Текст книги "Катья"

Автор книги: Эмма Тополь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

ГЛАВА 16

Весь следующий день тянулся бесконечно и промчался в один миг.

Я не могла сказать, какое время суток на дворе, закончилось ли утро и начался день, или утро еще только вкатывлось в пустой замерший дом, а во рту горел обжигающий привкус прошедшей ночи.

Голые, мы спускались из спальни на кухню, где почти не было еды, с аппетитом поедали полузасохшие яблоки, вялый от долгого лежания виноград, пили ледяную воду с вином. Позвонить и заказать что-нибудь из соседней пиццерии не приходило в голову, мы были уверены, что внешний мир прекратил свое существование.

Дэвид все это время был весел, дурачился, играя, легко оттягивал соски на моей груди, звонко шлепал ладонью по моим ягодицам, затем по своим – сравнивал звучание, бросался целовать, слегка покусывая, рычал. Ему все время хотелось тормошить меня, щипать, щекотать, заставлять вскрикивать, скорее от неожиданности, чем от боли.

В какие-то моменты он становился серьезным, приближал свое лицо к моему, целовал куда-то в висок, крепко держал горячими руками за затылок. Затем в нетерпении хватал за руку, мы тут же сплетались в объятиях. За сутки мы успели поваляться в коридоре перед входом в гостиную, на холодных мраморных плитах в ванных комнатах на первом и втором этажах, на полу в кухне, где дверца духовки, за которую я держалась, радостно звенела, словно бьющиеся друг о друга литавры в руках умелого музыканта.

В полдень следующего дня мы с ним все-таки уснули на несколько часов. Я проснулась от того, что Дэвид нежно водил пальцами по моей груди. Я обняла его, прижала к себе, перевернув на спину, склонилась над ним. Мои волосы почти закрыли его лицо, я не видела его глаз и не знала, проснулся он окончательно или продолжает спать. Его губы были приоткрыты, в углах рта скопилась влага. Я медленно целовала его теплую шею, опустилась к ямочке между ключицами, двинулась к маленьким сжатым соскам на худой мальчишеской груди.

Дэвид громко, протяжно застонал. А я скользила ниже, легко касаясь губами песочной, с легким пушком, кожи на животе, влажных голубоватых бороздок между ногами, языком слизнула белую каплю в центре розовой ямочки, стыдливо дрогнувшей от моего поцелуя...

Как передать словами то чувство, которое я испытываю, когда слышу твой крик?! В какой-то момент мне даже становится страшно – в этом стоне столько страдания и счастья, что мое сердце замирает. Вероятно, именно так кричит душа, расставаясь с телом. Жизнь словно уходит из тебя, ты пытаешься удержать ее в себе, рвешься вверх, затем стремительно падаешь вниз, снова поднимаешься, но, сдавшись, падаешь в конвульсиях!

Несколько минут ты не двигаешься. И я стараюсь дышать как можно тише, потому что знаю: путь твоего возвращения долог и труден. Ты пока еще не великодушен, для этого должно пройти время, которое подарит тебе молодых умелых женщин, и они научат тебя забывать о себе. Сейчас ты впервые испытываешь возможность легко, в любую минуту удовлетворить свою по-детски жадную и всепоглащающую страсть. Но я хочу тебя научить любить меня, знать мое тело так же, как я буду любить и знать твое.

Я беру твою руку и кладу себе на грудь, твоими пальцами сжимаю свой сосок.

– Поцелуй меня, – шепотом прошу тебя я.

Ты еще не вернулся ко мне, твои глаза открыты, но они затуманены. Мы лежим неподвижно несколько минут, затем ты поворачиваешься, внимательно оглядываешь мое лицо, словно еще раз знакомишься с ним, уже без моей помощи гладишь мою грудь, но пока это еще механическое движение. Мне нужно вызвать в нем чувство. И страсть, от которой твое разгоряченное лицо заостряется, а зрачки закатываются глубоко под веки.

Я беру твою руку и кладу ее у себя между ног. Ты замираешь. Я понимаю, что для тебя это прикосновение, которое ты столько раз представлял раньше и которое заставляло стыдливо корчиться по ночам на влажных простынях, – новый завораживающий опыт. Опасливо, кончиками пальцев, ты знакомишься со мной. Я помогаю тебе, словно поводырь веду за руку своей рукой по тропинке, мне хорошо знакомой, а для тебя полной неожиданностей. Вдруг ты замираешь, с тобой замирает мое сердце.

– Не останавливайся... еще, прошу тебя, еще! Теперь чуть быстрее... да, вот так! Хорошо... О, как мне хорошо! Поцелуй... нет не в губы. Там... пожалуйста... поцелуй меня там!

Ты вдруг резко отводишь руку и откатываешься от меня. Несколько минут мы лежим в тишине. Возбуждение все еще кружит голову, но я молчу и лихорадочно думаю о том, что делать дальше.

– Не хочу! – вдруг слегка охрипшим голосом говоришь ты. – И не буду!

Я не задаю тебе никаких вопросов, не приближаюсь к тебе. Я могу пролежать так неподвижно целую вечность, пока ты сам не позовешь меня. А вдруг ты больше не захочешь ко мне прикоснуться? В твоем голосе я слашала столько отвращения ко мне!

Ты встаешь, шатаясь, выходишь из спальни. Я вижу твою белую худую спину с оттопыренными лопатками, округлые две половинки ниже, болтающиеся по бокам тонкие кисти рук. А я продолжаю лежать, вытянувшись словно труп, и проклинаю свою развращенность.

Зачем я его напугала, он еще только начинает, а я требую от него мастерства взрослого мужчины! Можно было бы подождать...

Вдруг дверь с криком открылась, и в нее влетел Дэвид.

– Будем жрать! – закричал он. – У нас осталась пачка мороженного! Дом пуст совершенно и окончательно! Я проверил холодильник и все шкафы. Кроме сахара, кетчупа и сухой фасоли ничего нет. Завтра здесь найдут два трупа, и следствие покажет, что бедняги скончались от голода!

Он поставил все на столик, с разбегу бросился на меня, схватил за плечи, и прижался жаркими сжатыми губами к моему рту. Эти его неумелые поцелуи почему-то больше всего возбуждали меня. И я, забыв о своих страхах, обняла его. Так легко сходились мои две руки за его узкой спиной, словно никогда до этого я не обнимала широкие плечи других мужчин!

Прижавшись щекой к его теплой нежной груди, я из последних сил сдерживалась, чтобы не разреветься.

Господи, мало того, что Ты лишил меня разума, Ты сделал из меня слезливую сентиментальную дуру, которая готова рыдать от умиления и благодарности к мальчишке!

Благодарю Тебя, Великий Господь, Ты сотворил меня совершенной!

ГЛАВА 17

Я сидела на кухне, прислушиваясь к себе.

Как странно и по-новому я чувствовала свои руки, плечи, грудь, всю себя. Была в моем теле поразительная легкость. Мне казалось, что теперь я точно знаю, как ощущается прозрачность. Это невозможно описать словами, но если бы я взяла кисть и краски, то смогла бы это чувство нарисовать. Вернее, я понимаю, как изобразить тело в прозрачной легкости, но как сделать, чтобы при этом были слышны звуки, которые сопутствуют или, точнее, аккомпанируют ей? Этого, боюсь, мне не воспроизвести.

О, какая прекрасная симфония набирала сейчас во мне силу! Звуки были сильными, нежными и лились ровной радостной мелодией. Ни один инструмент не претендовал на соло. Казалось, если я дотронусь до себя (а в этот момент меня еще и переполняла любовь к себе), то симфония станет слышна всем. Но ведь ее так легко разрушить! Нужно сидеть неподвижно, отдаваясь удивительному перезвону жизни тела. И только глубоко и неслышно дышать...

Странным диссонансом в этом звучании вдруг прогремел жесткий стук захлопнувшейся входной двери. И уж совсем неожиданным и даже каким-то нереальным было появление в дверях кухни Ларри.

– Ты уже встала? – он стоял заросший, мятый и совершенно забытый. – Это здорово! Хотя, честно говоря, я хотел войти неслышно и броситься прямо к тебе в постель, пока ты спишь!..

Он подошел ко мне, взял за повисшие в удивлении руки, потянул со стула и прижал к себе.

– О, как ты вкусно пахнешь! Я уже почти забыл, как здорово ты пахнешь!

Он приподнял волосы с моих плеч, долго и влажно целовал мне шею, ухо, висок. Найдя мои губы, жадно схватил их открытым ртом, языком попытался проникнуть внутрь. Но я была настолько потрясена его появлением, что не могла ответить на его поцелуй, стояла, широко открыв глаза и плотно сжав губы. Он отодвинулся и спросил:

– Что с тобой, ты нездорова?

– Нет, – торопливо стала оправдываться я. – Просто не ожидала тебя увидеть! Это настоящий сюрприз!

– Пойдем наверх, я приму душ. Ты не представляешь, как я рад, что вернулся. Пока Дэвид спит, я хочу побыть с тобой, – он снова прижал меня к себе. – Я так скучал!

Мысль о Дэвиде, спящем в данную минуту в нашей постели, почти лишила меня сознания. Не соображая, что делать, я схватилась за Ларри и почти закричала:

– Я тоже так скучала по тебе!

Он снова начал целовать меня короткими суетливыми касаниями влажных губ, гладил по спине, бедрам, непривычно грубо хватал за ягодицы. От него пахло дешевым мылом, заношенной одеждой и неухоженностью.

– Подожди, Ларри, – приходя в себя, я попыталась остановить его. – Хочешь кофе? Давай поговорим. Расскажи, как тебе вдруг удалось вырваться оттуда?

У него обиженно сжались губы.

– Не хочу никакой кофе! Знаешь, сколько кофе я выпил за эти три недели? Теперь я хочу мою жену, принять душ и лечь с ней в постель!

Он говорил достаточно громко, и меня это радовало. Может быть, его крик разбудит Дэвида, и тот переберется к себе в комнату.

– Извини, я не думала, что простое предложение поболтать может тебя обидеть! Просто мы так давно не виделись! – с каждым словом я говорила все громче, приближаясь спиной к открытой двери. – Не думаю, что твой приезд мы должны начинать с ссоры. Но если ты думаешь, что я недостаточно внимательна к тебе и не выполняю своих супружеских обязанностей, извини! Я не знала, что, как только муж взвращается домой, жена тут же должна бежать в спальню и ждать его с широко раздвинутыми ногами! Как это я могла забыть свое прямое назначение в жизни?! Конечно, это вы, мужчины, хозяева жизни! А мы, женщины, – низшие, ни на что не способные существа!

Я уже так кричала, что думаю, могла разбудить мертвеца. В одной из коротких пауз мне показалось, что наверху что-то стукнуло. Я облегченно выдохнула и замолчала.

Ларри, внимательно всматриваясь в меня, молчал. Потом вдруг тихо спросил:

– Почему ты кричишь? В нашей спальне лежит твой любовник?

О, как я ненавижу его за то, что он так хорошо меня знает.

– Ты с ума сошел! – зло сказала я. – Ты наверное, думаешь, что я изменяю тебе на каждом углу...

Не дослушав, он повернулся и пошел наверх. Мне стало страшно. А вдруг Дэвид все еще спит в нашей кровати и звук стукнувшей двери мне просто послышался? Я бросилась за Ларри.

Но не поднявшись и нескольких ступенек, он остановился. Наверху лестницы стоял Дэвид, взлохмаченный, в трусах, и с удивлением смотрел на нас.

– Отец?.. Ты? А я не понимаю, что это за шум внизу...

– Привет, малыш! – Ларри бегом поднялся и, миновав сына, пошел к нам в спальню.

Даже снизу, издалека, мне было видно как широко в ужасе открыты глаза у Дэвида. Я махнула ему рукой, чтобы он шел к себе в комнату, вернулась на кухню, лихорадочно думая о том, что делать дальше. Но сосредоточиться было невозможно, и я стала поспешно убирать со стола.

Через несколько минут Ларри снова стоял рядом со мной. При первом же взгляде на него поняла, что он будет просить прощения. Я демонстративно отвернулась от него, подойдя к шкафу, достала с полки кофе.

– Мне кажется, с тобой что-то произошло... – через паузу заговорил он. – Ты похудела... и очень похорошела.

– Спасибо, – подчеркнуто обиженно поблагодарила я.

Какое-то время мы молчали. Я продолжала стоять к нему спиной. Наконец он тихо сказал:

– Прости меня, Кэтрин, я идиот! Но ты себе представить не можешь, какие иногда приходят мысли в голову! Понятия не имею, что на меня вдруг нашло. Может, перелет так подействовал... или бессоные ночи в гостинице... В той стране свихнуться ничего не стоит, странно, что я еще не разучился разговаривать!

Он подошел ко мне сзади, обняв за плечи, поцеловал в шею.

– Я так тебя люблю, Катья! – в минуты особой нежности он звал меня по-русски, слегка нараспев, забавно смягчая окончание. – Ты ведь знаешь это...

– Знаю, – я сделала движение, чтобы отодвинуться. Но он крепко держал меня, затем с силой повернул к себе и, опустив голову вниз, стал жадно целовать мою грудь. Мне было все равно, что он делает, хотелось, чтобы поскорее кончилось затянувшееся приветствие, я откинулась назад, опираясь локтями на кухонный шкафчик, позволяя себя ласкать.

– Отец?! – Дэвид стоял на пороге уже в шортах и майке. Его волосы были гладко причесаны, на бледном лице контрастными пятнами горели синие испуганные глаза и зацелованные мною рубиновые губы.

Я отпрянула от Ларри, поспешно запахивая халат. Глаза мальчишки сверкнули удивлением и злостью, когда он скользнул по мне быстрым взглядом.

– Дэвид... Почему ты не спишь? Еще рано. Ты же любишь по утрам поспать, – Ларри в замешательстве пригладил волосы.

– Не хочу, – Дэвид по прежнему не двигался с места. – А ты позавчера не знал, что сегодня прилетишь? Ты сказал, что освободишься не раньше чем через пару недель...

– Не знал. Неожиданно прибыла команда инженеров из Нью-Йорка, и меня отпустили. Хотел позвонить, а затем решил сюрпризом нагрянуть! – Он уже справился с неловкостью и говорил как обычно, спокойно переводя взгляд с Дэвида на меня. – Я так там скучал! Так хотел скорее домой, что сел в самолет и вот... Но почему-то у меня нет уверенности, что вы рады моему возвращению!

Ларри натужно рассмеялся. Я молча налила себе кофе и, взяв чашку, двинулась к выходу. Я больше не могла находиться под пристальным обстрелом двух пар глаз.

– Куда ты? – спросил Ларри.

– Посижу в гостиной. Голова разболелась.

– Ну вот! Я мчался сюда, за билет переплатил черт знает сколько, на работе из-за поспешного отъезда будут неприятности, а они тут все в плохом настроении!

– Почему все? У меня нормальное настроение, – вступился Дэвид.

– Слава богу, хоть у тебя...

Продолжение фразы я уже не слышала. Я вышла в гостиную, все еще дрожащей рукой поставила чашку на стекляный столик. Чувствуя, что страх и напряжение по-прежнему колотят сердце, приготовилась опуститься в кресло и... замерла от ужаса. Как можно быть такой легкомысленной?! Именно на этих глупостях все дуры и попадаются! Надо было срочно незаметно пробраться в спальню.

Голос Ларри раздавался из кухни. Я, крадучись, прошла к лестнице и, стараясь ступать легко и неслышно, поднялась наверх. Дэвид оказался на удивление предусмотрительным мальчиком. Он встал с кровати и поверх накинул покрывало, так что постельного белья не было видно. А у Ларри, судя по всему, не хватило подозрительности проверить там, где следы преступления говорили сами за себя. Не надо было никого искать в ванной или под кроватью.

Я откинула покрывало и увидела то, чего и ожидала – простыня была густо орошена сухими, а в каких-то местах еще влажными пятнами.

Сдернув ее, я растерялась, не зная куда спрятать. Не помню, чтобы Ларри когда-нибудь просматривал грязное болье. Но он раньше не был таким подозрительным, кто знает, что ему теперь втемяшится в голову. Честно говоря, когда он сказал, что в Саудовской Аравии легко сойти с ума, у меня закралось подозрение, не произошло ли это с ним. Еще никогда он не был так агрессивен, суетлив, а главное – так подозрителен и ревнив.

Подозрителен?! Еще скажи: безосновательно подозрителен, – подхихикнула я над собой.

Затолкав простыню в кладовку, под коробки с обувью, я торопливо застелила чистую простыню, положила подушку посередине, как обычно делаю, когда сплю одна, поверх небрежно накинула покрывало. Оглядев комнату и не найдя ничего подозрительного, собралась уходить, но услышала, что кто-то поднимается по лестнице. С Дэвидом встречаться не хотелось и я, присев на кровать, замерла. Через несколько секунд дверь в спальню открылась и вошел Ларри.

– Ты здесь? – виновато улыбаясь, он приблизился ко мне и опустился у ног на ковер. – Все еще сердишься на меня? И никогда, никогда мне не простишь?!

– Не валяй дурака, Ларри! – я позволила ему обнять мои колени. – Ответь на один вопрос, именно за этим я и пришла. Что произошло? Почему ты вдруг решил меня ревновать? Неужели я дала тебе повод подозревать? Насколько я помню, раньше у нас таких проблем не было...

– Понятия не имею, что на меня нашло, – он поднялся и сел рядом. – Я сам растерялся. Так больно подозревать. А вообще-то... если быть до конца честным... Один наш техник с неделю назад рассказал как ему жена изменяла. Больше всего он страдал от того, что эта сука одновременно спала с ним и с любовником. То есть, он уходил на работу, а тот приходил... после него. Или она возвращалась от него и ложилась с мужем, а он ничего не подозревал. Отвратительное чувство, когда узнаешь, что кто-то делает за твоей спиной такого рода пакости и, может, даже посмеивается над тобой, а ты об этом даже не подозреваешь! Его история на меня так подействовала, что я спать перестал... появились всякие мысли, что ты...

Он замолчал и виновато смотрел на меня, ожидая, что я его успокою.

– Ларри, дурачок! – Мне стало жаль его. – Видишь, о чем ты думаешь, когда уезжаешь от меня надолго. Это тебе наказание за то, что ты меня бросаешь. Больше не уезжай, и все будет замечательно...

Он поднялся, подхватил меня за руки, осторожно опустил на кровать.

– Катья! Я так хотел тебя все это время! – Он лег на спину и одним движением перевернул меня на себя, приподняв спустившиеся на мое лицо волосы, долго и внимательно смотрел мне в глаза.

Я выдержала этот взгляд. Как жаль, что я не могу тебе этого сказать, мой дорогой супруг, но в те моменты, когда ты держишь меня в своих обьятиях, ты мой единственный мужчина. Сейчас я принадлежу только тебе. И если бы ты знал, Ларри, как хорошо прижиматься к твоей широкой груди, как приятно вдыхать твой знакомый запах – словно возвращаешься в оставленный давным-давно родной дом, где вырос, где все привычно и спокойно, а потому – особенно дорого...

ГЛАВА 18

С возвращением Ларри моя жизнь резко изменилась. Стив звонил каждый день по нескольку раз, требовал встретиться, пытался разжалобить, угрожал. Я его успокаивала, обещала вырваться, как только представится возможность, но видеть его не хотелось. Ларри взял неделю отпуска и с утра придумывал какие-то общие мероприятия, на которых обязательно должны были присутствовать мы втроем – я, Дэвид и он. Отказаться от его запланированных развлечений никак не удавалось, и совместное времяпрепровождение превращалось в одну из тех изощренных пыток, которую трудно придумать нормальному сознанию.

Дэвид... о, мой чудный, с теплым яблочным дыханием мальчик! Ошарашенный возвращением отца, он отворачивался от меня, почти не разговаривал и тоже пытался куда-нибудь скрыться. Но Ларри, одержимый идеей дружной семьи и чувством вины за потерянные три недели в Саудовской Аравии, никуда никого не отпускал. Они с Дэвидом взяли за правило поджидать меня после занятий у школы, и мы ехали обедать или ужинать в ресторан, затем пить кофе в закрытый клуб, затем еще куда-нибудь – то слушать джаз, то на зазжего комика...

К концу недели я, озверев окончательно после скандала с Ларри за завтраком, вырвалась из дома, позвонила Стиву, и мы встретились в придорожном маленьком мотельчике. Он был предупредительным, нежным, потом вдруг неожиданно злобным, плаксивым, жестоким и крайне агрессивным. Через пять минут я уже жалела, что согласилась на встречу.

Стив больше не возбуждал во мне, как прежде, острого желания. Моментами даже хотелось отделаться от него, побыстрее все кончить, принять душ и убежать из темного узкого гостиничного номера с допотопной мебелью и застиранными простынями, пахнущими лекарствами.

Стив этого не понимал, моя пассивность вызывала в нем еще большую страсть. Он медленно и тягуче целовал меня, иногда замирал, затем вдруг переворачивал, злобно сгибал и закидывал мои ноги себе на плечи.

Мне было больно, я стонала, но, как ни странно, эти резкие грубые движения вывели меня из оцепенения, и довольно скоро я уже сама впивалась в его губы, с силой прижималась к горячей влажной груди, животу...

Вместо предполагаемого одного часа я пробыла с ним три. Наспех приведя себя в порядок, мы попрощались у выхода из номера. По его глазам и спокойному нежному поцелую я поняла: он не сомневается в том, что вернул меня, и теперь все пойдет по-прежнему. Стало жаль его, себя, и подумалось, что скорее всего мы были близки с ним последний раз.

Задыхаясь в разогретой на солнце машине, я помчалась в свою мастерскую. Мне никого не хотелось видеть, особенно Ларри, пришлось бы наверняка выяснять отношения. Не понимаю, что со мной происходит, меня все раздражает, и особенно Ларри с его «откровенными, честными» беседами, обещаниями не обманывать друг друга, а главное, ежедневными настойчивыми попытками развлекаться!

Мне показалось, что за мной на расстоянии двадцати метров едет знакомый серый «мерседес» Ларри. У меня от страха остановилось дыхание! Если он видел нас со Стивом входящими в мотель, нам всем конец! Я сильно нажала на газ, машина рванулась с места и помчалась, «мерседес» ненадолго отстал, но затем тоже прибавил скорость.

А может быть, это и не Ларри, успокаивала я себя, мало ли у кого есть серый «мерседес»?! Что я так распсиховалась? Если он следит за мной, значит, все знает. В таком случае лучше встретиться с ним лицом к лицу и все отрицать. Никто никогда до конца не уверен, пока сам не увидит, а Ларри, как говорится, свечку не держал, когда мы были наедине со Стивом! Я встретилась с хозяином галереи, чтобы обсудить мою будущую выставку. Почему в мотеле? Там у него было свидание с кем-то... с любовницей, и после этого ему надо было куда-то мчаться, или... А, черт, что нибудь придумаю, главное не признаваться!

Снизив скорость, я остановилась у обочины, поджидая, пока «мерседес» поравняется со мной. Серый автомобиль приблизился и вдруг, резко прибавив скорость, пролетел мимо. Увидеть, кто сидел за рулем, не удалось, но мелькнуло что-то белое, и мне покзалось, что это женщина в шляпе. Бог знает какие киноужасы могут привидеться, когда чувствуешь себя виноватым. Хотя раньше я не обращала внимания на серые «мерседесы» последнего выпуска. И потом, жизнь ведь полна неожиданных совпадений!

Может быть, Ларри прав, и я действительно изменилась, но в чем, как это проявляется? Мне кажется, что я такая, как прежде. Люблю проводить время у себя в мастерской. Хочу ходить в ресторан тогда, когда у меня появляется желание, а не когда кто-то этого хочет. Предпочитаю встречаться с приятелями тогда, когда у меня есть в этом необходимость, а не для того, чтобы просто убить время!

Ларри не настолько глуп, чтобы лишить меня свободы передвижения просто так, из прихоти или желания привязать к себе. Он почувствовал во мне перемены и насторожился. Его испугало это. Он не знает, что происходит, но старается меня закрутить, заговорить, не дать ни в коем случае осознать, уйти в себя и принять какое-то решение...

Какая-то еще раздражающая мысль вертелась в голове, словно жужжащая пчела, а я от нее отмахивалась. Нет, не может быть, все это несерьезно. Отношения с Дэвидом для меня – очереднаяя блажь, еще одна игрушка. Острота от обладания этим славным, с легкостью покорившимся котенком притупится довольно скоро, со мной уже так бывало. Правда, я никогда не спала с семнадцатилетним мальчишкой, но увлечения были и со временем, к сожалению, проходили.

Неужели мое отношение к Дэвиду более серьезно, чем я думаю?! А может быть, я влюблена в него? В этого угловатого смазливого подростка, которому впору рекламировать крем от прыщей или зубную пасту! Ерунда. Конечно, приятно ласкать нежное, сладковатое, словно пропитанное ванильным сахаром, тело! Чувствовать его неутомимость и готовность каждую минуту ответить на ласку! Но мне не о чем с ним разговаривать, невозможно же двадцать четыре часа находится в постели и не произнести ни слова. Более того, этот эгоистичный, не всегда опрятный подросток еще совсем недавно доводил меня до бешенства. Уверена, что если бы не дурацкие обстоятельства, при которых я не могу в любой момент обнять, затормошить, бросить в постель, раздеть и, прощупав каждую косточку, целовать золотистое тело, поражаясь и возбуждаясь от его стонов, я бы забыла о существовании Дэвида довольно быстро...

Приезд Ларри – своего рода знак свыше, и я думала об этом в последнее время часто. Мы должны прекратить безумие, Дэвид – ребенок, пусть порочный, пусть невероятно сооблазнительный, но он сын моего мужа. А у меня уже достаточно опыта, чтобы уметь руководить своими прихотями. Надо начать работать, занятся делом, в мастерской стоит несколько начатых картин, к которым я давно не прикасаюсь. На них нужно заново посмотреть, освежить то, что хотелось сделать раньше. А лучше всего – уехать на пару недель в Нью-Йорк, походить по галереям, встретиться с друзьями, которых давно не видела.

До мастерской оставалось еще пара улиц. Я почувствовала прилив энергии, вспомнила, что почти ничего не ела за завтраком, а сейчас уже три часа дня. Надо было бы по дороге купить что-нибудь перекусить. Я знала в этом районе небольшое кафе, где делали хорошие бутеброды, поэтому, проехав вход в мастерскую, свернула на соседнюю улицу. Через несколько минут, не доехав до кафе, я резко остановила машину.

Впереди на углу стоял Дэвид, а рядом с ним – девчонка.