Текст книги "Душитель из Пентекост-элли"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Миссис Рэдли села на стул, на котором только что сидел кавалер ее подруги. От аромата цветов воздух был душен, и Эмили была рада, когда подул слабый ветерок.

– Вам не кажется, что вы отвергаете Яго потому, что он для вас недоступен? – прямо спросила она у девушки.

Мисс Фитцджеймс молчала, раздумывая. Она снова села, но теперь ее поза не была столь вызывающе картинной, и она не стала класть ноги на стул.

– Вам нравятся мужчины, восхищающиеся вами? – не отступала Эмили.

– Нет, – тут же ответила Таллула и улыбнулась. – А вам?

– Ни в коей мере, – решительно сказала миссис Рэдли. – Мужчина должен казаться чуточку не тем, кто вам нужен, и вместе с тем он заслуживает того, чтобы его завоевать. Чем труднее это сделать, тем выше цена этого. Мужчины, кстати, тоже такие. Но женщины в этом преуспевают больше. Мы умеем притворяться, скрывать свои чувства, казаться равнодушными, хотя уже потеряли голову.

– Яго никогда не терял голову, – печально произнесла мисс Фитцджеймс. – Во всяком случае, из-за меня. Я скорее тронула бы его, если бы была падшей женщиной. Тогда он попытался бы спасти мою душу.

– И поэтому вы решили прямо сейчас заняться этим? – воскликнула Эмили и улыбнулась. – Я хочу сказать, грехопадением?

Но ее подруга была слишком несчастной, чтобы оценить шутку.

– Нет, конечно, нет, – резко сказала она. – С этим джентльменом мне было скучно. Одни слова и идеи, а за ними ничего. Если бы вы знали Сойера, вы бы поняли это без объяснений. В нем же всё – поза.

Ее собеседница уселась на стуле поудобнее. В беседке было душно – аромат цветов казался невыносимо приторным.

– Почему бы вам не забыть о Яго? – Эмили решила не ходить вокруг да около. – Мысли о нем будут лишь расстраивать вас. Бросать вызов доставляет удовольствие, но не тогда, когда вы заранее знаете, что вас ждет неудача. В таких случаях все кончается депрессией. Кстати, что бы вы с ним делали, если бы добились своего? Он беден, у него нет денег. Или вы хотите отомстить ему за то, что он презирает вас? Но возможно, вы просто вбили себе в голову, что это так.

– Он презирает меня, – упрямо стояла на своем девушка.

– И вы хотите отомстить ему за это?

Таллула пристально посмотрела на приятельницу. Солнечный луч упал на лицо миссис Рэдли, и оно стало красивым той красотой, которая рождена отвагой и любовью к жизни.

– Нет, я не собираюсь мстить. Это было бы ужасно. – От отчаяния голос девушки стал еще резче. – Вы просто ничего не понимаете, разве не так? Лучше Яго я никого не знала. Ему известно, что такое честь, и он добр, как никто другой, кого я когда-либо встречала. Он честен. – Она подалась вперед. – Не в том смысле, что просто никогда не возьмет чужого, – ему и в голову это не придет. Еще он никому не лжет, как не лжет самому себе. А это редкость, не так ли? Я же лгу себе постоянно. Моя семья лжет, главным образом когда речь идет о делах и поступках. Они утверждают, что вынуждены так поступать, постоянно находят себе оправдание. Я все больше в этом убеждаюсь.

– И я тоже, – согласилась с ней Эмили. – Но не уверена, что смогла бы жить с человеком, который всегда говорит одну только правду. Мне не хотелось бы знать ее в таком количестве, и, боюсь, я не смогла бы ее все время слышать. Правда бывает и приятной, я знаю, но мне проще было бы восторгаться ею на расстоянии… и чем оно больше, тем лучше.

Таллула рассмеялась, но в ее смехе было мало радости.

– Вы сознательно не хотите понять меня, – упрекнула она собеседницу. – Я не говорю, что Яго бестактен или жесток, я хочу сказать, что у него есть… какой-то светильник внутри. Он цельная натура, он не разрывается на части, как многие, гоняясь то за одним, то за другим, он не пытается лгать, не хочет получить все и не убеждает себя в том, что это правильно.

– Откуда вам это известно?

– Что?

– Откуда вы знаете, – повторила миссис Рэдли, – что у него внутри?

Мисс Фитцджеймс промолчала. Две девочки в розовых платьях прошли мимо. Склонив друг к другу головки, они о чем-то шептались.

– Не знаю, зачем я вам все это говорю! – наконец воскликнула Таллула. – Это словами не выскажешь. Но я знаю, что хочу сказать. Знаю, что у него есть та смелость, которой многим не хватает. Яго способен видеть главное, и он никогда не уклонялся от исполнения долга или от трудностей. Ему незачем искать для себя оправданий. Его вера и убеждения предельно искренны. – Она пристально посмотрела в глаза Эмили: – Вы меня понимаете?

– Да, – ответила миссис Рэдли, решив говорить более сдержанным тоном. – Я просто хочу убедиться в том, что он вам действительно нравится и это не просто ваша фантазия. Не кажется ли вам, что он чересчур серьезен? Со временем праведность становится предсказуемой, а потом даже скучной.

Таллула отвернулась. Эмили залюбовалась ее профилем на фоне ярких композиций из цветов.

– Это уже не имеет значения, – вздохнула девушка. – Для него я навсегда останусь легкомысленной сестрой Финли Фитцджеймса, впустую тратящей на свои наряды суммы, достаточные, чтобы годами кормить и одевать не одну семью в Уайтчепеле. – Она невольно посмотрела на свое изысканное платье и, разгладив его на своем плоском животе, добавила: – Вот это платье, например, стоит пятьдесят один фунт семнадцать шиллингов и шесть пенсов. Нашей лучшей горничной мы платим двадцать фунтов в год. А служанки при кухне получают вдвое меньше. Я узнала это из наших счетов на расходы по дому. У меня же более дюжины таких платьев, как это.

Пожав плечами, она улыбнулась и продолжила:

– Я хожу в церковь по воскресеньям и молюсь. Так поступают все, кто одевается так же, как я. Яго не сможет упрекнуть меня за это. Ведь если никто не станет покупать эти наряды, те, кто их шьет, лишатся средств к существованию. Да и для незамужней женщины наряды много значат. – Это был не вопрос, а утверждение.

Эмили не стала спорить, и ей даже не пришло в голову напомнить о богатстве и влиянии семьи Таллулы. Обе они, не договариваясь, не нарушали правил этикета.

– Вы вышли бы за него замуж? – тихо спросила миссис Рэдли, вспомнив о браке Томаса Питта и своей сестры.

Впрочем, Шарлотта была совсем другой. Она не была столь светской леди, как Таллула. Старшая сестра Эмили могла быть язвительно-остроумной, а ее прямота редко бывала приятной. К тому же у Шарлотты не было большого выбора: она не особенно располагала к себе женихов.

А мисс Фитцджеймс, если она и дальше будет вести себя так, как сегодня или как в тот вечер в Челси, несмотря на богатство своего отца, едва ли сможет рассчитывать на хорошую партию. В свете мужчины считают интересными и привлекательными очень многих женщин, но готовы жениться далеко не на каждой из них.

Таллула вздохнула и перевела взгляд на цветы. На лице ее была теперь странная смесь грусти, отчаяния и самоиронии.

– Если я выйду за него замуж, то мне придется жить в Уайтчепеле, носить серые платья и разливать суп бедным, – сказала она. – Мне придется быть вежливой со всеми добродетельными матронами, для которых смех – уже грехопадение, а любовь – это умение поучать других, как и что следует делать. Каждый день я буду есть одно и то же, сама открывать дверь гостям и всегда следить за каждым своим словом, чтобы кого-нибудь не задеть. Мне больше не ходить в театры и в оперу, не бывать в ресторанах и не совершать конные прогулки в Гайд-парке.

– Хуже того, – прервала ее Эмили. – Еще вам придется ездить в переполненных омнибусах, зажатой в толпе тучных потных простолюдинов, у которых изо рта пахнет луком. Самой придется готовить пищу, считать каждый пенс, прежде чем отважиться что-то купить, – и скорее всего, отказываться от покупки…

Она вновь подумала о сестре и первых годах ее замужества, еще до того, как Томас получил свое нынешнее повышение по службе. Некоторые из тех лет были очень трудными. Но Шарлотта с Томасом были так дружны, так хорошо понимали друг друга, что ее младшая сестра вспоминала об этом с легким чувством зависти. Между нею и Джеком было больше доверия и близости до того, как он стал членом парламента. Она помнила, как они были заняты тогда, как мало верили в его победу и каким долгим и трудным был путь к ней. Муж нуждался в ней тогда намного больше, чем сейчас.

– Но все не может быть так плохо! – возразила Таллула. – Может быть, папа определит мне содержание.

– Даже если вы выйдете замуж за простого священника, а не за того, кого он сам вам выберет? – скептически спросила Эмили. – Вы в этом уверены?

Мисс Фитцджеймс смотрела на нее широко открытыми глазами, которые даже потемнели от волнения.

– Нет, – сказала она тихо. – Отец будет в бешенстве. Он никогда не простит мне этого. Он хочет выдать меня замуж за герцога, хотя граф или маркиз его тоже устроят. Но, честно говоря, его амбициям нет предела. Если бы я хорошенько призадумалась над этим, то, возможно, испугалась бы. Отца ничто не может остановить, он всегда найдет выход и добьется своего. Находились храбрецы, пытавшиеся ему помешать, но у них ничего не вышло.

Где-то за их спиной был слышен веселый смех, хихикнула какая-то девушка. Духота под тентами становилась невыносимой.

– А вы сами пытались это сделать? – спросила миссис Рэдли.

Таллула покачала головой:

– Нет, этого мне делать не приходилось, да и не было необходимости.

– А если бы это понадобилось, чтобы выйти замуж за Яго?

Юная леди отвернулась:

– Не знаю. Скорее всего, нет. Как я уже сказала, это не имеет значения. Яго не захочет жениться на мне.

– Что ж, это, возможно, к лучшему, – намеренно жестко сказала Эмили. – Вам не придется делать выбор и решать, что лучше: быть богатой, иметь красивые наряды, ездить в театр и выйти замуж за того, кого для вас выберет отец… или же стать женой того, кого вы сами полюбили, кому доверяете и хотели бы помочь в трудах и с кем готовы разделить относительную бедность. Не думаю, что вы будете испытывать настоящий голод. У вас будет постоянная крыша над головой, но вполне возможно, что она будет протекать.

Таллула резко повернулась и уставилась на Эмили. Глаза ее метали молнии.

– Не думаю, что у вас, миссис Рэдли, когда-либо протекала крыша над головой! – воскликнула она. – Хотя у Джека Рэдли – вполне возможно. Но готова побиться об заклад, что у лорда Эшворда крыша не протекала никогда.

Она явно намекала на солидное состояние первого мужа ее собеседницы. Эмили могла бы ответить ей тем же, но понимала, что сама спровоцировала подругу на этот выпад, и не обиделась.

– Да, не протекала, – согласилась она. – Но принимала ли я сама решение в этом случае или это сделал за меня кто-то другой, не имеет сейчас особого значения. Важно, чтобы вы поняли реальную необходимость сделать выбор. Никому еще не удавалось иметь все, что он хочет. Невозможно это и в человеческих отношениях. Присмотритесь пристальнее к Яго. Оглянитесь вокруг и решайте, чего вы хотите… а потом боритесь за это.

– У вас все так просто получается!

– Но эта часть действительно проста для принятия решения.

– Это не так. – Таллула наклонилась вперед и сжала лицо ладонями. Этот жест свидетельствовал о ее озабоченности.

Мимо них прошла о чем-то беседующая пожилая пара. Зонт в опущенной руке женщины волочился по дорожке, а у мужчины был лихо сдвинут набок цилиндр. Женщина что-то сказала ему, и это рассмешило их обоих.

– Если этот ужасный случай с Финли не прояснится в ближайшие же дни, – неожиданно сказала мисс Фитцджеймс, понизив голос, в котором звучали страх и раздражение, – и полиция не прекратит задавать нам свои вопросы, все остальное уже не будет иметь никакого значения. Наша семья будет обесчещена. С нами никто не станет разговаривать, разве что по крайней необходимости. Я знаю, как это бывает. Сначала слухи, шепот за спиной, а потом тебя не замечают. Ты становишься невидимкой. Идешь по улице, а встречные отводят от тебя глаза. Пробуешь заговорить с кем-нибудь, а он делает вид, что не слышит. – Голос девушки дрожал от страха, который охватывал ее все сильнее. – В ресторане, где вам захочется поужинать, оказывается, нет свободного столика, когда бы вы ни пытались заказать его по телефону. Портниха ссылается на перегрузку с заказами и не может принять ваш. Другой портной откладывает вашу примерку. Вы решаете нанести визит, но слышите от слуг, что хозяев нет дома, хотя в доме светятся все окна, а у крыльца стоят экипажи. Ты как будто бы умер, хотя и не знаешь этого. Тебе дают это знать даже за карточным столом, где тебя несправедливо могут обвинить в мошенничестве, нарушении слова чести и неуплате карточного долга. Что по сравнению с этим быть повешенным за убийство?

На этот раз Эмили не спешила с возражениями. Вопрос был слишком деликатным и болезненным. Трудно было что-то противопоставить убеждению и, если на то пошло, самоанализу. Таллуле, без сомнения, хотелось бы думать, что ее брат невиновен. Надо только подождать, когда Питт найдет доказательства этого. Но миссис Рэдли, давно знавшая мужа своей сестры и достаточно осведомленная о многих делах, которые он вел – а за каждым из них стояла трагедия или насилие, – не собиралась тешить себя иллюзиями. Близкие нам люди, которых мы любим и, казалось бы, все о них знаем, могут раскрыться перед нами с неожиданной стороны. Это может быть невыносимая боль и бесконтрольный гнев или что-то темное, что порой совсем недоступно нашему пониманию, – Эмили хорошо это знала.

– Если Финли все еще под следствием, это значит, что у них нет достаточных доказательств, – громко сказала она, тщательно взвешивая каждое слово.

– Но еще это значит, что его все еще подозревают, – не задумываясь, добавила Таллула, глаза ее блестели. – Иначе они оставили бы его в покое.

В беседке становилось нестерпимо душно. Издалека слышался смех, хотя смеяться могли и совсем близко, всего лишь за углом. Жужжание голосов не заглушало звон бокалов, стук блюдец и чайных чашек. Однако подруги были слишком поглощены своим разговором, чтобы думать о чае или прохладительных напитках.

– Вы знаете, почему ваш брат под подозрением? – тихо спросила Эмили.

– Да. На месте убийства той женщины были найдены его вещи: эмблема какого-то дурацкого клуба, в котором он состоял когда-то давно, и запонка. Финли сам сказал о них полиции, а еще сказал, что потерял и то и другое много лет назад. Он давно не видел ни значка, ни запонки, как не видел их вообще никто в нашем доме. – Лицо Таллулы словно застыло. – Какой-то ничтожный полицейский допрашивал слугу брата, а тот служит у нас недавно и не мог видеть этих вещей. Их не было у Финли в тот вечер. – Девушка смотрела на собеседницу в упор, не допуская и мысли, что та ей не поверит.

– И это всё? – спросила миссис Рэдли так же спокойно, словно ей нужны были только факты.

– Да… Но кто-то из проституток видел человека, который вошел в комнату убитой женщины. Они клялись, что он похож на Финли. Но как можно верить слову гулящей женщины, когда мой брат утверждает обратное? Суд присяжных никогда не поверит ей. – Мисс Фитцджеймс попыталась поймать взгляд Эмили. – Как вы считаете?

Миссис Рэдли ощущала страх Таллулы физически, как тепло солнца и приторный запах цветов. Этот страх был более реален, чем гомон голосов вокруг или яркое платье только что прошедшей мимо дамы. Был ли это страх перед возможным крахом репутации семьи или страх, вызванный столь несправедливым обвинением брата девушки? Или же это был страх сомнения, что брат все-таки может быть виновным?

– Я так не считаю, – осторожно ответила Эмили на ее вопрос. – Вы знаете, где Финли был в тот вечер?

– Вечеринка на Бофорт-стрит. Не помню номер дома. По улице вниз ближе к реке.

– Он может доказать это? – с надеждой спросила миссис Рэдли. – Кто-то, возможно, запомнил его. Собственно, его должны были видеть многие. Очевидно, он об этом сказал полиции?

Таллула промолчала, и вид у нее стал совсем убитый.

– Он действительно был там? – настаивала Эмили.

– Да… да, он был там. – Лицо девушки сморщилось от растерянности и страдания. – Я сама его там видела…

Мимо прошел официант, неся поднос с охлажденным вином в высоких, тихо позвякивающих бокалах. Вновь послышался смех.

Миссис Рэдли почувствовала, что за этим признанием кроется что-то постыдное и очень личное, и не стала расспрашивать дальше.

– Однако вы не сможете никому этого сказать? – как бы подвела она итог их разговору.

Мисс Фитцджеймс резко повернулась к ней:

– Я бы сказала, если бы знала, что мне поверят. Я не пытаюсь защитить себя, но я бы не задумываясь встала на защиту брата, если бы могла. Просто это не была обычная вечеринка. Там все курили опиум и тому подобное. Я была там не более получаса, а потом ушла. Но я видела Финли, хотя он уже не узнавал меня. Было очень многолюдно, все были веселы, много смеялись и пили…

– Но вы точно видели там Финли? – воскликнула Эмили. – Вы не были пьяны… и не курили опиум?

– Нет, – решительно тряхнула головой Таллула. – Вы должны понять меня, миссис Рэдли. Отец спросил меня, где я была, при маме, слугах и мамином враче… поэтому я сказала, что была в другом месте. И теперь мне никто не поверит. Все подумают, что я выгораживаю Финли. А как же иначе? Я на их месте тоже не поверила бы.

Ее подруге хотелось возразить или сказать что-то утешительное. Она знала, что девушка говорит правду. Это верно, никто не придал бы особого значения таким ее показаниям.

Таллула посмотрела на свои руки, лежащие на коленях.

– Проклятье! – гневно воскликнула она. – Какой ужас! – Она сжала руки в кулаки. – Иногда брат бывает таким дураком, что я просто ненавижу его за это!

Эмили промолчала. Она задумалась, пытаясь найти хоть какую-то ниточку, за которую можно было бы ухватиться. Здесь требовалось разумное решение. Эмоции, пусть и справедливые, не могли ей помочь.

– Помню, как я восхищалась им, – продолжила мисс Фитцджеймс, как бы разговаривая сама с собой, а не с подругой. – Когда я была девчонкой, все его выдумки и идеи казались мне такими увлекательными! Он придумывал для нас игры и мог превратить детскую во что угодно – в пустыню, пиратский корабль, Трафальгар во время сражения, дворец или же парламент. – Она улыбнулась, и глаза ее потеплели от воспоминаний. – Он мог сделать из нашей комнаты таинственный лес с драконами. Я была плененной девицей, а он – моим спасителем. Но мог быть и драконом тоже. Он умел смешить меня.

Миссис Рэдли слушала девушку не перебивая.

– А потом его отправили в школу, – продолжала вспоминать та. – Мне ужасно не хватало его. Я не думаю, что ему было знакомо то острое чувство одиночества, которое испытывала я, когда с трудом дожидалась его приезда на каникулы. Казалось, Финли остался прежним, но перемены были неизбежны. Разумеется, брат менялся и взрослел. Теперь он играл только с мальчишками. Он был по-прежнему ласков со мной, но терпения ему уже не хватало. Он был устремлен в будущее, и прошлое его уже не интересовало. Я же осталась в его прошлом. Вот тогда я поняла, что позволено мужчине и что не позволено женщине. – Таллула проводила взглядом джентльмена в цилиндре и повисших на его руках двух дам. На голове той, что была постарше, красовалась великолепная шляпа со страусовым пером. Эмили показалось, что хотя ее собеседница смотрит на этих людей, она их не видит.

– Мужчина может стать членом парламента или послом, – задумчиво перечисляла Таллула. – Он может служить в армии или на флоте, быть исследователем или банкиром, играть на бирже, заниматься импортом или экспортом товаров… – Она с трагическим выражением пожала плечами. – Он может писать драмы, сочинять музыку, быть философом или поэтом. Женщина же может только выйти замуж. Мужчины тоже женятся, но для них это лишь эпизод. Я поняла это, когда узнала, какие у папы планы насчет меня и какие – насчет Финли. Отцу всегда хотелось иметь как можно больше сыновей. Да и мама тоже об этом постоянно сожалела. Думаю, это была ее вина – в том, что у них не было больше детей.

Перед глазами Эмили тут же предстала унылая картина семейной жизни Фитцджеймсов – и маленькая девочка, столь рано осознавшая с холодком страха, как мало ее жизнь зависит от нее самой и как ограничен ее выбор по сравнению с выбором брата. Победа или поражение ее матери зависели от того, сколько сыновей та была способна подарить мужу, хотя это никак не могло зависеть от нее. Возможно, Таллула будет такой же… неудачницей. От нее попросят только одного важного поступка в ее жизни, а она окажется не способной совершить его.

Жизнь миссис Рэдли была во многом похожа на жизнь таких семей. В первый раз она вышла замуж за человека, который хотел иметь сыновей. Они должны были унаследовать его титул. Но Эмили никогда не испытывала давления и не помнила, чтобы когда-либо сомневалась в себе. Может, потому, что у нее не было братьев?

– Когда Финли бывал дома на каникулах, в доме иногда случались ужасные скандалы. – Таллула, вспоминая, смотрела в пространство. – Папа часто вызывал его к себе в кабинет, а когда брат выходил оттуда, его лицо бывало белее бумаги. Но в конце концов все как-то улаживалось. Никогда не случалось ничего ужасного. В первый раз я очень испугалась. Помню, сидела на лестничной площадке, смотрела вниз, в холл – ждала, когда брат выйдет от отца, – и с ужасом думала, что отец изобьет его или случится что-то еще более страшное. Я сама не знала, чего так опасаюсь. Но ничего не происходило. Все всегда кончалось благополучно.

Откуда-то вновь донесся смех.

– Отец и Фин продолжали строить планы на будущее; брат, как положено, возвращался в школу, затем в университет, а потом в Министерство иностранных дел, – продолжала девушка. – Если сейчас все обойдется без скандала, он получит свое назначение в посольство, скорее всего в Париж. Ему придется жениться, но это для него совсем не трудно. Есть около десятка подходящих невест, которые будут рады принять его предложение.

Таллула сделала глубокий вдох и повернулась к Эмили. Глаза ее блестели от слез:

– Мне так хотелось бы ему помочь, но я даже не знаю, с чего начать. Брат не станет разговаривать со мной об этом, но я знаю, что он напуган. С мамой тоже говорить бесполезно, да она и сама не станет это обсуждать. Только будет твердить, что с Финли все будет хорошо, что он не может быть в чем-либо виновен, а отец сделает все, чтобы его не обвинили в том, чего он не делал.

Миссис Рэдли представила себе перепуганную женщину, которая любит сына, но совсем не знает его. В ее сердце он все еще ребенок, каким она знала его много лет назад. Она не видит, каким он стал, не знает мира, в котором он живет, его вкусов, чувств и запросов. Эта женщина по-прежнему цепляется за свои понятия о приличиях и порядочности, по каким и, возможно, ради каких она жила. Что могла знать Элоизия Фитцджеймс о реальности, существующей за красивой и прочной дверью ее дома?

Конечно, современная, бросающая всем вызов Таллула не находила общего языка с матерью и не могла разделять ее страхов. Всякие попытки поговорить с Элоизией были бы сейчас жестокостью по отношению к ней и не принесли бы никому совсем никакой пользы. К кому же могла обратиться за советом мисс Фитцджеймс? К своим подругам, занятым лишь поисками женихов? К эстетствующим и эпатирующим общество знакомым, готовым просидеть всю ночь напролет, говоря об искусстве и его смысле, о красоте и обожествлении чувств и игре ума? Или к Яго? Но он отдает свое время и внимание бедным. Он не видит, как за экстравагантными нарядами и вызывающим поведением влюбленная в него девушка скрывает свое одиночество и порою панический страх…

– Мы что-нибудь сделаем, – решительно заявила Эмили. – Прежде всего займемся значком, который, как говорят, принадлежит Финли. Если ваш брат не оставлял его там, то это сделал кто-то другой, случайно или намеренно.

– Намеренно? – недоуменно посмотрела на нее Таллула. – Вы хотите сказать, что кто-то украл его, а потом подкинул, чтобы Финли повесили? – Она вся дрожала, несмотря на жару, которая все усиливалась. Лоб девушки был покрыт капельками пота. Ее собеседница тоже чувствовала, как тонкий муслин ее платья неприятно прилипает к телу.

– А разве это невозможно? – спросила она.

Мисс Фитцджеймс колебалась лишь мгновение.

– Нет, конечно, нет, – заявила она, и голос ее дрогнул. – У отца довольно много недоброжелателей. В последнее время я это хорошо поняла. Ему, возможно, захотят нанести удар по самому больному и незащищенному месту. Финли действительно иногда ведет себя ужасно глупо. Я знаю это. – Она легонько покачала головой. – Думаю, что он сам побаивается стать послом, а потом членом парламента, ибо может не оправдать папиных ожиданий. Похоже, что брат нарочно делает все, чтобы помешать надеждам отца сбыться, даже до того, как он попытается попробовать свои силы. Не намеренно, – быстро добавила девушка с улыбкой, которая тут же исчезла. – Лишь тогда, когда он… теряет уверенность в себе. У нас у всех бывают такие моменты.

– Кого из врагов отца вы можете назвать? – вернулась к началу разговора Эмили, отмахиваясь от назойливой мухи.

Таллула задумалась.

– Роджер Балфур, например, – ответила она после паузы. – Отец почти разорил его, кажется, в сделках, связанных с поставками для армии. Еще Питер Зоффани. Когда-то он мне нравился, он рассказывал необыкновенные истории о своей жизни в Индии. Мне кажется, я ему тоже нравилась. Я думала, папа постарается выдать меня за него замуж; но затем он использовал его в каких-то других целях, был грандиозный скандал, и более я его не видела. Фин никогда не повел бы себя так, – заявила Таллула, но не добавила ничего, что подкрепило бы такую уверенность.

Нахмурившись, она посмотрела на подругу:

– Разве так уж важно, кто из них подбросил значок? Все, что можно сейчас сделать, – это сообщить полиции, что я согласна снова поговорить с мистером Питтом, если он зайдет к нам. Но именно с ним – я не буду говорить с тем человеком с кислым лицом. Кажется, его зовут Телман, или Белман, или еще как-то. Он смотрел на меня так, словно я прокаженная, и, очевидно, думал, что я пытаюсь выгородить Финли.

– Да, пожалуй, это не так уж важно, – согласилась Эмили. – Главное – значок. Если бы мы могли бросить тень на эту улику, это намного ослабило бы доказательства.

– Но значок у них! – воскликнула мисс Фитцджеймс. – Какие могут быть сомнения? На нем стоит имя Финли. Он мне это сказал. Да я и сама видела.

– Как он выглядит? – быстро спросила миссис Рэдли. – Опишите эту эмблему как можно точнее. Вы помните, какая она была?

– Конечно. Вот такая. – Девушка показала размер значка, сложив указательный палец с большим. – Круглая. Серая эмаль с лицевой стороны и надпись «Клуб Адского Пламени, 1881» золотыми буквами. С оборотной стороны – булавка. Почему это вас интересует?

– А где выгравировано имя вашего брата?

– На оборотной стороне под булавкой. Почему вы спрашиваете?

– Как это написано?

– Что вы хотите сказать?

– Каким шрифтом сделана надпись? Каллиграфическим, готическим, просто латинским?

– Каллиграфическим. Как личная подпись, только аккуратнее. – Мисс Фитцджеймс оживилась. – Но почему вас это интересует? Вы думаете, мы сможем его скопировать? Сделаем еще один значок? Но как мы будем его использовать?

– Если будет два значка… – Эмили лихорадочно обдумывала все, что вертелось у нее в голове, – это может посеять сомнения в том, какой из них подлинный. Один из двух одинаковых должен быть фальшивым. Так почему бы не тот, что найден в постели проститутки? Во всяком случае, это докажет хотя бы то, что любой мог сделать фальшивую эмблему и оставить ее там, где ему нужно.

– Да, это возможно, – охотно согласилась Таллула, выпрямившись. – Где же мы оставим его?

– Я не знаю, – задумалась миссис Рэдли. – Где-нибудь там, где его могли случайно обронить или где Финли не смог бы его найти. В дальнем углу ящика комода или в кармане сюртука, который он давно не носит.

– Но если мы найдем значок, – заметила ее приятельница, – они догадаются, что это мы его подложили, или хотя бы заподозрят нас в этом.

– Да, сами мы не должны этого делать, – согласилась Эмили. – Но мы можем устроить так, чтобы полиция снова произвела обыск и нашла эмблему.

– Как же это сделать?

– Я попробую это устроить. Не беспокойтесь. – Миссис Рэдли не собиралась сообщать девушке, что суперинтендант Питт, ведущий расследование этого дела, – муж ее сестры. – Я что-нибудь придумаю, – скромно сказала она.

– А полиция не станет допрашивать нас всех, заподозрив, что мы сами изготовили фальшивый значок? – по-прежнему беспокоилась Таллула. – Ведь я и вправду могла бы это сделать. Телман – препротивный тип, но у меня такое чувство, что он по-своему чертовски сообразителен. А мистер Питт – тем более. Если он узнает о втором значке, то может снова прийти к нам в дом. Он прекрасно умеет говорить, хотя всего лишь полицейский, и за его хорошими манерами прячется человек, который едва ли позволит себя одурачить!

– Поэтому вам и миссис Фитцджеймс надо точно сказать, где вы были в тот вечер, когда было совершено убийство. Да и Финли тоже следовало бы сделать это, если возможно, – решительно сказала Эмили. – Что касается вашего отца, то здесь мы ничего не сможем поделать. Я же попытаюсь заняться изготовлением значка. Нарисуйте мне его как можно точнее, лицевую и оборотную стороны. И надпись точно такую, какая была на значке вашего брата.

Мисс Фитцджеймс встревожилась:

– Я не уверена, что все хорошо помню.

– Тогда разузнайте у брата, но так, чтобы тот ничего не заподозрил. Не следует расспрашивать других членов клуба. Они могут догадаться, и даже если не выдадут Финли сознательно, могут ненароком проговориться, спасая себя.

– Да… – протянула Таллула, но в ее голосе уже появилась уверенность. Поднявшись со стула, она стояла, не двигаясь, какое-то время, словно ослабела от духоты и густого аромата цветов.

Миссис Рэдли тоже поднялась.

– Хорошо, – сказала наконец мисс Фитцджеймс, – я сразу же начну. Рисунок значка пошлю вам по почте. Вы получите его завтра же. Эмили… спасибо вам! Не знаю, чем я заслужила вашу дружбу, и мне трудно выразить словами всю мою благодарность вам!

Эмили великодушно успокоила ее. Она сама была порядком смущена, ибо сделала все это скорее от скуки, от ощущения пустоты и бесцельности своей жизни, а еще из-за того, что она, в сущности, никому не нужна.

Они расстались, удивленные тем, что публика уже давно разошлась с выставки. Наступал час визитов, да и вообще пора было возвращаться домой, если кто-то собирался пораньше поужинать перед выездом в оперу.

Таллула сдержала свое слово, и на следующий день, ровно в полдень, Эмили получила ее письмо, написанное наспех небрежным почерком, и два довольно хороших рисунка значка, его лицевой и обратной стороны. На одном из рисунков были хорошо изображены все детали в увеличенном виде, другой же показывал значок в натуральную величину. Мисс Фитцджеймс указала даже металл, из которого он был изготовлен, и приложила аккуратно сложенную банкноту в пять фунтов для покрытия расходов. Письмо заканчивалось словами благодарности.