Текст книги "Путь архонта"

Автор книги: Энди Чэмберс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

К этим жутким реликвиям все еще льнули остатки сознания, которых было достаточно, чтобы отмечать прибытие чужаков и помнить, как они прошли мимо, или же, как в данном случае, предупреждать об их приближении. Они вращали глазами и шевелили губами, пытаясь сформировать слова, но, лишенные дыхания, не могли ничего сказать. И все же из ниоткуда звучала речь, как будто издаваемая сотней пересохших глоток – к несчастью, синтезированная, так как не было времени придумать более изящное решение.

– Вошел Экаринис, избранный мастер Девяти, – нараспев произнесли голоса.

Зиклеядес поднял взгляд и увидел, как приближается остролицый избранный мастер, спрятав ладони в рукава своей шиферно-серой мантии. Экаринис шел чрезмерно точной, механической походкой, как будто его ноги состояли из стальных прутов и зубчатых колес. Давным-давно он заменил свои глаза плоскими пластинками из черного кристалла, которые теперь зловеще мерцали в колеблющемся свете.

– Избранный мастер Экаринис, – по-официальному начал Зиклеядес, – я недоволен. Это беспрестанное нарушение границ…

– …приобрело новый аспект, – дерзко перебил избранный мастер. Звук его голоса сам по себе был особенной пыткой: скрежещущая, режущая, трескучая насмешка над языком, лишенная всяческого тепла и дружелюбия хотя бы к чему-то на свете. На миг Зиклеядес запаниковал, решив, что руководство сочло нужным заменить его, и что избранный мастер сейчас попытается лишить его жизни.

Но это был совсем не его стиль. Любимым средством избранного мастера было бесконечное терпение. Там, где остальные оступались или падали, Экаринис продолжал идти вперед, словно машина – безэмоциональная, безустанная, бездушная. Он продвигался по службе очень простым способом – переступая тела тех, кто пал перед ним. Избранный мастер был щепетилен до мелочей, но верен (по-своему). Он бы не стал ускорять падение патриарха-ноктис, а просто ждал бы, пока оно не произойдет. Разумеется, он также не стал бы ему препятствовать.

– Что за новый аспект? – резко переспросил Зиклеядес. Его скрытый страх проявил себя как раздражение. – Не трать мое время на загадки, Экаринис, я и так уже от них устал.

– В лабиринт проник отряд воинов-кабалитов, и они продвигаются сквозь него весьма целеустремленным образом, – проскрежетал Экаринис.

– Какой кабал? – изумленно выпалил Зиклеядес.

– Воины несут на себе знаки Черного Сердца.

От такой новости щупальца Зиклеядеса побледнели. Это было именно то, чего он боялся. Асдрубаэль Вект узнал о связи ковена с Разобщением, какой бы натянутой она ни была, и решил наказать их за это.

– Кто… кто их ведет? – прошептал он.

– Воинов ведет отступник Беллатонис, – с едким отвращением ответил избранный мастер, – и благодаря его поддержке они идут быстро и несут очень малые потери.

– Невозможно, – пробормотал Зиклеядес. – Нет… нет, Вект ни за что бы не проглотил ложь Беллатониса столь глубоко, чтобы заслать его сюда с собственным отрядом. Если вовлечен Беллатонис, значит, происходит что-то другое… Какое-то ухищрение, третья сторона, которая пытается противопоставить нас Векту… но кто? С кем таким связался отступник, у кого есть иная причина действовать против нас?

Экаринис хотел было заговорить, но замолчал, услышав риторический вопрос Зиклеядеса, и, судя по виду, начал обдумывать его в прямом смысле. Плоские черные кристаллы в его глазницах поблескивали, когда избранный мастер наклонял голову то в одну сторону, то в другую, размышляя над проблемой. Через миг Экаринис поднял голову, и его мерцающий взгляд встретился со взглядом патриарха-ноктис.

– Архонт Ниос Иллитиан из Белого Пламени, – выплюнул Экаринис. – Недавние доклады свидетельствуют, что Белое Пламя устроило открытое восстание против верховного властелина. Иллитиан также в прошлом имел дела с Беллатонисом и, как считается, покровительствовал деятельности отступника во время, предшествующее Разобщению.

Зиклеядес проницательно сузил глаза, когда Экаринис подытожил информацию. Он совсем недавно разговаривал с Ниосом Иллитианом на Центральном пике. Когда над городом разразилось Разобщение, Вект призвал выживших лидеров на Центральный пик, чтобы выдать им приказы и, что наверняка было куда важнее в глазах тирана, заново подтвердить свою власть над ними. Зиклеядес прибыл туда в качестве представителя ковена Черного Схождения.

Он не ожидал, что рядом с залом аудиенций с ним заговорит архонт Белого Пламени. Иллитиан говорил завуалированно, но явственно намекнул, что знает о роли Беллатониса в начале Разобщения. Он также обозначил свою готовность объединить силы, чтобы раз и навсегда покончить с гемункулом, создающим столько неудобств. Патриарх-ноктис быстро и вкратце описал Экаринису встречу с Иллитианом.

– Хорошо продуманная ложь, с целью выяснить, кому вы привержены и каковы ваши намерения, – уверенно заявил Экаринис.

– Или же, хотя и менее вероятно, таков был первоначальный замысел благородного архонта, однако последующие события заставили его передумать – Разобщению свойственно делать ход вещей текучим и хаотичным, – резко перебил Зиклеядес. – Так или иначе, я согласен, что Иллитиан – наиболее вероятный покровитель Беллатониса. Более того, если мы правы в этом предположении, то, скорее всего, архонт, о котором идет речь, находится здесь и напрямую руководит своими кабалитами.

– Иллитиан – единственный вероятный покровитель, – настойчиво сказал Экаринис.

Зиклеядес сварливо отмахнулся от педантичной придирки избранного мастера.

– По-моему, я только что сказал, что согласен с твоими выкладками. Даже если мы предположим, что эта теория верна, то вопрос заключается в следующем: что свело Беллатониса и Иллитиана вместе против ковена? Они не могли знать о проблемах, которые у нас происходят. Войдя в лабиринт, они пошли на смертельный риск, поэтому мы можем предположить, что им нужно что-то очень важное. Чего же они хотят?

Экаринис склонил голову набок, размышляя. Зиклеядес ждал, пока избранный мастер придет к тому же выводу, который патриарх сделал в тот же миг, как услышал имя Иллитиана. Мотивы Беллатониса понять было легко: жажда мести, алчность, желание порисоваться, гордыня и мелочная злопамятность – все это были очевидные варианты, и истина, скорее всего, витала где-то между ними. Но для Иллитиана была лишь одна возможная причина попытаться проникнуть в лабиринт Черного Схождения.

– Они желают освободить архонта Кселиан, – заключил избранный мастер.

Зиклеядес задумчиво кивнул в знак подтверждения, но его разум уже углубился в расчеты, как правильно передвинуть фигуры, которые ему подчинялись, и изменить саму игровую доску к своему преимуществу. Проблема Экариниса заключалась в отсутствии воображения, таланта предполагать, не опираясь на точные данные. Может быть, избранный мастер однажды и станет патриархом-ноктис, но сначала ему придется очень долго учиться, как манипулировать теми, кто невизжит от боли.

– Собери всех своих гемункулов вместе с их развалинами и гротесками, – сказал Зиклеядес, – даже с «Талосами», если какие-то еще остались на ходу. Сконцентрируй их вокруг шестьдесят четвертой расщелины. Нам надо устроить демонстрацию силы, а не сидеть и ничего не делать, пока Иллитиан не загонит нас в угол нашего же логова.

– Кабалиты хорошо вооружены, – предупредил Экаринис. Скрежещущий диссонанс его голоса наполнил фразу язвительным сомнением в компетентности Зиклеядеса.

– Я и не ожидал иного от Иллитиана – Белое Пламя остается одним из богатейших кабалов, несмотря на то, что уже больше шестидесяти веков терпит на себе злобу Векта. Как я и сказал, нужна лишь демонстрация силы, Экаринис, нечто, что докажет им, что они на верном пути и близки к своей цели.

Экаринис склонил голову набок, переваривая новую информацию.

– А потом? – коротко спросил он.

– А потом мы отдадим им то, что они ищут, – с широкой улыбкой ответил Зиклеядес.

Глава 15
ТАНЕЦ НА КРАЮ БЕЗДНЫ

Пестрый осторожно крался сквозь разрушенные мастерские, скользя то от колонны к скамье, то от шкафа к дверному проему. Здесь царил полумрак, подсвеченный лишь угасающими пожарами и искрящими проводами. Он полагал, что находится в районе, удаленном от Верхней Комморры и Горы Скорби, где-то ближе к окраинам того, что именовалось Старым Городом. Проще говоря, он заблудился, и даже не слегка.

Будучи выброшен из зиккурата Векта, Пестрый какое-то время бесцельно дрейфовал. Сальто-пояс спас его от немедленной и кровавой гибели под воздействием кинетической энергии на каком-нибудь шипастом шпиле. Под его костюмом, как во время любого другого представления, таилась антигравитационная суспензорная обвязка, вспомогательная система, позволяющая совершать эффектные акробатические трюки, которые порой требовались во время Маскарада. В этом случае незатейливое устройство спасло ему жизнь.

Остановившись на разбитой крыше, он наблюдал, как в километрах над его головой зиккурат и сопровождающая его армада продолжают свой путь среди высоких шпилей Верхней Комморры. По краям тучи кораблей блестели зарницы – вспышки их вооружения – и ощущались непрерывные стоны психической муки. Вект снова водружал каблук своего сапога на положенное место – на горло своего народа.

Когда Пестрый заметил, как от основного войска отделяется небольшая флотилия, это возбудило в нем достаточное любопытство, чтобы начать следовать за ней. Это был первый раз, когда он видел, чтобы что-то нарушило формацию воздушной армады, так что, очевидно, пришел в действие какой-то план. Отколовшаяся часть армии опускалась вниз, кружась медлительной спиралью, а арлекин, используя сальто-пояс, прыгал с крыши на крышу, с выступа на выступ, не отставая от нее.

Он не сводил глаз с кораблей, пока они полностью не погрузились в запутанные улочки Нижней Комморры. Там Пестрый непостижимым образом потерял их из виду. К тому времени, как он прибыл на место, там не было ни «Ядов», ни «Рейдеров». Они растворились в истерзанном городском ландшафте так, как большие кошки сливаются с джунглями.

Область, которую теперь исследовал Пестрый, представляла собой не более чем базар, созданный семействами ремесленников, которые работали вместе под номинальным руководством мелкого архонта. Благодаря взаимной защите мастера могли, по большей части, свободно заниматься работой, не испытывая постоянный страх порабощения какими-нибудь вернорожденными из более высоких звеньев пищевой цепочки. Это был лишь кусочек лоскутного одеяла из крохотных территорий, что покрывало Нижнюю Комморру. Среди громадного простора шпилей, ярусов, округов и кварталов, из которых состояла Комморра, местность размером с город, по которой теперь бродил арлекин, считалась просто улицей. Комморриты называли ее улицей Ножей.

Как и многие другие уголки Комморры, которые помнил Пестрый, она когда-то была полна темных чудес. Здесь мудрость и талант, накопленные за тысячи лет, посвящались созданию поистине фантастических артефактов. Конечно, практически все они были оружием того или иного рода: острым, легким, удивительно сбалансированным и абсолютно смертельным – или нет, если так хотели его создатели. Многие виды оружия, которые с такой любовью изготавливались в этих мастерских, были созданы не просто ради убийства, а для того, чтобы причинить максимально возможный вред. Винтовки, стреляющие высокоскоростными осколками из сложных кристаллизованных токсинов, нейроагонизаторы, раздирающие плоть цепы, отравленные клинки, и прочая, и прочая – целый перечень ужасов, которые создал злобный гений, порожденный долгими веками темных интриг.

Все это значительно отличалось от аналогичных мест на искусственных мирах. Там, в светлых открытых залах, психически одаренные костопевы вытягивали свои творения в реальность из самой материи бытия. На протяжении месяцев, а то и лет, они придавали необходимую форму призрачной кости и другим психопластическим материалам, и каждая вещь была уникальным самовыражением тех, кто участвовал в ее создании. Такие методы были недоступны психически нечувствительным темным сородичам. Они, или, точнее, их рабы, физически формировали свое оружие при помощи инструментов и машин, создавали его из чистой квинтэссенции алмаза или стали, закаляли в плазменных огнях и наполняли энергиями, украденными у самих звезд.

Пестрый ступал легко, стараясь не наступать на размотанные кольца моноволоконной проволоки и разбросанные лезвия, тускло мерцающие на земле. Обитатели этого места быстро его покинули, возможно, закрыв свои лавки еще до того, как Разобщение поразило город. Здесь застоялся гнилостный запах варп-энергий и чувствовались следы демонов, но они становились все более и более обычными явлениями по мере того, как Пестрый спускался в запутанные лабиринты нижних уровней Комморры.

Пестрый не любил красться и даже скрываться. Он бы куда охотнее прогуливался или прыгал, но, к сожалению, сейчас было не время для подобных развлечений. Краем сознания он болезненно чувствовал, как в город проникает Хаос – словно кто-то вбивал в череп крошечные гвозди мигрени. Пестрый ощущал, что острое зловещее чувство, которое посетило его по прибытии в город, постепенно утихало, но его заменяло нечто иное, и, по его мнению, оно было гораздо хуже.

Становилось все жарче. Чем дальше он углублялся по улице Ножей, тем больше возрастала температура. Сначала Пестрый опасался, что натолкнется на пожар, и ему придется повернуть назад и искать иной маршрут. Это был бы не первый случай, когда он встретился с такой проблемой, но на этот раз он не чуял никакого запаха дыма. Впереди над искривленной дорогой, которой он следовал, распространялось колышущееся оранжевое сияние, но у него не было той живой изменчивости, что бывает у настоящего огня.

Пестрый осторожно пробирался вперед, чтобы разглядеть источник света и тепла. За поворотом к дороге примыкал переулок, пробивающийся меж зданий, и в конце резко переходил в вереницу широких, грубо высеченных ступеней, ведущих вниз. Стены переулка ярко сверкали отраженным светом, и когда Пестрый приблизился к началу лестницы, на него пахнуло жаром, как из топки. Заглянув вниз, он увидел, что ступени обрываются так чисто, словно их отсекли ножом. Он спустился вниз, насколько это было возможно, взялся за торчащую балку у самого подножия ступеней и высунулся наружу, чтобы оглядеться вокруг.

Громадная сеть огненных каскадов медленно сползала с верхних ярусов. Длинные тягучие потоки расплавленного металла и камня изливались на здания слева и справа от Пестрого. Нити переплетались и искривлялись, опускаясь вниз, и разъедали фасады зданий, превращая их в дымящиеся опустошенные останки. В изумлении созерцая это зрелище, Пестрый чувствовал кожей их чудовищный зной.

Это могло случиться лишь из-за невообразимо жаркого пламени, вспыхнувшего наверху, в одном из шпилей. Может быть, рухнул корабль, и его термоядерное сердце прожигало себе путь вниз, или же пожар размером с город породил самоподдерживающийся огненный вихрь, который питал сам себя, пока не достиг температуры белого каления. Арлекин печально покачал головой. С той же вероятностью огнепад мог быть порожден оружием, которым воспользовались сами темные сородичи. Какова бы ни была причина, эта сцена воплощала его худшие страхи касательно города – что нерадивость или чрезмерно сильные реакции превратят его в безжизненную пустошь, где беснуются враждебные силы стихий.

Пестрый посмотрел вниз. Отсюда можно было спуститься к различным местам, где виднелись секции лестниц, балконов и балюстрад, уцелевшие под потоками расплавленного металла и камня. Эти торчащие куски располагались на неравных промежутках друг от друга, и ни один из них не выглядел по-настоящему устойчивым. Огнепады с каждым мгновением меняли свое течение, поэтому нельзя было гарантировать, что путь, изначально казавшийся безопасным, не окажется вскоре затоплен медленно распространяющейся раскаленной смертью. В самом низу этого простора, похожего на скалистую местность, клубилась густая тьма, которая как будто пыталась вскарабкаться выше, удерживаемая лишь частыми огненными дождями.

Арлекин был совсем не против риска – безрассудная храбрость была, по сути, важной частью его смысла жизни – но он пришел к выводу, что попытка преодолеть постоянно меняющиеся огнепады на одних лишь нервах и сальто-поясе будет поистине самоубийственным деянием. Он надул губы, позволил скучному здравому смыслу одержать верх (опять!) и повернулся, чтобы снова взойти по ступеням на улицу Ножей.

Тут Пестрый замер. На вершине лестницы стояла группа темных сородичей. Они были облачены в шипастые доспехи и держали в руках столь же шипастое оружие, которое нацелили прямо на него. Он начал поднимать руку, чтобы с небрежным изяществом помахать им, но увидел по их аурам, что они не просто проявляют осторожность. Они были намерены его убить.

Арлекин превратил движение руки в начало сальто, повернулся и одним текучим движением кувырнулся в сторону. При этом он активировал голокостюм, так что его силуэт разлетелся облаком сверкающих фрагментов. Высокие стены переулка превратились в смертельную ловушку и запели от высокого отрывистого звука осколочных орудий, стреляющих на полном автоматическом режиме.

Сверхскоростные снаряды хлестали по ступеням, высекая из них каменную крошку. Пестрый отчаянно метался, пытаясь опередить шквал огня. Он взбежал по стене, найдя там временное убежище, но потом ему пришлось кувырнуться через голову и снова приземлиться на лестницу. Снаряды загнали его на самый край обрыва, где тот завис на долю секунды, комично размахивая руками, будто мельница. Потом с диким смехом Пестрый сдался и прыгнул, швырнул себя в перегретый воздух с мыслью, что старый скучный здравый смысл не всегда получает то, что хотел.

Он крутанулся в воздухе и подобрался, чтобы приземлиться на плоский каменный выступ, торчащий в десятке метров под устьем переулка. По близлежащей стене стекал толстый шнур жидкого пламени, образуя лужу на одном конце выступа, которая медленно сползала через край, чтобы продолжить падение в пропасть. Жар стоял невыносимый, и Пестрому пришлось отскочить снова, так как на его коже начали взбухать волдыри.

На этот раз он попытался прыгнуть горизонтально, настолько далеко, насколько возможно. Он приземлился на скелетообразный каркас из балок и решеток, который, несмотря на тяжкие повреждения, продолжал держаться за отвесный склон города, словно остатки разорванной паутины. Подобно лаве, потоки прошли прямо сквозь остов, отчего тот оплавился и выгнулся. В некоторых местах металл все еще испускал тусклое вишнево-красное свечение, и хотя Пестрый приземлился легче перышка, структура все равно тревожно заскрипела под его весом. Он неподвижно замер на месте и огляделся, ища признаки погони.

Отсюда он не мог даже разглядеть тот переулок с обломанной лестницей. Дым и медленно падающее пламя скрывали значительную часть обзора. Место, откуда он спрыгнул, могло быть любой из сотен темных расщелин в истерзанном отвесном склоне наверху. Пока что арлекин был в безопасности – насколько это можно сказать про того, кто находился в столь шатком положении в считанных метрах от смерти в огне. Откуда же появились нападавшие? Пестрого не так-то легко было застать врасплох – он должен был почуять их присутствие и намерения задолго до того, как увидел их.

Каркас резко покачнулся под его ногами, и Пестрый быстро обернулся, чтобы встретить своего подлинного преследователя.

– У тебя даже нет оружия наготове. Я разочарована, – промурлыкала леди Аурелия Малис, шагая вперед по перекрученному металлу.

Архонт кабала Ядовитого Языка блистала своей экзотической красотой в свете, источаемом огненными каскадами. Ее облегающие доспехи подчеркивали каждый соблазнительный изгиб тела, ее волосы низвергались рекой чистой полночи, подкрашенной пламенем, а ее красные, красные губы таили обещание сводящего с ума желания.

– Я несомненно обезоружен вашей красотой, о милая леди, – с чистосердечной улыбкой сказал Пестрый, – хотя на самом деле я скорее любовник, чем боец, а если точнее, я больше клоун, чем мрачный воин. Может быть, вы надеялись вызвать меня на поединок или что-то вроде этого? Боюсь, это не совсем мой конек.

Малис коварно улыбнулась в ответ и кокетливо раскрыла веер из лезвий, словно прикрывая свое нескромное удовольствие.

– Нет нужды быть таким застенчивым. Я не хочу убивать тебя, маленький клоун, – заверила она, и Пестрый подумал, что никогда еще не было столь сладостной лжи. – Я просто хочу посмотреть, возможно ли это.

Она как будто без умысла взмахнула веером в направлении Пестрого. От этого жеста с веера сорвались мономолекулярные чешуйки размером не больше ногтя и помчались к его незащищенному горлу. Арлекин резко выгнулся в талии, чтобы уклониться от микролезвий, но по-прежнему не отрывал от нее глаз.

– Я абсолютно так же смертен, как и вы. В этом я могу поклясться, моя леди… – галантно сказал он и быстро пригнулся, уходя от второго потока лезвий, – …и я не буду сражаться с вами без причины.

– Ты смеешь называть меня смертной? – прекрасное лицо Малис исказилось от презрения. – Я не рабыня времени и случая. Я буду жить вечно, если только меня не подведут мои разум и сила. А этому не бывать.

С этими словами она достала свободной рукой меч и взмахнула им в сторону Пестрого. Клинок у меча был больше метра, что делало его необычно длинным для одноручного комморритского оружия. Первая треть клинка перед острием изящно изгибалась в стиле, излюбленном в Комморре, а металл покрывали текучие руны, сияющие внутренним огнем.

Пестрый снова улыбнулся, на этот раз скорее извиняясь.

– Простите мне это непредумышленное оскорбление, моя леди, я не хотел усомниться в вашем бессмертии, включив вас в свои сожаления о собственной хрупкости. Вера в себя – воистину величайшее преимущество тех, кто живет в сем великолепном городе, и вы особенно щедро наделены этим свойством…

Малис неторопливо размахнулась, метя ему в голову. Пестрый отскочил на шаг, чтобы спастись от лезвия, рассекшего воздух, и почувствовал, как металлическая решетка, на которой они стояли, немного сдвинулась под ногами. Через плечо Малис он видел красноватое сияние во мгле, которое становилось все ярче – видимо, к ним приближался еще один вязкий поток жидкого пламени.

– …и все же, повторюсь, я вынужден настоять на своем невмешательстве, – более настойчиво проговорил Пестрый. – У нас нет причин сражаться в такое время.

– Ты сказал, что ты любовник, а не боец, – заметила Малис, и кончик ее клинка ринулся к глазам Пестрого. – Я нахожу сражение и соблазнение весьма похожими занятиями, так что, по твоему собственному признанию, ты должен быть хорошо натренирован и в том, и в другом.

Пестрый снова изогнулся, чтобы спастись от острия, и чуть не попался, когда колющий удар превратился в короткий режущий взмах по мановению руки Малис.

– Должен признать, я не могу разглядеть прямой связи, – непринужденно отозвался он, уклонившись. – Полагаю, и то и другое может вызвать немало пота и стонов, но конечные цели у них, я бы сказал, диаметрально противоположны.

Леди Малис чуть опустила клинок и наградила Пестрого совершенно лучезарной улыбкой, но тут же с притворной скромностью спрятала ее за веером. Пока что она с ним просто играла. Ее атаки были неспешными, почти шуточными, но в них все же таился намек на ослепительную скорость и мастерство, которыми она обладала. Арлекин старался не терять равновесие, одновременно взвешивая свои шансы на побег.

– Хорошо, – сказала Малис и снова праздно взмахнула мечом. – Я имела в виду, что оба занятия включают в себя три четко разделенные фазы. Они начинаются с преследования, когда нужно найти партнера и известить его о своем существовании, чтобы он понял, что является объектом желания. Далее наступает первый момент близости, когда раскрывается твоя подлинная страсть.

С этими словами леди Малис взорвалась движением, закрутилась на месте, обрушив на противника вихрь ударов длинного клинка и веера из лезвий. Несмотря на свою осторожность, Пестрый обнаружил, что скорость и натиск этой бури застали его врасплох. Теперь он мог лишь пригибаться и уклоняться, чтобы опережать мелькающий клинок, а она наступала, вынуждая его пятиться по перекрученным каркасам, словно нерадивого ученика.

Малис теснила арлекина до тех пор, пока за его спиной не осталась лишь зияющая бездна, и он опирался на скрипучий металл лишь пальцами ног. Она нацелилась в его сердце и сделала последний, презрительный укол – удар, от которого он должен был либо прыгнуть, спасаясь в смертельно опасной пустоте, либо расстаться с жизнью.

В последний миг клинок леди Малис ушел в сторону, отраженный коротким изогнутым ножом, который словно по волшебству появился в руке Пестрого.

– Так ты все-таки вооружен, – с издевкой произнесла Малис, замахнувшись стальным веером на запястье противника, чтобы рассечь сухожилия. – Однако твой клинок невелик – ты, должно быть, не так уверен в себе, когда поблизости инкубы с их громадными клэйвами.

Арлекин отбил в сторону острый как бритва веер, пригнулся, уходя от мгновенно последовавшего за этим взмаха меча, перекатился под свистящим клинком и снова на шаг отступил по шаткой решетке.

– Его достаточно для моих потребностей, – спокойно ответил он, парируя очередную атаку, – хотя я всегда считал, что мой ум, каким бы коротким он не был, есть лучшее оружие.

Исход любой битвы между носителями длинного меча и короткого клинка, если они обладают одинаковым мастерством, неизбежно диктует тот, кто может достать противника на большем расстоянии. По крайней мере, так учили Пестрого, когда он постигал премудрости клинков у существ, которые провели целые жизни в размышлениях над подобными вещами. Он попытался поддержать разговор, чтобы отвлечь ее и сохранять дистанцию.

– Например, теперь мне кажется очевидным, что это вы – та, за кем я проследовал вниз из верхнего города, – весело заметил Пестрый. – Вы отправились провернуть какое-то свое дельце, так ведь? Надо полагать, что с благословения Векта, поскольку вы не скрывали свое отбытие от его армады ужаса.

Она снова бросилась на него, и он отступил. Мастера клинков научили его терпению. Если боец с меньшим пределом поражения попытается силой приблизить развязку, это почти наверняка приведет к фатальному исходу для него, а не для его противника. Терпение – вот ключ.

– Должно быть, твой ум так же короток, как твой клинок, если ты так долго приходил к этому выводу, – рассмеялась Малис, нещадно осыпая его колющими и рубящими ударами. – Когда мои кабалиты доложили, что за нами кто-то следует, я была рада услышать, кто это. Я решила, что просто обязана встретить тебя лично. Ха!

Пестрый отпрыгнул от нацеленного в живот удара, который оставил Малис значительно открытой для контратаки. Единственное, что мог делать воин с коротким клинком, это защищаться до тех пор, пока соперник не проявил бы достаточную щедрость, открывшись из-за слишком увлеченной атаки – как только что сделала Малис. Пестрый проигнорировал возможность и вместо этого проплясал в сторону, сделав намек на куртуазный поклон, когда Малис бросилась следом.

– Сожалею, что нас не представили друг другу, милая леди, – сказал Пестрый. – Меня зовут Пестрый, и я весьма рад встрече с вами, леди Аурелия Малис из кабала Ядовитого Языка.

– Я знаю, кто ты такой, – рассмеялась Малис, нанося еще один рубящий удар, – и знаю, что ты посещал дорогого Асдрубаэля. Что ты сказал ему при встрече? Поделись со мной, и, может быть, я сохраню тебе жизнь… за вычетом, пожалуй, одной-двух конечностей.

Меч Малис прошел в считанных миллиметрах от Пестрого. И снова он был вынужден в последний миг парировать его ножом. В подобной схватке воину с коротким клинком становилось в какой-то мере легче принимать решения. Полная оборона могла позволить даже среднему бойцу некоторое время оставаться в живых. Именно желание атаковать, перейти в нападение в конце концов убивало даже самых умелых дуэлянтов.

– Это не секрет, – ухмыльнулся ей Пестрый. – Я с радостью поделюсь интимными деталями моей беседы с верховным властелином: я предупредил его об угрозах со стороны так называемых богов Хаоса и о том, что начали претворяться в жизнь планы, цель которых – распространить их влияние на город. Он сказал мне, что поверил моим словам.

– Хорошо, – отозвалась Малис, не выразив никакого явного интереса к сообщению, которое Пестрый принес Векту, – так почему он приказал тебе следовать за мной?

– Он этого не делал, – не думая, ответил Пестрый, пригибаясь под очередным взмахом.

Малис улыбнулась лучезарной улыбкой триумфа.

– Значит, он не сможет пожаловаться, что я убила его агента, так ведь? – сказала она и обрушилась на него с удвоенной яростью. Теперь ее удары больше полагались на силу, чем на умение, и она полностью использовала свое преимущество в длине оружия и балансе. Она беспрестанно поддразнивала Пестрого, буквально тыкала носом в его нежелание контратаковать.

Арлекин пригибался, уклонялся и парировал, в то время как каркас под ними издавал все более тревожные протестующие взвизги, предупреждая о неминуемом падении. Он сконцентрировал все свое немалое умение на том, чтобы защитить себя, и надеялся, что Малис когда-нибудь устанет.

Уроки мастеров клинка о терпеливой обороне дополнялись и укреплялись тем фактом, что в этом случае Пестрый не желал убить свою противницу. Однако он быстро приближался к тому моменту, где, как он предвидел, ему бы пришлось попытаться причинить ей вред, просто чтобы остаться в живых. Если свирепость ее атак вскоре не утихнет, то, возможно, первым устанет он сам.

– Я был… настолько вежлив… что раскрыл все, что знаю, – выдохнул Пестрый после казавшегося бесконечным времени среди смертоносного танца клинков. – Почему бы не проявить снисхождение к несчастному обреченному шуту, сделав то же самое? Куда вы направлялись?

Губы леди Малис изогнулись в злорадной улыбке.

– Думаешь, я отвлеклась от цели? Может, я и решила поиграть с тобой, но мои кабалиты не сидят сложа руки, ожидая, пока я закончу. Фактически, они уже должны быть совсем рядом…

Она внезапно прекратила атаки и стремительно перешла в позицию обороны. Стоя и холодно глядя на него на фоне огнепадов, она выглядела великолепно и уверенно в себе. И все же Пестрый заметил легчайшую дрожь ее клинка, как будто ее хватка ослабела от усталости. Видимо, она все же была не совсем неутомима. Он напомнил себе не расслабляться. Внешний вид любого комморрита мог быть обманчив, и во всем мог скрываться какой-то трюк.