Текст книги "Мед для медведей"

Автор книги: Энтони Берджесс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава 11

– Шутка, – заявил Пол, криво улыбнувшись. (Он мог хотя бы почесать это место через простыню.) По мнению Пола, Опискин-младший был удивительно дурно воспитай, причем за последние несколько часов он умудрился избавиться от последних представлений о хороших манерах. Сейчас он, похоже, не желал понимать, что речь идет об их жизни и смерти.

– Что? – переспросил изумленный Егор Ильич, воинственно выставив вперед нижнюю губу.

– Да, да. Это обычная шутка. – Пол широко улыбнулся. Когда жизнь заставляла его демонстрировать свою лишенную зубов нижнюю челюсть, он чувствовал себя голым. – Моей жены здесь нет. Она в другом месте. А этот мужчина изображает мою жену. Это всего лишь шутка. Забавно, не правда ли?

– Шутка, – повторил Егор Ильич, но почему-то не засмеялся. – Да, конечно, это обычная шутка. (Пол был очень зол на Опискина, но изо всех сил старался сохранять объективность. Он подумал, что этот юноша заплатил хорошие деньги за то, чтобы оказаться в безопасности. Поэтому он вправе ожидать, что он, как любая порядочная женщина, будет защищен от беззастенчивых вторжений излишне фамильярных танцующих стюардов.) Так что я должен принести? – Егор Ильич хмуро взглянул на Опискина. Полу очень не понравилось выражение его лица. – Осетрину, сметану, красную икру, да?

– Пить, – сказал Пол. – Мы хотим выпить. Да, и вот еще… – Он достал из кармана деньги, добрую, старую и исключительно надежную английскую валюту, и, лизнув палец, отделил от небольшой пачки банкнот достоинством в один фунт, затем немного подумал и добавил еще один. Два фунта, решил он, как-то надежнее. – Пусть это шутка останется нашей маленькой тайной, – проговорил он, – ты ведь никому не скажешь, правда? Здесь три фунта.

– За пять я точно никому не скажу, – сообщил Егор Ильич, не сводя взгляда с кармана, куда Пол убрал деньги. (Жадина… коррупционер. Да ладно, черт с ним. Пусть будет пять фунтов. Все-таки это сын великого композитора, музыку которого так любил бедный Роберт.) Егор Ильич аккуратно уложил деньги в нагрудный карман, прикрыв их белоснежным носовым платком, и снова уставился на карман Пола. – Вообще-то лучше шесть фунтов, – заявил он, – тогда я смогу купить подарок для жены.

Пол никак не мог решить, как ему следует поступить с Егором Ильичом. Он представил себе, как облаченный в ночную рубашку своей тети юный Опискин медленно встает с постели и, сжав свои пудовые кулаки, надвигается на Егора Ильича. Затем они его прячут в ванной или в шкафу, связанного по рукам и ногам и с кляпом во рту. И держат его до прибытия в Хельсинки. А что потом? Бросить его в море? Усыпить? Уговорить молчать?

– Пойдем в бар, – устало сказал Пол Егору Ильичу. – Выпьем. А ты, Чарли, – он повернулся к Опискину и подмигнул, – останься здесь. Я принесу тебе чего-нибудь, чтобы ты не умер от жажды.

Опискин хихикнул. Егор Ильич снова затанцевал, изображая нападающего боксера. Черт с ним, главное – увести его отсюда подальше. Заставить молчать. Заставить забыть.

– Где бар? – спросил Пол, запирая дверь каюты на ключ. Егор Ильич повел его через помещения экипажа. На пути им несколько раз попадались группы одетых в грязные робы матросов, играющих в карты. А потом они прошли через подсобное помещение ресторана или столовой экипажа, где хмурый и неопрятный тип ронял пепел с приклеенной в уголке рта папиросы на бутерброды, приготовлением которых занимался. В бар первого класса они вошли через служебный вход.

В помещении было полно народу. В основном это были мужчины. Пол заметил только одну очень пожилую женщину, которая держала в дрожащей руке стакан с содержимым зеленоватого цвета. Бар был грязным, но с претензией на буржуазную роскошь. Все напитки здесь подавались в пивных стаканах.

– Коньяк, одну бутылку, – крикнул Пол, – и не беспокойтесь о стаканах. – Стоящий рядом жилистый мужичок небольшого роста в очках укоризненно покачал головой.

Пол сделал большой глоток.

– За ваше здоровье! – торжественно провозгласил он.

– За ваше здоровье! – ответил Егор Ильич, тоже приложился к бутылке и высосал не меньше десятой части содержимого.

– Это, – сказал молодой человек, обладавший пронзительным, визгливым голосом, – первый признак того, что порядок отсутствует везде, даже на самом верху.

– За ваше здоровье!

– За ваше здоровье! За мир во всем мире!

– Совершенно верно, – вмешался жилистый коротышка, – мы все хотим мира. И не желаем повторять ошибок прошлого. Нет, было, конечно, и что-то хорошее, но в целом… И если опять случится какая-нибудь заварушка, ее начнете именно вы, русские ублюдки.

– Они такие же простые парни, как мы с тобой, – вмешался мужчина, сидящий за столиком. – Том, Дик или Гарри. Только имена у них другие.

Судя по его болезненной худобе и землисто-серому цвету лица, он был тяжело болен. Пол решил, что, наверное, у него рак, и впервые за весь вечер подумал о смерти.

– За ваше здоровье!

– За ваше здоровье!

Придется просто-напросто напоить Егора Ильича. Пьяный, он уснет и продрыхнет завтра до полудня. Господи, пусть скорее наступит завтра. И все закончится. Пол уже видел себя спокойно сидящим в чистом финском баре, окруженный женщинами с глазами голубыми и глубокими, как прозрачные горные озера. Он посмотрит, как юный Опискин двинется навстречу новой жизни, а потом спокойно пропустит в баре кружечку-другую пивка, в ожидании объявления посадки на свой рейс. Пол инстинктивно уперся правой ногой в палубу, словно нажимал на педаль акселератора. Скорее! Скорее!

– За ваше здоровье!

– За ваше здоровье!

– Простой рабочий, обычный член профсоюза не хочет войны, – сказал больной раком.

– Я, – вздохнул человек с визгливым голосом, – специализировался на изучении эпохи ранних Тюдоров. Русские с тех пор не изменились. 1554 год. Письма Ченселора. Слушайте: «Они все как один – проходимцы и мошенники. Держать в узде их можно только при помощи физических наказаний. Им свойственны беспробудное пьянство, распутство и вымогательство». Какими они были тогда, такими и остались по сей день. Им нельзя доверять.

– Ты, – буркнул толстяк с гладко прилизанными светлыми волосами, – наверное, профессор?

– Пока нет. Но я читаю лекции.

– Ты – профессор. Ну и говори о своем профессорском классе. А с нами все обстоит по-иному.

– За ваше здоровье!

– За ваше здоровье!

– За ваше здоровье! Англичане – клевые парни. А английские бабы – те еще штучки. Шутки шутят, – заливался Егор Ильич.

– С ним полный порядок, видишь? Он русский парень, простой рабочий. Он нацепил вечерний костюм, но это его рабочая форма. Все равно он рабочий.

– Что-то я не вижу, чтобы он сейчас был занят своей работой.

Человек с маленькой розочкой в петлице нервно забарабанил по столу.

– Они вчера полностью выложились, когда бились с нашими парнями. Жаль, что железный занавес не допускает купли и продажи. Тот, что был на левом краю, как его фамилия?

– Настиков… или как-то очень похоже.

– За ваше здоровье!

– За ваше здоровье!

Бутылка уже почти опустела. Причем ее почти полностью опорожнил Егор Ильич. Полу досталось всего несколько глотков. Глазенки стюарда ярко горели, как изюминки в известной рождественской игре, нижняя губа угрожающе покраснела, но в целом он был почти трезв и преисполнен готовности продолжать застолье.

– …Заработали пенальти за игру руками, а затем последовал тот удар в перекладину. Потом передача справа этому… как-там-его-зовут, а от него другому… не помню…

– Что-то, оканчивающееся на -инский.

– И прямо в сетку.

– А русские варвары начали приставать к нашим людям с вопросами: откуда они и зачем приехали. Наши ответили, что они англичане и не ищут ничего, кроме дружбы и взаимопонимания, которые пойдут на пользу обоим королевствам…

– Он все это знает. Скажи ему.

– Еще одна бутылка, – крикнул Пол.

– Смотри, англичанин, а по-русски говорит как абориген.

– Не называй их так. Они не аборигены. Они такие же, как мы с тобой.

Откупорили вторую бутылку коньяка. Всякий раз, когда Пол задирал голову, чтобы сделать глоток, у него громко похрустывала шея. Стаканов не было.

– За ваше здоровье!

– За ваше здоровье!

– Знаете, – сказал сопящий толстяк с плоской, квадратной физиономией, – если бы все было сделано как положено, они бы пошли тем же путем.

– Где стаканы?

– По бутылке каждому!

– Слушайте: «Если человека поймали на воровстве, его сажают в тюрьму, бьют, но на первый раз не вешают. Это они называют милосердием. Если он повторяет свой проступок вторично, ему разрывают ноздри и ставят клеймо на лбу. На третий раз его вешают».

– За ваше здоровье!

– За ваше здоровье!

– У нас есть два стакана, – просипел мужчина с одышкой, – я могу налить.

– Нет, нет и еще раз нет, – запротестовал Пол, – вы ничего не понимаете. Я пытаюсь его напоить. На это есть особые причины. Очень важные. Вопрос жизни и смерти.

– По-моему, он в полном порядке, – усомнился человек с розочкой в петлице, – а вот ты уже хорош.

– Пожалуй, – не стал спорить Пол. – Я вижу, вы спортсмены. Поспорьте с ним на фунт, сможет ли он выпить эту бутылку сам.

– Тогда получится обман, – сообщил больной с землистым лицом, – нечестно.

– За ваше здоровье! – пылко провозгласил Егор Ильич.

– Нет, – икнул Пол, – теперь ты один.

– Почему все самое лучшее достается какому-то грязному русскому? – вздохнул только что подошедший тип, от которого за версту несло прогорклым маслом. – Где этот хмырь воспитывался?

– Ладно, – согласился толстяк с прилизанными волосами, – дам ему пять шиллингов, если он это сделает.

. – Добавьте еще пять от меня, – вскинулся юный знаток эпохи Тюдоров, – за удовольствие видеть его на полу.

– Это же месть! А еще образованный человек. Невежда, вот ты кто.

– Я их ненавижу, – выпалил юноша, – и не скрываю этого. По крайней мере, это честно.

– Еще десять шиллингов от меня, – сказал Пол. – Слышишь? – Он ткнул Егора Ильича в бок. – Получишь фунт, если выпьешь весь коньяк до дна. Один милый, славный фунт. – И он помахал банкнотом перед носом Егора Ильича.

– Понимаю, – сказал Егор Ильич. Он взял бутылку и повернулся к собравшейся вокруг них компании. – За ваше здоровье!

– Я тоже как-то раз был вынужден сделать то же самое, – сообщил Пол, – только я выпил бутылку водки. И при этом едва не вывалился в окно. Меня держали за ногу.

– Тогда пусть он тоже вылезет в иллюминатор, – предложил будущий профессор. – А мы подержим его за ногу.

– Месть!

Егор Ильич начал пить. Бутылка медленно, но неуклонно поднималась все выше и выше, описывая дугу, центром которой были толстые, влажные губы, присосавшиеся к горлышку. В начале бутылка занимала горизонтальное положение, в конце приняла вертикальное. Глаза Егора Ильича все время оставались закрытыми. Так уставший садовник на ярком солнце утоляет жажду холодным чаем.

– Боже правый! Он сделал это!

Юный лектор, пока еще не ставший профессором, не мог долго оставаться в стороне. Создавалось впечатление, что у него на каждый случай имеется соответствующая цитата из произведений Роберта Ченселора.

– Вот послушайте: «Что можно сделать из этих людей, если приучить их к порядку…» – только на него не обратили внимания. Поскольку, против ожидания, Егор Ильич вовсе не рухнул замертво на пол. Более того, он в своей обычной манере исполнил несколько танцевальных на, затем на секунду замер в боксерской стойке и принялся наскакивать на замершую аудиторию.

Насладившись всеобщим вниманием, Егор Ильич согнул ноги в коленях, выпятил живот, надул губы, насупился и несколько раз прошелся взад-вперед по бару, не слишком удачно копируя товарища Хрущева. Затем он перешел к пантомиме, изображающей Хрущева с маленькими девочками. Затем Егор Ильич совершил головокружительный прыжок, которому наверняка позавидовал бы Нижинский, замер, балансируя на одной ноге, послал публике воздушный поцелуй, раскланялся, громко крикнул: «Шутка!» – указал пальцем на Пола, расхохотался, горделиво поднял голову и исчез за дверью.

– Боже мой, – вздохнул Пол.

– Бар закрывается, – мрачно сообщил бармен. Пол, вспомнив про ожидающего его в каюте Опискина, еще раз горестно вздохнул и купил бутылку водки.

– А я думал, что вам уже достаточно, – заметил человек с розочкой.

– Что вы, ночь только начинается, – простонал Пол, обнял бутылку нежно, как ребенка, и побрел в каюту. Товарищ Хрущев бдительно следил за его передвижениями с многочисленных плакатов на стенах.

А юный Опискин безмятежно похрапывал. Пол растолкал его и вручил бутылку водки. Затем он вернулся в гостиную, сел на холодный стул и приготовился ждать. У него в кармане лежала небольшая книжечка стихов русского поэта Сергея Есенина, молодого парня, который в течение года был женат на Айседоре Дункан, затем начал пить и в припадке безумия написал собственной кровью прощальные стихи и повесился. Это произошло, насколько Полу было известно, в Ленинграде, в отеле «Астория». Пол открыл книжку и под слабый аккомпанемент бульканья водки в спальне прочитал:

 
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
 

И вот раздался стук в дверь.

– Войдите, – откликнулся Пол.

Вошел молодой офицер с аккуратно подстриженными усиками. На обеих руках он носил по два кольца. Форменный костюм сидел на нем как влитой. Он наверняка был сшит у первоклассного портного. Что ж, может быть, с некоторых пор лондонские портные обшивают экипаж «Александра Радищева».

– Мистер Гасси?

– Совершенно верно.

– Извините, но у нас в офисе не оказалось вашего паспорта.

– Он здесь, у меня в кармане. Я сам храню его от имени правительства ее величества.

– Извините?

Пол улыбнулся и похлопал себя по карману. Он не собирался выпускать паспорт из рук.

– Вы позволите мне его посмотреть? Необходимо кое-что уточнить.

Пол вытащил паспорт и отдал офицеру. Тот внимательно изучил обе вклеенные туда фотографии и спросил:

– Может быть, я мог бы увидеть и миссис Гасси? Всего на несколько секунд. – У него было просто ужасное «г», совершенно русское.

Пол улыбнулся со всей возможной приятностью.

– Боюсь, это невозможно. Она сейчас спит. – Бульканье водки из спальни наглядно показало, что он врет. Пол решил взять быка за рога. – Товарищ Егор Ильич, наверное, наплел вам множество небылиц, но все это неправда. Он пьян до безобразия.

– Я еще не знаю все имена, – признался офицер, – перед этим рейсом к нам перевели нескольких человек с других судов, работающих на балтийских линиях. Поймите меня правильно, я делаю свою работу.

– Ну и зачем вам понадобилась моя жена?

– Ходят слухи, что она в действительности мужчина. Мне приказано убедиться, что все в порядке.

– А все и есть в порядке.

Молодой человек выглядел смущенным.

– Мне приказали убедиться.

– Разве вы еще не убедились?

Из спальни раздался хриплый кашель.

– Думаю, – тихо сказал офицер, – я вернусь через десять минут и провожу вас и миссис Гасси к капитану. Поверьте, так будет лучше для всех.

Глава 12

– Он совершенно прав, – сказал капитан. – Он выполнил свой долг. И не вам говорить о вероломстве и предательстве.

– Я дал ему денег, напоил его коньяком, – недоумевал Пол, – зачем он это сделал?

– То, что вы говорите, не может быть правдой, – заявил капитан, – члены судового экипажа взяток не берут. Все они честные и неиспорченна люди. И считают своим долгом докладывать мне о своих подозрениях. Государство должно быть надежно защищено. А судно – это часть государства.

– Боже, как я устал, – простонал Пол.

Он и молодой Опискин сидели в каюте капитана, представлявшей собой образец чистоты и порядка. Помещение было ярко освещено, на полках стояли аккуратные ряды русских книг по навигации и морскому праву. По иронии судьбы ближе всего к Полу оказалась именно юридическая литература. Опасливо поглядывая на корешки книг, Пол мог наглядно представить себе силы, против которых ему пришлось выступить. Юный Опискин на такие мелочи внимания не обращал. У себя в каюте он снова облачился в дрилоновое платье и босоножки со стоптанными каблуками, припудрил нос и отросшую за ночь щетину. Причем он все это проделал, глупо хихикая и подмигивая своему супругу. Теперь он молча сидел, положив на мощные колени пластиковую дамскую сумочку, и преданными глазами смотрел на капитана.

Полу капитан понравился. Это был довольно молодой человек с правильными чертами лица, открытым и честным взглядом. Его роскошная шевелюра слегка серебрилась на висках. Он изящно курил папиросу. Пол решил, что такой внешности и манерам больше подошла бы дорогая сигарета, а не клочок бумаги с дешевым табаком. Пол не сомневался в правоте капитана и от этого чувствовал себя премерзко. Но, вспомнив о бедном Роберте и об умершем великом композиторе, он воспрянул духом и заговорил:

– Посмотрите на все с другой стороны. Может быть, на Западе мы относимся к таким вещам слишком просто, но мы считаем свободу передвижения одним из основных прав человека. Если вы отказываете вашим гражданам в этом праве, то, естественно, должны ожидать, что они начнут ловчить, искать обходные пути.

– Вы говорите слишком быстро, – сказал капитан, – я хорошо понимаю английскую речь, но только медленную.

– Что вы намерены делать?

– Делать? – казалось, удивился капитан. Он вытянул губы вперед, словно собирался кого-то поцеловать, потом взглянул на свое отражение в зеркале, висевшем за спиной Пола, и растянул губы в стороны. Получилась гримаса боли. – Сначала мы выясним, – он указал на хихикающего Опискина, – кто этот человек.

– Это юноша, который ни за что не может отвечать, – объявил Пол. – У него нет ни родител ей, ни близких родственников. Я везу его к друзьям в Хельсинки. Он отстает в умственном развитии, поскольку не может говорить. У него нет никакого образования. – Пол так старался, произнося эту пламенную речь, что почувствовал, как увлажнились глаза. – У него нет работы. Нет денег. Нет ничего.

– У него есть государство, – возразил капитан.

– Государство – это не человек, в нем не течет горячая кровь, оно не может согреть несчастного. А этому бедному парню нужна любовь.

– Ему нужен паспорт, – со вздохом уточнил капитан, – и разрешение на выезд. Вы оба нарушили закон. Это недопустимо. Все, что я могу сделать, это отправить вас обратно в Ленинград.

– Я – подданный ее величества королевы Великобритании, – заявил Пол с пафосом, – и имею определенные права.

– Вы нарушили закон, – напомнил капитан, – советский закон, находясь на советской земле. Думаю, что законы вашей страны вы тоже нарушили. Сейчас вы должны отдать ваш паспорт мне.

– Не получится, – улыбнулся Пол. Он вовсе не считал игру оконченной. – У меня больше нет паспорта. Я случайно уронил его за борт. Вам придется долго его искать в Балтийском море.

– Думаю, вы говорите неправду, – вздохнул капитан, – но посмотрим. Пусть все остается как есть. Полиция разберется.

– В Ленинграде?

– Из Ленинграда. Мы свяжемся с Ленинградом по радио.

– Вы собираетесь упомянуть мое имя?

– А как же! Они заберут вас в Хельсинки. Лететь туда из Ленинграда совсем не долго. Возможно, они нас даже встретят.

– Что ж, я ничего не имею против сотрудничества с властями, – сказал Пол. – Пусть среди тех, кто нас встретит, будут офицеры, которые мною уже занимались.

– У вас уже были проблемы с властями? Вы успели совершить в нашей стране еще что-то противозаконное? – Эта мысль, похоже, доставила капитану большое удовольствие.

– Товарищи Зверьков и Карамзин, – сказал Пол, – думаю, они будут рады снова увидеться со мной.

– Одного из них я знаю, – сообщил капитан, – он был на моем судне, когда наши органы получили информацию о готовящемся провозе контрабанды. Такое иногда случается на судах. Только советские граждане никогда не принимают участие в подобных делах. Виновными всегда оказываются ииостраццы.

– Естественно.

– Значит, Зверьков и Карамзин. – Капитан записал фамилии в блокноте. – Вы их хорошо знаете?

– Они мне выбили четыре зуба, – сказал Пол и в доказательство широко улыбнулся.

Беззубая улыбка произвела несомненное впечатление на капитана. Потом он презрительно взглянул на хихикающего Опискина и спросил:

– Имя? Фамилия?

– Бесполезно, – пригорюнился Пол, – он не может говорить. Только издает нечленораздельные звуки. Бедный мальчик, он так несчастен. Считайте, что вам повезло, вам случайно удалось узнать, что он – мужчина. Он не вполне нормален и всерьез считает себя женщиной. Я уже говорил, что он ничего не имеет? Так вот, он имеет даже меньше, чем ничего.

– Ладно, – поморщился капитан, – оставим это дело до прибытия полиции. Но где я вас должен разместить сегодня? Вы не должны занимать одну спальню. В конце концов, вы же не муж и жена.

– Я заплатил большие деньги за хрущевские апартаменты, – возмутился Пол, – и требую, чтобы мне была предоставлена возможность полноценного отдыха.

Капитан нахмурился и нажал на расположенную на его столе кнопку.

– Второй помощник капитана Петров отведет вас обратно в ваши апартаменты. Только двери и окна будут заперты снаружи. А с внутренней стороны уберут все дверные и окопные ручки.

– Мы не собираемся прыгать за борт, – фыркнул Пол. – А мой несчастный попутчик вообще не умеет плавать.

– За вашей каютой будет вестись наблюдение, – предупредил капитан, – я должен быть спокоен за безопасность вверенного мне судна.

– Вы нам льстите, – улыбнулся Пол. – Кстати, у меня к вам просьба, капитан. Дело в том, что будет лучше, если бедный мальчик не будет знать, что происходит. Когда придет ваш второй помощник, не говорите с ним по-русски. Или, по крайней мере, объясните ему задачу как-нибудь подипломатичнее. И пусть обязательно удостоверится, что мы заперты надежно. Скажите ему, чтобы лично удостоверился в этом. Мой спутник, конечно, идиот, но он склонен к насилию, особенно если считает, что его безопасности что-то угрожает. Так будет лучше, вы уж мне поверьте.

Юный Опискин продолжал хихикать и глупо таращиться на окружающих его людей. Вполне вероятно, что он хорошо приживется на Западе. Его непоколебимой вере в силу денег можно было позавидовать. Вернувшись в каюту, он второй раз за эту долгую ночь снял женскую одежду и напялил ночную рубашку своей тети. При этом он, похоже, пребывал в уверенности, что все идет по плану, что к капитану их пригласили только для того, чтобы познакомиться, и что капитану, судя по всему, приглянулась отличная фигура жены английского антиквара. Пол, наблюдая за Опискиным-сыном, решил, что Опискин-отец, как и многие знаменитые музыканты, вероятно, был сифилитиком. И его сын родился с врожденными пороками головного мозга. Он с неприязнью увидел, как юный отпрыск гения налил изрядную порцию водки в принесенный из ванной стакан для полоскания рта, выпил и молча лег спать. Он не пожелал своему супругу спокойной ночи. Незачем. Пол был обычным инструментом, купленным за деньги.

Пол спал беспокойно. Причем ему мешал вовсе не богатырский храп Опискина, к этому как раз он мог бы приспособиться. Он нервно ворочался, бил кулаком по ни в чем не повинной подушке и думал о том, что в беседе с капитаном продемонстрировал отличительную черту характера каждого уважающего себя англичанина – непоколебимый оптимизм в безнадежной ситуации. Но все же его мучили дурные предчувствия. А молодой Опискин тем временем спокойно спал, уверенный, что все в порядке.

Проворочавшись какое-то время, уставший Пол задремал, и ему приснился спортивный сон. Он напоминал заставку на телевизионном экране перед выпуском спортивных новостей. Монтаж из нескольких картинок: крикет, футбол, гонки на байдарках, прыжки в высоту. Духовой оркестр играет марш. Восторженные крики болельщиков приветствуют спортсменов…

Белинда никогда не любила спорт, ей было чуждо понятие честной борьбы.

В серых предрассветных сумерках вдали показался берег. Где-то там были стройные пихты, голубые, прозрачные озера… Там была Финляндия. Пол спал. А когда проснулся, то с ужасом убедился, что Опискина на месте нет. Ну вот и все, устало решил Пол. Миссия окончательно провалилась. Однако в гостиной он обнаружил своего попутчика, с удивительным аппетитом уплетающего завтрак. Полу спросонья показалось, что все тело Опискина участвует в процессе поглощения пищи: ноги тянулись за кофейником, руки – за хлебом, словно на конце каждой конечности у него было еще по одному рту.

– Завтрак, – промычал вместо утреннего приветствия Опискин, одетый в очередную невероятную хламиду своей тети.

– Знаю, что завтрак, – неприязненно отозвался Пол. На столе была холодная рисовая каша, абрикосовый джем, очень жирная колбаса, копченый лосось, черная икра, сваренные вкрутую яйца, черный хлеб, масло. Завтрак для узников. Пол перевел взгляд на иллюминатор. Ясное летнее утро, вдали виднеется зеленый берег. По палубе гуляют люди. Пол узнал нескольких человек, которых ночью видел в баре. Он подошел к большому квадратному окну. Рядом прохаживался давешний знаток эпохи Тюдоров.

Пол громко постучал в стекло. Тот повернул голову, прищурился, узнал Пола и кивнул в знак приветствия. Пол громко прокричал ему несколько слов. Тот пожал плечами. Надо же, полная звуконепроницаемость. «Подожди, – шепнул Пол, – не уходи, подожди немного». Он взял книжку, вырвал чистый лист в начале, вытащил шариковую ручку и аккуратно написал: «То, что здесь написано, чистая правда. Примите меры, когда будет необходимо. Политическое убежище. Тайная полиция. Переоделся женщиной. Помогите». Он приложил листок к стеклу. Будущий профессор подошел к окну и внимательно прочитал. И, судя по загоревшимся глазам, сразу поверил. Он показал записку находившимся неподалеку футбольным болельщикам. Прочитав ее, они оживленно заговорили. Затем юный умник сделал Полу знак убрать записку. Очевидно, шел кто-то из русских. Пол живо сделал из своего призыва незаметный шарик. В это время Опискип соорудил себе гигантский бутерброд с колбасой и икрой и начал его жевать, громко и со вкусом чавкая.

А Пол, немного успокоившись, решил выпить кофе. Теперь оставалось только ждать.

Никто не появился, чтобы убрать грязную посуду. Насытившийся Опискин принял душ, побрился, используя для этой цели бритву Пола, напялил женскую одежду, напудрился, густо намазал губы помадой. Выглядел он ужасно, в его внешности было даже что-то устрашающее. Но Пол бодро похлопал его по плечу и проговорил:

– Хочу, чтобы ты знал: я восхищаюсь работами твоего отца. Доверься мне. Все будет хорошо.

Финляндия приближалась. Она, будто недоверчивая сторожевая собака, настороженно принюхивалась к приближающемуся судну. По палубе сновали люди. Пол сидел на стуле и курил. Он заметил, что юный лектор старается держаться поблизости. Очевидно, он совершенно не доверял русским. Молодой Опискип развалился на стуле и внимательно следил за передвижениями мух на потолке. Запакованные чемоданы стояли у двери. Пассажиры каюты люкс ждали Финляндию, как ждут опаздывающее такси.

Она прибыла вовремя. Еще до полудня «Александр Радищев» пришвартовался к причалу финской столицы. Судовые громкоговорители разносили далеко по сторонам бравурную советскую музыку. Из окна Полу не было видно, что происходит на причале. Помимо воли его начала бить дрожь. Опискин, заметив волнение своего защитника, начал сильно потеть. Струйки пота промывали чистые полоски в толстом слое пудры на его физиономии.

– Что теперь? – спросил он у Пола.

– Будем ждать, – сказал Пол. – За нами обязательно придут.

– Ахонен? – уточнил Опискин.

– Нет. Мистер Ахонен будет ждать нас внизу на причале. С машиной. А люди, которые придут сюда, могут показаться грубыми, даже жестокими. Но ты не бойся. Все будет в порядке. Доверься мне.

Опискин озадаченно посмотрел на Пола, затем перевел взгляд на дверь. Уставившись на нее, они выкурили еще по две сигареты.

И вот раздались тяжелые шаги, повернулся ключ. В каюту вошел второй помощник капитана Петров и проговорил извиняющимся тоном:

– Мне очень жаль, что у вас не получилось хорошего отдыха на нашем судне. Но здесь двое полицейских. Они отвезут вас обратно в Ленинград.

Оттеснив вежливого моряка, в дверь протиснулись двое. Полу не довелось их видеть раньше. Оба были одеты в мешковатую коричневую форму и имели абсолютно непроницаемые лица. Они взглянули на Пола, затем на Опискина. Тот, очевидно, знал одного из них. Несчастный затравленно взглянул на Пола, после чего завороженно уставился на дверь спальни. Неужели он хотел там укрыться, бедный мальчик! Полицейские сноровисто подхватили его под руки, поставили на ноги и вывели из каюты. Опискин что-то кричал по-русски, но Пол ничего не понял.

– Верь мне! – крикнул он вслед.

Опискин изо всех сил рвался на свободу, но его держали сильные руки.

– Я очень сожалею, – снова заговорил Петров, – всегда неприятно, когда пассажира каюты люкс уводит полиция.

– А что будет со мной? – поинтересовался Пол.

– Боюсь, вам придется немного подождать. Но я уверен, что в самое ближайшее время за вами тоже придут.

Он говорил как медсестра, сидящая в приемной у зубного врача. Кстати, по прибытии в Англию ему предстоит первым делом посетить именно дантиста, вспомнил Пол. Его случай, без сомнения, можно назвать срочным, поэтому наверняка он избежит длительного ожидания в очереди. Задумавшись, Пол даже почувствовал во рту вкус теплого воска.

– Я вас пока здесь закрою, – сказал Петров, – и не сомневайтесь, очень скоро за вами придут.

Он вышел, храня на лице скорбную улыбку. По его мнению, жизнь могла быть такой простой и приятной. Если бы не дурные поступки отдельных пассажиров. Пол ждал. Он спокойно выкурил сигарету, затем вторую. Он уже почти докурил третью, когда, наконец, пришел его черед. Снова послышались шаги, второй помощник Петров открыл дверь и впустил в каюту двух джентльменов. Пол искренне обрадовался при виде знакомых лиц. Они принадлежали прошлому, были персонажами уже разыгранной пьесы. Они прибыли из Ленинграда, который, как оказалось, Пол любил и испытывал сожаление, что никогда не увидит его снова.

Его первые слова были тщательно продуманы.

– О, товарищ Карамзин, что нового в истории хореографии?

На этот раз Зверьков и Карамзин были одеты в новые костюмы, сшитые не советскими портными. Карамзин насупился, но пока не выглядел опасным. Зверьков улыбнулся:

– Я не сомневался, что мы еще встретимся. У меня было предчувствие. – Поразительно… он повторил слова Белинды! – Наша встреча была предопределена судьбой. Не поверите, но мне как-то приснился именно иностранный порт, правда значительно больший, чем этот. И еще в моем сне было жарче. Я проснулся, но так и не понял, где это было. В конце концов, все, что ни делается, к лучшему.

– Получилось не слишком удачно, – вздохнул Пол. – Как вы считаете, что со мной будет?