Текст книги "Фантастика в век НТР"

Автор книги: Еремей Парнов

А разве "Янки при дворе короля Артура" Марка Твена не фантастика? В наши дни Джон Бойнтон Пристли написал прелестную повесть "31 июня" почти на сюжет этого замечательного романа.

Подлинным фантастом был и Амброз Бирс, создавший "Настоящее чудовище", "Случай на мосту через Совиный ручей", остроумные и едкие политические гротески. Здесь и релятивизм сознания и времени человеческой жизни ("Заполненный пробел"), и робот, играющий в шахматы, который убивает своего создателя ("Хозяин Моксона"). В этом рассказе, кстати, может быть, впервые в литературе, ставится вопрос: "Может ли машина мыслить?".

Наконец, "Железная пята", "Алая чума", "Враг всего мира", "Тень и блеск", "Смирительная рубашка" Джека Лондона – все это шедевры фантастики. Изумительный рассказ "Красное божество", которым Лондон как бы развернул традиционные темы фантастики до горизонтов совершенно необъятных, вернув ей терпкий аромат экзотических лесов, напряжение борьбы, тоску и горечь поражения – все то, чего не знала она после Эдгара По.

Даже Эдгар Берроуз больше подходит для роли родоначальника, чем Гернсбек. По крайней мере он получил мировую известность своим романом "Тарзан среди обезьян" и «тарзанным» циклом из 23 книг. Тарзан (четырехсерийный фильм на эту тему демонстрировался у нас с исключительным успехом) орудует в джунглях, как Джон Карбер – на Марсе (марсианский цикл Берроуза) и Кирсон Непир – на Венере (венерианский цикл).

Это та самая литература космо-ковбоев, или, как ее называют, "космическая опера", полная чудовищ, атомных пистолетов, межпланетных пиратов, блондинок в скафандрах, краж кислородных запасов и пр., которой переполнен англо-американский фантастический рынок. Ее не избежали и многие талантливые писатели, такие, как, скажем, Азимов, и режиссеры ("Барбарелла" Вадима).

Итак, мы замкнули магическое кольцо, объединившее древний эпос и современное искусство (понятие "научная фантастика" включает в себя не только литературу, но и театр, кинематограф, живопись, рекламу). У современной научной фантастики не больше сходства с далекими ее истоками, чем, например, у релятивистской космологии с ранней космогонией. И лишь поэзия – вечное сердце искусства объединяет мифы и сказки с "электронным эпосом" двадцатого века. И не только с эпосом, но и сознанием.

Мы очень мало знаем об истинных представлениях древних. Они оставили нам прекрасные сказания, в которых, безусловно, отражены их воззрения на людей и природу. Но как отражены? Языку искусства свойствен особый образный строй и удивительная наивность ребенка, впервые открывающего для себя мир.

Первый набат

Из английских фантастов уэллсовского направления наибольшей известностью пользуются Олаф Степлдон («Последние и первые люди», «Создатель звезд»), творчество которого протекало в тридцатые – сороковые годы, и наш современник Джон Уиндэм, которому посвящен 8-й том «Библиотеки современной фантастики». К ведущим фантастам современной Англии обычно причисляют Джеймса Мак-Интоша (роман «Придуманный мир»), Джона Кристофера, Джима Белларда, Джеймса Блиша, Брайана Олдиса.

Советский читатель хорошо знаком и с творчеством Артура Кларка – писателя, ученого, известного популяризатора науки. Любопытно, что Кларк сформировался скорее под влиянием Жюля Верна, чем Уэллса, хотя такой великолепный рассказ его, как "Девять миллиардов имен", написан в тональности уэллсовской новеллы "Мистер Скельмерсдейл в стране фей". Этот рассказ, безусловно, можно поставить в один ряд с лучшими фантастическими рассказами современности. То же можно сказать и о "Пурпурных полях" Роберта Крейна. Английский фантаст внес в традиционную для фантастики антитехнократическую тему высокий трагизм и неподдельный гневный протест. По внутреннему течению "Пурпурные поля" напоминают "Палас-отель Таннатос" Моруа. Этой же теме "лишнего человека", лишнего в механизированном полимерно-кибернетическом бездушном раю, посвятил несколько рассказов молодой австралиец Ли Гардинг.

Оригинальное выражение нашла фантастика в рассказах Джона Киппакса и в романе "Лига против смерти" Кингсли Эмиса, кстати, написавшего "критическое исследование по фантастике "Новые карты ада".

Одним из наиболее своеобразных фантастов современной Англии, которого по праву считают продолжателем Уэллса, является Уиндэм.

Известность пришла к нему с выходом в свет первого же романа "День триффидов". Затем один за другим выходят романы "Кракен пробуждается", «Хризалиды», "Кукушки Мидвича" и сборник рассказов "Семена времени". Последний его роман – "История с лишайником".

В основном Уиндэм описывает общество нашего времени и те катастрофы, которые происходят в нем из-за бесконтрольного использования опасных изобретений. В его произведениях гармонично сочетаются элементы романа ужасов, острая социальная проблематика и тонкие психологические наблюдения, соединенные с добрым английским юмором.

Роман "День триффидов" посвящен, по существу, морально-этическим проблемам. Писатель пристально следит за поведением человека в годину тяжелых испытаний, человека, которому выпало несчастье стать свидетелем крушения цивилизации. Мир гибнет из-за несовершенства социального устройства, при котором каждая страна стремится к превосходству над другими, изобретая все более страшное оружие.

По несчастной случайности, а может, по воле какого-то преступника в космосе взрываются запущенные на орбиту спутники. Вспышка радиации ослепляет людей. Только несколько человек не вышло в ту роковую ночь полюбоваться блистательным космическим фейерверком. Им суждено было сделаться зрячими одиночками в ослепленной толпе. К числу этих счастливцев, или, напротив, неудачников, принадлежат Билл Мейсон, который по иронии судьбы лежал в глазной больнице с забинтованной головой, и Джозелла Плейтон, которая, утомившись от светской жизни, дала строгий наказ, чтобы ее не будили ни при каких обстоятельствах.

Страшное зрелище предстало перед Биллом, когда он, не дождавшись утром прихода врача и сестры, сорвал повязку и вышел на улицы Лондона. Мечущиеся в панике слепые, наталкивающиеся на дома, на машины, друг на друга, пожары, трупы. Мир ослеп. Жизнь остановилась, замерла. А тут еще и угроза со стороны триффидов, которых сначала никто, кроме Билла, не принимает всерьез.

Но постепенно триффиды – причудливые плотоядные растения становятся грозной опасностью. Достигнув определенного возраста, они вылезают из почвы и, неуклюже переваливаясь, отправляются на поиски мяса. Они убивают людей и животных. Более того, они обнаруживают зачатки организации. Катастрофа, разразившаяся над человечеством, дала возможность колоссальным армиям триффидов "вырваться на волю".

Человечество побеждает и медленно начинает возрождаться, но, и в этом ценность позиции Уиндэма, уже на иной социальной основе. Только общество единомышленников может создать цивилизацию. Таков окончательный вывод писателя. Так развертывается драматическое повествование, отдаленно напоминающее "Войну миров" Уэллса. Впрочем, война людей и триффидов – и есть война миров.

Роман "Кракен пробуждается" по внутренней логике сильно напоминает "День триффидов". И на этот раз беда приходит из космоса, правда, уже не по воле людей. Команда и пассажиры океанского лайнера следят за тем, как падают в воду красивые красные звезды. Странные космические тела тихо исчезали в глубина" Ни батисферы, ни батискафы не могли ничего обнаружить. Но вот однажды было замечено какое-то колоссальное чудовище, похожее на кита. Но киты на такой глубине не водятся. Что же это? Попытка рассмотреть существо вблизи кончилась катастрофой: канат, на котором был спущен батискаф, оказался перерезанным. Все усилия пробраться в глубины были тщетны. Исследовательские корабли взрывались, как будто в них попадала молния или колоссальный электрический заряд со дна океана. Через некоторое время интерес к этим событиям угас, тем более что падение огненных звезд никто не связывал с появлением неизвестных морских чудовищ.

Но воздержимся от дальнейшего пересказа. Читатель уже догадывается, что речь далее пойдет о вторжении на нашу планету и о последовавшей затем войне суши и моря.

Уиндэм не доводит повествование до самого конца. Тем не менее у нас не остается сомнений в том, что люди и на этот раз выйдут победителями. Таков дух нашего века, века космоса и атомной энергии. Это накануне второй мировой войны, когда нацистские орды готовились затопить мутной коричневой волной Европу, Чапек мог писать о победе саламандр, чтобы побудить людей к сопротивлению.

Одним из самых увлекательных произведений Уиндэма по праву считается роман «Хризалиды», посвященный проблеме генетических мутаций, которым может подвергнуться мир, если радиация превысит определенные нормы, например, вследствие ядерной войны.

В результате мутаций на Земле появляются люди, обладающие новыми органами чувств. Это не столько телепатия, сколько сознание общности.

"Ведь мы – это улучшенный вариант, а мы еще только начинаемся. Мы способны думать коллективно и понимать друг друга так, как они никогда не могли; мы начинаем понимать, как собрать вместе и применить коллективный ум к разрешению какой-либо проблемы – вы отдаете себе отчет в том, что на нашем пути нет преград? Мы не заперты в отдельные клетки, из которых мы обращаем к миру только невыразительные слова. Раз мы понимаем друг друга, нам уже не нужны законы, для которых все живое – это одинаковые кирпичики. Нам и в голову не придет, что нужно стремиться к такому стандарту одинаковости, когда все люди, как монетки одной чеканки. Мы не пытаемся механически втиснуть себя в геометрические формы общества и политики. Мы не догматики, поучающие бога, каким он должен был создать мир. Основное качество жизни – это сам жизненный процесс, а основа жизненного процесса – это перемена; перемены – это эволюция. И мы составная часть этого. Статичность, враг перемен, является одновременно врагом жизни и, следовательно, нашим заклятым врагом…".

В этом отрывке – основная идея романа Уиндэма.

Уиндэм видит в фантастике великолепные возможности для эксперимента. Недаром он всегда восставал против ковбойских приключений на фоне других миров. Он пришел в фантастику лишь тогда, когда, по его словам, "наступило время, когда некоторые редакторы, исходящие из тех соображений, что особенности жанра не обязывают их оставаться в рамках приключений галактических гангстеров, действующих в условном мире космических опер, подняли робкое восстание и начали, одни тайком, другие открыто, поощрять своих авторов к экспериментированию в пределах возможностей жанра".

Эти слова Уиндэма особенно характерны для положения, сложившегося в американской фантастике. Здесь поток «послеберроузовской» космической оперы и черной фантастики был так плотен, что остается лишь удивляться, как он не захлестнул первые ростки настоящего искусства.

"Если тебе дадут линованную бумагу – пиши поперек". Эти слова принадлежат Хуану Хименесу. Рей Брэдбери взял их эпиграфом к повести "451° по Фаренгейту". К Брэдбери меньше всего применимо слово "научный фантаст". Как когда-то для Гофмана тайные советники, занимающиеся алхимическими опытами в темных башнях, и ужасные волшебники-спектроскописты были олицетворением чернокнижного зла, так для Брэдбери современная наука стала абстрактным символом, тупо и беспощадно противостоящим человеку и природе. Суперурбанизация, бешеные скорости, сладкий яд, днем и ночью льющийся с телеэкранов, транквилизаторы и галлюциногены – вот та страшная стена, которая навеки разлучила человека и с природой и с самим собой. Все майя, иллюзия. Газоны и парки среди стальных и стеклянных громад небоскребов, «родственники», говорящие с вами со всех четырех стен комнаты, космические пейзажи, мелькающие на экранах неподвижно стоящей где-то в огороде ракеты. Действительность подменяется механическим эрзацем, чувства, привязанности… Все меркнет, претерпевает жесточайшую инфляцию. Это один план брэдбериевской фантастики, один, может быть, доминантный мотив его поэтики. Но он откликается сложной аранжировкой инструментов. Распад общества, отчуждение отцов и детей, угроза тотальной термоядерной войны, гибель цивилизации. Это вспышки в потаенных глубинах. Это окружающая писателя действительность, сгущенная и гипертрофированная на уникальной фабрике таланта и сердца.

Но Брэдбери слишком зорок, чтобы видеть корень всех зол в науке. Наука лишь олицетворение той отравы, которую днем и ночью готовят "люди осени".

"Откуда они приходят? Из праха. Откуда они появляются? Из могилы. Разве кровь наполняет их жилы? Нет: ночной ветер. Что шевелится в их голове? Червь. Кто говорит из их рта? Жаба. Кто глядит из их глаз? Змея. Что слышат их уши? Межзвездную бездну. Они сеют семена смятения в человеческой душе, поедают плоть разума, насыщают могилу грешниками. Они неистовствуют заранее. В порывах ветра и под дождем они бегают туда и сюда, подкрадываются, пробираются, просачиваются, движутся, делают полную луну мрачной и чистую струящуюся воду мутной. Паутина внимает им, дождь разрушает мир. Таковы они, люди осени, остерегайтесь их…".

И эти люди, Норберт Винер называл их людьми с моторчиками вместо сердца, объявили чтение книг государственным преступлением ("451° по Фаренгейту"), одинокую прогулку по ночному городу – крамолой (рассказ "Прогулка"), улыбку Монны Лизы – угрозой общественному спокойствию (новелла "Улыбка"). Они пускают по следу механических псов, готовых вонзить в беглеца ядовитую иглу, они превратили пожарных в поджигателей, они несут гибель всему человеческому роду.

 
Будет ласковый дождь, будет запах земли,
Щебет юрких стрижей от зари до зари,
И ночные рулады лягушек в прудах,
И цветение слив в белопенных садах;
Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор,
И никто, и никто не вспомянет войну:
Пережито – забыто, ворошить ни к чему.
И ни птица, ни ива слезы не прольет,
Если сгинет с Земли человеческий род.
И Весна… и Весна встретит новый рассвет,
Не заметив, что нас уже нет.
 

Эти прекрасные и вместе с тем жуткие строки дали жизнь одному из лучших рассказов современной литературы «Будет ласковый дождь». Стихи и проза взаимно дополнили друг друга, образовали неразрывный сплав исключительной художественной выразительности. Пустой дом, где еще не умерла никому не нужная теперь автоматика, где зачем-то поджариваются тосты к завтраку, которого не будет, дом под ласковым дождем, серебрящим стены, запечатлевшие тени испепеленных в атомной вспышке людей. Последний на земле, еще живущий неестественной жизнью бытовых автоматов дом.

Это творение "людей осени". Неизбежное следствие их кладбищенской деятельности. Недаром дом самого Брэдбери подвергся нападению фашистских громил. Фантазия писателя не игра мрачного и изнуренного ума. "Люди осени" бродят по дорогам его страны, носятся по ночам в открытых «кадиллаках», и яростный ветер врывается в прорези их куклуксклановских балахонов. Одни называют Брэдбери "надеждой и славой Америки", другие бросают в его почтовый ящик угрожающие анонимки. Брэдбери опубликовал несколько фантастических сборников, утопический роман и удивительно поэтическую повесть о детстве "Вино из одуванчиков". Первая его книга "Черный карнавал" не принесла ему особого успеха. Зато вторая – "Марсианские хроники" стала бестселлером. Она переведена на многие языки, ее по праву считают шедевром фантастической литературы.

"Отдельные, слабо связанные между собой новеллы повествуют об этапах освоения человеком Марса". Так часто пишут в издательских аннотациях. Это и верно и не верно. Хроники глухо перекликаются между собой, порой противоречат друг другу, плетя гротескный узор пленительной и страшной красоты. Марс Брэдбери не таков, каким выглядит он в свете современной науки. Он то обитаем, то безнадежно мертв, по знаменитым его каналам либо журчит живительная вода, либо сухо скрипит горючий песок. Брэдбери совершенно не интересуют данные, как говорили в прошлом веке, "индуктивных наук". Его Марс – не столько ближайшая к нам планета Солнечной системы, сколько глубоко символический испытательный полигон. Все, что волнует писателя на Земле, он переносит на Марс, в идеальные, свободные от всяких осложняющих помех условия. Он подвергает исследованию человеческую нетерпимость и человеческое упорство, ненависть и самопожертвование, благородство и тупость. И в зависимости от поставленной задачи он меняет не только марсианские декорации, но и свои беллетристические средства. Блистательный изобразительный диапазон! От прозрачно-радостной, как первый, просвечивающий в утреннем солнце клейкий листочек хроники "Зеленое утро" до жуткой и беспощадной "Третьей экспедиции".

Научная фантастика, сказал как-то Брэдбери, удивительный молот, я намерен и впредь использовать его в меру надобности, ударяя им по некоторым головам, которые никак не хотят оставить в покое себе подобных.

Сто лет назад эти «головы» затравили и обрекли на голодную смерть величайшего поэта Америки Эдгара Аллана По – основателя научной фантастики. И Брэдбери обрушил свой молот на головы их достославных потомков, которые, такова логика истории, ничему не научились. Хроника "Апрель 2005" так и называется "Эшер II" (вспомним "Падение дома Эшер" По). И это не случайно. Брэдбери – законный наследник своих предшественников Эдгара По, Мелвилла, Готорна, Амброза Бирса. Природа наградила его способностью без страха глядеть в глубочайшие бездны, носить в себе всю красоту и боль земли. Это редкий дар. Он подобен эстафете веков. По – Бирс – Брэдбери. И его всегда сопровождает ненависть к пошлости. Неразлучная сестра большого таланта, беспокойная гостья, всегда зовущая к бою и никогда не обещающая благополучного покоя.

В последующем сборнике "Человек в картинках" рассказы объединены тоже чисто внешне. Это даже не целевая связь "Марсианских хроник", а чисто условное единство «Декамерона» и «Гептамерона» Маргариты Наваррской и сказок "1001-й ночи".

Брел по шоссе человек и вдруг оказался татуированным. Какая-то женщина из будущего, а может, просто колдунья, разрисовала его кожу цветными картинками, которые двигаются, живут – крохотные ячейки, где так же бушуют людские страсти. Но стоит вглядеться в одну из них, как она вдруг начнет расти, вовлекая вас в свой мир. Каждая ячейка – рассказ. Все вместе они образуют татуировку на человеческом теле, но каждый в отдельности ничем не связан с другими. Бессильные помочь себе и друг другу погибают космонавты, выброшенные из взорвавшейся ракеты ("Калейдоскоп"), чудовищная машина перемалывает все то, что мерещится людям в их "звездные часы" ("Бетономешалка"), последнего на земле прохожего увозят на ревущей полицейской машине в сумасшедший дом ("Прогулка"), погоня идет по пятам беглецов из царства атомного фашизма ("Кошки-мышки")…

Вот и получается, что не связанные стихийно друг с другом рассказы складываются, вдруг в мозаичное зеркало, в котором отражается уродливая маска того мира, который сколачивают в могильных ямах "люди осени".

В последующих сборниках "Золотые яблоки солнца", "Лекарство от меланхолии" и "Осенняя страна" Брэдбери вообще отказывается от всякой внешней тематической связи. Там уже нет ни дат перед заголовками, как в "Марсианских хрониках", ни прологов, как в "Человеке в картинках".

Может быть, потому, что писатель еще внутренне не расстался со своими первыми книгами? Недаром рассказ "Были они смуглые и золотоглазые" мог бы дополнить собой хроники, а «Прогулка», как только что упоминалось, внутренне тяготеет к зеркальной мозаике "Человека в картинках".

Советский читатель хорошо знает творчество Брэдбери. Почти все лучшие его вещи были изданы у нас большими тиражами. Новые произведения замечательного писателя лежат в редакционных портфелях и ждут еще своего перевода. В их числе повесть "Недобрый гость" (1962). Одним из эпиграфов к ней взяты строки английского поэта Йитса "Человек влюблен, ему дорого то, что уходит". В этих строках секрет пленительной грусти некоторых рассказов Брэдбери. Это многогранный художник. Скорее поэт, чем беллетрист. Он яростно ненавидит сытых мещан и преклоняется перед такими людьми, как Хемингуэй или братья Райт, зовет к сопротивлению и пишет «поперек», но он удивительно тонко грустит о том, что уходит.

Облетают цветы, бросая вызов мертвой восковой красоте, уходит звездным светом время и любовь иногда покидает сердце. А океан уносит выброшенную на базальтовую гальку русалку, стеклянная волна уносит ее глаза и губы, укачивая, безвозвратно возвращает в глубины голубое прекрасное тело ее. И только смотрит неподвижный человек на световые вспышки океанской голубизны ("Берег на закате"). О чем он думает? Тоскует? Рвется вслед? Осознает, что дошел до края, за которым либо понимание всего, либо небытие?

Кто знает…

Таков Брэдбери – поэт, тонкий созерцатель и мудрый философ, знаток потаенных струн человеческой души. Трагедия и грусть, как сплетенные в ручье водяные струи, пронизывают все творчество Брэдбери. Но никогда не вливаются они в темные стоячие омуты пессимизма. Брэдбери не просто верит в светлое будущее людей, он живет ради этого будущего.

"Помню, когда я был мальчишкой, у нас сломалась сеялка, – говорит герой рассказа "Земляничное окошко", – а на починку не было денег, и мы с отцом вышли в поле и кидали семена просто горстью – так вот, это то же самое. Сеять-то надо, иначе потом жать не придется. О господи, Керри, ты только вспомни, как писали в газетах, в воскресных приложениях: через миллион лет земля обратится в лед! Когда-то, мальчишкой, я ревмя ревел над такими статьями. Мать спрашивает – чего ты? А я отвечаю – мне их всех жалко, бедняг, которые тогда будут жить на свете. А мать говорит – ты о них не беспокойся. Так вот, Керри, я про что говорю: на самом-то деле мы о них беспокоимся. А то бы мы сюда не забрались. Это очень важно, чтоб Человек с большой буквы – это главное".

Вот почему для одних Брэдбери – "надежда и гордость Америки", а для других – "нежелательный элемент". И вот почему он понятен и близок нашему читателю.

Из американских фантастов ближе всех по духу к Брэдбери, пожалуй, Генри Каттнер. Он такой же не традиционный и совсем не «научный» фантаст. Когда-то он помог войти в литературу Рэю Брэдбери, фактически переписав заново его первый рассказ. Прекрасный брэдбериевский «Вельд» был написан под влиянием Каттнера. Брэдбери углубил и довел до совершенства каттнеровскую тему. В интересном предисловии Ю. Кагарлицкого к сборнику Каттнера «Робот-зазнайка» обо всем этом подробно написано.

Из-под пера Каттнера вышли романы "Долина Огня" и «Ярость», сборники рассказов "Обгоняя время", "Возврат к чужому", "Обходным путем к чужому", "Жил-был гном", "У роботов нет хвостов", "Волшебная пешка". Он писал под разными псевдонимами, многие вещи создал в соавторстве со своей женой Кэтрин Мур.

Он ввел в литературу Хоггбенов – занятное семейство простых и грубоватых людей, практически бессмертных и способных на любые чудеса. Рассказы о Хоггбенax – это кельтские сказки на новый лад, где волшебно заменено совершенно рациональным процессом, творимым, однако, по наитию, интуитивно. Это своего рода синтез научной и «чистой» фантастики. С одной стороны, подмена волшебства псевдонаучным ритуалом, с другой – полный отказ от технических подробностей и небрежное игнорирование существующих в науке представлений. Но в отличие от Брэдбери Каттнер не относится к науке как к враждебному иррациональному началу, он просто остроумно подсмеивается над ней или вовсе от нее отмахивается. В соединении с мягким и непринужденным юмором это дает особый «каттнеровский» эффект.

Хоггбены способны буквально из воздуха создавать не только известные в науке лазеры и ядерные реакторы. Они владеют такими силами, которые даже не снились современным ученым: левитацией, телепортацией, телепатией. Они делаются невидимыми, выделяют из себя миллионы двойников, владеют чудесами психотехники, проходят сквозь стены. Но все это так, небрежненько, наплевательски. Они, простые ребята, не знают мудреных научных слов и объясняются на чудовищном слэнге. Притом они всячески скрывают свои диковинные свойства от окружающих. И недаром! Когда-то за ними охотились жадные цари и жрецы, их сжигала на кострах инквизиция, побивала камнями суеверная толпа. А сейчас, чуть что, за ними начинают охотиться генералы и «прохвессоры», готовые на любую бесчеловечность, на любое вероломство, чтобы только овладеть тайнами Хоггбенов. Бедные Хоггбены, несчастные кобольды, бедное гонимое племя мутантов. Они грубы и невежественны, живут самой примитивной жизнью, им ничего не надо, только оставьте их в покое, перестаньте травить их, как красного зверя, дайте спокойно пожить. Жестокая антитеза культур! Но человечность, но обычная порядочность всегда остаются на стороне Хоггбенов. Обыватели – фермеры и жители индустриальных гигантов противостоят Хоггбенам как жадная и косная толпа, одноликая и жестокая, как в века Калигулы и Борджиа.

Но не ради прошлого отрицает Каттнер окружающую его действительность. Гениальный ребенок Авессалом, символически нареченный именем непокорного сына библейского царя Давида (рассказ "Авессалом"), с высоким достоинством отстаивает свое право быть человеком. Во имя любви к сыну отец Авессалома пытается взять под контроль его мысли, как секретная служба берет под контроль телефонные разговоры. Это уже конфликт сегодняшнего дня. И Каттнер решает его в пользу молодого, чистого, прогрессивного, в пользу будущего.

Среди выдающихся фантастов Америки особое место занимает, безусловно, Роберт Шекли. Это мастер хлесткого памфлета, острой социальной сатиры. Такие его рассказы, как "Паломничество на Землю" и "Седьмая жертва", могут украсить любую антологию. Недаром по "Седьмой жертве" был поставлен фильм, снискавший громкую известность. Шекли – прирожденный сатирик, и сатирик многогранный. "Ювеналов бич" гармонично сочетается у него с заразительным юмором, теплой дружеской улыбкой. Но как только дело касается самого главного для Шекли – человеческих ценностей: любви, порядочности, права человека оставаться самим собой – он становится беспощадным. Отсюда жестокость, беспощадность его неожиданной, но закономерной развязки. В этом "Паломничество на Землю" и "Седьмая жертва" очень близки к блестящей новелле Андре Моруа "Палас-отель Таннатос". Как свойственно великим творениям, такие вещи поднимаются над расплывчатыми границами литературных жанров. И "Седьмая жертва" и новелла Моруа – произведения, безусловно, фантастические, но и реалистические одновременно.

Герою "Паломничества на Землю" подсунули эрзац-любовь. Он стремился на родную планету обогатить свою душу величайшим сокровищем человеческих отношении, а его ограбили. И закономерна развязка – путь насилия и жестокости – обычный путь. Если отнять у человека любовь, оплевать эту любовь, заставить предать любовь, он перестает быть человеком.

Кроме нескольких превосходных рассказов Шекли написал романы «Корпорация», "Бессмертие", "Путешествие через бесконечность". И в этих больших своих вещах он оставался верен себе, своему девизу: "Взглянуть на общество наивными глазами постороннего человека". Зачем это нужно писателю? Чтобы осветить беспощадным светом койку, на которой лежит больной. Это же очень важно знать, чем и как сильно он болен. Хотя бы для того, чтобы начать лечить. Но это уже другая задача. Шекли не задумывается над лечением, он даже не ставит диагноза. Он не философ, он не задумывается над движущимися силами социальных противоречий. Но с удивительной обостренностью художника он чувствует болезнь и бьет тревогу.

Большой популярностью у советского читателя пользуется Айзек Азимов, писатель-фантаст и крупный ученый в области радиохимии и биохимии. С 1946 по 1958 год Азимов читал лекции в Колумбийском и Гарвардском университетах. Он написал целый цикл научно-популярных книг по физике, химии, биологии, получивший название "Энциклопедия интеллигентного человека". Первый научно-фантастический рассказ "Брошенные на Весте" Азимов написал еще в 1939 году, когда ему не было и двадцати лет. Появившийся в 1941 году рассказ "Приход ночи" принес молодому писателю широкую известность. Это может показаться странным, но Азимов-ученый почти не чувствуется в произведениях Азимова-писателя. Напротив, если в научно-популярных книгах «Энциклопедия» поражает эрудиция автора и его стремление к исследованию наиболее коренных проблем естествознания, то большая часть азимовской фантастики затрагивает науку весьма поверхностно. Космические романы Азимова «Установление», "Стальные пещеры", "Течение в космосе" скорее можно отнести к пресловутому жанру "космической оперы". Это мастерски выполненные приключенческие, даже авантюрно-приключенческие вещи, действие которых разыгрывается на далеких планетах и космических кораблях.

Зато такие произведения, как "Я – робот" или рассказы о могучем электронном мозге Мультиваке, безусловно ставят Азимова в ряд выдающихся научных фантастов современной Америки. Они наполнены глубоким философским смыслом, верой в безграничное могуществе науки, поставленной на службу человека, и ненавистью к войнам и угнетению.

В повести Роберта Блоха показаны картины процветающего общества, созданного по рецептам писателей-фантастов. Этот идеальный мир Блоха оказывается намного лучше, чем окружающая повседневность Этот мир построен в противовес миру насилия, войн и монополистического порабощения человека. Один из творцов этого идеального общества – Азимов.

Наиболее интересными американскими фантастами являются также Фредерик Браун, о творчестве которого говорилось ранее, Клиффорд Саймак, Пол Андерсон, Альфред Бестер, Артур Поржес, Уильям Моррисон, Фредерик Пол, Роберт Сильверберг, Бертран Чандлер, Мюррей Лейнстер, Гарри Гаррисон и ряд других, более молодых. Все это мастера высокого класса, романы и рассказы которых пользуются широкой известностью, и прогрессивно мыслящие люди.

Из популярных американских фантастов только Роберт Хайнлайн, первым написавший в 1940 году роман о дальних космических полетах ("Сироты неба"), был в свое время сторонником сенатора Барри Голдуотера.

В одном из сборников «НФ» опубликована повесть Хайнлайна "Если это будет продолжаться…"

В начале XXI века Соединенные Штаты Америки переживают довольно тяжелое время. Власть в стране захватывают религиозные фанатики во главе с «Пророком». Жизнь замедляет движение, развитие науки почти прекращается, Соединенные Штаты свертывают программу освоения космоса. Единственными отраслями науки, которыми дозволено заниматься, являются средства оболванивания народа, разработка новых видов пыток и допросов, психовнушения и т. д.