Текст книги "Счастливая находка"

Автор книги: Энн Чарлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Как же? Не иметь собственных детей, никогда…

– Вы считаете, что это так ужасно?

– Вообще-то я никогда над этим не задумывалась. Я всегда считала, что у меня их будет трое, или четверо… – Александра запнулась. Перед ней сидел здоровый и энергичный человек, у которого не могло быть детей.

– Не тратьте на меня свое сочувствие, – сказал Райли, снова вливаясь в поток машин. – Способность к воспроизведению потомства никак не связана с моим решением не иметь детей. А как насчет отца вашего многочисленного семейства? Уже есть на примете? – насмешливо осведомился он.

– Пока рано говорить наверняка.

– А как его зовут?

Как его зовут? Кандидата на роль жениха не было.

– Грэхем Фостер, – наконец сказала Александра, вспомнив свой промах с Бернадеттой. Когда врешь, держись как можно ближе к правде. В отличие от Бернадетты Сент-Джон, Грэхем Фостер действительно существовал. – Мы встречались всего несколько раз. – Это правда. – Он мне подходит. – Ложь. Она уже решила, что больше не будет с ним встречаться, но Грэхем Фостер продолжал забегать к ней в магазин, развивая свои безумные идеи и назначая свидания.

– Что значит подходит? Вы составили список того, что вам нужно?

– Я уже давно решила, что при выборе спутника жизни буду руководствоваться не эмоциями, а разумом.

– Вы – и разумом? – Райли расхохотался. – Я еще никогда не встречал человека, который бы действовал так необдуманно, можно сказать – сгоряча, как вы. Вы из тех женщин, которые постоянно оказываются втянутыми в неприятности. Например как сейчас, с этим подкидышем.

– Но ведь случай исключительный!

– Ну да. А яйца, которыми вы снабжаете своего тощего покупателя-пенсионера?

– Подумаешь, несколько штук яиц!

– И я все еще не знаю, что значат слова «спасли тех детей». Я не знаю человека, который был бы так подвержен эмоциям, как вы. Поэтому ваши шансы принять разумное, взвешенное решение при выборе мужа равны нулю. Остается надеяться, что хоть Грэхем не романтик, – саркастически сказал Райли.

– Слава Богу, нет. Он считает, что мы совместимы, а сочетание наших генов позволит нам иметь суперинтеллигентное, суперталантливое потомство.

Это были подлинные слова Грэхема. Но разве можно испытывать теплые чувства к человеку, называющего своих детей потомством?

Глава четвертая

Они уже почти доехали до дома матери, когда Александра увидела огромный рекламный плакат.

– Да это же Джина Эспозито – ведущая теленовостей на третьем канале! Черт побери! Когда они его повесили? Надеюсь, она его еще не видела.

Райли удивился: Александра совершенно по-детски скрестила пальцы.

– Кто не видел?

– Моя мама, – неохотно ответила Александра, глядя перед собой. – Она не в восторге от Джины Эспозито. Ей кажется, что даже в телевизоре ее слишком часто показывают крупным планом.

– Неудивительно. Она молода, красива, талантлива. Поэтому и раздражает пожилых мамочек.

– Джина сбежала с мужем именно этой пожилой мамочки, – отрезала Александра, оскорбленная его покровительственным тоном.

– Простите. – Райли наморщил лоб. – Я действительно что-то об этом читал…

Мать Александры жила в старом доме, построенном в начале века. Сад был запущен. Посреди высокой травы, мха и буйных зарослей дикого винограда стояло несколько пальм и манговое дерево, ветки которого клонились к земле под тяжестью поздних плодов. На земле валялись перезрелые фрукты, обгрызанные летучими мышами и опоссумами. В воздухе стоял аромат гниющих фруктов и ленивое жужжание пчел, круживших над сладкими остатками.

Они вошли через открытую дверь, и Александра позвала:

– Рона!

Затем прошли в большую студию, которая резко отличалась от остального дома. Вдоль стен и на полу было множество рисунков обнаженной натуры, сделанных углем. Несколько студентов сворачивали эскизы и собирали мелки, кисти и пузырьки с тушью. Натурщик с безразличным видом надевал трусы.

Как раз в этот момент из-за мольберта появилась Рона – высокая, стройная женщина с толстой, темно-рыжей косой, перекинутой через плечо, с отсутствующим взглядом.

– Рона, – осторожно обратилась к ней Александра, словно разговаривая с лунатиком.

Зеленые глаза оживились. Рона улыбнулась – и у губ и глаз появились тонкие морщинки.

– Лекси, дорогая, как приятно тебя видеть!

– Я уже была у тебя сегодня, – довольно резко ответила Александра. – Надеюсь, ты это помнишь.

– Конечно. Ты оставила у меня ребенка.

– Мы приехали его забрать. Это Райли.

Мать протянула ему руку. Райли был поражен.

– Вы Рона Томпсон! Вы пишете портреты. Александра говорила мне, что вы художница, но я не знал… В моем офисе висит портрет, написанный вами много лет тому назад.

Рона улыбнулась.

– Вы написали портрет моего отца – Джеральда Темплтона, – пояснил Райли.

– Ах, да, – рассеянно заметила Рона, – Темплтон.

– Рона, ты же сказала, что не начнешь новую картину, потому что сегодня у тебя ученики, – жалобно сказала Александра. – Я не оставила бы тебе Бренну, если бы ты сказала, что собираешься начать новую работу. Где она?

Рона посмотрела отсутствующим взглядом на мастихин в своих руках, чуть повернула его, чтобы рассмотреть темно-фиолетовую краску на нем, и пробормотала:

– Надо добавить немного кадмия…

В отчаянии Александра всплеснула руками.

– Не удивлюсь, если бедная малышка погребена под кучей рисунков!

Но «бедная малышка» лежала на стеганом матрасике между мольбертами, перекатывалась с боку на бок, держась за пальцы ног, гукая и глядя в стеклянную крышу мастерской.

– Ах, малышка… – Мать Александры подошла к девочке и сделала ей «козу», в ответ на что та улыбнулась и засучила ножками. – Я хотела положить ее в твою колыбельку, но не могла вспомнить, куда я ее засунула… Она срыгнула несколько раз после молока… Может, в ее возрасте еще рано давать коровье молоко…

Рона оглянулась с рассеянным видом, пока ее взгляд не остановился на Райли.

– Вы, должно быть, отец. Она очень на вас похожа.

– Нет! – Райли был в отчаянии.

Он провел ладонью по лбу, а потом взъерошил волосы. Сходство с девочкой стало еще более заметным.

– Она не моя. У меня нет детей. Господи, – сказал он, – ну почему мне все время приходится это повторять?

– У вас одинаковый цвет глаз, и лица похожи, – пожала плечами Рона. В глазах Райли блеснул недобрый огонек, и она поспешила добавить: – Впрочем, это не мое дело. – Она вдруг пристально посмотрела на Райли и воскликнула: – Джеральд Темплтон! Да, что-то есть в глазах… – Она подошла, взяла Райли за подбородок и, повернув его голову, стала изучать профиль. – Вам приходилось позировать для портрета?

– Рона, у тебя остались чистые памперсы? Нужно поменять Бренне.

Рона махнула рукой в неопределенном направлении.

– Я еще достала из чулана ванночку на случай, если не появится мать.

Пока Александра меняла памперсы, Рона и Райли беседовали, но так как они отошли в дальний угол студии, до нее доносились лишь обрывки разговора.

Она уже застегивала на девочке непромокаемые трусики, когда подошел Райли.

– У вас есть книга «Три тысячи имен для ребенка», а вы выбрали почему-то Бренну.

– Это имя означает «черное, как вороново крыло», а у нее темные волосы.

– А почему вам не нравится Сьюзан или Сара?

– Или Ванесса, или Кассандра – так, чтобы было побольше букв «с», – лукаво сказала Александра. Взяв двумя пальцами грязный памперс, она встала. – Послушайте! Это я вставала к ней ночью, я меняла ей пеленки, кормила и носила на руках, пока она не заснула. С какой стати вы теперь влезаете и предлагаете ребенку имя? Ее зовут Бренна! – отрезала она.

Она вышла, чтобы выбросить памперс, а когда вернулась, студенты уже ушли, а ее мать стояла у мольберта. Бренна лежала на своем матрасике, а Райли, хотя и стоял рядом, не обращал на ребенка никакого внимания.

– Спасибо за помощь, Рона.

Взгляд Роны был снова как у лунатика, но он прояснился, когда она посмотрела на Райли, рассматривавшего какую-то картину.

– Сто лет не видела тебя в обществе мужчины, – неожиданно прокомментировала Рона.

– Он просто помогает мне разыскать мать Бренны, вот и все.

– У него хорошая внешность. Красивая фигура. Отличный нос.

– Ты говоришь так, будто оцениваешь бутылку красного вина, – фыркнула Александра. Взгляд Роны, направленный на Райли, снова стал отрешенным. А он наклонился над девочкой, опустился возле нее на колени, что-то тихо сказал, а потом ущипнул пухленькое тельце. Девочка гукнула и ударила Райли ножкой в руку повыше локтя. Тут же крошечная ступня исчезла в большой ладони Райли.

У Александры, наблюдавшей эту сцену, что-то перевернулось внутри, как будто она внезапно попала в воздушную яму.

– Наверно, называет ее Сюзанной, – мрачно буркнула она.

Райли взял Бренну на руки и подошел к мольберту, где Рона снова взялась за новый портрет.

– Вы ехали по Милтон-роуд? – спросила она, энергично накладывая мазки. – Видела портрет твоей мачехи? Красотка, не правда ли? Ни единой морщинки. Замазали, наверно. Ведь ей уже тридцать.

– Рона…

– Лекси, дорогая, я давно все это пережила. – Рона так весело улыбнулась, что Александра забеспокоилась.

Рона положила кисть и накинула на мольберт тряпку.

– Надеюсь, вам удастся найти мать ребенка. Или отца. Хотя с отцами дело обстоит сложнее, не так ли?

– Вы видели этот портрет у меня в кабинете. – Райли помог Александре сесть в машину и взял ее сумку. – Почему вы мне не сказали, что его написала ваша мать?

– Мне показалось, что это не имеет значения. – Она откинулась на спинку сиденья, прижав к себе Бренну.

Райли достал карту города и стал водить по ней пальцем.

– Стало быть, Джина Эспозито ваша мачеха?

– Нет. На самом деле мой отец – он был скульптором – умер, когда я была ребенком, и Рона снова вышла замуж. Это уже мой отчим.

У них ушло полчаса на то, чтобы разыскать дом бывшей клиентки Райли, и всего пара минут на то, чтобы убедиться, что они зря потеряли время.

– Кто там? – спросила женщина, открыв дверь на цепочку. Узнав Райли, она распахнула дверь. Недоумевающим взглядом она смотрела на Александру с ребенком на руках.

– Здравствуйте. Я не знаю, как вас зовут, но вы, вероятно, меня знаете, – начала Александра и запнулась. Из дома донесся плач грудного ребенка. – О! – разочарованно протянула Александра. – У вас уже есть младенец.

Женщина посмотрела на Александру с подозрением и немного прикрыла дверь.

– Произошла ошибка, миссис Маршалл, – сказал Райли, взяв Александру за руку. – Извините, что побеспокоили вас. До свидания.

– Ах, у вас уже есть младенец, – передразнил Райли Александру, когда они сели в машину. – Как будто вы разносите младенцев по домам, как пиццу.

– Прости, дорогая, – пробормотала Александра, прижавшись щекой к мягкому пушку на головке девочки. – Я думала, что мы нашли твою маму…

– Черт, я так рассчитывал на то, что она ее мать! – воскликнул Райли. – Давайте поедем прямо в полицейский участок.

– На этом, значит, вы прекращаете попытки? Одна неудача – и вы сдаетесь. Если я могу смириться с неудобствами еще двадцать четыре часа, то не вижу причин, почему бы и вам немного не потерпеть. – Она подумала с минуту. – Нет, это будет нечестно. Вы и так много сделали, Райли, и не мне читать вам мораль. – Райли эта мысль понравилась, и он, видимо, намеревался ее развить, но Александра прервала его размышления: – Рона дала мне ванночку, а я никогда в жизни не купала грудного ребенка. Вчера я просто обтерла ее мокрой губкой.

Райли набрал побольше воздуха и с шумом выдохнул.

– Я отвезу вас туда, где вы оставили свою машину, а потом сами справляйтесь со своими проблемами. Вы меня поняли?

– А вдруг я ее уроню? – испуганно воскликнула Александра.

– Вы вообще слышали, что я вам сказал?

– Что, если ей попадет в глаза мыло или шампунь?

– Где ваша машина?

– И я совершенно не понимаю, как можно держать головку ребенка над водой и одновременно мыть ему ножки. – Она глянула на Райли, который уже начал тихо рычать. – В гараже на Кингз-роуд.

Однако, несмотря на раздражение и желание поскорее избавиться от Александры и Бренны, Райли вел машину очень медленно и осторожно, не пытался втиснуться в свободное место между машинами и никого не обгонял. А когда едущая впереди машина внезапно тормозила и ему тоже приходилось нажимать на тормоз, он придерживал рукой Александру и Бренну.

– Вы ведете машину так, словно вы отец, – не удержалась от улыбки Александра.

Бренна спала у нее на груди, и, убаюканная ее ровным дыханием и еле слышным шумом мотора, Александра задремала. Она очнулась от того, что внезапно стало тихо. Открыла глаза и увидела, что они уже около ее дома.

– Почему вы привезли меня домой? Как же моя машина? И что это такое? – кивнула она на объемистые сумки.

– Отвечаю по порядку вопросов, – сказал он, поддерживая ее под локоть, когда они стали подниматься по ступеням. – Первый – вы заснули. Второй – ваша машина может остаться в гараже до утра. Третий – бутылочки, детское питание, пеленки, распашонки, шампунь без слез и… погремушка. Я останавливался у аптеки. – Он глянул на подвальное окно и дверь под лестницей. – Вы здесь ее нашли?

– Да. Мать верно решила, что вход внизу, но я почти никогда им не пользуюсь. Послушайте, зачем вы все это накупили?

Пока они с Бренной спали, он купил погремушку.

– У меня возникли кое-какие соображения, – сухо ответил он. – Все они основаны на том, что мои умственные способности немного ослабли под давлением неправовых действий. Где ключи?

Александра посмотрела на него непонимающим взглядом. Тогда он запустил руку в ее сумку и выудил большую связку ключей, но уронил их, и они упали в горшок с какими-то травами.

Райли нагнулся за ключами и задел опавшие листочки. Понюхав пальцы, он воскликнул так, будто нашел решение мировой проблемы:

– Так это же базилик!

Глава пятая

Не рассчитав ширины двери, они оба – Александра с корзинкой, в которой лежала Бренна, и Райли с сумками – застряли в проходе. На мгновение они оказались лицом к лицу, бедро к бедру. На Райли пахнуло базиликом и детской присыпкой, молоком и простоквашей, и еще чем-то неуловимым.

Александра протиснулась первой.

– Розмарин тоже растет хорошо. Существует легенда, что розмарин никогда не вырастает выше пяти футов и девяти дюймов. Считается, что таким был рост Христа. А когда розмарин достигает этой высоты, он начинает расти только вширь.

– Неужели? – Райли с удовольствием отметил, что в голосе Александры появилось легкое придыхание.

– В далекие времена считалось, что тонкий аромат розмарина обостряет память. Поэтому его и дарят, чтобы помнили о тех, кто его преподнес. А студенты кладут листочки розмарина между страницами учебников, чтобы…

Лекция о свойствах ароматических трав продолжалась, но Райли уже не слишком прислушивался, а, закрыв дверь, последовал за Александрой, с интересом оглядываясь вокруг.

Его поразили естественность и непритязательность того, что он увидел. На дощатом полу разбросаны коврики ручной работы. На столах и полках расставлены маленькие металлические фигурки, а на деревянных стенах висели большие картины Роны. Пучки сухих листьев свисали с потолка. И везде были книги – на полках, под столиками, на широких подоконниках, на каминной полке и даже в камине. На столе на старинной резной подставке лежала раскрытая книга по ботанике.

По крыше стучал дождь, напоминая жидкие аплодисменты. В открытое окно доносились запах дождя и аромат базилика.

Боже, всего-навсего базилик! Уже почти сутки его мучит не запах каких-нибудь изысканных французских духов, а аромат специи, которая нравится ему в омлете. Уже не в первый раз с прошлого вечера на Райли нахлынули тревожные предчувствия.

Он поставил сумки на стол и направился обратно к двери.

– …Тимьян был очень популярен, как бордюр для садовых клумб во времена королевы Виктории, потому что он низкорослый и стойкий. В отличие от других растений, его труднее было помять или сломать кринолинами дам… – Она обернулась на звук открываемой двери. – Ах, Райли, пожалуйста, не уходите.

Вид у нее был немного растерзанный, а в широко раскрытых серых глазах, смотревших на него поверх головы ребенка, он прочел страх.

– Я пошел за ванночкой, – сказал он.

Райли почувствовал, что начинает терять инициативу. Он уже поддается импульсам и принимает неразумные решения. Ведь он решил, что доставит Александру и ребенка до гаража, где она оставила свою машину, и распрощается с ними. И вот он здесь, и о том, чтобы уехать, не может быть и речи. Ладно, еще полчаса. Самое большее – полчаса. А потом он уйдет.

Купание происходило на обеденном столе, застеленном махровой простыней. Шампунь и прочие принадлежности стояли рядом с ванночкой. Книгу по ботанике пришлось убрать. Вместо нее на подставке появилась книга об уходе за ребенком, открытая на странице, посвященной купанию.

– Мне казалось, что нет ничего сложного в том, чтобы выкупать ребенка, – жалобно сказала Александра. – Мама ведь купала меня, хотя ее мысли были заняты живописью, поэтому я решила, что все делается интуитивно… Вода не слишком горячая, как вы думаете? – спросила она, наморщив лоб.

С обреченным вздохом он снял пиджак и жилет и, засучив рукав рубашки, сунул в ванночку локоть.

– Раз я не заорал, думаю, вода нормальная.

Зато Бренна орала благим матом, но как только Александра осторожно опустила ее в ванночку и ножки оказались в воде, рыдания стали утихать.

– Я буду ее держать, а вы мойте, – сказал Райли, встав рядом с Александрой и перехватив ребенка за подмышки. Александра поскорее схватила мыло и стала намыливать ноги и живот Бренны. Чтобы смыть пену, она брызнула на девочку водой, и тут – о чудо! – наступила тишина, прерываемая лишь плеском воды.

Александра протерла очки.

– А ей это нравится, Райли.

Склонившись над ванночкой, Райли подложил руку под Бренну. Александра подвинулась поближе к шампуню и оказалась прижатой к груди Райли.

– У вас рубашка намокла, – сказала она.

Со стороны их троица выглядит, должно быть, умилительно, подумала она. Лицо Райли все в брызгах, сквозь мокрую рубашку проступали ключицы, темные волосы, мокрые от дождя, блестели. А в сгибе его руки уютно устроилась крошка Бренна. Она смотрела на него своими синими глазами и пускала пузыри. Александра с трудом оторвала взгляд от этой картины.

Этот человек определенно обладал сексуальной притягательностью, будь то нечесаным и небритым в захудалом джаз-клубе, то величественным в судейской мантии или в строгом костюме преуспевающего адвоката.

Она молча намылила Бренне голову. Малышка размахивала ручками и ножками, не переставая гукать.

– Ничем не замутненная радость, – заметил Райли. – Такими должны быть все дети. Мне больно думать, что великое множество детей в мире никогда не смеются, – пробормотал он, глядя на Бренну. На первый взгляд Райли может показаться жестким и циничным, но сердце у него доброе, подумала Александра.

– Моя мать только что стала членом комитета Фонда помощи детям, находящимся в зоне боевых действий. Фонд посылает в районы, где идет война, игрушки и организует детские центры там, где война превратила в руины их дома. У бедняжек нет никаких игрушек, кроме камешков.

– Мне бы хотелось сделать взнос в этот фонд, – тотчас откликнулась Александра.

– Это просто сделать. У меня есть билет на два лица на благотворительный обед в пользу фонда в марте. Приглашаю вас.

– Я не это имела в виду. – Она стала стирать мыльную пену с очков, но только больше ее размазала. – Я бы лучше сделала прямой взнос.

– А сколько бы вы внесли?

– Не знаю… долларов двадцать, – ответила она, злясь на себя за то, что тон получился как бы извиняющимся.

– Билет на двоих стоит триста долларов. Если я не найду никого, кто бы пошел со мной, я не стану его покупать. Согласитесь, что от продажи билетов фонд выиграет больше, чем от ваших двадцати долларов.

– Да… конечно…

– А вы хотите помочь.

– Да.

– Значит, я могу на вас рассчитывать?

– Да… но…

На что это она сейчас согласилась? – подумала Александра. Да он опасный человек! Как ловко провел перекрестный допрос, словно они в зале суда.

– Послушайте, – вдруг встрепенулась она, – я не давала согласия идти с вами на обед.

– Но вы же сказали «да». Лишнее доказательство того, что у вас доброе сердце.

К тому времени, когда Бренну ополоснули, вытерли насухо, одели и запеленали, одежда на Райли и Александре совершенно промокла.

Положив Бренну на коврик на полу и бросив Райли полотенце, Александра скрылась в своей комнате, чтобы переодеться. Как только закончилось купание, у Бренны проснулось чувство голода и она заорала так, что Александра, быстро натянув трикотажный топик и запахивающуюся ситцевую юбку, пулей помчалась на кухню, чтобы согреть молока.

Внизу она налетела на Райли. Его голова и лицо были замотаны полотенцем. Он инстинктивно ухватился за Александру, а она, стараясь не упасть, уперлась руками ему в плечи. Тут только она поняла, что он снял мокрую рубашку. В поисках более устойчивой опоры, ее руки скользнули вниз – сначала на мощные бицепсы, потом на волосатую грудь и, наконец, на что-то гладкое и округлое. На мгновение она замерла в этой позе – она обнимает Райли за талию, ее ладони прижаты к его голой спине.

В ушах у нее вдруг зашумело. Райли смотрел на нее из-под синего полотенца.

– Моя рубашка насквозь промокла, – сообщил он. – Пришлось ее снять.

Зачем он это говорит, подумала она, и так понятно. На лбу у нее выступили капельки пота. Что за погода! Такая влажность. Слишком жарко даже для субтропиков.

– Ну, да, – сказала она, будто только что заметила его голую грудь. Она покинула горячую зону и отправилась на кухню. Ее руки горели. И что, черт возьми, происходит с ее коленями?

Райли пошел за ней, все еще вытирая голову. Он был босиком.

– Я сунул рубашку в вашу сушилку. И носки туда же. Я наступил в лужу перед домом.

А, значит, это не в ушах у нее шумит. Это сушилка! Ей стало немного легче. Она поставила греть молоко, стараясь не обращать внимания на Райли. Зачем только она попросила его остаться? Теперь она не чаяла от него избавиться. Интересно, как долго будет сохнуть рубашка?

Неужели, думал он, она не могла надеть что-нибудь менее прозрачное? Другую юбку, например. А уж топик… Бретельки сползали то с одного, то с другого плеча. Время от времени она дергала плечом, чтобы вернуть бретельку на место. Точно таким движением плеча она иногда отметала его замечания.

Райли не мог ее понять. Он был уверен, что ее тянет к нему. Она сама в этом почти призналась. Однако он чувствовал, что, если дело не касалось проблемы ребенка, ей на него наплевать. Возможно, она подавляет свои инстинкты?

Александра наклонилась, чтобы достать из сумки детское питание, и одна бретелька снова сползла с плеча.

– Вы уверены, что Бренне уже можно давать эту кашу? – спросила она, читая этикетку.

– Продавщица в аптеке сказала, что можно.

– Но мы же не знаем, сколько Бренне месяцев, – возразила Александра. – Здесь написано, что можно давать, начиная с четырех месяцев.

– Я сказал продавщице, что девочка вот такая. – Он развел руками, как обычно делают рыбаки, рассказывая о своем улове.

Александра рассмеялась и бросила на него покровительственный взгляд – так часто смотрят женщины на неловких и недалеких мужчин. В который уже раз она повела плечом, и это рассердило его больше, чем ее взгляд, поскольку бретелька вернулась на место и он уже не видел этого прелестного, немного веснушчатого плеча.

Все. Он сделал то, что сделал бы любой порядочный мужчина. Но больше он не даст себя заманить этими жалобными «О, Райли» и «Вы мне нужны» и просительным выражением больших серых глаз. Он подождет, пока высохнет рубашка, и тут же уйдет. Пулей вылетит. Осталось минут двадцать, не больше.

Райли сидел в шезлонге и кормил Бренну из бутылочки, когда дверь отворилась и вошел Сэм.

– Разрази меня гром! – воскликнул он, внимательно оглядев Райли, его голый торс и босые ноги. Потом хитро подмигнул Александре и снова уставился на Райли.

– Это папочка твоей крошки? Они похожи, как две капли воды.

Райли раздул ноздри от возмущения. Александра уже знала, почему он так болезненно воспринимает намеки на его сходство с Бренной – это лишнее напоминание о том, что он никогда не сможет иметь детей.

– Райли любезно согласился покормить Бренну, пока сохнет его рубашка, чтобы я смогла сварить кашу. – Она перевернула страницу книги. – Черт, сначала надо было дать кашу, а потом молоко.

– Думаю, Бренна об этом не знает, – ответил Райли, глядя на девочку, удобно устроившуюся у него на руках. Она сосала молоко и беспрестанно шевелила пальчиками ног.

Райли и Сэм быстро подружились. Александра воспользовалась этим и выскочила в сад, чтобы нарвать орегана и итальянской петрушки для томатного соуса к спагетти, которые она собиралась приготовить себе на ужин. Она умирала с голоду.

Бренна допила молоко, и Райли, мельком взглянув на страницу книги, посвященную срыгиванию, похлопал ее по спине; она срыгнула. Потом он передал девочку Александре.

– Ваша рубашка, наверно, уже высохла, – сказала та резче, чем ей этого хотелось.

– Если вас это раздражает, сказали бы об этом раньше. Я бы одолжил у вас ту рубашку, которая была на вас утром.

Он пошел за рубашкой, оставив ее размышлять над двумя проблемами: во-первых, о том, почему она смущается от того, что он полуголый, а во-вторых, что рубашка, которая была на ней утром, действительно ей велика и выглядела бы лучше на его широких плечах. Какой же он скорый на критику – и кофе ее плох, и одевается она не так, и имя для ребенка выбрала не то!

Пока Александра кормила кашей Бренну, Райли надел рубашку и стал застегивать пуговицы. Тут Александра обратила внимание на его босые ступни.

– Ваши носки тоже, верно, высохли.

Райли показал один носок.

– Другой куда-то подевался.

– Как это?

– Не знаю почему, но это происходит со мной постоянно. Закладываю пары, а вынимаю по одному. Можно сказать, парадоксы жизни.

Сэм весело захихикал и, пока Райли обувал ботинки без носков, сказал:

– Я разбирал барахло на чердаке и нашел старую кроватку, в которой когда-то спала моя племянница. Кроватка в полном порядке. А еще нашел старые пластинки 78-го года и игрушечную железную дорогу, которой не менее пятидесяти лет.

– Пластинки? – оживился Райли. – Что за пластинки?

– Дюк Эллингтон, а может, и Эррол Гарнер. Вам как пианисту это может быть интересно. У меня есть старенький «Стейнвей», на котором я иногда играю. Его следовало бы настроить, но это чертовски дорого…

– Давайте я взгляну, – предложил Райли.

– А как же кроватка? – вздохнув, напомнила Александра о том, что было важнее в данный момент.

– Мы с Райли принесем кроватку, – уверил ее Сэм, и мужчины ушли.

Минут через десять со двора Сэма стали доноситься звуки мазурки Шопена. Исполнение было явно профессиональным.

Потом музыка прекратилась, и в течение десяти минут ничего не происходило. Они, наверно, катают игрушечный паровозик, подумала Александра раздраженно. Она стирала кашу с лица Бренны, с себя и мебели вокруг, когда мужчины вернулись с кроваткой. При этом Сэм так доверительно рассказывал Райли, что в следующем месяце он встретится в Мельбурне со своими армейскими дружками, будто знал того всю жизнь. Райли всем нравился – ее матери, Сэму, даже Бренне. Это приводило Александру в замешательство.

Они поставили кроватку в гостиной и долго ее рассматривали, словно это был охотничий трофей, добытый ими в джунглях. Ждут, наверно, что она будет их благодарить!

– А этот парень и вправду умеет играть на пианино, – сказал Сэм, обращаясь к Александре, и хлопнул Райли по спине.

– Так это Райли играл? – спросила Александра, как будто профессиональное исполнение Райли можно было спутать с бренчанием Сэма. – Твое пианино и впрямь надо настроить. Оно звучит просто ужасно.

Райли посмотрел на нее так, как, вероятно, смотрят на свидетеля, который неожиданно проявил строптивость. Бренна икнула и срыгнула немного каши.

– Я и не думала, что детей надо так часто вытирать, – сказала Александра и поискала глазами сумку, в которую Рона сложила чистые салфетки. Райли нашел сумку и, достав салфетку, протянул ее Александре.

Бренна начала плакать.

– Надо попробовать давать ей козье молоко, – сказал Сэм.

Бренна не переставала плакать, и Сэм просто-напросто сбежал.

Скоро за ним последует Райли. Как крысы, бегущие с тонущего корабля, подумала Александра.

Но Райли не ушел. Он уже стоял лицом к двери, но обернулся и посмотрел на Александру, которая пыталась успокоить девочку. У него было такое выражение лица, словно он взвешивает все за и против.

Быть или не быть. Остаться или не оставаться.

Он остался. И она была этому рада.

– О, музыка! – сказал он, увидев ее стереопроигрыватель. – А что у вас есть? – Он присел на корточки и выдвинул ящичек с дисками. Презрительно фыркнув, отложил в сторону несколько дисков, а остальные поставил на проигрыватель.

Интересно, подумала она, какие ему не понравились?

– Существует теория, – сказал он, садясь рядом с нею на диван, – что музыка появилась из-за необходимости укачивать детей.

Первые такты увертюры к опере Моцарта «Волшебная флейта» заполнили комнату. Бренна подняла головку. Александра недоверчиво посмотрела на Райли.

– Правда?

Райли протянул руку и погладил головку девочки. Постепенно она перестала плакать. Тихим и намеренно монотонным голосом Райли продолжал:

– Представьте себе… наших волосатых предков, не умеющих говорить членораздельно… рыскающих от пещеры к пещере в поисках пищи… таскающих за собой своих детенышей…

Райли убрал руку, но Бренна всхлипнула, и он стал снова ее гладить. Другой рукой Райли обнял за плечи Александру и придвинул ее к себе, чтобы ему удобнее было гладить головку ребенка. Александре следовало бы возмутиться такой фамильярностью, но оправданием ей служила заснувшая Бренна.

– Представьте себе, как они целыми днями скитаются, а дети орут, как резаные, вроде Бренны.

– Представляю, – тем же монотонным голосом ответила Александра. У нее стала затекать рука.

– Им пришлось их успокаивать при помощи монотонных, убаюкивающих звуков.

У Александры затекла не только рука, но и шея, и она осторожно покрутила головой.

Улыбнувшись, он немного повернул голову Александры и положил ее себе на плечо.

Затем он откинулся в угол дивана, увлекая за собой Александру и Бренну. Когда Бренна захныкала, они оба оцепенели. А она немного повозилась и устроилась наполовину на Райли, наполовину на Александре.

– Как глупо! – прошипела Александра. – Двое взрослых оказались в ловушке у грудного ребенка. Я сейчас встану.

Но не успела она встать, как Бренна издала отчаянный вопль, предвещавший более серьезный рев. Поэтому Райли усадил Александру обратно на диван.

– Не смейте больше вставать! Я не вынесу эти децибелы… Тише, тише… – говорил Райли одним и тем же монотонным голосом. Потом он поднял ноги на диван и уложил Александру рядом с собой. Последовала возня, стук падающих на пол ботинок… Он снова был босой, а Александра практически оказалась с ним как бы в постели.