Текст книги "Восемь лет среди пигмеев"

Автор книги: Энн Патнем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава пятнадцатая

С берега реки Лейло мы перебрались на берег Макубы. Неподалеку отсюда находилось скопление большого количества соли на поверхности земли, часто посещаемое антилопами, окапи, буйволами и хищными животными, которые охотились на травоядных.

Бабуины и шимпанзе встречались здесь так часто, как кошки возле бойни. Обезьяны рассматривали нас, укрывшись в полумраке леса или забравшись на верхние ветви деревьев. Фейзи сказал, что неподалеку находятся слоны, но я не видела ни одного.

Мне казалось, что ввиду такого обилия дичи охота будет удачной каждый день. Но все получилось наоборот. Три дня подряд Моке, Саламини, Фейзи, Анголи, Ахеронга и другие охотники, полные надежд, уходили утром на охоту, а вечером возвращались с пустыми или почти пустыми руками. На третий день старики, вооружившись луками и стрелами, отправились к выходам соли. Там они соорудили из веток и листьев укрытия, в которых спряталось большинство их. Остальные, стараясь создать впечатление, что удаляется вся группа, с шумом вернулись в лагерь. Вскоре после их ухода на верхних ветвях появилась шумная ватага обманутых обезьян. Пигмеи стреляли по ним деревянными стрелами, сохраняя ценные стрелы с железными наконечниками для более крупной дичи. Стрелы летели беззвучно, и глупые обезьяны с любопытством наблюдали, как одна за другой падают вниз их подруги. Так было убито шесть обезьян. Спустя некоторое время они все же решили укрыться в более безопасное место.

Впервые за три дня в лагере появилось мясо. Женщины не стали ожидать возвращения охотников, ушедших с сетями; они приготовили мясо, и все с удовольствием стали есть его.

Я также отведала обезьяньего мяса, но не смогла доесть свою порцию. Оно имело тошнотворный сладкий вкус, отличный от всего, что я когда-либо ела.

Томаса и Анифа посмеивались надо мной, с аппетитом уплетая свои куски. Пока остальные лакомились обезьяньим мясом, я уничтожала жареные пизанги с салатом и земляные орехи, которые были обернуты листьями и запечены на углях.

Ночью вернулись охотники с одной дикой свиньей и цесаркой. Я заметила, что остававшиеся дома пигмеи не претендовали на мясо, добытое охотниками, считая, очевидно, что последние вполне заслужили право расправиться с ним сами.

Ходившие на охоту с сетями негодовали.

– Кто-то заколдовал наши сети, – сказал Моке после ужина.

Анголи и Саламини согласились с ним. Фейзи отрицательно покачал головой.

– Возможно, неудача преследует нас на охоте потому, что мы использовали в качестве загонщиков девушек, проходящих обряд алима, – сказал он. – Нам следовало послать женщин постарше.

Они начали бесполезный спор, обсуждая различные предположения. Перед тем как я отправилась спать, мужчины вынесли решение – добиться удачи, изменив запах охотничьих сетей.

На следующий день, ранним утром, пока женщины были заняты приготовлением маниоки, мужчины расстелили сети в центре поляны. Затем они послали нескольких мальчиков-подростков в лес за листьями. Принесенные листья они растерли и перемешали с водой. Моке поймал курицу, выдернул несколько перьев у нее из хвоста и сжег их. Затем полученный пепел был подсыпан в смесь из растертых листьев и воды. Приготовленная паста была еще раз разбавлена водой, и полученным раствором обрызгали сети точно таким же образом, как увлажняют белье перед глаженьем.

Как раз в тот момент, когда я решила, что процедура закончена, Моке сказал мне, что они собираются использовать более сильное средство, чтобы снять колдовство с сетей.

– Каждый охотник должен надрезать свой язык и плюнуть на сети, – объяснил он.

Я наблюдала, как мужчины точили на камне стрелы с железными наконечниками. Моке взял одну из них, сделал небольшой надрез на языке и сплюнул на груду сетей. Фейзи, Агеронга, Анголи и другие охотники, стоявшие вокруг, сделали то же самое.

– Вы знаете, Мадами, – сказал Моке, – теперь мы надрежем и ваш язык.

Я ужаснулась. Надрез делали одной и той же стрелой; при мысли об этом мне стало почти дурно. Я знала, что Пату и его помощникам приходилось лечить местных жителей больных фрамбезией[31]31
  Фрамбезия – тропический сифилис.


[Закрыть], туберкулезом и всеми другими распространенными в районе Эпулу болезнями. Мне было известно также, как легко приживаются и развиваются микробы в экваториальном климате. Но я не хотела, чтобы пигмеи догадались о моих опасениях.

А что если попросить их подождать, пока я продезинфицирую стрелу, или сразу после этой операции прополоскать рот? На маленьком лице Моке, наблюдавшего за мной, играла странная улыбка. Наконец я приняла решение и, собравшись с духом, посмотрела прямо в его угольно-черные глаза и кивнула.

– Хорошо, – сказала я, скрывая свои опасения, – я сделаю то же, что и другие охотники.

Моке наклонился, и могу поклясться, что я заметила усмешку на его лице. Затем он покачал головой.

– Мадами – женщина, – сказал он, словно эта мысль никогда прежде не приходила ему в голову. – Не следует делать ничего, что помешало бы ей разговаривать.

Душа моя, ушедшая было в пятки, снова заняла свое место. Я поняла, что все, чего они хотели, – это моей готовности участвовать в обряде заклинания. Мне казалось, что после этого случая пигмеи стали относиться ко мне еще более доброжелательно.

В тот день охотники ушли на охоту вместе с женами. Молодых девушек оставили дома, где они плели пояса и подстригали волосы в соответствии с модой.

Пока было светло, я сделала несколько набросков, а затем вернулась домой, чтобы просмотреть пачку старых номеров «Манчестер гардиан», которые нам прислал по возвращении на родину какой-то гостивший у нас англичанин. Вдруг послышались крики пигмеев. Бросившись к двери, я увидела, что охотники вернулись с семью антилопами болоки и двумя дикими свиньями.

Двух антилоп Моке послал Пату в госпиталь. Оставшееся мясо разделили поровну между всеми семьями. Впервые за много дней мяса было так много, что большинство женщин смогли закоптить впрок по нескольку кусков. Маленькие люди были так рады своей удаче и доказательству силы их магии, что танцевали до полуночи.

В течение недели или более никто не мог пожаловаться на плохую охоту. Магическое средство оказалось таким «сильным», что охотники возвращались с хорошей добычей, даже когда брали в качестве загонщиков девушек алима.

В один из следующих дней я отправилась на охоту вместе с пигмеями скорее для того, чтобы понаблюдать за ними, чем принимать участие в поимке животных. Дорогой я заметила, что женщины по пути к месту охоты на ходу собирают в лесу все, что может пойти в пищу или пригодиться в хозяйстве. Они напоминали маленьких птичек, которые постоянно ищут на деревьях жуков и других насекомых. Я была поражена способностью пигмеек замечать и собирать полезные для них вещи во время быстрой ходьбы. Решив понаблюдать за одной из женщин, я выбрала в качестве объекта Томасу. У нее с собой было что-то вроде мешка или корзины, сплетенной из тростника и листьев. Корзина была прикреплена к ремешку, опоясывавшему голову женщины. Таким образом обе ее руки оказывались свободными. Мы шли мимо молодых деревьев. Не замедляя шага, Томаса сорвала несколько листьев и бросила на дно корзины. Минутой позже, когда она проходила возле дерева кола[32]32
  Кола – дерево, в плодах которого имеются похожие на каштаны семена, обычно называемые орехами. Они содержат кофеин и теобромин и оказывают тонизирующее действие.


[Закрыть], горсть орехов с него без какой-либо задержки была отправлена туда же. То тут, то там женщина нагибалась, чтобы нарвать какой-нибудь травы. Не могу понять, как она замечала ее среди буйной растительности, покрывающей землю джунглей, однако Томаса все видела и всему знала цену. Вот она бросилась вправо, затем влево от дорожки, и за то время, которого большинству женщин хватило бы лишь на то, чтобы пересечь низину, она нашла и уложила в корзину пинту[33]33
  Пинта – английская единица измерения = 0,55 литра.


[Закрыть] желтых грибов. В течение следующих тридцати минут Томаса очистила по меньшей мере пинту орехов кола, нашла несколько больших серых грибов и сняла с листьев двадцать или тридцать гусениц. Последних, чтобы они не расползлись, пока она будет заниматься другими делами, Томаса быстро завернула в лист. И так все время. Лист для крыши, еще один пучок зеленой травы, орех или два – все это отправлялось в корзину Томасы.

После двухчасового перехода мужчины остановились и приготовились расставить свои сети и ждать, когда женщины загонят в них дичь. В это время Томаса что-то шепнула на ухо Моке. Охотник кивнул головой, и женщины гуськом углубились в лес. Я подумала, что они отправились загонять дичь. Женщины остановились неподалеку от тропинки. Там посреди небольшого участка голой земли возвышался ствол засохшего дерева, верхние ветви его давно отвалились. Около вершины, жужжа, кружились пчелы, но Томаса и другие женщины не обращали на них внимания. Через отверстие, которое, видимо, было сделано уже давно, они извлекли несколько сот. Отверстие находилось в нижней части засохшего дерева, на некотором расстоянии от улья, и пчелы не замечали, что их грабят. Одну или двух женщин пчелы все-таки ужалили, но они отмахнулись и продолжали добывать мед. Используя лишь листья и, вероятно, стебли травы или небольшие лианы, они своими маленькими проворными пальцами упаковали мед так же хорошо, как если бы у них были для этого бумажные стаканчики или стеклянные банки. Как только эта работа была закончена, маленькие женщины исчезли в джунглях, отправившись загонять дичь.

Во время этой охоты пигмеи убили четырех антилоп. Когда настало время возвращаться домой, туши убитых животных понесли женщины. Одна из антилоп попала в сеть Сейла, поэтому нести ее домой была обязана Томаса. Она взвалила антилопу себе на плечи и понесла, поддерживая за маленькие копытца тонких ног, которые свисали к ней на грудь. Она прошла с этой ношей, вероятно, около двадцати километров, все еще собирая что-то по пути, и, несмотря на это, не обнаруживала никаких признаков усталости. Я восхищалась ее выносливостью и силой. Она шла с антилопой на плечах, с корзиной, висевшей сбоку, и тем не менее сумела собрать по пути домой еще немного листьев для кровли и орехов дерева кола. Впереди шагал ее муж Сейл – доблестный охотник, тащивший лишь свое копье, весящее не более полутора килограммов.

Но и придя домой, Томаса не смогла отдохнуть. Она начала приготовлять пищу для семьи – жарила мясо, пекла пизанги и делала кушанье из зелени. Я вела с ней дружеский разговор, пока она занималась этими делами. Когда почти все было сделано, она нырнула в хижину, вынесла завернутых в листья гусениц, раскрыв сверток, положила их возле огня. Завернув– каждую извивающуюся гусеницу в кусочек листа, она положила их около углей с таким расчетом, чтобы гусеницы запеклись, но не сгорели. Несколько минут спустя, развернув листья, она бросила гусениц в глиняную тарелку, где кипело пальмовое масло. Приготовленные таким образом, они немного напоминали креветок. Сейл, Томаса и другие ели их с большим удовольствием.

– Не хотите ли немного? – обратилась ко мне Томаса.

– Нет, благодарю, – отвечала я испуганно. – Длинная дорога утомила меня, и я потеряла аппетит.

– Не притворяйтесь, – сказала маленькая женщина. – Конечно, они не так вкусны, как термиты, но мы любим есть их после обильной пищи.

На следующий день Пат сообщил, что Альфред Е. Эмерсон с женой прибыли в гостиницу и утром отправятся в лагерь пигмеев. Мне было известно, что доктор Эмерсон изучал африканских термитов.

В Африке очень много разнообразных насекомых. Чтобы проверить это, надо только постоять некоторое время неподвижно. Тогда все имеющее крылья будет, жужжа, пролетать мимо, натыкаться на вас или погружать свое жало в ваше тело. В то же время какие-нибудь бескрылые насекомые начнут кусать ваши ноги.

Я едва успела позавтракать, как прибыли супруги Эмерсон. Носильщики несли научное оборудование и спальные принадлежности. Доктор Эмерсон сообщил, что в районе радиусом километров тридцать от лагеря Патнем он обнаружил восемнадцать разновидностей маленьких насекомых. Гнезда термитов обычно находятся в лесу. Одни из них висят на кустах или ветвях деревьев. Другие строятся на земле и напоминают неровные конусы.

Термиты лепят свои жилища из кусочков листьев, палочек, своих экскрементов, скрепляя все слюной. Всякий раз, когда мы находили заброшенное гнездо, мы говорили об этом слугам. Они разрушали его и толкли, превращая в порошок, который использовали для удобрения огорода.

Ученый отправился исследовать термитов лишь в сопровождении нескольких носильщиков. Жена осталась со мной ожидать его возвращения. Вскоре пришел Хе-рафу, который все еще носил в колчане свою записную книжку, и сообщил нам, что в нескольких километрах от нас разбили свой временный лагерь три других племени пигмеев и что по этому случаю состоятся большие танцы.

До обеда я делала эскизы, а миссис Эмерсон вязала. После обеда прибыли незнакомые пигмеи, прошедшие через лес так тихо, что никто не подозревал об их присутствии, пока они не вошли в освещенное кострами пространство. Среди них было несколько представителей племени валеси, которое обычно избегает общения с белыми людьми. Наши пигмеи показали себя безупречными хозяевами и радушно приняли всех. Тотчас же начались танцы.

Не тратилось времени на объявления, не надо было ждать, пока будет составлен и утвержден распорядок вечера. Всякий, кто не бил в барабан или не гремел деревянными трещотками, выходил в центр поляны и начинал танцевать. Я была так занята, знакомя миссис Эмерсон с отдельными наиболее интересными личностями, что вначале ничего необычного не заметила. Потом я увидела, что пришедшие пигмейские женщины носят необычно маленькие передники. На шее у них было несколько ниток бус, а на руках и ногах – один-два браслета. Однако на мужчинах были традиционные поясные шнурки, такие же, как у наших пигмеев. Смотря на одеяние этих женщин, я вспоминала, как мы с Патом в Камеруне наблюдали танец горных пигмеев. Там «одежда» женщин состояла только из нескольких бус на шее и запястьях. Меня заинтересовало, почему в смежных районах одной и той же области Конго племена носят различные по размерам набедренные повязки. Поймав взгляд Софины, я махнула ей рукой. Она прервала танец и уселась возле нас. Я рассказала ей об обнаженных пигмеиских женщинах, которых видела в Камеруне, и спросила о гостях, которые носили укороченные передники.

– Мы, пигмеи леса Итури, никогда не ходим голыми, – отвечала Софина. – Но мы знаем, что в других местах племена пигмеев имеют иные обычаи. Кое-где, Мадами, как и у нас, передники носят и мужчины и женщины. В других местах, как нам говорили, мужчины носят их, а женщины нет. Есть племена, у которых женщины носят передники, а мужчины нет.

Миссис Эмерсон казалась шокированной. Софина, должно быть, заметила это.

– Но, – продолжала она, – вы никогда не найдете племени, где и мужчины и женщины не носят передника из тапы.

Она произнесла это так, словно данный факт объяснял все.

– Я полагаю, что в мире, где одежда размером с детский носовой платок гарантирует благопристойность, – сказала я миссис Эмерсон, – отсутствие столь маленького предмета туалета едва ли будет катастрофичным.

Миссис Эмерсон рассмеялась.

– Думаю, что нет, – согласилась она. – Но не чувствуете ли вы себя неловко, постоянно находясь среди темнокожих обнаженных людей?

– Нет, совсем нет! – ответила я. – Вначале это казалось мне чем-то совершенно нарушающим правила хорошего тона. Теперь же, когда я прожила здесь несколько лет и хорошо знаю этот народ, я чувствую себя так, как если бы разговаривала с изысканно одетыми мужчинами и женщинами у себя на родине.

Это была правда. Пигмейская женщина в своем маленьком переднике кажется в Конго столь же прилично одетой, как и женщина в костюме, шляпе, туфлях и мехах в Нью-Йорке.

– Должна вам сказать, – подытожила я, – что привыкла к передникам из тапы.

Глава шестнадцатая

Вернувшись в лагерь, я обнаружила, что Пат занялся претворением в жизнь проекта строительства малой гостиницы, который мы часто обсуждали в последнее время. Гостиница предназначалась для шоферов грузовых машин и торговцев, останавливающихся обычно лишь на короткое время. Здание сооружалось из дерева и глины, крышу покрыли большими водонепроницаемыми листьями, все шесть комнат гостиницы имели общую веранду. Строительство было закончено перед самым наплывом посетителей. Название ей было дано – «Гостиница шоферов».

– Я готова открыть гостиницу, – сказала я Пату. – Но мне было бы гораздо легче вести дело, если бы у меня был хороший помощник, который содержал бы здание в чистоте и менял белье.

– Возьми Лукубу, – посоветовал Пат. – Он хороший парень, опрятный и абсолютно надежный.

Это был неплохой выбор. Пат вполне справился бы с должностью начальника кадров, так как безошибочно разбирался в людях. Однако у Лукубы был один недостаток: он думал только о том, чтобы гостиница для шоферов приносила прибыль.

Войдя однажды в столовую, чтобы посмотреть, все ли в порядке, я с удивлением обнаружила, что со всех столов сняты скатерти.

– Что ты сделал со скатертями? – обратилась я к Лукубе.

– Я снял их, – отвечал новый мажордом. – Но зачем?

– Мадами, я заметил, что гости проливают на них кофе и роняют пищу. Я снял их и свернул, и теперь они не будут пачкаться.

Я сказала ему, что люди, останавливающиеся в гостинице, – наши гости и нуждаются в хорошем обслуживании, которое включает, в частности, чистые скатерти на столах и чистое постельное белье. Как могла, я объяснила ему, что деньги, которые они платят за жилище, будут расходоваться на стирку белья и что, хотя выгода и желательна, мы не стремимся возместить наши затраты в течение первых же нескольких недель работы гостиницы.

Наконец Лукуба ответил, что он понял меня.

Два дня спустя, проходя по лагерю, Пат заметил, что с веранды новой гостиницы исчезли плетеные кресла.

Он позвал меня, и мы спросили о них Лукубу.

– Я поставил их в кладовую позади гаража, – ответил негр. – На них почти все время сидят. Если их будут все время использовать, то они долго не прослужат.

Я прочитала ему еще одну длинную лекцию о гостеприимстве и заведовании гостиницей, но думаю, что Лукуба и на сей раз не одобрил мои теории. Если бы он делал по-своему, наши постояльцы спали бы на полу, сами себе готовили и щедро платили нам за предоставленную им единственную привилегию – не быть съеденными дикими животными.

Вскоре нас посетили два шведа, которые путешествовали по Африке, стремясь истратить как можно меньше денег, а по возвращении в Стокгольм заработать побольше денег, продавая рассказы о своем странствии.

То ли потому, что мы разрешили им остановиться в новой гостинице, то ли оттого, что я действительно, как они сказали, была хорошим объектом, они занялись фотосъемкой. Свен фотографировал с сумасшедшей скоростью, а Гарольд делал на бумаге краткие заметки с такой тщательностью, точно от этой работы зависела вся его жизнь. Они фотографировали меня, когда я ухаживала за маленьким Уильямом, во время беседы с пигмеями у костра и при выполнении всех тех обязанностей, которыми занята женщина, работающая в гостинице. Они продолжали свои съемки и тогда, когда наступила ночь. Наконец все это кончилось, и я с радостью отправилась спать. Я проспала, вероятно, часа два-три, когда услышала стук в дверь.

– У вас здесь есть скорпионы? – пронзительно кричал через дверь Свен.

– У нас здесь есть все, – ответила я, недовольная тем, что меня разбудили.

– Один из них меня укусил, – продолжал швед.

Я оделась и вышла. Под штормовым фонарем, который висел в соседней комнате, стоял фотограф и держал маленького крабообразного скорпиона. Другая его рука уже распухла и стала в два раза толще, чем обычно. Услышав шум, из кухни пришел Ибрагим.

– Что нам делать? – обратилась я к нему.

– Позвольте мне заняться этим, – ответил Ибрагим.

Он вышел и вернулся через несколько минут с большой белой свечкой. Зажег ее и, когда свечка разгорелась, капнул горячим, расплавленным воском на ранку. Его действия не очень-то напоминали первую помощь, оказываемую в подобных случаях, однако Ибрагим, казалось, был совершенно уверен в благоприятном исходе. Я успокаивала себя мыслью, что если бы здесь были особенно ядовитые скорпионы, я знала бы об этом. Рука Свена на следующий день почти зажила. Пат осмотрел ее и сказал, что опасность миновала.

– Некоторые средства местных жителей при несложных заболеваниях гораздо эффективнее, чем мы думаем, – сказал он шведским путешественникам. – Если бы это было не так, то многие из пострадавших умерли бы еще по дороге к врачу.

Врачу, даже с его современными чудодейственными средствами и достижениями хирургии, подчас остается сделать немного, чтобы спасти жизнь. Свен и Гарольд все еще гостили в лагере Патнем, когда произошло событие, подтвердившее это. Все началось с того, что Моке повел охотников с сетями на новое охотничье угодье.

В течение нескольких недель пигмеи ходили на охоту, однако день следовал за днем, а результаты были незначительными. Собравшись и обсудив положение, пигмеи решили отправиться в совершенно новый район. Моке был уверен, что там уже в течение многих месяцев не охотились другие племена пигмеев, и надеялся найти непуганую дичь. Я думаю также, что в душе он лелеял надежду выследить там слона и убить его, как это сделал Фейзи, и таким образом также добиться особого уважения среди соплеменников.

Охотники и их жены разбили лагерь на берегу широкой реки, недалеко от вырубки. Они построили свои маленькие хижины и свалили росшие неподалеку старые деревья. На следующий день пигмеи отправились на охоту и почти тотчас же вернулись с богатой добычей. Было поймано несколько антилоп, свиней и птиц. Удача сопутствовала им еще два дня. На третий день, ближе к ночи, Саламини напал на след окапи. Так как-то животное славится своим нежным мясом, пигмеи решили прочесать заросли еще раз, надеясь поймать окапи, несмотря на наступление сумерек. Женщины углубились в лес, где уже было довольно темно, и по сигналу начали кричать и бить палками по деревьям, постепенно приближаясь к тому месту, где мужчины растянули сети. Женщины слышали, как впереди них бежали животные, напуганные внезапным шумом.

Среди загонщиц была Конота, женщина из племени валеси, которая за год до этого вышла замуж за одного из сыновей Моке. Это была здоровая, крепкая молодая женщина, на ее красивом маленьком теле еще не было заметно признаков увядания, которые появляются у пигмейской женщины вскоре после замужества. Конота находилась на дальнем конце линии загона. Это место в общей линии загонщиц, которое требует особого напряжения сил, она заняла потому, что была молодой и физически сильной. Именно на ее долю выпадала самая ответственная задача – замкнуть круг загонщиц и не дать животным вырваться из него. Ей было немного трудно ориентироваться в лесу, так как светло было только там, где деревья росли редко, и на полянах. В стороне, слева от себя, она слышала крики своих товарок. Справа находились густые мрачные джунгли. Когда Конота пересекла небольшую прогалину, поднялась и оказалась на остром гребне небольшой возвышенности, она услышала шум и поняла, что впереди нее бежит довольно крупное животное. Женщина находилась теперь в густом лесу и не видела почти ничего. Полагая, что это окапи, и надеясь сыграть решающую роль в поимке животного, она ускорила шаг и громко закричала. Большое животное побежало в сторону сетей быстрее, а Конота следовала за ним, спотыкаясь в темноте. Ее голос услышали мужчины, стоявшие возле сетей. Она кричала, что гонит окапи, и слышала, как животное продиралось сквозь заросли. Было очень темно, Конота не видела, что это буйвол. Не знала она и того, что в последнюю минуту это опасное и осторожное животное почуяло впереди западню и повернуло назад. Буйвола от свободы отделяли лишь четыре шага и весящая тридцать шесть килограммов Конота, которая почти ничего не видела в темноте.

В Африке нет более отвратительного животного, чем буйвол. Другие звери, даже леопарды, избегают его. Иногда буйволы собираются в стада, чаще – в группы, состоящие из двух-трех животных. Этот был старым самцом, много повидавшим на своем веку, опытным и не раз вступавшим в схватки с врагами. Буйвол заметил Коноту, тогда как она его еще не видела. Он ринулся на женщину, пригнув свои ужасные черные рога и массивную шею к земле, и оказался перед ней раньше, чем она поняла, что преследуемый ею зверь сам превратился в охотника. В бешеном броске он опрокинул Коноту на землю и, пока она лежала без сознания, нанес ей несколько ударов своими страшными рогами. Если бы вокруг не было охотников, он до смерти бодал, топтал и терзал бы женщину. Таковы повадки африканских буйволов. Но он слышал крики, чуял опасность со стороны сетей и поэтому, оставив свою жертву, скрылся в темноте.

Пигмеи нашли Коноту. Ее тело было проткнуто в пяти местах, из рваных ран на утоптанную землю лилась кровь. Они перевязали ее раны листьями и тапой, после чего сильное, опасное для жизни кровотечение прекратилось. Затем они отправились в лагерь Патнем, который находился на расстоянии почти двух дней пути. Неся Коноту по очереди, они не ели и не спали и, преодолевая все опасности джунглей, спешили сквозь ночь за помощью к врачу с его волшебным искусством, На следующий день они отдыхали ровно столько, сколько потребовалось для того, чтобы сварить отвар для Коноты и самим съесть по небольшому куску мяса. После небольшого привала они поспешно направились дальше к Эпулу. Поздно вечером пигмеи добрались до лагеря.

При свете фонаря Пат осмотрел раны. Он обнаружил, что рога, к счастью, не повредили жизненно важных органов в брюшной полости и груди. Глубокие раны были на бедрах и ягодицах. Одна рука была сломана в трех местах. Перевязав раны своими примитивными бинтами, пигмеи остановили кровотечение, в значительной степени прекратившееся, несмотря на то что Коноту несли на носилках целые сутки со скоростью, на какую способны лишь эти маленькие люди.

Пат сделал ей вливание физиологического раствора и через трубку накормил бульоном. На ее страшные раны он наложил швы, посыпав их сначала стрептоцидовым порошком.

– У женщины шоковый обморок, она без сознания, – сказал Пат. – Я очень опасаюсь того момента, когда она придет в себя.

Сознание вернулось к ней ранним утром, и ее пронзительные крики разбудили весь лагерь. Пат дал ей лошадиную порцию морфия, и она опять впала в забытье. На следующее утро ее стало лихорадить. Маленькое лицо и тело дышали жаром, и, по мере того как ослабевало действие морфия, усиливалась лихорадка.

– Нужно сбить температуру, пока она спит, – сказал Пат.

Весь день один из санитаров госпиталя и я по очереди меняли холодные мокрые полотенца на теле Коноты, стараясь уменьшить жар. В сумерках Пат сделал перевязку и с радостью заметил, что кровотечение прекратилось полностью. Он продолжал давать ей небольшие дозы морфия до тех пор, пока раненая женщина не окрепла настолько, что смогла без посторонней помощи пить всевозможные отвары из чашки. Беспокойные видения покидали ее медленно, и вначале я не могла выносить ее взгляда, полного ужаса. Но с тех пор, как она впервые узнала нас, ее страхи стали проходить. Она поняла наконец, что находится среди друзей и что Пат сделает все возможное, чтобы спасти ее. В течение двух дней и ночей мы почти не оставляли ее одну. На вторую ночь жар стал спадать. Мы продолжали ставить влажные компрессы, пока температура окончательно не спала.

Магическая сила волшебных лекарств, хорошее сердце и крепкое здоровье маленькой пигмейской женщины подняли ее буквально из могилы. Три недели спустя Конота вернулась в деревню пигмеев. А через двенадцать месяцев после этого происшествия она родила своему мужу здорового и крепкого маленького сына, которому они дали имя Патарико.

Это имя было данью уважения Пату. Пат пользовался заслуженной любовью пигмеев. Сам же он не раз говорил мне о том, что в долгу у этого маленького народа. Однажды, в самом начале его деятельности в Конго, он шел по лесной тропинке вместе с оруженосцем-негром и двумя пигмеями. В низине, где пролегала тропинка, подлесок подступал к самому краю тропы сплошной, почти непроницаемой стеной. Здесь на Пата неожиданно напал слон. Он попытался укрыться в лесу, но не успел, и бивень животного разодрал ему спину. Слон исчез, а Пат упал без сознания, истекая кровью. Пигмеи перевязали его рану, а затем в течение трех недель лечили припарками из трав и листьев. Как и Конота, в конце третьей недели он самостоятельно отправился домой.