Текст книги "Больше чем счастье"

Автор книги: Эмма Ричмонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

5

«Веди себя как обычно» – так сказал Чарльз. Разумеется. С горькой усмешкой и все еще опухшими от слез глазами, Мелли прошла по площадке второго этажа. Она почти не спала всю ночь и чувствовала себя просто ужасно. Вздохнув поглубже и изобразив улыбку, она постучала в дверь и вошла к Ните. Подружка сидела на стуле около кровати, одетая, примерно сложив руки на коленях.

– Я боялась спуститься, – призналась она робко. – Я тут сижу уже целую вечность!

– Да что ты? – удивилась Мелли, потому что еще не было девяти. У Ниты был до того удрученный вид, что она рассмеялась. Ей бы хотелось разозлиться на нее, выругать, но она не могла.

– Дура, – сказала она добродушно.

– Знаю, – согласилась, тяжко вздыхая, Нита. – Я так перед тобой виновата, Мел. – Внимательнее всматриваясь в лицо подруги, она огорченно воскликнула: – Ой, ты плакала!

Понимая, что отрицать это бессмысленно, она произнесла:

– Это все беременность, я стала плаксой. – Заглядывая в Нитины глаза, она молчаливо умоляла поверить ей на слово.

– Это не имеет отношения к Чарльзу?

– Конечно нет. Что, по-твоему, он мог мне сделать? Побить?

– Нет, ну ты же, наверное, видишь, догадываешься, когда он злится? – выпалила Нита.

– Такого не бывает, – спокойно ответила Мелли, – он никогда не злится.

– Никогда? – недоверчиво переспросила Нита.

– Нет, никогда. – Во всяком случае, столько, сколько она его знает, подумала Мелли. Впрочем, чтобы на кого-то злиться, надо быть неравнодушным, а Чарльз равнодушен, во всяком случае, к ней. Нет. Ему не безразличны деловые отношения, лошади, гонки, – едва ли можно нажить состояние, оставаясь всегда мягким и добрым, – Мелли, во всяком случае, в этом сомневалась. Но до сих пор она видела в нем только хорошее. Он горевал после смерти Лорана, она догадывалась, что у него было нелегкое детство, но ей ни разу не довелось видеть, чтобы он терял самообладание. Может, ждал, что представится случай посерьезнее? Впрочем, не бывал он при ней и равнодушным, безжалостным – до вчерашнего дня. Подавив вздох, она заставила себя беззаботно сказать: – Поднимайся, пошли вниз, позавтракаем и решим, чем нам заняться.

Впервые с тех пор, как они поженились, не Чарльз подвинул ей стул, не Чарльз налил ей кофе. Небольшую церемонию осуществил Жан-Марк, не суетливо, с достоинством.

– M'sieu вынужден был уйти, madame, – сообщил он. – Но он просил передать вам, что сегодня вернется пораньше, чтобы успеть отвезти вашу подругу и вас в казино. M'sieu полагает, что мадемуазель Причард будет интересно.

– Спасибо, Жан-Марк, – спокойно ответила Мелли. – Конечно, интересно.

– Есть ли у вас ко мне поручения?

– Нет, думаю, мы уедем сегодня на целый день.

– В таком случае я приступаю к выполнению своих ежедневных обязанностей. – Любезно кивнув обеим дамам, он удалился и закрыл за собой дверь.

Фыркнув от смеха, Нита несколько подпортила спектакль.

– Ой, Мелли, он просто душка, он что, всегда так с тобой разговаривает?

Улыбнувшись, Мелли кивнула:

– Как правило. Иногда говорит по-французски, чтобы проверить меня, иногда по-английски, чтобы пристыдить. Итак, куда ты хочешь сегодня пойти? Пройтись по магазинам здесь, в Довиле? Или съездить в Онфлер? Канн?

Робко, будто она опасалась быть надоедливой, Нита решилась прощупать:

– А Байе очень далеко отсюда?

– Байе? Да нет, примерно час езды, может, чуть больше. А ты что, хочешь посмотреть гобелены?

Кивнув, Нита затарахтела:

– Я всю жизнь мечтала там побывать. Еще с тех пор как нам о них рассказывали в школе! Все-таки далековато, может, ты не совсем хорошо себя чувствуешь для такой утомительной поездки…

– Нита, я же всего-навсего беременна. Я не больна! И Байе вовсе не далеко! – Несколько минут она задумчиво глядела на подружку, стараясь хотя бы на время отделаться от неприятных мыслей, а затем, тряхнув головой, сказала: – Решено. Поедем прибрежной дорогой. Я могу показать тебе береговые плацдармы, ты посмотришь мемориал на скале в Пуэн-дю-Ок, где подполковник Джеймс Раддер с последними из своих храбрецов штурмовал тридцатиметровые скалы в день высадки, чтобы захватить вражеские укрепления, защищавшие подходы к плацдармам Омаха и Юта со стороны суши. Там все, как было: доты, огневые позиции, орудия, мне кажется, ровно столько, сколько осталось после войны.

– И там можно пройти? – удивилась Нита.

– Да. Должна сказать, я первый раз тоже очень удивилась. В Англии все обнесли бы забором, отвезли бы орудия в безопасное место. Оставили бы надписи на стенах, а все же здесь, – добавила она скорее для себя, – здесь как-то больше уважения. – Стараясь взять себя в руки, встряхнуться, она предложила более весело: – Можем заглянуть ненадолго в Военный Музей, если захочешь – стоит того, – потом заехать на Американское кладбище… Недалеко оттуда есть неплохое место, где можно перекусить. А потом в Байе, и ты непременно должна увидеть собор…

– Но мы же еще пойдем вечером в казино, ты не слишком устанешь?

– Ей-Богу нет! – воскликнула Мелли, быть может, даже излишне решительно. Будет куда лучше, если у нее не останется времени, чтобы задумываться. Горечь разрыва с Чарльзом, еще более досадная оттого, что он был так нежен с ней накануне, перед тем как явилась Нита, чтобы все испортить, заслонила беспокойство о ребенке, заставила ее забыть о том, что она нуждается в покое.

Весь этот долгий и утомительный день она без устали твердила себе, что на самом деле сердца не разбиваются – просто немного болят и саднят. Но, увы, чувствовала, что ее сердце буквально разрывается на части. Бродя вместе с Нитой по местам, куда привозил ее когда-то Чарльз, она притворялась, что подвергает проверке свою решимость вести себя, как ни в чем не бывало. Где бы они ни шли, где бы ни останавливались, все напоминало ей о другом дне, дне радости и печали, теплоты и единения. Дне, когда он и она были самыми лучшими друзьями.

– Комок подступает к горлу, правда? – тихо спросила Нита, когда они смотрели на уходящие вдаль ряды белых крестов на Американском кладбище.

Мелли, и сама в который раз разволновавшись, молча кивнула. Столько смертей, тысячи и тысячи, здесь все земные дела кажутся такими сиюминутными, мелкими.

– Пора. Пойдем немного перекусим.

В Довиль они вернулись, когда было уже больше семи, и застали Чарльза в гостиной за чтением. Увидев их, он отложил газету и любезно поднялся им навстречу.

– Привет, – он улыбнулся Ните. – Его улыбка не отражалась в неподвижных серых глазах, но это смогла заметить лишь одна Мелли. – Удачно провели день?

– Потрясающе! – зачирикала Нита. – Ездили к месту высадки, потом в Байе. Везде так и веет историей! А гобелены! Вы их видели?

Он ответил не сразу, вначале внимательно посмотрел на Мелли, а затем сказал:

– Да, я тоже первый раз удивлялся, представлял себе что-то вроде обычных ковров.

– Да. Гигантский труд. Потрясающе! И вы обе, конечно, безумно устали.

– Я – да! – заявила Нита. – Так что одному Богу известно, как себя чувствует Мелли! – Забравшись на диван, она сбросила туфли.

– Одному Богу известно, как себя чувствует Мелли, – повторил он тихо, и Мелли почудилось, что его голос стал немного добрее. С любезностью, которая показалась Мелли напускной, он спросил Ниту – Слишком устали, чтобы идти со мной вечером?

– Ни в коем случае, – весело возразила она. – Мне только надо немного выпить, полчасика передохнуть, и я – как огурчик!

– Отлично. – Он повернулся к жене. – А тебе, Мелли, я думаю, лучше остаться дома и отдохнуть. Ты помнишь, что сказал доктор, – ты не должна рисковать здоровьем ребенка. Да и своим тоже, – добавил он, пожалуй, поздновато для того, чтобы его последние слова прозвучали достаточно убедительно.

– Да, – согласилась она, – хотя я не так много была на ногах. Больше сидела в машине. Стараясь избегать его взгляда, она продолжала: – Ну, я, пожалуй, пойду, немного полежу. Во сколько ты хочешь выйти? Около девяти?

– Да, я поведу Ниту поужинать, а потом, думаю, ей будет любопытно заглянуть в кабаре, перед тем как мы отправимся в казино.

– Звучит заманчиво. Увидимся попозже. – С несчастным лицом, не глядя на них обоих, она вышла из комнаты, поднялась к себе и улеглась на кровать. Стараясь не давать воли слезам, она вздохнула поглубже, надеясь, что боль в груди утихнет. Итак, ты все слышала, Мелли. Ты больше не нужна.

Через несколько минут дверь бесшумно открылась.

– Как ты смеешь вредить ребенку! – злобно шипел он, приближаясь к ней. – Покой – сказал доктор!

– Я и так…

– Неправда! Жан-Марк говорит, вы уехали в десять утра. Ты что, решила меня наказать?

– Да нет же! Я все время отдыхала. Сидела в машине… – Нерешительный стук в дверь заставил ее замолчать. Недовольно скривившись, Чарльз пошел открывать. Предостерегающе глянув на Мелли, он широко распахнул дверь, и она едва успела взять себя в руки, как в комнату влетела Нита.

– Ой, ничего, что я пришла? – спросила она встревоженно.

– Ничего, все в порядке, – мягко ответил Чарльз. – Я все равно собирался идти. Ухожу, а вы посплетничайте.

– Извини, я не хотела помешать, – попросила она прощения у Мелли, после того как за Чарльзом закрылась дверь.

– Да все нормально, – соврала Мелли, стараясь, чтобы ее слова звучали как можно убедительнее. – Он просто забеспокоился, потому что думал, я ходила по плацдармам, а я же этого не делала, так что не думай ни о чем.

– Честно? А то мне ужас как неприятно, если у вас из-за меня опять получится ссора.

– У нас не бывает ссор. А теперь прошу тебя, пойди отдохни, чтобы быть вечером в форме.

По-прежнему озабоченная Нита удалилась, и Мелли слышала, как она спускается вниз. «Неужели опять говорить с Чарльзом?» – подумала она. Мелли достаточно хорошо знала Ниту, чтобы не сомневаться – та не остановится, пока опять не сделает хуже. Ну настоящий злой гений! Нита, Нита! «Друг в беде – настоящий друг!» Какой идиот это придумал? Нет, он просто никогда не имел дела с Нитой!

До нее доносился Нитин голос, ответы Чарльза, слов она не разбирала. Все кончено, сказано, сделано, устало подумала она, и виновата только она сама. Ее фантазия, ее надежда.

К глазам подступили слезы, и, повернувшись на бок, она уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить рыдания.

– Мелли?

Вздрогнув от неожиданности, она проснулась и испуганно смотрела снизу вверх на стоявшего возле ее кровати Чарльза. Он включил настольную лампу, и в неярком свете ей трудно было разглядеть выражение его лица, возможно – к лучшему. Он был одет в смокинг и впервые за все время, что она его знала, показался ей совсем чужим. Недоступным. Сколько он так стоял, наблюдая, как она спит? Несколько минут? О чем он думал?

– Уже половина девятого, – сказал он негромко. – Мы с Нитой уходим.

Ей хотелось только одного – закрыть глаза и снова заснуть, притвориться, что ничего не случилось, но самолюбие не позволяло.

– Ну, конечно, – с усилием проговорила она. Ничего, что голос ее звучал хрипловато, он будет думать, что она не совсем проснулась. Лежа она чувствовала себя совсем беззащитной и, опасаясь, что выглядит слишком несчастной, села.

– Хорошо, что ты берешь ее с собой.

– Да, – согласился он охотно. – Жан-Марк приготовит тебе ужин. Не жди нас, – и, не дожидаясь ответа, вышел. Холодный, равнодушный, жестокий. Стоило Мелли снова откинуться на подушки, в дверь всунула голову Нита. Движение, как на Пикадилли, подумала Мелли.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она скорбно, будто разговаривала с умирающей.

– Прекрасно. Ты готова?

– Да. – Зайдя в комнату, она спросила с сомнением: – Я нормально выгляжу? Если честно, я не знаю, как положено одеваться для казино. И Чарльз до того шикарный…

– Ты чудно выглядишь, – успокоила ее Мелли. – В маленьком черном платье можно пойти всюду. – Склонив голову набок и сощурившись, она предложила: – А почему бы тебе не надеть мой жемчуг, он отлично подойдет к твоему вырезу.

– Ой, ты разрешаешь? – Нита направилась к шкатулке с украшениями, которая стояла на туалетном столике, но вдруг остановилась в сомнении: – А ожерелье очень дорогое?

– Нет, – солгала Мелли. Жемчуг купил ей Чарльз, а он никогда не покупал дешевки. Но ожерелье было куплено, чтобы его носили, а не для того, чтобы лежать в футляре. Хоть он и не любил ее, покупал он все самое лучшее. – Надень и серьги, – настаивала Мелли и, когда Нита вдела их в уши, одобрительно улыбнувшись, сказала: – Ты выглядишь лучше некуда. Иди, счастливо!

– А ты, честно, не обидишься, что ушла без тебя?

– Бог ты мой, ну конечно нет! Я бывала в казино тысячу раз. Я лучше почитаю. Ну давай, давай, иди. Не заставляй Чарльза ждать.

– Ладно. Я зайду и все тебе расскажу, когда мы вернемся. Ладно? – сияя от удовольствия, она упорхнула.

Наконец-то больше не надо было притворяться. И когда Жан-Марк принес ужин, она, застыв, смотрела в пустоту. Ей казалось, что любое занятие, в том числе и еда, требует слишком много усилий. Вернувшись, чтобы забрать поднос, Жан-Марк разворчался, как всегда, если она плохо ела, и подал ей теплое молоко, которое в этот раз подогрел, не спросив согласия. Ушел он угрюмый. Бедняга Жан-Марк. Мелли опасалась, что здорово его раздражает.

Выпив молоко, она наскоро приняла душ, надела ночную рубашку, легла, но не заснула.

Нита поскреблась в дверь далеко за полночь.

– Не спишь?

Силясь отвечать как можно бодрее, она отозвалась:

– Конечно нет. Как провела время?

– Блеск! Именно так обычно восклицала Нита, узнав какую-нибудь знаменитость, увидев красивое платье, украшение, интересного мужчину. Вспомнив об этом, Мелли не удержалась от улыбки.

– А эта артистка, Элисон Маркс, она запросто со мной разговаривала! Чарльз тут со всеми знаком, чудно! – продолжала она уже спокойнее. – Прямо не верится… Мне ужасно странно, что моя подружка Мелли – его жена. Слушай, а ты перед ним совсем не робеешь?

Удивившись, Мелли покачала головой, затем подумала, что она всегда в первую очередь видела его самого, а не то, что его окружало. Нет, робости она никогда не испытывала. Для нее он был просто Чарльзом. Годами он один заполнял всю ее жизнь, так что, возможно, она не могла оставаться беспристрастной, видеть его таким, каким он на самом деле был.

– А ты что, застеснялась? – с любопытством спросила Мелли.

– Да, слегка. Он такой – светский, что ли. Раскованный. Как люди, о которых читаешь в журналах. Мне хотелось себя ущипнуть, чтобы убедиться, что все наяву. Но он у тебя такой обходительный, терпеливый. Даже показал мне, как играть на столах.

– О, я за тебя рада. И ты взяла банк? – съехидничала Мелли.

Отрицательно покачав головой, Нита засмеялась.

– Да нет, я поставила совсем мало. Я не игрок по натуре, но люблю смотреть, как играют другие.

– Чарльз был все время с тобой? – поинтересовалась она, подумав, что он мог не догадаться, насколько непривычно чувствует себя в казино Нита.

– Да, конечно, ну отошел на минуту, чтобы поговорить с одним парнем, кажется, Никко.

– А-а, они вместе с Чарльзом и еще двумя компаньонами владеют на паях казино.

– Чарльз один из владельцев? – поразилась Нита. – Ух ты! – пристроившись на краю кровати, она, как бездарная артистка, продолжала свой выспренний монолог. – Здесь совсем иной мир, верно? Казино, бега, яхты! Я счастлива за тебя, но не завидую. Мне такая жизнь не по душе. А ты приспособилась, будто была для нее рождена.

– Разве? – удивилась Мелли. – По-моему, я веду себя как обычно.

– Да, но очень уверенно. Ой, даже не знаю, трудно объяснить. Может, это дорогие тряпки, хорошая стрижка…

– Может. Хотя поверь, на самом деле я такая же, как была.

– Да, я понимаю. И ужасно рада. – Ее лицо на мгновение стало задумчивым, и она добавила: – А Чарльз хороший, правда? Не пижон, такой простой…

– Да. – С замирающим сердцем она молилась, чтоб Нита остановилась, перестала разглагольствовать.

Не тут-то было. G серьезным видом Нита продолжала:

– Я имею в виду, другой бы мог на меня разозлиться, быть нелюбезным, а он – нет. Такой добрый, гостеприимный. Даже неудобно. Я стала за тебя заступаться перед тем, как мы уехали, а он улыбнулся и сказал, чтоб я не волновалась. Все ведь нормально, да? – предположила она.

– Ну конечно.

– Я прямо не переживу, если я тебе чего-нибудь напортила.

– Да нет же…

– Прости, но я все-таки тебе скажу – я заметила, что прошлой ночью он спал в другой комнате.

Ох, Нита, Нита!

– И такое впечатление, что он на тебя дуется, ну сама понимаешь, о чем я. Ну не то что грубый, или невежливый, или что-то там еще, просто какой-то немного равнодушный, неразговорчивый, – закончила она, слегка нахмурившись.

– Ну когда ему было со мной разговари вать? – попыталась урезонить ее Мелли. – Нас с тобой целый день не было, потом вы с ним ушли на весь вечер. Мы с Чарльзом успеем наговориться. Самое главное, чтобы ты хорошо провела здесь время. А насчет того, что он равнодушный, ты, по-моему, выдумываешь. Я не замечаю, – соврала она. – А спит он в свободной комнате, потому что я стала толстая и мне трудно удобно устроиться, а так хотя бы он высыпается. Ты напрасно разволновалась, я не пошла с вами не из-за Чарльза, а потому что устаю, если долго бываю на ногах. Поверь, я не лицемерю, я с удовольствием посидела дома.

– Честно?

– Честно, – сказала Мелли твердо. – А сейчас очень поздно, так что приятного тебе сна, – остальное расскажешь завтра. – И как она не сообразила, что подруга истолкует ее слова по-своему!

– Ой! – воскликнула Нита краснея. – Поняла, я не даю ему пожелать тебе доброй ночи!

Мелли пришлось согласиться.

К ее удивлению, Чарльз действительно вскоре явился и с готовностью объяснил зачем: «Для приличия, потому что этого ждет Нита». Он был неприветлив, угрюм, но она не могла негодовать или злиться, зная, что и он испытывает боль.

Скорее чтобы нарушить тягостное молчание, а не оттого, что ей хотелось говорить, она произнесла:

– Нита, кажется, осталась довольна?

– А ты полагала, что будет иначе? Она же ни в чем не виновата!

– Конечно, – печально кивнула Мелли, – понимаешь, она совсем не выносит ссор, ужасно огорчается. Поэтому ей просто невозможно резко ответить, прервать, когда она несет чепуху, до того близко к сердцу она все принимает. Спасибо, что взял ее.

Он так и стоял возле двери и, ничего не ответив, повернулся и вышел.

Нита гостила у них еще три дня. Три мучительных для Мелли дня, потому что она из последних сил изображала счастливую жену и будущую мать, из последних сил улыбалась, старалась быть естественной.

Они поехали в прелестный крохотный Онфлер и пробыли там с утра до вечера, неторопливо бродили по магазинам, долго сидели в открытом кафе возле пристани, наблюдая за кипевшей вокруг них жизнью. Чарльз показал Ните своих лошадей и пригласил приехать на следующий год, посмотреть, как они будут участвовать в скачках, когда подрастут и будут хорошо обучены. Он, правда, умолчал, что Мелли уже не будет принимать ее здесь как хозяйка.

На следующее утро Мелли повезла подругу в Довиль и, несмотря на то, что Нита без остановки причитала, глядя на цены в дорогих магазинах, купила ей красивый шарф от Сен-Лорана.

– Не надо, Мелли, – отказывалась Нита, – я не могу принять такой подарок! Он же безумно дорогой!

– Чепуха! Тебе что, не нравится?

– Нравится, не нравится, – ворчала она, – шарф потрясающий!

– Тогда хватит спорить!

– Я не спорю, но на такие деньги можно жить целый месяц!

Засмеявшись, Мелли обняла ее.

– Не преувеличивай. Я до того рада, что мы увиделись… Спасибо, что приехала.

– Ты правда не против?

– Ну конечно, правда.

– А можно я приеду еще, когда ребеночек уже родится?

– Ну, конечно. – Что она могла сказать?

«Нет, потому что ты сунула нос в чужие дела, и мы с Чарльзом не будем вместе, когда родится ребенок?» Нет, это исключено.

Стоя рядом, они дружно махали Ните на прощание, демонстрируя полнейшее единодушие. Как только машина скрылась из виду, Чарльз сказал:

– Завтра утром я уеду.

До Мелли не сразу дошел смысл его слов, и она молча смотрела на него.

– Уедешь? – Голос ее прозвучал как эхо.

– Да.

Почему? Потому что он больше не может ее видеть? А, собственно, чего она ожидала? Что они будут изображать счастливую семейку до самых родов? С замирающим сердцем она жалобно спросила:

– А я имею право знать куда?

Поколебавшись с минуту, он ответил:

– В Монте-Карло.

Она почувствовала такую дурноту, что не сразу смогла говорить. Вот оно что, в Монте-Карло, там как раз через несколько недель начинаются гонки на глиссерах. Каждый сезон кто-то погибает или получает увечье. Даже в этом году уже было два несчастных случая во время подготовки, и он дал ей слово, что не будет участвовать. Но это было еще до того, как он узнал о ее обмане. Мелли собрала последние силы и, наконец, задала вопрос:

– И как долго тебя не будет?

– Точно не знаю. Несколько недель. Я успеваю вернуться до родов.

«Если останешься жив».

Судорожно глотая воздух, она продолжала:

– Я думала, ты уступил свое место.

– Уступил. Но второй пилот Никко сломал ногу, и я предложил его заменить.

«В тот вечер», – подумала она, не сомневаясь, что права. Нита ведь рассказала ей, что в казино он оставлял ее на несколько минут, чтобы поговорить с Никко.

– Ты никогда не думала, что можешь остаться богатой вдовой…

– Не надо! – взмолилась она. – Ради Бога, не надо! – Чувствуя, как кровь отлила от ее лица, она покачнулась и, наверное, упала бы, если бы Чарльз не успел ее подхватить.

С испуганным, а возможно и рассерженным возгласом он, поддерживая ее за талию, отвел в гостиную.

– Посиди, я принесу тебе чего-нибудь попить. Тебе чаю или чего-нибудь другого? – спросил он растерянно.

Откинувшись в кресле, она закрыла глаза и старалась отогнать от себя кошмарные видения, в которых мелькали покалеченные, окровавленные, выброшенные на берег тела. Гонщики носятся на таких фантастических скоростях, что достаточно удара волны, какого-нибудь обломка, чтобы произошла катастрофа.

– На, – резко сказал он, – выпей.

Открыв глаза, она взглянула на пузатый стакан с бренди.

– Не могу, – взмолилась она, – мне станет нехорошо.

С глубоким вздохом он поставил стакан на журнальный столик.

– Жан-Марк заварит тебе чай. – Он отошел и остановился поодаль, расставив ноги и засунув руки в карманы. – Прости, я не хотел тебя огорчить.

Глядя на него, по-прежнему в плену дурных предчувствий, Мелли попросила:

– Не уезжай.

– Я должен. Дал слово.

А слово Чарльз держал. Железно. А если бы он не пообещал? Передумал бы, уступил ей?

– Возьми с собой Жан-Марка, – попросила она.

Он с удивлением взглянул на нее.

– Зачем?

– Не знаю, – призналась она беспомощно. – Он будет за тобой присматривать и просто вообще…

– Не дури! Со мной все будет в порядке. Со мной всегда все в порядке.

Он сказал правду. Но в один прекрасный день удача может изменить ему. Что за дьявольская сила заставляет его вечно рисковать? Гонит туда, где бросают вызов? Скука? Жажда самоутверждения? Нет, ни то, ни другое не похоже на Чарльза.

Резко взмахнув рукой, так что она вздрогнула, он зло обратился к ней:

– А чего ты ожидала, Мелли? Что я прощу, забуду? Скажу тебе, что я не против, чтобы меня использовали? А я как раз против, – продолжал он, свирепея, – я чертовски против! Ты мне нравилась! Я верил тебе! А теперь, если ты рядом, мне все время хочется что-нибудь разбить. Меня не покидает ощущение нечистоплотности. Смотрю на тебя и хочу понять, что скрывается за этим милым лицом? Слежу за всем, что ты говоришь, делаешь, ожидая подвоха! В общем, я не могу так жить! И не хочу так жить! Когда родится ребенок, каждый из нас пойдет своей дорогой. И не думаю, чтобы мне когда-нибудь захотелось встретиться с тобой снова!

Тяжело дыша, он пересек гостиную и выскочил вон.

Оглушенная, перепуганная, она не могла сдержать дрожь, когда через несколько минут появился Жан-Марк.

Глядя с сочувствием, он поставил перед ней поднос.

– Вероятно, он вам сказал?

– Насчет гонок? – еле выговорила она. – Да.

– Все обойдется.

– Да, – неуверенно согласилась она, думая, что таким жестоким, таким нетерпимым она видела Чарльза впервые.

– Не знаю, как вас утешить, чем помочь… – начал снова Жан-Марк нерешительно.

– Не стоит.

– Что поделаешь, если он такой дуралей. Ну, выпейте чаю, – ласково попросил он.

Дуралей? Нет, никакой он не дуралей, просто озлобившийся, разочаровавшийся человек.

Когда она поднялась на следующее утро с постели, Чарльза уже не было. Не попросил ничего передать, не оставил записки, просто уехал. Второй раз, с тех пор как она была замужем, Мелли завтракала в одиночестве. Лишь небольшой пример того, что ожидает ее в будущем. В будущем, где не будет Чарльза? Поглядев на свежие булочки, лежавшие как обычно на белоснежной салфетке, она расплакалась. Слезы тихо бежали по бледному лицу, капали на тыльные стороны ладоней. Она ощущала только боль, боль из-за одного-единственного человека, и ничего не могла высказать. Не могла дотронуться до него, и в ответ почувствовать его прикосновение, и это приводило ее в отчаяние, особенно когда она вспоминала, что все уже так замечательно наладилось.

Теперь, когда рядом не было Ниты, которая могла ее отвлечь, ей казалось, что она сойдет с ума. Некому было успокоить ее, утешить, и она проводила дни, без дела слоняясь по дому.

Она побывала еще раз в больнице, и, на счастье, в этот раз доктора не было, а потому некому было настаивать, чтобы она осталась там, как он грозил в прошлый раз. Акушерка, как ей показалось, уверенно заявила, что не видит оснований отрывать Мелли от дома, при условии, что она будет вести размеренный образ жизни. И недели медленно потянулись одна за другой. Недели без Чарльза. Иногда ей казалось, что, если бы не Жан-Марк, она бы, скорее всего, просто не выжила. Его заботливость и доброта бальзамом проливались на ее встревоженную душу. Он нянчил ее. Подшучивал над ней. Старался приободрить и не зло огрызался, если она срывала на нем дурное настроение.

– Вы ни в коем случае не должны столько плакать. Это вредно для ребенка. И отчего бы вам не прилечь?

– Да не хочу я лежать! Мне все осточертело. – Бросив на него сердитый взгляд, она разрыдалась.

– Ну-ну, успокойтесь, – произнес он смущенно, – подумайте о малыше!

Глядя на него и продолжая всхлипывать, Мелли пробормотала:

– Я и так не перестаю думать о малыше. И будет лучше, если вы прекратите все время за мной подглядывать и пугать, незаметно подкрадываясь!

Взглянув на его обиженное лицо, она улыбнулась сквозь слезы:

– Простите меня.

– Все, помирились. А теперь идите в столовую, а я принесу вам завтрак.

– Я не хочу есть…

– Надо. – Он открыл дверь в столовую, ввел ее туда под руку, усадил и через пять минут появился, неся поднос. Положив на тарелку булочку, он строго приказал ей есть. Взяв по кувшину в каждую руку, он плеснул ей в чашку горячего молока, а затем сверху совсем немного кофе. – Пейте. Когда вам теперь в больницу?

– Завтра.

– Я тоже поеду…

– Не дурите, я прекрасно доеду сама.

– Доедете, – согласился он с ухмылкой, которая, вероятно, означала, что она сказала глупость. – Но лучше не надо. В котором часу?

Нахмурившись, Мелли взглянула на него и, заметив, До чего ласково он смотрит на нее, сдалась.

– В десять.

– Отлично. Как следует выспитесь.

– Благодарю, – ехидно ответила она, – ваша любезность не знает границ.

– Oui, – согласился он серьезно. – Я иногда даже сам удивляюсь.

– Ой, лучше уйдите.

Довольно кивнув, он послушался.

В девять тридцать на следующее утро Жан-Марк помог ей сесть в машину, осторожно накинул ремень безопасности поверх ее уже сильно выдававшегося живота, захлопнул дверцу и сел за руль.

– Выпили положенные полторы пинты?

– И вам это прекрасно известно, поскольку вы надо мной стояли целый час.

– Гм… Карточку не забыли?

– Нет.

– Анализ?

Повернув голову, она посмотрела на него и ничего не сказала.

Насвистывая, он включил зажигание и завел мотор.

По причине, известной, вероятно, только ему, он был всем очень доволен. Почему? Она так и не смогла узнать, что связывало его с ее мужем. Если Чарльз не получил его в придачу к дому, который, судя по всему, все же не выиграл в покер, тогда кто же он все-таки такой, Жан-Марк? Откуда он взялся? Ну не похож он на человека, которому по душе только мыть посуду, стелить постели и готовить еду.

– Почему? – вдруг произнесла она.

– Что почему?

– Почему вы на нас работаете?

Он заметно удивился:

– Вы считаете зря?

– Нет! – возразила она. – Вы меня не поняли. Я имела в виду, что вы совсем не похожи… не похожи на то, каким я себе представляла дворецкого…

– Разве? – удивился он.

– Честное слово.

– О, вы полагаете, мне необходимо брать уроки?

Решив не тратить попусту сил на пустую болтовню, Мелли посерьезнела и замолчала.

– Я подожду, – сказал он, останавливаясь около клиники.

– Я могу пробыть долго, – предупредила она.

– Ничего, я все-таки подожду, – ответ прозвучал спокойно, но настойчиво.

Пожав плечами, она повернулась и пошла к входу. Загадка – вот он кто. Головоломка. Что он знает об их с Чарльзом отношениях, о чем догадывается? Он не мог не заметить их размолвки и, однако, ни единого слова или намека. Почему? Может, ему не интересно? Или не входит в его обязанности? Зная, что ее гадание всего лишь способ скрыть нервозность перед очередным обследованием, и чувствуя, что чем ближе она подходит к зданию клиники, тем ей становится сложнее себя отвлекать, Мелли заставила себя думать о Чарльзе. Что он сейчас делает? В эту минуту? Думает о ней? О ребенке? И она опять разволновалась. Ребенок подрастет, все должно быть нормально. Беспокойство о Чарльзе на время пересилило страх за ребенка, но сейчас, пока она поднималась в лифте, она вспомнила слова доктора, и волнение нахлынуло вновь.

К счастью, ждать почти не пришлось, ее сразу отвели в палату и уложили.

Уже привычно переводя взгляд с экрана прибора на лицо сестры, она опять старалась одновременно прочитать, что написано тут и там.

– Все нормально?

– Oui, – ответила сестра довольно. Она помогла Мелли встать, протянула ей карточку и, не вызвав следующую пациентку, проводила в регистратуру.

– А, мадам Ревингтон, как наши дела?

– Хорошо, спасибо. Мне идти вниз?

– Oui, а потом к доктору. Пожалуйста, не надо волноваться. Поверьте, все обойдется.

Увы, не обошлось.

– Мы хотим, чтобы вы остались у нас, – настаивал доктор Лафарж.

– Но почему? С ребенком же все нормально, вы сами сказали!

– Да. Но еще я сказал, что ребенок маленький. Простите меня, но лучше перестраховаться сейчас, чем потом огорчаться. Так ведь? Мы хотим, чтобы вы находились в полном покое, хорошо ели и, кроме того, прошли дополнительное обследование.

– Для чего?

– Оно покажет, получает ли ребенок все необходимое для правильного развития. Вы меня поняли? Нам необходимо установить точно, отчего ребенок плохо растет. У вас тридцать четыре недели, а размер ребенка соответствует тридцати. Поэтому я просил бы вас не перечить мне, милая дама. Вы остаетесь. Сегодня.