Текст книги "Фантастика в век НТР"

Автор книги: Еремей Парнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Такова оборотная сторона зловещей медали. Диалектическое противоречие, которое в конце концов должно взорвать и этот «тысячелетний» рейх. Впрочем, мысль об этом остается вне рамок романа, за кадром.

Шведский писатель Пер Вале, творчески переосмыслив опыт своей прославленной предшественницы, продемонстрировал антиутопические тенденции уже на фоне буржуазно-демократического режима, эволюционирующего в сторону технократической диктатуры (романы "Гибель 31-го отдела" и "Стальной прыжок"). Общество "всеобщего благоденствия", "неограниченных возможностей", этот технотронный "потребительский рай" предстает перед нами как своего рода проекция на будущее современных автору элементов действительности: коррумпированной администрации, продажной прессы, полиции, ставшей государством в государстве, "сексуальной революции", наркомании, самоубийств, бездуховности и конформизма. Романы Вале написаны в форме фантастического детектива. Главный герой их – полицейский комиссар Йенсен изображен настолько конкретно и убедительно, что его можно причислить именно к той немногочисленной, но прославленной когорте детективного жанра, в которой рядом с Шерлоком Холмсом стоят Мегре и Эркюль Пуаро.

В Норвегии научная фантастика лишена традиций даже тридцатилетней давности, как это имело место в Швеции ("Каллокаин" вышел в свет в 1940 году). Тур Оге Брингсверд (родился в 1939 году) и Юн Бинг (родился в 1944 году) опубликовали свой первый совместный научно-фантастический сборник "Хоровод вокруг Солнца" совсем недавно, в 1967 году. У нас были изданы следующие их рассказы: "Евангелие от Матфея", «Бумеранг» (Брингсверд) и «Дюрапьо», "Время, зеленое как стекло", «Буллимар» (Бинг). Кроме того, на русский язык был переведен рассказ еще одного молодого норвежского фантаста Одда Сулюмсмуна «Автомобиль». Хорошо известен в Скандинавии и датчанин Нильс Нильсен, которого часто называют "фантастом Севера № 1". В "Антологии скандинавской фантастики" были напечатаны его новеллы "Запретные сказки", "Играйте с нами", "Никудышный музыкант" и "Продается планета". Они наполнены искренней теплотой, тонким юмором и неутолимым любопытством, которые были так характерны для великого датского сказочника Ганса Христиана Андерсена. Новеллы Нильсена наполнены воздухом Дании, ее туманным ландшафтом, ее жизнелюбием, традиционной терпимостью и гуманизмом.

Научно-фантастическая литература Скандинавии стала заметным явлением в общественной жизни только в шестидесятых – семидесятых годах нашего века, Столь же недавно утвердилась фантастика и в ФРГ. Но в отличие от Скандинавских стран, где писателей прежде всего волнуют социальные, общечеловеческие проблемы будущего, немецкие фантасты увлечены чудесами техники, поразительным воздействием на общественную структуру промышленно развитых стран достижений кибернетики и электроники, космонавтики и автоматики. Об этом пишет в своем романе «Мозг-гигант» Генрих Гаузер, в недалеком прошлом бывший редактором гамбургского «Штерна», Курт Зандер ("Сигнал из космоса") и Ганс Киенфель ("Нас звали звезды", "Дальше, чем ты думаешь"). Жанр антиутопии развивает Герберт Франке. Его романы "Сетка мыслей" и "Стеклянная западня" предупреждают об угрозе возрождения фашизма на новом, электронно-космическом уровне.

И хотя у немецкой научной фантастики насчитывается немало предшественников, среди которых современник Жюля Верна Курд Лассвиц (романы "На двух планетах", "В тумане тысячелетий") и Бернгард Келлерман ("Туннель"), Ганс Доминик ("Власть трех", «Атлантида», "Лучи жизни", "Наследство Уранды") и австрийский утопист Теодор Герцка ("Фрейланд"), она представляет собой совершенно новое явление, целиком и полностью порожденное научно-техническим прогрессом последних лет. К этому следует добавить, что научная фантастика ФРГ целиком стоит на антифашистских, антиимпериалистических позициях.

Фантастика повсеместно сопровождает глобальную научно-техническую революцию.

В Испании, где франкистский режим все еще пытается погрузить страну во мрак средневековья, фантастика обрела характерные черты антифашизма ("Иные дети" Анны Марии Матуте) и сочного народного юмора ("История людей" Антонио Минготе).

В развивающихся странах Латинской Америки она выражает насущные стремления народа к социальному равенству, политической и экономической независимости.

Особую роль играет научная фантастика в культуре социалистических стран. Она развивается и в странах с давними литературными традициями, и в странах, где фантастики до войны совсем не было. Наибольшего развития она достигла в Польше и Венгрии.

В Польше фантастика сформировалась под влиянием таких писателей, как Маевский, Жулавский, Прус и отчасти Джозеф Конрад, писавший на английском языке Так, Лем в своем предисловии к русскому переводу "На серебряной планете" Жулавского писал: "Эта лунная история долгие годы горела в моей душе, словно ожог".

Сейчас в области фантастики активно работают такие известные писатели, как Чеслав Хрущевский, Кшиштоф Борунь, Януш Белецкий, Анджей Чеховский, Ежи Щрдыковский, Витольд Зегальский, Стефан Вайнфельд, Януш Зайдель, Конрад Фиалковский и, конечно, всемирно известный Станислав Лем.

Об этом замечательном художнике и мыслителе наверняка будут написаны многие книги. Философ и врач, знаток физики, кибернетики, биологии, социологии, искусствоведения, автор повестей, романов, радиопьес, философских трудов и юморесок, этот человек каждый раз удивляет нас новой неожиданной стороной своего многообразного таланта.

О романах Лема «Эдем», "Возвращение со звезд", «Солярис» и «Непобедимый» много спорили и много писали. Его книжка "Формула Лимфатера" вышла в издательстве «Знание» невиданным тиражом – и быстро исчезла с прилавков книжных магазинов. Пожалуй, именно новеллы в "Формуле Лимфатера" и «Солярис» – самое замечательное из всего, что написал Лем.

В предисловии к русскому переводу «Соляриса» Лем писал: "Думаю, что дорога к звездам и их обитателям будет не только долгой и трудной, но и наполненной многочисленными явлениями, которые не имеют никакой аналогии в нашей земной действительности. Космос – это не "увеличенная до размеров Галактики Земля". Это новое качество. Установление взаимопонимания предполагает существование сходства. А если этого сходства не будет? Обычно считается, что разница между земной и неземными цивилизациями должна быть только количественной (те опередили нас в науке, технике и т. п., либо, наоборот, мы их опередили). Но если та цивилизация шла дорогой, отличной от нашей?

Впрочем, я хотел эту проблему трактовать еще шире. Это значит, что для меня важно было не столько показать какую-то конкретную цивилизацию, сколько показать Неизвестное, как определенное материальное явление, до такой степени организованное и таким способом проявляющееся, чтобы люди поняли, что перед ними нечто большее, чем неизвестная форма материи. Что они стоят перед чем-то, с некоторых точек зрения напоминающим явления биологического, а может быть, даже психического типа, но совершенно непохожим на наши ожидания, предположения, надежды…

"Солярис" должен был быть (я воспользуюсь терминологией точных наук) моделью встречи человечества на его дороге к звездам с явлением неизвестным и непонятным. Я хотел сказать этой повестью, что в космосе нас наверняка подстерегают неожиданности, что невозможно всего предвидеть и запланировать заранее, что этого "звездного пирога" нельзя попробовать иначе, чем откусив от него. И совершенно не известно, что из всего этого получится".

Конечно, все это имел в виду Лем, работая над «Солярисом». Это давнее и глубокое убеждение его, с которым трудно не согласиться. Еще в раннем рассказе Лема «Вторжение» символически выражена эта декларативная идея. Но что вмещает в себя небольшой рассказ, может оказаться тесным для романа. «Солярис» оказался гораздо шире того, о чем писал в предисловии его автор.

Океан, непознаваемый, загадочный, символический океан Соляриса, с одной стороны, оказался для героев тем самым «пирогом», о котором говорил Лем. Но есть и другая сторона – реакция самих героев на «пирог», обратная связь людей с Непонятным. Вот это действительно достойный объект для писателя, блистательный полигон для исследования человеческой души. Нет нужды пересказывать содержание романа. Все, кто любит фантастику, прекрасно помнят, чем ответил океан на жесткое облучение и как реагировали люди на этот неожиданный ответ.

И едва ли можно однозначно охарактеризовать нарисованную Лемом ситуацию. Может быть, именно поэтому он не уделил ей места в предисловии, а не исключена что эта многозначная и странная, пугающая ситуация и есть художественное выражение всего того сложного комплекса, который способна породить в человеке встреча с Непонятным. И вновь приходится задавать вопрос, аналогичный тому, который задал Кобо Абэ в "Четвертом ледниковом периоде": "Готово ли человечество к встрече с таким "Неизвестным?" Мне кажется, что именно в этом основной смысл романа.

За короткий срок Лем успел создать целую библиотеку. Здесь фантастические романы и повести «Астронавты», "Магелланово облако", «Солярис», "Непобедимый", "Возвращение со звезд", «Эдем», "Дневник, найденным в ванне", циклы рассказов, "Звездные дневники Пиона Тихого", "Воспоминания Ийона Тихого", «Сезам», "Голос неба", "Вторжение с Альдебарана", «Охота», "Книга роботов", остроумные телевизионные пьесы; публицистический сборник "Выход на орбиту"; интересные философские работы "Литература и кибернетика", «Диалоги» "Summa technologiae", роман "Непотерянное время" о трагических событиях в оккупированной нацистами Польше.

В «Астронавтах» Лем показал на примере испепеленной атомным пламенем Венеры катастрофические опасности гонки вооружений, в "Магеллановом облаке" описал величественные картины далекого коммунистического общества, объединившего обитаемые миры Галактики. "Возвращение со звезд" – роман-предупреждение о неожиданных последствиях вмешательства в человеческую природу, причем вмешательства, сделанного с самыми гуманными побуждениями.

"В конечном счете я пишу для современников о современных проблемах, только надеваю на них галактические одежды", – сказал однажды Станислав Лем.

Эти слова можно отнести и к творчеству другого польского писателя – Кшиштофа Боруня, который, как и Лем, участвовал в Сопротивлении (Борунь в числе других повстанцев-варшавян штурмовал в августе 1944 года главную квартиру СС). Он тоже хорошо известен советскому читателю. Журнал "Иностранная литература" напечатал его повесть «Антимир», близкую по проблематике к «Непобедимому». В издательстве «Мир» вышел сборник Боруня "Грань бессмертия", а в антологию, выпущенную "Молодой гвардией", вошла повесть "Восьмой круг ада".

Повесть Боруня "Восьмой круг ада" следует отнести к категории философской фантастики. Переместив инквизитора Модестуса Мюнха из средневековья в коммунистическое общество, писатель меньше всего заботится о хитроумных поворотах сюжета, о внешней занимательности. Он нарочито отвергает путь научного детектива, ставя читателя перед свершившимся фактом на первых же страницах. Этим он как будто предупреждает, что разговор пойдет об очень серьезных проблемах человеческой морали. Это вечные темы: добро и зло, борьба идеологий, схватка прошлого с настоящим. И вечно будут черпать в них вдохновение художники. Боруню удалось раскрыть эту тему по-своему, умно, тактично, убедительно. Он показал нам интереснейший процесс духовной эволюции средневекового изувера, попавшего в общество, где восторжествовали самые высокие проявления человеческих отношений. Эволюция Мюнха заставляет о многом задуматься. Человек связан с обществом сложной системой обратных связей. Некоторые из этих связей и сумел вскрыть Борунь, воспользовавшийся в своей интересной повести традиционным приемом фантастики.

Кстати, повесть эта по колориту несколько напоминает рассказ чехословацкого фантаста Вацлава Кайдоша «Опыт». Кайдош переносит нас в мрачную лабораторию доктора Фауста. Но знакомые всем события средневековой легенды окрашиваются холодным светом космической техники. Этот свет не терпит теней и полутонов. Вот почему и сам доктор Фауст предстает перед нами совсем иным, не похожим на того мужественного, сурового гения, каким он запечатлен в нашем воображении.

Вообще идея вмешательства космических пришельцев или людей из будущего в легендарные, сказочные события часто бралась на вооружение многими фантастами. Айзек Азимов как-то заметил, что любой миф можно превратить в фантастический рассказ, заменив вмешательство богов вмешательством науки. В этом отношении рассказ Кайдоша не является исключением из общего правила. Но он интересен для нас именно трактовкой Фауста. Глубоко символично, что независимый партнер Мефистофеля, человек, повелевавший незримым миром духов в столкновении с моралью общества, которое стоит неизмеримо выше существующего, выглядит слабым и жалким. Это сближает «Опыт» с повестью Боруня. И не случайно, что именно польский и чехословацкий писатели сумели, каждый по-своему, показать могучую силу высокой человеческой морали.

Фантастика Чехословакии, в частности, взросла на творчестве Чапека – одного из величайших мастеров этого все еще неисчерпанного и многообещающего вида литературы. Фан статические произведения Чапека «RUR», "Фабрика Абсолюта", «Кракатит», "Средство Макропулоса", "Белая болезнь" и замечательная антифашистская антиутопия "Война с саламандрами" и по сей день остаются непревзойденными образцами большой гуманистической литературы, а его философский, новаторский роман «Метеор» продолжает поражать исследователей исключительной глубиной идеи и оригинальностью формы.

Традиции Чапека продолжают такие писатели, как Йозеф Несвадьба, Иван Фоустка, Владимир Бабула, Ян Вайсс, Иржи Барбенц, Зденек Веселы, Йозеф Талло, Душан Кужел и ряд других интересных авторов.

Все больше приверженцев завоевывает себе фантастика и в других социалистических странах.

Подлинный расцвет научной фантастики наблюдается в сегодняшней Венгрии. Показательно, что именно Будапешт сделался в 1971 году столицей первого Международного форума фантастов социалистических стран. Ведущие будапештские издательства широко раскрыли свои двери перед литературой, которую известный писатель и публицист Петер Куцка (он является редактором ежемесячного научно-фантастического бюллетеня) образно назвал "музой научно-технической революции".

"Отцом" венгерской фантастики по праву считают Фридьеша Каринти. Легенды и анекдоты об этом замечательном острослове до сего дня можно услышать в кабачках Буды и Пешта. Любимыми книгами юного Каринти были романы Жюля Верна и "Трагедия человека" Мадача. Глубокий интерес к чисто человеческим аспектам научно-технического прогресса замечательный венгерский фантаст и сатирик сохранил до конца своих дней. Еще гимназистом он написал роман "Путешествие на Меркурий", в предисловии к которому сформулировал свое кредо: "Я не стремлюсь показать, как долететь до Меркурия, я просто показываю, что в мыслях это вполне возможно. Мысль – лучший воздушный корабль, за несколько мгновений мы можем очутиться там, где захотим, и в сотнях вариантов представить свое путешествие".

Чудесный корабль Каринти понес его не только на Меркурий, но и в "Свадебное путешествие через центр Земли" и "Путешествие в Фа-ре-ми-до", седую древность ("Сын своего века") и далекое будущее ("Экзамен по истории"), на Марс ("Легенда о поэте") и, уже в образе марсианина, вновь на грешную землю ("Письмо в космос"). И все это написано в двадцатых годах нашего века!

Каринти был современником Уэллса и Кафки, Чапека и Ионеско. Он зорко провидел и величайшие победы человеческого разума, и то безмерное падение, которое уготовил этому разуму фашизм. Подобно Кафке он обостренно ощущал мертвое отчуждение, которое породил капитализм, подобно Уэллсу он предчувствовал творческое «безумие» радикальных научных идей нашего века. И вывод, к которому он пришел, был беспощаден и точен, как это свойственно подлинному знанию, как это характерно для настоящего искусства: "Капитализм волей-неволей становится на пути технической революции, ибо она неминуемо ведет к упразднению частной собственности, которую, кстати, мне вовсе не жаль". Последняя повесть Каринти называлась "Путешествие вокруг собственного черепа". В Будапеште я видел снятый по ее мотивам цветной фильм. Он вновь поразил меня странным пророческим синтезом, который так характерен для Каринти. Венгерский мастер не только предвосхитил многое из последних открытий в области нейрохирургии мозга, но и облек их именно в ту изощренную, неуловимо ускользающую форму, которая так пленила наших современников в фильме Феллини "Восемь с половиной".

"Страдания недостойны настоящего человека, – отметил в своей записной книжке Каринти перед смертью, – они туманят мозг и застилают пеленой глаза, а человек Должен смотреть на мир свободно…".

Романы Каринтн оказали большое влияние на все последующее развитие венгерской литературы. Его урокам следовал, в частности, Гурант Хегедюш – автор утопии "Когда война умрет" и современные венгерские фантасты Ференц Кашшаи (фантастическая хроника "Телечеловек"), Йожеф Черна ("Драма на Луне"), Иво Сцентивани ("Встреча в каменном веке").

Болгарская научная фантастика сравнительно молода. Она уходит своими корнями в тридцатые – сороковые годы. У ее истоков стояли такие известные романисты, как Димитр Георгиев, Здравко Сребров, Елин-Пелин, мастер фантастической новеллы Светослав Минков. Советский читатель хорошо знаком с творчеством болгарских фантастов. На русский язык был переведен "Роман одного открытия" Среброва, повесть Райкова и Данилова "Планета под замком", рассказы Димитра Пеева, Павла Важинова, Светослава Славчева, Антона Донева, Васила Райкова, Недялки Минковой, Ивана Вылчева, Стоила Стоилова, Эмила Зидарова, Цончо Родева, Светозара Злотарова и других.

Фантасты ГДР разрабатывают главным образом космическую тематику. Так, например, Карлос Раш рисует широкие полотна освоения околоземного пространства ("Охотники за астероидами"), обращается к извечной теме космических пришельцев, посетивших в библейские времена Землю ("Голубая планета"). Ему вторят Эберхардт дель Антонио и Гюнтер Крупкат ("Когда боги умерли"). Жанру космических приключений посвятила свое творчество Лотар Вейзе ("Тайна Трансплутона" и "Комбинат Марс гиббереллин"), Рихард Гросс ("Человек из другого тысячелетия"), Гейнц Фивег ("Солнце доктора Бракка").

В середине шестидесятых годов заявила о себе и фантастика народной Кубы. Ведущий кубинский фантаст Рохелио Лёпис (он известен у нас по рассказу "Сказочник") составил первую "Антологию кубинской фантастики". Рассказы и повести кубинских писателей-фантастов часто появляются на страницах центральных газет, печатаются в журналах, студенческих сборниках. Тематика их довольно разнообразна. Здесь и космические приключения, и «электронная» сказка о роботах, биологические парадоксы и рассказы о времени и пространстве.

Советский читатель знаком с творчеством румынских фантастов по сборнику "Белая пушинка", в котором были представлены рассказы таких известных писателей, как Миху Драгомир и Камил Бачу, Раду Нор и Ион Хобана, написавший, кстати, интересную книгу о научно-фантастическом кинематографе. И это далеко не полный список. К нему можно добавить и Адриана Рогаза, и Иона Мынзату, Владимира Колина и еще многих других мастеров румынской научной фантастики.

Фантастика братских стран в основном сформировалась под влиянием двух революций: социалистической и научно-технической. Она дитя неразделимых в своем диалектическом единстве величественных процессов истории. Ей свойственны видение будущего сквозь сложную многогранную призму современности и высокое чувство пролетарского интернационализма. Эти отличительные особенности одинаково характерны и для писателей, представляющих литературы с давними научно-фантастическими традициями (СССР, Чехословакия, Польша) и молодую научную фантастику (Куба, Румыния). Именно эти общие черты фантастики стран социализма сближают между собой столь разные произведения, как, например, "Любовь в 41012 году" Серджиу Фэркэшана и "Величественная ладья" Виктора Кернбаха. Фэркэшан пишет о далеком галактическом будущем, а Кернбах – о библейском прошлом. Но оба румынских писателя равно имеют в виду сегодняшний день своей страны, реальные проблемы, стоящие перед современным миром.

Узор калейдоскопа возникает случайно.

Разноцветные стекла современности порой складываются в черный крест расизма или грибообразное облако атомного взрыва. Закон возникновения того или иного рисунка бесконечно сложен, причины таинственны, следствия трагичны. Не раз и не два из темной глубины стекла на нас взглянут ужас, отчаяние и бессилие человека современного мира. Об этом пишут итальянцы и японцы, французы и скандинавы.

Совсем другой свет, свет мудрой веры в человека и его силы, льется со страниц произведений писателей социалистических стран. Здесь, пожалуй, теряет смысл аналогия с калейдоскопом. Случайность уступает место необходимости, произвол сменяется целенаправленными усилиями доброй воли, растерянность отступает перед уверенностью. Мысль и воля людей творят будущее.