Текст книги "Убийство в назначенный срок. Длинная тень смерти (сборник)"
Автор книги: Энтони Гилберт
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Вы думаете, что это человек, который требовал пятьсот фунтов?
– Вполне возможно. Но делать выводы пока рано.
Они обсуждали детали расследования почти до конца дня. Затем Эджертон вернулся к себе домой на Итон-сквер и стал разбирать политическую корреспонденцию, накопившуюся за несколько дней, что он отсутствовал.
В трудные, напряженные моменты, такие как сейчас, у него словно открывалось второе дыхание, чувства обострялись до предела, энергия била через край. Ни о каком страхе или усталости, а уж тем более депрессии не могло быть и речи. В этом смысле он был чем-то похож на инспектора Филда. Чем труднее задача, тем больше он воодушевлялся. А неудачи его лишь подзадоривали и укрепляли решимость. Розмари считала, что в прежней жизни ее муж, наверное, был собакой-ищейкой.
Она вместе с Люси через пару дней тоже вернулась на Итон-сквер. Хотелось находиться в центре событий.
II
Адвокату повезло. Он сумел договориться с частным детективом Гордоном, тот оказался свободен. Но прежде чем давать ему задание, необходимо было снабдить его информацией. На это ушло два дня.
Арбатнот встретился с тюрьме с Чарльзом. Он ожидал увидеть растерянного человека, путающегося в словах, неспособного дать связный ответ на самый простой вопрос. Но Чарльз разговаривал с ним совершенно спокойно. Адвокат понимал причину. Спокойствие было вызвано отчаянием. Чарльз был убежден, что его скоро повесят, и уже ни на что не надеялся.
Он коротко и ясно повторил то, что рассказал Эджертону.
Речь зашла о злополучном ожерелье, и Чарльз подтвердил, что оно его очень раздражало. Он терпеть не может фальшивую мишуру.
– Вы уверены, что Фанни не порвала ожерелье в такси и не просила вас положить его в карман?
Чарльз усмехнулся:
– Даже если я скажу «да», присяжные все равно не поверят. Нет, когда мы разговаривали, ожерелье было у нее на шее, совершенно целое.
– А что с сигаретами?
– Когда я уходил, она все еще курила ту сигарету, которую получила от меня.
– В какую сторону вы пошли по Менсис-стрит?
– Теперь там можно пойти только в одну сторону – другая загорожена. Таксист сообщил, когда я удивился, зачем он везет нас кружным путем.
– Улицу вы пересекали?
– Кажется, нет.
– Вам по пути не встретилось стоявшее такси?
Чарльз покачал головой:
– Нет, не помню.
– Во время ваших встреч с женой она объясняла, почему требует именно пятьсот фунтов? Тем более что недавно вы уже дали ей сто.
– Нет, не объясняла. Просто настаивала, что я обязан дать ей эти деньги. Вела себя истерично, но подобное бывало и прежде.
– Говорила ли ваша жена о последствиях, какие могут возникнуть, если она не получит денег?
– Нет. Я расценивал это как очередную причуду.
– Может, вы уловили намек на какого-то мужчину, с которым она была связана?
– Нет.
– Давайте теперь вспомним период, когда вы, недавно женившись, обнаружили, что она вам неверна. Что-нибудь известно об этом человеке?
– Нет. Я не допытывался. Она заявила, что имела с ним связь еще до нашей встречи. Я застал его однажды в квартире. Толком не разглядел. Помню, он был среднего роста, темные волосы, смуглый.
– А теперь расскажите о жене. Как можно подробнее. С момента знакомства. Детали могут помочь в нашем расследовании. В подобных случаях чем больше информации, тем лучше.
– Я познакомился с Фанни в магазине. Там продавали картины, рамы и все такое. Это в десяти милях от Кембриджа. Дядя давал мне денег в обрез, и я решил немного подзаработать. Написал несколько пейзажей, тут же, в этой деревне, затем изготовил гравюры. Конечно, это было чистое любительство, чего я тогда не осознавал. Впрочем, в Кембридже их нигде не взяли. Тогда я решил предложить гравюры в этом магазине. Хозяин тоже брать не хотел. Его уговорила дочка, Фанни. Теперь даже трудно представить, какой она тогда была. Совсем не красавица, не этим она брала. В Фанни было другое, более ценное. Находясь рядом с ней, вы преисполнялись надеждой, жизненной силой и еще чем-то, чему нет названия. Это как долго сидеть в тени, а потом выйти на цветущую поляну, освещенную мягкими солнечными лучами. И то, что я сейчас сказал, очень приблизительно, поверьте мне, сэр, она таким образом действовала не на меня одного, а практических на всех мужчин. Причем всех возрастов и уровня интеллекта. Наградил ее Господь подобным даром. Тут же стало безразлично, продадут мои работы или нет. Кстати, несколько мистер Пенни продал за смехотворную цену. Мне была нужна Фанни, и вскоре оказалось, что ей нужен я. Единственный способ быть с ней – женитьба. Иного нет. Но когда я заговорил об этом, Фанни испугалась. Объяснила, что не хочет создавать семью, не желает, чтобы ее связывали брачные узы. Она желает быть свободной. Мне бы тогда следовало насторожиться, а я стал ее уговаривать. Она и слушать не хотела. Говорила, что насмотрелась на счастливый брак своих родителей. И действительно, ее отец постоянно выглядел подавленным, за исключением времени, когда Фанни находилась рядом. Тогда он оживал, как роза, поставленная в теплую воду. К сожалению, этот ее дар Божий сохранился ненадолго. Уже к моменту нашего расставания Фанни потеряла очарование. В конце концов мы договорились, что она уедет со мной, а там будь что будет. И первые две недели в Брайтоне я был счастлив. Видел, как мужчины смотрят на нее, но не ревновал, ведь она принадлежала мне. Однажды, гуляя с Фанни по набережной, я случайно увидел знакомого и поспешил перейти на другую сторону. Но вечно так делать было нельзя. И я поставил Фанни условие: либо мы женимся, либо расстаемся. И на сей раз она согласилась. Мы зарегистрировали наши отношения в городской ратуше, прожили в Брайтоне месяц и переехали в город. Зарабатывал тогда я очень мало и ждал, когда дядя устроит меня на более денежную работу. Он обещал. Я собирался рассказать ему о Фанни, но она отговорила. И конечно, была права. Не знаю, знакомы ли вы с моим дядей.
Арбатнот вспомнил холодные голубые глаза, искривленные в брезгливой гримасе губы, сурово насупленные брови, упрямо выпяченную нижнюю челюсть и посочувствовал сидящему перед ним молодому человеку, так опрометчиво поступившему семь лет назад.
– Кстати, Фанни убедила меня, что, раскрыв свою женитьбу, я никогда не получу желаемую работу. Мой выбор дядя никогда бы не одобрил. И я тогда решил вообще не обращаться к нему за помощью и постараться прожить самостоятельно. Мы намеревались некоторое время держать наш брак в секрете, пока я окончательно не встану на ноги. Было стыдно перед знакомыми, что я настолько глуп, что женился, не имея возможности содержать жену. Фанни еще в Брайтоне получила письмо от матери, которая ругала ее на чем свет стоит, привлекая в качестве примеров самых несимпатичных персонажей из Ветхого и Нового Заветов. Фанни пришла в бешенство, хотя ее мать была во многом права, и решила окончательно порвать с родителями. Больше они не виделись.
– Когда вы осознали, что совершили ошибку?
– Через несколько месяцев. Я старался тогда изо всех сил. Очень хотелось преуспеть, не только ради Фанни, но и себе доказать, что я что-то могу. Собирался учиться вечером. Но Фанни скучать не желала. Она жаждала развлечений, причем дешевые отвергала. Начались ссоры. Дома Фанни мешала мне заниматься, жаловалась на серость нашего существования. Я просил ее подождать, обещал, что через пять лет все непременно наладится, а она смеялась мне в лицо. Говорила, что не знает, будет ли жива через пять лет. Приходилось все бросать и вести ее куда-нибудь развлекаться на последние деньги. Но тогда я еще любил ее и тяжело переживал размолвки, долго лежал в постели без сна, а утром поднимался на работу с больной головой. Вскоре я начал постепенно остывать, осознав, что Фанни наплевать на то, что со мной будет. Она постоянно ворчала, что у нас нет денег и ей безразлично, откуда я их достану. Напоминала, что противилась браку, поскольку понимала, чем все закончится. Так продолжалось примерно год, а потом я пришел домой в неурочное время и застал ее с мужчиной.
Чарльз говорил без эмоций, но адвокат заметил, что он делает над собой усилие.
– И после этого вы расстались?
– Да. Ночевать мне пришлось в квартире, идти куда-то было поздно, но на следующее утро я снял комнату. Не сомневаюсь, Фанни приводила этого человека к нам и раньше. Однажды я пришел домой вечером, а она, не дав мне снять шляпу, послала в аптеку за лекарством. Мол, разболелся зуб. Затем я нашел пузырек нераспечатанным. Она даже не потрудилась выбросить его. Разводиться мы не стали по известным вам причинам. Я с радостью ухватился за возможность уехать за границу. Фанни не собиралась меня останавливать, видимо, тоже радовалась расставанию. Не знаю, какие планы она строила на будущее. Все эти годы мы не имели связи, пока недавно не встретились в Лондоне.
– И вам неизвестно, поддерживала ли Фанни отношения с тем мужчиной?
– Нет. Вы полагаете, что ее мог убить тот, с кем я застал ее шесть лет назад?
– Почему нет? – Арбатнот пожал плечами. – Вас же заподозрили.
На этом адвокат закончил разговор. Хотя Чарльз внушал ему доверие, но правдивость его слов нужно было подтвердить. Ведь разрушивший их брак мужчина мог оказаться выдумкой. Тем более что дом, в котором они жили перед расставанием, несколько лет назад снесли, чтобы на его месте построить кинотеатр.
Арбатнот решил пригласить себе в помощь опытного адвоката, сэра Джона Драйвера, известного своим умением вести процесс.
– И какое ваше впечатление? – спросил он, с интересом выслушав Арбатнота.
Тот не стал кривить душой.
– Пока трудно сказать, лжет он или говорит правду. Странно, что в последнее время, когда жена буквально следовала за ним по пятам, Хубарт никому из родственников не признался в ее существовании. Конечно, это было нелегко с учетом того, что она для достижения цели не выбирала средств. К тому же он боялся, что узнает сестра Эджертона. Собственно, она и является его основным мотивом. И если бы полиция приняла версию самоубийства, тогда бы вообще никто никогда не узнал, что он был женат.
– Как же Чарльз мечтал жениться на этой девушке, будучи женатым? – удивился Драйвер.
– Трудно сказать, – пожал плечами Арбатнот. – Если Хубарт не убивал, то можно предположить, что он надеялся получить развод. Но боюсь, присяжные рассудят по-другому. Хубарт убрал жену с пути, чтобы жениться на мисс Эджертон, которая, ко всему прочему, недавно унаследовала крупное состояние своей матери. Самому Хубарту трудно будет объяснить, почему он все эти годы выдавал себя за холостяка. Наша единственная надежда – доказать, что его кто-то подставил. И найти этого человека.
– Если он невиновен, значит, существует другой преступник.
– Вот именно если, – отозвался Арбатнот. – В чем я пока не уверен. Но в пользу Хубарта свидетельствует многое. Мне нравится его поведение. Он спокоен, держит себя в руках. Видимо, потому, что не надеется на благополучный исход дела. Ничего не отрицает, не пытается создать себе алиби. Признает, что был с женой накануне ее гибели.
– И все это работает против него, – заметил Драйвер.
– Детективу Гордону придется идти по ее следу, возможно, он приведет к тому мужчине, с которым Фанни имела связь шесть лет назад. Я еще обсужу это подробно с Эджертоном. И свяжусь с вами, как только появится что-нибудь новое.
– Главное, разобраться с ожерельем, – напомнил Драйвер. – Это единственная прямая улика.
Глава восьмая
I
Эджертон позвонил сэру Джеральду и предложил вместе поужинать в клубе. При встрече рассказал все без утайки. Хубарт-старший, поначалу не понимавший, какое отношение имеет Эджертон к делу его племянника, немного смягчился. Но и в таком состоянии говорил весьма раздраженно:
– Какого черта Чарльз женился на потаскухе, когда он сам признает, что к этому его никто не принуждал? Что за глупые фантазии? Пожелал превзойти в благородстве всех рыцарей Круглого стола короля Артура? Допускаю, что она была не потаскуха, но и определенно не леди. – Он помолчал. – Я могу чем-то помочь?
Эджертон кивнул:
– Да. Единственная серьезная улика против Чарльза – ожерелье. Если его спрятал в сигаретной шкатулке Чарльз, значит, он виновен. А если это сделал кто-то другой, наша задача найти того человека. Он преступник, решивший свалить вину на вашего племянника. Ожерелье в шкатулку подбросили вскоре после убийства, но до обыска, предпринятого инспектором Филдом.
– Разумный довод, – согласился сэр Джеральд.
– И еще, – невозмутимо добавил Скотт Эджертон, – совершенно очевидно, что преступник побывал в вашем доме в отсутствие Чарльза. То есть в один из десяти дней, что он гостил в Ферндене. Единственный, кто может прояснить ситуацию, – ваш дворецкий. Он впустил этого человека в дом. Другие способы проникнуть сюда маловероятны. Я прошу позволить мне поговорить с ним, хотя не уверен, станет ли он отвечать на мои вопросы.
– Поговорю с ним я! – резко бросил сэр Джеральд. – Со мной он хитрить не осмелится. Но… – он устремил на Эджертона свои холодные голубые глаза, – …о том, что мой дворецкий мог войти в сговор с преступником, не стоит даже делать предположений. Этот негодяй наверняка обвел простодушного Парсонса вокруг пальца, только и всего.
– У меня и в мыслях подобного не было, – заверил его Эджертон.
На следующий день они снова встретились. Парсонс вспомнил всех, кто побывал в доме за последние две недели. Несколько его приятелей, коммивояжеры, почтальон и бывший солдат-инвалид, продававший расчески и зубные щетки. Этого дворецкий даже не пустил на порог.
Эджертон передал список частному детективу Гордону, тот его проверил и сообщил, что никто из перечисленных там людей подозрений у него не вызывает. После чего Эджертон позвонил Хубарту-старшему и, убедившись, что его нет дома, отправился на Джермин-стрит.
– К сожалению, сэр Джеральд уехал по делам, сэр, – объявил Парсонс. Он выглядел удрученным, видимо, хозяин задал ему трепку.
Эджертон кивнул:
– Я знаю. Но мне нужен не сэр Джеральд, а вы.
Он прошел мимо ошеломленного дворецкого в холл и остановился. Похоже, Эджертон собирался на какой-то прием и был при полном параде. Смокинг, шелковый цилиндр, щегольская трость с ручкой из янтаря с прожилками. Он положил цилиндр и трость на столик и приступил к делу.
– Парсонс, мне нужна ваша помощь. Кстати, в доме есть кто-нибудь, кроме вас?
– Никого нет, сэр, – заверил его дворецкий и пригласил в гостиную – великолепную комнату с высокими окнами.
Перед ними стоял письменный стол, где инспектор Филд нашел ожерелье. Эджертон повернулся к дворецкому.
– Парсонс, когда-нибудь квартира остается пустой? Ну, когда все уходят?
– Да, сэр, такое бывает. Иногда.
– И можно ли кому-нибудь в это время проникнуть сюда?
– Вряд ли, сэр. Уходя, я проверяю все комнаты, а замок на входной двери у нас последней модели, американский. Его поставил джентльмен, который здесь жил раньше. Он боялся ограбления.
– Вы имели обыкновение выходить в какое-то определенное время? И знал ли об этом кто-нибудь?
– Нет, сэр. Я выхожу редко. В основном вечером, когда сэра Джеральда нет дома. Иногда ко мне приходят приятели.
Эджертон внимательно осмотрел оконные рамы.
– Через окна сюда не влезешь. А как в других комнатах?
– Так же, сэр. Окна тут везде одинаковые. Если злоумышленник попробует подняться по пожарной лестнице, его сразу увидят.
Эджертон улыбнулся:
– В таком случае преступник проник в дом самым простым способом. Через входную дверь. И его впустили вы. Кто он?
Парсонс замер.
– Я вас не понял, сэр. Сэру Джеральду известны все люди, кто был здесь.
– Понятно, понятно. Но давайте рассуждать логически. Если отбросить потусторонние силы, то ожерелье оказалось там, где его нашел Филд, только двумя способами. Либо его принес с собой сам инспектор, что немыслимо, либо тот, кого впустили в квартиру вы. Подумайте сами. Я уверен, вы рационалист и в чудеса не верите.
– Да, сэр, не верю.
– Тогда попытайтесь вспомнить, Парсонс. Может, сюда кто-нибудь приходил – разносчик телеграмм, мойщик окон, мастер, чтобы проверить газовую плиту или телефон…
– Боже мой, сэр! – воскликнул Парсонс.
– Что, вспомнили? – Эджертон размял сигарету и стал искать спички.
Дворецкий дал ему прикурить.
– Журналист! Как же я не догадался?
– Журналист? – Эджертон выпустил кольцо дыма и стал наблюдать, как оно медленно поднимается к потолку и рассеивается.
– Да. Он приходил выяснить, действительно ли сэр Джеральд погиб за границей в автомобильной катастрофе. Я сказал ему, что ничего об этом не знаю. Лишь потом стало известно, что произошла авария и сэр Джеральд повредил колено. А журналист вдруг разволновался и попросил разрешения позвонить в редакцию. Предупредить, чтобы сообщение не пошло в печать. Раз слухи пока не подтвердились.
– Он решил воспользоваться вашим аппаратом, хотя у дома есть телефонная будка?
Парсонс насторожился.
– Честно говоря, сэр, никакой будки я не замечал.
– А между тем она уже здесь давно. И требует покраски. Ладно, и что дальше? Он вошел сюда, в гостиную. А вы следом за ним?
Дворецкий покраснел.
– Понимаете, сэр, журналист уронил в холле карандаш, небольшой такой, хороший. Видимо, дорогой. Он покатился по полу. Я попытался остановить его ногой, но карандаш закатился под шкаф.
– Умный ход с его стороны, – заметил Эджертон. – Так вы, пока журналист звонил, искали карандаш?
– Да, сэр. Пришлось отодвинуть шкаф, а он тяжелый. Но дверь была открыта, можно было слышать, что он говорит.
– Но не видеть, что он делает. Он действительно звонил?
– Да, сэр. Назвал телефонистке номер и прочее. Когда я вошел с карандашом, он говорил твердым тоном, что это ошибка, дома о гибели сэра Джеральда никто не знает, затем о каких-то своих делах. Потом взял у меня карандаш и ушел.
– Ясно. Давайте восстановим, как все происходило. Выйдите, пожалуйста, в холл и начните передвигать шкаф, оставив дверь открытой примерно в том положении, как тогда. Кстати, в котором часу это было?
– Примерно в половине четвертого.
Парсонс отправился в холл и кряхтя начал двигать шкаф.
– Теперь оторвитесь от своего занятия, – попросил Эджертон, – и посмотрите на дверь. Вы меня видите?
– Нет, сэр.
– В этом все и дело.
Эджертон, стоя к двери боком, одной рукой прижимал к уху трубку, а другой открыл сигаретную шкатулку и спрятал под содержимым карандаш. Внимательно следя за часами, которые положил на стол. Оказалось, что для всей операции достаточно тридцати секунд. Теперь стало ясно, как ожерелье попало в сигаретную шкатулку.
– Журналист назвал свою газету?
– Не могу припомнить, сэр. Он только сказал, что новость должна появиться в вечернем выпуске, а этого нельзя допустить.
– В какой это случилось день?
Парсонс задумался.
– Это было, сэр, когда я получил от хозяина письмо. Он просил прислать нужную ему книгу. Написал, что там идут дожди. Я еще удивился, неужели чаще, чем у нас?
– Вы сохранили письмо?
– Да, сэр. Я всегда храню письма, на всякий случай.
– Хорошо. – Эджертону дворецкий начал нравиться. – Тогда принесите его, пожалуйста. Надеюсь, оно в конверте?
– Да, сэр.
Парсонс принес письмо, и Эджертон убедился, что оно получено двадцать седьмого марта, на следующий день после убийства. Преступник не медлил, понимая, что квартиру Чарльза непременно обыщут.
– Аккуратно сработано, – пробормотал он, возвращая письмо дворецкому. – Вы согласны?
– Я не прощу себе этого никогда, сэр, – удрученно отозвался Парсонс.
– А вот я вас охотно прощаю, – произнес Эджертон, надевая цилиндр. – Понимаете, убийца на месте преступления не оставил никаких следов и обнаружил себя только визитом к вам. Он чрезвычайно хитер, и именно это его погубит. Ему бы скрыться куда-нибудь, залечь на дно, так нет, он захотел подставить мистера Чарльза Хубарта. И перестарался. Не сомневаюсь, что он считает свой поступок очень умным.
Эджертон кивнул дворецкому, взял трость и вышел.
II
Проверить звонки из дома сэра Джеральда, совершенные двадцать седьмого марта, не составило труда. Как Эджертон и подозревал, ни в какую газету никто не звонил. Но, будучи основательным, как инспектор Филд, он не поленился объехать редакции всех газет, имеющих вечерние выпуски. Хорошо еще, что за последние годы их количество существенно уменьшилось.
Скотт Эджертон был достаточно известен, так что его приняли без всяких разговоров. Как и ожидалось, ни в одной редакции ничего о гибели Хубарта не слышали.
Вот так очень просто преступник провел дворецкого Парсонса.
Теперь настала очередь вступать в игру частному детективу Гордону.
III
Гордон начал с того, что отправился в банк, где Чарльз положил деньги на имя жены. Управляющий появился быстро. Сработал намек, что детектив – представитель закона, хотя это было не совсем так, как считал клерк за стойкой.
– С деньгами миссис Хубарт мы не проводили никаких серьезных операций, – пояснил управляющий Холт. – В течение года по распоряжению супруга мы каждый квартал посылали ей содержание. Но затем она пришла с заявлением, что впредь будет приходить за деньгами сама. Миссис Хубарт показалось, будто ее почту просматривают, а она этого не хочет. Зачем кому-то знать, что у нее есть деньги? Я предложил посылать ей письма с сургучными печатями, но она не согласилась. И после этого примерно два года приходила каждый квартал, чтобы выписать чек. Сейчас принесут бухгалтерские книги, я послал за ними, и станут известны точные даты. Вскоре мы получили от нее письмо, она просила посылать ей чеки на имя миссис Браун, указала адрес. Так продолжалось еще два года, затем миссис Хубарт снова явилась и сказала, что сейчас у нее нет определенного адреса и она сама будет приходить за деньгами в положенное время. Впрочем, это было всего один раз, потому что миссис Хубарт приняла решение реализовать весь свой капитал. Мы выдали ей примерно тысячу девятьсот фунтов наличными, и она уехала с ними на такси. Это был последний раз, когда мы ее видели. А теперь вот появилось печальное сообщение в газетах.
Тем временем управляющему принесли документы, и он смог указать детективу точные даты поручений, которые Фанни давала банку, и смены адресов.
– Она приходила за деньгами одна? – спросил Гордон.
– Я не знаю. Попытаюсь выяснить.
К счастью, молодой клерк Джернингем вспомнил.
– Она сложила деньги в небольшой чемоданчик, – сообщил он.
– Вы его разглядели?
– Да. Довольно потрепанный, и, пока она складывала туда деньги, на внутренней стороне крышки я увидел инициалы У.А.Ш. Я заметил, что опасно нести такую сумму в чемоданчике, который можно легко выхватить из руки. И, если такое случится, даме будет не до веселья.
– И что она ответила?
– Ничего. Мне показалось, будто она вообще не слышала моих слов. Потому что сильно нервничала. Не смогла сразу закрыть чемоданчик, что-то там не ладилось с замками. Кстати, у нее дрожали руки.
Гордон пожал плечами:
– Люди нервничают не обязательно от страха. Можно предположить, например, что чемоданчик был не ее и она не знала, как он закрывается. А дрожала дама, потому что сдерживала ярость. Что-нибудь еще вы помните?
– Да. Мой стол стоит напротив двери, которая была наполовину распахнута. И я видел, что дама села в такси, где ее кто-то ждал.
– Мужчина или женщина?
– Не разглядел. Но когда она влезла внутрь, дверцу сразу захлопнули. Было видно, что это сделал тот, кто ее сопровождал.
Гордон не сомневался, что это был мужчина. Фанни не стала бы ездить по такому делу с приятельницей.
– Мистер Гордон, – вмешался управляющий, – есть еще одно обстоятельство, которое, вероятно, имеет значение. Когда миссис Хубарт переехала в район Майда-Вэлли, она попросила направлять ей письма как к мисс Пенни, через миссис Браун. Объяснила, что решила восстановить девичью фамилию. Чеки по-прежнему выписывались на миссис Хубарт. Я объяснил, если она хочет выписывать на фамилию Пенни, нужно менять документы, но она сказала, что это не важно.
Гордон поблагодарил управляющего и клерка за помощь расследованию и ушел.
IV
Из банка он направился в район Майда-Вэлли по адресу, который указал управляющий банка. Дверь открыла приятного вида женщина лет тридцати пяти.
– Миссис Браун?
Она покачала головой:
– Нет. Моя фамилия Макнил. Вы пришли посмотреть наши оригинальные обои и правильно сделали. Ваша жена мгновенно влюбится в них, как только увидит. Не сомневайтесь.
– Простите, но мне нужна миссис Браун, – произнес Гордон.
– Я живу здесь уже два года, но о такой не слышала.
– А услугами какого агентства по сдаче жилья вы пользовались?
– «Герст и Уинтер». Хай-стрит, 44.
Гордон поспешил в агентство, где представился полицейским, разыскивающим женщину, которая являлась их клиенткой несколько лет назад.
– Как, вы сказали, ее фамилия?
– Миссис Браун.
Клерк полистал толстую книгу.
– Браун? Хм… да, был Хьюбарт Браун, снимал квартиру несколько лет назад. Мы сдаем квартиры на льготных условиях. Два года снимал, потом съехал. И сэкономил на оплате за последние два месяца. Потому что мисс Макнил торопилась снять квартиру, и мы сразу заключили с ней договор. Что касается дамы с такой фамилией… С ним жила какая-то женщина, может, это и была миссис Браун. Вообще-то у того человека был еще дом на Гросвенор-стрит, 258.
– Большую он снимал квартиру?
– Две комнаты и кухня. Слуг здесь никто не держит. Есть приходящая уборщица.
– Какое впечатление у вас осталось от общения с мистером Брауном?
– Довольно симпатичный, крупный мужчина с легким характером. Спокойный. Но когда мы в последний раз с ним виделись, он очень нервничал. Не знаю, наверное, поссорился с женой.
Расставшись с клерком, Гордон зашел на почту, чтобы посмотреть телефонную книгу. Хьюбарт Браун, проживающий на Гросвенор-стрит, 258, там числился. Кроме того, в телефонной книге был указан адрес его конторы на Бишопс-Гейт, 199.
Заявление клерка, что мистер Браун занят, Гордона не смутило. Он согласился подождать.
– Только передайте, пожалуйста, ему вот это.
Он вручил клерку листок бумаги с коротким посланием: «С вами желает поговорить детектив, ведущий конфиденциальное расследование».
Через несколько минут дверь кабинета отворилась, и на пороге возник крупный светловолосый мужчина. Он внимательно посмотрел на Гордона.
– Черт побери, что вам от меня надо?
Тот встал.
– Прошу вас уделить мне пять минут, сэр. Это очень важно.
Браун пригласил его в уютный кабинет и, не садясь, повторил вопрос.
– Надеюсь, вы читали в газетах сообщения об убийстве мисс Флоренс Пенни? – произнес Гордон.
Браун помрачнел.
– И как это, черт возьми, меня касается?
– Никак, надеюсь. Но мы собираем о ней сведения.
Резким движением Браун взял из коробки сигару.
– Зачем?
– Ищем убийцу.
– И я что, на подозрении?
– Пока нам просто нужна от вас информация.
Браун угрюмо молчал.
– Давайте для начала я расскажу, что нам известно, – продолжил Гордон. – Итак, мы знаем, что вы снимали для мисс Пенни квартиру, где сожительствовали с ней. Это было два или три года назад и длилось около полутора лет. Вопрос: почему вы неожиданно с ней порвали?
– Потому что застукал ее с другим мужчиной! – выпалил Браун. – Какой-то чертов сукин сын с прилизанными волосами. Она объяснила, что знает его уже много лет. Вот стерва! А тот молчал, и правильно. А то я бы разбил ему морду.
– Я вас понимаю. Вы, случайно, не знаете его фамилию?
– Нет. Но, случайно, знаю его имя, если это вам интересно. Уолтер. Так она его называла. «Я всегда любила Уолтера». Представляете, какая наглость?
Гордон сразу вспомнил инициалы У.А.Ш.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– А вот тогда и видел. Сказал, чтобы она выметалась оттуда к чертям собачьим. А хочет, пусть остается, но я сдаю квартиру в агентство. На том и расстались. Понимаете, я женат давно, но в первый раз попробовал сыграть в такую игру. Думаю, и в последний. Однажды укушенный вдвойне пуглив.
– Она была хороша собой?
– Да, хороша, – Браун оживился, – хотя тут было что-то иное. Рядом с ней я чувствовал себя словно под хмельком. Такое состояние, в котором хотелось находиться подольше. А потом приходишь в себя и удивляешься, что это на тебя нашло.
Гордон кивнул.
– Как вы с ней познакомились?
– Случайно, в автобусе. Он был пустой, только мы двое, она спросила про какую-то улицу, и мы разговорились. Я пригласил ее поужинать. Жена с детьми уехала гостить к матери. Фанни рассказала кое-что о себе. Мол, ее подвел один человек. Бросил, уехал за границу. А она потеряла из-за него работу и не может устроиться. Ну, обычная дребедень, но она выкладывала это так, что заслушаешься. В общем, она мне очень понравилась, что тут говорить. Тем более, как я уже сказал, жена находилась далеко. Ну, значит, мы поужинали, а потом все завертелось… Я вроде как одурел. Снял квартиру, правда, дешево. Первый год все шло хорошо; Фанни не капризничала и всегда старалась поднять мне настроение. Вскоре отношения стали портиться. Мне все противнее было врать жене, когда уходил из дома, я боялся, что она разнюхает. А моя жена не стала бы терпеть ни минуты, достойные женщины подобного не прощают. И Фанни стала все больше требовать, в основном денег, а с деньгами у меня было туго. Когда я застал ее с тем мужчиной, то даже обрадовался, что можно все закончить. А то как-то не решался. Вот, собственно, и все. – Браун помолчал. – Да, должен сказать, она изрядная лгунья. Все врала про какого-то человека, который ее бросил, а потом проговорилась. Оказывается, это был ее муж, – да, она была замужем, – и фамилию назвала: Хубарт. Вначале водила меня за нос, боялась, что выгоню из квартиры. Но когда я увидел у нее письма, адресованные миссис Хубарт, пришлось признаться.
– Расскажите, что вы делали в ночь двадцать шестого марта? – спросил Гордон. – Это вопрос формальный, я просто обязан задать его.
Браун опять помрачнел.
– Так и знал, что все ваши расспросы кончатся этим! Если узнают жена и мои мальчики…
– Заверяю вас, все останется между нами. Только обоснуйте свое алиби, надеюсь, это несложно. Итак, среда, двадцать шестое марта.
Браун достал из кармана ежедневник, полистал и показал Гордону запись: «Семь сорок пять. Ужин. Картер».
– Я могу вам дать его адрес, если хотите. Он подтвердит.
– Когда вы вернулись?
– Примерно в три часа ночи. Согласен, поздновато. Но мы пошли в новый клуб, о котором сейчас все говорят. «Пестрая бабочка». Дыра каких мало, вот что это такое. Шампанское – бурда какая-то поддельная. Но миссис Картер решила там отметить свой день рождения, повеселиться. Вот и повеселились.
Гордон записал адрес Картера и задал последний вопрос:
– Вы хорошо тогда разглядели приятеля Фанни?
– Да, лучше, чем хотелось бы. Противный такой тип, худой, мерзкий.