Текст книги "Лаура"

Автор книги: Эммануэль Арсан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Она улавливает момент, когда я жду новых ощущений, более определенного наслаждения, и изменяет позицию. Она укладывается параллельно моему животу, так что ее рот скользит вдоль моего фаллоса во все увеличивающемся темпе. Одновременно ее рука начинает совершать вращательные движения у основания пениса, увеличивая в одно и тоже время давление, предохраняющее от преждевременного извержения спермы и одновременно стимулируя его.

Теперь Мирта двигает губами взад и вперед в определенном ритме вдоль моего копья. Каждый раз губы на мгновение выпускают его изо рта, а затем жадно, поспешно и чувственно заглатывают, пока он не доведен до последней степени возбуждения. Затем она подводит его прямо к своему влагалищу. Здесь он набухает и становится твердым, как камень. После небольшой паузы губы снова без устали продолжают свою работу.

Я подумал: вот теперь, в это самое мгновение, я должен взорваться! Плотно закрыв глаза, я испытываю головокружение. Две руки Мирты продолжают неустанно трудиться вместе с ее ртом и в этот момент меня охватывает невероятная и Неожиданная дрожь, а она начинает регулировать накатывающиеся друг на друга спазм, от которых я содрогаюсь всем телом.

Рот и руки Мирты доставляют мне более мощное, более продолжительное, более упоительные наслаждение, извлекают из меня больше семени, больше оргазмов, чем любые другие части тела любой другой женщины. Уже потом, когда мне кажется, что силы мои иссякли, мягкие движения этих чудесных нежных пальчиков и ее проворного языка вызывают во мне последний спазм, еще одну экуляцию.

И уже потом, отдыхая своей головкой на моем животе, Мирта жадно слизывает языком последние капли семени, собирает ее с головки члена и проглатывает их, мурлыча и удовлетворенно вздыхая:

– Ах, как это все чудесно!

Возможно, мы немного поспали после этого, я не знаю. Когда я пришел в себя, мы все еще лежали в той же позе. Я начал ласкать ее черные волосы, покрывшие почти половину моего тела, затем, не изменяя позы, подбросил веток в костер, пошевелил огонь.

Через пламя я увидел, что голова Лауры теперь уже лежала на груди Николаса, и оба они все еще крепко спали.

Глаза Тиео были широко открыты, и она улыбалась мне. Я послал ей воздушный поцелуй. Мирта подняла голову и попросила:

– А теперь удовлетвори меня.

Я надолго улегся на нее и, одновременно, – невидимым Мирте языком – ласкал промежность Тиео, чьи прямые губы, пухлые и уступчивые, отчетливо помнил между раскинутыми ногами.

Время от времени Мирта постанывала: «Я кончаю!» И достигала вершины. Я доводил ее до оргазма несколько раз, вознамерившись довести до изнеможения, готовый к тому, чтобы она умерла от удовольствия.

Я надеялся, что в это время Тиео занимается онанизмом, пока наблюдает за нами. В тот момент я не мог видеть ее, но мы были ближе, чем она, к костру, и я был уверен, что она не пропустит ничего из наших занятий: мы делали все это и ради нее.

Мирта знала, что в то время, когда я целую ее, я думаю о девочке. И я чувствовал, что эта мысль возбуждает ее еще больше, приводя к более мощному коллапсу. Это также возбудило меня, и я почувствовал, что мой пенис отвердел.

Когда я не смог уже выдавить из Мирты больше ни одного стона и она, казалось, совершенно обессилела и выдохлась, я трахнул ее. Я трахал ее медленно и нежно, ради своего удовольствия и ради Тиео. Мой член не мог, я в этом был уверен, войти в ее тугую кошечку, но в Мирту я погружался и выходил без малейших угрызений совести, и это было прекрасно. Влагалище Тиео, в которое я мысленно проникал, трахаясь с Миртой, было самым лучшим из всех, какие я когда-либо знал. Самое нежное. Самое чудесное. Самое трудное лишить девственности. Но и самое желанное.

Мирта пришла в себя, ожила и взяла все в свои руки, так как понимала, что если она мне позволит действовать по своему усмотрению, то я снова кончу в нее слишком быстро, и она не получит удовлетворения.

Она отодвинулась от меня, встала рядом на колени, сняла юбку, которая все еще была на ней, отбросила ее в темноту, снова встала во весь рост, прекрасная в своей наготе в отблесках пламени, водрузила себя на мой пенис, взяла свои груди руками и начала свой танец.

Она кончила немедленно, кусая губы, чтобы не закричать, затем оставила в покое свои груди и на этот раз устроилась на моей груди. Эластичность ее бедер позволяла ей подниматься мягко и медленно, пока мой пенис почти полностью не выходил из нее. Затем, мощно и быстро, она возвращалась в прежнее положение, так что мой фаллос проникал в нее снова и достигал самой шейки матки.

Этот толчок заставлял ее вздрагивать от наслаждения. Она оставалась в таком положении на мгновение, совершенно неподвижная, ощущая присутствие в ее теле этого странного предмета, который она любила, и, пытаясь сдержать оргазм, который заставлял терять сознание. Не сумев сдержать удовлетворение, она, наконец, второй рукой начинала возбуждать себя.

В момент оргазма она вздрагивала, задыхалась и, казалось, что вот-вот потеряет сознание. Но затем она снова набиралась сил и продолжала сражение. Она становилась мужчиной, покрывая тело женщины, роль которой в этот момент играл я.

С мужской страстью она проникала в меня, пронзала меня воображаемым фаллосом, вспахивала, бороздила, используя мое влагалище, закалывала меня с безжалостным удовольствием, пока я не начинал кричать и стонать.

Затем, удовлетворенная, она извергалась в меня, уже не в состоянии думать ни о ком, кроме себя…

Но когда она снова пришла в себя, она нашла мой фаллос в себе, он был все еще в боевом положении, гордый тем, что смог выдержать ее натиск, и не уступить. Хриплым голосом она простонала:

– Я не могу больше продолжать, продолжай сам и прикончи меня.

Но именно она, однако, начинала двигать своим тазом, зная, что все, на что она способна в этот момент, это заставить мой член скользить взад и вперед по ее влажному влагалищу, и что я не способен остановиться.

И все же я удержался и сумел укротить свое желание. Она приостановила свои движения, став похотливой и распущенной, и предложила:

– Лиши невинности Тиео!

– Она слишком юна!

– Нет! – настаивала она. – Я знаю. Я сама лишилась девственности в ее возрасте!

Она сильно прижалась ко мне, поднеся мои руки к своей груди и проникая языком в ухо, сладострастно облизывая его. Ее живот стал чуткий, неловкий, открытый и беспомощный, ожидающий, чтобы я научил ее. Ее поясница и ягодицы уже не двигались взад и вперед и не стремились одолеть меня, а упрашивали, чтобы я сказал, что делать дальше…

Я снова перевернул ее, широко раздвинул ноги, намереваясь идти до конца, раздавить собой ее девственное влагалище. Когда, она почувствовала, что я достиг апогея, она позвала:

– Тиео!

Юная девушка пришла сразу же. На ней все еще был саронг, который она без колебаний сняла и обнаженная легла, прижавшись к Мирте, спрятавшись в нее, будто они были единым целым.

Я держал ее в своих руках, прижав теснее к горячей коже Мирты и к своему трепещущему телу.

Мирта прошептала Тиео в губы:

– Отдайся, маленькая бабочка! Отдайся целиком!

Тиео кивнула, давая тем самым знать, что все поняла, что она согласна и отдаст себя. Мирта сказала мне голосом, полным несказанного счастья и радости:

– А теперь войди в нас!

Держа их вместе в своих объятиях, я вошел. Оргазм был сказочным. Я изверг свое семя не в одну из них, а, как того хотела Мирта, излил его в их двойное сердце, в их единое тело.

Все трое мы оставались в таком положении очень долго. Затем мои любимые отпустили меня. Мирта сказала Тиео:

– А теперь пора спать.

Девушка вернулась на прежнее место, но не стала ничего надевать. Обнаженная, она удобно положила голову на мой рюкзак, перекинув саронг через ноги и оставив открытыми свои бедра и живот. Затем она закрыла глаза.

Неохотно я отвел от нее взгляд и стал смотреть на звезды. Луны на небе не было.

– Что ты ищешь? – очень спокойно спросила Мирта. – Разве ты не получил все сегодня ночью? Все, что ты хотел? Все, что ты мог получить?

– Да. Но осталось еще что-то, чего я не получил.

– Почему ты не смеешь хотеть невозможного? – прошептала Мирта. – Это так прекрасно!..

Она была права. Мое сердце было, переполнено чувствами, желанием смеяться и плакать одновременно, духовным и физическим озарением, это бесконечное откровение, которое проходит и остается в памяти, – разве это не счастье?

Оно ли это?

Я не знаю и никогда не узнаю. Что толку обманывать себя? Никакой тайный обряд не научит меня. Никакая чужая мудрость. Никакая легенда. Нет никакого Нового Солнца ни в реальных, ни в воображаемых небесах, которое может подняться над этой землей и возродить меня, сделать меня другим.

Я не научу свою жизнь сначала ни в первый день приближающегося года, ни в какое-то другое время, здесь или где-нибудь еще. У меня есть только одна возможность: продолжать жить этой жизнью, своей собственной жизнью человека, который не знает своего будущего. До последнего дыхания мое горло будет пересыхать от неопределенности. Мои пробы, ошибки и фальшивые начинания никогда не иссякнут.

Разве справедливо не попытаться рискнуть и испытать эту возможность? Это моя собственная судьба… судьба каждого. У людей нет другого выбора – принять ее или не принять, то есть жить или умереть нашими собственными смертями и жизнями. Нам не дано испытать другие желания, понять другое знание, другой вид риска. Нет другой тайны, нет другого чуда. Играть другими смертями или жизнями – бессмысленно. Невозможно забыть даже свои собственные жизнь или смерть.

Прекрасно, что это наш единственный шанс. Но никто не смог бы заставить меня назвать это счастьем. Невозможно быть счастливым без знания.

Я смотрел на звезды, а моя любимая смотрела на меня. Я спросил:

– Ты когда-нибудь мечтаешь, Мирта?

– Да, мечтаю! – ответила она. – Но не жду, что мои мечты осуществятся.

Ее голос вспугнул ночную тишину. Она продолжала:

– У меня нет надежды. Нет страха. Поэтому я свободна, – она прижалась лбом к моему виску, она любила делать это, и это мне нравилось. Она говорила глухим, настойчивым тоном, будто спорила не ради себя, а ради кого-то другого: как будто чья-то безопасность зависела от силы ее убеждения, от того, встретит ли она понимание у меня или у других:

– Я выбрала свою жизнь. Я борюсь со своим телом, использую время, отпущенное мне. Я люблю этот мир, люблю это время и не сдамся вечности.

Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза:

– Любовь моя, если ты тоже перестанешь надеяться, то, возможно, найдешь, что ищешь.

Как обычно, мы проснулись на рассвете, но долго не вставали. Я первым открыл глаза, когда солнце уже было высоко и подумал, что мои друзья очень устали и решил не тревожить их.

Пытаясь не шуметь, я пошел умываться в реку, сожалея, что моя бритва, как и многое другое, утонула, когда мы проходили пороги.

Что-то беспокоило меня, но я не мог понять, что именно. На берегу, эта тревога стала более навязчивой: чего-то не хватало – но чего…

Боже праведный. Я внезапно отбросил от себя одежду, которой вытирался и, как маньяк, побежал на другой конец островка. Наконец я понял, что произошло. Там, где вчера вечером стояли наши два каноэ, не осталось даже следа на песке, ничего.

Я взглянул вверх по реке, глазами обшарил восточный и западный ее берега. Напрасно. Я знал это заранее, и даже не стал доверять, на месте ли наши четыре гребца. Тишина и спокойствие, царившие на островке, свидетельствовали, что их след давно уже простыл. Я проклинал наших исчезнувших гребцов. Но вскоре на меня напал сумасшедший смех, который развеял мое мрачное настроение. Я сказал сам себе:

– Как бы то ни было, всякий знает, что в рай можно попасть только на своих двоих!

Мои друзья еще спали. Я вытащил Мирту из рук Тиео. Она не пошевелилась, но я уже привык к этому! даже в лучшие времена ей нужно было минут десять, чтобы проснуться окончательно. К удивлению, Лауру и Николаса было также трудно поднять. Откуда взялась такая летаргия? даже Тиео с трудом удалось разбудить. Я ее растормошил, чтобы она помогла мне разжечь костер. Заодно мы проверили, что осталось от наших припасов.

На Николаса исчезновение каноэ произвело удручающее впечатление, а Лаура просто указала в проход между скалами:

– А если мы отправимся в этом направлении пешком?

– Это можно, но неизвестно, куда мы придем.

– Итак, ты не знаешь, куда нам идти?

Николас вынужден был признать, что у него нет ни малейшего представления об этом.

– Только Тиео может знать.

И точно. Тиео объяснила, что мы можем попасть на горную площадку, где будет происходить церемония, как по воде, так и по суше. Только пешком более утомительно.

– Спешить некуда, – сказал я. – У нас есть еще четыре дня в запасе.

– Нет причин отчаиваться, – заметила Лаура.

Позавтракав фруктами, мы разделили то, что осталось от наших вещей. Затем перешли реку, которая отделяла нас от холмистого прохода.

Я напрасно пытался выделить какую-то особенность каждой возвышенности, все холмы были абсолютно одинаковые под темными плащами кокосовых пальм, отливающими серебром под светом облачного утреннего неба. Эта однообразная гряда, казалось, вела туда, откуда мы пришли. Где уверенность, что мы не будем ходить кругами по этим возвышенностям, отличить которые одну от другой было невозможно? Я был подавлен, испытывая странную слабость в ногах. Даже если предположить, что Тиео не заблудится на этих склонах, хватит ли у нас сил, чтобы перейти их? Сможем ли мы попасть туда вовремя? И попадем ли вообще?

На третий день на нашем пути встретились водопады, каждый из которых был захватывающей дух высоты и величия. Падающая вода меняла цветовую гамму и принимала все новые оттенки. Шум ее совсем не казался устрашающим, скорее, он звучал, как колыбельная песня. С ним смешивалось пение птиц, разнообразное и веселое.

У подножия нижнего водопада квадратное пространство воды, спокойное и темно-зеленое, как бы приглашало нас побарахтаться в нем. Это было сказочное озеро, о котором рассказывают в детстве.

Мы же были чумазые и запачканные грязью после двух дней и ночей проливных дождей. Последний ливень закончился полчаса назад, и на наши ботинки налипли комья грязи. Мы потеряли еще один рюкзак, проходя над пропастью. Эта непредвиденная передышка была нами встречена с радостью. Но не было сил сразу же окунуться в чистую воду, и мы стояли у края озера, просто любуясь.

Мы исчерпали все возможные темы для разговора, и поэтому просто молчали. Возможно, у нас не было чему учиться друг у друга, но я считаю, что мы стали меньше знать друг о друге. Мы уже начали думать, что было легче общаться с людьми одного и того же происхождения в привычном кругу, чем тащиться по тяжелым переходам с воспаленными ногами, через колючки и болота, на какую-то странную мессу.

Наконец мы решили искупаться. Мирта занялась стиркой. У нас еще сохранилось немного мыла: она выстирала все юбки и рубашки, что еще остались у нас… Затем она прополоскала их в чистой воде, разложила сушить на бревне и улеглась рядом спать.

Тиео оседлала это бревно и сидела там, охраняя ее покой.

Полуденное солнце снова начало нещадно палить. Полностью вымытый и греющийся в его тепле, я постепенно возрождался и даже насвистывал какую-то мелодию.

Лаура снова плавала под водопадом. Николас стоял на, скале, в середине пруда, и следил за ней.

Она вышла из воды и взяла свой саронг. Я увидел, как она пытается забраться на четвереньках на один из откосов, образующих каскад.

– Эй, не спеши! Осторожней! Обожди меня! – крикнул ей Николас.

Она недовольно сморщилась и не очень любезно посмотрела на него. Он сделал вид, что собирается нырнуть и присоединиться к ней, но она резко остановила его тоном, не терпящим противоречия:

– Оставь меня в покое!

И продолжала карабкаться, больше не оборачиваясь.

– Куда ты направилась? – настаивал он.

– Я хочу побыть одна!

Этого желает каждый из нас, подумал я. И пошел без всякой цели по естественной дорожке, что огибала скатывающиеся вниз потоки воды. Я шел, напевая под нос, через заросли, сверкающие дикими орхидеями. Они были гораздо красивее, чем садовые их разновидности – эти вычурные, изнеженные пленники, любимые снобами и эстетами. Моя прогулка привела меня к вершине другого водопада, ниспадающего ниже первого и отделенного от него скоплением скал. Через щель в кустарнике я различал силуэты Мирты и Тиео.

Я тоже видел, что Лаура уже дошла до того места, куда я направлялся. Не собираясь ее беспокоить, я уселся в тени огромного дерева, в уютном уголке, где мог, поразмышлять, и она не могла меня увидеть. Но вскоре она приблизилась. Смирившись с тем, что она обнаружит меня, если подойдет ближе, я с восхищением наблюдал за ней – она была невероятно красива.

Уже целая неделя прошла с тех пор, как мы занимались любовью в ту ночь в отеле «Булон», которая не имела продолжения… Почему такое начало не имело продолжения?

Недостаток воображения, верность, кокетство или просто лень, потому что мы были заняты другими делами, потому что собрались открыть невероятные миры, которые показались нам более важными, чем легко доступные возможности, потому что мы предпочли дразнить друг друга, а не дарить один одному наслаждение.

Итак, даже не замечая этого, мы лениво разошлись парами, не став заниматься любовью вчетвером. Я один, правда, получил возможность облегчить свою участь, переспав с двойной Миртой…

Как-то внезапно мне стала ясна логическая необходимость, возникло справедливое желание объединить моих двух Мирт с Лаурой. Я смог бы это сделать, если бы держал ее в своих объятиях, если бы удержал ее уста на моих достаточно долго, если бы, наконец, я признался себе, что у меня нет большего долга, чем познать ее, нет большей нужды, чем любить ее лучше. Я никогда не преуспел в действительности, любя тех, о ком думал, что я люблю их, если бы не был способен сделать Лауру и себя неразделимой парой. Каждая любовь – необходимое и достаточное условие всех других.

Я взял пенис в руку, чтобы предложить его моей любви. Она прошла в каких-то нескольких шагах, не заметив меня.

Что это означало? Я знал, как надо ждать ее. Ожидание – безупречный способ добиться любви.

Я прислонился к покрытому мхом стволу дерева.

Мой член будет сохранять стоячее положение столько, сколько она будет не замечать моего присутствия. Моя собственная ласка предохранит меня и поможет не забыть ее. И как бы долго она не шла ко мне, никогда не будет поздно для нашей любви.

На расстоянии моего голоса она прыгала с камня на камель, радуясь прогулке слишком сильно, чтобы нуждаться в словах, друзьях или аудитории.

Она продвинулась к самому дальнему краю водопада, вращая своим зеленым саронгом на вытянутой руке для того, чтобы сохранять равновесие. Внезапно она споткнулась, ухватилась за ветку, полоска материи выскользнула из ее руки и упала на пороги, потонув в струях воды…

Очаровательный смех Лауры не успокоил моего волнения. Она наклонилась над водопадом на цыпочках, не боясь головокружения. Я прекратил делать непроизвольные движения, не собираясь показывать, что я такой же беспокойный влюбленный, как и Николас. Она хотела быть свободной, она имела право быть свободной, даже убить себя, если захочет.

Казалось, она преувеличивает свою безопасность, кружась и танцуя на самом краю пропасти. Она наклонилась вперед, зачерпнула воды и встала, вырвав с корнем растение с длинными стеблями. Потом она подняла руки и начала свой медленный танец снова, махая растениями над головой, как дирижерскими палочками. Так мара (настоящие мара, а не те, что изображены на фотографиях у Олсена!) делают в своих ритуальных танцах. Даже ритм ее ног и движения тела напоминают их. Поразительно!

Я слышал, как она поет и смеется от счастья, прерывая свои движения возгласами:

– Трахай меня! Я знаю, как довести себя до любовного исступления.

Она выбросила растения в пропасть и возобновила дикий танец. Но теперь уже не удовлетворяясь символическими жестами. Ее пальцы возбуждали соски ее грудей с удивительной виртуозностью, а затем и клитор, пока ноги скакали на скользком спуске.

Бесконечно повторяемые заклинания сменились импровизациями, которые она произнесла минуту назад:

Я хочу возбудиться! Я хочу возбудиться! Я хочу достичь оргазма!

Это уже было не просто желание – она довела себя до последней степени страсти. Я услышал, как она задыхается, готовая закричать. Ее начинало трясти, шатать от страсти и наслаждения…

Я быстро поднялся. Одновременно меня что-то приковало к месту, я застыл как вкопанный: что-то наполнило меня ужасом, я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Какой-то мужчина спрыгнул с высокой ветки, на которой сидел до этого совершенно невидимый. Он был обнаженный, лишь в набедренной повязке. Лаура, стоявшая к нему спиной, не замечала его. Он изготовился к следующему прыжку, широко расставив руки. Я сразу понял, что он собирается сбросить ее в пропасть и что это был Арава.

Раздался оглушительный шум резких, скрипучих криков. Гигантские крылья, украшенные черными и зелеными перьями, начали бить его в тот самый момент, когда его ноги ослабели. Он поднял руки, чтобы защитить себя, поскользнулся, качнулся вперед, потерял равновесие и откинулся назад. Я увидел, как его тело понеслось в вертикально падающую воду, ударяясь о выступы скалы, захватывая с собой корни из крутого обрывистого выступа. Затем оно скрылось в кипении пены у подножья водопада.

Лаура сохранила равновесие крутым движением бедер, когда перевернулась, оглушенная страшным криком диких павлинов. Они летели так близко, что она могла потрогать их. Обернувшись к ним лицом, она стояла с опущенными руками, явно не веря своим глазам.

Вскоре они успокоились и гордо расправили хвосты веером – удовлетворенные, царственные, доброжелательные, великодушные.

Она одарила их соблазнительной улыбкой, затем, вероятно, ради шутки, соединила вместе руки и склонила голову перед ними в традиционном индийском или таиландском приветствии.

Птицы медленно повернулись, сделав несколько шагов, помедлили, будто хотели проводить ее куда-то, а когда она улыбнулась во второй раз, взлетели и направились к невидимому лесу. Она последовала за ними.

Я еще долго просидел в моем тенистом уголке, не веря в то, что произошло. Месть Аравы – и его падение чудовищное появление первого – и едкая ирония второго. Удручающее непонимание как со стороны Лауры, так и его: мог ли я представить что-либо более противоречащее самому духу своей экспедиции или планам, которые были первоначально задуманы мною?

Я вспомнил, как Араа стоял против солнца на одной из боковых балок корабля, прекрасный и возвышенный, окутанный сияющими лучами. Я больше не видел его. Действительно ли настало время для всего под этим солнцем, время жить и время умереть?

Арава был одним из нас. Он должен был остаться в нашей памяти таким, чтобы ради него самого я его запомнил. Другие должны думать, что он жив. Ни Лаура, ни Мирта, ни Николас, ни Тиео не должны знать о том, что я видел. Их печаль, злоба и сожаление только ухудшат дело. Они ничего уже не могут изменить или поправить. Достаточно и того, что один из нас – я, был свидетелем этого несчастья. Я никогда не забуду этого.

Мирта и Тиео сидели возле рюкзаков, но никто, казалось, не спешил отправиться дальше. Мирта еще не надела свою походную одежду, тем более что она еще не высохла, продолжая висеть на бревне. Она обернула бедра своим парео. Я с обожанием смотрел на ее тело. Мне, показалось, что я никогда не захочу увидеть обнаженным тело Лауры.

Николас прошел мимо нас, даже не поздоровавшись. Он выглядел, таким мрачным, что это обеспокоило меня. Моя подруга спросила у него:

– Эй, привет, Николас, почему ты такой мрачный? Боишься, что какой-нибудь мара на тропе Забвения может изнасиловать или ублажить твою возлюбленную?

Мое сердце упало. Николас ответил резко, повернувшись к ней:

– Ты и твои мара доставляют мне боль, Мирта! Сношайся с ними сама! Мне в высшей степени наплевать на них и на их чертовы обычаи. Я просто хотел, чтобы Лаура была немного осторожнее. Куда она ушла? Почему не возвращается до сих пор? Что она делает? Можешь ты мне ответить на эти вопросы?

Мирта не смягчила своего тона:

– Ну и что с того, что она совершенно не заботится о своей безопасности? Или ты изводишься до изнеможения, заботясь о ней? А может, ей уже осточертело то, что ты все время хочешь знать, где она? А что, если она предпочитает быть свободной?

– Мне надоел твой суровый, менторский тон! пожаловался он.

И сел напротив, почти у ее ног. Он отсутствующим взглядом посмотрел на ее груди, не обращая на них никакого внимания: он пытался увидеть нечто другое, что смутно ощущал и что напрасно старалась отрицать.

– Свободная? – переспросил он. – А разве она не свободна? Я не ставлю перед ней никаких границ, никакого выбора.

– Вот и прекрасно, – сказала Мирта. – Но этого недостаточно. Если ты действительно хочешь доказать свою любовь к ней, то знай, когда она хочет побыть одна. Покажи, что ты способен обойтись без нее. Научи ее обходиться без тебя.

Он продолжал отсутствующе смотреть на нее. Она не дала ему возможности для отступления:

– Лаура не будет свободна, пока ты следишь за каждым ее шагом. Свобода не переносит покровительства. Единственное, в чем нуждается свобода, – в еще большей свободе. Жизнь – это всегда опасность, это всегда риск.

Николас, должно быть, все-таки слушал ее, так как спросил:

– Риск, до какой черты? должен ли я позволить Лауре встретиться со смертью? Ты так считаешь?

– Смерть? – сказала Мирта. – Почему ты ее так боишься? Это такой же неопровержимый факт, как и жизнь. Мы осуждены судьбой встретить их двух в два отдельных дня, оба они равные, и не нуждаются в том, чтобы их различали между собой.

Она рассмеялась неожиданно язвительно и едко:

– Ах, я же совершенно забыла, тебе совсем не по душе вся эта чепуха! Тогда собирайся и отправляйся домой!

Она повернулась к девочке, сидящей рядом, внимательно слушавшей этот разговор, и сказала ей с легкой иронией:

– Тиео, никогда не выходи замуж за мужчину, который способен любить только одну женщину. Он ничего не смыслят в любви. Он – эгоист и слепец, и у него нет воображения: с ним ты помрешь со скуки!

Я услышал крик, Тиео, но мои мысли в этот момент блуждали где-то далеко от реальности, и я ничего не разобрал.

Один за другим мы с трудом взбирались по крутому склону, соскальзывая назад на один шаг на каждые два, которые нам удавалось пройти по почве, уходящей из-под ног. Проливной дождь промочил меня до костей.

Впереди меня остановилась Лаура, перенеся рюкзак с одного плеча на другое так кокетливо, будто он ничего не весил, и изумленно произнесла:

– Что с ней случилось?

Тиео плясала от радости и хлопала в ладоши. Затем успокоилась и буквально выдавила из себя:

– Мга анак нг Таонг Арав.

Ошеломленный, я повторил:

– Сын людей Солнца.

Мы все посмотрели в том направлении, куда она показывала. Сперва я ничего не рассмотрел. Внезапно в чаще деревьев возникла колонна людей, идущих перед нами, пересекая наш маршрут.

Их спины были повернуты к свету и силуэты казались черными и бледно-коричневыми на фоне гребня холма. Было их, по крайней мере, около дюжины. Либо у них были очень длинные волосы, либо они носили гривы каких-то животных. Их одежда состояла только из набедренного пояса, на котором были укреплены длинные каменные ножи. В руках у них ничего не было. Каждый тащил на плечах молочного поросенка из породы блестяще черных с розовыми мордочками, характерной для здешних мест. Их ножки были перевязаны на груди этих людей, и время от времени поросята похрюкивали.

Я не сразу разобрал, – что среди этих людей были женщины. Фактически, там было равное количество мужчин и женщин одного и того же возраста. Различие в полах обнаруживалось случайно, когда я увидел у некоторых свободно свисающий и слегка покачивающийся при ходьбе пенис. У всех женщин были маленькие груди.

Группа передвигалась вперед с приличной скоростью и с высоко поднятыми головами. Никто из них не оборачивался, чтобы посмотреть на нас. Вскоре они исчезли из вида на другой стороне холма.

– Люди, – заявил я бесстрастным тоном, – только что вы увидели собственными глазами первых мара.

Мирта стояла возле дерева, которое служило ей зонтом от дождя. Она уложила на землю свою ношу, выпрямилась, размяла плечевые мускулы, села на рюкзак, взглянула на нас и выбрала меня.

– С каких это пор, – спросила она, – мара и реальность идут рука об руку?

– Мара – это не акт веры, – заметил я бесстрастно. – Их царство – это наш мир.

Мирта решила поспорить.

– Утопий не существует, – пошутила она. – Но есть общества, допускающие изменения. Общество мара не принадлежит к таким социальным организмам.

– Почему ты рассуждаешь так уверенно и судишь их, если мы их еще не видели и не жили среди них? Удивленно заметила Лаура. – Это несправедливо: ты их не знаешь и не любишь.

– Я знаю их, – сказала Мирта. – Улицы наших городов полны ими. Наши дискотеки переполнены танцорами мара, которые приходят туда, чтобы забыть о своей жизни и переждать приход солнца следующего дня. Многие из наших лучших друзей – истинные мара, и многие наши возлюбленные также. Мы живем среди них, не подозревая даже об этом, не умея распознать их. Поэтому мы напрасно теряем время и не используем прекрасную возможность облегчить наше бремя, уменьшить наши тревоги: вместо того, чтобы терпеть лишения, разыгрывая из себя храбрых исследователей на полпути к этому холму нам лучше бы остаться дома в тепле и довольстве и там наблюдать настоящих мара.

Я не ожидал, что Николас добавит несколько горячих слов к этому спору.

– Мы не будем помнить, откуда мы пришли, когда Новое Солнце разделит нас, – насмешливо и мрачно улыбнулся он.

– Разве ты думаешь об этом? – лукаво поддразнила его Мирта. – Может быть, ты собираешься забыть свою любовь?

Лаура вмешалась в спор с излишней, на мой взгляд, горячностью:

– Научиться менять привычки, идеи, иллюзии, любовь – всегда полезно, – сказала она. – Не обязательно ожидать следующего года. Если мара нашли какой-то практический способ делать это лучше нас, не причиняя боли себе или другим, мы были бы полными идиотами, если бы не попытались извлечь из этого пользу.

– Предположим, что они действительно существуют, Мирта пожала плечами. – Хочешь знать мое мнение на сей счет, Лаура? Мы не можем доверять тому, чему профессор Морган здесь учит нас. Возможно, он просто ошибочно выдает свои собственные желания за желания мара. Меня бы нисколько не удивило, если бы он придумал всю эту историю о народе мара для того, чтобы забыть своих современников.