Текст книги "Талтос"
Автор книги: Энн Райс
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Глава 10
– Никаких сомнений, – сказала доктор Залтер. Она положила папку с записями на край стола. – Но это произошло не шесть недель тому назад.
– Почему вы так считаете? – спросила Мона.
Она терпеть не могла эту маленькую смотровую комнату, потому что в ней не было окон. Она задыхалась здесь.
– Потому что вы беременны уже почти три месяца, вот почему. – Доктор подошла к столу. – Вот здесь, хотите почувствовать сами? Дайте мне руку.
Мона позволила доктору поднять кисть своей руки и положить ее на низ живота.
– Надавите сильнее. Чувствуете? Это ваш ребенок. Уверена, вы надеваете теперь только просторные платья. Вы не переносите ничего, что стягивает вам талию, не так ли?
– Послушайте, всю эту одежду купила мне моя тетка. Она выбирала вещи без всякой системы, наугад. – Что это было, черт побери? О да, полотняное черное – для похорон или для того, чтобы выглядеть изящной в причудливых туфлях на высоких каблуках с черно-белой шнуровкой. – Не может быть, что я была уже тогда беременна. Это просто невозможно.
– Сходите домой и просмотрите свой компьютерный формуляр, Мона. Вы беременны уже три месяца.
Мона выпрямилась и спрыгнула со стола, огладила черную юбку и быстро обулась в изящные туфли. Нет необходимости расшнуровывать или зашнуровывать, хотя, если бы тетя Гиффорд увидела, как она втискивает ноги в такие дорогие туфли, она бы закричала.
– Я должна идти, – сказала она. – Меня ждут на похоронах.
– Не того ли несчастного, что женился на вашей кузине и которого сшибла машина?
– Точно, именно его, бедняги. Послушайте, Аннелле, может, можно сделать один из таких тестов, которые позволяют увидеть плод?
– Да, и он подтвердит в точности то, что я сказала: у вас уже двенадцать недель. Теперь послушайте меня. Вы должны принимать все диетические добавки, которые я буду прописывать. Тринадцатилетний организм не готов к рождению ребенка.
– Хорошо. Я хочу договориться о приеме для проведения теста. Я хочу увидеть свое дитя. – Мона направилась к двери и уже взялась за ручку, но вдруг остановилась. – Похоже, я передумала, – сказала она, – пожалуй, лучше воздержаться от теста.
– В чем дело?
– Я не знаю. Просто давайте оставим его в покое на некоторое время. Тесты могут оказаться ужасными, разве не так?
– О боже! Вы бледнеете буквально на глазах!
– Нет, со мной все в порядке. Я только собралась упасть в обморок, как героиня плохого кинофильма. – Мона прошла по ковру маленького холла перед приемной и вышла за дверь, хотя доктор окликнула ее. Дверь с размаху захлопнулась, и она поспешила в остекленный вестибюль.
Машина ждала Мону у тротуара. Райен стоял возле дверцы, сложив руки на груди. Одетый в темно-синий костюм для похорон, он выглядел почти так же, как всегда, только глаза у него слезились и сам он явно был весьма утомлен. Он открыл перед Моной дверцу лимузина.
– Ну и что сказала доктор Залтер? – Райен обернулся и внимательно посмотрел сверху вниз на Мону.
Господи! Ну когда же все перестанут ее разглядывать.
– Я беременна, это точно, – сказала Мона. – Все в порядке. Поехали отсюда.
– Мы уезжаем. Ты чем-то встревожена? Быть может, беременность начинает действовать на тебя?
– Да ничем я не встревожена! С чего мне тревожиться? Просто я думаю об Эроне. Майкл или Роуан не звонили?
– Нет, пока что нет. Возможно, именно сейчас они спят. В чем дело, Мона?
– Райен, остынь, ладно? Меня без конца спрашивают, в чем дело. Нет никакого дела. Иногда случаются вещи… ужасающе быстро.
– У тебя на лице слишком необычное выражение, – пояснил Райен. – Выглядишь испуганной.
– Вовсе нет. Просто размышляю, на что это может быть похоже. Мой собственный ребенок. Ты ведь уже рассказал всем, не так ли? Ради бога, не надо ни проповедей, ни молитв.
– В этом нет необходимости, – сказал он. – Ты распорядитель легата. Никто не осмелится сказать тебе что-либо. Разве что только я. Но я не могу заставить себя стать в позу и произнести обличительную речь – то, что обычно принято говорить.
– Отлично, – отозвалась она.
– Мы понесли столь тяжелую утрату, а теперь появилась надежда на новую жизнь, и я расцениваю это событие как радостное – мне хочется скорее обнять и защитить твоего ребенка.
– Ты спятил, Райен. Ты действительно устал. Тебе необходимо немного отдохнуть.
– Не хочешь ли ты рассказать мне прямо сейчас?
– Рассказать что, Райен?
– О том, кто отец, Мона. Ведь ты не собираешься скрывать его, не так ли? Это Дэвид?
– Нет, это не Дэвид. Забудь о Дэвиде.
– Юрий?
– Ну сколько можно?! Что за вопросы? Я знаю, кто отец ребенка, если именно это тебя интересует, но я не желаю говорить об этом сейчас. А имя отца станет тебе известно, как только ребенок родится.
– До того.
– Я не хочу, чтобы ребенка кололи иглами. Я не желаю, чтобы ему хоть что-нибудь угрожало. Я уже сказала, что отец мне известен. А вам его имя я сообщу, когда сочту нужным.
– Это Майкл Карри – я прав?
Она обернулась и уставилась на него. Слишком поздно отрицать очевидное.
Райен догадался по выражению ее лица. А он чувствовал себя совершенно измотанным, лишенным обычной для него твердости и был похож на человека, существующего только за счет постоянного приема сильнодействующих лекарств, – напряженный и более ранимый, чем обычно. Хорошо, что они ехали в лимузине и ему не пришлось садиться за руль, не то он непременно врезался бы прямо в ограду.
– Гиффорд сказала мне, – заторможенно, словно наркоман, произнес он, глядя в окно: они медленно ехали по Сент-Чарльз-авеню, мимо красивейших особняков города и очень старых деревьев.
– Начал снова? – спросила она. – Как это Гиффорд сказала тебе? Райен, с тобой все в порядке? Ответь мне!
Боже, что же случилось с этой семьей, если у самого Райена не все дома? У нее достаточно забот и без этого.
– Это был сон, который я видел прошлой ночью, – ответил он наконец, обернувшись к ней. – Гиффорд явилась мне и сказала, что отец – Майкл Карри.
– Гиффорд выглядела радостной или печальной?
– Радостной или печальной? – Он глубоко задумался. – Сказать по правде, не помню.
– Потрясающе! – хмыкнула Мона. – Даже теперь, когда Гиффорд умерла, никто не обращает внимания на то, что она говорит. Она явилась к тебе во сне, а ты даже не обратил на нее внимания.
Эти слова озадачили его, но лишь слегка. Насколько Моне показалось, он не счел их обидными. Когда он посмотрел на нее, взгляд был отстраненный и совершенно спокойный.
– Это был сон, хороший сон. Мы были вместе.
– Как она выглядела?
С Райеном явно творилось что-то неладное.
«Я одинока, – подумала она. – Эрон убит. Беа требует нашего сочувствия. Роуан и Майкл пока не звонили. Все мы напуганы. И теперь еще Райен, похоже, спятил. Впрочем, может быть, все это к лучшему».
– Как Гиффорд выглядела? – спросила она снова.
– Красивая, как всегда. По мне, она всегда выглядела прекрасно, знаешь ли, – было ли ей двадцать пять, или тридцать пять, или пятнадцать. Она была моей Гиффорд.
– А что она делала?
– Почему тебя это интересует?
– Я верю в сновидения, Райен, пожалуйста, расскажи мне. Вспомни. Чем занималась Гиффорд?
Он пожал плечами, затем слегка улыбнулся.
– Она копала маленькую ямку в земле. Думаю, для посадки дерева. Мне кажется, это был дуб Дейрдре. Да, именно там. И вокруг было насыпано много земли.
Мгновение Мона ничего не отвечала. Она была настолько потрясена, что не могла довериться своему голосу.
А Райен снова погрузился в собственные мысли, глядя в окно, будто забыл, о чем они только что говорили.
Мона почувствовала головную боль, очень острую, в обоих висках. Быть может, ее просто укачало в машине? Такое случается с беременными, даже если ребенок развивается вполне нормально.
– Дядя Райен, я не смогу пойти на похороны Эрона, – неожиданно сказала она. – Меня тошнит в машине. Я бы хотела присутствовать там, но не могу. Мне лучше вернуться домой. Знаю, что это неприлично, что веду себя как последняя эгоистка, но…
– Позволь мне проводить тебя до дома, – галантно предложил Райен. Он потянулся вперед и нажал на кнопку внутренней связи. – Клем, отвези Мону на Первую улицу. – Он отключил интерком.. – Ведь ты имела в виду дом на Первой улице, не так ли?
– Да, конечно, – ответила Мона.
Она обещала Роуан и Майклу, что переберется на Первую улицу незамедлительно, и теперь исполняла обещание. Кроме того, там она себя чувствовала более дома, чем на Амелия-стрит, особенно когда не стало матери, а отец теперь напивался до бесчувственного состояния, лишь иногда вставая по ночам в поисках бутылки, сигарет или умершей жены.
– Я позвоню Шелби, чтобы она осталась с тобой, – сказал Райен. – Если не понадоблюсь Беатрис, то и сам буду рядом.
Он был весьма обеспокоен. Беременность Моны, разумеется, стала для него очередной заботой. Он определенно души не чаял в Моне. Так было всегда, с тех пор, когда она была совсем маленькой и Гиффорд наряжала ее в кружева и ленточки. Она должна была понимать, как он отреагирует. Он любил малышей. Он любил детей. И они любили его тоже.
«А я больше не дитя для них, вовсе нет», – с легкой грустью подумала Мона.
– Нет, мне не нужна Шелби, – возразила она. – Мне хочется побыть в одиночестве – там, наверху, только с Эухенией. Со мной все будет в порядке. Я, наверное, посплю. В этой комнате наверху спать так приятно. Никогда прежде не бывала там одна. Я хочу подумать и разобраться в своих чувствах. К тому же вокруг дома патрулирует охрана, численностью равная Французскому иностранному легиону. Никто не отважится туда проникнуть.
– Тебя не угнетает мысль, что ты останешься в одиночестве?
Очевидно, он не думал о незваных гостях, а только вспоминал старые истории-легенды, которые всегда волновали ее в детстве. Теперь они казались ей далекими и романтическими.
– Нет, почему меня это должно угнетать? – нетерпеливо ответила она.
– Мона, ты потрясающая молодая женщина! – Райен вдруг улыбнулся, что случалось с ним крайне редко. Возможно, изнеможение и скорбь вконец расстроили его психику и послужили причиной столь неожиданной реакции. – Ты, похоже, не опасаешься ни за ребенка, ни за дом.
– Райен, я никогда не боялась за дом!.. Никогда. А что касается ребенка, от него меня тошнит уже сейчас. И вот-вот вырвет.
– Но ты чего-то боишься, Мона.
Это не приведет ни к чему хорошему. Мона не могла больше терпеть все эти расспросы. Она обернулась к Райену и положила правую руку ему на колено.
– Дядя Райен, мне уже тринадцать. Я должна подумать, вот и все. Со мной все в порядке, и я не знаю, что означает «бояться» или «опасаться», хотя и смотрела в словаре значения этих слов. Договорились? Беспокойся лучше о Беа.
Беспокойся о том, кто убил Эрона. Есть вещи, о которых действительно стоит побеспокоиться.
– Хорошо, дорогая. – Райен снова улыбнулся.
– Тебе недостает Гиффорд.
– А ты не думала, что так будет? – Он снова поглядел в окно, не ожидая ответа. – Теперь Эрон вместе с Гиффорд, не так ли?
Мона покачала головой. Да, Райен и впрямь не в себе. Пирсу и Шелби следовало бы знать, как нуждается в них отец.
Машина свернула на Первую улицу.
– Ты должен сообщить мне сразу же, если позвонит Роуан или Майкл, – сказала Мона. Она подхватила сумочку и приготовилась выскочить на тротуар. – И… поцелуй за меня Беа… и… Эрона.
– Обещаю, – сказал Райен. – Ты уверена, что хочешь побыть в одиночестве? Что, если с тобой останется Эухения?
– Это было бы пределом моих мечтаний, – отозвалась она через плечо.
Два молодых охранника в форме стояли у ворот, и один из них как раз открывал дверь перед Моной. Она кивнула ему, проходя мимо.
Дойдя до передней двери, она вставила ключ в замок и через пару секунд оказалась внутри. Дверь, как всегда, затворилась с низким, приглушенным звуком. Мона в изнеможении прислонилась к ней, прикрыв глаза.
– Двенадцать недель! Это просто немыслимо!
Ребенок был зачат, когда она спала с Майклом во второй раз. Она точно знала это, абсолютно точно. Кроме того, между Рождеством и Марди-Гра никого не было. Нет, двенадцать недель – это немыслимо!
«Думай, Мона, думай».
Она устремилась в библиотеку. Ее компьютер принесли туда накануне вечером и установили прямо на большом столе красного дерева. Она с шумом опустилась на стул, загрузила систему и открыла файл WS/МОNА/SECRET/ Pediatric.
«Вопросы, которые должны быть заданы, – набрала она на клавиатуре. – Как быстро развивалась беременность у Роуан? Где именно наблюдались признаки ускоренного развития? Бывали ли у нее особенно часто приступы тошноты?»
Никто не смог ответить на эти вопросы, так как никто не знал в то время, что Роуан была беременна. Выглядела ли Роуан беременной? Роуан должна была помнить хронологию тех событий. Роуан может прояснить все и избавить ее от этих глупых страхов. И разумеется, была и вторая беременность – та, о которой не знал никто, кроме Роуан, Майкла и Моны. Осмелится ли она спросить Роуан об этой второй…
Глупые страхи. Мона откинулась на спинку стула и положила руку на живот. Она не стала ощупывать маленький твердый комочек, на который обратила ее внимание доктор Залтер, а просто слегка обняла живот руками и поняла, что он стал явно больше, чем раньше.
– Мой ребенок, – прошептала она и закрыла глаза. – Джулиен, помоги мне, пожалуйста.
Но не услышала ответа на свой призыв. Все это было в прошлом.
Ей захотелось поговорить со Старухой Эвелин, но Старуха Эвелин все еще не оправилась после удара. В комнате в доме на Амелия-стрит ее окружали сиделки и медицинское оборудование. Возможно, она даже вообще не сознает, что ее перевезли из больницы домой. Это было бы чистым безумием – сидеть и раскрывать свою душу Старухе Эвелин, а потом убедиться, что та не поняла ни одного слова из того, что ей рассказали.
«Никого, нет никого. Гиффорд!»
Мона подошла к окну, которое так загадочно оказалось открытым в тот день. Возможно, его открыл Лэшер – она никогда этого не узнает. Мона вглядывалась сквозь зеленые деревянные ставни. Охранники на углу. Охранник наискосок, на другой стороне улицы.
Она оставила библиотеку, медленно двигаясь, впадая в какой-то неясный, щемящий ритм, не представляя, где находится, хотя отчетливо видела все, мимо чего проходила. Мона вошла в сад, он показался ей восхитительно зеленым и окружил ее со всех сторон – с молодой порослью азалий, почти готовых распуститься, тигровыми лилиями, усыпанными бутонами, и индийской сиренью с массой мелких молодых листьев, отчего кусты казались огромными и густыми.
Все участки, опустошенные зимой, заполонила молодая зелень. Тепло освободило все, и даже воздух вздохнул с облегчением.
Она стояла у садовой калитки, глядя на дуб Дейрдре и на стол, за которым сидела Роуан: здесь зеленела молодая трава, более яркая и по-настоящему зеленая, не как в других местах.
– Гиффорд, – прошептала она. – Тетя Гиффорд, – но знала, что на самом деле не хочет услышать ответ призрака.
На самом деле она боялась откровения, отчетливого видения, не хотела признавать стоящую перед ней ужасную дилемму. Она снова приложила руку к животу и просто стояла, разгоряченная, напряженная.
– Призраки скрылись, – вслух произнесла она и осознала, что говорит не только с собой, но и со своим ребенком. – С этим покончено. Мы не будем искать защиты у них – ни ты, ни я. Нет, никогда. Они отправились в дальние края, чтобы убить дракона, и, как только это свершится, будущее – твое и мое – станет принадлежать нам. И ты никогда даже не узнаешь всего, что случилось раньше, пока не станешь взрослым и очень умным. Я бы хотела знать, кто ты – мальчик или девочка. Хотелось бы знать цвет твоих волос, если они у тебя есть. Я должна буду дать тебе имя. Да, имя.
Она прервала этот краткий монолог.
И вдруг почувствовала, что кто-то пытается с ней заговорить: кто-то стоящий совсем близко прошептал ей что-то – какой-то маленький отрывок предложения – и исчез, а она не смогла уловить смысл сказанного. Она даже повернулась вокруг, внезапно испугавшись. Но, разумеется, поблизости не было ни души. Охранники держались в отдалении. Таковы были полученные ими инструкции, если только не прозвучит сигнал тревоги из дома.
Она прислонилась к железному столбу ограды. Обвела глазами траву и толстые чернеющие ветки дубов. Новая листва прорывалась сверкающими ярко-зелеными листиками Старые листья выглядели пропыленными и темными, готовыми окончательно высохнуть и наконец отвалиться совсем. В Новом Орлеане дубы, слава богу, никогда не оголялись полностью, а по весне возрождались заново.
Она повернулась и поглядела направо, на самую границу их собственности. Мелькнула синяя рубашка за передней оградой. Тишина была столь глубокой, что подобной она никогда не ощущала прежде. Возможно, даже Эухения ушла на похороны Эрона. Мона надеялась на это.
– Ни призраков, ни духов, – сказала она. – Ни шепота от тети Гиффорд.
А разве ей действительно хотелось услышать сейчас что-нибудь подобное? Внезапно, впервые за всю свою жизнь, Мона не была полностью уверена. Сама возможность существования привидений и духов привела ее в замешательство.
«Должно быть, это ребенок, – подумала она, – одна из тех таинственных перемен, которые происходят с тобой даже так рано и приводят тебя к малоподвижному бездумному существованию». Духи теперь ничего не значили. Ребенок поглотил все остальное. Прошлой ночью в своих новых книгах о беременности она прочитала о множестве физических и умственных изменений, и ей еще предстояло прочесть не менее в будущем.
Ветерок прокрался сквозь кустарник, срывая слабые лепестки, листочки и соцветия здесь и там, – и они скатывались на землю, за пурпурные флажки, а затем исчезали в небытие. Теплый воздух медленно поднимался от земли.
Мона повернулась и пошла обратно сквозь опустевший дом в библиотеку.
Она села за компьютер и начала писать:
«Ты не была бы человеческим существом, если бы не поддавалась этим сомнениям и подозрениям. Как можно не задумываться над тем, родится ли твой ребенок нормальным и окажется ли его организм способным к выживанию. Ты же не безмозглый инкубатор. Твой мозг, хотя в него и устремились новые химические вещества и целый букет новых химических соединений, все равно остается твоим собственным мозгом. Рассмотри эти факты.
Аэшер направлял ранние нарушения с самого начала. Без вмешательства Аэшера Роуан могла бы иметь совершенно здорового и прекрасного…»
Она остановилась. Что это означает – «вмешательство Лэшера»?
Зазвонил телефон, и это обстоятельство ее удивило и даже несколько насторожило. Она поспешно потянулась к трубке, не желая, чтобы аппарат зазвонил снова.
– У телефона Мона. Говорите, – сказала она.
На другом конце послышался смех.
– Ну и ответ, малышка!
– Майкл! Слава богу, я беременна. Доктор Залтер говорит, что в этом не может быть сомнения.
Она услышала, как он вздохнул.
– Мы любим тебя, дорогая.
– Где вы находитесь?
– Мы проживаем в ужасающе дорогом отеле, в номере, обставленном во французском стиле, заполненном стульями из фруктового дерева, изящными и потрясающе красивыми. Юрий чувствует себя хорошо, и Роуан уже осмотрела его огнестрельную рану. Рана воспалилась. Я хочу, чтобы ты поговорила с ним позже. Он слишком взволнован и потому несет чепуху, что ни придет ему в голову, но в остальном у него все в порядке.
– Да, конечно. Нисколько не сомневаюсь. Мне не хотелось бы сейчас рассказывать ему о ребенке.
– Это было бы вообще неуместно.
– Дай мне ваш номер.
Он сообщил номер их телефона.
– Милая, у тебя все в порядке?
Ну вот, опять все сначала. Даже Майкл чувствует, что ее это беспокоит. А ведь он понимает, почему она может тревожиться.
«Но ты не говори ничего! Нет, ни слова!»
Что-то у нее внутри закрылось. Неожиданно она испугалась Майкла, того самого человека, с которым ей так хотелось поговорить, того человека, которому наряду с Роуан, как ей казалось, она может довериться.
«Веди осторожную игру».
– У меня все прекрасно, Майкл. В кабинете Роуан номер телефона такой же?
– Мы не собираемся внезапно исчезнуть отсюда, дорогая.
Она осознала, что смотрит на экран монитора, где она записала разумные и логичные вопросы:
«Как быстро развивалась беременность у Роуан? Где именно наблюдались признаки ускоренного развития?»
Майкл должен был знать ответы на такие вопросы. Нет. Лучше не раскрываться.
– Мне надо спешить, милая. Я позвоню тебе позже. Мы все любим тебя.
– До свидания, Майкл. Она повесила трубку.
Она долгое время сидела спокойно, затем начала быстро писать:
«Слишком рано задавать им глупые вопросы о ребенке, слишком рано беспокоиться – это может отразиться на твоем здоровье и на состоянии душевного равновесия. Рано тревожить Роуан и Майкла, у которых сейчас на уме более значительные проблемы…»
Она прекратила записывать свои мысли.
Где-то поблизости послышался шепот! Похоже было, что кто-то находился совсем рядом! Она огляделась вокруг, поднялась со стула и прошла через комнату, оборачиваясь назад, чтобы убедиться в том, что и так знала. Там не было никого: ни призрачных, словно дымка, привидений, ни даже каких-нибудь подозрительных теней. Люминесцентная лампа у стола позаботилась об этом.
Охранники на Честнат-стрит? Может быть. Но как она могла услышать их шепот сквозь восемнадцать дюймов сплошного кирпича?
Часы отбивали минуты.
Боялась ли она шевельнуться? «Это просто безумие, Мона Мэйфейр! Как ты думаешь, кто это мог быть? Гиффорд или твоя собственная мать? Опять приходил дядя Джулиен?»
Неужели он не заслуживает теперь покоя? Может быть, этот проклятый дом был просто наводнен призраками и всегда был населен духами всех видов, как, например, привидение горничной, появлявшееся наверху с 1859 года, или кучер, упавший с крыши и разбившийся насмерть в 1872-м Может быть. В семье не принято было записывать все случавшееся в доме.
Мона рассмеялась.
Призраки прислуги и рабочих в доме Мэйфейров на Первой улице? Привидения, которые не были кровными родственниками царствующей династии? Вот это скандал! Нет уж, лучше бы здесь вообще никогда не бывало привидений.
Она взглянула в зеркало в золоченой раме, на каминную доску из темного мрамора, на полки с обветшавшими от старости книгами. Спокойствие снизошло на нее. Ей стало удобно и хорошо. Она любила это место больше всего, подумалось ей, и здесь не было никакого призрака играющего граммофона и не было видно никаких лиц в зеркале. «Ты принадлежишь этому дому. Здесь ты в полной безопасности. Ты у себя дома».
– Да, ты и я, малыш, – сказала она, снова обращаясь к ребенку. – Теперь это наш дом, с Майклом и Роуан. И обещаю: я найду тебе интересное имя.
Она снова села на стул и стала набирать текст так же быстро, как раньше:
«Нервы уже на пределе. Воображаю всякие ужасы. Принимать протеины, витамин С для успокоения нервов и для укрепления общего состояния. Слышу голоса, шепчущие мне на ухо, звуки, похожие… звуки, похожие на то – хоть я в этом и не уверена, – на то, что кто-то поет или даже мурлычет себе под нос! Словно какое-то сумасшествие! Быть может, привидение? Или недостаток витамина B?
Похороны Эрона подходят к концу. Это обстоятельство, несомненно, вносит свою долю в общую нервозность».