Текст книги "Грязный бизнес"

Автор книги: Энтони Бруно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Эй, сюда, дайте мне руку, черт вас побери.

Тоцци открыл глаза. Чипс стоял в дверях, придерживая локоть, и вопил кому-то в коридор. Трое молодых парней ввалились в зал. Точь-в-точь группа захвата из представителей разных рас: черный, испанец и белый подонок. Все с золотыми цепочками, в свободных костюмах под громоздкими парками и с болтающимися шарфами. И все – громилы.

– Врежьте как следует этому ублюдку. Я выкладывался, чтобы узнать, куда он дел ковер. А вы тут хлопали ушами!.. – Чипс был взбешен.

Голова у Тоцци все еще кружилась. Он попытался сфокусировать взгляд на ноже, но тщетно – в глазах стоял туман.

– Займитесь же им, ублюдки!

Ах ты, черт.

Глава 19

Рука у Чипса свисала с плеча, как дохлый питон. То ли от боли, то ли от злости он непрерывно корчил жуткие рожи: раздувал ноздри, шевелил губами, поднимал и опускал брови. И, не умолкая, орал на своих подручных:

– Задайте же этому мерзавцу, выбейте из него мозги!

Но парни не спешили выполнять его приказание, они просто стояли, глядя на Тоцци, выжидая, кто первый сдвинется с места. Белый пижон с высокой шапкой волос подошел к полке на стене, где лежал деревянный инвентарь для тренировок, и схватил тяжелую деревянную палку – джо.

– Сейчас, сейчас я ему покажу, – пробормотал он.

Тоцци, забыв о своей ране, быстро вскочил на ноги. Парень шаг за шагом приближался к нему, держа в руках, словно бейсбольную биту, пятифутовый деревянный столб.

Контролируй ситуацию, приказал себе Тоцци. Жди, пока он нападет, жди, пока он увлечется. Расслабься. Прими удобную позу и держись с достоинством. И, черт побери, будь «большим»! Сохраняй ясность сознания.

Но это было непросто.

Он выпятил грудь, глубоко вздохнул и расправил плечи. Затем ему вспомнились слова Нила-сенсея: «Прежде чем ввязаться в борьбу – победи». Тоцци с трудом изобразил на лице слабую улыбку, чтобы заставить себя поверить, что он уже победил, не очень-то это легко. Стоявший перед ним парень, панк-переросток, дергал в руках увесистую палку и явно был преисполнен желания произвести впечатление на своих приятелей.

– Так ты скажешь, где он, или предпочитаешь, чтобы тебе размозжили башку? – произнес он, придвинувшись еще ближе.

Тоцци заставил себя не двигаться с места. Он не ответил парню – не надо отвлекать себя разговором.

– Эй, ты! – завизжал пижон. – Я задал тебе вопрос. Я жду ответа.

Тоцци молчал. Стоял на своем месте и молчал.

– Козел, – пробормотал парень, приближаясь. Он поднял палку над головой и размахнулся, намереваясь раскроить Тоцци голову.

Тоцци ждал, выпрямившись, внимательно следя за палкой, которая уже начала описывать свою смертельную дугу. Увидев, что палка вот-вот обрушится на его голову, он слегка отодвинулся, чтобы избежать удара, и обеими руками схватил палку: одной рукой посередине, другой – в конце. Затем с силой рванул палку вниз, слегка отступил и опрокинул парня на спину. Помня, что его поджидают еще двое, Тоцци ткнул подростка концом палки в нос, словно в бильярдный шар. Тот завопил и схватился руками за лицо, а Тоцци быстро развернулся, чтобы поприветствовать следующего, того, кто рискнет подойти к нему.

Двое других были готовы наброситься на него, но колебались, каждый выжидал, кто сделает первый шаг.

– Вперед, мать вашу!.. – орал на них Чипс. – Чего вы ждете?

Первым решился чернокожий. У него в руках был тренировочный деревянный меч боккен. Он приближался к Тоцци, размахивая этим мечом, словно пират. Слышался свист рассекаемого боккеном воздуха, но с каждым взмахом меча парень все больше рисковал потерять равновесие. Тоцци подождал, пока тот посильнее наклонится в одну сторону, и быстро вступил в борьбу, извлекая максимум преимуществ из длины палки джо: ткнув ею чернокожего в горло, он начал теснить его назад, вдавливая палку в его голосовые связки. Парень издал такой звук, словно его вот-вот вырвет, и свалился на корточки, хватаясь за горло и давясь.

– Эй, что здесь происходит? Что случилось, Майк?

Тоцци посмотрел наверх и увидел Нила-сенсея, выходящего из раздевалки. Он был в своей обычной уличной одежде.

– Я не отказался бы от вашей помощи, сенсей, – ответил ему Тоцци.

Мальчишка-испанец отвернулся от Тоцци и набросился на Нила. Сенсей был невысокого роста, и болван решил, что легко справится с ним. Как он ошибся!

– Ты никому не сможешь помочь, червяк, – бормотал испанец, устремившись к Нилу с поднятыми кулаками – он намеревался размозжить ему голову. Но в самую последнюю минуту Нил отклонился и выбросил вперед свою руку. Наткнувшись на нее, парень, под действием собственной силы инерции, упал навзничь и ударился головой об пол так сильно, что она, как мячик, отскочила от некрашеного дерева. Парень в каком-то оцепенении подтянул колени и попытался поднять голову, но смог лишь с трудом повернуть ее.

Тоцци наблюдал за Нилом, восхищаясь его спокойными и экономными движениями, как вдруг кто-то схватил его сзади и он ощутил холодный металл под подбородком. Тот же самый проклятый охотничий нож. Он инстинктивно схватился за гигантскую руку, давя на нее всем весом, отталкивая от ключицы, но напавший был чертовски силен. Тоцци подобрал подбородок и посмотрел вниз. Он узнал толстенные ручищи и ощутил на своей спине брюхо Чипса. Да, это был он.

– Ты и твой приятель строите из себя больших умников, все шутите со своим дерьмовым айкидо. Теперь моя очередь шутить. Говори, где этот сраный ковер, или я отрежу твою башку и выброшу ее в окно.

Стараясь удерживать лезвие подальше от горла, Тоцци обежал глазами комнату. В конце зала он увидел Нила, подававшего ему знаки руками.

– Пригнись! – крикнул он.

Тоцци тут же понял, что ему делать. Он расслабил плечи, согнулся в пояснице, сполз на пол и, задержав руку Чипса на уровне своей груди, перебросил его через спину. Тот с грохотом шлепнулся на мат и, хватаясь за вторую руку, завизжал, как кошка.

– Все, я сматываюсь отсюда, парень. – Шатаясь на нетвердых ногах, держась за затылок, испанец заковылял к двери.

Чернокожий уже смылся, а белый с расквашенным носом бросился к своему боссу и помог ему подняться. Он не сводил глаз с Тоцци и Нила, опасаясь их дальнейших действий.

– Ну, Чипс, давай, пошли отсюда.

Чипс выл и стонал, словно старуха на похоронах. Когда белый парень выводил его из двери, он даже зажмурился от боли. Они так спешили, что забыли про охотничий нож.

Хорошо, подумал Тоцци, в изнеможении роняя голову. По крайней мере, можно будет взять отпечатки пальцев.

Боясь потерять сознание, он опустился на колено и принялся исследовать свою рану. Его борцовское кимоно пропиталось кровью. Он сел и закрыл глаза, стараясь не отключиться.

– У тебя кровь, Майк. – Нил-сенсей уже стоял над Тоцци.

Тоцци кивнул и распахнул куртку, показывая ему свою рану.

– Не вставай. В раздевалке есть комплект для оказания первой помощи. Просто крикни, если они вернутся.

– О'кей, – кивнул Тоцци:

Но когда Нил ушел, Тоцци бросился к краю мата, выглянул в дверь – убедиться, что там никого нет, – и приподнял край мата. Увидев то, что ему было нужно, он расслабился, тело его обмякло, он с облегчением вздохнул. Голубовато-бежевый орнамент на бордовом фоне, запечатлевшийся в его сознании, был прямо перед его глазами – он положил сюда ковер в тот день, когда они с Лоррейн подверглись нападению в доме дядюшки Пита.

Тоцци опустил угол мата, накрыв им ковер, затем быстро отошел от края и снова улегся на мат, глядя на потрескавшийся потолок и прислушиваясь к биению своего сердца. Оно стучало тяжело и медленно, словно гонг.

* * *

Добравшись до дома, Тоцци сразу бросился к телефону. Пока его штопали в кабинете неотложной помощи, он раздумывал, как лучше поступить. Это должно сработать. Наверняка сработает. Он использует того маленького крысеныша, чтобы выкурить большую крысу.

Он позвонил в справочную службу Нью-Йорка и спросил номер редакции «Нью-Йорк трибюн». Пока телефонистка отвечала ему, он стащил пальто, стараясь не повредить швы, наложенные на рану. Быстро записав номер на полях журнала, лежавшего на подоконнике, он нажал на рычаг и, дождавшись гудка, набрал только что полученный номер редакции.

Когда гудок прогудел дважды, он услышал женский голос:

– Редакция.

– Марка Московица, пожалуйста, – попросил Тоцци.

– Посмотрю, на месте ли он. А кто его спрашивает?

– Передайте ему, это Майк Тоцци.

Он посмотрел на часы. Десять часов вечера. «Трибюн» – утренняя газета, так что как раз сейчас должен верстаться завтрашний номер. Хоть бы этот засранец был на месте.

– Тоцци, чем могу быть тебе полезен? Хочешь рассказать мне еще что-нибудь хорошенькое?

Тоцци представил, какое ехидство написано на морде крысеныша-переростка.

– По правде говоря, Московиц, у меня кое-что для тебя есть.

– Похоже, некоторых парней ничего не научит.

Тоцци слышал, как тот прикурил сигарету и выдохнул в трубку.

– Итак, что у тебя на уме?

– Поскольку эта неделя небогата событиями – сейчас ведь каникулы, – я, пожалуй, дам тебе эксклюзивное интервью. Но на сей раз – для печати.

Московиц усмехнулся.

– Да ну? А кому ты нужен? Хочешь заявить, что ты невиновен? Дохлое дело. Этим никого не проймешь.

– А что, если я заявлю, что Том Огастин выдвинул против меня ложное обвинение? Это проймет кого-нибудь?

Крыса презрительно фыркнула:

– Ты отнимаешь у меня время, Тоцци. Займись своей вендеттой где-нибудь в другом месте. Попытайся в «Пост».

– Но я могу это доказать.

– Да? Тогда продолжай, я слушаю.

Крыса затянулась сигаретой.

Тоцци пододвинул стул к кухонному столу и уселся поудобнее. Он точно знал, что и как ему говорить. Последние два часа он мысленно старался сформулировать все наилучшим образом, чтобы этот ублюдок попался на крючок. Он расстегнул рубашку, потрогал швы и начал говорить.

– Все это расследование убийства в доме моего дяди – сплошная фигня от начала до конца. Огастин и его подручный Мак-Клири с самого начала исходили из того, что я виновен. Расследование так не проводится.

– Все правильно, Тоцци. То же говорил бы и любой другой смертник, ожидающий своей участи.

– Тут-то уж ты мне поверь немного. В уголовных расследованиях я кое-что смыслю – занимался этим довольно долго. Эти фокусники играют по своему сценарию. Я считаю, что это нарушает мои конституционные права.

– Подожди, подожди. – Московиц на секунду отложил трубку. – Не возражаешь, если я запишу нашу беседу?

– Давай. Меня это устраивает.

Тоцци улыбнулся – крыса заглотила сыр.

– О'кей, говори. Теперь поточнее, каким это образом в данном случае нарушаются твои конституционные права?

– Огастин настоял, чтобы ФБР не принимало участия в расследовании, так как я являюсь агентом ФБР. Правильно? Но у кого самые совершенные судебные лаборатории в мире? У ФБР. Если ты знаешь, что невиновен, разве тебе не хотелось бы, чтобы для доказательства этого было использовано лучшее оборудование и привлечены лучшие специалисты? Почему я должен довольствоваться второсортными средствами? Меня ущемляют в моих гражданских правах.

– Что ты такое говоришь? Это копы-то Джерси некомпетентны?

– Нет. С ними у меня нет проблем. Я полагаю, они действуют наилучшим образом, используя все имеющиеся средства. Нет. Моя проблема – это ручной альбатрос, которого ведомство генпрокурора посадило им на шею. Джимми Мак-Клири.

– Подожди. Я хочу это записать. «Ручной альбатрос...» О'кей. Какие у тебя претензии к Мак-Клири? Он ведь, кажется, один из ваших парней? Работал в ФБР? Верно?

– Работал. Но тебе никогда не приходило в голову, почему он оттуда ушел?

– Нет. А что?

– Скажем так, он попал под подозрение.

– Почему? Что он натворил?

Тоцци посмотрел в потолок и ухмыльнулся.

– Не знаю, должен ли я...

– Нет, постой. Ты хочешь, чтобы я это напечатал? Тогда выкладывай все начистоту. Или забудь об этом.

– Ну... – Тоцци улыбнулся. Главное – заинтересовать его.

– Ладно. Забудем об этом. Я знал, что ты брехун.

– Хорошо, хорошо. Какого черта я должен выгораживать этого кретина Мак-Клири? Ради меня он и пальцем не пошевелит.

– Тогда валяй, что там у вас стряслось с Мак-Клири?

– Даже не знаю, с чего начать. На нем много чего висит. Ладно. Один случай произошел в аэропорту Ла Гардиа. Должно быть, в октябре – ноябре 1986 года. Мы получили информацию, что одна колумбийская банда собирается перевезти партию кокаина местным рейсом из Флориды. Один из носильщиков, работавший на них, принял груз прямо с самолета. Шесть агентов стерегли на поле, пока этот тип сделает свое дело, и тогда Мак-Клири и его напарник задержали его. Но наш гениальный Мак-Клири настоял, чтобы был сделан срочный анализ кокаина, прямо там, на месте. Он распаковал брикет с кокаином...

– Ну, и что же случилось?

– А случился ветер, вот что случилось. Весь килограмм был унесен ветром. Пришлось того долбаного носильщика отпустить за отсутствием улик.

Тоцци облокотился о стол и усмехнулся. Это было в то время, когда Мак-Клири заменял его в качестве напарника Гиббонса. Как ему потом рассказывали, Гиббонс так рассвирепел, что чуть не убил Мак-Клири на месте.

Московиц дышал в трубку.

– Это могла быть просто оплошность. Уверен, что у Мак-Клири есть своя версия того, как все это произошло.

– Хорошо. Когда позвонишь ему, поинтересуйся историей об останках Джимми Хоффы.

– Что?..

– Да-да, об останках Джимми Хоффы. Мак-Клири талдычил всем, что в результате долгого и трудного исследования ему удалось обнаружить, где упрятали тело Хоффы. На кладбище для животных в Кэтскиллге. Все важные чины из лабораторий Вашингтона приехали на раскопки. Мак-Клири сиял, раздавая указания налево и направо. Они раскопали массу могил, пока патологоанатом не заявил, что ни одна из выкопанных костей не принадлежит человеку. Мак-Клири разбушевался, стал орать, что Хоффа зарыт именно здесь, потом схватил один пакет с образцами для исследований и завопил, что эти кости слишком велики для животного, он клялся памятью своей матери, что держит в руках останки самого Хоффы. Как оказалось, это были останки крупного датского дога по кличке Дэйзи. Хозяева домашних животных, погребенных на том кладбище, предъявили коллективный иск ФБР. В итоге нам пришлось выплатить кучу денег в компенсацию за нанесенный ущерб. И все из-за этого кретина. – Тоцци покачал головой. Это была чистая правда. Он там присутствовал.

– Да, очень забавно, но какое это имеет отношение к твоему делу? Ты говоришь, что они не умеют работать, но в чем это выражается?

– Ладно. Они предъявили орудие убийства? В делах такого рода прежде всего необходимо установить связь между орудием преступления и подозреваемым. Но у них даже нет оружия. Они пытаются навесить на меня обвинение в убийстве, основываясь исключительно на шатких косвенных уликах. Если бы я попробовал представить так дерьмово сработанное дело моему боссу, знаешь, куда бы он меня послал?

– Да, но у тебя нет алиби. Ты говоришь, что был в то утро дома, но нет никого, кто бы мог это подтвердить.

Московиц вел себя так, словно ему было что-то известно.

– Вот видишь. Огастин и тебя ввел в заблуждение. Если ведомство генерального прокурора намеревается обвинить меня в убийстве, мне не требуется алиби до тех пор, пока они не предъявят свои доказательства. Бремя доказывания виновности лежит на стороне обвинения, а не защиты. Они должны предъявить оружие. Они должны доказать, что я находился там в момент совершения преступления. Так предписывается законом этой страны, Московиц.

– Да-да, я знаю все это. Так в чем же дело? Как ты думаешь, почему они выбрали именно тебя?

– Просто я оказался под рукой. Подходящий козел отпущения. Когда ты столь любезно напечатал мое высказывание в зале суда, Огастин, очевидно, решил, что сможет повесить все это на меня и таким образом спасти процесс Фигаро. Если не будет найден настоящий убийца, они используют меня.

– А что Огастин имеет против тебя? Между вами что-нибудь произошло?

Теперь в голосе крысы уже не было прежней надменности. Крючок проглочен – хотелось узнать как можно больше.

– Я не знаю, что имеет против меня Огастин. Почему бы тебе самому не спросить его об этом?

– Я-то спрошу.

Замечательно.

Опять заныли швы под мышкой.

– Впрочем, кое о чем я догадываюсь, но это между нами. Понимаешь?

– Само собой, не волнуйся.

– Предположим, что Огастин добьется обвинительного заключения и передаст дело в суд. Суд он будет вести сам и, естественно, добьется обвинительного приговора. Моя голова будет здорово смотреться на его заборе. Согласен?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что обвинительный приговор, вынесенный мне, здорово повысит его шансы на предстоящих выборах мэра. Он хочет завоевать голоса либералов, либералов нацменьшинств, а им по душе придется осуждение агента ФБР – убийцы. Не находишь?

– Возможно.

Тоцци казалось, что он слышит, как работают мозги Московица.

– Только это строго между нами, Московиц. Все это лишь мои предположения.

– Не волнуйся, я не проболтаюсь.

Тоцци ухмыльнулся.

Как бы не так. Готов поспорить, что проболтаешься.

– Послушай, – заторопился Московиц, – мне надо кое-что проверить, навести кое-какие справки. Мне нужны другие источники, чтобы подпереть твою информацию. Я перезвоню тебе.

– Разумеется. Нет проблем. Я знаю, как это делается.

– Пока, и спасибо, что позвонил. Рад, что ты не обиделся.

– Нет-нет, все в порядке.

Чертов ты засранец.

– Я перезвоню тебе, Тоцци, обещаю.

Крысеныш повесил трубку.

А Тоцци так и остался сидеть, уставившись на трубку и ощупывая швы на ране.

Когда будешь говорить с Томом Огастином, не забудь передать ему от меня привет и наилучшие пожелания, ублюдок.

Глава 20

Зазвонил телефон.

Тоцци тут же открыл глаза. Сердце сильно забилось. Он посмотрел на светящийся циферблат часов – 5.44. Светало. Затем взглянул на звенящий телефон на ночном столике. Какого черта, в такую рань.

Он снял трубку.

– Хэлло?

Ответа не последовало, но на том конце явно кто-то был.

Тоцци положил руку на голую грудь, как бы пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце. Почему-то в голову пришла мысль, что кто-то умер. Затем пальцы нащупали швы на ране, и он вспомнил все происшедшее вчера вечером.

– Чуть ли не в полночь мне позвонил Марк Московиц. – Это был Огастин. – Он попросил меня прокомментировать ту чушь, которую, по его словам, ты ему наговорил. Мне удалось убедить его, что все это полнейший вздор и ему не стоит этим заниматься.

Тоцци откинулся на подушку и какое-то время просто лежал, полуприкрыв глаза и прислушиваясь к тишине в трубке. Он думал. Такая напряженная тишина устанавливается во время шахматной игры, когда партнеры обдумывают очередной ход.

– Я все тщательно взвесил, – к его удивлению, продолжал Огастин, – и готов предложить тебе сделку.

– А вы не боитесь, что телефон прослушивается? – наконец произнес Тоцци.

– Я точно знаю, что ни Мак-Клири, ни полиция его не прослушивают. Если же ты сам установил на этой линии записывающее устройство, то я уверен, ты немедленно все сотрешь после того, как услышишь мое предложение.

Самоуверенный, как всегда, чертов ублюдок.

– Похоже, вы очень в себе уверены.

Огастин рассмеялся.

– Это потому, что ты принадлежишь к тем, кто воображают себя героями, а у героев нет выбора – они всегда должны поступать, как надо. А это как раз то, что тебе и предстоит сделать.

Тоцци нахмурился. Что имеет в виду эта сволочь?

– Даже если я и герой, вам-то что с того?

– Это ранит меня. – Огастин усмехнулся, и его голос эхом отозвался на линии.

Мерзавец.

– Что же вы предлагаете? Что вам от меня надо?

– Ты знаешь что.

Огастин не собирался называть вещи своими именами. Неужели он действительно думает, что Тоцци записывает их разговор?

– Нет, Том, не знаю. Вам придется мне сказать.

– Ты знаешь, что мне нужно. Ковер. – Он произнес это без колебания. Или он сильно поглупел, или был абсолютно уверен, что обеспечил все тылы. Но поскольку в глупости заподозрить его было никак нельзя, Тоцци занервничал.

– У меня нет ковра, – ответил он.

– Тогда достань его.

– А что, если я не смогу?

– Сможешь.

– Почему вы так уверены?

– Ты герой. Ты сделаешь все ради правого дела.

Ради правого дела? Что, черт возьми, он имеет в виду?

– Я же говорю, Том, у меня его нет.

Огастин вздохнул.

– Ну ладно. Давай только предположим, что он у тебя. Гипотетически. Идет?

– Можете предполагать все, что вам угодно, но у меня его нет.

– Ну, допустим, он есть. Кто мешает тебе продолжить игру ради спортивного интереса? Это ведь никому не причинит вреда.

– Вы хотите сказать, такого вреда, как тот тесак, который жирный козел воткнул в меня вчера? Это вы имеете в виду? – Тоцци слишком быстро поднялся с подушки – его швы заныли.

– Не знаю, о каком жирном козле ты говоришь.

– Ну конечно же не знаете.

– Сарказм не к лицу героям, Майк.

– Тогда просто иди в задницу. Как насчет этого?

– Твоя прямота просто восхитительна.

Ирония, с которой говорил Огастин, прямо-таки сочилась из трубки.

– Но давай не будем отклоняться от предмета разговора. Мы предположили, что ковер все-таки у тебя. Ну так, чтобы повеселить тебя.

– Мне действительно очень смешно.

– Тогда, если ковер у тебя и ты принял мое предложение, я бы хотел, чтобы ты доставил его в нужное место в условленное время.

– Правда? И куда же?

– В один ресторанчик на Манхэттене. «Прекрасный остров» на Гранд-стрит в Малой Италии. Знаешь, где это?

Тоцци не спешил с ответом. Это был ресторан Саламандры, в том самом доме, где тот жил. Тоцци мысленно представил себе карту Сицилии на вывеске при входе – большой палец итальянского сапога, пинающего ее, как футбольный мяч.

– Эй, Майк! Ты куда пропал? Я не усыпил тебя разговорами?

– Нет, я слушаю.

– А я подумал, уж не задремал ли ты.

– Я же сказал, что слушаю.

– Прекрасно, очень рад. По-видимому, ты не очень часто и не очень охотно это делаешь.

– Я вешаю трубку, Огастин, весь этот треп мне уже надоел.

– Нет, подожди. Ты не можешь этого сделать. Ведь ты герой, не забывай. Если же ты не выслушаешь меня, то потеряешь возможность проявить свой героизм.

– Мне надоели эти игры.

– Разве тебе не интересно узнать, когда ты должен доставить туда ковер? Разумеется, если предположить, что он у тебя.

Тоцци вздохнул.

– И когда же?

– Сегодня, в восемь утра. Если опоздаешь – сделка не состоится.

– Что еще за сделка?

– Сделка не состоится также, если ты принесешь с собой любого рода оружие. И пускай твой приятель Гиббонс еще немного поспит. Похоже, это ему необходимо.

О какой сделке он говорит?

– И не стоит кричать по этому поводу. Я говорю о сделке, которая будет способствовать утверждению твоего еще более героического и, я бы добавил, идиотского образа.

– Похоже, тебе самому надо выспаться, Огастин. Ты уже плохо соображаешь.

– В самом деле?

– Зачем мне отдавать ковер, даже если бы он у меня и был? Что ты можешь предложить мне взамен? Разумеется, нечто равноценное. Думаю, взамен ковра ты захочешь прекратить дело против меня?

– Нет, нет, нет. В этом нет ничего героического. Это был бы всего лишь вопрос самосохранения. Деяние довольно эгоистическое. Думай, герой. Думай о бескорыстном поступке. Ну хотя бы сквозь призму любви.

– Ты о чем?

– Собираешься скромничать? Мак-Клири видел, как ты захаживаешь к мисс Хэллоран. Поздно вечером приходишь, рано утром уходишь. Будешь отрицать?

– Это называется блефовать с пустыми руками. Если тебе нечего предложить взамен, оставь меня.

– Почему же? У меня есть кое-что. Можешь не сомневаться.

– И что же?

– Позвони своему адвокату и спроси ее.

Огастин повесил трубку, и Тоцци тут же представил себе ехидную улыбочку, с которой он произнес последние слова. Ублюдок.

В трубке послышались гудки, и Тоцци уронил трубку на грудь. Что имел в виду этот пирожок? О чем должна знать Лесли? Что она может знать? Нужно быть идиотом, чтобы втянуть в это дело и ее. Или он надеется, что может заставить ее молчать? А если Огастин уже говорил с ней, то почему Лесли ничего не сказала? Почему не позвонила? Может быть, Огастин разговаривал с ней перед тем, как позвонить сюда?

Тоцци подтянулся на локте, взял телефон и стал лихорадочно набирать ее номер. Затем осознал, что забыл набрать код района, и начал все сначала. После второго гудка она сняла трубку.

– Слушаю? – услышал Тоцци заспанный голос.

– Лесли, это я, Тоцци.

– Что ты хочешь? – спросила она, зевая. Очевидно, Огастин не звонил ей, иначе бы ее голос звучал по-другому. – Ты знаешь, который час? – В голосе ее послышалось неудовольствие. Хорошо, если он не разбудил Патрицию.

О Боже!

– Лесли, послушай. Сейчас же встань с постели.

– Что?

– Иди и проверь Патрицию.

– Что?

– Я сказал, встань и сходи в комнату своей дочери. Проверь, все ли в порядке.

– Но зачем? Что случилось? Майкл, скажи мне.

– Просто иди и сделай то, что я сказал. Быстрее.

Она уронила трубку на покрывало – стеганое, белое с черным. Тоцци хорошо представлял, как выглядит спальня, знал расположение всей квартиры. Сейчас она бежит по паркетному полу в комнату Патриции, на другом конце коридора, открывает дверь, заглядывает внутрь... Там темно, как у него сейчас. Его сердце снова забилось.

– Ее нет! Где она?! О Боже, Майкл! Мы должны что-то сделать. Повесь трубку. Я позвоню в полицию. – Лесли была в истерике.

– Нет-нет, послушай меня, Лесли, сначала успокойся. Мы ее вернем.

– Но, Майкл... – Она захлебывалась в рыданиях. Тоцци чувствовал, что она в панике. – Ее нет. Кто украл мою малышку?

– Послушай, некогда объяснять.

– Но...

– Никаких «но». Успокойся. И слушай меня внимательно. – Он посмотрел на часы – 5.57. У них осталось два часа и три минуты. – Через час я заеду за тобой. На скрещении Второй авеню и площади Святого Марка есть кафе, работающее круглосуточно. Оно называется «У Нестора». Жди меня там. Не выходи из дома через парадное. Иди черным ходом. Я подхвачу тебя у кафе в семь. Стой снаружи. Поняла?

– Да... – Лесли продолжала плакать. Тоцци засомневался, все ли она поняла.

– Жди меня «У Нестора» и не бери пистолет. Оставь его дома. Слышишь меня? Мы обязательно вернем ее. Я тебе обещаю.

Лесли задыхалась от слез.

– Где? Где она?

– Расскажу тебе все при встрече. Слишком сложно сейчас объяснять. Я должен идти. Да, и вот еще что. Никуда не звони.

Ни в полицию, ни своей Матери – никому. Ты понимаешь, что я говорю? Это очень важно. Скажи мне, что ты поняла.

– Я поняла, поняла.

– Ну и отлично. Мне нужно идти, все будет в порядке. Ты должна в это верить. Они не причинят ей зла, если получат, что хотят.

– Но ее нет!

Она заплакала так жалобно, что у Тоцци навернулись слезы на глазах.

– Ты должна мне верить, Лесли. Я никому не позволю причинить зло Патриции. – Он вспомнил страх в глазах девочки, когда с ней заговорил Огастин в доме дяди Пита. – Все будет хорошо. Я очень спешу, у нас мало времени.

Лесли продолжала плакать, когда он вешал трубку. Тоцци выпрямился и посмотрел на часы. Теперь у них два часа и две минуты. Он отбросил одеяло и пошел в ванную, по дороге потирая лицо и вспоминая сказанные Огастином слова: «Думай, герой, думай сквозь призму любви».

Ему-то, черт возьми, откуда это известно? Я и сам не знаю, люблю ли я ее.

Тоцци щелкнул выключателем на стене и увидел себя в зеркале – голого, еле стоящего на ногах. «У героев нет права выбора. Они должны всегда поступать правильно». Он воззрился на свое отражение. У того был мрачный, жестокий взгляд.

Нет выбора? Как бы не так! Я вырву его поганое сердце и заставлю съесть, если только он коснется ребенка. Разве это не выбор?