Текст книги "Мисс хочет приключений?"

Автор книги: Энн Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Что-то подсказывало Сонде, что ей удастся выпутаться из этой ситуации. Правда, не так легко и безболезненно, как хотелось бы, но удастся. Сонда не знала, на чем зиждется такая уверенность, но странное предчувствие будоражило душу, умиротворяя и волнуя ее одновременно.

Предчувствия были редкими гостями в душе Сонды, но зато никогда ее не обманывали. Поэтому Сонда могла быть уверена: если что-то подсказывает ей, что выход найдется, то он найдется непременно. Только вот каким именно образом? На этот вопрос предчувствия не давали ей ответа.

Впрочем, Сонде не пришлось долго томиться в ожидании. Около стеклянных дверей она, никого не видящая и не слышащая (кроме, разумеется, своего внутреннего голоса), ударилась головой о чью-то мощную грудную клетку. Бормоча извинения, Сонда подняла голову. Пожалуй, она удивилась бы меньше, если бы увидела хамелеона размером с человеческий рост.

Перед ней стоял Эрик Вайленс.

7

– Эрик?! – Удивление Сонды не знало границ. Оно грозило выйти из берегов и залить собой все пространство внутри Сонды. Да, она предчувствовала спасение. Но ей и в голову не могло прийти, что рыцарем на белом коне окажется ее жених. – Как ты узнал, что я здесь?

Эрик выглядел не менее ошарашенным, чем она сама. Но он быстро справился с собой и устремил на Сонду взгляд, достойный средневекового инквизитора. Сонда подумала про себя, что ее жениху совершенно не идет этот образ, но решила промолчать, дабы не усложнять и без того тяжелую ситуацию.

– Честно говоря, я до последнего не верил, что ты здесь. – Ледяное дыхание севера меркло перед тем холодом, который исходил от Эрика. – Теперь убедился, но легче мне от этого не стало. Не думал, что найду тебя так быстро.

– Хэтти… – озвучила Сонда свою догадку.

Эрик кивнул головой.

– Зачем ты сюда отправилась? Ты можешь мне толком объяснить?

Сонда, которая все еще не могла прийти в себя от неожиданного появления Эрика и предательства (а как еще можно было назвать такое поведение?) Хэтти, беспомощно развела руками.

– Ты не знаешь? – растолковал ее жест Эрик. – Ты прилетела к черту на кулички и не знаешь зачем?

– Да нет же, Эрик. – Сонде хотелось придумать какое-то достойное объяснение для своего поведения, но сейчас она сама не могла понять, что именно привело ее на Мадагаскар. Все объяснения казались ей такими нелепыми, что она была уверена – Эрик их не поймет и уж, тем более, не примет. – Я… мне… хотелось отправиться в путешествие.

– Не понимаю, что помешало тебе поставить меня в известность. Зачем ты наврала про тетушку? Насколько я понимаю, ее не было вовсе?

– Понимаешь, Эрик… – Сонда все больше и больше путалась в своих объяснениях и все меньше и меньше понимала, зачем она оправдывается перед Эриком. Раньше это ей и в голову бы не пришло: она обдала бы его холодом, сказав, что поездка – ее личное дело. Сейчас тактика «лучшая защита – нападение» почему-то внушала ей отвращение. Может, оттого, что она искренне сознавала свою вину. Может, слова Кэрри о ее холодности и эгоизме заронили в душу Сонды каплю сомнения. Так или иначе, она не желала нападать – она желала объяснить Эрику и себе самой причину, по которой солгала ему и отправилась в это путешествие. – Мне хотелось поехать одной. Чтобы никто об этом не знал. Так интереснее. Мне не хотелось эскорта в виде тебя или матушки… Отелей и всего прочего. Я хотела приключения, понимаешь? В душе я авантюристка, – вспомнила она рассуждения Кэрри, – хоть ты этого во мне и не заметил… Вот я и пустилась в авантюрное путешествие, если можно так выразиться…

– Сонда, ты заставила меня волноваться.

– Я знаю. – Ей хотелось прочесть в его голубых глазах грусть, но она видела лишь досаду.

– Мне пришлось бросить все и лететь за тобой.

– Я знаю.

– Мне больно оттого, что я не могу тебе доверять. Это ты тоже знаешь?

– Догадываюсь. – Сонда хотела сказать, что не видит в его глазах боли, но вновь вспомнила о словах Кэрри. Она ничего не требовала от Эрика, потому что не хотела отдавать. Боялась расстаться с той частицей себя, которую неизбежно утрачиваешь, когда влюбляешься. Вот и результат: каждый остался при своем. Эрик со своей досадой, принимаемой им за боль, а она… С чем осталась она, неизвестно. Кажется, с мыслями об ушедшем от нее мужчине, к которому она – страшно сказать, что чувствует… – Мне ужасно стыдно, Эрик. Я вела себя как… как… непорядочно. Если можешь, прости меня. А если нет – я смогу понять твои чувства. Но ведь ты прекрасно знал, что с таким человеком, как я, будет сложно.

– Знал. Но не догадывался, насколько сложно.

В голосе Эрика ей послышалась усталость. Сонда не понимала, чем именно вызвана эта усталость: тяготами перелета или их отношениями, в которых сам черт ногу сломит. Раньше она не слишком задумывалась над тем, какую боль может причинить Эрику ее холодность. Она использовала его чувства как прикрытие, как щит перед угрозой одиночества, и не пыталась разобрать, что движет его поступками. Теперь, сделав попытку понять сущность его чувств, она наткнулась на какую-то невидимую стену, которой раньше не замечала (или не хотела замечать).

Сонда поняла, что та легкость общения, которая привлекала ее в Эрике в самом начале их знакомства, утрачена навсегда. Будто сломался какой-то шаткий мостик, позволявший им не потерять друг друга в пропасти жизни. Сонда чувствовала, что Эрик сможет без этого мостика, а вот она…

И виной всему был Кэрри, который влез в ее душу и поставил жирную кляксу на листе ее взаимоотношений с женихом. Не было бы Кэрри – не было бы кляксы. Она не стала бы раздумывать о чувствах Эрика, не стала бы искать в нем то, чего, возможно, не найдет никогда. Все было бы легко и просто.

А сейчас ее маленькое, хрупкое чувство, которое могло бы когда-нибудь стать счастьем, рушилось, как карточный домик. Кэрри даже не стоило прилагать к этому усилий – он всего-навсего высказал Сонде то, что думает о ней. И она приняла его слова как откровение, потому что в них была доля правды. Львиная доля чертовой правды, о которой лучше было бы не знать…

– Послушай, Сонда… – Эрик забрал у нее чемодан, который она не поставила на пол, так велико было ее удивление, вызванное неожиданной встречей. – Мы оба устали – закончить разговор мы можем и после. Пойдем, пока у нас есть возможность улететь отсюда сейчас. В противном случае, нам придется остаться еще на день. Следующий рейс будет только завтра. – Он слабо улыбнулся. – К тому же в дороге у тебя будет время подумать о том, какой ты хочешь видеть свою свадьбу. Если ты еще не передумала выйти за меня…

Последняя фраза Эрика звучала как вопрос. Где-то в глубине души Сонда надеялась, что Эрик откажется от нее или хотя бы отсрочит свадьбу. Значит, он все-таки любит ее и не намерен терять. С одной стороны, это утешало Сонду, с другой – разочаровывало. Она окончательно запуталась в том, чего хочет на самом деле. Радоваться ей, что жених проявил удивительный такт и понимание или досадовать на то, что она не получила заслуженную порку?

Сонда с ужасом поняла, что ей все равно. Внутри нее комочком свернулось безразличие, с которым она жила до сих пор, но над которым у нее не было ни времени, ни желания задуматься. Оно не пугало ее, пока Сонда его не замечала, точнее, пока Кэрри не открыл ей глаза. Будь проклят тот день, когда она встретила этого человека! И будь проклята глупость, толкнувшая ее на это «приключение»!

– Передумала? – Сонда посмотрела в голубые глаза Эрика и поняла, что лучшее решение возникшей проблемы – плыть по течению, которое просто обязано выбросить ее на спасительный берег. – Ничего подобного. Надеюсь, в наших отношениях ничего не изменится. Пусть все остается на своих местах.

Через полчаса, провожая тоскующим взглядом расплывающиеся очертания острова, Сонда пыталась понять, что она хотела сказать этой фразой и какое место отвела в своем сердце человеку, подарившему ей два странных и восхитительных дня, о которых она будет помнить всю жизнь…

Маленькие радости дома! Сонда смогла оценить их полностью только после того, как провела два дня в диком – малагасийском лесу. Ей казалось, что она открывает дом заново: уютная спальня, ванная с теплой водой и расслабляющей пеной, роскошная гостиная, где так приятно посидеть, забравшись с ногами в широкое, мягкое кресло, маленькая кухонька с вечно суетящейся Дори…

Как мало нужно для счастья человеку, только что вернувшемуся из путешествия, пусть даже совсем недолгого.

Первым делом Сонда позвонила предательнице Хэтти, у которой ей очень хотелось выяснить причину, толкнувшую ту на такой некрасивый поступок. Правда, болтливость Хэтти сослужила ей неплохую службу – неизвестно, как бы Сонда вернулась, не объявись на Мадагаскаре Эрик.

Но все же… Сонда привыкла доверять подруге, и та никогда не подводила ее. Почему же сейчас Хэтти нарушила обещание? Проболталась – едва ли. Хэтти была из тех людей, которые держат рот на замке, когда речь заходит о чужих секретах. Припереть ее к стенке Эрику было бы не под силу… Оставалось лишь два варианта: либо Хэтти умышленно хотела расстроить ее свадьбу (движимая, разумеется, благими намерениями), либо почувствовала неладное и решилась поделиться своими подозрениями с самым близким Сонде человеком – женихом.

Только Хэтти отлично знала, что Эрик не так уж ей близок, как должно быть на самом деле…

К телефону подошел брат Хэтти, шестнадцатилетний паренек Дэвид.

– Привет, Дэвид. – Сонде не терпелось побыстрее объясниться с подругой, поэтому обычный вопрос «как дела, Дэвид?» был благополучно опущен. – Позови, пожалуйста, Хэтти.

– Я бы с радостью, Сонда, но она уехала.

– Как уехала? – опешила Сонда. Сделала пакость и уехала… накануне свадьбы подруги. Правда, после того, что сделала Хэтти, свадьба могла не состояться… Но убегать от последствий своих пакостей совсем не в ее духе. Равно как и делать их…

– Срочная командировка, – ответил Дэвид. – Она никак не могла отвертеться. Но просила тебе передать, что постарается закончить свои дела как можно быстрее и успеть на твою свадьбу.

Вот как? Значит, в планы Хэтти не входило сорвать ее свадьбу. Сонда окончательно запуталась в своих предположениях.

– Послушай, Дэвид, я смогу дозвониться ей на мобильный?

– Не выйдет, Сонда. – В голосе Дэвида скользнула хитринка. – Я конфисковал его до ее возвращения.

Вот черт! Сонда совсем забыла, что пронырливый братец Хэтти давно мечтал попользоваться дорогим мобильником сестры. Видеокамера, фотоаппарат, куча разнообразных мелодий…

– Добрался до телефона сестры?

– Ага, – радостно подтвердил Дэвид. – Выиграл целую битву – она так не хотела с ним расставаться.

– Эх ты! – раздосадовано сказала Сонда. – А мне так нужно с ней поговорить…

– В чем вопрос? Приезжай, поболтаем. – Дэвид был весьма привлекательным пареньком, считал себя неотразимым «мачо» и не пропускал ни одной юбки, даже если эта юбка принадлежала подруге его сестры. – Я угощу тебя вкуснейшим коктейлем…

– Мне нужна Хэтти. – Обычно Сонда реагировала на его заигрывания шутливо, но сейчас она была слишком огорчена, чтобы кокетничать с шестнадцатилетним парнем. – А коктейль я и сама приготовлю.

– Что с тобой, Сонда? – удивился Дэвид ее холодному тону. – Поездка не удалась? Я без шуток – приезжай, поговорим…

– Все в порядке. – Сонде стало неловко – ведь Дэвид совершенно не виноват в ее злоключениях, более того, он даже не знает о них. – Просто немного устала. Ну пока. Кстати, передай сестре: как только она объявится, пусть сразу же мне позвонит. Свадьба назначена на двадцать шестое. Ты же не хочешь стать подружкой невесты.

– А почему бы и нет? – развеселился Дэвид. – Ты только представь: я в пышном розовом платье ловлю твой маленький букетик…

Сонда представила себе эту поистине забавную картину и расхохоталась.

– Если Хэтти не вернется, я подумаю над этим, – успокоившись, сказала она. – Эрик, наверное, оценит нашу задумку.

– О да! Твой пижон будет в восторге… – Дэвид, как и Хэтти, терпеть не мог Эрика.

– Дэвид! Для своего возраста ты слишком уж нахален.

– Брось, Сонда, тебе не идет учительский тон. Ты слишком молода и красива для этой роли.

– А ты не по возрасту мудр!

– Весь в сестричку!

– Пока, умник. И не забудь передать сестре мою просьбу.

Сонда положила трубку. Шутки Дэвида подняли ей настроение, но не надолго. Через некоторое время она опять загрустила. Мысль о предстоящей свадьбе не радовала, а скорее раздражала ее. Список гостей, покупка свадебного платья, оформление зала и прочая дребедень, о которой мечтает большинство девушек, приводили Сонду в ужас. Хорошо еще, Эрик не настоял на заключении брачного контракта – этой волокитой ей меньше всего хотелось бы заниматься.

Интересно, если бы она выходила замуж за другого, подготовка к свадьбе раздражала бы ее так же сильно? Например, Кэрри… Он вообще не стал бы устраивать ничего подобного – увез бы ее куда-нибудь далеко-далеко… А потом бросил бы одну-одинешеньку, как и в этот раз, раздраженно оборвала Сонда свой невесть откуда взявшийся романтический настрой.

Ей пора было перестать думать о Кэрри уже тогда, в аэропорту, в тот момент, когда она решила плыть по течению и сказала Эрику, что не хочет ничего менять. Но «контролировать чувства» Сонде удавалось не слишком хорошо, и память о поцелуе Кэрри как заноза впилась в душу, беспрестанно раздражая ее нежную оболочку. Если, конечно, у души есть оболочка, усмехнулась своей метафоре Сонда. Надо садиться и строчить стихи, пока настрой не улетучился. Глядишь, станешь поэтессой с мировым именем, издевался над ней внутренний голос.

Злость на Хэтти быстро улетучилась, словно растворилась в воздухе, как только Сонда поняла, что нуждается в подруге как никогда. Выяснилось, что только Хэтти могла скрасить ее предсвадебную тоску, только Хэтти могла составить толковый список гостей, только Хэтти могла оценить, какое платье ей действительно к лицу, а какое – нет… И только с Хэтти она могла поболтать о Кэрри.

Роль отсутствующей Хэтти взяла на себя мама Сонды – Дайан Тальбот. Она, со свойственным ей безграничным энтузиазмом, тут же ринулась на помощь дочери. Нельзя сказать, чтобы Сонда была в восторге от энтузиазма Дайан, но другого выхода у нее не было. Не просить же, в конце концов, Дэвида подбирать ей свадебный наряд и составлять список гостей?

Дайан Тальбот была натурой энергичной и поистине непредсказуемой. Эта хрупкая сероглазая женщина носила в себе маленький вечный двигатель – казалось, она никогда не устает и успевает решать все проблемы одновременно: работать, воспитывать дочь, заводить романы…

Сонда никогда не знала, как мать отнесется к тому или иному ее поступку. В детстве главная ее проблема заключалась в том, чтобы угодить матери, а это было нелегкой задачей. Если вчера Дайан хорошо отзывалась о том или ином фильме или картине на вернисаже, то завтра вполне могла назвать тот же фильм или картину «ни на что не годной пошлятиной».

У Дайан было много мужчин и много мужей. Это, правда, не мешало ей свято беречь в своем любвеобильном сердце память о первом муже, отце Сонды – Викторе Тальботе. Дайан так и не рассталась с его фамилией, несмотря на то, что еще два раза вступала в брак.

Этот замечательный человек, которого Сонда, к огромному своему сожалению, почти не помнила, умер, когда ей исполнилось три года. Молодой и полный сил мужчина умер от глупой детской болезни – ветрянки, которую легко переносят дети, но для взрослых людей она иной раз кончается весьма плачевно. К сожалению, Виктор Тальбот не переболел ветрянкой в нежном возрасте и слишком рано оставил жену и маленькую дочь.

Для Дайан смерть мужа была сильнейшим и жесточайшим ударом. Она любила Виктора до умопомрачения, да и он буквально носил ее на руках с самого начала их знакомства. Но, будучи сильной женщиной и имея на руках трехлетнего ребенка, Дайан приказала себе: не сдаваться. И не сдалась.

Она нашла работу, о которой при деньгах, оставленных ей мужем, могла бы и не думать, и ушла с головой в новообретенное дело и воспитание дочери. И то, и другое требовало времени и терпения – последнего, несмотря на импульсивность Дайан, у нее оказалось достаточно.

Когда Сонда подросла и поступила в университет, Дайан решила еще раз испробовать себя в роли жены и вновь вышла замуж. Ее второй супруг разительно отличался от первого. Первые же месяцы совместной жизни показали, что Энтони – тип довольно склочный и мелочный.

Он постоянно придирался к Дайан то по поводу того, что она живет на широкую ногу, хотя она тратила свои, честно заработанные деньги… То по поводу того, что она слишком часто встречается с друзьями, приходившими в ужас от постоянного ворчания Энтони и в конце концов переставшими ходить к Дайан в гости… То по поводу того, что ему не хватает ее внимания, а надо было отдать Дайан должное – все свободное от работы время она посвящала мужу, так как Сонда училась и приезжала лишь на каникулы… В общем, Энтони терзал ее своим вечным недовольством по поводу и без оного.

Сонде, наездами бывавшей дома, оставалось только ужасаться, глядя на то, как отчим тиранит ее мать. Дайан не терпела вмешательства в свою личную жизнь, поэтому Сонда могла быть лишь наблюдателем без права голоса. В один прекрасный день терпение Дайан лопнуло – она выставила вещи мужа на улицу и через месяц стала формально свободной женщиной.

Третье замужество Дайан было мщением. Дело в том, что после расставания с Энтони она познакомилась с женатым мужчиной, который ухаживал за ней, дарил цветы, водил по ресторанам и даже стал ее любовником. Но бросать жену, увы, не хотел. Как это бывает обычно – больная жена, которую никак нельзя оставить…

Дайан не захотела попасть в плен «иллюзий любовницы», по ее собственному выражению, и, плюнув на своего женатого избранника, вышла замуж за Фрэнка Стейптона, благосклонно ответив на его многолетние ухаживания.

Фрэнка Стейптона Сонда ненавидела еще больше, чем Энтони. Он не был тираном и не был мелочным. Наоборот – он был расточительным, но при этом, как ни парадоксально это звучит, жутким занудой.

Расточительность его заключалась в том, что он просиживал деньги Дайан за карточным столом в местном казино. Фрэнк оказался игроком. Причем, не просто игроком, а игроком одержимым. Для него был не столько важен выигрыш, сколько сам процесс. О проигрыше он, к сожалению, тоже мало задумывался. Дайан простила бы ему и этот порок, но Фрэнк не терпел табачного дыма, а Дайан не могла жить без крепкой сигареты перед завтраком, после завтрака, перед любовью и после любви.

Правда, любовь, как она призналась однажды дочери, была не той, после которой стоило курить… В общем, устав выслушивать занудство Фрэнка, Дайан послала его ко всем чертям. И вновь почувствовала себя свободной.

Она, как в известном анекдоте про фермера и козу (которую нужно подержать в доме, а потом от нее избавиться, чтобы ощутить, насколько легче станет жизнь), радовалась своей свободе в промежутках между замужествами. Когда жизнь казалась ей слишком скучной, она вновь выходила замуж. Так что, в процессе подготовки дочери к свадьбе, Дайан присматривала очередную кандидатуру на роль «козы».

Сонда часто задавалась вопросом: почему они с матерью настолько разные? И внешне – обе были красивы, но совершенно разной красотой, – и внутренне. Порывистость матери так контрастировала с холодностью дочери, что многие их знакомые, правда в шутку, но все же выражали сомнение по поводу родства Дайан и Сонды.

Сонда думала, что похожа на отца, но Дайан утверждала, что Виктор не был таким холодным. Во всяком случае, по отношению к ней. А то, как дочь ведет себя с мужчинами, было у Дайан любимой темой для обсуждения. Для Эрика, по мнению матери, Сонда должна была сделать исключение.

Сонда научилась спокойно относиться к замужествам матери, но ее страшно бесил тот факт, что Дайан, не терпевшая вмешательства в собственную жизнь, активно вмешивается в ее взаимоотношения с Эриком. Будущий зять уже поведал ей о мадагаскарских приключениях дочери, и Сонде пришлось выслушать немало упреков в свой адрес.

– Скажи мне, Сонда, – Дайан с удовольствием затянулась крепкой сигаретой, – какие черти понесли тебя на этот остров?

– Ты забываешь, что я уже взрослая девочка.

– А ты забываешь, что ты моя дочь.

– Не начинай, прошу тебя…

– Не начну, если ты ответишь мне на вопрос.

– Разве Эрик тебе не объяснил?

Сонде совершенно не хотелось очередной перепалки в духе: «я тебя воспитала» – «уж лучше бы бросила на произвол судьбы». Такое частенько происходило между ней и Дайан, несмотря на то, что в душе обе нежно и трепетно друг друга любили.

– Объяснения, которые ты дала ему, чушь собачья. – Дайан небрежно стряхнула пепел с длинной «Мор». – Я надеялась, что хотя бы мне ты не будешь лгать.

– Начнем с того, что я вообще не должна давать ему никаких объяснений! – вспылила Сонда.

– Вообще-то, Эрик – человек, за которого ты выходишь замуж. Или ты готовишься к свадьбе с другим мужчиной?

Дайан была единственным человеком, заставлявшим Сонду краснеть. Щеки девушки заалели как маков цвет, и это, разумеется, не ускользнуло от внимания матери.

– Кажется, в моей шутке была доля правды… Итак, на Мадагаскар ты отправилась не одна…

– Мама! – Сонда покраснела еще сильнее.

– Ну мне-то ты можешь сказать правду? Представь, что на моем месте сидит Хэтти.

– Прекрати меня гипнотизировать!

Собственное смущение и упоминание о Хэтти окончательно вывели Сонду из себя. Дело в том, что Хэтти была любимицей матери, и Сонда частенько про себя и вслух удивлялась, почему не Хэтти выпала такая честь – быть дочерью Дайан Тальбот. Они идеально подходили друг другу: у них всегда находились темы для разговора, для смеха и шуток. И нередко предметом этих насмешек становилась Сонда, что ее ужасно раздражало. Она отдавала себе отчет в том, что просто ревнует мать к подруге, но это не только не успокаивало ее, а, напротив, раздражало еще сильнее.

– Да что ты завелась, я просто пытаюсь помочь тебе облегчить душу. Твоей подруги нет в городе, а тебе наверняка хочется поделиться с кем-то впечатлениями о поездке. Я ведь знаю, что кроме Хэтти тебе не с кем поговорить…

– Да, мам, я такая отвратительная, что у меня даже нет друзей!

Дайан знала наверняка: если Сонда занялась самокритикой, то все ее аргументы исчерпаны.

– Ну… друзей и не должно быть много. Отсутствие десятка-другого людей, согласных делить с тобой свободное время, еще не признак «отвратительности».

– Хорошо, – сдалась Сонда. – На Мадагаскаре я была не одна. Но это совсем не то, о чем ты сейчас думаешь. Я увязалась за человеком… – Она поймала вопросительный взгляд матери и кивнула. – Да, этот человек мужского пола. Он летел туда по своим ужасно таинственным делам. А я, признаю, полная дура, вмешалась в эти дела и увязалась за ним. Мы расстались с ним в аэропорту на Мадагаскаре, и больше я его не видела.

– Что тебя, кажется, серьезно удручает…

– Мама! – Сонда не знала, куда деваться от смущения. Любого другого человека она попросила бы не лезть не в свое дело, но с Дайан Тальбот этот номер вряд ли бы прошел.

– Чем он занимается? – поинтересовалась Дайан, окончательно убедившись в том, что ее предположения оправданны.

– Если бы я знала… Единственное, что мне известно о нем – его прошлое, о котором он сам мне и рассказал.

– Веселенький тип, – усмехнулась Дайан. – Никогда бы не подумала, что ты увлечешься мужчиной, о котором тебе ничего не известно.

Увлечешься… Если бы ее мать знала, что она думает о нем дни и ночи на пролет!

– Не стоит говорить о нем – мы все равно больше не увидимся.

– Кто знает, кто знает… – Дайан вытащила из пачки очередную сигарету, и Сонда поняла, что мать нервничает. – Мир тесен и, насколько я понимаю, он из здешних мест. Так что ваша встреча может произойти сама собой, по чистой случайности.

– Если только, – грустно согласилась Сонда.

В глубине души она рассчитывала на эту случайность и часто в сутолоке улиц выглядывала мужчин, отдаленно напоминавших Кэрри. С сердцем, надрывно бьющимся в груди, она присматривалась к ним, но, обнаружив ошибку, страшно досадовала на себя.

Дайан, конечно, не догадывалась об этом, но была уверена в том, что дочь не настолько равнодушна к возможной встрече, как пытается показать. И эта мысль заставила Дайан встревожиться.

– Послушай, дочка. – Сонда настороженно посмотрела на мать – та редко называла ее дочкой, предпочитая обращаться к дочери по имени. – Выкинь из головы этого парня. Вряд ли он принесет тебе что-то, кроме разочарования и тревоги.

– Во-первых, он не так крепко засел в моей голове, как тебе кажется, – солгала Сонда. – А во-вторых, ты ведь его не знаешь… Как ты можешь рассуждать о человеке, услышав о нем лишь пару ничего не значащих фраз?

Но обмануть Дайан было не так-то просто. Она сурово посмотрела на дочь.

– Не лги мне. Я чувствую, когда ты пытаешься меня обмануть. У тебя глаза начинают бегать…

– Как у хамелеона? – съехидничала Сонда.

– Не знаю, как там у хамелеона… Ты начала заступаться за него, а это – дурной признак. Вспомни, когда последний раз ты сносно отзывалась о мужчинах? Даже о своем женихе говоришь обычно свысока.

– Неправда! Я заступалась за Эрика перед Хэтти, когда она нападала на него.

– Всех енотов в лесу отстреляли! Даже если ты заступалась за него, представляю, как это выглядело. – Дайан придала лицу высокомерное выражение и произнесла тонким голосочком. – «Эрик – идеальная кандидатура на роль моего мужа. Он уступчивый, спокойный и надежный. Именно то, что мне подходит». Причем, заметь, он подходит тебе, а не ты ему! На его чувства тебе совершенно наплевать!

На лице Сонды читалась явная досада. Мать настолько точно передала ее фразу и тон, с которым она говорила об Эрике, что ей стало обидно и одновременно стыдно за свое поведение. Дайан была совершенно права – до своей недавней поездки Сонда и думать не желала о том, что чувствует Эрик.

Она уже призналась в этом самой себе, но признаваться в этом окружающим ее, пусть даже близким людям, ей не хотелось. Сонда молча глядела на мать, и проницательная Дайан угадала, что кроется за этим взглядом обиженной девочки.

– Ты понимаешь, что я права. Это уже хорошо. А сейчас я попытаюсь объяснить тебе, почему так быстро составила мнение о твоем загадочном путешественнике. – Дайан потянулась к пачке «Мор», но, увидев удивленный взгляд дочери, убрала руку. За полчаса, которые они просидели в кафе торгового центра, пачка опустела больше, чем на половину. – У меня тоже было приключение в молодости. Еще до того, как я познакомилась с твоим отцом. Его звали Сирил. Он был загадочной личностью, с ярким прошлым, но без настоящего. Передо мной он разыгрывал чуть ли не Джеймса Бонда. Я побывала с ним на Кубе. Влюбилась в него как кошка… Мне с трудом удалось вытянуть себя из болота, в которое меня засосала эта любовь. Я вовремя сбросила с ушей ту романтическую лапшу, которую он умудрился туда повесить. А ведь считала себя такой рассудительной, как и ты сейчас… В общем, однажды я попросила его открыться мне, рассказать о себе, о том, чем он занимается в действительности. После этого он как в воду канул… Да, я очень страдала. Плакала каждый вечер в подушку, проклинала себя, хотела вернуть его любой ценой. А полгода спустя узнала, что он вовсе не романтический герой, а обыкновенный наркоделец. Его «загадочное» настоящее – всего лишь череда незаконных сделок. Выяснилось, что репутация у Сирила – хуже не придумаешь. Он стольких людей посадил на эту дрянь… Правда, его тоже посадили – в тюрьму. Дали пожизненное заключение… Еще легко отделался, подонок. А теперь представь себе, – Дайан все-таки добралась до «Мор» и дрожащей рукой прикурила сигарету, – что было бы, если бы я вовремя не рассталась с этим типом?

Сонда удивленно смотрела на мать. Об этой странице ее жизни она никогда не рассказывала. Что, в общем, и не удивительно – страница далеко не безупречной чистоты. Волнение Дайан – срывающийся голос, дрожащие руки – говорило о том, что она до сих пор переживает этот неприятный эпизод так, как будто бы он был вчера.

– Ты никогда не рассказывала мне об этом…

– Мне не хотелось вспоминать. Да и необходимости не было. Виктор знал об этом. Я считала, что он должен быть в курсе того, что происходило со мной до встречи с ним. К тому же каждый может ошибиться. И на моем месте могла быть какая угодно женщина. Но ты… Я не хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки. Забудь о нем, Сонда. Каким бы идеальным он не представлялся тебе сейчас. Есть скрытные люди – они умалчивают, не договаривают чего-то, но только потому, что таков склад их характера. А есть люди скрывающие. И тот груз, который они несут, не распаковывая, зачастую оказывается скелетом в шкафу… Ты ведь не хочешь, чтобы этот скелет попал в шкаф к тебе?

Сонда покачала головой. Никто не хочет этого. То, что рассказала ей мать, действительно напоминало ее собственную историю. Когда-то Сонда читала о том, что родители невольно программируют детей на повторение ими же пройденного пути. Дайан, напротив, пыталась обезопасить дочь, но, возможно, подсознательно эта программа была уже заложена… Хотя, в конечном итоге, ее мать не допустила роковой ошибки, она рассталась с этим Сирилом. Но почему Дайан решила, что Сирил и Кэрри руководствовались одним и тем же мотивом. Почему? Расспрашивать об этом мать Сонда не решилась.

Несмотря на то, что Дайан активно уговаривала дочь шить свадебное платье, а не покупать его, и даже предлагала ей личного портного, Сонда все же выбрала второй вариант. Времени до свадьбы оставалось совсем немного, но Сонду останавливало не это. Ей хотелось избежать многочисленных примерок, подгонок по фигуре, обсуждений модели и прочих мелочей, с которыми пришлось бы столкнуться, обращаясь к портному.

Чем больше Сонду раздражала предсвадебная лихорадка, тем сильнее она чувствовала, что совершенно не готова к замужеству. И не к замужеству вообще, а к браку с Эриком. Жених был с ней чуток, как никогда, и даже удивлял Сонду своей неожиданной страстностью. Прояви он свой пыл еще месяц назад, Сонда была бы рада такой перемене. Теперь же она героически подавляла в себе раздражение и утешала себя тем, что стерпится – слюбится.

Больше всего ее удручало то, что она не может объявить Эрику, что свадьба отменяется. Ей было чудовищно стыдно проявить бессердечность именно сейчас, когда она обнаружила ее в себе. Безусловно, те слова, которые говорил ей Кэрри, могли оказаться лишь ханжескими рассуждениями человека, у которого «рыльце в пушку», но суть их от этого не утрачивалась.