Текст книги "Это всё Она (СИ)"

Автор книги: Эппле Гриин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Это называется…

Мы встречаемся не так часто – может, от силы пару раз в день. В лифте. Откуда вместе выходим на перекур. Молча. И это вполне естественно, что мы молчим при каждой встрече…

Мы не знакомы.

Понятия не имею, кто этот мужчина, как его зовут, но знаю, где он работает. На седьмом этаже, в какой-то там «Что-то там. com» компании, обеспечивающей интернетом и IT-поддержкой весь этот кишащий, как муравейник, офисным планктоном бизнес-центр. Я к ним заходила в гости – подписать договора на обслуживание и забрать ворох счетов.

Тогда и его заметила. А он меня. Наверное. Может, и нет. Но это же мой взгляд на реальность, а значит – заметил. Хотя зачем – не знаю. Я не планирую адюльтера и случайных романов. О боже, да у меня такого в мыслях никогда не было. Но так бывает… Есть люди, которые просто нравятся. Ты ничего о них не знаешь, ну вот вообще ничего, но они тебе нравятся.

Как же это можно назвать?

У него абсолютно седые волосы – серебристые, коротко остриженные, но он не старый – сорока нет точно. По лицу видно. Не красавчик. Знаете, это не такой подтянутый зрелый мачо в белой рубашке, при галстуке и хорошем костюме.

Хотя здесь есть и такой персонаж. На втором этаже работает, в отделе аренды. Типичный герой рассказиков про офисные романы. Начальник, строгий взгляд из-под сведенных бровей, убойно красивый брюнет: контрастный, холеный, харизматичный. Этакий голливудский актер. Мечта всех секретарш и секретарей – смотря что вы предпочитаете: слэш или гет.

Он всегда потешно хмурится, когда просматривает бумаги. И улыбается одними уголками губ, когда считает, что пошутил. Я про себя злорадно хихикаю, представляя его в антураже слэшного рассказа. Вот, к примеру, парень, сидящий напротив него – тихий и скромный, тихо и скромно разговаривающий… Хехе, идеальная пара. Этому голливудскому красавчику. Господи, ну что творится в моей голове? И вообще… К черту отдел аренды – я не про это.

Так вот, у моего героя…

Хм, а когда он уже успел стать героем? Признаюсь честно, я долго примеривала на него всякие занятные маски – ничего не подошло. Он так и остался для меня просто мужчиной в лифте. С которым я пересекаюсь пару раз в день.

У него серые глаза, светлые ресницы, светлые брови, вечно поджатые губы. Будто он на что-то немного обижен. Или чем-то слегка недоволен. Очень мило смотрится.

Он стеснительный: я-то прямая как стрела – стою напротив и беззастенчиво разглядываю его, потому что занятный, а он… смущается. Знаете, этот взгляд, да, когда человек смущается? Он сразу отводит глаза, начинает разглядывать пол, пялиться на стены, а лифт едет долго, часто останавливается – крупный бизнес-центр всё-таки, поэтому пока мы доедем до первого этажа… В общем, он уже выходит на улицу с легким румянцем на щеках.

Нет, я его не провоцирую… Может, чуть-чуть, капельку. Потому что весело наблюдать за взрослым мужиком, который умеет смущаться. Это чертовски мило. Правда-правда.

Он женат – на безымянном пальце правой руки поблескивает кольцо, и, мне кажется, удачно женат. Выглядит одомашненным и ухоженным. Носит теплые свитера крупной вязки, обычные джинсы, заправленные в высокие, громоздкие темно-коричневые ботинки, зашнурованные лишь наполовину, и балахонистое пальто на смешных пуговичках – петелька и треугольная пуговичка. Но сегодня он в короткой кожаной куртке-авиаторе. Ему идет.

Думаю, он в душе по-прежнему чувствует себя лет на двадцать, слушает какой-нибудь хулиганистый рок и любит активный отдых в компании близких друзей. Хотя не настаиваю – всего лишь фантазирую.

Он похож в этих своих уютных свитерах на плюшевого медведя – теплый и большой. Метр девяносто точно есть. Спортом не занимается – видно, но не дряблый, пуза нет и задница вполне ничего себе. Да, я и там всё оценила. А кто мне запретит? Он-то заглядывается на мои ноги, когда думает, что я не вижу… А я вижу! Ха! И оцениваю его задницу украдкой. Всё по-честному.

Он курит медленно, вдумчиво выпуская облачка дыма и глядя на шумный проспект. В меланхоличном одиночестве.

Я обычно курю в чьей-нибудь компании – коллективный разум в действии: толпой в туалет, толпой за кофе, толпой на перекур. И слушаю чужую болтовню. И исподтишка продолжаю наблюдать за «плюшевым мишкой».

В нем есть одновременно и мужское, настоящее, и тут же – нечто мальчишеское, наивное. Надеюсь, у него действительно классная жена – он выглядит подкаблучником. И человеком, не способным на подлость. А еще, мне думается, он интересный собеседник. Правда, этого, как и всего остального, я никогда не узнаю. Почему?

У нас нет причин для знакомства. И не появится. На самом деле мне достаточно смотреть. Это ни к чему не обязывает.

Иногда он бросает быстрые взгляды в мою сторону – молния из-под опущенных ресниц, но мурашек по телу нет, не-а. Скорее, тянет улыбнуться в ответ. Наверняка я его уже раздражаю своим бесцеремонным разглядыванием. Хотя… может и нет, может, ему это льстит. Согласитесь, иногда хочется, чтобы на тебя посмотрел с интересом не только твой благоверный… Или благоверная.

Интерес не трудно угадать. На уровне интуиции. Причем интерес такого плана… Хм, как бы объяснить: когда ты точно знаешь, что между вами ничего не будет, но в какой-нибудь параллельной вселенной… Возможно, тоже ничего не было бы. Но, тем не менее, есть мужчина, есть женщина и множество воображаемых вариантов развития событий. Которым никогда не суждено сбыться. Ибо… Ибо дальше чем на «посмотреть» я никогда не думаю.

Как же это правильно назвать?

И снова лифт. И снова улица. И снова я думаю о том, как быстро заканчивается сигарета. Не знаю, о чем думает он. Короткие встречи, мимолетные взгляды. Вот и весь роман.

У него из заднего кармана джинсов торчит тысячная купюра и вот-вот выскользнет и достанется какому-нибудь счастливчику. Мне бы этого не хотелось. Досадная мелочь, способная подпортить настроение.

А как обратиться? Окликнуть: «Эй, мужчина!»

У нас нет ни одного вежливого обращения к незнакомым людям. Сударь? Ахах… Господин? Ну-ну. Мистер? Не в этой стране. Вот и остается безлико-хамское: «Эй, мужчина!» Нет, только не это.

Догоняю молчаливого приятеля по перекурам и увеселительным прогулкам в лифте и осторожно дотрагиваюсь до его плеча с деликатным: «Извините».

Он оборачивается, на секунду замирает, и его брови удивленно ползут вверх. Нежданчик, согласна. Не по сценарию.

– Да? – наконец слышу его голос. Не бархатный, без приятной хрипотцы и особенных модуляций. Обычный мужской голос.

– У вас там сейчас денежка выпадет, – предупреждаю, индифферентно разглядывая воротник его куртки. В глаза – неловко, что ли.

– Хм, – он хлопает себя по карманам. – Простите? – не понимает.

– Эмм… – черт, как бы не захохотать в голос. – Джинсы. Там, – и киваю на его ботинки. Ну, а куда еще?

– Да? – он так засмущался, что окончательно растерялся. – Я не…

– Задний карман, Кэп. Деньги. Сейчас выпадут, – и широко улыбаюсь. Ну вот, сдала себя с потрохами. Практически каминг-аут.

Он спохватывается, бессознательно ощупывает себя в указанном месте – на лице просветление. Перекладывает несколько купюр в потайной карман куртки. И тут еще больше смущается – на щеках обозначается румянец. Тихо:

– Кэп?

– Ага, Кэп Очевидность, – салютую и многозначительно смотрю на свои ноги. За секунду до этого он снова как бы невзначай мазнул по ним глазами.

И тут до него доходит… Он смеется. На щеках обозначаются ямочки. Его жене повезло.

И я знаю, как это называется. Симпатия. Мы могли бы стать друзьями. Тоже в какой-нибудь другой жизни.

– Опять пристаешь к чужим мужикам? – пробирающий до мурашек шепот на ухо. Поцелуй в щеку, дыхание в шею. Родное, но до сих пор волнующее.

– Ага, – киваю. – Меня же нельзя оставлять одну, без присмотра. Сразу пристаю к чужим мужикам.

– Негодяйка, – рука по-хозяйски ложится на талию, и вот я уже прижата к теплому боку. – Какие планы?

– Я уже всё, – пожимаю плечами.

– Отлично, – и еще один поцелуй в щеку. – В магазин зайдем? Принцесса просила купить ей какой-то новый «киндер сюрприз».

– Оу, ну это важно, – соглашаюсь. – Что на ужин хочешь?

– Да по фигу… Кстати, у нас страховка на машину заканчивается.

– Бли-ин… Плюс масло поменять. Опять столько денег. Твоя мама звонила?

– Нет, а должна была?

Мы не спеша идем в сторону супермаркета, держимся за руки и говорим о чем-то очень незначительном для посторонних, но очень важном для нас.

И я точно знаю, как ЭТО называется…

Любовь.

Just wanna be a woman

Так устала…

Так устала играть заученную роль. Сто раз уже отработанную, вымученную, каждым словом выверенную. Правда только в том, что искренности там ноль. Меня там нет. А где я?

Да черт его знает.

Ах, эти чудные пробки. Впереди ряд машин, позади – не меньше. Вереница страждущих, желающих попасть из точки А в точку Б. Застрявших в пути, на промежутке между вчера и завтра, объединенных узостью дороги, не позволяющей проскочить, проехать, пролететь. Мы вынуждены мигать фарами, пялиться на стопари впереди стоящей тачки, злиться, поглядывая на часы… И стоять.

А у меня глаза болят. От мрачного низкого неба, ненатурального света слишком ярких, режущих сетчатку глаза фонарей, от встречных фар… Я прищуриваюсь, пытаясь не потерять фокус, но он уплывает. Как-то немного страшно, потому что еще идет снег – дворник шуршит, но помогает плохо. И в пробке, в общем-то, нестрашно, а вот потом… На открытой дороге, где повороты… А я почти ничего не вижу – пелена. Мутная. Ужасно болят глаза.

Болит голова. От ненужных, непрошенных мыслей. От них поджимается сердце, тревожно бьется, и хочется просто выйти из машины, хлопнуть дверью и пойти пешком. Через рельсы, в обход всех правил, к реке. Темной, одинокой, неустанно бормочущей таинственную песню вечности. Замереть. И смотреть уставшими, покрасневшими глазами на корабли. И думать… Поможет ли побег?

Но разве от себя убежишь?

Нет. Этот яд – горький, желчный – он в тебе, в крови, в каждой клеточке и даже где-то на уровне ДНК. Но тебе кажется, что от этой отравы можно избавиться. Одним усилием воли.

Ты же сильная девочка, правда? Все так говорят.

Все.

Они ведь тебя знают лучше, чем ты сама себя.

Да и повода сбегать нет. Объективного, того, что сойдет за оправдание. Ведь всегда нужны объяснения: почему? зачем? к кому? куда?

Вот и продолжаешь сидеть в теплой машине, щуриться от ненавистного искусственного света и слушать музыку. Она немного спасает положение. Отвлекает. Наверное.

Тоска. И некому, абсолютно некому рассказать. Каково это – когда тебя нет. Когда себя потеряла и не чувствуешь. Когда растворилась в делах, в чужих эмоциях. В ответственности и обязательствах.

Как-то… Как-то я попробовала поделиться перекипевшим и известью осевшим на сердце с близкой подругой. Не поняла. Удивилась. «С жиру бесишься». А я ей поверила. Так и есть. Не может что-то болеть и ныть под грудиной у человека, у которого есть то, чему другие завидуют.

И вот я уже захлебываюсь виной – за то, что не ценю. Не ценю то, что имею. Бессовестная.

Проступила слеза – защипало левый глаз. Еще минут пять, и у меня начнется истерика. Она уже комком у горла встала, на глотку давит. В висках стучит. Щупальцами позвоночник сжимает.

Тссс. Тихо.

Нельзя.

Нужно просто найти причину, да? Где-то же есть причина тому, что бессонница, вес падает, нервы шалят? Тому, что срываешься по пустякам на близких и волком смотришь на коллег? И вечера пустые и бездумные. Проводимые за общением с людьми, которым ты, по большому счету, безразлична. Ты для них обезличена ником, рисованной картинкой, надежно выстроенной стеной, ограждающей тебя от попыток влезть в душу.

Так надежнее. Потому что каждая попытка открыться ни к чему хорошему не приводит. Потому что для них, таких же обезличенных и далеких, ты – случайный попутчик в поезде. Связи ваши – такие же случайные и очень временные. Можно сыграть в дружбу, можно в любовь, можно в ненависть. Но только сыграть.

И, глупая, совсем не видишь, совсем забыла тех, кому нужна. И хочется вдруг поехать к маме, уткнуться ей в плечо и поплакать. Спросить: почему так? Где искра? Где смысл? Как его вернуть?

Шутишь, смеешься, разводишь бурную деятельность. Чего-то ждешь. Уповаешь на то, что новая работа, новые люди, новые проблемы и заботы отвлекут. Много пишешь. Но недостаточно, чтобы успеть за всеми идеями. А времени снова так мало. И опять что-то не то. Не так.

Не успеваешь за днями. Не спишь ночами. В бегах. И всё на подхвате. На подлете. И болит-болит-болит.

Только в пробке ты остаешься наедине с собой. Вразнобой слушаешь чьи-то мелодии. Выворачивающие наизнанку. И мечтаешь… О чем-то призрачном и нереальном.

О том, как влюблялась. И влюблялись в тебя.

Как парила. Как цвела. Как купалась в эйфории. Камнем падала наземь, рассыпаясь осколками. Умирала – воскресала. И сколько в тех эмоциях было настоящего и живого.

Себе боишься озвучить, но уже знаешь… Этого и не хватает. Этого огня.

Сколь ни была бы широка дорога, в одном конкретном месте всегда окажется чуть больше машин, чем нужно. Снова пробка. Рядком, вереницей, чередой. И кажется, что ты застряла в ней навечно.

Снег идет. Фары слепят. Глаза болят. И тихий сипловатый голос:

– I just wanna be a woman…

Я буду любить тебя больше, чем она

Неужели… Неужели ты не видишь, не понимаешь, не чувствуешь?

Я буду любить тебя мощнее, чище, ярче…

Чем…

Она.

Неужели… Неужели та правда эмоций, что ты отдаешь ей, сравнится с той твоей ложью, в которую верила я?

Тебе не нужно рядом со мной притворяться. Ты можешь быть собой. Но если тебе хочется…

Ты можешь быть каким угодно. Каким тебе нравится.

Я приму. Всё приму.

К чему жертвы с твоей стороны? К чему выбор? Разве он не очевиден?

Вот я сейчас стою перед тобой. Посмотри на меня. Посмотри в мои глаза. Не отворачивайся. Не отступай. Не уходи от темы. Просто ответь.

Чем? Чем она может быть лучше меня?

Я не ревную. Не требую. Ничего не прошу.

Смеюсь, если тебе этого хочется. Слушаю, если ты говоришь. Переживаю, если ты в этом нуждаешься. Молчу, если ты не в настроении. Исчезаю, если тебе нужно побыть одному.

Я как река… Обтекаю твои берега, нежно лаская волнами.

Я как луна… Сумрачным таинственным светом скольжу по твоему лицу.

Я как ветер… Летним порывом взъерошу твои волосы.

– Кто ты? Я не знаю тебя. Я не ощущаю тебя. Кто ты?

Ты думаешь, что любишь ее.

Но это не любовь. Это навязанное рабство, надуманная зависимость, изматывающая ловушка взаимного непонимания. Она хочет тебя присвоить себе. Это нечестно. У нее нет прав. Ты не должен принадлежать только ей. Ты вообще не должен принадлежать ей.

Ведь есть я…

Я не устраиваю скандалов, не ищу встреч с тобой, не напрашиваюсь на комплименты, не жду подарков, не требую признаний.

Но я рядом. Если ты позовешь.

Разве я не идеальна?

– Где ты? На крыше небоскреба или в забегаловке через дорогу… Где ты?

Тенью, призраком, невидимкой я стою за твоей спиной. Смутным отражением, расплывчатым видением мелькаю в зеркале. Обернись. Приглядись.

Это я… Я каждую ночь сижу у изголовья и невесомо касаюсь твоей небритой щеки. Дотрагиваюсь неслышно до твоих губ. Пробегаюсь пальцами по пульсирующей венке на твоей шее. Нажимаю на нее…

Это я.

Молюсь – тихо и беззвучно: «Выбери меня! Или я выберу тебя сама».

– Как тебя зовут? Юлия, Марина, Светлана, Наталья… Как тебя зовут?

У меня нет имени. Имя – это уже личность. А меня нет без тебя.

Я могу быть Юлией, Мариной, Светланой или Натальей… А может быть, Жанной или Вероникой.

Я могу быть кем угодно. Лишь бы это имя будоражило твой слух, оставляя сладкое послевкусие на губах. Лишь бы это имя заставляло тебя замирать в ожидании встречи. Лишь бы это имя звучало в твоей голове на грани яви и сна.

Лишь бы это имя носила та, которую ты любишь.

Лишь бы ею была… я.

– Ты одержима.

Я влюблена.

– Что мне с этим делать?

Просто живи.

– Оставь меня в покое.

Не могу.

– Мне нечем дышать.

Это так.

– Хррр… Отпусти… Отпусти! Ты же задушишь меня!

Да.

Я обещала, что вернусь за тобой. Даже с того света.

Чтобы сделать тебя счастливым.

Ты счастлив?

Неужели… Неужели ты не видишь, не понимаешь, не чувствуешь?

Я буду любить тебя мощнее, чище, ярче…

Чем…

Она.

Безответное

На краю обрыва. Одна. Ненадолго. Может, минут на пять. Не суть. Мне и этого хватит.

Иногда жалкие, секундами убегающие в прошлое, мгновения бесценны и значимы, словно маленькую жизнь прожила. Они глубоки мыслями, сложны эмоциями, прочувствованы душой, важны принятыми решениями и остаются в памяти навсегда. Единой картинкой, в которой нет лишних нюансов.

Ветер в лицо – злой, порывистый, наотмашь бьющий по щекам. Перед глазами – море, штормовое: ревниво-беспокойное, истерично-пенистое, дерущееся волнами… Подступившее вплотную к берегу и упрямо продолжающее свой вечный бой с сушей – отъедая по кусочку, отбирая по сантиметру, неумолимо присваивая себе свое. Тревожное бормотание постанывающих от напора стихии сосен. Коричневые, пожухлые листья под ногами, накрывающие гнилым одеялом песок.

И вроде душа должна рваться на части, созвучно разгулявшейся непогоде. Нестись за хмурый горизонт. В поисках солнца. В поисках мира и покоя. В поисках ответов на вопрос: «Почему?» Ведь только недавно было так больно, что не вздохнуть, не выдохнуть…

Но ничего этого нет. Мир и покой уже в душе – шторм лишь на контрасте оттеняет странную умиротворенность. И все «почему?» вселенной больше не волнуют.

Легко. Прикрываю глаза и раскидываю руки в стороны. В наушниках та самая мелодия. Она всегда есть. От которой уносит. И на пиковом моменте глубоким вдохом вбираю в себя разбушевавшуюся стихию. До самых легких вбираю… Неслышным выдохом отпускаю на волю. И всю мою боль вместе с ней.

Подпрыгнуть. Взлететь. Парить. Поддерживаемая ветром. Музыкой. Уверенностью, что могу.

Всё могу.

Если захочу.

А я хочу.

И буду. Шагать смело, с сорванными с души замками, теряя, оставляя кому-то… кому-то дорогому и, как показалось, незаменимому, весомые части себя.

Не надо догонять, не надо возвращать – оставь себе. Со мной отданное уже не срастется. Себя прежнюю не верну. И не надо. Иногда просто получается пережить свою личную драму и снова… снова повзрослеть на целую жизнь.

Я, может быть, была слепа, смешна и нелепа в своих заблуждениях. Я, может быть, была доверчива, открыта и наивна в своих рассуждениях. Я, может быть, была романтична, простодушна и глупа в своей любви. Но это была я.

И сейчас я.

Немного цинична, немного скептична, немного саркастична. Почти научившаяся трезво мыслить, усмирять эмоции, контролировать внезапные всплески чувств. Четко знающая, где причина, а где следствие. Почти не сомневающаяся в следующем повороте. И принятом решении.

Но всё еще живущая надеждой, что израненная чужими признания, истерзанная чужой ложью, измученная чужим любопытством я та – наивная и романтичная – по-прежнему есть. И знаю не все ответы на все «почему?»

Потому что они в какой-то момент просто становятся не нужны.

Живешь строками. Еще недавно каждая из них имела значение, за каждой тенью стояла я – мои чувства: эйфория или боль. Там прятались слезы или смех. А сейчас… Просто строки. Те же самые. Но там уже нет меня. Почему?

Пишешь словами. Еще недавно каждое из них было на вес золота, каждое отрывалось от сердца с кровью и вручалось с надеждой на взаимную откровенность. В каждом – множество смыслов, как в шкатулке с потайным дном. И отзвуков больше, чем звезд на небе. А сейчас… Просто слова. Те же самые. Но цена им – грош. Нет… И того меньше. Почему?

Думаешь образами. Еще недавно каждый из них играл солнечными красками, мазками запечатлеваясь в немного смазанной, но понятной картинке дня, был насыщен, как творения импрессионистов, и звучен, как стихи Маяковского. А сейчас… потускнели до сепии, покрылись слоем пыли и рассыпались в прах. И сожаления – ноль. Почему?

Почему… на раньше столь необходимое «Привет» хочется промолчать, на долгожданный взгляд – отвернуться?

Не знаю. Лукавлю, конечно. Но взвешенная красота момента диктует.

Пусть будет так: просто вдруг в какой-то момент хватает решимости отпустить. Рискнуть и продолжить путь параллельными непересекающимися прямыми. Заболеть, умереть, но выжить. Возродиться. И запомнить. Что это тоже был опыт. Нужен он или нет – только мое знание.

Остываешь, отгораешь, откидываешь за ненадобностью розовые очки. Смотришь уже как будто отстраненно. И хочется уйти. Дальше. За горизонт.

И иду.

На краю обрыва. Пять минут. Моих персональных пять минут.