Текст книги "Свадебный переполох"

Автор книги: Эмилия Прыткина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Арусяк простояла полчаса и стала клевать носом. Тетка к тому времени успела изрисовать пять листов ватмана и беспрерывно делала Арусяк замечания:

– Стой так! Не шевелись! Не криви губы! Не морщи лоб!

Стоять не было сил, и Арусяк стала демонстративно зевать, разевая рот до самых гланд. Через час тетка порвала все листы, сломала карандаш и вздохнула:

– Все не то, все ерунда.

Арусяк пулей юркнула под одеяло, повернулась к стенке и накрылась с головой, твердо решив, что если эта падла, на которую вдруг снизошло вдохновение, посмеет ее потревожить, то она поставит ее возле окна и будет всю ночь напролет издеваться над ней: читать Джека Лондона на английском языке, например. Тетка еще немного походила по комнате, выкурила сигарету, потом выключила свет и легла спать.

– Арусяк, ты спишь уже? Я хотела с тобой поговорить, – прошептала она.

В ответ Арусяк залилась таким храпом, что Офелии пришлось накрывать голову подушкой.

Глава 3
В гостях

Утром Арусяк проснулась от того, что в коридоре кто-то ругался. Она быстренько надела джинсы и футболку и, стараясь не разбудить мирно дрыхнущую тетку Офелию, на цыпочках вышла из комнаты. Собравшиеся в коридоре домочадцы – дядя Гамлет, его жена Рузанна, Петр, Аннушка, бабушка Арусяк – переругивались с каким-то мужчиной средних лет в кепке, перед которым стояли два мешка с сеном.

– Я вам говорю, мы не заказывали сено, это ошибка, – твердила бабушка Арусяк.

– Ваш номер телефона? – настаивал мужчина, тыкая пальцем в мятый обрывок бумажки.

– Наш, – хором ответили бабушка и дядя Гамлет.

– Гамлет здесь живет? – продолжал мужчина.

– Здесь, это я, – ответил дядя.

– Ну вот и все, хватит мне голову морочить! Забирайте сено, мне еще другие заказы развозить, а я тут время теряю! – крикнул мужик, придвигая мешки с сеном к бабке.

– Нам не нужно сено! Мы в городе живем, коров не разводим! – твердила бабушка.

– Это не мое дело, разводите вы или нет. Может, вы сами его едите. Заказывали – забирайте! – продолжал мужчина.

– Слушайте, это какая-то ошибка, давайте разберемся, – предложил Петр.

– Не хочу разбираться. Мне позвонили, продиктовали адрес и номер телефона, сказали передать сено Гамлету. Заберите его и отпустите меня, вах! – плюнул в сердцах мужчина.

– Но мы не заказывали сено, – встряла в разговор жена Гамлета Рузанна.

– Я заказывал! – крикнул Сенулик, выходя из комнаты. – Для коня.

– Вот видите, а вы говорите, – обрадовался мужик. – Забирайте сено, и дело с концом.

– Я убью тебя, Сенулик! – заорала бабушка Арусяк и кинулась на внука. Тот метнулся в ванную и заперся там.

Петр вздохнул, достал деньги и расплатился с мужчиной. Тот подобрел, в свою очередь откланялся и сказал, что, несмотря на ошибку, готов привозить сено, когда понадобится.

– Пока не надо, это бы деть куда-нибудь, – почесал затылок дядя Гамлет.

– Что делать станем? – поинтересовался Петр, указывая на мешки, когда мужчина удалился.

– Не знаю, – пожал плечами Гамлет.

– Коня кормить будем, купим и будем кормить! – выкрикнул из ванны Сенулик.

– Я знаю: подарим моему брату на свадьбу! – хлопнула себя по лбу бабушка Арусяк.

Петр кашлянул и стал объяснять ей, что, во-первых, свадьба не у брата, а у его сына, а во-вторых, два мешка сена не очень-то подходят для подарка. Бабушка фыркнула и припомнила, что когда она выходила замуж, братец подарил ей два мешка навоза, так что сено будет в самый раз.

– Я еще им долго печку топила, высушила и топила, – вспомнила бабушка. – Э-эх, были же хорошие времена.

– Мама, сейчас не те времена, чтобы дарить сено, – ответил Петр.

– Ну как хотите, тогда просто отвезем ему, – пожала плечами бабушка.

– Это другое дело, – улыбнулся он.

Через час все стали дружно собираться. Аннушка нарядилась, надушилась французскими духами, стянула с Арусяк ее любимые рваные джинсы и облачила в какое то совершенно идиотское платье времен бабушкиной молодости, которое Арусяк-старшая извлекла из своего сундука: по ее мнению, именно в таком наряде настоящая армянская девушка должна появиться на деревенской свадьбе. Тетка Офелия облачилась в сиреневый балахон, призванный защитить ее от негативной энергии, которой будет предостаточно на свадьбе. Жена Гамлета Рузанна надела платье, в котором обручалась. Бабушка достала свой шерстяной парадный костюм и, несмотря на уговоры и тридцатиградусную жару, напялила его. Сенулик был вымыт и причесан, а Гамлету и Петру были выданы свежие носки, чистые сорочки и инструкция, сколько вина можно выпить. Принарядившись, семейство отправилось на свадьбу бабкиного племянника Армана.

Арман, рослый детина двадцати пяти лет от роду, жил себе припеваючи аж до прошлой недели, пока родительница не объявила сыну, что уже давно вошла в тот возраст, когда справляться с уходом за скотиной и огородом в одиночку становится трудно, и если он не осчастливит ее в ближайшее время невесткой, то придется ей самой заняться поиском подходящей кандидатуры. Арман вздохнул, почесал в затылке и пошел в деревню искать невесту.

Через два часа невеста была найдена: красивая статная девушка, которая училась в Ереване на швею. Арман понравился ей сразу, но выходить замуж сию же минуту девушка не желала. Кокетливо стреляя глазками, она объявила ухажеру, что, может, и выйдет за него замуж, но не раньше, чем закончит обучение. «Ага, буду я ждать, меня к тому времени женят на какой-нибудь пигалице!» – подумал Арман и тем же вечером подкараулил девушку у магазина, затолкал в машину и увез домой. Невеста прибыла к будущей свекрови без туфель, потерянных по дороге, зато с куском хозяйственного мыла, купленного в магазине, поголосила для приличия, но замуж выйти согласилась. Через неделю назначили свадьбу, на которую пригласили человек пятьдесят гостей, в том числе семью Мурадян.

– А шашлыки будут настоящие? А кебаб? А ламаджо? – интересовалась Арусяк, надеясь наесться от пуза и попробовать настоящие армянские блюда, а не те, что готовил в отцовском ресторане шеф-повар Сурен Хачатрян по рецептам, которые Аннушка записала, когда ездила в Ереван погостить.

– На наших свадьбах все есть! Это тебе не урусские свадьбы, – съязвила бабушка Арусяк и с видом победителя посмотрела на невестку.

Невестка ничего не ответила, но, судя по тому, как она посмотрела на свекровь, обиду затаила.

Битый час тряслись в автобусе гости из Еревана. Бабка Арусяк успела задремать, Офелия – снова уйти в нирвану, братья о чем-то беседовали, а Аннушка и Арусяк развлекали Сенулика, который пытался вырваться от них и выдернуть у спящей бабки волос из носа.

Через час автобус остановился возле дома с высоким каменным забором. Двери распахнулись, и люди, пошатываясь от долгой тряски, вышли на свежий воздух. На пороге их встретила мать Армана, Роза, по славной армянской традиции расцеловала всех по нескольку раз и пригласила пройти в дом. Стол накрыли во дворе. В ожидании жениха и друзей, поехавших за невестой, родственники мужа начали пить вино и уминать салат оливье из чана. Роза, завидев это, выпроводила всех гостей в сад под предлогом посмотреть грядки. Вернувшись, гости ни вина, ни оливье не обнаружили.

Спустя час томительного ожидания улицу огласил гул автомобильных сирен. Все вышли за калитку встречать гостей. Из первой машины, возглавляющей колонну и украшенной пластмассовой куклой и ленточками, вышел гордый жених под ручку с невестой. Далее следовал грузовик с невестиным приданым, за грузовиком – десяток машин всех цветов и марок. Завершал процессию девяностолетний дед невесты на коне, который по такому случаю надел бурку и папаху. Попытки снять деда с коня успехом не увенчались, поскольку дед успел с утра выпить горячительного и оставлять лошадь без присмотра категорически отказывался. Пришлось загнать коня в сарай, запереть, вручить деду ключи и усадить его на лавку напротив сарая, где он благополучно проспал всю свадьбу. Гости загалдели и стали рассаживаться по автобусам и машинам, чтобы ехать в церковь на венчание.

Все происходило так стремительно, что Арусяк только и успевала вертеть головой из стороны в сторону. Дед, услышав голоса, вскочил, стал требовать внимания и заявил, что в церковь молодые не поедут, поскольку он, старый коммунист, не допустит такого позора. А если внучка желает уважить деда, то пусть едет в загс как нормальная советская женщина. Видимо, тот факт, что «союз нерушимый республик свободных» давным-давно распался, остался старику неведом. Впрочем, знать об этом ему было необязательно: получив такую страшную весть, он или умер бы от разрыва сердца, или достал бы свою шашку, сел на коня и поскакал спасать Отечество.

Деда стали запихивать в автобус. Он категорически отказывался ехать на колесах и требовал коня. Проблему решила мама Армана, которая вручила ему кувшин с вином. Старик крякнул, обиделся и вернулся на свое место. Сенулик, который не сводил с дедовского коня глаз с того момента, как тот въехал во двор, сидел перед сараем и просовывал в щелочку сено, уговаривая коня поесть.

– Смотри, осторожно, – пригрозил дядя Гамлет, проходя мимо.

– Я буду осторожным, папа, обещаю, – ответил довольный Сенулик, которому наконец-то выпало счастье вплотную приблизиться к мечте всей своей жизни.

Аннушка ехать никуда не собиралась, поскольку сразу сказала мужу, что участвовать в подобном балагане не намерена и едет в деревню исключительно из уважения к своей свекрови, а та и сама не хотела ехать в церковь. Теперь они с бабкой тихо сидели под яблоней, изображая нежно любящих друг друга свекровь и невестку. Петр, который с момента приезда в деревню стал Погос-джаном, помогал отцу жениха разводить костер и разбираться с шашлыком. Как только все уехали, мать Армана и еще пара женщин стали быстро накрывать на стол. Арусяк подошла к бабке и уселась рядом.

– Что-то есть хочется, – проворчала бабушка.

– Ага, – подтвердила Арусяк.

– Надо было дома поесть, а не на свадьбу надеяться! – ехидно заметила Аннушка.

– Сейчас приду! – заявила бабушка и куда-то побежала.

Спустя пять минут она явилась мрачная, но с тремя морковками.

– Ешь! Это полезно, – проворчала она, вручая внучке морковку.

Сказать о том, что родственнички пожалели бутерброда из лаваша с сыром, бабке не позволила гордость. Арусяк с Аннушкой вздохнули и стали дружно грызть морковку.

Вскоре к ним присоединилась тетя Офелия, которой не хватило места в автобусе.

– Э-эх, когда я уже на твоей свадьбе погуляю? – горестно вздохнула бабушка и посмотрела на дочь.

– Когда-нибудь, – отрезала Офелия.

Видя, что поговорить с дочерью не удается, бабушка переключила внимание на Аннушку и стала жаловаться на жену дяди Гамлета. Аннушка флегматично посмотрела на бабку, нащупывая в кармане платья пузырек с пургеном. Офелия недолго думая подошла к дереву, сорвала парочку зеленых абрикосов, один из которых съела сама, а другой протянула Арусяк. Арусяк с удивлением посмотрела на тетку и от абрикоса отказалась. Тогда Офелия пожала плечами и стала жевать второй, потом подошла к дереву, оглянулась вокруг, сорвала еще десяток и стала их поглощать. Арусяк смотрела на нее с тоской и ждала возвращения молодоженов, то и дело потирая рукой бурчащий живот.

Вскоре стали выносить подносы с едой и накрывать на стол. Стол тут же облепили большие зеленые мухи, которых в деревне было полно. Увидев это, бабушка Арусяк не выдержала, подошла к маме Армана и брезгливо заявила, что в оливье и прочих салатах увязли мухи и есть она такое не будет, а если они желают, чтоб она уважила их и села за стол, то пусть примут меры. Мать Армана фыркнула и заявила, что мухи в деревне водились всегда и регулярно попадали то в суп, то в мацун, однако никто от этого не умер, а если бабке так противно, то пусть она вытащит насекомых, а еду накроет целлофаном. А вообще-то никто не обидится, если бабушка не сядет за стол, поскольку еды мало, а народу много, и желающих полакомиться оливье, пусть даже с мухами, найдется предостаточно.

– Зачем же тогда народу столько приглашали? – возмутилась бабушка.

– Затем, – фыркнула мама Армана и вручила бабке ложку для извлечения мух и целлофан.

Бабушка гордо подняла голову и удалилась. Спустя пару минут страшно голодная Арусяк занялась весьма увлекательным и, главное, ответственным делом: прищурившись, она ходила вокруг стола, выковыривала мух из салатов и бросала их в железную плошку. Процесс продвигался медленно, и она решила вынимать их вместе с горстями салата. Тетя Офелия помогала ей, а бабушка Арусяк снова удалилась под яблоню к Аннушке и затянула вечную песнь про плохую невестку Рузанну. Вскоре из церкви вернулись молодожены, взмокшие от жары и счастливые. Гостей быстро рассадили. Арусяк с бабкой, мамой и Офелией усадили с краю, Пете места не хватило вообще, и он присел возле костра с шашлыком. Бабушка довольно улыбнулась и толкнула Арусяк локтем в бок:

– Сейчас папа нам шашлычка принесет. Пусть сами едят свой оливье с мухами, хи-хи!

– Ага! – обрадовалась Арусяк, искоса поглядывая, как гости ловко орудуют ложками.

За минуту гости смели не только оливье, который ели прямо из салатников, но и всю бастурму, суджук и прочие закуски. Когда Петр с отцом жениха поставили на стол первые подносы с шашлыком, бабушка вскочила и попыталась выхватить хотя бы кусочек, но гости оказались проворнее. Бабушка снова толкнула Арусяк в бок и прошептала:

– Сейчас еще принесут, не зевай.

Зевать Арусяк не собиралась, поскольку к тому времени она готова была съесть даже оливье с мухами. Вторая попытка успехом не увенчалась, как и первая. Бабушка тихо выругалась и пошла к отцу жениха, своему брату, жаловаться. Тот тяжко вздохнул и сказал:

– Эх, Арус, ну ты же свой человек! Не обижать же мне гостей.

Бабушка плюнула и вернулась назад. Есть хотелось страшно.

В это время свадьба шла своим чередом. Гости поздравляли молодоженов, дарили подарки, пели и танцевали. В левом углу стола под раскидистой грушей сидели музыканты: двое играли на дудуках, один – на дголе, один – на аккордеоне. Юные джигиты вдохновенно играли и время от времени прикладывались к кувшину с вином. Люди, выходившие танцевать, кидали в футляр из-под дгола деньги. Мать жениха подошла к бабке Арусяк и прошептала на ухо:

– Арус, а тебе не кажется, что сын твоего двоюродного брата Вазгена в детстве был черненьким?

– Мне не кажется, я, слава богу, склерозом не страдаю, – обиженно ответила бабушка и добавила: – Зато мне кажется, что скоро мой живот прилипнет к позвоночнику от голода.

– А почему он стал вдруг белым? – спросила Роза, делая вид, что не услышала последнюю реплику, и показала в сторону парня, вовсю растягивающего аккордеон.

– И правда белый, – сказала бабушка, прищурившись. – Может, поседел? А это вообще он?

– Конечно, он, мы специально вчера соседа Сурика отправили в Ереван, чтобы он зашел к Вазгену и попросил, чтобы его сын приехал со своими друзьями поиграть на нашей свадьбе, – ответила Роза. – Сегодня утром он и приехал с музыкантами, сказал, что от Вазгена.

– А чего Вазген не приехал? – поинтересовалась бабушка.

– Сын сказал, что заболел.

– А-а, ну, значит, все в порядке. Знаешь, почему он белый? Я вспомнила: бабушка жены Вазгена была урусом, он, наверно, с возрастом побелел, в нее пошел, – ответила бабушка.

– Может быть, но это странно, – задумалась мать жениха и убежала за очередным тазиком с оливье.

Отчаявшись поесть, Арусяк совсем скисла, как вдруг подошел Петр, хитро улыбнулся и прошептал бабке на ухо:

– Сейчас-сейчас, я вам вкусненького принесу.

Бабушка приободрилась. Через десять минут голодные гости из Еревана наблюдали роскошную картину: несущийся бегущий по огороду прямо по грядкам, Петр подпрыгивал, перекидывал из руки в руку какой-то дымящийся предмет яйцеобразной формы и дул на него. В эту минуту он был похож на Прометея, убегающего с огнем от гневных богов. Петр добежал до бабки и плюхнул ей в тарелку нечто. Арусяк, Аннушка и бабушка, истекая слюной, наклонились над тарелкой, посмотрели, принюхались, подняли глаза и дружно спросили:

– А что это?

– Это баранье яйцо! – гордо ответил Петр. – Оно вкусное, вы ешьте, я вам скоро второе принесу, шашлыка-то больше нет.

Бабушка и Аннушка внимательно изучили продукт со всех сторон, вздохнули, но решили попробовать. Бабушка взяла нож и попыталась разрезать злополучное яйцо, которое вертелось на тарелке, как яблочко из сказки Пушкина. Тогда бабушка прижала его вилкой и что есть силы надавила ножом. Яйцо лопнуло и щедро оросило сидящих рядом гостей, в том числе Аннушку, Офелию, Арусяк и бабку, желтовато-красной жидкостью.

– Ваше яйцо всмятку оказалось! – фыркнула Аннушка, отряхивая костюм.

– Погос! – завопила бабушка.

На зов матери явился Петр-Погос. К тому времени Арусяк уже совсем умирала от голода, но отец пообещал, что через несколько минут принесет им два прожаренных яйца. Очень скоро он действительно вернулся, но почему-то с пустыми руками, сел рядом с бабкой, вздохнул и прошептал:

– Яйца украли.

– Как украли? – возмутилась бабушка.

– Вот так! Нет их на костре, только шампуры стоят. Пока я в туалет ходил, кто-то стырил.

– Ты в винный погреб ходил, а не в туалет! – ехидно заметила Аннушка.

Петр виновато посмотрел на дочь, на мать и на жену и выдохнул:

– Ладно, потерпите еще немного, я что-нибудь придумаю.

Терпеть было уже невмоготу, и Арусяк, оставив маму, Офелию и бабку, отправилась исследовать огород на предмет наличия там хоть чего-нибудь съестного. Побродив по огороду и ничего не найдя, Арусяк вошла в дом и обнаружила там мать жениха, которая что-то заворачивала в лаваш и запихивала в рот себе и своим внукам. Завидев Арусяк, Роза накрыла лаваш и миску полотенцем и сделала вид, что ничего не происходит.

– А можно мне тоже чего-нибудь съесть? – жалобно протянула Арусяк.

– Нельзя! – отрезала Роза, пытаясь побыстрее дожевать бутерброд. – У нас больше ничего нет.

Арусяк вздохнула и побрела назад. Дети вскочили, подбежали к ней и стали дразнить: «Джи-джиль, джи-джиль, рус-кукурус, джи-джиль». При этом они смачно жевали бутерброды и кривлялись. Арусяк оглянулась и увидела Розу, которая достала припрятанную миску и отдала ее самому младшему внуку. Арусяк подошла поближе. Довольный парнишка быстро орудовал ложкой, уплетая оливье. «Джи-джиль!» – радостно промычал мальчик, отправляя в рот очередную порцию.

– Угостишь меня? – облизнулась Арусяк.

– Иди отсюда, рус-кукурус, – огрызнулся мальчишка, отправляя в рот ложку с горкой.

Арусяк махнула рукой и вернулась к гостям.

Начинало темнеть, а свадьба была в самом разгаре. Футляр из-под дгола был полон денег, и музыканты время от времени опустошали его, складывая деньги в рюкзак.

– Да, заработают они прилично, – сказала Арусяк, посмотрев на рюкзак.

– Им не отдадут все деньги. Заплатят, сколько причитается, а остальное заберут себе молодые. Так принято, – ответила Офелия, посмотрела на часы и вздохнула: – Сатурн уже в Тельце.

Арусяк, которая после вчерашнего вечера боялась даже смотреть в сторону тетки, опасаясь, что она снова заставит ее позировать или придумает что-нибудь еще, с удивлением посмотрела на Офелию, но так и не решилась спросить, означает ли вход Сатурна в созвездие Тельца то, что их наконец покормят или, наоборот, не покормят ни при каких обстоятельствах.

– А кстати, где Гамлет, Рузанна и Сенулик? – поинтересовалась бабушка.

– Сенулик спит дома, а Гамлет и Рузанна… А где Гамлет и Рузанна? – удивилась Роза, оглядывая гостей.

– А я их с самого начала не видела, – заметила Аннушка.

– А может, мы их в церкви забыли? – спросил усатый дядя, какой-то троюродный родственник, который сидел напротив бабки.

– Точно, забыли. Помню, когда мы в автобус садились, двое бежали за ним и махали руками. Парень в костюме и женщина в красном платье, – прищурившись, сказал родственник троюродного родственника – грузный дядька с толстыми щеками и носом картошкой.

– Погос! – снова заорала бабушка.

Через минуту явился Погос, выслушал бабку, почесал голову, подошел к жениху и что-то прошептал ему на ухо. Жених утвердительно кивнул и ухмыльнулся.

– Поеду за ними, в церковь, машину возьму у Армана, – сказал Погос и убежал.

Через час Погос вернулся и заявил, что ни в церкви, ни в подвалах, куда он спустился в сопровождении сторожа, предположившего, что супруги могли уединиться там, ни возле церкви, ни в придорожном кафе брата с женой не обнаружено.

– Наверно, обиделись и поехали в Ереван, – покачала головой бабушка Арусяк. – Эх, Роза, как нехорошо получилось, сына моего обидела.

– А я при чем, я вообще никуда не ездила, – пожала плечами Роза и подмигнула бабке, показывая на рюкзак музыкантов. – Не злись, Арус, смотри, сколько денег в мешке. Говорила я, что свадьба окупится, говорила.

– Что тут окупать было? – вздернула брови бабушка.

– Как что? – удивилась Роза. – Пятерых баранов зарезали, двадцать банок горошка купили на оливье, суджук, бастурма. Да один костюм Армана сто долларов стоит. Зато какой красавец сынок мой! Какой красавец! Вах, весь в меня.

– Я пирожков купил по дороге, держи, дай бабушке и Офелии, – прошептал Погос, просовывая Арусяк под столом сверток с пирожками.

Арусяк довольно облизнулась и протянула руку, нащупывая пирожки.

Но не тут-то было. Сверток развернулся, пирожки упали на пол и немедленно были схвачены хозяйским псом, который пулей вылетел из-под стола с пирожками в зубах и потрусил в сторону своей будки.

– М-да, поесть сегодня не удастся, – вздохнула Офелия и снова посмотрела на часы.

Через час некоторые гости стали собираться уходить, другие пошли в сад, а кое-кто остался сидеть за столами.

Бедная Арусяк вышла за калитку, села на лавочку, запрокинула голову и стала смотреть на небо. Теплый летний ветерок шелестел в листьях деревьев, из сада доносились голоса людей, а она сидела и с ужасом думала о том, что когда-нибудь и на ее свадьбе кто-то будет выковыривать мух из оливье и слушать раскатистое урчание голодного желудка.

– До свидания! – радостно воскликнули музыканты, проходившие мимо.

– До свидания, вы замечательно играли! – сказала им вслед Арусяк.

– Старались.

Музыканты сели в синий «жигуленок». Мотор заревел, и машина умчалась, оставляя за собой облако пыли, а Арусяк пошла к бабке.

– Может, и мы домой поедем? – спросила она. – А то уже и музыканты уехали.

– Как уехали? – удивилась Роза.

– Вот так, только что сели в машину и уехали, я сама видела, – сказала Арусяк.

Лицо Розы, и без того вытянутое, вытянулось еще больше.

– А деньги? – промычал муж Розы, брат бабки Арусяк, который напился и проспал пол свадьбы.

– Ну, не знаю, у того, кто играл на аккордеоне, был рюкзак за плечами, наверно, там деньги и лежали.

– Надо позвонить Вазгену и поговорить с ним. Пусть завтра пришлет сына с деньгами обратно, а то нехорошо получается, – покачала головой бабушка Арусяк.

– Так почта уже закрыта, а телефона дома нет, – развела руками Роза. – Странно, мы же договорились, что они после свадьбы отдадут нам деньги.

– Возьми у Погосика, у него есть мобильный телефон, – гордо сказала бабушка, всем своим видом давая понять, что ее сын – не деревенщина, а большой человек, директор ресторана «Арарат», укомплектованный чудо-техникой двадцать первого века.

Петр достал из кармана телефон, Роза побежала домой и через несколько минут вернулась с записной книжкой:

– Звони, вот номер.

Роза, ее муж, бабушка Арусяк, Аннушка, Офелия и Арусяк-младшая обступили Петра плотным кольцом и приготовились слушать.

– А где у этого телефона шнур? – шепотом спросила Роза.

– Нет у этого телефона шнура, я же тебе говорю, это мобильный телефон, – сказала бабушка.

– Вазген? Вазген? Это ты? Это Петя! – заорал в трубку Петр. – Как какой Петя? Ну, сын Арусяк, да, Погос, да. Вазген, ты как себя чувствуешь?

Все замерли и стали смотреть Петру в рот, как будто от его слов зависела судьба всего мира.

– Слушай, Вазген, тут твой сын с друзьями все деньги с собой забрал, нехорошо как-то. Ты ему скажи, пусть он завтра обратно привезет. Какие деньги? Ну, со свадьбы Армана. Что? Нет, сегодня была свадьба. Не он? Как не он? Алло, Вазген, что? Вазген? Что? Нет? Ну, извини. – Петр с ужасом посмотрел на Розу, потом на бабушку Арусяк и присел на стул. – Вазген, дядя Вазген! Не обижайся! Алло… Дядя!..

– Что там такое? – спросила бабушка.

– Вазген обиделся, что его на свадьбу не пригласили. А его сын уже три года как в Лос-Анджелесе в армянском ресторане на аккордеоне играет. Вот такие дела получаются, – надул щеки Петр и выдохнул.

– А кто же тогда на свадьбе играл? – схватилась за голову Роза и побежала в дом.

Через пару минут она вернулась с пьяным в стельку соседом Суриком, который накануне ездил в Ереван к Вазгену, и устроила ему допрос с пристрастием. Сурик сначала отнекивался, но потом признался, что до Вазгена он не дошел, а успел только купить жене новые тапки на базаре, покататься на американских горках и поесть от пуза кебаба в одной из шашлычных, которая находится в центре города, то ли возле памятника Ованесу Туманяну, то ли возле какого-то другого памятника.

– А там эти ребята сидели, мы водки выпили, они сказали, что они хорошие музыканты. Обещали мне денег дать после свадьбы, – промычал Сурик и бухнулся на пол.

– Все понятно, вас кинули, – хихикнула Офелия.

Роза схватилась за голову и убежала в дом.

– Петя, забирай Сенулика, и поехали домой, – махнула рукой Аннушка.

– А на чем мы поедем? Уже час ночи, – вздохнул Петр и развел руками.

– Я вас довезу, – сказал водитель автобуса, который сидел на лавочке и пил тан. – Мне тоже в Ереван.

Наступил тягостный момент прощания. Бабушка Арусяк как могла утешила Розу, которая заперлась в погребе и рыдала. Петр пожелал молодоженам долгой и счастливой жизни, пригласил их в Харьков, взял на руки спящего Сенулика и пошел к автобусу. В Ереван голодное семейство Мурадян приехало в два часа ночи.

Дверь открыл заспанный Гамлет.

– А вы где были? – спросила бабушка.

– На свадьбе, – зевнул дядя.

Выяснилось, что после безуспешной попытки догнать уходящий автобус дядя с женой присоединились к другим молодоженам, которые, как они уверяли, праздновали свадьбу в том же селе. Дядя с женой вскочили в их автобус в надежде, что доедут до села, а там найдут дом Розы. Но оказалось, что девушка действительно была из того же села, что и Роза, а вот жених – из совершенно другого. Дядя обнаружил ошибку только тогда, когда вышел из автобуса и обратил внимание на то, что в их селе были горы, а здесь сплошная равнина.

– Ну, уже поздно было. К тому же люди оказались очень гостеприимные, за стол нас посадили, накормили, ох, так накормили. Еще и с собой дали полную корзину сыра, шашлыка и лаваша. На кухне стоит, что делать с ним – не знаю.

– Где шашлык?! – одновременно завопили Арусяк и Офелия и дружно бросились на кухню.

– А вы что, ничего не ели? – удивился Гамлет.

– М-м-м… – промычала Офелия, жадно вгрызаясь в шашлык.

Остальные последовали ее примеру. Дядя удивленно посмотрел на родичей, пожелал спокойной ночи и ушел спать. Оставшиеся умяли весь шашлык, лаваш и сыр. Не прошло и часа, как родственники, довольно потирая полные животы, стали расходиться по комнатам.

Арусяк быстренько прошмыгнула к себе и шмыгнула под одеяло, опасаясь, что тетка Офелия снова вздумает нарисовать ее портрет.

Бари луйс [2]2
  Барилуйс – армянское приветствие, дословно означает «добрый свет».


[Закрыть], Офелия!

Тетка Офелия была странной с самого рождения. В отличие от своей племянницы, она родилась без кисточек на ушах и с вполне гладкой безволосой спиной. Странность ее заключалась в другом: девочке не исполнилось и трех лет, когда она взяла в руки карандаш и стала рисовать. И пока другие детки бегали по двору и вовсю наслаждались детством, Офелия сидела в своей комнате и рисовала картины. Покойный отец Офелии талант дочери всячески поддерживал, считая, что раз природа наделила хоть одного из его детей даром, то надо этот дар развивать. Мать же, Арусяк, была иного мнения: благополучно выскочив замуж в шестнадцать лет, она желала такой же судьбы и для своих дочерей. Да и какая может быть другая судьба у приличной армянской девушки: выйти замуж и нарожать детей.

Впрочем, Арусяк искренне верила, что рано или поздно дурь из головы дочери выветрится. Однако Офелия все больше уходила в мир своих картин и, закончив школу, поступила в Институт культуры на факультет живописи, который закончила с отличием. Мать, обеспокоенная будущим дочери, срочно стала подыскивать женихов, но Офелия давала всем от ворот поворот. Правда, нашелся один добрый человек, тоже художник, но, как выяснилось позже, человек он был вовсе не добрый, а пропойца и лентяй, который пудрил мозги юным девушкам и выкачивал из них деньги. После встречи с ним Офелия окончательно ушла в себя и никого не подпускала ближе чем на пушечный выстрел.

Арусяк поохала, а потом смирилась или почти смирилась и если и напоминала дочери о замужестве, то крайне редко. Офелия продолжала рисовать свои картины и, в общем-то, никому не мешала, разве что невестке Рузанне, которая никак не могла дождаться, когда же сестра ее мужа наконец-то покинет квартиру и избавит их от вечного запаха краски.

Впрочем, в тот вечер, когда испуганная Арусяк-младшая шмыгнула под одеяло, тетке было не до портретов: единственное, что волновало ее в последнее время, – так это положение планет и состояние астрального тела. С недавних пор тетка Офелия увлеклась эзотерикой и астрологией; вернее, ее увлек мастер по изготовлению дудуков Ованес, который стоял на ярмарке народных промыслов, именуемой в народе вернисажем, по соседству с теткой и дудел в дудук, завлекая покупателей, в то время как Офелия тщетно пыталась продать свои картины. К вечеру обычно выяснялось, что ни дудуки мастера Ованеса, ни теткины шедевры у черствых людей, ни фига не понимающих в искусстве, особой популярностью не пользуются.

Так продолжалось месяц, пока Ованес наконец не продал пять дудуков зараз: юный узбек, приехавший в Ереван на экскурсию, услышал чарующие звуки музыки, подскочил к Ованесу и расплакался, потому что их звук напомнил ему рев любимого осла, который месяц назад безвременно погиб, сорвавшись в ущелье. Узбек купил пять дудуков, поскольку кроме него смерть бедного животного оплакивали еще три брата и старенький отец. Счастью Ованеса не было предела, он стал благодарить узбека и предложил купить еще и пару картин, которые продавала его соседка Офелия. Растроганный узбек посмотрел на картины и сказал, что купил бы одну большую, если бы на них был изображен осел. Тетка, чья душа жаждала признания, заверила узбека, что может нарисовать ему хоть десяток ослов, если он оставит ей деньги на краски. Узбек полез в глубины своего засаленного халата, извлек оттуда смятые купюры, отсчитал сто долларов и попросил тетку закончить работу через три дня.

В назначенное время перед очами узбека предстало полотно кисти великого художника Офелии Мурадян: над обрывом, поросшим мелким кустарником, упираясь передними копытами в камни и подняв задние к небу, стоял осел. Морда осла, обращенная к речке, бурлящей внизу, выражала ужас. Черное от грозовых туч небо нависало над обрывом, придавая картине необходимую трагичность. На заднем фоне были изображены маленькие фигурки узбеков, которые бежали, простирая руки к обреченному животному. Увидев картину, узбек залился горючими слезами и прорыдал на груди у мастера Ованеса добрых полчаса, после чего вытер мятым носовым платком глаза и отдал тетке еще двести долларов, пообещав, что всенепременно закажет ей еще парочку картин, ежели судьба когда-нибудь снова забросит его в Ереван.

Вечером тетка с Ованесом отмечали радостное событие и распивали на лавочке возле вернисажа вино. Ованес лукаво улыбнулся и сказал, что продажа дудуков и картины – вовсе не случайность, а следствие его тренировок по освобождению своего астрального тела и наблюдения за ходом планет. После этого добрый Ованес вручил Офелии две книги: одну – по астрологии, а другую – по эзотерике; в последней описывались выходы астрального тела из физического.

– Если внимательно следить за ходом планет, то можно вычислить дни благоприятные и не очень, – заверил он тетку, – а если научиться освобождать свое тело, то можно вообще ничего не вычислять, а просто отправить его заранее туда, куда тебе нужно, и сделать все, что ты хочешь. А потом это все сбудется, точь-в-точь так, как ты запрограммировала. Запрограммируешь, что картины продадутся, – так и будет. Думаешь, я просто так дудуки продал?

Астрология показалась тетке наукой сложной, а вот путешествия в астрале захватили ее всецело, и уже месяц она пыталась достичь хотя бы первой ступени, при которой начиналось легкое покалывание по всему телу, последующее онемение членов, покачивание и толчок, за которым начиналась вторая ступень: собственно выход астрального тела и его дальнейшие путешествия.

Вот и в тот вечер Офелия зашла в комнату, посмотрела на Арусяк и попросила ее о следующем: