Текст книги "Дом шелка. Мориарти"

Автор книги: Энтони Горовиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Глава 9
Предупреждение

– Ничего не поделаешь, – сказал Холмс и с легким раздражением вздохнул. – Придется побеспокоить Майкрофта.

Впервые я встретился с Майкрофтом Холмсом, когда он обратился за помощью по просьбе своего соседа, переводчика с греческого, которого шантажировали какие-то два злодея. До тех пор я не имел ни малейшего понятия о том, что у Холмса есть брат на семь лет его старше. Как-то в моем сознании Шерлок Холмс не был связан никакими семейными узами. Может показаться странным, что человек, которого я вполне обоснованно считаю своим ближайшим другом и в чьем обществе я провел много сотен часов, никогда не рассказывал мне о своем детстве, о родителях, о месте, где он родился, вообще о чем-нибудь, имевшем отношение к его жизни до Бейкер-стрит. Разумеется, такова была его природа. Он никогда не отмечал свой день рождения, и эта дата мне стала известна только из некролога. Как-то он обмолвился, что его предки были поместными сквайрами, а один из его родственников был известным художником, но в общем он предпочитал делать вид, что никакой семьи у него не существовало и столь одаренный человек, как он, явился в наш бренный мир без постороннего вмешательства.

Когда я впервые услышал, что у Холмса есть брат, это как-то приблизило великого сыщика к роду человеческому – по крайней мере, до моей личной встречи с этим братом. Майкрофт во многих отношениях был не меньшим оригиналом, чем Холмс: холост, без родственных связей, живет в собственном маленьком мирке. Этот мирок преимущественно ограничивался клубом «Диоген» на Пэлл-Мэлл, там Майкрофта можно было найти ежедневно, с без четверти пять до восьми. Кажется, он и жил где-то неподалеку. «Диоген», как всем прекрасно известно, обслуживал самых нелюдимых и самых «неклубных» мужчин в Лондоне. Друг с другом никто не разговаривал. Можно сказать, разговоры там вообще не приветствовались, за исключением комнаты для посетителей, да и там течение беседы было очень вялым. Помню, как-то прочитал в газете, что местный привратник пожелал члену клуба доброго вечера – и был быстро уволен. Обеденная зала по теплу и живости атмосферы едва ли уступала монастырю траппистов, но еда, по крайней мере, была отменная – шеф-повар клуба был французом с именем. От еды Майкрофт получал явное удовольствие – одного взгляда на его дородную фигуру было достаточно, чтобы в этом убедиться. Так и вижу его втиснутым в кресло, слева на столике – бренди, справа – сигара. Встреча с ним всегда повергала меня в смущение, потому что я узнавал в нем, пусть мимолетно, некоторые черты моего друга: светло-серые глаза, тот же острый взгляд, как-то не вязавшийся с этой живой горой плоти. Тут Майкрофт поворачивал голову, и оказывалось, что перед тобой совершенно чужой человек, весь его облик словно предупреждал тебя: никакого панибратства. Иногда я задумывался: а какими мальчишками эти братья были в детстве? Дрались друг с другом, вместе читали, вместе пинали по двору мяч? Моя фантазия пасовала, потому что тот и другой выросли в таких взрослых, глядя на которых мысль о мальчишестве как-то не приходит в голову.

При первом упоминании Майкрофта Холмс сказал, что тот работает аудитором в нескольких государственных ведомствах. Но это оказалось правдой лишь наполовину: позже я узнал, что брат Холмса был фигурой куда более важной и влиятельной. Я, естественно, говорю о похищении из адмиралтейства чертежей засекреченной подводной лодки Брюса-Партингтона. Вернуть их поручили именно Майкрофту. Тогда Холмс мне и признался, что в правительственных кругах брат котируется очень высоко, он живое хранилище множества тайных фактов и, когда министерствам надо что-то узнать, за консультацией обращаются к нему. По мнению Холмса, избери брат карьеру сыщика, он был бы ему ровней и даже – как ни удивительно мне было слышать это признание – кое в чем бы Холмса переплюнул. Но Майкрофт Холмс страдал одним серьезным недостатком. Нега и лень настолько пропитали все его существо, что раскрыть даже самое простое преступление было выше его сил – он нипочем не сумел бы воспылать к нему интересом. Кстати, он еще жив. Когда я слышал о нем в последний раз, ему даровали титул рыцаря и звание почетного ректора одного известного университета, но с той поры он уже ушел в отставку.

– Он в Лондоне? – спросил я.

– Он редко бывает за его пределами. Я дам ему знать, что мы навестим его в клубе.

По сравнению с другими клубами на Пэлл-Мэлл «Диоген» был размером поменьше и архитектурным обликом напоминал венецианский дворец в готическом стиле – арочные окна с изысканным рисунком, маленькие балюстрады. Как следствие, изнутри дом выглядел довольно мрачно. Парадная дверь вела в атриум, который тянулся вверх по всей длине здания и венчался где-то в вышине куполообразным окном, но архитектор загромоздил это сооружение чрезмерным количеством галерей, колонн и лестниц, в результате лишь немного света пробивалось внутрь. Посетителей допускали только на первый этаж. По правилам клуба два дня в неделю они имели возможность в сопровождении члена клуба подняться в ресторанную залу этажом выше, но за семьдесят лет существования клуба такого не случалось ни разу. Майкрофт принял нас, как обычно, в комнате для посетителей – дубовые полки проседали под тяжестью мудрых томов, отовсюду на тебя смотрели мраморные бюсты, а через эркер открывался вид на Пэлл-Мэлл. Над камином висел портрет королевы, выполненный, как было известно, членом клуба. Королеву оскорбило, что, кроме нее, художник поместил на полотне бродячую собаку и картофелину, хотя лично мне символика обоих этих предметов всегда была непонятна.

– Дорогой Шерлок! – воскликнул Майкрофт, войдя в комнату своей утиной походкой. – Как дела? Вижу, похудел. Рад, что ты снова в своей обычной форме.

– А ты поправился после гриппа.

– Пустячное недомогание. Мне очень понравилась твоя монография о татуировках. Видимо, писал поздними вечерами. Бессонница не мучает?

– Лето было чересчур теплым. Ты не говорил мне, что приобрел попугая.

– Позаимствовал. Доктор Ватсон, рад вас видеть. Вы с женой не виделись уже неделю, но надеюсь, что у нее все хорошо… Ты только что вернулся из Глостершира.

– А ты из Франции.

– Миссис Хадсон была в отъезде?

– На прошлой неделе вернулась. У тебя новая повариха.

– Прежняя ушла.

– Из-за попугая.

– Она из тех, кому ничем не угодишь.

Этот обмен происходил с такой быстротой, что я чувствовал себя зрителем на теннисном матче, когда дергаешь головой то в одну, то в другую сторону. Майкрофт приглашающим жестом указал на диван, а собственную тушу разместил на кушетке.

– Я очень огорчился, когда узнал о смерти того мальчика, Росса, – сказал он, неожиданно посерьезнев. – Я ведь тебя отговаривал пользоваться услугами этих бродяжек, Шерлок. Надеюсь, он пострадал не из-за тебя.

– Говорить с определенностью пока рано. Ты читал, что пишут газеты?

– Разумеется. Расследование поручено Лестрейду. Он неплохой человек. Но что это за история с белой лентой? Она меня чрезвычайно беспокоит. Поскольку мальчика убивали долго и жестоко, мне кажется, что лента – это предупреждение. Основной вопрос, на который ты ищешь ответ: это предупреждение общего характера или оно предназначено лично тебе?

– Семь недель назад мне прислали кусочек белой ленты.

Холмс принес конверт с собой. Сейчас он достал его и передал брату, и тот внимательно его оглядел.

– Конверт мало о чем говорит, – заключил Майкрофт. – В твой почтовый ящик его положили поспешно: видишь, край поцарапан. Твое имя написано правшой, человеком образованным. – Он достал из конверта ленту. – Шелк индийский. Это ты и без меня понял. Он был под воздействием солнечного света – ткань немного ослабла. Длина ровно девять дюймов, это уже интересно. Ленту купили у шляпника, а потом разрезали на две части равной длины – один конец отрезан профессионально, острыми ножницами, а другой на скорую руку, ножом. Больше, пожалуй, мне добавить нечего, Шерлок.

– Я большего и не ждал, братец Майкрофт. Но не скажешь ли ты, что сия лента означает? Доводилось ли тебе слышать об организации, которая называется «Дом шелка»?

Майкрофт покачал головой:

– Никогда не слышал. Звучит как название магазина. Погоди-ка, мне кажется, в Эдинбурге был торговец мужской галантереей с такой фамилией. Может, ленту купили именно там?

– В данных обстоятельствах это маловероятно. Впервые эти слова мы услышали от девочки, которая, скорее всего, всю жизнь прожила в Лондоне. Они наполнили ее таким страхом, что она ударила доктора Ватсона, ранила ножом в грудь.

– Боже правый!

– Я также упомянул это название в разговоре с лордом Рейвеншо…

– Сын бывшего министра иностранных дел?

– Он самый. Он явно встрепенулся, хотя не хотел этого показать.

– Что ж, Шерлок, я наведу для тебя кое-какие справки. Сможешь заглянуть в это же время завтра? А я тем временем ухвачусь за этот след. – Он сгреб белую ленту пухлой рукой.

Но ждать целые сутки нам не пришлось – Майкрофт провел расследование быстрее. На следующее утро часов около десяти мы услышали перестук подъезжающих колес, и Холмс, стоявший у окна, выглянул наружу.

– Это Майкрофт! – вскричал он.

Я подошел к нему и увидел, как брату Холмса помогают выйти из ландо. Было ясно, что это невероятное событие, потому что Майкрофт никогда не навещал нас на Бейкер-стрит, ни раньше, ни потом. Холмс погрузился в молчание, лицо его заметно помрачнело, из чего я заключил: наши дела приняли поистине зловещий оборот – что еще могло стать причиной такого уникального визита? Пришлось подождать, пока Майкрофт поднимется к нам в комнату. Ступени перед входом были узкими и крутыми, вдвойне неудобными для человека его пропорций. Наконец он появился в дверном проеме, быстро огляделся и сел в ближайшее кресло.

– Здесь ты и живешь? – спросил он. Холмс кивнул. – Именно так я себе это и представлял. Даже расположение камина: ты сидишь справа, а твой друг, разумеется, слева. Как странно мы обрастаем привычками и как часто нами руководит окружающее пространство.

– Выпьешь чая?

– Нет, Шерлок. Долго я не пробуду. – Майкрофт достал конверт и протянул его брату. – Этот конверт твой. Я тебе его возвращаю с советом, который ты, как я очень надеюсь, примешь к сведению.

– Прошу тебя, продолжай.

– У меня нет ответа на твой вопрос. Я понятия не имею, что такое «Дом шелка» или как его найти. Говорю тебе со всей искренностью: я предпочел бы, чтобы он находился где-нибудь далеко, тогда, возможно, у тебя было бы больше оснований принять то, что я сейчас скажу. Ты должен немедленно прекратить свое расследование. Никаких дальнейших расспросов. Забудь о «Доме шелка», Шерлок. Никогда больше не произноси этих слов.

– Ты же знаешь, что это невозможно.

– Я знаю, что ты за человек. Именно поэтому я проехал через весь Лондон поговорить с тобой лично. Я понимаю, что мое предупреждение может тебя только раззадорить и превратить твои поиски в личный крестовый поход, но надеюсь, что мой приезд сюда подчеркивает серьезность того, о чем я говорю. Я мог бы подождать до вечера, а уж потом сообщить тебе, что мои расспросы ни к чему не привели, и ты стал бы искать дальше. Но я не могу так поступить, потому что знаю: ты подвергаешь себя серьезнейшей опасности, себя и доктора Ватсона. Я объясню тебе, что произошло после нашей встречи в «Диогене». Я поговорил с двумя знакомыми чиновниками из министерств. Сам я в то время полагал, что «Дом шелка» – это некая преступная группа, и надеялся услышать, что в полиции или в разведке следят за ее деятельностью. Однако мои собеседники были бессильны мне помочь. По крайней мере, так они мне сказали.

Но следующий день преподнес мне весьма неприятный сюрприз. Когда сегодня утром я вышел из дому, меня ждал экипаж – отвезти в Уайтхолл. Там я встретился с человеком, чье имя назвать не могу, но оно тебе хорошо известно – он работает под непосредственным началом премьер-министра. Могу добавить, что этого человека я хорошо знаю и никогда не подвергал сомнению мудрость его суждений. Он встретил меня безо всякой радости и сразу же перешел к делу: почему я наводил справки о «Доме шелка», зачем мне это нужно. Признаюсь, Шерлок, его отношение было откровенно враждебным, и прежде чем ответить, я хорошенько подумал. Я сразу же решил, что тебя называть не буду, – в противном случае вместо меня к тебе сейчас приехал бы кто-то другой. Впрочем, возможно, это ничего не меняет, потому что наши родственные связи всем известны и ты уже можешь быть под подозрением. Так или иначе, я сказал, что один из моих осведомителей упомянул «Дом шелка» в связи с убийством в Бермондси и мне сделалось любопытно. Он спросил имя осведомителя, я назвал вымышленное и попытался создать впечатление, что дело пустяковое, а мои расспросы носили дежурный характер.

Он немного успокоился, но и дальше говорил осторожно, тщательно подбирая слова. Он сказал мне, что «Дом шелка» действительно является объектом полицейского расследования, именно по этой причине о моих расспросах ему было тотчас доложено. Дело находится в весьма деликатной стадии, и любое вмешательство извне может причинить непоправимый ущерб. Боюсь, тут нет ни одного слова правды, но я сделал вид, будто со всем согласен, и выразил сожаление, что мои случайные расспросы вызвали такой переполох. Мы еще несколько минут поговорили, обменялись любезностями, я снова попросил прощения за то, что отнял у этого господина столько времени, и откланялся. Но, Шерлок, дело в том, что политики столь высокого уровня умеют сказать много, не говоря почти ничего, и этому конкретному господину удалось сказать мне то, что я сейчас пытаюсь передать тебе. Оставь это дело! Смерть беспризорника при всей ее трагичности совершенно несущественна, если взглянуть на нее в более широком контексте. Чем бы ни был этот «Дом шелка», правительству о нем известно, оно этим вопросом занимается и придает ему большое значение, и ты даже не представляешь, какой ущерб можешь причинить своими действиями, источником какого скандала можешь стать, если не отступишься. Ты меня понимаешь?

– Более внятно и не скажешь.

– Ты примешь во внимание мои слова?

Холмс потянулся за сигаретой. Минуту подержал в руках, как бы размышляя, зажигать ее или нет.

– Обещать не могу, – сказал он. – Я считаю себя ответственным за смерть ребенка и ради его памяти должен сделать все, чтобы отдать убийцу – или убийц – в руки правосудия. Я лишь попросил его понаблюдать за постояльцем гостиницы. Но если мальчик волею обстоятельств оказался втянут в некий более серьезный заговор, тогда, боюсь, я просто обязан продолжать расследование.

– Я ожидал, Шерлок, услышать нечто подобное, и, видимо, эти слова делают тебе честь. Но вот что хочу добавить. – Майкрофт поднялся. Ему явно хотелось поскорее уйти. – Если ты сейчас отнесешься к моему совету с пренебрежением, продолжишь расследование и попадешь в итоге в беду – что вполне возможно, – ко мне можешь не обращаться, потому что я не смогу быть тебе полезным. Уже то, что я в открытую задавал вопросы по твоей просьбе, связывает мне руки. Еще раз прошу тебя – подумай хорошенько. Это не просто какая-то мелкая задачка для полицейского суда. Потревожишь не тех людей – и твоей карьере конец. А то и хуже.

Все слова были сказаны. Оба брата это поняли. Майкрофт чуть поклонился и вышел. Холмс наклонился над газогеном и зажег сигарету.

– Ну, Ватсон, – обратился он ко мне, – что скажете?

– Очень надеюсь, что слова Майкрофта вы примете к сведению, – отважился я.

– Уже принял.

– Этого я и боялся.

Холмс засмеялся:

– Вы же хорошо меня знаете, друг мой. Я сейчас должен вас оставить. Мне надо действовать стремительно, если хочу поспеть к вечернему выпуску.

Он решительно вышел из дому, оставив меня наедине с моими сомнениями. К обеду он вернулся, но есть не стал – верный признак того, что поиски вывели его на какой-то след. Сколько раз я видел его в таком состоянии. Он напоминал мне гончую, которая чует добычу и преследует ее. Как животное способно сосредоточить все свое существо на одной цели, так и Холмс целиком погружался в водоворот событий, и даже основные человеческие потребности – пища, вода, сон – отходили на второй план. Вечером принесли газету, и стало ясно, куда и зачем отлучался Холмс. Он поместил объявление в колонке «Разное»:

НАГРАДА 20 ФУНТОВ за сведения о «Доме шелка». Полная конфиденциальность гарантирована. Обращаться на Бейкер-стрит, 221-б.

– Холмс! – воскликнул я. – Вы сделали в точности то, от чего вас предостерегал брат. Если вы намерены продолжать расследование – а ваше желание именно таково, – по крайней мере, нужно было действовать осторожно.

– Осторожность нам не союзник, Ватсон. Пора перехватывать инициативу. Майкрофт живет в мире людей, которые шепчутся в полутемных комнатах. Посмотрим, каков будет ответ на легкую провокацию.

– Вы рассчитываете получить ответ?

– Поживем – увидим. По крайней мере, мы пришпилили к этому делу свою визитную карточку, и тут нет никакого вреда, даже если результат будет нулевым.

Именно так сказал Холмс. Но он тогда не имел представления о том, с какими людьми связался и на что они готовы пойти ради защиты своих интересов. Он шагнул в мир злодейства, от которого шел жуткий смрад, – и вред, худший из возможных, не заставил себя долго ждать.

Глава 10
Блюгейт-Филдс

– Ага, Ватсон! Похоже, кто-то клюнул на живца, которого мы бросили наугад!

Так сказал Холмс через несколько дней, стоя утром в халате у нашего эркера, глубоко засунув руки в карманы. Я тут же подошел к другу и взглянул на Бейкер-стрит, по обеим сторонам которой сновали люди.

– Вы кого имеете в виду? – спросил я.

– А сами не видите?

– Вижу, что улица кишмя кишит людьми.

– Верно. Но в холодную погоду мало кому охота прохлаждаться. А я вижу одного человека, который именно прохлаждается. Вот! Он смотрит в нашу сторону.

Человек был закутан в пальто и шарф, носил широкополую шляпу, а руки держал под мышками – больше оттолкнуться было не от чего, и, кроме того, что это мужчина, который застыл на месте и не знает, что делать дальше, я ничего не мог о нем сказать с какой-то степенью достоверности.

– Вы считаете, что он пришел к нам по объявлению? – спросил я.

– Мимо нашей двери он прошел второй раз, – отозвался Холмс. – Первый раз, пятнадцать минут назад, он шел со стороны Столичной железной дороги. Потом вернулся и с тех пор стоит как вкопанный. Хочет удостовериться, что за ним не следят. Ну наконец-то, решился!

Мы смотрели на него, чуть отойдя вглубь комнаты, чтобы не попасть в его поле зрения, и увидели, как он переходит дорогу.

– Через минуту будет здесь, – заключил Холмс и уселся в свое кресло.

Действительно, дверь вскоре открылась, и миссис Хадсон ввела нового посетителя. Тот стащил с себя шляпу, шарф и пальто, и нашим взорам предстал странного вида молодой человек, лицо и телосложение которого несли в себе столько противоречий, что даже Холмс вряд ли сумел бы дать ему внятную характеристику. Было видно, что он молод – не больше тридцати, – фигурой напоминал профессионального боксера, при этом успел облысеть, цвет лица был землистый, губы потрескались, в итоге он выглядел намного старше. Одежда дорогая и модная, но какая-то несвежая. Он явно нервничал, при этом смотрел на нас набычившись и даже агрессивно, видимо стараясь придать себе уверенности. Я стоял и ждал, когда он заговорит и мы сможем понять, кто к нам пришел: аристократ или головорез самого низкого пошиба.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласил Холмс, выказывая максимум благорасположения. – Вы какое-то время простояли на улице – надеюсь, не простудились. Горячего чая?

– Лучше глоток рома, – последовал ответ.

– Ром не держим. Могу предложить бренди.

Холмс кивнул мне, я налил в бокал хорошую порцию бренди и протянул гостю. Тот выпил жидкость залпом. На щеках его появился легкий румянец, и он сел.

– Спасибо, – поблагодарил наш гость. Голос звучал грубовато, но выдавал человека образованного. – Я пришел за вознаграждением, хотя не должен был сюда идти. Если те, с кем я вынужден иметь дело, узнают о моем визите к вам, мне живо перережут глотку, но мне позарез нужны деньги, вот и вся история. Двадцать фунтов помогут мне на время отогнать демонов, а ради этого уже стоит рискнуть. Деньги у вас с собой?

– Вы получите их, когда мы получим интересующие нас сведения, – ответил Холмс. – Я Шерлок Холмс. А вы?

– Называйте меня Гендерсон, это не подлинное мое имя, но оно ничем не хуже другого. Понимаете, господин Холмс, я должен соблюдать осторожность. Вы поместили объявление, желая получить сведения о «Доме шелка», и с тех пор ваш собственный дом наверняка под наблюдением. Кто пришел, кто ушел – всех записывают. Вполне возможно, в один прекрасный день к вам придут и попросят список всех ваших посетителей. Прежде чем переступить порог вашего дома, я замаскировался до неузнаваемости. И личность свою я тоже должен держать в секрете.

– Тем не менее вам придется кое-что о себе рассказать, иначе денег не получите. Вы учитель?

– С чего вы взяли?

– У вас манжета вымазана мелом, а на среднем пальце пятно от красных чернил.

Гендерсон – будем называть его так – едва заметно улыбнулся, показав частокол пожелтевших зубов.

– Извините, что вынужден вас поправлять, но, вообще-то, я чиновник портовой таможни, мелом приходится помечать ящики или мешки перед разгрузкой, а красными чернилами делать записи в книге учета. Раньше я работал на таможне в Чатеме, но два года назад перебрался в Лондон. Думал, переезд на новое место пойдет моей карьере на пользу, но куда там, едва свожу концы с концами. Что еще рассказать вам о себе? Родом я из Гемпшира, родители и по сей день там живут. Женат, хотя жену давно не видел. Я жалкая и презренная личность, иногда мне хочется обвинить в своих бедах весь свет, но в глубине души я знаю: во всем виноват я сам. Хуже того – пути назад нет. За двадцать фунтов я готов продать собственную матушку, господин Холмс. Если что, не остановлюсь ни перед чем.

– Какова же причина ваших невзгод, господин Гендерсон?

– Нальете еще бренди?

Я исполнил его просьбу, на сей раз он внимательно оглядел содержимое бокала.

– Опиум, – ответил он и опрокинул жидкость в себя. – Вот и вся моя тайна. Я пристрастился к опиуму. Сначала он мне просто нравился, а теперь я не могу без него жить. Вот вам моя история.

Жену я на время оставил в Чатеме, пока не обустроюсь, и снял жилье в Шадуэлле, поближе к моей новой работе. Вы знаете, что это за квартал? Естественно, там полно моряков, докеров, китайцев, индийцев и чернокожих. От пестроты так и рябит в глазах, а соблазнов куча, тут тебе и пабы, и танцевальные салуны – все условия, чтобы вытрясти у дурака его денежки. Мне было одиноко, я скучал по семье. Что тут скажешь? Глупый был, не устоял перед соблазном. Теперь какая разница? Год назад я заплатил мои первые четыре пенса за катышек коричневого воска из аптечной банки. Цена показалась мне сущим пустяком. Что я тогда понимал? А удовольствие получил такое, какого в жизни не испытывал. Будто до этого вообще не жил на свете. Разумеется, я пришел туда снова. Первый раз вернулся через месяц, потом через неделю, потом вдруг обнаружил, что хожу туда каждый день и вообще хочу быть там ежечасно! Я больше не мог думать о работе. Начал там ошибаться, а когда меня критиковали, приходил в бессмысленную ярость. Настоящие друзья меня оставили. А друзья ложные склоняли к тому, чтобы я курил больше и больше. Скоро мои работодатели поняли, в каком состоянии я нахожусь, и пригрозили уволить, но мне уже было все равно. Я жажду опиума каждую минуту, когда не сплю, – даже сейчас. Последний раз я имел возможность покурить три дня назад. Дайте мне вознаграждение, и я снова смогу погрузиться в туман забвения.

Меня ужаснула эта исповедь, захлестнуло чувство жалости, но я видел: к моему сочувствию этот человек относится с презрением и даже отчасти гордится, что стал именно таким. Гендерсон, несомненно, был болен. Болезнь медленно подтачивала его изнутри, неся необратимые разрушения.

Вид у Холмса тоже был мрачный.

– Место, куда вы ходите за вашим наркотиком, это и есть «Дом шелка»? – спросил он.

Гендерсон рассмеялся.

– Неужели вы думаете, что я так боялся бы или принимал столько мер предосторожности, будь «Дом шелка» обычной курильней опиума? – воскликнул он. – Да вы знаете, сколько таких курилен в Шадуэлле и Лаймхаусе? Говорят, десять лет назад их было еще больше. Но и сейчас встань на развилку – наткнешься на курильню, в какую сторону ни пойдешь. Тут тебе и «У Мотта», и «У матушки Абдуллы», и «Местечко Крира», и «У Яхи». Я слышал, что купить это зелье можно и в ночных заведениях на Хеймаркет и Лестер-сквер – было бы желание.

– Так что же тогда «Дом шелка»?

– Давайте деньги!

Чуть поколебавшись, Холмс передал гостю четыре пятифунтовых банкноты. Гендерсон выхватил их из рук Холмса и бережно погладил. В глазах мелькнул тусклый огонек – это пробуждался неподвластный ему зверь, жившая в нем губительная страсть.

– Как думаете, откуда берется весь этот опиум, который продают в Лондоне, Ливерпуле, Портсмуте, других городах Англии, да, если на то пошло, и Шотландии, и Ирландии? Куда идут Крир или Яхи, когда их запасы подходят к концу? Где центр этой паутины, которая опутала всю страну? Вот и ответ на ваш вопрос, господин Холмс. Они идут в «Дом шелка»!

«Дом шелка» – это организованная преступная группа, она работает с размахом, и я слышал – правда, это только слухи, – что у нее есть покровители на самом верху, что в ее щупальца попали и министры, и полицейские чины. Речь, если угодно, идет о крупном бизнесе, на многие тысячи фунтов в год. Импорт – экспорт! Опиум поступает с Востока. Его привозят на центральный склад, а уже оттуда распределяют – естественно, по более высокой цене.

– Где он находится?

– В Лондоне. Точного места не знаю.

– Кто ведет бизнес?

– Не могу сказать. Понятия не имею.

– Ну, господин Гендерсон, тогда вы нам мало чем помогли. Где у нас гарантия, что вы вообще говорите правду?

– Я могу это доказать. – Он как-то неприятно закашлялся, и я вспомнил, что потрескавшиеся губы и пересохший рот – это симптомы закоренелого курильщика опиума. – В «Местечке Крира» я давний клиент. Раньше там заправляли китайцы со своими гобеленами и веерами, восточная публика там и сейчас бывает, лежат, скрючившись, на полу. Но за главного там теперь англичанин, ничем не хуже нас с вами, настолько порочный и немилосердный, что не дай бог с таким встретиться. Глаза чернющие, а голова – будто череп мертвеца. Будьте покойны, он вам улыбнется и назовет своим другом, когда принесете ему четыре пенса, но, если о чем-то его попросить или как-то перебежать дорогу, – он, недолго думая, натравит на вас бандитов, а уж те вас отдубасят как следует, да еще и в канаву выкинут. При этом мы с ним более или менее ладим. Почему – не спрашивайте. У него есть кабинет за главной комнатой, иногда он меня туда приглашает покурить – не опиум, табак. Ему интересны мои рассказы о жизни в доках. У него я и услышал в первый раз про «Дом шелка». Товар ему приносят мальчишки, они же ищут для него новых клиентов на лесопилках или шахтах…

– Мальчишки? – перебил я. – А вы кого-то из них встречали? Росс вам не попадался?

– У них нет никаких имен, и зачем мне с ними разговаривать? Лучше послушайте, что я расскажу! Я был там несколько недель назад, и прибежал один паренек, видно, опоздал к сроку. Крир весь вечер пил, и настроение у него было ни к черту. Он схватил мальчишку за шиворот, стукнул его как следует, так что тот грохнулся оземь.

«Где был?» – спросил Крир.

«В „Доме шелка“», – ответил тот.

«И что принес?»

Мальчик передал ему пакет и бочком выскользнул из комнаты.

«Что такое „Дом шелка“?» – спросил я.

Тогда Крир и рассказал мне то, что я сейчас поведал вам. Он распустил язык исключительно благодаря виски, а когда закончил, понял, что наболтал лишнего, – тут-то и показал свое нутро. Открыл шкафчик рядом со своим столом, и не успел я и глазом моргнуть, как он навел на меня револьвер.

«Зачем тебе это знать? – закричал он. – Зачем ты спрашиваешь?»

«Да ни за чем, – заверил его я, вздрогнув и напугавшись одновременно. – Просто разговор поддержать, не более того».

«Разговор поддержать? Нечего тут поддерживать, друг мой. Кому-нибудь вякнешь хоть слово из того, что я тебе наговорил, – и выловят твои останки в Темзе. Понял? Я сам тебя убью, а не я, так они. – Потом он, видимо, передумал. Опустил револьвер, а когда заговорил снова, голос его звучал мягче. – Сегодня можешь выкурить свою трубку бесплатно, – сказал он. – Ты хороший клиент. Мы друг друга хорошо знаем. Я должен о тебе заботиться. Так что забудь все, что я тут говорил, и никогда об этом не вспоминай. Ясно?»

На том дело и кончилось. Я в самом деле об этой истории почти забыл, а когда прочитал ваше объявление, все в памяти и всплыло. Если он узнает, что я пришел к вам, свое слово сдержит – даже не сомневаюсь. Но раз вы ищете «Дом шелка», начинайте с его кабинета, потому что Крир может привести вас к цели.

– Где его найти?

– В Блюгейт-Филдс. Сам дом находится на углу Милуорд-стрит, невысокий такой, изрядно подкоптившийся домишко, над дверью – красный фонарь.

– Вы там сегодня будете?

– Я там бываю каждый вечер, а теперь, спасибо вашему благодеянию, деньжат мне хватит надолго.

– А этот человек, Крир, из своего кабинета выходит?

– Частенько. Народу в курильне битком, да и дым коромыслом. Он выходит подышать свежим воздухом.

– Тогда не исключено, что вечером увидимся. Если все пройдет хорошо и я найду что ищу, ваше вознаграждение вырастет вдвое.

– Только не говорите, что знаете меня. Никак на меня не реагируйте. А если что-то пойдет наперекосяк, на мою помощь не рассчитывайте.

– Понимаю.

– Тогда удачи вам, господин Холмс, и успеха – это я не о вас радею, а о себе.

Когда Гендерсон ушел, Холмс повернулся ко мне – глаза его искрились.

– Курильня опиума! Ведет дела с «Домом шелка»! Что скажете, Ватсон?

– Что это мне категорически не нравится, Холмс. Мой совет – нечего вам там делать.

– Бросьте! Уж о себе я как-нибудь позаботиться сумею. – Холмс подошел к своему столу, открыл ящик и вытащил револьвер. – Возьму с собой оружие.

– Тогда я еду с вами.

– Дорогой Ватсон, я никак не могу вам этого позволить. Я очень ценю вашу готовность помочь, но посмотрим правде в глаза: Восточный Лондон, четверг вечером, курильня опиума – и тут заявляемся мы с вами! Сойти за местных клиентов нам никак не удастся.

– Тем не менее, Холмс, я настаиваю. Если хотите, внутрь заходить не буду. Найду место где-то поблизости. А если потребуется помощь, один выстрел – и я тут же буду рядом. Ведь у Крира наверняка своих головорезов хватает. Да и можно ли доверять Гендерсону? Где гарантия, что он вас не выдаст?