355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эмма (Эммуска) Орци (Орчи) » Алый Первоцвет » Текст книги (страница 6)
Алый Первоцвет
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 12:58

Текст книги "Алый Первоцвет"


Автор книги: Эмма (Эммуска) Орци (Орчи)



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Лицо Маргерит смягчилось, а глаза стали влажными.

– Арман – единственный человек в мире, который всегда любил меня, – прошептала она, словно обращаясь к самой себе. – Но что вы хотите от меня, Шовлен? – добавила она с отчаянием в голосе. – В моем теперешнем положении я ничего не могу сделать!

– Вовсе нет, гражданка, – сухо возразил Шовлен, не обращая внимания на ее призыв, который мог бы смягчить даже каменное сердце. – Никто не станет подозревать леди Блейкни, и сегодня с вашей помощью мне, быть может, удастся наконец раскрыть личность Алого Пимпернеля. Вы скоро отправитесь на бал, и там, гражданка, держите глаза и уши открытыми. Вы можете случайно услышать чьи-нибудь слова или шепот, можете запомнить каждого, с кем будут говорить сэр Эндрю Ффаулкс или лорд Энтони Дьюхерст. Сегодня вечером Алый Пимпернель будет на балу у лорда Гренвилла. Узнайте, кто он, и даю вам слово, что ваш брат будет в безопасности.

Шовлен приставил нож к ее горлу. Маргерит чувствовала, что попала в паутину, из которой нет спасения. Заложник принудил ее к повиновению, ибо она знала, что Шовлен никогда не произносит пустых угроз. Несомненно, Комитету общественной безопасности уже доложено об Армане, как об одном из «подозрительных»; ему не позволят снова покинуть Францию, и его ожидает беспощадный приговор, если она откажет Шовлену. Стараясь выиграть время, Маргерит протянула руку человеку, которого теперь боялась и ненавидела.

– Если я пообещаю помочь вам, Шовлен, – любезно осведомилась она, – вы отдадите мне письмо Сен-Жюста?

– Если вы окажете мне полезное содействие сегодня вечером, гражданка, – ответил он с саркастической улыбкой, – то я отдам вам письмо… завтра.

– Вы мне не доверяете?

– Я полностью доверяю вам, дорогая мадам, но жизнь Сен-Жюста в залоге у его страны, и вам понадобится выкупить ее.

– Но я могу оказаться бессильной помочь вам, – взмолилась она, – даже если буду стараться изо всех сил.

– Это будет весьма прискорбно, – спокойно заметил Шовлен, – для вас… и для Сен-Жюста.

Маргерит содрогнулась. Она поняла, что от этого человека ей нечего ожидать милосердия. Шовлен держал в своих руках жизнь ее брата, и она знала, что он будет безжалостен, если не добьется своего.

Несмотря на душевную атмосферу зала, Маргерит ощутила холод. Трогательные звуки музыки, казалось, доносились откуда-то издалека. Набросив на плечи дорогой кружевной шарф, она, словно во сне, наблюдала за происходящим на сцене.

На мгновение ее мысли перенеслись от любимого брата, которому грозила страшная опасность, к другому мужчине, также имевшему право на ее доверие и привязанность. Чувствуя одиночество и страх за Армана, Маргерит хотела искать совета и успокоения у того, кто мог помочь ей и утешить ее. Сэр Перси Блейкни любил ее когда-то, он ее муж, так почему же она должна в одиночку проходить через это тяжкое испытание? Конечно, у него мало ума, зато достаточно мускулов. Если она приложит весь свой ум, а он – всю энергию и мужество, то им вдвоем, возможно, удастся перехитрить коварного дипломата и спасти из его мстительных лап заложника, не подвергая опасности жизнь благородного вождя героической маленькой Лиги. Сэр Перси хорошо знал и любил Сен-Жюста – Маргерит не сомневалась, что он не откажется помочь.

Шовлен больше не обращал на нее внимания. Сказав жестокое «или – или», он предоставил ей решать. Теперь он казался поглощенным волнующими мелодиями «Орфея» и кивал острой, похожей на мордочку хорька головой в такт музыке.

Стук в дверь оторвал Маргерит от ее размышлений. Это оказался сэр Перси, высокий, сонный, добродушный, со своей глупой улыбкой, которая совсем недавно так действовала ей на нервы.

– Карета ждет, дорогая, – сказал он, как обычно растягивая слова. – Вы, наверное, хотите поехать на этот дурацкий бал… Извините… э-э… мсье Шовлен – я вас не заметил.

Сэр Перси кивнул Шовлену, поднявшемуся при его появлении.

– Так вы идете, дорогая?

– Тише! Ш-ш! – зашипели отовсюду.

– Чертовская наглость! – заметил сэр Перси с добродушной улыбкой.

Маргерит тяжко вздохнула. Ее последняя надежда казалась ей развеявшейся, как дым. Она встала и набросила накидку.

– Я иду, – сказала она, не глядя на мужа.

У дверей ложи Маргерит обернулась и бросила взгляд на Шовлена, который со шляпой в руке и странной улыбкой на тонких губах готовился последовать за столь неподходящей друг другу парой.

– Аи revoir [58]58
  До свидания (франц.)


[Закрыть]
, Шовлен, – любезно простилась она. – Мы вскоре встретимся на балу у милорда Гренвилла.

Очевидно, проницательный француз прочел в ее глазах нечто, вызвавшее у него чувство удовлетворения, ибо он с все той же иронической усмешкой взял понюшку табаку и, почистив кружевное жабо, довольно потирал костлявые руки.

Глава одиннадцатая
Бал у лорда Гренвилла

Бал, даваемый министром иностранных дел лордом Гренвиллом, был самым ослепительным торжеством года. Хотя осенний сезон только начался, все, кто занимал хоть какое-нибудь положение в обществе, ухитрились в этот день оказаться в Лондоне и блистать на этом балу в меру своих возможностей.

Его королевское высочество принц Уэльский также обещал присутствовать. Он отправился на бал прямо из оперы. Лорд Гренвилл уехал из театра после первых двух актов «Орфея», чтобы подготовиться к приему гостей. В десять часов – в те дни это считалось весьма поздним временем – украшенные экзотическими цветами и пальмами комнаты министерства иностранных дел уже были заполнены. Одна из них предназначалась для танцев, и изящные звуки менуэта служили аккомпанементом веселой болтовне и смеху большой и блестящей компании.

В небольшом зале, выходящем на лестницу, стоял хозяин дома, встречая гостей. Известные мужчины, красивые женщины, знаменитости из всех стран Европы одни за другими проходили мимо него с требуемыми тогдашней традицией поклонами и реверансами и затем, болтая и смеясь, исчезали в холле, приемной и комнате для игры в карты.

Неподалеку от лорда Гренвилла Шовлен в своем неизменном черном костюме, склонившись на стол, обозревал блестящее собрание. Он отметил, что сэр Перси и леди Блейкни еще не прибыли, и его светлые проницательные глаза устремлялись на дверь при каждом появлении очередного гостя.

Шовлен пребывал в изоляции – посланник революционного правительства Франции едва ли мог рассчитывать на популярность в Англии в то время, когда новости об ужасной сентябрьской резне и разгуле террора и анархии начали проникать через Ла-Манш.

В качестве официального лица он был вежливо принят английскими коллегами: мистер Питт обменивался с ним рукопожатиями, лорд Гренвилл неоднократно принимал его у себя, но более интимные круги лондонского общества полностью его игнорировали – женщины открыто поворачивались к нему спиной, а мужчины, не занимавшие официальной должности, не подавали ему руки.

Но Шовлена мало беспокоили эти светские недоразумения – он считал их незначительными инцидентами в своей дипломатической карьере. Горячо любя свою страну и с фанатичной преданностью служа делу революции, Шовлен презирал всякое социальное неравенство, что делало его нечувствительным к пренебрежению, с которым он столкнулся в туманной, чопорной и старомодной Англии.

Шовлен твердо верил, что все французские аристократы были злейшими врагами франции, и мечтал видеть их униженными всех до единого. В царстве террора он одним из первых выразил свирепое желание, «чтобы у аристократов имелась одна голова на всех, дабы ее можно было отсечь простым ударом гильотины». Поэтому каждого французского дворянина, сумевшего бежать за границу, Шовлен рассматривал как законную добычу гильотины, несправедливо отнятую у нее. Несомненно, что эти роялистские эмигранты, попав за рубеж, сразу же начинали возбуждать гнев против Франции. Бесконечные заговоры плелись в Англии, Бельгии, Голландии с целью побудить какую-нибудь из великих держав послать войска в революционный Париж, освободить короля Людовика и перевешать кровожадных вождей этой чудовищной республики.

Таким образом, не приходилось удивляться, что романтическая и таинственная личность Алого Пимпернеля вызывала у Шовлена лютую ненависть. Этот человек и руководимая им шайка молодых наглецов, располагающие немалыми деньгами, а также необычайной смелостью и ловкостью, сумели вывезти из Франции сотни аристократов. Девять десятых эмигрантов, принятых с почетом при английском дворе, были обязаны своим спасением Лиге Алого Пимпернеля.

Шовлен поклялся своим коллегам в Париже, что узнает личность этого проклятого англичанина, заманит его во Францию, и тогда… Он удовлетворенно вздохнул при мысли о зрелище этой загадочной головы, падающей под ножом гильотины так же легко, как головы других людей.

Внезапно на лестнице началась суета, и все умолкли на момент, когда мажордом объявил:

– Его королевское высочество принц Уэльский и сопровождающие его сэр Перси Блейкни и леди Блейкни!

Лорд Гренвилл поспешно направился к двери, чтобы встретить почетного гостя.

Принц Уэльский, одетый в великолепный придворный костюм из оранжево-розового бархата, богато расшитый золотом, вошел под руку с Маргерит Блейкни. Слева от него шагал сэр Перси в кремовом атласном костюме экстравагантного incroyable покроя с воротником и манжетами из дорогого кружева; под мышкой он держал шляпу, на светлых волосах не было следов пудры.

После обычных почтительных приветствий лорд Гренвилл обратился к принцу:

– Позволит ли мне ваше высочество представить ему мсье Шовлена, аккредитованного агента французского правительства?

Шовлен сразу же после появления принца шагнул вперед, ожидая этого представления. Он поклонился, на что принц ответил кратким кивком.

– Мсье, – холодно произнес он, – мы постараемся забыть о пославшем вас правительстве и рассматривать вас как нашего гостя – джентльмена из Франции. В этом качестве добро пожаловать, мсье.

– Монсеньер, – снова поклонился Шовлен. – Мадам, – добавил он, отвешивая церемонный поклон Маргерит.

– А, мой маленький Шовлен! – весело воскликнула она, протягивая ему руку. – Мсье и я – старые друзья, ваше королевское высочество.

– Ну, тогда, – промолвил принц на сей раз весьма любезно, – вы вдвойне желанный гость, мсье.

– Есть кое-кто еще, кого я хотел бы представить вашему королевскому высочеству, – вмешался лорд Гренвилл.

– Кто же это? – осведомился принц.

– Мадам графиня де Турней де Бассрив и ее дети, недавно прибывшие из Франции.

– Тогда, клянусь честью, им крупно повезло!

Лорд Гренвилл обернулся в поисках графини, сидевшей в дальнем конце комнаты.

– Господи! – шепнул принц Маргерит, бросив взгляд на неподвижную фигуру пожилой дамы. – Она выглядит весьма печально и добродетельно!

– Право же, ваше королевское высочество, – с улыбкой ответила Маргерит, – добродетель, подобно ароматному цветку, благоухает сильнее, когда она растоптана.

– Увы, мадам! – вздохнул принц. – Добродетель очень не идет прекрасному полу.

– Мадам графиня де Турней де Бассрив, – представил гостью лорд Гренвилл.

– Очень рад, мадам. Как вам известно, его величество – мой отец – всегда счастлив приветствовать ваших соотечественников, вынужденных покинуть Францию.

– Ваше королевское высочество необычайно любезны, – с достоинством ответила графиня, указав затем на дочь, робко стоящую рядом. – Моя дочь Сюзанна, монсеньер.

– Она очаровательна! – сказал принц. – А теперь позвольте мне, графиня, представить вам леди Блейкни, которая почтила нас своей дружбой. У вас с ней, несомненно, есть что сказать друг другу. Каждый соотечественник леди Блейкни, благодаря ей, вдвойне желанный гость, ее друзья – наши друзья, а ее враги – враги Англии.

Голубые глаза Маргерит весело блеснули во время экзальтированного монолога ее знатного друга. Графиня де Турней, недавно так жестоко оскорбившая ее, получила публичный урок, который не мог не обрадовать Маргерит. Но для графини уважение к королевской крови являлось почти религией – она была слишком хорошо вышколена в области придворного этикета, чтобы проявить малейшие признаки смущения, когда обе дамы присели друг перед другом в церемонном реверансе.

– Его королевское высочество как всегда любезен, мадам, – с притворной скромностью промолвила Маргерит, во взгляде которой поблескивали озорные огоньки. – Но в его словах не было нужды – ваша доброжелательность ко мне при нашей последней встрече прочно запечатлелась в моей памяти.

– Мы, бедные изгнанники, мадам, – чопорно отозвалась графиня, – выражаем нашу признательность Англии, подчиняясь желаниям монсеньера.

И обе дамы вновь присели в реверансе.

Тем временем принц обменялся несколькими любезными словами с юным виконтом.

– Счастлив познакомиться с вами, мсье виконт, – сказал он. – Я знал вашего отца, когда он был послом в Лондоне.

– Ах, монсеньер! – ответил виконт. – Тогда я был маленьким мальчиком, а теперь я обязан чести этой встречи нашему покровителю, Алому Пимпернелю.

– Тише! – быстро шепнул принц, указывая на Шовлена, который стоял немного поодаль, наблюдая за Маргерит и графиней с саркастической улыбкой на тонких губах.

– Нет, монсеньер, – отозвался он на жест принца. – Умоляю не удерживать виконта от выражения признательности. Название этого красного цветка отлично известно мне и всей Франции.

Принц внимательно посмотрел на него.

– Право, мсье, – промолвил он, – Возможно, вы знаете о нашем национальном герое больше нас? Быть может, вам даже известно, кто он? Взгляните! – добавил его королевское высочество, оборачиваясь к группе женщин. – Все дамы не сводят с вас глаз! Вы завоюете прочную популярность среди прекрасного пола, если удовлетворите их любопытство.

– Монсеньер, – почтительно произнес Шовлен, – во Франции ходит слух, что ваше высочество может, если только пожелает, дать исчерпывающее описание этого загадочного полевого цветка.

Говоря, он бросил взгляд на Маргерит, но она бесстрашно встретила его, не обнаружив признаков волнения.

– Нет, друг мой! – ответил принц. – Мои уста на замке, а члены Лиги ревностно охраняют секрет их предводителя, так что его прекрасные поклонницы должны удовлетвориться обожанием тени. В Англии, мсье, одно только имя Алого Пимпернеля вызывает всеобщий энтузиазм. Никто его не видит за исключением преданных помощников. Мы не знаем, высокий он или низкорослый, блондин или брюнет, но не сомневаемся, что он храбрейший человек во всем мире, и гордимся тем, что он англичанин.

– Ах, мсье Шовлен! – добавила Маргерит, с вызовом глядя в непроницаемое лицо француза. – Его королевскому высочеству следовало бы упомянуть, что мы, женщины, думаем о нем как о легендарном герое. Мы обожаем его, носим его эмблему, дрожим за него, когда он в опасности, и восхищаемся им в час победы!

Шовлен молча поклонился принцу и Маргерит, не сомневаясь, что целью обеих речей было выразить ему презрение и бросить вызов. Принца Уэльского – любителя праздных развлечений – он в свою очередь презирал, а красавицу с цветками из бриллиантов и рубинов в золотистых волосах крепко держал в кулаке, и потому мог позволить себе молча ожидать дальнейших событий.

Последовавшую паузу нарушил громкий и глупый смех.

– Мы, бедные мужья, – воскликнул сэр Перси, – должны покорно терпеть, пока наши жены обожают тень!

Все рассмеялись, и принц громче всех. Напряжение спало, и в следующий момент толпа рассеялась по разным комнатам.

Глава двенадцатая
Клочок бумаги

Хотя Маргерит продолжала весело болтать, хотя ее окружало куда большее внимание, чем любую из присутствующих женщин, она глубоко страдала, чувствуя себя, как приговоренный к смерти, проводящий на земле последний день.

Ее нервы пребывали в состоянии болезненного напряжения, которое увеличивалось стократно в течение часа, проведенного в компании мужа между театром и домом лорда Гренвилла. Тоненький луч надежды на то, что она сможет обрести в этом ленивом добряке друга и советчика, исчез так же быстро, как появился, в тот момент когда Маргерит осталась наедине с ним. Отношение все того же добродушного снисхождения со стороны мужа, сходное с тем, какое испытывают к преданному слуге или домашнему животному, заставило ее отвернуться от человека, который должен был явиться для нее моральной поддержкой в теперешнем душераздирающем кризисе, кто обязан дать ей хладнокровный совет, когда она разрывается между любовью к брату, находящемуся в смертельной опасности далеко отсюда, и ужасом перед страшной службой, требуемой от нее Шовленом в обмен на безопасность Армана.

Однако ее моральная поддержка и хладнокровный советчик стоял в окружении пустоголовых молодых щеголей, с явным удовольствием повторяя сочиненное им нелепое четверостишие. Казалось, им больше не о чем говорить. Даже принц со смехом спросил у нее, как она оценивает последний поэтический шедевр своего супруга.

 
Тебя мы ищем тут и там.
Никто сказать не может нам,
В какую спрятался ты щель,
Неуловимый Пимпернель.
 

Bon mot [59]59
  Острота (франц.)


[Закрыть]
сэра Перси распространилась по всему дому. Принц был очарован и клялся, что жизнь без Блейкни превратилась бы в мрачную пустыню. После чего, взяв под руку сэра Перси, он увлек его в комнату для карт, где оба тут же включились в игру.

Сэр Перси, чей интерес к светским сборищам обычно сосредотачивался вокруг карточного стола, позволял жене флиртовать, танцевать и развлекаться, как ей заблагорассудится. И сегодня, сообщив гостям bon mot новейшего изготовления, он оставил Маргерит в окружении поклонников, жаждущих заставить ее забыть о присутствии щеголеватого лентяя, который был достаточно глуп, считая, что умнейшая женщина Европы может успокоиться в призрачных узах английского брака.

Все еще испытываемые тревога и напряжение только прибавили очарования прекрасной Маргерит Блейкни; эскортируемая стаей мужчин различных возрастов и национальностей, молодая женщина вызывала возгласы восхищения у каждого, мимо кого она проходила.

Маргерит больше не тратила времени на размышления. Несколько богемное воспитание сделало ее фаталисткой. Она ощущала, что не в силах управлять событиями, которые должны развиваться сами по себе. От Шовлена ей нечего было ожидать милосердия. Назначив цену за голову Армана, он предоставил ей выбор, платить ее или нет.

Несколько позже Маргерит заметила сэра Эндрю Ффаулкса и лорда Энтони Дьюхерста, казалось, только что прибывших. Она увидела, что сэр Эндрю тотчас же направился к Сюзанне де Турней, и молодые люди вскоре уединились в одной из оконных ниш, ведя там серьезный и, по-видимому, приятный для обоих разговор.

Два джентльмена выглядели усталыми и встревоженными, однако были безукоризненно одеты, и в их безупречном поведении ничто не выдавало ощущения катастрофы, грозившей их предводителю и им самим.

О том, что Лига Алого Пимпернеля не намерена отказываться от своих планов, Маргерит узнала от юной Сюзанны, которая сообщила ей, что граф де Турней должен быть вывезен Лигой из Франции в течение нескольких ближайших дней. Рассматривая блестящую и нарядную толпу в ярко освещенном танцевальном зале, Маргерит спрашивала себя, кто же из них таинственный Алый Пимпернель, держащий в своих руках нити рискованных заговоров и судьбы бесценных человеческих жизней.

Хотя Маргерит уже многие месяцы слышала об Алом Пимпернеле и воспринимала его анонимность, как и все общество, теперь ею овладело жгучее желание открыть его тайну, независимо от Армана и Шовлена, а исключительно из чувства восхищения перед его смелостью и ловкостью.

Конечно, Алый Пимпернель находится где-то на балу, так как сэр Эндрю Ффаулкс и лорд Энтони Дьюхерст, очевидно, явились сюда, чтобы встретиться со своим шефом и получить от него свежее mot d'ordre [60]60
  распоряжение (франц.)


[Закрыть]
.

Маргерит окидывала взглядом аристократические нормандские лица [61]61
  Имеются в виду потомки жителей герцогства Нормандского, чей повелитель – герцог Вильгельм – в XI в. завоевал Англию.


[Закрыть]
, коренастых, светловолосых саксов [62]62
  Саксы – германское племя, в V-VI вв. завоевавшее Англию.


[Закрыть]
, более мягкие и жизнерадостные кельтские черты [63]63
  Кельты – группа племен, населявших в древности многие страны Европы. На Британских островах их потомками являются жители Шотландии, Ирландии и Уэльса.


[Закрыть]
, ища в ком-нибудь из присутствующих властность, энергию и хитрость, позволившие ему стать предводителем группы благородных английских джентльменов, среди которых, по слухам, был и сам принц Уэльский.

Сэр Эндрю Ффаулкс, устремивший нежный и томный взгляд голубых глаз на юную Сюзанну, уведенную от него и от их приятного tete-a-tete [64]64
  пребывания наедине (франц.)


[Закрыть]
ее суровой матерью? Конечно, нет, решила Маргерит, наблюдавшая, как он отвернулся с тяжким вздохом, когда хрупкая фигурка Сюзанны исчезла в толпе.

Она видела, как сэр Эндрю подошел к двери, ведущей в маленький будуар, и, прислонившись к ней, с беспокойством огляделся вокруг.

Отделавшись от очередного назойливого кавалера, Маргерит начала пробираться сквозь толпу к двери, у которой стоял сэр Эндрю. Она не могла объяснить, зачем ей это понадобилось. Возможно, ею руководил всемогущий рок, столь часто управлявший людскими судьбами.

Внезапно Маргерит остановилась, как вкопанная, завидев, что сэр Эндрю остается в том же положении, но лорд Хейстингс – молодой щеголь, приятель ее мужа и один из окружения принца Уэльского – проходя мимо него, что-то быстро сунул ему в руку.

С восхитительно изображенным безразличием Маргерит, чуть ускорив шаг, вновь двинулась к двери, за которой теперь скрылся сэр Эндрю.

С того момента, как Маргерит увидела сэра Эндрю, облокотившегося на дверь, и до того, как она последовала за ним в маленький будуар, прошло не более минуты. Судьба обычно быстро наносит удар.

Теперь леди Блейкни словно прекратила свое существование. Оставалась только Маргерит Сен-Жюст, проведшая детство и юность под надежной опекой своего брата Армана. Она забыла о своем положении, достоинстве, энтузиазме в отношении Алого Пимпернеля – обо всем, кроме опасности, грозящей жизни Армана, и о том, что на расстоянии менее двадцати футов от нее, в руках сэра Эндрю Ффаулкса, возможно, находится талисман, который спасет ее брата.

Прошло еще тридцать секунд после того, как лорд Хейстингс что-то вложил в руку сэра Эндрю, и до того, как Маргерит вошла в будуар. Сэр Эндрю стоял спиной к ней у стола, на котором находился массивный серебряный канделябр. Держа в руке клочок бумаги, он как раз приступил к изучению его содержимого.

Не осмеливаясь дышать, Маргерит бесшумно, так как ее мягкое облегающее платье не издавало ни единого звука, скользя по тяжелому ковру, приблизилась поближе к сэру Эндрю. Как только он обернулся и увидел ее, она издала стон, провела рукой по лбу и пробормотала:

– В комнате такая жара, и мне стало нехорошо… Ах!

Маргерит пошатнулась, словно собиралась упасть, и сэр Эндрю, придя в себя и скомкав в руке записку, которую читал, подоспел вовремя, чтобы поддержать ее.

– Вы больны, леди Блейкни? – с беспокойством спросил он. – Позвольте мне…

– Нет-нет, ничего страшного, – быстро прервала она. – Дайте мне стул.

Маргерит опустилась на стул рядом со столом, откинула голову и закрыла глаза.

– Ну, вот, – все еще полушепотом проговорила она. – Головокружение проходит… Не тревожьтесь за меня, сэр Эндрю; уверяю вас, мне уже лучше.

Несомненно, в подобные моменты – и психологи это подтверждают – в нас появляется некое шестое чувство. Мы не видим, не слышим и не трогаем окружающее нас, и тем не менее представляем его столь ясно, как будто делаем одновременно и то, и другое, и третье. Маргерит сидела, закрыв глаза. Сэр Эндрю стоял позади нее, а справа находился стол с канделябром, в котором горели пять свечей. Перед внутренним взором Маргерит не было ничего, кроме лица Армана, чьей жизни грозила страшная опасность, и кто смотрел на нее на фоне смутно вырисовывающейся кровожадной парижской толпы, голых стен Трибунала общественной безопасности, где общественный обвинитель Фукье-Тенвиль требовал жизни ее брата именем французского народа, и жуткой гильотины с ее запятнанным кровью ножом, ожидающим очередной жертвы…

На несколько секунд в будуаре воцарилось мертвое молчание. Доносившиеся из сверкающего танцевального зала мелодичные звуки гавота [65]65
  Гавот – западноевропейский танец французского происхождения, распространенный в XVII-XVI1I вв.


[Закрыть]
, шелест богатых платьев, разговоры и смех казались странным таинственным аккомпанементом происходящей здесь драмы.

Сэр Эндрю не говорил ни слова, но Маргерит Блейкни овладело упомянутое шестое чувство. Она не могла видеть, ибо ее глаза были закрыты, не могла слышать, так как шум из зала заглушал тихий шорох клочка бумаги, но тем не менее она твердо знала, что в этот момент сэр Эндрю поднес записку к пламени одной из свечей.

В ту же секунду, когда бумага начала гореть, Маргерит открыла глаза, протянула руку и двумя точеными пальчиками выхватила горящий клочок у молодого человека. Задув охватывающее бумажку пламя, она поднесла ее к ноздрям с великолепным спокойствием.

– Как это внимательно с вашей стороны, сэр Эндрю! – весело воскликнула Маргерит. – Очевидно, ваша бабушка научила вас, что запах горелой бумаги – отличное средство от головокружения.

Она удовлетворенно вздохнула, крепко сжимая между унизанными драгоценностями пальцами талисман, который, быть может, спасет жизнь ее брата Армана. Сэр Эндрю ошеломленно уставился на нее не в силах осознать, что произошло в действительности, и, разумеется, не понимая, что от этого клочка бумаги зависит жизнь одного из его товарищей.

Маргерит разразилась серебристым смехом.

– Что вы смотрите на меня с таким удивлением? – весело осведомилась она. – Уверяю вас, что я чувствую себя гораздо лучше: ваше средство оказалось весьма эффективным. В этой комнате такая чудесная прохлада, а звуки гавота из зала тоже отлично успокаивают.

Маргерит продолжала легкомысленно болтать, пока сэр Эндрю ломал голову над тем, как ему побыстрее извлечь клочок бумаги из изящной ручки собеседницы. В его мозгу инстинктивно мелькали тревожные мысли; внезапно он вспомнил о национальности Маргерит и об ужасной истории с маркизом де Сен-Сиром, которую в Англии никто не принимал всерьез из чувства всеобщего уважения к сэру Перси и его супруге.

– Вы все еще мечтаете? – смеясь, продолжала Маргерит. – Должна заметить, сэр Эндрю, что вы не слишком галантны, и что, как я теперь припоминаю, вы казались скорее испуганным, чем обрадованным, когда увидели меня здесь. Начинаю думать, что не забота о моем здоровье и не средство, которому научила вас бабушка, побудили вас сжечь этот клочок бумаги… Должно быть, вы стремились поскорее уничтожить последнее жестокое послание вашей возлюбленной. Признавайтесь, – добавила она, шутливым жестом подняв вверх листок, – было это ее последнее conge [66]66
  прости (франц.)


[Закрыть]
с призывом расстаться друзьями?

– Что бы это ни было, леди Блейкни, – ответил сэр Эндрю, начиная постепенно обретать самообладание, – записка принадлежит мне, и…

Не заботясь о том, что его поступок может выглядеть неучтивым по отношению к даме, молодой человек попытался выхватить записку, но мысли и действия Маргерит под прессом внутреннего напряжения оказались более быстрыми и уверенными. Высокая и сильная, она отскочила назад, толкнув маленький шератоновский [67]67
  Шератон – легкий элегантный стиль мебели, введенный на рубеже XVIII-XIX вв. англичанином Томасом Шератоном.


[Закрыть]
столик, который с грохотом упал вместе со стоявшим на нем массивным канделябром.

Маргерит издала вопль ужаса.

– Свечи, сэр Эндрю! Скорей!

Вреда оказалось немного: две свечи погасли при падении канделябра, другие всего лишь испачкали жиром дорогой ковер, и лишь одна подожгла бумажный колпачок. Сэр Эндрю быстро и ловко потушил пламя и вернул канделябр на стол, но это заняло у него несколько секунд, в которых нуждалась Маргерит, чтобы прочитать записку – полдюжины слов, написанных тем же искаженным почерком, который она видела раньше, и завершающихся той же эмблемой – похожим на звезду цветком, изображенным красными чернилами.

Когда сэр Эндрю вновь взглянул на нее, он увидел на ее лице лишь облегчение по поводу счастливого завершения досадного инцидента; записка уже была брошена на пол. Молодой человек подобрал ее с явным облегчением.

– Вам должно быть стыдно, сэр Эндрю, – продолжала Маргерит, шутливо качая головой, – терзать сердце какой-то впечатлительной герцогини, добиваясь симпатии малышки Сюзанны. Очевидно, вам помог сам Купидон, рискуя спалить все министерство иностранных дел, с целью заставить меня уронить любовную записку, прежде чем ее осквернит мой нескромный взгляд. Только подумать, что минутой позже я могла бы узнать секреты заблудшей герцогини!

– Надеюсь, вы извините меня, леди Блейкни, – промолвил сэр Эндрю, к которому вернулось спокойствие, – если я вернусь к прерванному вами интересному занятию?

– Разумеется, сэр Эндрю! Я больше не рискну стать на пути бога любви! Как бы он не подверг меня какому-нибудь страшному наказанию за мою дерзость. Так что жгите на здоровье ваш залог любви.

Свернув бумажку в трубочку, сэр Эндрю вновь поднес ее к пламени свечи, сразу же охватившему ее. Он был так поглощен своим разрушительным занятием, что не заметил странной улыбки своей прелестной vis-a-vis [68]68
  визави, сидящий напротив (франц.)


[Закрыть]
, в противном случае выражение облегчения исчезло бы с его лица. Молодой человек наблюдал, как роковая бумажка извивалась в пламени. Когда последний кусочек упал на пол, он наступил ногой на пепел.

– А теперь, сэр Эндрю, – продолжала Маргерит Блейкни с присущим ей очаровательным легкомыслием, – не рискнете ли вы вызвать ревность вашей дамы, попросив меня станцевать с вами менуэт?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю