Текст книги "Малеска — индейская жена белого охотника"

Автор книги: Энн Стивенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Глава 9

Она тоскует по ласковому поцелую матери,

И по нежным словам отца,

И по радости младшей сестрёнки,

Как по песне летних птиц.

Её сердце возвращается в старый дом,

Который она так хорошо помнит,

И пустяки из прошлого,

Как заклятие, овладевают ей.

В назначенный срок Сара Джонс, взяв маленький чемоданчик с одеждой и большую корзину с едой, поехала на Манхеттен; поскольку шлюп в те времена шёл по Гудзону очень долго даже при попутном ветре, его прибытие в посёлок создавало больше суматохи, чем в наше время – самый большой атлантический пароход. Поэтому добрая мать обеспечила свою прелестную паломницу таким запасом пирогов, галет, вяленой говядины и сыра, что его хватило бы роте солдат на много дней.

Кроме обильного продовольствия, добрая леди дала также чудесные образцы своего рукоделия – вязаные рукавицы и чулки и разноцветные браслеты, которые она вязала долгие годы, ожидая, пока Сара отправится навстречу опасным приключениям в большом мире.

Кроме этого, Сара получила подарки от детей и множество прелестных браслетов и корзинок от Малески, которая простилась с ней с нежностью и печалью. Малеска ещё раз почувствовала себя, как дикий виноград, только пустивший усики, но снова вырванный из земли.

Путешествие не показалось Саре таким уж интересным, и если бы не присутствие отца, она бы затосковала по дому прежде, чем шлюп обогнул мыс. Когда перед ней развернулись мрачные пейзажи, она впала в задумчивость и печаль. Кое-где цивилизация разрывала лес посёлками, и Сара проплывала мимо них с гордым осознанием того, что видит мир; но больше она думала о доме, о румяной матери и шумных детях, чем о новых сценах и новых людях.

Наконец её жадному взору предстал Манхеттен, опоясанный серебряными водами, со своими крышами и деревьями. Здесь была её судьба – здесь её должны отшлифовать так, чтобы превратить в чудо аристократизма. Город был очень красив, но после того, как впечатление новизны прошло, она почувствовала себя ещё более одинокой; всё было так странно… извилистые улицы, яркие магазины, причудливые дома с башенками и слуховыми окнами казались ей слишком величественными, чтобы быть уютными.

К одному из таких домов Артур Джонс и привёл свою дочь. Его сопровождал носильщик, который нёс на плече чемодан, в то время, как сам Джонс принял на себя заботу о корзине с едой.

В этом не было ничего примечательного, но люди оборачивались и с интересом рассматривали эту группу, поскольку Сара обладала свежестью и красотой своей матери и невыразимым изяществом, которые делали её очаровательнейшим юным созданием на свете.

Когда построено так много зданий, выкорчевано так много деревьев, наполнено так много прудов, невозможно рассказать о местонахождении того, что теперь не существует, поскольку все опознавательные знаки исчезли. Но в прежние времена между домами на Манхеттене было много пространства для цветов, а знаменитый человек давал своё имя тому дому, в котором жил. Аристократическая часть города находилась вокруг Боулинг-Грин и близлежащих улиц.

Где-то на одной из этих улиц – не могу указать точное место, поскольку небольшое озеро по соседству исчезло вскоре после нашей истории, а вместе с ним были уничтожены все черты прелестного пейзажа, – но где-то на одной из этих почтенных улиц стоял дом с таким количеством башенок и окон, которых требовал совершенный аристократизм, и большой латунной пластиной, сверкающей под огромным латунным дверным молотком. Яркие золотые буквы на этой пластине свидетельствовали, что здесь проживает мадам Моно – глава школы для избранных юных леди, вдова мсье Моно, который прославился как главный учитель одной из первых женских школ в Париже.

Сара была подавлена шириной и яркостью этой дверной пластины и вздрогнула от тяжёлого грохота молотка. Для полного спокойствия этот вход был слишком величественным и торжественным.

Опустив молоток, мистер Джонс оглянулся на Сару с каким-то самодовольством, поскольку он ожидал, что она будет поражена тем великолепием, к которому он её привёл, но Сара только вздрогнула и ещё больше оробела. Она бы отдала весь мир за то, чтобы развернуться и убежать обратно домой.

Дверь открылась – сначала верхняя часть, – и их пригласили в переднюю, затем повели в выложенную голландскими изразцами гостиную, безупречно чистую, чопорную и скучную, которая, очевидно, была приёмной комнатой этого заведения. Комната казалась бы совсем мрачной, если бы в двух узких окнах не был виден угол зелёной ограды, которая окружала дом. Угол был отделён стеной от просторного сада, наполненного фруктовыми деревьями и цветущими кустами.

Уже набухли почки, и когда Сара увидела, как над стеной нависают ветви молодой яблони, покрытые первой нежной зеленью, она забыла о холодке внутри и вспомнила о садах, которые растут у неё дома.

Дверь открылась. Сара вздрогнула и вместе со своим отцом поднялась навстречу маленькой француженке, которая встретила их с любезностью, соответствующей громкой славе её заведения.

Мадам Моно забрала Сару из рук отца с изящной решительностью, которая не оставляла места для возражений. Она всё знает… всё, что нужно юной леди… достопочтенные родители будут довольны… не требуется никаких объяснений… юная леди свежа, как роза… просто очаровательна… через несколько месяцев они увидят… вот и всё… мсье Джонс не должен волноваться о своём ребёнке… мадам очень скоро закончит её образование… разумеется, музыка… заказанный школой инструмент только что прибыл из Европы… затем французский язык, нет ничего легче… мадам обещает, что юная леди будет говорить, как истинная француженка, через один… два… три… четыре месяца, несомненно… мсье Джонс будет доволен… его дочь вернётся совсем другой… на самом деле, она будет само совершенство.

Бедный Джонс был вынесен из дома этим потоком любезностей, не успев ни сказать дочери прощальных слов, ни прижать её к своему честному сердцу. Внутренне он желал забрать её отсюда, несмотря на честолюбивое стремление превратить её в настоящую леди.

Бедная Сара смотрела на него, пока её взгляд не помутился от непролитых слёз, затем она с тяжёлым сердцем поднялась и последовала за мадам в комнату. Отныне это будет её убежище от тоскливых обязанностей, к которым была приговорена бедная девушка. В комнате было уютно, поскольку окна выходили на прекрасный сад. В тот вечер Сара сидела за столом, который был уставлен тем, что наивная девушка приняла за закуску перед ужином, и здесь она встретила два десятка своих одноклассниц. К счастью, она не чувствовала голода и не заметила, насколько скудна еда. Двадцати девушек, которые кто украдкой, кто смело, обращали на неё свои взоры, было достаточно, чтобы отбить желание есть и у менее робкого человека.

Бедная Сара! Она была самой одинокой из всех тоскующих по дому школьниц. Снисходительная доброта мадам только доводила её до слёз, которые она храбро сдерживала.

Но Сара была столь же отважна, сколь и чувствительна. Она приехала на Манхеттен учиться; не важно, что её сердце болит, но её мозг должен работать; отец принёс большую жертву, чтобы на полгода отправить её в эту дорогую школу; его деньги и его доброта не должны быть потрачены впустую.

Так рассуждала храбрая девушка. Подавив страстные мысли о доме, она решительно взялась за дело.

Тем временем Джонс вернулся домой с тяжёлым сердцем и с новым грузом весенних товаров, которые заставили трепетать от волнения каждое женское сердце в Катскилле. Все куриные гнёзда в посёлке были ограблены ещё до того, как остыли яйца, а содержимое гнёзд отправилось в магазин. Что касается масла, то за столом дома у Джонса постоянно жаловались на его нехватку, пока Джонс не начал подумывать о том, чтобы сбавить цену на один цент, и тогда масло потекло к нему рекой.

Глава 10

Милый старомодный сад,

То заливаемый солнечным светом, то скрытый в тени,

Где целый день птицы и ветер

Напевают приятные мелодии;

И множество ярких цветов

Распространяют свой аромат;

Сад, похожий на обиталище фей,

Которое никогда не тревожил человек.

Фрэнк Ли Бенедикт.

Стояло яркое весеннее утро, небо было полно огромных пушистых облаков, гнавшихся друг за другом по ясной голубизне, лёгкий ветерок качал деревья и распространял их восхитительные ароматы, которые казались дыханием близкого лета.

Сара Джонс стояла у окна в своей комнатке и мечтательно глядела на соседский сад, подавленная чувством одиночества и тоски по дому, которые заставили её отбросить книги, забыть о почти полученном образовании и унестись мыслями в тихий сельский дом.

Ей казалось, что возня с братьями в старом саду со швырянием друг в друга опавшими бутонами, стоит двадцати лет непрерывных уроков музыки и французского языка. Стук старомодного ткацкого станка матери казался ей приятнее, чем звуки фортепиано, игру на котором она некогда считала таким великим делом. Но с тех пор она провела за ним так много утомительных часов, пролила так много слёз на холодные белые клавиши, от которых её пальцы болели больше, чем от прялки, что, как всякая школьница, готова была воспринимать его как орудие пытки, созданное нарочно для того, чтобы её мучить.

Она устала думать и действовать по правилам. Хотя мадам Моно была по-своему добра, порядки, которым Сара должна была подчиняться, чрезвычайно досаждали простой сельской девушке. Она устала от занятий, устала от прогулок в установленное время с другими девушками. Никто здесь не смел вести себя естественно и свободно. Очень часто она чувствовала, что готова написать домой и попросить, чтобы её забрали обратно.

Вот в таком печальном настроении, какое мы сейчас описали, она стояла в то утро у окна, хотя должна была напряжённо трудиться над грудой книг, которые заброшенными лежали на её маленьком столе.

Тот прелестный сад, на который она смотрела, был для неё настоящим искушением; если бы мадам Моно знала, что он отвлекает Сару, то можно поверить в то, что она бы быстро переселила её на противоположную сторону дома, где Саре, вздумай она бездельничать и пялиться в окно, пришлось бы наблюдать только за крепкой кирпичной стеной. Сейчас сад был более привлекателен, чем в любое другое время года. Свет весеннего солнца превратил подстриженную траву в зелёный ковёр, аккуратные клумбы были уже полны бутонами, ряд яблонь представлял одну сплошную гору цветов, а высокая груша в углу только начинала сбрасывать свои нежные белые лепестки на траву, и они порхали, как стая крохотных бабочек.

Старомодное крыльцо, выходившее в сад, было покрыто диким виноградом, который взбирался до голландской крыши, нависал над узкими окнами, вился и крутился так свободно, как будто рос в своём родном лесу.

Сара смотрела, как работает садовник, и завидовала его праву бродить по гравийным дорожкам, останавливаясь под деревьями и сгибаясь над клумбами.

Возможно, в наши дни, когда почитаются только лишённые запаха камелии и редкие иностранные растения, этот сад покажется ничем не примечательным, и высокообразованная девушка из пансиона не удостоит его своим взглядом, но для Сары Джонс он был настоящим маленьким раем.

Сиреневые кусты качались на ветру, потряхивая своим фиолетово-белым пухом, как солдаты на посту; в середине стояло множество стираксов; вдоль дорожек выстроились пионы, фиалки, ландыши, тюльпаны, чубушники и другие старомодные цветы; и, в общем, сад был довольно мил, чтобы оправдать восторги девушки. Так она стояла, совсем забыв о своих обязанностях. Часы внизу забили – она даже не услышала этого предупреждения; кто-нибудь мог неожиданно войти и увидеть её безделье и непослушание – она об этом не думала, поскольку была занята наблюдениями за садом.

Садовник закончил утреннюю работу и ушёл, но Сара не шевельнулась. Пара малиновок уселась на высокую грушу и завела оживлённый разговор, перемежаемый песнями. Малиновки перелетели с одного дерева на другое, замерли над виноградом, но наконец вернулись на грушу. Они пели, чирикали, танцевали в неистовом ликовании, и наконец стало понятным, что они хотят свить себе гнездо на этом дереве. Сара от радости чуть не захлопала в ладоши! Гнездо было прямо под её окном – она могла постоянно наблюдать за ним, делая уроки или не делая. При этой мысли её охватило такое волнение, что мадам Моно была бы поражена до глубины души, увидев, что на одну из её учениц напала такая преступная блажь.

Часы снова забили – на этот раз так пронзительно и укоряюще, что достигли даже слуха Сары. Она вздрогнула, нервно оглянулась и увидела на столе груду книг.

– О, боже, – вздохнула она, – эти скучные уроки! Я совсем о них забыла. Ещё немножко, и я начну заниматься, – добавила она, как бы обращаясь к своей совести или своим страхам. – О, эта малиновка… как она поёт!

Она снова забыла о своих книгах, и в этот миг её внимание, захваченное садом, было привлечено чем-то новым.

Боковая дверь дома открылась, и на широкое крыльцо вышел старый джентльмен. Он постоял немного, очевидно наслаждаясь утренним воздухом, затем спустился в сад. Он опирался на крепкую трость и шагал осторожно, медленно, как всякий немощный старик.

Сара часто видела его раньше, и хорошо знала, кто он такой. Это был хозяин дома, о котором так мечтала простая девушка, и его звали Данфорт.

Она всё знала о нём, как любая школьница знает всё о человеке или вещи, которые потрясают её воображение. Он был действительно очень богат, и у него не было семьи, кроме его жены – опрятнейшей, милейшей старой леди, которая часто гуляла по саду и всегда прикасалась к цветам, как будто это были её любимые дети.

У почтенной старой пары был внук, но сейчас он находился в Европе, поэтому они жили в своём славном особняке совершенно одни, не считая нескольких домочадцев, которые были такими же старыми и почтенными, как их хозяева.

Сара много рассуждала о своих соседях. Она давно хотела познакомиться с ними, чтобы свободно прибегать в сад или сидеть в славных комнатах, которые она видела через открытые окна, когда горничная наводила порядок.

Сара подумала, что она бы немного испугалась старого джентльмена, таким суровым он выглядел; но его жену она хотела поцеловать и сделать своим другом; она выглядела такой доброй и нежной, что её не испугались бы даже птицы.

Сара наблюдала, как мистер Данфорт медленно шагает по главной дорожке, затем садится в небольшую беседку, заросшую жимолостью. Жимолость ещё не зацвела, хотя среди зелёных листьев уже виднелись слабые красные отметины, которые через несколько недель обещали превратиться в множество цветов.

Некоторое время он посидел в беседке, очевидно наслаждаясь солнечным светом, который пробивался сквозь листья. Наконец Сара увидела, что он встал, направился к двери, на миг остановился, зашатался и грузно упал на землю.

Она не мешкала, чтобы задуматься или воскликнуть – все силы её свободного, сильного характера напряглись. Она вылетела из комнаты, сбежала по лестнице, к счастью, не встретив ни учителей, ни учениц, и поспешила к двери на улицу.

Сад был отделён от узкого двора мадам Моно низкой каменной стеной, по верху которой шёл штакетник. Сара увидела стремянку, которой при мытье окон пользовался слуга, схватила её, подтащила к стене и легко спрыгнула с неё в сад.

Ей казалось, она никогда не доберётся до того места, где лежал несчастный джентльмен, хотя, на самом деле, с того времени, как она увидела его падение, прошло едва ли три минуты.

Сара склонилась над ним, подняла его голову и тут же поняла, в чём дело – его хватил удар. Её дедушка умер по той же причине, и она тут же узнала симптомы. Бесполезно было думать о том, чтобы перенести его, поэтому она ослабила шейный платок, положила его голову на сиденье беседки и помчалась к дому, во всю мочь выкрикивая имя, которым, как она много раз слышала, садовник называл чёрную повариху.

– Юнис! Юнис!

На её неистовый призыв из кухни выбежала пожилая женщина, за которой следовали несколько её товарок. Они все кричали, желая узнать, в чём дело, и дико удивились при виде незнакомки в саду.

– Скорей! Скорей! – кричала Сара. – У вашего хозяина приступ, нужно перенести его в дом, и пусть кто-нибудь сбегает за доктором.

– О боже! О боже! О боже! – раздалось со всех сторон, но Сара направляла их с такой решительностью, что женщины при помощи старого негра, которого подняла суматоха, перенесли своего хозяина в дом и уложили его на кровать в одной из комнат первого этажа.

– Где ваша хозяйка? – спросила Сара.

– О, она вышла, – рыдала повариха. – О, мой бедный старый хозяин, мой бедный старый хозяин!

– Вы послали за доктором?

– Да, юная мисс, да. Он скоро будет, благослови вас бог.

Сара занялась бесчувственным человеком, применяя те средства, которые использовала её мать, когда дедушка был болен, и действительно сделала всё, что нужно.

Немного времени спустя появился доктор, пустил пациенту кровь, похвалил Сару за присутствие духа, и совсем скоро старый джентльмен пришёл в себя.

Сара услышала, как один слуга воскликнул:

– О, миссис, благодарите господа!

Девушка внезапно застеснялась, выбралась из дома и ушла в сад, решив незаметно сбежать. Но прежде чем она достигла беседки, она услышала, что её зовёт слуга:

– Юная мисс! Юная мисс! Пожалуйста, подождите. Старая миссис хочет с вами поговорить.

Сара обернулась и зашагала к дому, готовая от робости и волнения броситься в слёзы. Но леди, с которой она так мечтала познакомиться, спустилась по ступенькам и подходила к ней с протянутыми руками. Она была очень бледна и дрожала с головы до ног, но говорила со спокойствием, которое, очевидно, умела сохранять при самых тяжёлых обстоятельствах.

– Я не знаю, как вас отблагодарить, – сказала она. – Если бы не вы, я бы больше не увидела мужа живым.

Сара начала плакать, старая леди протянула к ней руки, и перепуганная девушка упала на них. Так они стояли несколько мгновений, рыдая в объятиях друг друга, и эти слёзы сблизили их больше, чем могли бы сблизить годы простого общения.

– Как вы сумели увидеть, что он упал? – спросила старая леди.

– Я смотрела в окно, – ответила Сара, указывая на распахнутые оконные створки, – и когда увидела, сразу сбежала вниз.

– Значит, вы ученица мадам Моно?

– Да… о боже, мне нужно вернуться! Меня страшно отругают за то, что я так надолго ушла.

– Не бойтесь, – сказала миссис Данфорт, крепче сжимая Сару, когда та попыталась вырваться. – Я всё объясню мадам Моно. Пойдёмте в дом. Я не позволю вам уйти.

Она завела Сару в дом и усадила её в мягкое кресло в старомодной гостиной.

– Будьте добры, моя милая, подождите здесь. Мне нужно сходить к моему мужу.

Она ушла и оставила Сару, которая была немного смущена странностью происходящего. Вот она сидела в том самом доме, в который так страстно желала попасть; а старая леди, с который она так мечтала познакомиться, обращалась с ней, как с любимым ребёнком.

Она посмотрела в окно на свою недавнюю тюрьму; там всё выглядело как обычно. Ей было интересно, какое ужасное наказание ей придётся перенести, и решила, что хлеб и вода на два дня не будут таким уж большим лишением после того, что случилось сегодня утром.

Она осмотрела комнату с причудливой мебелью. Всё здесь было такое крохотное, изящное, и, казалось, в комнату не проникала ни одна пылинка. Она подумала, что это самое милое место, которое она видела в своей жизни.

Затем она подумала о несчастном больном человеке и, охваченная лихорадочным беспокойством, попыталась услышать о нём хоть какие-то новости. После этого вошёл слуга, который нёс поднос с лёгкими закусками. Поставив поднос на столик, он сказал:

– Пожалуйста, мисс. Моя миссис говорит, что вы, должно быть, голодны. Сейчас время обедать.

– А что с вашим хозяином? – спросила Сара.

– Ему уже лучше. Миссис скоро придёт. Пожалуйста, поешьте.

Сара не стала отказываться, поскольку старая повариха нагрузила поднос всеми видами лакомств, и они так приятно отличались от простой еды, к которой Сара привыкла за последнее время.

К тому времени, когда она закончила трапезу, вернулась миссис Данфорт, которая выглядела более спокойной.

– Доктор обещает, что всё будет хорошо, – сказала она. – Мой муж может говорить. К завтрашнему дню он отблагодарит вас лучше, чем я.

– О, нет, – пробормотала Сара, – пожалуйста, мне не нужны благодарности. Я не думала… Я…

Она чуть не расплакалась, но миссис Данфорт похлопала её по руке и дружелюбно сказала:

– Я понимаю. Но хотя бы позвольте мне любить вас.

Сара почувствовала, как её сердце трепещет, а щёки горят. Румянец и улыбка на её лице говорили больше, чем любые слова.

– Я уже послала к мадам Моно объяснения о вашей отлучке, – продолжила миссис Данфорт, – и она дала вам разрешение провести этот день со мной, поэтому не бойтесь, что вас накажут.

Мысль о целом дне свободы невероятно обрадовала Сару, тем более этот день она проведёт в старом доме, который всегда казался ей таким интересным. Скоро они с миссис Данфорт хорошо узнали друг друга, и старая леди была очарована её красотой, естественностью и изяществом.

Сара настояла на том, чтобы пойти вместе с миссис Данфорт в комнату больного, и оказалась там так полезна, что милая леди про себя удивилась, как бы она справилась без девушки.

Вернувшись тем вечером домой, Сара почувствовала облегчение, как всякий человек, когда после многих месяцев однообразной жизни какое-нибудь неожиданное событие меняет её течение и по-новому окрашивает то, что раньше казалось скучным и незначительным.

Сара стала постоянным гостем в доме мистера Данфорта, а после этого обстоятельства сложились так, что она ещё больше сблизилась со своими новыми друзьями.

Один из слуг мадам Моно заболел сыпным тифом, и большинство юных леди на несколько недель уехали из школы. Миссис Данфорт настояла на том, чтобы Сара пожила у них в доме, и та с огромной радостью приняла приглашение.

Мистер Данфорт был ещё слаб. Он мог ходить и разговаривать, но первоначальные благоприятные признаки исчезли, и было мало надежды на то, что он вылечится в ближайшие два месяца. На это время Сара стала для миссис Данфорт сочувствующим другом и утешителем. Больной тоже сильно к ней привязался и страдал, когда она должна была выходить из его комнаты.

Молодая девушка была счастлива от того, что её так ценят и любят, и недели, которые она провела в старом доме, несмотря на печальные обстоятельства, были, возможно, самыми счастливыми в её жизни.

Однажды утром она сидела со старым джентльменом, который стал таким слабым и несамостоятельным, что те, кто был знаком с ним в прежние годы, едва бы его теперь узнали. В комнату вошла миссис Данфорт, которая несла несколько писем.

– Это из Европы, милый, – сказала она своему мужу, и пока она надевала очки и усаживалась, чтобы прочитать письма, Сара выскользнула в сад.

Она наслаждалась свежестью дня, но скоро услышала, как её зовёт миссис Данфорт:

– Сара, милая моя, Сара.

Девушка подошла к двери, у которой стояла старая леди.

– Послушай, какие хорошие новости мы получили посреди всех этих неприятностей, – сказала она. – Мой милый мальчик… мой внук… возвращается домой.

Первым чувством Сары было сожаление – с появлением незнакомца всё изменится, но это был всего лишь короткий приступ эгоизма; затем она почувствовала неподдельную радость за пожилую пару.

– Я очень рада, мадам. Его приезд поможет его дедушке.

– Разумеется. И больше, чем все доктора на свете.

– Когда вы его ожидаете?

– Со дня на день. Он плывёт за кораблём, которое привезло письма, а так как это судно задержалось, он должен быть совсем близко.

– Сегодня я вернусь в школу, – задумчиво сказала Сара.

– Но ты можешь оставаться у нас, – ответила миссис Данфорт. – У меня есть разрешение твоей матери, и я сама схожу и поговорю с мадам Моно. Ты каждый день будешь ходить на уроки, но жить будешь у нас. Мы не сможем так скоро расстаться с нашей любимицей.

– Вы очень добры… о, так добры, – сказала Сара, засияв при мысли о том, что она больше не будет заточена в мрачной старой школе.

– Это ты так добра к нам. Я немедленно расскажу обо всём мадам Моно, и мы уладим это дело.

Объяснения были должным образом переданы, и Сара вернулась к своим урокам, но теперь её комнатой для занятий был сад или любое другое место в доме мистера Данфорта.

Старому джентльмену снова стало лучше. Теперь его выкатывали в коляске, и больше всего он любил сидеть в саду на солнце. Рядом вязала его жена, у ног Сара делала уроки, а над головой пели малиновки, как будто чувствуя своим долгом расплачиваться за аренду утренними трелями.