Текст книги "Сверхбогачи"

Автор книги: Эндре Гёмёри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Но основателя династии Пехлеви несколько лет спустя смел ветер истории. Ведь в первые годы второй мировой войны Реза Шах не скрывал своих симпатий к Гитлеру, и в стране, как грибы, выросли резидентуры германской секретной службы. Союзники увидели, что такая ситуация нетерпима. Англичане с полным основанием стали опасаться за снабжение нефтью своего флота, а Советское правительство трижды предупреждало Реза Шаха, что наличие шпионских центров на территории Ирана, вблизи границ Советского Союза, угрожает безопасности СССР. Шах попытался маневрировать, но в конце концов 25 августа 1941 г. советские и английские войска с двух концов страны пересекли иранскую границу. Было объявлено, что на весь период второй мировой войны они берут территорию под свой контроль, а шаху было предложено отречься от престола.

Основатель династии Пехлеви вынужден был капитулировать. Он отрекся от престола в пользу своего сына. Так шахом Ирана стал Мохаммед Реза-младший, сын бывшего погонщика ослов, получивший образование в лучших школах Швейцарии. Самого его согнали с «Павлиньего трона» только в январе 1979 года. А лишенного власти основателя династии англичане погрузили на палубу военного корабля и сначала переправили на остров Маврикий, а оттуда – в Южную Африку. Там он и скончался летом 1944 года. Англичане ввиду бушевавшей на морях войны не взялись переправить гроб в Тегеран по морю. Так бренные останки Реза Шаха через всю Африку с юга на север сухопутным путем перевезли в Каир. Там гроб оставался вплоть до 1950 года, когда по просьбе наследника престола Мохаммеда Реза Шаха он был переправлен в Тегеран. Перед похоронами в Тегеране гроб вскрыли, и тогда выяснилось, что Реза Шаха, награбившего сказочные сокровища, самого ограбили, уже в гробу. Из гроба исчезли бриллианты, ордена, усыпанные алмазами, рубинами и бирюзой, а также украшенный драгоценными камнями эфес сабли. Узнать так и не удалось, кто был грабителем – англичане или египтяне, кто, так сказать, собрал пошлину за провоз через границы тела покойного низвергнутого властелина Ирана.

История Ирана и после второй мировой войны была сложной и бурной. Другой правитель из «древней» династии, сын полковника персидских казаков Мохаммед Реза Шах Пехлеви тоже много раз стоял на краю низвержения. (Один раз в 1953 г., когда по требованию национально-освободительного движения были национализированы нефтяные залежи, и он вынужден был покинуть страну, правда, на короткое время. Американская разведка ЦРУ вскоре организовала военный переворот и вернула его на трон.)

История шахского богатства значительно проще истории самой династии Пехлеви. В годы после второй мировой войны потрясения в Иране означали только, что сказочные богатства Пехлеви, награбленные Реза Шахом, увеличивались несколько медленнее, хотя структура их почти не изменялась. Поскольку, однако, с 1963 года императорская власть окончательно укрепилась, а роль иранской нефти в мировой экономике стремительно возрастала, в стальные сейфы клана Пехлеви снова полились неисчислимые и неконтролируемые потоки денег.

Правда, в сравнении с прошлым, когда персидский казак Реза применял сравнительно примитивные методы стяжательства богатств, теперь пришлось прибегать к новым способам. После того как в 1953 году именно Вашингтон и ЦРУ организовали возвращение шаха на «Павлиний трон», в управлении иранской нефтяной политикой и личным шахским имуществом решающая роль все больше переходит в руки американских банков. Прежде всего это был руководимый Дэвидом Рокфеллером «Чейз Манхэттен бэнк», крупнейший банк рокфеллеровской династии, тесно связанной с верхушкой политической власти США. Это, естественно, означало, что и методы стяжательства богатств сделались теперь более современными и была выбрана новая форма стирания грани между государственным имуществом и личной собственностью шаха.

Метод был однозначно американским. Это была уже описанная ранее система фондов, с помощью которых часть личной собственности семейств миллиардеров отныне можно было укрывать от обложения налогами. В США, например, родились такие известные организации, как «Фонд Форда» и «Фонд Рокфеллера». Организации эти для вида действительно тратили огромные суммы на благотворительные цели, на финансирование университетов, исследовательских институтов и на стипендии ученым, аспирантам и студентам. Но ведь такие же суммы – не будь «фондов» – миллиардерам пришлось бы внести в государственную казну в виде налогов.

Американцы очень быстро убедились в том, что этот метод, широко применяемый даже в рамках укрепившейся американской парламентской демократии, будто специально придуман для иранских условий.

И вот в 1958 году по совету рокфеллеровского банка основывается так называемый «Фонд Пехлеви». Формально шах переписал на банковские счета «Фонда» значительную часть своего богатства. Из предприятий это были в первую очередь Пароходная компания Персидского залива, Банк развития, Шахское книжное издательство, Страховая компания Мелли, а также многочисленные сахарные и цементные заводы и множество отелей. С этого момента шах теоретически стал неимущим человеком, в то время как миллиарды долларов продолжали потоками литься в его сейфы. «Фонд Пехлеви», в отличие от «Фонда Форда» и «Фонда Рокфеллера», не регулируется никакими законами и никем не контролируется. В условиях самодержавия «Фонд Пехлеви» являлся просто личной собственностью правителя и его семьи.

Практически же это означало, что главным инспектором «Фонда Пехлеви» был сам правитель страны, и в этом качестве он официально и открыто получал 2,5% от доходов фонда. Роберт Грехем, тегеранский корреспондент крупнейшей английской экономической газеты «Файнэншл тайме», поддерживающей очень тесные контакты с британскими финансовыми кругами, еще во времена правления шаха написал книгу об экономическом положении страны, в которой он говорит совершенно откровенно о том, что «Фонд Пехлеви» – это, собственно говоря, личная собственность шаха: «,,Фонд Пехлеви“ – надежный канал, по которому в карман шаха текут взятки и всевозможные коррупционные деньги. Наряду с этим он дает возможность шаху через членов семьи и узкий круг нескольких доверенных людей контролировать всю экономику страны и незаметно для общественности финансировать дорогие удовольствия правящего дома».

Приходится ли удивляться, что о деятельности «Фонда Пехлеви» никогда не публиковалось никаких экономических отчетов, которые можно было бы проверить. Точно так же никогда не обнародовались данные о том, какие из различных государственных предприятий иранской экономики относятся к этому фонду (и, по сути дела, являются собственностью правителя страны). Во всяком случае стало известно, что в собственности «Фонда Пехлеви» находился весь государственный нефтеналивной флот Ирана, крупнейший коммерческий банк страны и третья по величине страховая компания!

Шах и его семья использовали «Фонд Пехлеви» для того, чтобы часть гигантских доходов, получаемых от нефти, переводить, словно с помощью волшебной палочки, из казенного имущества в личную собственность шаха. Находясь в зените своей славы, шах только от-нефтяных доходов Ирана получал 2 млн. долл. в неделю. Часть этих доходов, по всем признакам, шахский дом воровал непосредственно на промыслах, а именно через доверенных людей, поставленных на определенные посты в нефтяных фирмах. (Судьба их и даже жизнь зависела от милости Мохаммеда Реза Пехлеви.) Они-то и фальсифицировали записи в бухгалтерских книгах той или иной нефтяной компании. Так, например, в 1977 году один высокопоставленный чиновник американского госдепартамента, человек словоохотливый от природы, обронил перед следственной комиссией американского конгресса очень странное замечание: между сведениями о прибылях иранских государственных нефтяных предприятий и сальдо доходов от нефти Иранского национального банка в упомянутый год выявлена разница в 1,5 млрд. долл. в пользу банка, происхождение которой никак не удается установить. Наверное, не стоит говорить, что делом этим и в Иране-то никто не занимался, и уж тем более в американском конгрессе.

Что же касается прибылей от добычи нефти, то для них был найден другой, совсем неприличный путь в семейную копилку иранского шаха. Поскольку в теории «Фонд Пехлеви» тоже является государственным предприятием, то часть прибылей от нефти очень легко можно было использовать для капиталовложений шаха и его семьи за рубежом. Так для шаха за счет фонда в Нью-Йорке был приобретен небоскреб на Пятой авеню. С помощью этого же фонда и таким же способом в несколько приемов было куплено 25% контрольного пакета акций заводов Круппа в Западной Германии, два дочерних предприятия фирмы «Крупп» в Бразилии, 13% акций авиационной компании «Пан-Америкэн» и почти половина гостиниц «Интерконтиненталь».

Одним словом, «Фонд Пехлеви» оказался сенсационным изобретением. В октябре и ноябре 1978 года, всего за два месяца (когда над головой шаха уже собирались грозовые тучи), фонд перевел за границу более 3 млрд. долл. Эта сумма исчезла, перекочевав на зарубежные банковские счета Мохаммеда Реза Пехлеви и членов его семейства.

Пока власть была еще в руках шаха, специфическим источником доходов шаха являлись фантастические расходы Ирана на вооружение. Американцы уже с конца 50-х годов регулярно вооружали Иран. Однако настоящий бизнес крупного размаха начался после нефтяного кризиса. Шах тогда оказал любезность американской военной промышленности, вернув часть американских долларов, выплаченных за иранскую нефть, в каналы американской военной промышленности, производившей оружие. В 1974 году, когда цены на нефть взметнулись высоко вверх, американские продажи оружия тоже подскочили. Если в 1973 году американцы продали всему миру оружия «всего лишь» на 4 млрд. долл., то в 1974 году доходы от продажи оружия составили уже 9 млрд. долл., из них почти половину заплатил за оружие Мохаммед Реза Пехлеви. Все эти закупки оружия приносили большие барыши и шаху лично, и его приближенным.

О размерах сумм, переведенных на личные банковские счета шаха, только косвенно позволяют судить взятки, которые получали от американцев «мелкие пешки» из шахского окружения. Так, например, авиастроительная компания «Грумман» за покупку Ираном единственного истребителя типа «кот» заплатила 90 млн. долл. генералу Хатами, шурину шаха и главнокомандующему ВВС Ирана. В другом случае генерал Туфаниан, заместитель военного министра Ирана, получил 28 млн. долл. от самолетостроительной компании «Нортроп» за покупку нескольких истребителей типа «тигр». Взятку в 1 млн. ф. ст. получил иранский бизнесмен Шапур Репортер, который по поручению шаха осуществил закупки английских тяжелых танков типа «чифтейн».

И наконец, уже покидая не по своей воле Иран, шах с помощью фонда и своих верных людей вывез из страны только лично своего имущества на 3 млрд. долл. и около 10 млрд. – для членов семьи.

Онассис – мальчик из города Смирна

БЕЖЕНЦЫ НА ПАЛУБЕ – МАЛЕНЬКИЙ КЛЕРК ИЗ ФИРМЫ ИТТ – КОНСУЛ И КОРАБЛИ – ДУЭЛЬ С НИАРХОСОМ – ВОЙНА С ТРЕСТАМИ – МОНАКО И ДРУГИЕ ИГРУШКИ – БРАЧНЫЙ ДОГОВОР – ПОСЛЕДНИЙ ТРЮК

Был конец сентября 1923 года. Над Атлантическим океаном бушевал ураган. Старенький итальянский грузовой пароходишко водоизмещением 12 тыс. т «Томазо дн Савойя» трещал по швам. А в трюме парохода, на куче деревянных чурок и ржавеющих железных труб, скорчившись от страха и морской болезни, сидела тысяча итальянцев и греков-эмигрантов. У выхода из трюма стояли часовые, чтобы эмигранты чего доброго не поднялись на палубу и не нарушили покой обитателей нескольких приличных кабин, оборудованных на этом грузовом пароходе для пассажиров. В самый разгар урагана, когда люди в трюме валились друг на друга, а слабые задыхались от неописуемой вони, к часовому у выхода подошел парнишка лет 17 и протянул ему две бумажки по 20 долл. Матрос взял деньги и выпустил приземистого черноволосого подростка на палубу.

Парнишку звали Аристотелем Онассисом. Так вот, за взятку, он и выбрался из вонючего трюма наверх, на палубу. Когда же буря немного улеглась, молодой человек обратился к другому матросу, караулившему насос на цистерне с пресной водой. Дал и ему 10 долл., чтобы хоть немного отмыться от трюмной грязи.

У паренька осталось еще 60 долл. Это были все деньги, которые юному Аристотелю Онассису удалось распихать по карманам, когда он вступил на землю Аргентины в Буэнос-Айресе.

Между тем раннее детство у будущего короля нефтеналивного флота, а позднее – супруга вдовы американского президента было безоблачным и обеспеченным. И не бедность, не нищета загнали его на палубу старенького парохода «Томазо ди Савойя», а – сама госпожа история.

Отец Аристотеля Онассиса, носивший, как и сын, громкое имя – Сократ, был торговцем табаком в турецком городе Смирна, ныне Измире. Он, правда, не ходил в миллионерах, но среди греков, проживавших в этом турецком городе, считался человеком богатым и готовился отправить своего сына на учебу в Оксфордский университет в Англию. Во время первой мировой войны Турция и Греция находились в противоположных сражающихся лагерях. Турция была союзницей немцев и Австро-Венгерской монархии, греки же, которые на протяжении многих столетий томились под турецким игом, сражались на стороне Антанты. В конце войны Англия и Франция во время переговоров, проходивших в разных дворцах вблизи Парижа, настроили тогдашнего греческого премьера буржуазного либерала Венизелоса, чтобы он потребовал уступить Греции суверенитет над Константинополем (Истамбулом) и очень важным в стратегическом отношении городом Смирной в Малой Азии, чтобы тем самым укрепить свои стратегические позиции, когда дойдет черед до захвата основных турецких территорий в будущем и особенно – выхода из Черного моря, пролива Дарданеллы.

И греческая армия действительно в 1919 году заняла Смирну, а Сократ Онассис, приверженец Венизелоса, организовал среди греческих торговцев города политическое общество, которое снабжало соответствующей информацией оккупировавшую Смирну английскую армию.

Контрудар не заставил себя ждать. Штурм, которым греки сначала овладели городом, а затем жестокость английской оккупационной армии подогрели национализм турок, и возглавивший буржуазно-освободительную революцию Кемаль Ататюрк вскоре со своими отрядами перешел в контрнаступление. К осени 1922 года мечты греков о «Великой Греции» развеялись как дым. Турки заняли город Смирну и в буквальном смысле слова истребили его греческое население. В течение шести дней было разрушено 5 тыс. домов, принадлежавших грекам, и убито 120 тыс. жителей города – греков.

Сократа Онассиса, поддерживавшего греческую армию деньгами, ожидал арест, пытки и, вероятно, смерть.

16-летний Аристотель Онассис, оставшийся старшим в семье после ареста отца, уже тогда постиг, что в мире покупается почти все. В опустевшем подвале отчего дома он нашел запасы водки и раздал ее офицерам размещавшихся вокруг турецких войск – в обмен на пропуск, который позволял ему беспрепятственно передвигаться по городу. С таким пропуском он проник в сожженный греческий район города и там разыскал в руинах отцовской торговой конторы стальную шкатулку Сократа Онассиса с 5 тыс. долл. Из них 3 тыс. он истратил на то, чтобы подкупить военный трибунал и освободить отца из тюрьмы, а остальные 2 тыс. пошли американскому вице-консулу в Смирне, который смог вне очереди устроить семью на один из переполненных беженцами пароходов, уходивших в Грецию.

Вслед за крушением надежд о «Великой Греции» началось переселение – 1,5 млн. греков устремились на родину, которая и без того едва справлялась с колоссальными экономическими трудностями. Аристотелю, который с детства хорошо знал, как нужны были деньги, когда речь шла об американском вице-консуле или о матросе, охранявшем насос у цистерны с пресной водой, достаточно было всего один раз взглянуть на Афины, чтобы увидеть безнадежность ситуации, сложившейся там. Летом 1923 года семья Онассисов прибыла в Афины, а уже в августе Аристотель сидел в трюме парохода «Томазо ди Савойя», отправлявшегося в Буэнос-Айрес.

Первые месяцы пребывания в Аргентине Онассис-младший занимался черной работой, как обычно это показывают в старых фильмах, сделанных в Голливуде о будущих миллионерах. Был он докером, официантом в каком-то кабаке, мыл посуду на кухне греческого ресторана.

Целый год прошел, прежде чем Онассис, приехавший в Аргентину со знанием греческого, турецкого и английского языков, а затем выучивший итальянский и испанский, получил место в фирме ИТТ, дочернем предприятии гигантского американского треста, который держал в своих руках телефонную сеть всей Южной Америки. Получал он в неделю 40 долл., что по тем временам в Аргентине считалось «серьезными деньгами». Первые 40 долл. он решил тоже истратить с умом: сменить обшарпанный свой «гардероб», чтобы было в чем появиться в Буэнос-Айресе в одном из аристократических яхт-клубов и попроситься в его члены. Нет, он не швырялся деньгами. Это был второй составной элемент позднее сделавшегося знаменитым «рецепта Онассиса» – приобретение связей.

Новый член аристократического яхт-клуба остальное время, когда не пребывал на каком-то из парусников клуба, жил как самый настоящий нищий. И это его нищенствование продолжалось до тех пор, пока он не скопил первую тысячу долларов. Теперь можно было отправить письмо отцу, который жил хоть и значительно беднее прежнего, но продолжал свой «табачный бизнес» и в Греции. В Аргентине тогда неизвестен был еще греческий табак; там смешивали кубинский табак с сортами, которые выращивались в южной части Соединенных Штатов. Аристотель Онассис после работы, которую он выполнял в конторе ИТТ, начал свои поездки в качестве коммивояжера, имея на руках полученные от отца образцы греческих Табаков. Задачу его облегчило то, что крупные импортеры были тоже большей частью членами яхт-клуба. И в течение двух лет Онассис пробил себе дорогу на аргентинский табачный рынок: */з табака, использовавшегося на столичных табачных фабриках Аргентины, составляли теперь – при его посредничестве – греческие и турецкие сорта. Табачный бизнес Онассиса начался в 1925 году, когда ему еще было только 19. Два года спустя, в 1927-м, он имел на своем счету уже 100 тыс. долл.

Деньги идут к деньгам. Онассис, обладавший тонким нюхом дельца и выдающимися способностями, знал очень точно, как использовать этот древний механизм. Нашел применение и третий элемент рецепта Онассиса: умело предложенные взятки и установленные хорошие деловые связи диктовали следующий шаг: идти на риск!

В порту Монтевидео волны плескались у борта полу-затонувшего танкера водоизмещением в несколько десятков тысяч тонн. Уже много лет пароход лежал в воде и ржавел. Онассис отправился в Монтевидео, сел в моторную лодку, объехал останки корабля и тут же прикинул, сколько можно дать за них. В течение часа он уже заключил сделку. Танкер подняли, привели за 10 тыс. долл. в порядок, а два месяца спустя Онассис продал его, получив 50 тыс. долл. чистой прибыли. Так начался его новый бизнес – судовладельца.

Разумеется, он не порвал и с импортом табака, но теперь его корабли перевозили уже и пшеницу, и шерсть, и даже сырые кожи, которые плыли по волнам Атлантического океана из Америки в Европу, принося Онассису хороший доход.

В 1929 году, в 23 года, через шесть лет после приезда в Аргентину, он стал миллионером. Свой «рецепт» он осуществлял с беспримерной энергией и упорством. Природа наградила его таким здоровьем, что еще в раннем детстве ему было достаточно спать в сутки не более трех-четырех часов. Он мог работать без сна и отдыха подряд и двое, и трое суток. А затем, на четвертые сутки спал 12—14 часов, и снова был свежим и бодрым.

Что касается связей на уровне государственных руководителей в правительственных кругах, то их он тоже приобрел в тот год, когда капитал его достиг рубежа первого миллиона. Греческое правительство, премьером которого в то время был Венизелое, ввело новые правила обложения пошлинами, которые сильно удорожали товары, прибывшие из таких государств, с которыми у Греции не было долговременных торговых договоров. Эти правила нарушали интересы сотен греческих и американских бизнесменов, но Онассис был единственным, кто пошел в битву за их защиту. На протяжении многих месяцев он засыпал письмами чиновников Буэнос-Айреса и Афин (и не только письмами, но и подарками), а затем и сам отправился в Грецию и попросил аудиенции у Венизелоса, ссылаясь на то, что во время битвы за Смирну его отец принес большие жертвы, оказывая помощь и поддержку греческой армии. Венизелос принял молодого человека, приказал изучить его предложение о заключении долгосрочного греко-аргентинского торгового договора и переслать затем его в министерство иностранных дел. Несколько дней спустя Онассис появился в офисе министра иностранных дел. Тот принял его со скучающим видом, разговаривал с Онассисом, полируя пилочкой ногти и в конце разговора предложил: оставьте в секретариате свой телефон, вас потом известят о судьбе вашего предложения. Тогда Онассис встал, пнул ногой кресло, в котором до этого сидел, и сказал вздрогнувшему от шума чинуше: «Господин министр, я думал, что вы готовы серьезно обсудить дело, столь важное для Греции, а вы, кажется, дремали, пока я тут говорил. И вообще, вас больше интересуют собственные ногти, чем внешняя торговля Греции».

Министр попросил вернуться уже направившегося к двери Онассиса, а через две недели тот, хотя и был уже гражданином Аргентины, отправился в путь с греческим дипломатическим паспортом в кармане в качестве чрезвычайного представителя правительства Венизелоса в Буэнос-Айресе. А еще три недели спустя был заключен греко-аргентинский торговый договор; Онассис же стал генеральным консулом Греции в Аргентине. Снова заструился поток товаров, и одновременно начал стремительно обогащаться Онассис.

После этих значительных успехов, но с точки зрения действительных богачей располагая все еще скромными материальными средствами, Онассис обратился к бизнесу в области судостроения. Собственно говоря, ни переписка этих лет, ни его скудная автобиография, ни книги о нем не объясняют, почему его внимание привлекли корабли и мир торгового флота. Можно только предположить, что во всем этом немаловажную роль играют первые успехи, связанные с полузатонувшим танкером. Другое возможное объяснение, что обычные торговые сделки тянулись слишком уж монотонно и мирно и не могли удовлетворить его устремлений к авантюрным предприятиям, полным риска, что вообще характерно для первого поколения бизнесменов, стяжавших богатство, и вместе с ним – власть.

К зиме 1931 года, когда мировой экономический кризис достиг наибольшей остроты, в порту Монреаля уже два года, стоя без дела, ржавел целый небольшой торговый флот крупнейшей судовладельческой компании Канады. Это были 10 кораблей, которые в свое время обошлись хозяевам в 20 млн. долл., но даже и в условиях глубочайшего экономического кризиса все еще стоили по 100 тыс. долл. каждый. По причине кризиса корабли стояли в порту без работы, а их владельцы очутились на краю финансового краха. Приехав в Монреаль, Онассис осмотрел корабли, выбрал из них шесть, находившихся в наилучшем состоянии, а затем за все шесть выложил на стол 120 тыс. долл., то есть ровно столько, сколько они могли стоить, если их разобрать на металлолом. У фирмы не было выбора, она вынуждена была согласиться на это, и Онассис заполучил корабли, хотя при этом и сам чуть не разорился на столь рискованной сделке. Ведь ему пришлось ждать целых два года, пока он смог найти грузы для своего маленького флота. За это время четыре корабля (правда, опять-таки пусть с небольшой, но пользой) пришлось продать, потому что все из-за того же кризиса он смог найти дело только для двух кораблей.

Впрочем, даже оставшиеся два судна очень скоро принесли ему богатую прибыль, не в последнюю очередь потому, что Онассис первым среди будущих крупных судовладельцев открыл и до конца использовал ту, не сравнимую ни с чем возможность использования «флага наибольшего благоприятствования». В мире было (они есть и сегодня) несколько государств, правительства которых пытаются увеличить свои доходы за счет того, что дают всевозможные послабления владельцам судов, которые регистрируют суда чужих стран под их флагом. Главными государствами таких «флагов наибольшего благоприятствования» в период рождения богатства Онассиса были Панама и Либерия. Помимо послаблений с налогами эти страны использовали для привлечения предприимчивых судовладельцев и другие «приманки». В них, например, запрещалось создавать профсоюзы, очень снисходительными были требования к охране труда, не существовало нижней границы зарплаты. В Панаме в те годы нужно было заплатить всего только 500 долл., чтобы получить разрешение основать судовладельческую компанию. Аналогичным было положение в Либерии. На самом же деле тогда (и вплоть до 80-х гг.) ни у Панамы, ни у Либерии не было никакого торгового флота. И вскоре судовладельцы различных национальностей – американцы, англичане, греки, арабы и прочие – пустили сотни своих кораблей в плаванье под панамским и либерийским флагами. Очень скоро торговые флоты Панамы и Либерии «вышли» уже на четвертое и пятое места среди флотов капиталистических государств мира.

Формально, потому что это был вопрос чистой бухгалтерской статистики и регистрации. Ну, а в случае экономического кризиса и большой безработицы можно было беспощадно снижать заработную плату и безнаказанно пренебрегать мерами по охране труда и безопасности матросов, в отличие от других флотов, где это соблюдалось более строго.

Онассис постиг эту возможность уже в то время, когда это еще не стало широко распространенным явлением на других флотах и кораблях. У него было всего только два танкера, которые ходили под панамским флагом; их содержание обходилось в два раза дешевле, чем содержание любого корабля какой угодно другой страны мира – за счет низкого уровня зарплаты матросов в сравнении с судами английских и скандинавских судовладельческих компаний. Флот Онассиса стал быстро расти, как росли и его миллионы.

В 1934 году его состояние уже достигло 10 млн. долл. Именно тогда он пришел к выводу, что в мировой экономике скоро наступит эпоха нефти. А для перевозки нефти нужны были нефтеналивные танкеры, то есть корабли совсем иного типа, чем для перевозки угля.

Поскольку еще продолжался мировой экономический кризис, крупные судостроительные верфи Норвегии и Швеции готовы были строить корабли, даже если заказчик вносил аванс всего в 10% стоимости строящегося корабля. Тоннаж нефтеналивных судов в тот период едва ли достигал 10 тыс.т. Танкер с большим водоизмещением считался уже гигантом. И вдруг Онассис заказывает в Швеции танкер водоизмещением в 15 тыс. г, который получает в дальнейшем название «Аристон». После этого последовали еще два заказа на строительство танкеров «Аристофан» и «Буэнос-Айрес». Один «Аристон» обошелся в 700 тыс. долл., но заплатить за него Онассису пока что пришлось только 70 тыс. Как только корабль был готов, Онассис, используя «флаг наибольшего благоприятствования», смог дешевле других конкурентов перевозить нефть и сразу же получил первый крупный заказ на доставку нефти. «Одинокий волк» в джунглях международного нефтяного бизнеса Поль Гетти поручил ему перевезти из Калифорнии несколько партий нефти в японские порты знаменитого торгового дома «Мицуи». Танкер «Аристон» один за год заработал 600 тыс. долл., хотя все еще не был оплачен до конца. Такую же прибыль принесли в первые два года эксплуатации «Аристофан» и «Буэнос-Айрес».

Над Европой уже начали сгущаться политические грозовые тучи, но корабли Онассиса продолжали перевозить все больше нефти. Впрочем, не только нефть, но и сырье и запасные части как для вооружавшейся нацистской Германии, так и для боровшейся с фашистами Испании. Возили грузы для всех, кто платил. К этому предвоенному времени и относится классическое заявление Онассиса: «Как грек я принадлежу Западу. Как судовладелец – капитализму. Но больше всего я люблю ту страну, где мне меньше всего устраивают препон и ограничений и где требуют наименьший налог».

Когда началась вторая мировая война, три больших нефтеналивных судна Онассиса застряли в Швеции. На основании существовавшего между Германией и Швецией соглашения о нейтралитете все иностранные корабли, находившиеся в это время на якоре в шведских портах, не имели права покидать их до конца войны. (Таким образом шведы давали гарантии Гитлеру, что эти корабли не будут использоваться для перевозки грузов союзников.)

Но пока три крупных танкера Онассиса бездействовали в Швеции, дюжина других грузовых пароходов из флота Онассиса все военные годы зарабатывала колоссальные прибыли. Американский эксперт по судоходству Эрнест Лейзер так писал в своей книге о бизнесе военно-транспортных перевозок: «Большинство кораблей находилось в удивительно плохом состоянии. Правда, пока они окончательно не пришли в негодность, они верно служили союзникам, поддерживая их военные усилия, а еще больше пользы приносили их владельцам: в зоне военных действий тарифы на перевозку грузов были потрясающе высокими».

Словом, и в годы войны увеличивалось богатство Онассиса, а сам он, любя «сладкую жизнь», переселился в еще более дорогостоящие, полные блеска апартаменты в Нью-Йорке, на крыше самого дорогого небоскреба, башне «Риц».

В эти же годы он приобрел себе поместье вблизи Нью-Йорка на Лонг-Айленде, в заливе Устриц, который облюбовали для себя богачи и аристократы. Обыкновенно он здесь проводил свои «уикенды» в обществе директора кинофабрики, миллионера греческого происхождения Скоуроса и еще двух других богатых судовладельцев-греков Ливаноса и Ниархоса.

Одной из особенностей военных лет было, что каким-то чудом торпеды гитлеровского военно-морского флота не поражали корабли Онассиса. По статистике, в годы войны на союзников работало 450 кораблей, принадлежавших греческим судовладельцам. 360 из них были потоплены немецкими подводными лодками. И среди потопленных только один принадлежал Онассису. (Разумеется, и за него Онассис получил высокую страховую премию.) Этой странной случайностью занялась американская контрразведка. ФБР исходило из того, что Онассис – аргентинский гражданин, а Аргентина, хотя и была нейтральной, но в годы диктатуры Перона симпатизировала нацистам. (После войны десятки немецких военных преступников нашли себе прибежище в Аргентине.)