Текст книги "Сыновье бремя"

Автор книги: Энди Смайли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Кофи зовет Эшироса. Он хромает, а его левая рука представляет собой кровавый ошметок.

– Капитан, – с гримасой говорит Эширос.

– Похоже, что даже ты не вышел из этого боя не пострадавшим. Благословение Императора было где-то в другом месте.

Его выражение лица расслабляется.

– Похоже, он был занят тобой. – Он кладет на землю рядом со мной комм-блок и передает микрофон.

Я наживаю кнопку, и место статики занимает тишина.

– Магистр Сет.

Проходит мгновение. И ещё одно. Я слушаю потрескивание статики в ожидании ответа.

– Магистр Се…

– Капитан Темель.

Вживую, голос Сета похож на рёв цепного меча. Искаженный воксом, он больше напоминает громовые раскаты гневного бога. Я улыбаюсь, радуясь тому, что я сражаюсь за него, а не против.

– Это Темель. Миссия выполнена.

Статика меняет тон, и, кажется, что Сет собирается ответить. Я молчу, но ответа нет.

– Мы уничтожили вражеские артиллерийские позиции, – продолжаю я. – Вы можете начать движение и вступить в бой с основными силами врага.

– Мы не придем. – Слова Сета подобны удару молота. Я чувствую их острее, чем рану в животе. – Ваал в опасности, – продолжает он. – Мы уже поднимаемся на орбиту.

– Я понимаю. – Мой голос твердеет, когда я думаю о долге и чести. Если это мои последние слова к ордену, пусть они будут сильными и целенаправленными. – Да пребудет с тобой Кровь, повелитель.

– Сангвиний сохрани тебя, Темель.

– Габриэль… – с колебанием начинаю я, стараясь отделить свои чувства от того, что необходимо было сказать. – Наше братство выковано в самопожертвовании. Мы несем бремя смерти нашего отца, как шрам на наших душах. Его самопожертвование лежит в самой основе нашего естества. Не позволяй своим действиям давить на тебя, не позволяй им определять, кто ты есть.

Соединение обрывается.

Я передаю устройство Кофи и жду мгновение, ощущая прилив адреналина, наполовину состоящий из злобы, наполовину из горечи.

Кулак сержанта сжимается на микрофоне, его костяшки белеют, когда я передаю сообщение Сета.

– Вот так просто, – рычит Кофи.

– От этого страдает Сет, а не мы.

Эширос вопросительно смотрит на меня.

– Это его ноша, мы будем слишком мертвыми, чтобы переживать. – Я делаю паузу, наблюдая, как в уголках их глаз проблескивает осознание. – Или вы пришли сюда не для того, чтобы убивать и умереть во имя Императора и Сангвиния?

– Нам нужно идти, скоро здесь будут вражеские подкрепления. – Эширос уже готовит роту, чтобы собираться и продолжить движение.

Я киваю.

– Сделайте для этого мира всё возможное.

– Капитан… – Лицо Кофи искажается, он не хочет этого слышать.

– Моё время вышло. Идите.

Кофи собирается отвернуться от меня, но я хватаю его за руку и указываю на нож. Он без вопросов передает его мне.

Я беру нож и засовываю его в кучу дымящихся осколков, пока лезвие не раскаляется докрасна. Открываю рот и одной рукой хватаю язык, а другой подношу к нему клинок.

– Пусть Кровь даст тебе сил. – Кофи делает мне честь, не отворачиваясь от того, как я, молча и со спокойным лицом, отрезаю себе язык.

Мои губы покрыты кровью, и я бросаю кусок мяса Кофи. Он с легкостью ловит его в воздухе и подвешивает на шею вместе с остальными.

– Возьми. – Эширос даёт мне тяжелый болтер. – Убивай, пока не умрешь, – говорит он, цитируя одну из любимых аксиом капеллана Апполлуса.

Эширос улыбается и уходит. Кофи остается на мгновение, ища слова, которые он никогда не найдет, перед тем как ускользнуть в ночь.

Я жду, одинокий дозорный во тьме. Я слушаю, как приближаются возня людей и грохот гусениц. Запах крови наполняет мои ноздри и ускоряет биение сердец. Мои мысли поглощены смертью, которая скоро заберет меня, и смертью, которую я принесу врагам.

Я – возмездие, я – ярость, я – гнев. Слова, который я произносил тысячу раз, всплывают в моем сознании, подобно поднимающейся буре. Моё лицо искажается в гримасе. Я передергиваю затвор тяжелого болтера и открываю огонь.

Черный «Громовой ястреб» был практически незаметен на фоне темного камнебетона литейного цеха. Он не поднимался в воздух с самого первого приземления на Неккарис, между двумя огромными трубами здания.

Первый Фанатик Гилон подошел к кораблю с осторожностью человека, который точно знал, что ожидает его внутри. Он на мгновение остановился, осматривая тьму. Несмотря на то, что говорили его глаза, он не был наивен, чтобы считать, что находился в одиночестве. Гилон провёл всю свою жизнь в вечной ночи Неккариса и научился обращать внимание на то, как вставали дыбом и дергались волосы на его шее. Там, в темноте, за ним следили боги. Он вдохнул, успокаивая нервы, и поднялся по рампе, в сумрак «Громового ястреба».

Внутри корабля было так же темно, как и снаружи. Гилон достал из туники лумо-палочку и резко разломил её. Химикаты внутри заискрились белым, пока не проявился обычный светло-зеленый цвет. Он пошел вперед, держа палочку перед лицом. «Громовой ястреб» был не рад его присутствию, светло-зеленое свечение придавало внутреннему убранству призрачные черты. Каждый шаг Гилона отдавался жутким эхом, внушавшим ему ужас. Корабль был больше похож на мавзолей, чем на воздушно-десантное судно. У стен основного трюма стояли древние статуи, высеченные из темнейшего камня. У ног каждой из них было оружие или ужасная реликвия, заключенные в стазис, назло времени. Гилон был здесь всего два раза. Первый из них – во время Дня Правды, когда боги пришли и освободили его от лжи фальшивого Императора. Второй – когда он привел свою армию к победе, зачистив столицу Неккариса от трусов, не желавших принять единственную правду. Гилон прошел к лестнице, ведущей на верхний этаж, и зажал люмо-палочку в зубах. Подтянувшись, он схватил первую перекладину. Она была настолько толстой, что он с трудом мог её обхватить. Подъем давался Гилону гораздо тяжелее, чем в прошлый раз, усилия истощали его уже старое тело.

По верхней палубе гуляли тени, как будто она была подсвечена дергающимся огнем костра. Гилон загнал в себя знакомое ощущение ужаса и убрал люмо-палочку в карман. В корабле не было ни намека на жаровню или открытый огонь, но за ним следовал треск горящего дерева, пока он пересекал палубу, чтобы войти в следующую комнату.

– Зачем ты пришел? – Голос Да’Ка Джумоке менялся, пока он говорил, напоминая ускользающий гром, шторм, собирающийся на горизонте.

Гилон упал на колени, распластавшись перед Да’Ка. Облаченный в черную броню бог сидел на троне из отполированного металла. Он был один в комнате, но при этом был более угрожающим, чем тысячи людей Гилона.

– Всё как ты говорил, повелитель. – Гилон смотрел в пол, пока говорил. – Космодесантники, Расчленители, они уходят.

– Ты уверен? – То, как резко Да’Ка задал вопрос, резануло по ушам Гилона.

– Да, повелитель. – Фанатик задрожал, пораженный ощущением крови, стекающей по его шее из ушей. – В этом нет сомнений. Мы…

Гилон дернулся, когда с трона Да’Ка раздался мягкий щелчок открытого комм-канала.

– Отзывайте братство. Мы закончили, – сказал Да’Ка, не обращая внимания на Гилона и двигаясь к выходу.

– Повелитель… – Гилон застыл с открытым ртом, вопрошая. Он повернулся, смотря на Да’Ка, пока космодесантник проходил мимо него. – Теперь, когда Расчленители ушли, мы можем захватить столицу. Я думал, что это час нашей победы. Мы должны возобновить ата…

Со скоростью, невозможной для его комплекции, Да’Ка схватил Гилона и поднял в воздух, поднеся его лицо к своему шлему.

– Повелитель… я не хотел вас оскорбить… – жалобно залепетал Гилон, увидев свое хрупкое тело отражающимся в непроглядной тьме шлема Да’Ка.

– Шшш, тише. – Да’Ка опустил голос. – Вселенная не желает слышать о твоей слабости.

– Почему, повелитель? Почему вы бросаете нас? – Губы Гилона дрожали, по щекам бежали слёзы страха.

– Мне наплевать на твой мир. Мой покровитель желает падения Расчленителей. Сет оставил своих воинов умирать, а такое самопожертвование ни для кого не проходит бесследно. Такие мелкие раны и убивают гигантов. – Да’Ка положил руку на лицо Гилона, наслаждаясь хрустом костей, когда он усиливал давление. – Хоть ты и жалок, я заберу твою жизнь. Ты будешь последним клинком, который оставит от моей души пустоту, которую нельзя будет ранить.

Челюсть Гилона была сломана, и он не мог кричать, когда щупальца синего пламени выползли из перчатки Да’Ка, чтобы поглотить его. Последние мгновения жизни Гилона воплощали собой ужасную, неописуемую агонию, а его кости горели с треском сухого дерева.