Текст книги "Google для разбитых сердец"
Автор книги: Эмма Гарсия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Готово дело, – сообщает он. – Думаю, мне удалось схватить твою сущность.
Он потягивается и прогибает спину. Рубашка задирается, и я вижу над поясом джинсов полоску темных волос.
Можно взглянуть?
Нет. Портрет еще не закончен.
Макс снимает хост с мольберта и куда-то его уносит.
Идем, одолжу тебе кое-что из вещей, – говорит он, возвращаясь. – У нас явно назрела необходимость посетить паб.
Глава восьмая
ПУТЕШЕСТВИЕ В ПРОШЛОЕ
E-mail: Вивьен Саммерс от Люси Бонд. 7 июля, 06.00 Тема: Спроси Люси
Привет, Вив!
Помнишь, мы говорили, что я могу вести на твоем сайте раздел мудрых советов! Вот убедительный образчик моей компетентности. Дорогая Люси!
Недавно я выяснила, что мой бойфренд посылает кому-то эсэмэски сексуального характера. Когда я приперла его к стенке, он ответил, что «просто хотел немного развлечься». Потом я узнала, что адресат эсэмэсок – его коллега, сорокалетний мужчина по имени Найджел. Я позвонила ему, и оказалось, что он очень приятный и милый человек. В следующем месяце мы с моим бойфрендом собирались пожениться, но теперь я в полном смятении. Подскажи, как мне поступить?
М.
Дорогая М.!
Как насчет брака втроем?
Люси
Сейчас утро понедельника, теплое, серое и пасмурное. Моросит мелкий дождь. Я чувствую себя прескверно. В горле першит, глаза болят, нос заложен. Закутавшись в свой синий махровый халат, просматриваю почту. От Роба ничего. Я посылаю сообщение Люси: «Люси, совет прекрасный. Если бы брак втроем стал общепринятым, это решило бы кучу проблем. Вив».
Хотя я больна в хлам, надо готовиться к работе. Я бреду в ванную, подхожу к зеркалу и оттягиваю нижнее веко. Слизистая бледная до жути. Кажется, это признак анемии. Откровенно говоря, удивительно, что я до сих пор не умерла. Я включаю душ и становлюсь под колючие водяные струи. Выдавливаю на ладонь немного фруктового шампуня и намыливаю голову. Считается, что запах этого шампуня действует возбуждающе, но меня начинает тошнить. Я вылезаю из душа, заворачиваюсь в большое полотенце и горблюсь над унитазом.
Интересно, с какой стати у меня такое кошмарное похмелье? Вчера мы с Максом всего лишь распили на двоих бутылку красного вина. В десять часов вечера я была трезва как стеклышко. К тому же сразу завалилась спать. Я заматываю мокрые волосы полотенцем и тащусь в кухню поставить чайник. Пока я ломаю голову над тем, что надеть, приходит сообщение от Люси. «Значит, заметано – мудрые советы за мной».
Я завариваю чай и начинаю одеваться. Усилия, которые нужны, чтобы надеть трусы, совершенно меня изнуряют. Меж тем уже восемь пятнадцать. Вне всякого сомнения, я опоздаю. Пожалуй, не стоит вообще идти на работу, решаю я. С чувством глубокого облегчения валюсь на диван с мобильным телефоном в руках.
Выясняется, что в полночь Макс прислал мне эсэмэску. «Ты самая-самая классная». Макс знает, что и когда сказать, этого от него не отнимешь. Поэтому он был и остается моим лучшим другом. Улыбка сползает с моего лица, когда я выбираю свой рабочий номер. К моему удивлению, отвечает Кристи.
«Барнс и Уорт», отдел подарков. Говорит Кристи. Чем я могу вам помочь?
Кристи, привет. Это Вив. Ты зачем приперлась на работу в такую рань?
Привет, Вив. Дело в том, что я решила начать новую жизнь.
Так, значит, Кристи больше не намерена врываться в офис ровно в десять и завтракать на рабочем месте, потому что утром она не успела даже влить в себя чашку чаю.
Я решила, сейчас самое время сконцентрироваться на карьере! – сообщает она, сопровождая эти слова хихиканьем. По всей видимости, ее амбициозные планы не стоит принимать слишком серьезно.
Рада за тебя. Послушай, я...
Скажу тебе честно, после того как я получила это устное предупреждение, я подумала – катись оно все к чертям, – перебивает Кристи. – Уволюсь сама, и пусть радуются! Но на выходных я все хорошенько обдумала и поняла, что это не выход. Кристи, сказала я себе, пора показать всем, чего ты стоишь.
Отлично. Уверена, у тебя все получится. Послушай, Кристи, ты не могла бы сообщить, что меня сегодня не будет. Я жутко простудилась и, если доберусь до работы, пожалуй, склею ласты. Если кому-то я нужна, пусть звонит по мобильному.
Хорошо. Только это лишнее.
Что лишнее?
Изображать, будто ты охрипла. Вив, если в этой конторе есть человек, перед которым тебе нет надобности притворяться больной, так это я.
Но я действительно больна!
Кто бы в этом сомневался.
К твоему сведению, у меня анемия и, судя по всему, начинается ангина.
На это сообщение Кристи вновь отреагировала сдавленным хихиканьем.
Хорошо, Вив. Я скажу, что тебя сегодня не будет.
Слушай, там у меня на столе целая кипа бумаг. Сумеешь в ней разобраться?
Ну... попытаюсь.
Ты помнишь, что нужно подготовить сертификаты безопасности на зонтики, маникюрные наборы и африканские бисерные ожерелья?
И все это сегодня?
Сейчас утро, так что времени у тебя предостаточно.
Ладно.
Позднее я позвоню тебе и узнаю, как идут дела.
Хорошо, Вив. Надеюсь, что твоя болезнь не затянется.
Пока, Кристи.
Нажимаю «Отбой». Эта нахальная девчонка успела меня утомить.
Я откидываюсь на подушку и натягиваю на глаза затемняющую маску. Если бы мне удалось проспать несколько часов, наверняка стало бы лучше. Но как только я концентрируюсь на дыхании, пытаясь дышать как можно медленнее, мой мозг затевает знакомую пытку. Все мои мысли о Робе, и с этим ничего нельзя поделать. К тому же сквозь маску проникает свет, а на улице шумят машины. Я встаю, одеваюсь и выбегаю на улицу. Надо успеть на ближайший поезд до Кента.
Оказаться на широких тротуарах этого маленького зеленого городка – все равно что совершить путешествие в прошлое. Поворачивая на улицу, на которой живет бабушка, я возвращаюсь в детство. Дом стоит в самом конце глухого и тихого переулка. Краска на стенах сильно облупилась, и вообще вид у дома не слишком презентабельный. Тем не менее он кажется мне приветливым и гостеприимным. В переулке какой-то парень учит маленькую девочку кататься на двухколесном велосипеде. Оба с любопытством смотрят на меня. Я вспоминаю, как дедушка учил меня кататься, велосипед точно так же вихлялся из стороны в сторону, а дед держал его за седло. С тех пор прошло тридцать лет. Гравий дорожки хрустит у меня под ногами. Звоню в колокольчик, пытаюсь заглянуть в дом сквозь застекленное оконце в дверях и снова звоню. Если окажется, что бабушки нет дома, я этого не вынесу. Наверное, надо было предупредить ее о своем приезде. Жаль, подобная мысль как-то не пришла мне в голову. Под палящим солнцем мое хлопковое платье начинает липнуть к телу. Может быть, бабушка в саду, догадываюсь я. Переступая через упавшие яблоки, я подхожу к калитке, но в саду никого нет. Я снова звоню в колокольчик, долго и упорно, при этом почти уверенная в том, что дом пуст. На этот раз до меня доносятся шаги, и за дверями угадывается знакомый силуэт. Возясь с замком, бабушка приговаривает:
Подождите, прошу вас! Подождите немного!
Наконец дверь распахивается.
О! Вив! Как я рада!
Она прижимает меня к себе так крепко, что я ощущаю прикосновения ее костлявых ключиц. Ласково касается моего лица рукой, и я улавливаю легкий цветочный аромат ее крема.
Вот сюрприз! – восклицает она. – Мы ждали тебя вчера!
Очень забавно, что она говорит «мы». Дедушка умер два года назад. В то утро бабушка принесла ему чашку чая и полчаса болтала с ним, прежде чем его упорное молчание заставило ее насторожиться.
Да, я знаю. Прости, – киваю я.
Бабушка с улыбкой смотрит на меня, ожидая объяснений. Но не могу же я сообщить, что не могла приехать, потому что мучилась похмельем. Я вытираю потные руки о подол платья. Проходит несколько мгновений. Мы стоим в холле, где пол устлан старым ковром, стены увешаны выцветшими фотографиями, а в воздухе носятся призраки и воспоминания.
Главное, ты все же приехала. Я так рада, так рада, – повторяет бабушка.
Она скользит по моему лицу изучающим взглядом, потом вновь заключает меня в объятия.
Вив, идем скорее! Идем! Наконец-то ты дома.
Вслед за ней я спускаюсь по лестнице в кухню, замечая, как крепко она цепляется за перила при каждом шаге. Вздувшиеся вены у нее на руках похожи на спицы сломанного зонтика.
Уверена, ты с удовольствием выпьешь кофе! – восклицает она.
В детстве ее привычка громогласно восклицать по любому поводу выводила меня из себя. На улице она могла неожиданно остановиться и заорать во всю глотку: «Смотри, какая красота!», указывая на висящую на кусте паутинку или что-нибудь в этом роде. «Давай скушаем по пирожному, детка!» – предлагала она как раз в тот момент, когда все мое внимание было поглощено какой-нибудь телевизионной передачей. Помню, я ужасно стеснялась, что из школы меня забирает пожилая леди. Мне так хотелось, чтобы у меня была такая же мама, как у моих друзей, – молодая, стильно накрашенная, на высоких каблуках. Но каждый день бабушка в своем платье-балахоне стояла на игровой площадке, несмотря на все просьбы дожидаться меня в машине. И каждый день я пыталась проскользнуть мимо, сделав вид, что не имею к ней никакого отношения.
В кухне, как всегда, царит запах сушеных трав. Связки этих самых трав свисают с потолка вместе с сетками, наполненными красными яблоками. Я сажусь на скамью за массивным дубовым столом и смотрю в сад. Солнечные лучи играют на дорожках и на кустах разноцветной герани. Бабушка, тихонько насвистывая, приводит в действие свою кофейную машину – пугающе древнее сооружение из трубок. Машина начинает сердито шипеть и кашлять, но в конце концов выдает порцию превосходного капучино.
Бабушка садится напротив, расправив на коленях складки своего синего льняного платья. Ее глаза, устремленные на меня, лучатся от счастья. Мы молча прихлебываем капучино. На верхней бабушкиной губе остается белая полоска.
Сад в этом году хорош, как никогда, Вив, – сообщает она. – Каждый день распускаются новые розы.
Я ставлю чашку на стол.
Твои розы всегда были хороши.
Но этот год какой-то особенный! Такой красоты ты еще не видела! – Бабушкино лицо сияет. – А запах! Это что-то божественное!
Я окидываю взглядом сад. Лужайку давно не подстригали, под деревьями – груды неубранных сухих листьев.
Тебе здесь не одиноко? – спрашиваю.
Милая, неужели ты считаешь, что старики любят говорить о своем одиночестве?
Конечно нет. Просто я подумала... Твоя жизнь сложилась так, как тебе хотелось бы?
Я стараюсь не думать о том, что все могло быть как-то иначе. От подобных размышлений нет никакого толку.
Значит, ты ни о чем не жалеешь?
Ни о чем. Я живу в мире с собственной душой. Мне не в чем себя упрекнуть. И я совершенно счастлива.
Бабушка водит пальцем по царапине на столе.
А почему ты вдруг об этом заговорила? – спрашивает она, внимательно глядя мне в глаза. – Ты что, о чем-нибудь жалеешь?
Да, – киваю я.
Ох, я совсем забыла, у меня же есть имбирное печенье.
Бабушка встает, чтобы принести печенье. Я замечаю, что двигается она скованно, и почему-то это меня раздражает.
По телефону ты сказала, что Роб нашел другую женщину? – спрашивает она, роясь на полках буфета.
Нашел... – вздыхаю я. – И собирается на ней жениться.
Подбородок у меня начинает дрожать, и мне приходится опустить его на сложенные ладони. Бабушка ставит на стол тарелку с печеньем, несколько секунд с сочувствием смотрит на меня и неуверенно спрашивает:
И ты... очень переживаешь?
Еще бы. Я чувствую себя никому не нужной. Обреченной на вечное одиночество.
Потому что ты хотела выйти за него замуж?
Я должна была выйти за него замуж... три месяца назад.
Бабушка испускает тяжкий вздох и отводит взгляд в окно.
Ой, погляди, погляди! – восклицает она. – Вот там, на ветке, крапивник!
Как всегда в таких случаях, я вздрагиваю и начинаю испуганно озираться по сторонам. Бабушка успокоительно берет меня за руку.
Дорогая, я знаю, сейчас тебе кажется, что настал конец света. Но поверь мне, вскоре ты поймешь, что все не так страшно.
Мы смотрим друг другу в глаза, и мои начинают наполняться слезами. Что касается бабушкиных, они поражают голубизной и ясностью. Она крепко сжимает мою руку и поглаживает ее.
Очень скоро ты поймешь, что твой Роб – самый обыкновенный засранец.
От неожиданности у меня перехватывает дыхание.
Ба!
И в этом нет ничего из ряда вон выходящего, – продолжает она. – Засранцев вокруг полным-полно!
Ты не должна употреблять такие слова.
Она улыбается, очень довольная произведенным эффектом.
И ты не должна так говорить о Робе. Я его любила... То есть я и сейчас его люблю.
Слушай, да зачем он тебе сдался! Ведь ты у нас красавица, умница и вообще просто прелесть! Стоит только захотеть, найдешь себе дюжину мужиков.
Но мне нужен он!
Понимаю.
Бабушка проводит пальцем по краям чашки, собирая молочную пену, и облизывает палец.
И насколько я тебя знаю, ты сможешь его вернуть, если захочешь. Зачем, вот в чем вопрос.
Я выйду за него замуж и рожу ему детей, – быстро рапортую я.
Ты и правда этого хочешь? – роняет она, грустно глядя в пространство.
Ба, похоже, ты забыла, сколько мне лет. Тридцать четыре, к твоему сведению! Роб – единственный человек, когда-либо сделавший мне предложение. Скажу тебе честно, мужчины не выстраиваются в очередь у моих дверей.
В мое время все было иначе. Женщина легко и незаметно переходила из положения дочери к положению жены и матери.
Она смотрит на фотографию в рамке, стоящую на подоконнике, – там они с дедушкой, совсем молодые, сидят на скамейке у моря. Юная бабушка откидывает с лица волосы, которыми играет ветер. У дедушки вид такой довольный, словно он только что выиграл чемпионат по регби.
Сейчас у женщин больше возможностей, – изрекает бабушка. – Они могут выбирать.
Ага... выбирать. Было бы из кого!
В любом случае поступай так, как подсказывает тебе сердце... И не вешай нос!
Бабушка встает, чтобы вымыть чашки.
Знаешь, Вивьен, я уверена, очередь у твоих дверей все-таки стоит. Просто ты ее не замечаешь.
Я уныло бреду в маленькую гостиную. Дедушкино кресло по-прежнему стоит напротив окна. На полках, заставленных семейными фотографиями, лежит толстый слой пыли. Я беру одну, ту, где изображен дедушка, и вытираю ее подолом платья. Дедушка, в какой-то дурацкой панаме, жизнерадостно улыбается. Внизу подпись бабушкиной рукой: «Лоуренс 2006». Фотография была сделана за год до его смерти. На большинстве других фоток – я, в основном в нежном детском возрасте. Лет в семь я разлюбила сниматься. Беру в руки еще одну фотографию, до боли знакомую. Маленькая девочка, которая потом стала моей матерью. Все мое детство эта фотография стояла на столике у моей кровати. Тогда я надеялась, что моя любовь заставит маму вернуться. Теперь я смотрю на хорошенькое детское личико, не испытывая никаких чувств. До меня доносится звон дверного колокольчика.
Это Редж! – кричит бабушка. – Я пригласила его на ланч!
Только Реджа мне и не хватало! Я оставляю фотографии в покое и возвращаюсь в кухню. Редж притащил огромный букет душистого горошка. Его массивное тело подавляет пространство, точно громоздкая мебель. Изъясняется он с простонародным акцентом, который обожают актеры, играющие в комедиях. Его приход явно воодушевил бабушку. Она порхает и трещит как сорока и при этом ухитряется накрывать на стол.
Редж, у меня есть превосходная ветчина.
Отлично! Привет, Вив, детка! Как поживаешь?
Морщины, бороздящие его лицо завзятого курильщика, становятся еще глубже, когда он улыбается.
Спасибо, хорошо.
Бабушка бросает на меня обеспокоенный взгляд. Я усаживаюсь за стол. Редж смотрит в сад.
День сегодня чудный, правда? – вопрошает он.
Угу, – отвечаю я.
Вчера тоже был неплохой. Что ты делала на выходных, Вив?
Да так, ничего особенного.
А сегодня решила сделать бабушке приятный сюрприз, да, детка?
Бабушка и Редж обмениваются взглядами, потом начинают усиленно улыбаться, глядя на меня. Внезапно до меня доходит, что я – третий лишний.
Бабуля, мне очень жаль, но я заскочила лишь ненадолго. Мне пора! – говорю я.
Как, ты ехала из Лондона, чтобы заскочить всего на несколько минут? – хохочет Редж.
Бабушка берет меня за плечо, не давая встать.
Ты с ума сошла, Вив! Как ты можешь уйти, ты же только что пришла?
Да, конечно, но у меня в Лондоне куча дел, честное слово. И я обязательно приеду в воскресенье.
Избегая смотреть на Реджа, я обнимаю бабушку.
Может быть, я даже привезу с собой Макса, – обещаю я.
Бабушка провожает меня до дверей.
Мне так не хочется, чтобы ты уезжала, – лепечет она и прижимается ко мне. – Я так по тебе скучаю.
Теперь она кажется мне ребенком, который нуждается в утешении и ласке.
Я тоже скучаю по тебе, ба. Но пришел Редж, и я не хочу вам мешать. Увидимся в воскресенье.
Если бы я знала, что ты приедешь сегодня, ни за что не стала бы его приглашать.
Вид у бабушки расстроенный.
Не переживай, – улыбаюсь я. – Воскресенье совсем скоро.
Бабушка отпирает дверь, и я выхожу.
Помни, что я всегда тебя жду! – кричит она мне вслед.
У меня одно желание – как можно скорее убраться. Дойдя до угла, я оборачиваюсь и вижу, что бабушка по-прежнему стоит в дверях.
По дороге домой я ощущаю, как внутри у меня перекатывается огромный ледяной булыжник, с которым я ничего не могу поделать. Откидываюсь на спинку кресла и смотрю в окно поезда. С чего это я вздумала выделываться? Теперь мне по-настоящему жаль, что я расстроила бабушку. Но дело в том, что я по горло сыта положением третьего лишнего; к тому же в глубине души я ожидала, что ради меня бабушка, что называется, даст своему ненаглядному Реджу от ворот поворот. Наверное, она не поняла, как сильно мне нужна ее помощь. Не поняла, что мое сердце разбито вдребезги. А как должны проявляться симптомы разбитого сердца? И какое средство способно вылечить от этого недуга? До меня доходит, что мои родственники и друзья были о Робе не слишком высокого мнения. Именно поэтому сейчас они ведут себя так, словно мне нечего жалеть о столь ерундовой потере. Может, мне нашить на платье карточку: «Осторожно. Разбитое сердце. Возможны непроизвольные рыдания»? Но если все вокруг не замечают моей боли, значит, они не могут мне помочь. Я должна справиться со своей бедой в одиночку... такова участь всех разбитых сердец.
Свой сайт в Интернете – вот единственное спасение от одиночества. Меня поддержат не друзья, а незнакомые люди, которые оказались в таком же положении. Лишь товарищи по несчастью способны понять, каково мне приходится.
Я достаю блокнот и начинаю прикидывать, как на-звать сайт. Вот, например, неплохое название: «Приют разбитых сердец». Всякому понятно, здесь будут собираться люди, которых предали любимые. Люди, которых бросили. Конечно, чувствовать себя брошенным чертовски обидно. С другой стороны, пока не осознаешь, что прежним отношениям пришел конец, невозможно двигаться вперед. Но может, для нас с Робом конец еще не настал? Я знаю, что он собирается жениться и все такое, но сам он мне об этом не говорил. А пока он этого не сделал, еще остается надежда.
Если бы мы с ним увиделись и поговорили, все могло бы измениться. Уверена, он понял бы, какую роковую ошибку совершил. Может, мне стоит зажать в кулак гордость и позвонить ему? Или послать сообщение. Я прижимаюсь лбом к оконному стеклу и рассматриваю граффити, которыми покрыты стены домов, стоящих вдоль путей. Поезд останавливается. Входит здоровенный белобрысый юнец и, несмотря на то что вагон наполовину пуст, плюхается на сиденье рядом со мной. В нос мне ударяет застоявшийся запах сигаретного дыма. Крепче прижимаю к себе сумочку и отворачиваюсь к окну. Из наушников у него на голове доносится какой-то одуряющий грохот. Он достает из пакета истекающего жиром цыпленка-гриль и принимается пожирать его, бросая обглоданные кости прямо на пол. Я упорно смотрю в окно, за которым проплывают мрачные пейзажи Большого Лондона. Запах жареного цыпленка поистине тошнотворен. Поворачиваюсь, чтобы пронзить невежу взглядом. Он рыгает, вытирает губы, комкает жирную бумагу и тоже бросает ее на пол. Вопросительно смотрит на меня. Знаком прошу его снять наушники и указываю на помойку у наших ног.
Не хотите ли убрать все это?
Амбал насмешливо пялится на меня и говорит с кошмарным ямайским акцентом:
Не-а, дорогуша, я в уборщики не нанимался. Но если тебе не в лом, валяй, убери.
Это отвратительно! – шиплю я.
Скажешь тоже, – ухмыляется он.
Вы не думаете о том, что после вас в поезд войдут другие люди?
Плевать я на них хотел! Хотя если им приспичит заморить червяка, могут тоже хавать цыплят, – отвечает наглая сволочь.
Понятно. Дайте мне выйти. Я не желаю сидеть в мусорной куче.
Амбал сдвигает коленки в сторону, и я вылезаю, ощущая, как щеки мои пылают от гнева и досады. Тщетно пытаясь испепелить мерзавца взглядом, я нажимаю кнопку вызова охраны. Сквозь шуршание до меня доносится бодрый голос:
Служба охраны слушает!
Здравствуйте. Я нахожусь в четвертом вагоне. Здесь один молодой человек набросал на пол кучу куриных костей и грязной бумаги.
Понятно, мэм. Не беспокойтесь, уборщик приведет вагон в порядок, когда мы прибудем на конечную станцию.
А вы не хотите разобраться с нарушителем? – сердито спрашиваю я. – Он все еще здесь.
Не волнуйтесь, мэм, уборщик наведет полный порядок, – тупо повторяет невидимый охранник.
Да, но нарушитель? Ему что, сойдет это с рук?
Тут мы ничего не можем сделать, мэм.
Вновь раздается шуршание, и связь прерывается.
Я вновь прожигаю амбала гневным взглядом и сажусь неподалеку, чтобы указать на него охраннику, если тот все же даст себе труд наведаться в наш вагон. Юнец что-то бормочет себе под нос.
Что вы сказали? – спрашиваю я.
Я грю, дамочка, лечиться тебе надо... серьезно!
Внезапно я ощущаю на себе любопытные взгляды других пассажиров и замираю, уставившись в пространство. Минуту спустя, когда я с подчеркнуто независимым видом оглядываюсь по сторонам, пассажиры поспешно отводят глаза. Я из кожи вон лезу, отстаивая их право ехать в чистом поезде, а они считают меня чокнутой. Остаток пути я провожу, кипя от благородного негодования. Белобрысый нахал трясет башкой в такт своей дикой музыке и как заклинание бормочет: «Серьезно, серьезно, серьезно».
Наконец я дома. Закрываю дверь и прислоняюсь к ней в полном изнеможении, точно человек, который спасся от преследовавшей его стаи волков. Если бы можно было больше никогда не выходить из своей квартиры! Похоже, я пребываю в глубокой дисгармонии с мирозданием.
В такие тяжелые минуты, как эта, хорошо иметь рядом домашнего любимца. Например, хорошенькую кошечку в ошейнике с колокольчиком, которая со всех ног мчалась бы к дверям, едва заслышав звук отпираемого замка. Я покупала бы ей самый вкусный корм, который кошки с таким аппетитом поедают в рекламных роликах. Мы бы вместе смотрели телевизор, уютно устроившись на диване. Да, но пришлось бы возиться с кошачьим туалетом, с этими гранулами, покрытыми дерьмом... Брр!
Необходимо немедленно переключиться на что-то позитивное. Я решила, что должна связаться с Робом, и сейчас самое время это сделать. Пошлю ему письмо по электронной почте! Я швыряю сумку на пол, бегу к компьютеру и включаю его. Экран мерцает и зажигается, почтовый ящик попискивает, сообщая о новых письмах. Пара сообщений от Кристи, какой-то дурацкий каталог и письмо от него! Сердце мое готово выскочить из груди. Я судорожно сглатываю и читаю, почти касаясь экрана носом.
«Вив, привет!
Надеюсь, ты уже пришла в себя после субботних событий. Да, шоу удалось на славу. Я рад, что ты познакомилась с Сэм. Насколько я понял, она сказала тебе, что мы собираемся пожениться. Мне очень жаль, что ты узнала об этом таким образом. Я хотел пригласить тебя пообедать и рассказать о переменах в своей жизни. В последнее время столько всего произошло.
В любом случае, пожелай мне удачи!
Роб».
Ощущение такое, словно из экрана высунулся кинжал и пронзил мне горло.
Я отвечаю, в спешке попадая мимо клавиш.
«Роб, привет!
Прими мои поздравления. По-моему, твоя новая невеста очень привлекательная девушка. Было бы здорово пообедать вместе. Мне бы хотелось лично пожелать тебе удачи, семейного счастья и всего прочего».
Может, прежде чем отправлять ответ, стоит немного подумать, мелькает у меня в голове. Но курсор уже стоит на «отправить», и я щелкаю мышью. Готово! По крайней мере, я с ним встречусь. Меня сотрясает дрожь. Единственный мужчина в мире, который нужен мне, собирается жениться на другой и сообщает об этом по электронной почте. Как ни в чем не бывало пишет «мы собираемся пожениться». Словно пять лет, в течение которых мы планировали нашу свадьбу, были репетицией его свадьбы с этой бессовестной самозванкой.
Ответ приходит немедленно.
«Где и когда мы встретимся?»
Несмотря ни на что, он хочет меня увидеть. Это хороший знак. А столь быстрый ответ может означать только одно – он сидел у компьютера, ожидая, когда я выйду на связь. Меня охватывает возбуждение. Отлично, теперь надо решить, где нам лучше всего пообедать. Только не в ресторане, это слишком формально. И не там, где мы часто бывали вместе, это слишком сентиментально. Лучше всего пойти в паб, где подают горячее, – обстановка там спокойная и непринужденная.
«Как насчет „Смирной лошадки" на Кинг-стрит? Я читала, это неплохое место. В пятницу, в девятнадцать тридцать, тебя устраивает?»
Ух. Сообщение отправлено.
В течение пятнадцати минут я жду, поедая экран глазами. Ничего. Я открываю сообщения от Кристи. Оба не имеют ни малейшего отношения к работе. В первом она сообщает, что скучает по мне, во время перерыва на ланч ходила в наш любимый сэндвич-бар, но не взяла «ролл для сытного завтрака», который берет обычно, потому что впервые обратила внимание на количество содержащихся в нем калорий, и выяснилось, что оно превышает дневную норму гориллы. Во втором Кристи выражает надежду на то, что завтра, когда начнутся распродажи, я составлю ей компанию.
Я пишу ответ, но слышу нежный звоночек, говорящий о том, что поступило новое сообщение... черт, не от него. Это фотограф, предлагает посмотреть свадебные фотографии. Я набираю в грудь побольше воздуха и щелкаю мышью.
Джейн и Хьюго у входа в церковь, в самых разнообразных ракурсах. На некоторых фотках они выглядят довольно нелепо, например на той, где она пытается удержать развеваемую ветром вуаль, а он напрягся, словно спортсмен перед прыжком. Фотографий, на которых они целуются, так много, что мне надоедает их смотреть. Мое многострадальное сердце пронзает дикая боль, когда я вижу Роба и Сэм, позирующих в церковном дворе. Он выглядит классно, солнце золотит его волосы. Она изображает из себя фотомодель – скрестила ноги и откинула голову назад. Я злобно таращусь на нее и бормочу: «Корова, корова, корова!»
Надо бы отпечатать этот кадр и показать Кристи, решаю я. Пролистываю фотки дальше и нахожу нечто до боли знакомое. Вот я, во всей красе, одной рукой цепляюсь за Макса, другой держу бокал с шампанским и улыбаюсь идиотской пьяной улыбкой. На другой я демонически ухмыляюсь на заднем плане, за спинами счастливых молодоженов. Вот я сижу за столом, нацеливаясь проглотить рогалик с маслом, подводка под глазами размазана, рот раскрыт. А вот мы с Максом голова к голове, хихикаем как пара тупиц. И венец всего – я со свадебным букетом в руках стою рядом с Сэм и Робом. Господи боже. На ее фоне я выгляжу раскормленной гусыней, нос у меня распух как свекла, по лицу размазана помада. Роб смотрит в сторону, но Сэм пялится прямо в объектив. На ее губах играет легкая победная улыбка, волосы блестят, брови красивой формы. Безупречна и самоуверенна. Сразу понятно, она способна уничтожить меня одним движением своего изящного пальчика. Подпись под фотографией гласит: «Роб и Сэм с приятельницей». Не помню, когда этот чертов фотограф ухитрился нас щелкнуть. Он что, не понимает, что делать такие гнусные кадры – издевательство? Я роняю голову на руки и смотрю на экран сквозь переплетенные пальцы. Фотография по-прежнему омерзительна.
Звонок!
«Идет. Встретимся там, где ты сказала».
Глава девятая
ДРУЗЬЯ, ПОКЛОННИКИ И СЕКСУАЛЬНЫЕ ПАРТНЕРЫ
Как определить, нравишься ли ты ему?
1. Он внимательно слушает все, что ты говоришь?
2. Он отпускает комплименты относительно твоей внеш-ности?
3. Он часто облизывает губы, когда ты рядом?
4. Он способен смотреть тебе прямо в глаза более двух секунд?
5. Он улыбается во время разговора и смеется над твоими шутками?
6. Он пытается выведать, встречаешься ли ты с кем-нибудь?
7. Он готов отложить все дела ради встречи с тобой?
8. Он пытается казаться в твоих глазах влиятельнее/сильнее/умнее/остроумнее/богаче, чем он есть на самом деле?
9. Он без конца шлет тебе эсэмэски?
10. Он постоянно пытается к тебе прикоснуться?
Если ты ответила «да» в трех или более пунктах, можешь не сомневаться в его чувствах.
В офисе одуряюще жарко. Воздух похож на толстое одеяло, подоткнутое со всех сторон. На моем столе стоит фотография, на которой мы с Робом счастливо хохочем, вполне довольные друг другом. Не помню, упоминала ли я о том, что в течение нескольких лет обучалась искусству визуализации. Весь фокус состоит в том, чтобы мысленно представить картину желаемого во всех подробностях, сделать ее как можно более живой и яркой, а потом заставить ее двигаться и развиваться. Можете мне поверить, эта техника действительно работает, и использовать ее можно в самых разных целях. Например, когда идешь на собеседование и хочешь произвести выгодное впечатление. Или хочешь избавиться от чьей-то занудной болтовни. Или просто ищешь место на парковке. Я верю, эта фотография поможет мне вернуть Роба. Я смотрю на наши смеющиеся лица. Снимались мы на вершине Примроуз-Хилл. Роб поставил аппарат на выдержку, чтобы в кадре быть рядом со мной. Солнце создает нечто вроде нимба вокруг его мальчишечьих блондинистых кудрей. Его голубые глаза сияют. Его улыбка, которая сделала бы честь рекламе зубной пасты, заставляет мое сердце бешено колотиться. Я целую палец и прижимаю к его щеке.
За соседним столом Кристи с помощью лупы изучает фотографию Сэм. Вчера она проявила поистине удивительное служебное рвение. Разобрала все бумаги, написала отчеты, о которых я говорила, и даже начала составлять рождественские подарочные предложения. Состряпала впечатляющую презентацию, используя картинки из осенне-зимней коллекции. Похоже, вскоре одежда в стиле кантри опять войдет в моду, так же как и твид с шотландкой. Плюс расцветки под тигра и ягуара.
Передо мной – новый, значительно улучшенный вариант Кристи. Даже внешне она не похожа на себя, потому что водрузила на нос очки без диоптрий. Заявила, что так выглядит умнее, и я не стала ее разубеждать. Спрашиваю, будет ли она пить со мной чай.
