подвергнется серьезному испытанию, ибо нам предлагается поверить в существование некоего разумного конструктора-разработчика сосков, который должен был, помимо всего прочего, обладать изрядными познаниями в области насосов и гидравлики».

Наскальные рисунки в Твифельфонтейне, Намибия. В правой части рисунка – изображение некоего паукообразного существа, в левой – коленопреклоненный человек.

Такие аргументы, казалось бы, позволяют раз и навсегда «сорвать прежние знамена». Ан нет, вновь звучат истошные крики тех, кто – дьявол их знает ради чего – насмерть прилипли к прежним взглядам. Кит, заявляют они, это как-никак млекопитающее, которое некогда жило на суше и лишь гораздо позже приспособилось к жизни в воде. Но это возражение делает их аргументацию еще более нелепой. Какая безумная игра природы могла побудить млекопитающее, рожающее своих детенышей, как и положено, на суше, постепенно – по мере эволюции соска! – перетаскивать их к кромке воды и там, под водой, учить их сосать молоко по-новому? Случай поистине феноменальный! Остается лишь предположить, что для того, чтобы совершить это гипотетическое переселение с суши в воду, у кита, который как-никак является млекопитающим, должно было произойти не медленное, а резкое и скачкообразное изменение строения соска.

Итак, «промежуточные формы» ничего не дают для решения вопроса о числе генов в хромосомном наборе. Более того, такие промежуточные формы вообще вряд ли когда-нибудь существовали. Сэр Фред Хойл называет находку окаменелых останков «промежуточных» форм не более чем легендой. Предоставим ему слово:

«Эти рассуждения (о промежуточных формах, эволюции и дарвинизме. – Прим. авт.) представляются все более нелепыми по мере роста уровня и качества научных исследований… Жестоковыйные ученые мужи, изучая литературу по геологии, не могут отрицать неоспоримую истину: окаменелости не могут служить документальными доказательствами правоты дарвинизма не потому, что геологам пока что не удается найти необходимые формы, а потому, что тех самых промежуточных переходных форм, на существовании которых настаивает теория, просто никогда не существовало».

Естественно, при таком положении вещей возникают сомнения и колебания. Но лучше пережить период сомнений, чем всю жизнь с пафосом изрекать заведомую ложь. Но если действительно не существовало никаких медленных изменений и промежуточных переходных форм жизни, то какова же причина, способствовавшая возникновению самих этих изменений?