Текст книги "Плохая кровь"

Автор книги: Энтони Бруно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Слушай меня, Джо. Возьми телефон и позвони, как он тебе сказал. – Д'Урсо показал на Гиббонса на мониторе. – Если этот тип узнает, что ты не позвонил, то заподозрит неладное и вернется обратно. Позвони туда и хорошенько нажалуйся, заведись на полную катушку. Напирай на гражданские права. Ты понимаешь? А когда позвонишь, вернись туда и посодействуй ему. Да будь полюбезнее. Но если он захочет осмотреть машины изнутри, скажи, что у тебя нет ключей и сегодня негде достать. Объясни все вежливо, пригласи зайти завтра. Скажи, что завтра он сможет осмотреть все что угодно. Ясно? Теперь иди звони.

Джо вытер лицо рукавом и снял трубку. Пока он набирал номер, Д'Урсо взял карточку и прочитал имя.

– Мистер К. Гиббонс, да? – Он взглянул на монитор и увидел, как старикан вертит головой в разные стороны. – Что же вам надо, мистер Гиббонс? Что вам надо?

Джо уже дозвонился и вовсю жаловался на то, что какой-то тип нахамил ему, назвавшись агентом ФБР. Так вот, хотелось бы знать, в самом деле ли этот парень «Гибсон» – агент, и какого черта он тут шляется, и что все это вообще значит. Д'Урсо ухмыльнулся и ободряюще кивнул. У Джо получалось вполне убедительно.

Д'Урсо снова взглянул на видеомагнитофон, затем перевел глаза на якудза – проверить, не рыпается ли тот. Парень стоял, не шевелясь, но рукоятка пистолета все еще торчала у него под мышкой. В полутьме металл блестел, как голова змеи. Д'Урсо поднял глаза, посмотрел на Гиббонса, который как раз хрустнул суставами пальцев, и пригладил волосы на затылке. Он обдумывал ситуацию со всех сторон, напряженно обдумывал.

Глава 10

У Д'Урсо был просторный кабинет, но Нагаи там не хватало воздуха. Он зажег сигарету, сделал пару затяжек и загасил ее в пепельнице из красного венецианского стекла, стоявшей на кофейном столике хромированной стали с дымчатой столешницей. К горлу подступала тошнота. Кой черт попутал Д'Урсо? Как он мог допустить такое? Агент ФБР проник сюда, на территорию, а Д'Урсо позволил ему уйти! При одной мысли об этом Нагаи ощущал болезненный спазм в желудке. Хамабути не станет обвинять Д'Урсо – Хамабути обвинит его, Нагаи. Тот парень был тут, он все видел, и Хамабути, наверное, уже знает. Нагаи судорожно вздохнул, подавляя позыв к рвоте. От проклятой вони с нижнего этажа сделалось еще хуже. Снизу доносился скрежет конвейера, и Нагаи живо представлял себе, как продвигаются по цехам тысячи липких тушек. Куриное дерьмо в клетках, куриная кровь и потроха – всюду, куда ни глянь. Нагаи опять стало дурно. Он сложил руки на груди, ущипнул себя за нос и сидел тихо-тихо, не шевелясь, глядя прямо перед собою на экран телевизора, где тот человек в черном плаще снова и снова взламывал багажники автомобилей. Нагаи уже в третий раз просматривал запись. О чем думал этот чертов Д'Урсо, позволив мужику уйти? Так-то он собирается вести дела в будущем, когда они станут работать самостоятельно? Черта с два они станут!

Д'Урсо сидел слева от него на сером бархатном диване, положив ногу на ногу и охватив колено сплетенными пальцами. Франчоне пристроился на подлокотнике, нагнувшись к свояку. Казалось, они смотрят хренов фильм и то, что творится на экране, ни чуточки их не касается. И что теперь делать с этой дурацкой пленкой? Тот паренек был готов разобраться на месте, но Д'Урсо остановил его. Поганый кретин. Лучше бы парень его не послушался. Лучше бы он убил этого фэбээрщика. Но Хамабути не станет обвинять паренька, которого послал ко мне, не станет обвинять и людей Антонелли. Нет, он возложит всю вину на меня – и будут неприятности. Чтоб им всем провалиться.

Нагаи взглянул на Д'Урсо. Тот был совершенно невозмутим. Какого хрена он так себя ведет? Агент ФБР на экране почесал в затылке и выпрямился, потом посмотрел прямо в камеру, и его безобразное лицо сморщилось. Будь он проклят. Он уже должен бы быть мертв. Мертв.

– Его зовут К. Гиббонс, – сказал Д'Урсо. – Так на визитке значится. – Д'Урсо показал визитную карточку, ту, что агент ФБР вручил Джо.

Нагаи взглянул на карточку, потом поднял глаза на Д'Урсо.

– До сих пор не могу понять, почему вы его не убили. У вас была такая возможность. Мой человек был готов это сделать. Почему вы остановили его? – Нагаи хотелось кричать на Д'Урсо, но просто не было сил.

– Нагаи, я пытался тебе объяснить, но ты и слушать не хочешь. У меня возникла дурацкая мысль, что мы можем подставить Антонелли, сделать так, что ФБР заметет его вместе со всеми рабами, и у нас, когда мы начнем, не будет конкуренции. Однако же потом я поразмыслил над этим. Ничего не выгорит. Я сам слишком замешан. На меня выйдут раньше, чем на Антонелли. Мысль вообще-то неплохая, но она не сработает.

– Так что ж мы тут сидим и смотрим телевизор? – Нагаи махнул рукой в сторону двадцатипятидюймового «Сони». – Надо найти мужика и убрать его, пока он не заговорил.

Франчоне забулькал, как неисправная батарея, плечи его затряслись.

– Ну, Нагаи, не знаю, как у вас в Японии, но тут ты не можешь стрелять федеральных агентов просто так, за здорово живешь. Стрелять копов нехорошо. Копы очень переживают, если кого-то из них пристрелят. И начинают закручивать гайки.

Мистер Всезнайка. Панк-недоумок.

– Я бы с радостью пристрелил тебя, панк. Мы не побоимся пристрелить копа, – пробормотал Нагаи по-японски.

Д'Урсо поставил ноги на пол и наклонился вперед, подняв ладони.

– Я знаю, Нагаи, ты сходишь с ума, но послушай меня. Мы бы все равно не могли прикончить этого мужика здесь.

– Почему?

– Думаешь, в конторе, где тот мужик служит, не знают, куда он пошел? Не явись он на работу денек-другой, они бы стали его искать и вышли бы на склад автомобилей. Вот тогда бы мы по-настоящему влипли.

– Мы и так влипли достаточно! Говорю тебе: было бы проще убрать его сразу. А если бы кто-нибудь пришел его искать, жирный осел Джо мог бы сказать, что, дескать, наш друг Гиббонс приходил сюда, но ушел. Все просто. – Нагаи чувствовал, как щеки его пылают.

– Ты не знаешь, Нагаи, что это за парни. Ты полагаешь, что ФБР отстанет от нас только потому, что какой-нибудь жирный жлоб скажет, что их человек тут был, но ушел? Маловероятно. – Д'Урсо улыбался. Чему, будь оно все проклято?

В животе у Нагаи начались спазмы. ФБР докопается до работорговли, и Хамабути обвинит его. Д'Урсо все заливает и заливает, как чудесно им будет работать вместе, но ведь ничего еще не утряслось. Они не смогут защитить его от Хамабути. Они должны наладить все так, чтобы комар носа не подточил, а потом уже воевать с боссами. До того как вступать в игру, Нагаи хотел, чтобы ему представилась возможность выкрасть детей из Японии. К горлу опять подступила тошнота. Теперь он никогда не увидит своих детей. Хамабути об этом позаботится. В памяти всплыла фотография Хацу, Кэндзи и малышки. Этот снимок Нагаи всегда носил в бумажнике. Нет... Он не может этого допустить... если хоть что-нибудь от него зависит.

Откинувшись на спинку дивана, Д'Урсо развел руками.

– Послушай, Нагаи, я вижу, как тебе плохо, но надо из этого как-то выпутываться.

– Я не понимаю тебя. Ты даже не волнуешься.

– Да нет, я волнуюсь, конечно, но не стоит преувеличивать. Ты вообразил себе, что тот мужик Гиббонс знает все о рабах. Но что у него есть? Кусок шланга и жестянка из-под кока-колы. И что? Ничего. Я и в самом деле думаю, что нам пока волноваться нечего. Вот если он вернется, и станет задавать вопросы, и показывать пальцем... ну, тогда придется что-нибудь сообразить. – Он посмотрел на шурина. – Сообразим ведь, а, Бобби?

Франчоне хихикнул, закатив глаза.

– Не волнуйся, Нагаи. Я позабочусь об этом мужике Гиббонсе, когда придет момент.

Нагаи вытаращил глаза.

– Он? – прохрипел японец, показывая на шурина-недоумка. – Ты, наверное, шутишь, а?

Франчоне развернулся к нему и завопил:

– Послушай-ка, Нагаи, а ты не подумал, какого черта тот федерал вообще сунулся в доки? Тебе не пришло в голову, что их навел тот «фольксваген», который они выудили из реки? Наверняка именно это дело они и расследуют. Если бы вы с Мишмашем сбагрили жмуриков как положено, мы бы не сидели сейчас в таком дерьме. Может, как раз ты виноват, что этот мужик Гиббонс сует свой нос куда не следует.

– Ладно, может, ты и прав. Может, это моя вина. – Нагаи встал и вытащил кассету из видеомагнитофона. – Если это моя вина, то я и должен исправить положение. Как сам сочту нужным. Дело чести. – Он ткнул кассету прямо в лицо Франчоне, словно то был нож.

– Эй, Нагаи, подожди, сядь-ка на место, – сказал Д'Урсо. – Мы все уладим. Не надо...

– Нет-нет-нет. Я сам обо всем позабочусь. – Он направился к двери, зажав кассету в руках.

Шурин-недоумок пытался было задержать его, но Нагаи отшвырнул панка и пошел дальше. Тошнота прошла. Зато ужасно болела голова. Придет время – и Масиро позаботится об этом шурине тоже. Д'Урсо ничего и не заподозрит.

Франчоне заорал ему вслед:

– Оставь кассету. Ты слышишь, Нагаи, мать твою растак? Тебе говорят.

– Нагаи, – позвал Д'Урсо. – Вернись и сядь на место. Поговорим как разумные люди.

Нагаи замедлил шаг и услышал голос Франчоне.

– Пусть идет, Джон, – говорил панк. – Как, интересно, он умудрится найти этого мужика Гиббонса? Позвонит в ФБР и спросит адрес? Хренов кретин.

Под язвительный смешок Франчоне Нагаи направился к лестнице. Ублюдок. Думает, он все знает. Он еще поглядит.

На первом этаже вонь стояла несусветная. И страшный грохот: скрежет машин, топот ног, суета рабов, доводящих мертвых кур до кондиции. Нагаи вновь захотелось проблеваться. Направляясь к задней двери, он взглянул направо и увидел ряды ощипанных кур на стальных крюках, одна за другой погружающихся в дымящуюся воду. Раб, склонившийся над чаном, устремил на Нагаи безжизненный взгляд. На лице у невольника багровели синяки, один глаз распух и не открывался. Это был тот самый паренек, который накануне вломился в заднюю комнату. Такаюки, которого избил Масиро. Хренов сукин сын.

– Куда это ты уставился? – фыркнул Нагаи. Такаюки, не бросая работы, обмывая вонючих кур, все смотрел на Нагаи здоровым глазом.

Вонь совсем доконала Нагаи. Он повернулся и выбежал вон, чтобы проблеваться спокойно.

* * *

Масиро сидел на корточках на бетонном полу, за спиной у него мерцала свеча, и меч был заткнут за пояс. Нагаи потер окоченевшие руки и заглянул за плечо самурая. Перед ним лежала доска, а рядом стояла банка виноградного джема «Велш». По всей длине доски тянулась черта джема. Ах, Масиро, Масиро. Нагаи покачал головой. Самурай тренировал собственную выдержку и меткость своего катана. Он ждал тараканов, абсолютно спокойный и неподвижный посреди темного выстуженного склада. Нагаи подошел поближе и разглядел в джеме двух разрубленных тараканов. Он знал, что Масиро может сидеть так часами, ждать, пока осторожные насекомые почувствуют себя в безопасности и полезут на сладкое.

Нагаи молча присел на коробку консервированных ананасов «Доул» в кусочках и поставил на колени принесенный с собой видеоплейер. Два голодных таракана осторожно взобрались на край доски. Масиро сидел, как каменный. Тараканы залезли наверх и остановились, шевеля усами. Масиро слился с темнотой. Первый таракан достиг полоски джема, снял пробу и пошел вперед. Второй помедлил с минуту, потом вступил в сладкую жижу. Оба приникли к повидлу, как олени к источнику. Внезапно сверкнул меч – раз и еще раз. Два разрубленных таракана упали на замусоренный пол.

– Очень хорошо, – сказал Нагаи по-японски.

Масиро даже не обернулся.

– По-настоящему хорошо никогда не бывает, – тихо пророкотал он.

– Для меня это достаточно хорошо. Даже более чем достаточно. – Масиро должен это чувствовать. Он теперь единственная надежда.

Нагаи Посмотрел на экран плейера. Агент ФБР сидел там, как пришитый. Ни дать ни взять таракан в коробке. Ах, если б носатый ублюдок и в самом деле очутился здесь, будь он проклят. Нагаи нажал на обратную перемотку, и Гиббонс судорожно задвигался, побежал обратно к «хонде», засуетился вокруг нее, как большой черный жук. Подошел к багажнику, вынул из кармана шланг для подачи воздуха и вставил его на место. Нагаи перемотал до того места, как Гиббонс вытащил ключи и открыл багажник.

– Масиро!

– Хай. – Масиро встал и подошел к своему господину. Ноги у него, казалось, ничуть не затекли и не болели. А он ведь на три года старше. Стоит призадуматься.

– Вот погляди-ка сюда. – Он запустил кассету и подал плейер Масиро, который взял его и уставился на экран. – Этот мужик – коп, федеральный агент, ФБР.

Масиро кивнул, не отводя взгляда от плейера, прищурив один глаз.

– Он вытащил шланг для подачи воздуха. Он знает о рабах?

– Должно быть, что-то подозревает.

Несколько минут Нагаи наблюдал, как Масиро просматривает пленку.

Потом Масиро снова закивал.

– Интересно...

– Что именно?

– Человек из ФБР немолод. Удивительно.

Нагаи пожал плечами. Он подумал о Рэйко. Кто стар? Кто молод?

– Зачем ты показываешь мне это? – спросил Масиро.

– Запомни его лицо. Я хочу, чтобы ты кое-что сделал.

– Убил его?

– Нет. Д'Урсо и панк говорят, что в Америке нехорошо убивать копов, особенно федеральных.

Масиро поставил видеоплейер на пол и нахмурился.

– Жалкая отговорка для трусов, думаю я.

Нагаи пожал плечами.

– Вполне вероятно.

– Люди Д'Урсо должны заниматься полицией. Так было оговорено.

– Знаю, знаю, но этого он не захотел убрать. Сказал, что, если бы его убили, было бы хуже.

– Ты в это веришь?

– Не знаю.

– Так почему бы мне не убить этого человека? На всякий случай.

Нагаи подумал с минуту.

– Может, так и следовало бы поступить. Я не знаю. Это их страна, и им виднее.

– Так если ты не хочешь, чтобы я убивал этого человека, зачем ты мне это показывал? – Масиро такой практичный, такой деловой. Он великолепен.

– Я хочу, чтобы ты нашел человека из ФБР и так его изувечил, чтобы он не смог предъявить в суде то, что нашел у нас в доках.

Масиро пожал плечами.

– Можно отрезать ему язык.

– Нет. Не надо оружия. Только руками. Можешь ты обезвредить его, не убивая? Что-нибудь вроде постоянной комы.

Масиро коротко кивнул.

Нагаи стыдился своего недоверия, но он должен был знать, что у Масиро на уме. Он должен был прикинуть, сработает ли это.

– И что же ты можешь сделать?

Масиро выставил ладонь, как для удара каратэ, и взглянул на своего господина. Потом, не произнеся ни слова, отошел к задней стене склада, где висел доспех его предка. Нагаи сперва этого доспеха не заметил. В неверном свете свечи он казался призраком. Масиро подобрал с пола охапку досок – светлых, сосновых, в два фута длиной и толщиной в полдюйма, – таких же точно, как та, по которой он размазал повидло. Он водрузил их, одну за другой, на два закоптившихся кирпича.

– Десять, – сказал он наконец, показывая на аккуратный штабель.

Нагаи подошел поближе, и Масиро занял позицию перед досками. Он расставил ноги, сложил ладонь и стал не спеша примеряться, то касаясь верхней доски, то отдергивая руку, то касаясь, то отдергивая, – до тех пор пока не приготовился окончательно.

– Xaaaй!

Удар пришелся по штабелю... и ничего не произошло.

Нагаи весь похолодел от страха. Впервые он видел, как его самурай промахнулся. От ужаса мурашки забегали по затылку.

– Что?..

Масиро спокойно поднял палец, затем принялся снимать доски, одну за другой, рассматривая каждую. Все они были целые, нетронутые. Нагаи стало дурно.

И тут Масиро вытащил самую нижнюю доску. Она была расколота почти пополам, и крайний ее конец болтался под прямым углом. На пол посыпались щепки. Масиро разбил нижнюю доску, а все другие оставил целыми. Как, к дьяволу... Нагаи улыбался до боли – такое он чувствовал облегчение.

– Когда я работал на «Тойоту», туда пришел молодой тигр и стал яростно делать себе карьеру. Он продвигался быстро, и вскоре я увидел его за своей спиной: он зарился на должность, которой дожидался я. Наш босс очень знобил этого молодого человека. И у меня родилось скверное предчувствие, что меня обойдут. Однажды вечером я последовал за ним в бар и смотрел, как он выпивает со своими молодыми приятелями. Когда он пошел в туалет, я отправился следом. Он стоял у писсуара, когда я нанес ему по затылку тот же самый удар. По некоторым причинам тогда я боялся убивать. Сам не знаю почему. И тренировался, выверяя удар, чтобы рука моя упала на волосок от смерти. Молодой тигр превратился в растение. Насколько я знаю, он до сих пор лежит в задней комнате родительского дома и все время спит. Вот уже четыре года. Он никогда не придет в себя. Родители напрасно мучаются, поддерживая его существование. Точно так же я заставлю умолкнуть и человека из ФБР, – сказал Масиро. – Он не умрет. И никаких проблем не будет.

Нагаи расплылся в улыбке. В горле так пересохло, что он не мог говорить. Он всегда знал, что Масиро сделает это для него Масиро может все. Все. Кому нужна эта хренова мафия? Кому нужны хреновы боевики Хамабути? На кой ляд они все сдались? Нагаи смеялся и смеялся, смеялся до слез.

– Ты знаешь, где я могу найти этого человека из ФБР? – спросил Масиро.

Нагаи полез в карман пиджака.

– Наш парень, который дежурил в доках в тот день, догадался проводить его домой. Вот адрес. – Он протянул Масиро листок.

– Гиб-бонс, – прочитал Масиро, глядя в бумажку.

– Да, так его зовут. Гиббонс.

Масиро кивнул, еще раз взглянул на адрес, обдумывая задание. Поклонился Нагаи, затем повернулся и отвесил поклон темному доспеху в вышине.

– Гиб-бонс... Хай.

Нагаи проглотил наконец комок, застрявший в горле, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Саёнара, Гиб-бонс.

Глава 11

Лоррейн на кухне ставила чайник на плиту. Гиббонс смотрел на нее из гостиной. Присмотревшись к ее ягодицам, он вдруг вспомнил сногсшибательную блондинку, которую видел в «Олд сод» вместе с Тоцци. О да, та девчонка была что надо, но с Лоррейн ей не сравниться. Нет и нет. Лоррейн сохранила чудесную фигуру, и когда она распускала волосы – длинные, темные, летящие, – то казалась мечтой Ренессанса. Повезет же той блондиночке, если она так будет выглядеть в пятьдесят один год. Но сейчас волосы Лоррейн были туго сколоты на затылке. Она Гиббонса не хотела знать.

– Что это? – осведомилась Лоррейн, шаря по полочке кухонного шкафа, где обычно лежали пакетики липтоновского чая.

Гиббонс пришел из гостиной и посмотрел на коробочку, которую она держала в руке. На коробочке был нарисован китайский мандарин. У мандарина были длинные, загнутые ногти и тонкие, причудливо завитые усики. Лоррейн насмешливо прищурилась.

– Китайский? «Улонг»?

– Ну да, «Улонг». – Флуоресцентная лампа над разделочным столиком тихо жужжала.

– Но ведь это чай из коммунистической страны. Ты говорил, что никогда ничего не покупаешь у красных.

– Ты ведь любишь такой чай. Я купил его не для себя. Для тебя купил. – Гиббонс положил последнюю грязную тарелку в раковину и вернулся в гостиную. Проклятье. Стараешься угодить, подумать для разнообразия о том, что нравится ей, а они везде подозревают подвох, эти чертовы итальянцы.

Вода в чайнике закипела. Лоррейн выставила две чашки и приготовила чай – себе «Улонг», ему «Липтон», затем нарезала кекс с цукатами, который принесла из дому, и выложила на тарелку. Она все еще бесилась оттого, что он вернулся к работе. Она сказала, что хотела бы, по крайней мере, «участвовать в принятии решения». Имелось в виду, что она хотела бы использовать право вето. «Ради Бога, ты уже не мальчик, – твердила она, – ты не должен больше заниматься оперативной работой. Это слишком опасно. И на Майка ты не равняйся». Из-за таких вот дружеских советов он ничего не сказал ей и предпочел принять одностороннее решение. Лоррейн по несколько раз надавила на пакетики с чаем в чашках и выкинула пакетики в раковину. Вот почему ему был оказан такой холодный прием.

Поставив тарелку с кексом на чашку «Улонга», она принесла то и другое в гостиную. Гиббонс сидел на кушетке и просматривал книгу, которую Лоррейн вручила ему, – научное исследование о роли центуриона в римской армии с 450 года до нашей эры по 350 год нашей эры. Он любил книги о Римской империи, но тут Лоррейн ясно дала понять: подарок не знак примирения. Речь идет, объяснила она, о бесплатном экземпляре, присланном автором – затянутым в твид бостонским брахманом, ныне преподающим в Калифорнийском университете; каждый год он привозит на конгрессы по античной и средневековой истории какие-нибудь экзотические напитки, надеясь заманить Лоррейн к себе в номер отеля. В прошлом году это было зеленое итальянское пойло из Абруцци под названием «Сто трав», сказала Лоррейн. В позапрошлом – редкий испанский арманьяк. Профессор был довольно красив – какой-то желчной, язвительной красотой, но Лоррейн ни разу не воспользовалась настойчиво повторяемым приглашением. Этот кусочек академической жизни помогал ей сегодня отстраниться от Гиббонса. Тот наблюдал, как она ставит его чашку на кофейный столик. Случись тот конгресс завтра, она наверняка пошла бы в постель с тем подонком просто за банку пива, чтобы насолить ему, Гиббонсу.

– Ну так как же продвигается дело? – В голосе Лоррейн слышался холод. Очень на нее не похоже.

Гиббонс пролистал книгу до оглавления.

– Неважно, – сказал он, не отрываясь от страницы.

– Никаких следов? – Еще больше холода.

– Нет, в самом деле. Может, сходим в кино сегодня вечером? – Лучше в кино, чем сидеть здесь, в холодильнике.

– Ты же терпеть не можешь кино.

Гиббонс поднял глаза.

– Зато ты любишь.

– Мне сегодня не хочется. Нигде ничего не идет. Ничем тебя не улестить, сегодня, а?

– Не хочешь – не надо. – Гиббонс снова склонился над книгой.

– Иверс, наверное, вне себя. Он ведь не любит плохих отзывов в прессе, правда? Ты мне рассказывал, что, если обрядовое убийство не раскрыть сразу же, это создает Бюро плохую репутацию.

Гиббонс опять поглядел на нее. С каких это пор тебя заботит репутация Бюро?

– Кто тебе сказал насчет обрядового убийства?

– Ну, убийца так разрезал тела... Это наверняка какой-то ритуал. По крайней мере, так утверждает Майкл.

Гиббон захлопнул книгу, швырнул ее на кофейный столик и потянулся за чашкой.

– Это уже вчерашний день. Он сейчас переключился на убийц-каратистов.

– У тебя такой тон, будто ты не согласен.

Гиббонс покачал головой.

– С этим Тоцци просто беда: что у парня на уме, то и на языке. Завтра он что-нибудь новенькое выдумает.

Лоррейн отломила кусочек кекса.

– Как же ты раскроешь дело, если не будешь прорабатывать разные версии? Разве ты не должен учитывать любую возможность, даже самую невероятную?

– Это и есть стиль Тоцци. Он все ходит вокруг да около, по касательной, пока наконец не подступится к делу.

– А ты не ходишь вокруг да около?

Гиббонс взглянул на нее.

– Нет.

– Никогда?

– Послушай, пойдем-ка лучше в кино. – Гиббонс приподнялся с кушетки.

– Говорю тебе: мне не хочется. – Лоррейн сложила руки на груди.

Гиббонс вздохнул. Вот оно, начинается.

– Почему? Неужели ты серьезно думаешь, что уличные панки способны устроить такую бойню? Или это мафия? Ты во всем видишь мафию. Мафия – это по твоей части. – Лоррейн явно завелась. – Но много ли найдется таких, у кого хватит духу нанести подобные раны, а потом собрать тела и засунуть в машину? Преступник, должно быть, исчадье ада. Профессионалы быстро делают свое дело и живо сматываются. Ты мне сам говорил.

– Ты что, записываешь за мной?

– Ну так все же? Ты правда думаешь, это мафия?

Гиббонс пожал плечами.

– Может быть.

– Ты и в самом деле думаешь, что убийца выполнял приказ босса? Мне кажется, нужно быть чертовски преданным, чтобы убить вот так. Нет, ты не прав. Думаю, это не мафия. – Лоррейн явно злорадствовала.

Гиббонс медленно покачал головой.

– Где ты найдешь парней, более преданных боссу, чем в мафии? Да прикажи он им только – они тебя смелют в мясорубке и сделают гамбургер. Они ребята крутые. Можешь мне поверить. Я-то уж навидался.

Лоррейн посмотрела ему в глаза.

– Так какого черта ты вернулся назад ко всему этому?

* * *

Игра лунного света и тени на булыжниках мостовой превратила улицу в узловатый панцирь на груди гигантского самурая. Стоя под деревьями, Масиро чувствовал у себя под ногами присутствие своего предка. Он посчитал этажи дома на противоположной стороне улицы. В квартире горел свет. Масиро скомкал бумажку с адресом и выбросил ее, потом вытащил из кармана горсть соли. Он шепотом сотворил молитву почтенному Ямасите и высыпал соль на булыжники.

* * *

– Послушай-ка, что я тебе скажу. – Гиббонс сидел на краю кушетки, тыкая пальцем в Лоррейн. – У тебя свербит в заднице потому, что я вернулся на работу. Ты думаешь, я не справлюсь, потому что мне осточертело это дерьмовое насилие.

– А что, разве нет?

– Нет, не совсем. Это случай Тоцци. Не мой.

– Мы не о Майкле говорим.

– Знаешь, ты и твой кузен – два сапога пара. Вечно из мухи делаете слона. Давай-ка вот, запиши это. Мотив убийства всегда очень прост. Ненависть, корысть, месть. Один тип видит, как другой тип царапает его новую машину на стоянке, и у него крыша едет, и он пробивает тому, другому типу голову монтировкой. Вот тебе самое что ни на есть типичное убийство.

– Ты что, хочешь сказать, что тех двоих ребят убили и изувечили потому, что они исцарапали машину не того парня?

– Не строй из себя дурочку, ладно? Я старался объяснить тебе, что, когда расследуешь убийство, нужно прежде всего искать мотив, а не цепляться к деталям. Только так доводят расследование до конца. Если же ты увязнешь в разных частностях, то кончишь тем, что будешь гоняться за собственным хвостом.

– Но, может быть, это ты не видишь главного. Пусть ты тридцать лет работал агентом, это не делает тебя знатоком всех преступлений, прошлых, настоящих и будущих. Ты, по-моему, зацикливаешься. Мы живем в странном мире, и с каждым днем он все страннее и страннее. Ты должен признать, что тут действовал не обычный убийца. Это совершил какой-то автомат.

Гиббонс закусил верхнюю губу и прищурился. У него начиналась изжога.

– Ты правда не хочешь в кино?

– Абсолютно.

А жаль: вдруг где-нибудь показывают «Челюсти».

* * *

Глядя с пожарной лестницы вниз, на булыжники мостовой, Масиро различал тело своего предка – гигантский воин лежал в парадных доспехах, облагороженный смертью. Масиро почтительно склонил голову, потом осторожно стал подниматься по железным ступенькам. Он взглянул вверх, на освещенные окна, до которых оставалось три этажа, и вспомнил молодого тигра, который осмелился тягаться с ним в «Тойоте», вспомнил, как покалывало ребро ладони, когда парень растянулся на полу уборной в том баре. Масиро подумал о том, что обещал своему господину Нагаи, и полез дальше выполнять поручение.

* * *

– Никогда не думала, что у тебя такое скудное воображение, – говорила Лоррейн, качая головой. – Я разочарована. Ты слишком приземлен. Ты принимаешь в расчет только реальные возможности. А вдруг убийца – психопат? Психопат, который внушил себе, будто он... – тут ее взгляд упал на книгу, лежащую на кофейном столике, – римский центурион, например. Этот вариант ты ведь не примешь во внимание, а?

– Ты попала пальцем в небо. Убийцы-психопаты – особая статья. У них все по-другому обставлено.

– Нет, нет, послушай меня. Представь себе человека, который много читал об истории Древнего Рима, который все бы отдал, только бы носить короткий меч и нагрудный доспех. И вот в один прекрасный день он свихивается, а поскольку у него на уме одни только римские завоевания, то он и воображает себя центурионом. Но основное в центурионах то, что они жили только для армии, рождены были, чтобы исполнять приказы. Значит, что нужно нашему убийце, чтобы перевоплотиться в подлинного центуриона? Цезарь, так ведь? Теперь представь себе, что какой-то негодяй входит в его жизнь и видит, что сможет использовать несчастного помешанного для своих преступных целей, если только подыграет ему и назовется генералом. Подумай об этом.

– Я уж думаю, не арестовать ли тебя за сообщничество. Давай сменим тему, а? – Гиббонс хотел было обнять ее.

– Нет. – Лоррейн оттолкнула его руку. – Ты не хочешь меня слушать. В этом, черт подери, твоя беда. Тебе неинтересно, что думают другие. Как вообще можно раскрыть преступление, не признавая, что кто-то способен мыслить не так, как ты? Может, раньше у тебя получалось, но теперь – нет. Взгляни правде в глаза: у тебя ничего не выходит. – Лоррейн схватила чашку и глотнула чаю, плотно зажмурив глаза. Она пыталась удержать слезы.

Жуткое, выматывающее душу молчание воцарилось в комнате. Гиббонс чувствовал себя последней скотиной. То, что он вернулся на работу, расстроило Лоррейн гораздо больше, чем он мог себе представить. Иногда он ведет себя как последний говнюк.

– Знаю: ты на меня чертовски зла, – сказал он наконец. – Прости. Я должен был сначала переговорить с тобой.

Лоррейн со всего размаху опустила чашку на столик, расплескав чай.

– Извинениями ты ничего не изменишь. Что сделано, то сделано.

– Но я прошу прощения. Что еще я могу...

– Этого недостаточно. Этим не исправишь прошлого. Ты всегда так поступал со мной. Всегда оставлял за бортом. Ты никогда не думал о нас.

Гиббонс глубоко вздохнул.

– Как ненавижу я эти разговоры. Чего ты хочешь? Чтобы я заплакал? Я никогда не плачу, извини. Ты хочешь что-то услышать от меня, но я понятия не имею что. Если бы я знал, что мое возвращение на работу так выбьет тебя из колеи...

– Я переживаю не потому, что ты вернулся в Бюро. Дело в том, что ты не рассказал мне о своих намерениях.

– Но какие, к черту, могли еще быть у меня намерения? Что другое мог я предпринять после тридцати лет работы в Бюро? Начать составлять букеты?

Она рассмеялась сквозь слезы и покачала головой.

– Ты все такой же и никогда не изменишься, правда?

Гиббонс обнял ее за шею и привлек к себе. Было ужасно видеть, как Лоррейн плачет из-за него.

– Послушай, даже не знаю, что тебе сказать. Я люблю тебя, но...

– Ах, ладно, помолчи. Только это я и хотела услышать. Обещай мне одну вещь для полного счастья.

– Какую?

– Будь осторожнее впредь. Не лезь на рожон. Я этого не вынесу. Ты считаешь себя неуязвимым, но это не так. Уязвимы все. Не рискуй понапрасну. Держись Майкла, если возникнет опасность. Обещай мне. Я не хотела бы на старости лет остаться одна.

Гиббонс с усилием сглотнул.

– Ладно... обещаю. Буду осторожен.

Лоррейн прижалась губами к его губам, еле удерживая рыдание. Не прерывая поцелуя, расстегнула ему рубашку, погладила волосы на груди. Гиббонс крепко держал ее и не отпускал. Если бы она отстранилась, то увидела бы слезы на его глазах. Теперь Лоррейн принялась расстегивать ему ремень.

Он повернулся, высвободился на минуту.

– Эй, ты уверена, что не хочешь в кино?

Она фыркнула и расхохоталась по-настоящему.

– Ложись-ка, Гиббонс, на спинку и расслабься.